3. Конкуренция и монополия

После пространного обсуждения предпринимательства мы можем теперь критически обсудить трактовку современной теорией цены вопросов монополии и конкуренции. Наша позиция относительно этих крайне важных аспектов теории цены будет резко отличаться от доминирующей в этой области ортодоксии. Причем наше несогласие с доминирующей теорией непосредственно опирается на обретенное нами понимание природы предпринимательства и роли, которую оно играет в рыночном процессе.

Современная ортодоксия рассматривает определение цен и объема производства в рамках ряда альтернативных "рыночных структур". Некоторые из них, с добавлением различных определений, названы "конкурентными", другие (с теми же определениями) названы "монополистическими".

Обширная литература, касающаяся этого аспекта теории, в значительной степени состоит из обсуждения противоречивых критериев классификации рыночных структур и уместности различных ярлыков. Неудовлетворенность этой литературой в конечном счете проистекает от неудовлетворенности теориями цены, ограничивающими себя рассмотрением состояний равновесия. Теория, воздерживающаяся от попытки понять рыночный процесс, как бы она ни интересовалась конкурентностью, явно будет неспособна понять разницу между конкурентным процессом и другими процессами. Современная ортодоксия, фактически, видит конкуренцию (и, разумеется, монополию) скорее как "ситуацию", чем как процесс <по этому поводу см.: Edwards H.P. Competition and Monopoly in the British Soap Industry. -- London: Oxford University Press, 1962, p. 5.; McNulty P.J. A Note on the History of Perfect Competition // Journal of Political Economy 75 (August 1967), p. 398; Demsetz H. Perfect Competition, Regulation, and the Stock Market // Economic Policy and the Regulation of Corporate Securities, ed. H.G. Marine. -- Washington, D.C.: American Enterprise Institute, 1969, p. 2.>. Моя позиция будет заключаться в подчеркивании необходимости изучения конкурентного характера рыночного процесса, и, следовательно, необходимости разработать критерии "конкурентности" как термина, который будет использоваться в этом контексте. Это повлечет за собой дальнейшее расхождение с современной теорией цены что касается многозначного использования термина монополия, и, в частности, в отношении теории монополистической конкуренции. Я буду доказывать, что последняя отказалась от прежнего акцента на совершенной конкуренции по ошибочным причинам; поэтому новая теория страдала теми же самыми недостатками, которые сделали старую теорию бесполезной.

Конкуренция: ситуация или процесс?

Для обычного человека термин конкуренция, несомненно, выражает понятие о людях, энергично конкурирующих друг с другом, каждый из которых старается в своей деятельности опередить своих соперников. Суть этой идеи заключается в осведомленности о том, что делают твои соперники и в сознательных усилиях сделать что-то отличное и лучшее. Как постоянно разъясняется, в экономической теории термин конкуренция используется как раз в противоположном смысле. "[Конкуренция] в широком смысле, как ее понимают деловые люди, в значительной степени состоит в уничтожении конкуренции в узком, экономическом смысле" <Robinson J. The Impossibility of Competition // Monopoly and Competition and Their Regulation. Ed. E.H. Chamberlin. -- L.: Oxford University Press, 1954, pp. 245--246; см. также: Hennipman P. Monopoly: Impediment or Stimulus to Economic Progress? // Monopoly and Competition and Their Regulation, p. 426; Sherrard A. Advertising, Product Variation, and the Limits of Economics // Journal of Political Economy 59 (April 1951), pp. 131-132>. Для специалистов в теории цены совершенная конкуренция обозначает ситуацию, где каждый субъект рынка делает то же самое, что и любой другой, где совершенно бессмысленно пытаться достичь чего-то лучшего, чем то, что делают другие, и в которой фактически нет необходимости следить за тем, что делают другие. Это состояние "спокойного признания решения рынка в отношении цены" <см.: Georgescu-Roegen N. Chamberlin's New Economics and the Unit of Production // Monopolistic Competition Theory: Studies in Impact. Essays in Honour of Edward H. Chamberlin. Ed. R. Kuenne. - N. Y.: John Wiley, 1967, p. 32>.

Часто высказывается сожаление по поводу того, что отличие терминологии экономиста от терминологии обычного человека порождает путаницу относительно природы конкуренции в экономической науке и препятствует общению с непосвященными. Только совсем недавно стало признаваться, что обыденная терминология соответствует той стороне рыночного процесса, которая срочно требует к себе теоретического внимания и что терминология экономиста фактически оказала плохую услугу экономической теории, отвлекая внимание от этого аспекта. Закрепив в неоклассической теории за термином конкуренция особый смысл, экономисты долгое время не замечали необходимости анализа роли конкурентного процесса.

Но так было не всегда. Не так давно было указано на то, что для Адама Смита конкуренция была не "ситуацией", а живым процессом <McNulty P.J. Note on the History of Perfect Competition, p. 398; см. также: McNulty P.J. The Meaning of Competition // Quarterly Journal of Economics 82 (November 1968), pp. 639-656> и что представление о конкуренции как о ситуации, свободной от конкурентной активности, как ее понимает обычный человек, возникло лишь недавно вследствие интереса Курно к результатам конкуренции (в отличие от самого процесса). Но именно развитие понятия конкуренции Курно -- возможно потому что экономисты разделяли суждение Стиглера о нем, как о "гораздо более точном и элегантном чем у Смита" <Стиглер. Совершенная конкуренция: исторический ракурс // Теория фирмы. Под ред. В.М. Гальперина. -- СПб.: Экономическая школа, 1995, с. 299--328> -- стало доминировать в этой области. Возможно, до выхода проницательной и новаторской работы Хайека "Смысл конкуренции" <прочитана в виде лекции в 1946 г. и опубликована в кн. Hayek F.A. "Idividualism and Economic Order. -- London: Routledge and Kegan Paul, 1949 [Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. -- М.: Изограф, 2000]> между этими двумя концепциями -- конкуренции как процесса и конкуренции как состояния, вытекающего из этого процесса -- вообще не проводилось (по крайней мере в англоамериканской экономической науке) четкого различия. Справедливость приписывания неоклассическим экономистам теории цены, полностью зависящей от совершенной конкуренции, не является в данный момент объектом нашего интереса. Хорошо известна точка зрения Шори Петерсона <Petrson S. Antitrust and the Classic Model // American Economic Review 47 (March 1957), p. 60-78> о том, что ведущие неоклассики, особенно Дж. Б. Кларк и Маршалл, вовсе не были неосведомлены о важности и общественной полезности того, что позже стало концепцией "работающей конкуренции" Дж. М. Кларка. Но дело в том, что ни "работающая конкуренция", ни шумпетеровский процесс "созидательного разрушения" <см.: Шумпетер. Капитализм, социализм и демократия, гл. VII> (который Петерсон походя приравнивает к "работающей конкуренции") -- и менее всего разработка Чемберлином "монополистической конкуренции" -- не повлекли за собой ни одной попытки подойти вплотную к конкуренции как к рыночному процессу. Ни одно из этих направлений не отдает себе отчета в том, что предположительно традиционное понятие «рынок с совершенной конкуренцией» делает бесполезным не его малая распространенность или трудность обнаружения в реальном мире и не явная ошибочность утверждения, что он является необходимым условием для эффективной рыночной экономики, но скорее его вкрадчивое допущение "существования ситауции, истинное объяснение которой заключается в признании результатов конкурентного спроса" <Хайек. Индивидуализм и экономический порядок, с. 104>.

То, что теория "работающей конкуренции" не смогла решить проблему конкуренции как процесса было фактически признано Дж. М. Кларком, проявившим в 50-е гг. интерес к динамике конкуренции <Clark J.M. Competition and the Objectives of Government Policy // Monopoly and Competition and Their Regulation. Ed. E.H. Chamberlin. -- L.: Oxford University Press, 1954, pp. 326--28; idem. Competition: Static Models and Dynamic Aspects // Americal Economic Review 45 (May 1955), pp. 450--462. Свои идеи Кларк развил в своей книге: Clark J.M. Competition as a Dynamic Process. -- Washington. D.C.: Brookings Institution, 1961> (хотя мы найдем причину для некоторой неудовлетворенности даже этой его попыткой). Представление Шумпетером конкуренции как процесса "созидательного разрушения" на первый взгляд кажется ближе к нашему конкурентному рыночному процессу. Однако при более внимательном изучении кажется, что неудовлетворенность Шумпетера традиционным понятием совершенной конкуренции вызвана скорее тем, что оно ограничивается неизменной моделью производственной деятельности. Подчеркивание Шумпетером "конкуренции, основанной на открытии нового товара, новой технологии, нового источника сырья" <Шумпетер. Капитализм, социализм и демократия, с. 128>, как представляется, не отражает признания природы рыночного процесса (в отличие от состояния, к которому он ведет). Скорее, это отражает его мнение о том, что понятие совершенной конкуренции не обязательно ограничивает виды конкурентного давления, осуществляемого рынком. Но, как мы убедимся, действительная слабость идеи совершенной конкуоенции в первую очередь состоит не в том, что, как считал Шумпетер, она рассматривает только ценовую конкуренцию в системе неизменных товаров и способов производства. Ее настоящая слабость в том, что даже относительно собственно ценовой конкуренции эта идея предполагает, что течение конкуренции уже полностью прекратилось, так что на рынке совершенной конкуренции не происходит никакой активной конкуренции даже с точки зрения цены <более подробное сравнение и противопоставление моих взглядов с точкой зрения Шумпетера см. ниже раздел "Шумпетер, созидательное разрушение и конкурентный процесс">.

Появление теории монополистической конкуренции также никак не привлекло внимание экономистов к насущной потребности в теории конкурентного процесса. Наоборот, ее критика актуальности теории совершенной конкуренции скорее усилила использование экономической теории совершенной конкуренции в качестве нормы, на основе которой оценивается эффективность реального мира. И кроме того, неудачное определение теоретиками монополистической конкуренции действительно слабого места модели совершенной конкуренции, привело к тому, что она была заменена моделью, страдающей тем же пороком. Как модель совершенной конкуренции, так и модель монополистической конкуренции страдают тем недостатком, что, будучи равновесными моделями, они представляют собой ситуации, в которых, как предполагается, уже достигнуты результаты соответствующих процессов. Но сама энергия, с которой защитники новой теории монополистической конкуренции атаковали старую ортодоксию совершенной конкуренции, отвлекала внимание от общего дефекта обеих моделей. В этой главе мы детально обсудим эти вопросы.

За десятилетия, истекшие со времени опубликования работы Хайека, в литературе время от времени указывалось на необходимость теории конкурентного процесса и, по крайней мере, получило широкое распространение мнение о том, что модель совершенной конкуренции вообще не дает теории какого-либо процесса. Хотя утверждение, что работа Хайека в конце концов утвердила в теории четкое различие между конкуренцией как процессом и конкуренцией как ситуацией, появляющейся в результате процесса (звучит слишком сильно), стало ясно, что теория конкурентного равновесия должна быть дополнена теорией процесса, и что обыденное представление о конкуренции по крайней мере может служить ориентиром для создания такой теории <важными в этом отношении можно назвать следующие работы: Machlup. The Economics of Sellers' Competition, pp. 279 f., 106; Эрроу К. К теории ценового приспособления // Теория фирмы. Под ред. В.М. Гальперина. -- СПб.: Экономическая школа; Richardson G.B. Information and Investment. -- L: Oxford University Press, 1960, pp. 23--24; McCord Wright D. Some Notes on Ideal Output // Quarterly Journal of Economics 76 (May 1962), pp. 173--185; Clark J.M. Competition as a Dynamic Process; см. также ссылки, сделанные выше; Dewey D. The Theory of Imperfect Competition: A Radical Reconstruction. -- N. Y.: Columbia University Press, 1969>.

Конкуренция, понимаемая как процесс, -- основная тема этой книги, и именно ее тесную связь с предпринимательством мы исследуем в следующем параграфе. Затем мы изучим возможную роль монополии в рамках теории цены, которая возникает из нашего понимания, связывающего дух соперничества с предпринимательской активностью.

Предпринимательство и конкуренция

Теорема, которую я попытаюсь здесь объяснить, включает в себя понятия чисто роббинсианской экономически рациональной деятельности, чисто предпринимательской деятельности (подробно разработанной в гл. 2) и конкурентности (как "процесса"), обсуждавшейся в предыдущем параграфе. Теорема звучит следующим образом: чисто роббинсианская экономически рациональная деятельность никогда не конкурентна; чисто предпринимательская деятельность всегда конкурентна. Другими словами, я утверждаю <утверждение относится к рыночной экономике, свободной от ограничений государством экономической активности индивидов>, что предпринимательство и соревновательность являются двумя сторонами одной медали: что предпринимательская деятельность всегда соревновательна (конкурентна), а соревновательная (конкурентная) деятельность всегда предпринимательская (а не роббинсианская). Давайте рассмотрим это утверждение поближе.

Как мы обнаружили в гл. 2, для того чтобы процесс принятия решений был роббинсианским, принимающий решения субъект должен находиться в заданной системе координат, связывающей цели и средства их достижения. Его задача -- выбрать наилучший курс действий из тех, что существуют в данной системе. В условиях рынка система, предстающая перед роббинсианским экономически рациональным субъектом, отражает возможности покупки и продажи, которые им считаются доступными. Они состоят из альтернативных возможностей покупки и продажи, где каждая возможность описана в терминах цены и количества. Хотя мы убедились, что система координат не обязательно должна содержать достоверно известные цели и средства (так что цены и количества, определяющие возможности обмена, могут быть неопределенными), система координат являются заданной, уже содержащей всю информацию, возможно, фрагментарную, необходимую для выбора наилучшего курса действий. Таким образом, система координат роббинсианской экономически рациональной деятельности на рынке выражена в виде набора данных ситуаций спроса, с которыми сталкивается экономически рациональный субъект как продавец, и данных ситуаций предложения, с которыми экономически рациональный субъект сталкивается как покупатель. В предварительных трактовках теории цены, где подразумевается, что неопределенность полностью отсутствует, это означает, что экономически рациональному субъекту Роббинса графики спроса и предложения даны и известны. С введением неопределенности состояния спроса и предложения, с которыми сталкивается экономически рациональный субъект Роббинса, необязательно предстают в виде четко определенных кривых спроса и предложения. Но несмотря на размытость этих кривых, роббинсианский характер этих ситуаций требует от нас рассматривать принимающего решения субъекта как выбирающего оптимальную программу покупок или продаж, или обе вместе, из числа программ, которые с разной степенью убежденности он считает выполнимыми.

В соответствии с тезисом, сформулированным выше, при выборе оптимальных программ купли-продажи чисто роббинсианский принимающий решения субъект не стремится обойти своих соперников -- он не стремится узнать, какие возможности они собираются предложить рынку, для того, чтобы попытаться предложить рынку еще более привлекательные возможности. Следует, конечно, признать, что для того чтобы при распределении ресурсов установилась роббинсианская ситуация, для осознания спектра осуществимых программ (из которых будет сделан экономически рациональный выбор), может потребоваться уделить значительное внимание тому, что собираются делать соперники, и оценить, какие возможные программы купли-продажи осуществимы в свете того, что они делают или не делают. А это может означать, что после того как будет принято роббинсианское экономически рациональное решение, принимающий решения субъект может действительно представляться активно конкурирующим со своими соперниками. Может оказаться, что принимаемая им окончательная программа купли-продажи агрессивно выходит за рамки того, что делают доступным на рынке другие. Но как объяснялось в гл. 2, чисто роббинсианский процесс принятия решений предполагает, что система координат уже была установлена. И именно "предпринимательский" элемент, отвечающий за формирование роббинсианской системы координат, сам по себе не является фактором решения, принимаемого с точки зрения экономической рациональности. То, что ex post создает видимость агрессивной конкуренции роббинсианского экономически рационального субъекта, суть именно тот предпринимательский элемент, который по определению исключен из анализа чисто распределительного решения. В калькулятивной деятельности, в которой заключается роббинсианское принятие решения, нет ничего, что требует опережения других участников рынка.

Таким образом, хотя в том смысле, в котором конкуренция определяется в теории совершенной конкуренции, мы представляем конкурирующих покупателей и продавцов как роббинсианских экономически рациональных субъектов, эта точка зрения не годится для тех случаев, когда термином конкуренция определяется активный процесс предложения рыночных возможностей, которые, на чей-то взгляд, лучше, чем те, которые способны или желают предложить другие.

Но моя теорема утверждает не только то, что любая конкурентная деятельность (понимаемая как процесс) должна включать в себя элемент предпринимательства. Она также утверждает, что коль скоро теоретик способен мысленно представить чисто предпринимательскую деятельность (согласен, что мы убедились в том, что это представление не более чем аналитический прием), то такая деятельность всегда должна быть конкурентной (в процессуальном смысле). Возможно, это самая важная часть моего утверждения, которая заслуживает более тщательного рассмотрения.

Чтобы осознать правильность этой части моей аргументации, необходимо, прежде всего, разъяснить, что мы должны понимать под препятствием конкурентности рыночного процесса. В теории совершенной конкуренции легко объяснить, что подразумевается под несовершенством конкуренции -- по крайней мере это легко тогда, когда уже точно определены условия совершенной конкуренции. Просто описывается модель действий или модель возможных действий, несовместимая с набором действий, допустимых в состоянии совершенной конкуренции. Действительно, несовершенство конкуренции, с точки зрения теории совершенной конкуренции, обычно подразумевает просто отсутствие совершенной эластичности кривых спроса (предложения), с которыми сталкиваются продавцы (покупатели). Это происходит потому, что в этой теории конкуренция относится к конкретной ситуации, конкретной модели действий; таким образом, отсутствие конкуренции просто означает, что этой конкретной ситуации (отсутствия контроля над ценой у отдельного участника рынка) не существует. Ясно, что если понимать конкуренцию как процесс, то в описании ситуаций или конкретных наборов действий не может присутствовать представление о препятствиях конкуренции. Мы должны найти способ выявления элементов рынка, затрудняющих ход конкурентного процесса. Нет такой модели действий, которая внутренне или сама по себе была бы неизбежно несовместима с конкурентным рыночным процессом. Тот факт, что в любой данный момент времени кто-то из участников рынка (или, коли на то пошло, никто из участников рынка) не может заниматься деятельностью, отличной от того, что делают другие, или что один участник использует выгодную возможность, а другие не следуют его примеру, не значит, что участники рынка не находятся под конкурентным давлением, заставляющим их демонстрировать все, на что они способны. Тот факт, что в какой-то момент не завязалось агрессивных конкурентных действий, не означает, что конкурентный процесс остановился. Это просто может означать, что со всей своей бдительностью участники рынка пока еще не узнали о существующих возможностях, но несмотря на это, безусловно, ухватятся за них самым конкурентным образом, как только их осознают.

Теперь, чтобы свободно говорить о недостаточной конкурентности рыночного процесса, мы должны суметь указать на то, что препятствует участникам рынка конкурировать. Что могло бы эффективно оградить отдельных участников рынка от конкуренции -- что могло бы позволить им продолжать предлагать рынку худшие возможности, не реагируя на давление, по крайней мере, соответствовать уровню более привлекательных предложений, который могли бы сделать доступным другие участники? Другими словами, что могло бы остановить конкурентный процесс? Очевидно, что формулировка вопроса указывает на ответ. Конкуренция, понимаемая как процесс, по крайней мере потенциально, присутствует, пока не существует произвольных препятствий для входа на рынок. Пока другие свободны предлагать наиболее привлекательные возможности, о которых им известно, никто не свободен как от побуждения, так и от необходимости конкурировать. Только когда кто-либо знает, что другие, несмотря на то, что могли бы предложить рынку нечто более привлекательное, будут удержаны от такого шага, он может не беспокоиться о конкуренции. Конкурентный процесс полностью зависит от свободы тех, кто располагает лучшими идеями или горит сильным желанием услужить рынку, предлагая лучшие возможности. Любое произвольное препятствие на пути к рынку является ограничением конкурентности рыночного процесса.

Разумеется, важность свободы входа на рынок для конкурентности рынка не осталась незамеченной, особенно в последние годы <классическими примерами служат: Ваin J.S. Barriers to New Competition. -- Cambridge: Harvard University Press, 1956; Sylos-Labini P. Olygopoly and Technical Progress. -- Cambridge: Harvard University Press, 1962; Modigliani F. New Developments on the Oligopoly Front // Journal of Political Economy 66 (June 1958), pp. 215--232; См. также: Machlup. Economics of Sellers' Competition, pp. 102--111; Andrews P.W.S. On Competition in Economic Theory. -- L.: Macmillan, 1964, p. 16>. В контексте того, что в господствующей терминологии было названо несовершенной конкуренцией, роль входа на рынок была подвергнута пристальному изучению. Важность потенциальной конкуренции признавалась часто. И даже в контексте конкуренции в неоклассическом смысле, конкуренция стала, не вполне понятным образом, ассоциироваться со свободой входа на рынок. Как заметил Триффин, "традиционная теория конкуренции была построена на двух независимых предпосылках, которые без всякой необходимости смешивались: отсутствие влияния продавца на цену и свободный вход на рынок". По мнению Триффина, огромное достоинство "современной теории" заключалось как раз в том, что "она изолировала первую посылку своего определения чистой конкуренции" <Triffin. Monopolistic Competition, p. 136>.

С точки зрения этой книги, я оцениваю суждение Триффина следующим образом. Триффин абсолютно последователен, возражая против "традиционного" смешения этих двух посылок -- отсутствия влияния продавца на цену и свободного входа на рынок. В той мере, в какой традиционная позиция фактически разделяла представление о конкуренции как о ситуации, складывающейся в результате конкурентного рыночного процесса, подчеркивание свободы входа на рынок почти неуместно (особенно в контексте обычного постулирования большого числа покупателей и продавцов). Как показал Махлуп, экономист, утверждающий, что отрасль характеризуется "конкуренцией новичков" ("плиополия" Махлупа), вовсе не думает о ситуации, существующей в любой момент времени; вместо этого он думает "о процессе, который, как он ожидает, будет иметь место с течением времени и который объяснит будущую ситуацию по завершении процесса" <Machlup. Economics of Sellers' Competition, p. 106>. С другой стороны, полное энтузиазма согласие Триффина на удаление, в конечном счете, элемента свободы входа на рынок из формального определения конкуренции, представляет собой шаг (с моей точки зрения, неудачный), еще более уводящий от признания потребности в теории конкурентного рыночного процесса.

Если бы речь шла о нашем обсуждении конкуренции как процесса, то не могло возникнуть ни малейших сомнений в том, что необходимым и достаточным условием существования беспрепятственной конкуренции является свобода доступа к любым видам рыночной деятельности. Когда мы утверждаем, чисто предпринимательская деятельность всегда конкурентна, мы затем утверждаем, что если речь идет о чисто предпринимательской деятельности, то не может существовать никаких препятствий на пути свободного входа на рынок.

Мы можем убедиться в этом, вспомнив, что чисто предпринимательская деятельность не подразумевает никаких элементов владения ресурсами <см. гл. 2, раздел "Предприниматель на рынке">. В отсутствие ограничений со стороны государства на данную деятельность, единственным возможным источником блокирования какого-либо вида деятельности может быть ограничение доступа к ресурсам, необходимым для этой деятельности. Без апельсинов невозможно произвести апельсиновый сок. Все мыслимые препятствия на пути входа на рынок можно свести, главным образом, к ограниченному доступу к ресурсам <утверждения, описывающие барьеры выхода на рынок, чаше всего выражаются языком, не способным отразить это понимание. Однако поразмыслив, мы приходим к осознанию, что при соблюдении условия равной доступности всех ресурсов для всех существующих и потенциальных производителей, невозможно представить себе никаких барьеров на пути выхода на рынок. Большое количество обычно называемых барьеров на пути выхода на рынок, как легко можно показать, относится к краткосрочным ограничениям доступности ресурсов. См. также: Shenoy S.R. The Sources of Monopoly // New Individualist Review 4 (Spring 1966), pp. 41-44>. Следовательно, для деятельности, которая не требует вообще никаких ресурсов, не может существовать никаких препятствий для входа на рынок. Чисто предпринимательская деятельность, которая по определению, как мы видели, не требует первоначальных ресурсов, следовательно, не зависит от блокирования входа на рынок. Хотя реальное осуществление конкретных предпринимательских решений, безусловно, может требовать покупки ресурсов для последующей продажи (возможно, в измененной физической форме); от свободного доступа к ресурсам зависит не чисто предпринимательский аспект этой сделки. Для производства апельсинового сока нужны апельсины. Если доступ к апельсинам блокирован, то отсутствует свобода проникновения в производство апельсинового сока. Но необязательно иметь доступ к апельсинам, чтобы обнаружить, как обнаруживает бдительный предприниматель, что в производстве апельсинового сока существуют неиспользованные возможности. Если проникновение в производство апельсинового сока блокировано, то это нельзя отнести на счет отсутствия свободы проникновения в занятие предпринимательством; источник блокировки следует искать в наличии апельсинов или других необходимых ресурсов. Наоборот, если не существуют ограничений на наличие всех необходимых ресурсов, следовательно, производство апельсинового сока должно осуществляться в полностью конкурентных условиях (понимаемых как процесс), так как предпринимательский элемент, необходимый для организации производства апельсинового сока, почти по определению, не зависит от препятствий для конкуренции.

Можно возразить, что различие между предпринимательским элементом в производственной деятельности и ее роббинсианским экономически рациональным элементом полностью искусственно и введено теоретиками. Таким образом, если проникновение в данную производственную деятельность блокировано, не имеет смысла настаивать на том, что препятствия касаются только роббинсианского, а не всего предпринимательского элемента деятельности; в действительности оба этих элемента всегда обнаруживаются вместе. Но это возражение нельзя поддержать. Хотя абсолютно верно, что рассечение данного действия на роббинсианский и предпринимательский компоненты должно остаться упражнением в чистом анализе <см. гл. 2, сноски к разделу "Предприниматель на рынке">, однако ни в коем случае не верно, что наша демонстрация необходимо конкурентного характера предпринимательства просто является всего лишь игрой ума. Как мы убедимся, это позволит нам переработать всю концепцию монополии и пролить свет на теоретические проблемы, вызвавшие большую полемику в современной литературе.

Смысл монополии

Как экономисты, так и обычные люди всегда рассматривали монополию как нечто несовместимое с конкуренцией. Традиционно концепция монополии подразумевала представление о продавце, регулирующем предложение и защищенном от возможности того, что на рынок выйдут другие. Под влиянием теорий несовершенной и монополистической конкуренции и вызванного этим внимания к полярному случаю совершенной конкуренции, некоторые экономисты стали видеть определенную степень монополии во всех ситуациях, где кривая спроса, с которой сталкивается продавец, не является полностью эластичной. (Чемберлин сам активно возражал против этой и всех других попыток отклониться от традиционного понятия монополии.) <Chamberlin E.H. Measuring the Degree of Monopoly and Competition //Monopoly and Competition and Their Regulation. Ed. E.H. Chamberlin. -- L.: Oxford University Press, 1954, p. 255> Другие авторы стремились, формулируя точное понятие монополии, подчеркивать независимость монопольного продавца от любых последствий изменений цен со стороны других продавцов <Triffin. Monopolistic Competition, p. 103; см. также: Machlup. Economics of Sellers' Competition, p. 544, и Olson and McFarland D. The Restriction of Pure Monopoly and the Concept of the Industry // Quarterly Journal of Economics 76 (November 1962), pp. 613-631>.

Несмотря на такое отсутствие единства в присвоении точного определения понятию монополии, формальный анализ монополизированного рынка вызвал относительно небольшие разногласия. Подобно совершенно конкурентному рынку, анализ монополизированного рынка неизменно вращался вокруг теории фирмы. Разногласия по поводу определений имели значение, главным образом, для проблемы классификации рынков. Теоретические представления о том, каким образом могут сосуществовать монополистический и конкурентный элементы, и обсуждение обоснованности понятия отрасль зависят от поддержки конкретного понятия монополии. Чемберлианская революция видела свой главный вклад в отказе от аналитической структуры, в которой монополия и конкуренция взаимоисключают друг друга. Вместо этого ее сторонники хотели представить рынок, как состоящий из фирм, каждая из которых обладает определенной степенью монополистической власти над своим объемом производства и в то же время подвержена конкуренции со стороны фирм, производящих "другие" продукты <"Можно взять монополию Шато д'Икем, всех сотернов, всех белых вин из района Бордо или всех белых вин, всех вин, всех напитков. ... И какая бы область ни была монополизирована, монополист всегда будет сталкиваться с определенной конкуренцией из более широкой области за ее пределами" (Chamberlin. Monopoly and Competition, p. 255)>. Степень, с которой конкуренция других фирм и других продуктов ослабляет эффективность монополистического контроля фирмой предложения своей продукции, зависит от степени, в которой "продукт" фирмы отличается от других продуктов. И для последователей Чемберлина, и для дочемберлианской теории, представление как о монополии, так и о конкуренции связано со степенью контроля фирмой соответствующего "продукта". Анализ как монополистического, так и конкурентного рынков, а также смешанных рынков, концентрируется на теории фирмы. Предшествующее обсуждение предпринимательства и конкуренции (понимаемой как процесс) требуют от нас рассматривать рынок и роль монополии на рынке с совершенно иной точки зрения.

Для теории рыночного процесса нам нужна концепция монополии, которая позволит нам сформулировать необходимые вопросы по поводу влияния монополии на этот процесс. И здесь возникает некоторое затруднение. Наше обсуждение предпринимательства и конкуренции научило нас тому, что рыночный процесс всегда является предпринимательским, а предпринимательский процесс всегда конкурентен. Какое в таком случае отношение к рыночному процессу будет иметь концепция монополии, если процесс всегда конкурентен? Эта трудность кажущаяся. Рассматривая конкурентность рыночного процесса, мы уже видели, что основной вопрос касается свободы входа на рынок. Итак, надо признать, что в отношении чисто предпринимательской деятельности не существует никаких препятствий для входа на рынок. Но не менее столь же верно то, что очень легко можно представить себе препятствия на пути осуществления предпринимательской деятельности. Хотя никакой монополии предпринимательства невозможно представить (так как для чистого предпринимательства не требуется никаких ресурсов), мы уже видели, что ограниченный доступ к необходимым ресурсам может эффективно мешать потенциальным предпринимателям обнаруживать неиспользуемые возможности получения прибыли -- не из-за того, что монополия ограничила их в восприятии каких-либо возможностей, а потому что монополия на ресурсы может уничтожить сами возможности. В отсутствие доступа к апельсинам проникновение в производство апельсинового сока является блокированным.

Тогда монополия на рынке, свободном от созданных государством препятствий на пути входа на рынок, означает для нас положение производителя, исключительный контроль которого над необходимыми ресурсами блокирует конкурентное проникновение в производство его продукции. Монополия, таким образом, не относится к положению производителя <разумеется, монопольный владелец потребительского товара, встречающегося в природе, также является монополистом в разрабатываемом здесь значении>, который, не обладая контролем над ресурсами, оказывается единственным производителем какой-либо продукции <см. раздел "Предпринимательство как путь к монополии">. Этот производитель полностью зависит от конкурентного рыночного процесса, так как другие предприниматели полностью свободны конкурировать с ним. Отсюда также следует, что форма кривой спроса, с которой сталкивается производитель, сама по себе не зависит от того, является ли он монополистом в том смысле, как я определил этот термин. То, что производитель, не обладающий монопольным контролем над ресурсами, воспринимает свою кривую спроса в виде полного рынка отдельного продукта, просто означает, что он считает, что открыл возможность продажи всему рынку до того, как это сделали другие. Так как он не обладает монополией на предпринимательскую бдительность, конкурентный процесс не блокируется нисходящим, в данный момент, наклоном кривой спроса <с точки зрения этой перспективы представляется достойным сожаления, что в своем описании процесса корректировки цен на неравновесном конкурентном рынке Эрроу (Эрроу. К теории ценового приспособления.) определяет поведение отдельных фирм как "монополистическое", ссылаясь на то, что фирмы сталкиваются с кривыми спроса, имеющими нисходящий наклон. Дело в том, что корректировочный процесс является предпринимательским, на его конкурентный характер, как мы видели, не оказывает никакого влияния нисходящий наклон, характеризующий кривые спроса, с которыми сталкиваются фирмы в неравновесной отрасли. См. также изящное замечание профессора Льюиса (в Baumol W.J. Entrepreneurship in Economic Theory // American Economic Review 58 [May 1968], p. 69 n.), связывающее первопроходческую сторону предпринимателя с необходимостью подходить к теории предпринимательства с точки зрения соответствующей теории монополии>. Наоборот, монопольный контроль над ресурсами, эффективно блокирующий вход в данный вид производственной деятельности, необязательно несовместим даже с горизонтальной кривой спроса, с которой сталкивается монополист. (Это может произойти, например, когда все остальные производители производят продукт по текущей, всем известной цене из менее качественных ресурсов, тогда как монополист пока еще не обнаружил, что продукция, производимая им из монополизированного им сырья, является лучшим продуктом). Только в теории, равнодушной к предпринимательскому процессу, -- интересующейся только состоянием дел, с которым фирма сталкивается после того как процесс, предположительно, уже закончился -- форма кривой спроса может иметь доминирующее значение. Для нас, сконцентрировавших свое внимание на конкурентном характере предпринимательского процесса, концепцию монополии необходимо ввести в теорию так, чтобы она была актуальной для дискуссий на предпринимательском уровне -- уровне, на котором сама идея заданной кривой спроса, уже стоящей перед принимающим решения субъектом, является спорной.

Сравнение двух понятий монополии

На этом этапе было бы полезным более подробно исследовать различия, отличающие только что выдвинутое понятие монополии от того, которое доминирует в ортодоксальной теории цены.

1. Ортодоксальное понятие монополии подчеркивало контроль монополистом предложения своей продукции. Без некоторых усовершенствований, введенных в ее определение, монополия в этом смысле по существу обозначала положение единственного продавца данного товара. Хотя, в конечном счете, определенное внимание было уделено природе препятствий на пути проникновения новых фирм в отрасль (и различию между всего лишь краткосрочной монопольной позицией и монопольной позицией, которая защищена также и в долгосрочной перспективе), анализ монопольных ситуаций подразумевал анализ единственных производителей.

С другой стороны, понятие монополии, выдвигаемое здесь, не зависит от уникальности продукции монополиста. Хотя, разумеется, верно, что прибыльность монополистической позиции в значительной степени будет зависеть от того, могут ли другие производители производить такой же товар, тем не менее монополист, в соответствии с данным определением, является монополистом благодаря контролю над определенными ресурсами, что делает его защищенным от конкуренции других предпринимателей, которые, при других обстоятельствах, могли проникнуть в его сферу деятельности. Однако этот иммунитет ни в коей мере не защищает его от конкуренции других предпринимателей, которые могут заняться очень похожим видом деятельности (включая, возможно, производство такой же продукции, используя другие немонополизированные ресурсы).

2. В таком случае, понятие монополии, выдвинутое здесь, не зависит от обоснованности концепции отрасли <см.: Olson and McFarland. Restoration of Pure Monopoly; Kuenne R.E. Quality Space, Interproduct Competition, and General Equilibrium Theory // Monopolistic Competition Theory: Studies in Impact. Ed. R.E. Kuenne. -- N. Y.: John Wiley, 1967, pp. 225 f. Далее см. раздел "Несколько замечаний о понятии отрасль">. Поскольку для нас монополист определен не как единственный производитель в отрасли, то нас (в отличие от ортодоксальных теоретиков монополии) не тревожит понимание того, что монополист может сталкиваться с конкуренцией близких заменителей. Отсюда вытекают некоторые дополнительные замечания, по поводу отличий этих двух концепций монополии.

3. Для ортодоксального понятия монополии, осознание того, что конкуренция может исходить от производителей других товаров, оказалось сильным ударом. Осознание этого вдохновило Чемберлина полностью переработать теорию рыночной ценности и провозгласить фактическую универсальность рыночных ситуаций, в которых одновременно существуют как монополистические, так и конкурентные аспекты. Другими словами, именно эта логика аргументации привела его к отказу от понятия чистой монополии как реального рыночного случая <Olson and McFarland. Restoration of Pure Monopoly, p. 615>.

Для понятия монополии, разработанного здесь, понимание того, что существует конкуренция между производителями близких заменителей и между разными отраслями, не только не является какой-либо угрозой концепции монополии, но наоборот, необходимо для того, чтобы понять, какое влияние на рынок оказывает монополия.

Для нас монополия означает положение производителя, который защищен от угрозы, что другие предприниматели будут делать то, что делает он. Прибыльность его положения, безусловно, усиливается, по мере того как его иммунитет расширяется за счет блокирования других видов деятельности, которые хотя не являются в точности тем же самым "что делает он", все же достаточно похожи, чтобы почувствовать опасность. Но само понятие монополии абсолютно не зависит от этого расширения. Достаточно того, что монополист контролирует все имеющееся количество одного из ресурсов, который он сам использует в своей производственной деятельности. Блокирование входа на рынок, защищающее монополиста, направляет конкурентный, предпринимательский процесс в другие виды деятельности. Положение монополиста, определенное мною таким образом, чтобы увидеть его влияние на конкурентный процесс, создает область экономической деятельности (вокруг которой бурлит конкурентно-предпринимательская деятельность), внутри которой монополист надеется наслаждаться спокойной жизнью. Но спокойствие его жизни, в соответствии с самой природой его положения, подвержено воздействию конкурентной турбулентности, окружающей и натыкающейся на его деятельность. Фактически, наш анализ монопольного принятия решений должен зависеть от окружающего его конкурентно-предпринимательского процесса, чтобы определить рамки, в которых действует монополист. Именно к этому конкурентно-предпринимательскому рыночному процессу мы (и монополист) обращаемся за информацией об имеющихся ресурсах и продукции, а также ценовых перспектив, устанавливающих монополисту кривые издержек и выручки, на основе которых, как нам представляется, он выбирает максимизирующий прибыль курс действий. Если я произвожу апельсиновый сок и имею исключительный доступ к апельсинам, моя монополия на мою деятельность является полной. Конкурирующие предприниматели не могут воспроизвести мою деятельность. Разумеется, они могут производить другие напитки; весь смысл монополии на апельсины в том, что она направляет предпринимательско-конкурентный процесс на производство других напитков. Более того, различаемый монополистом рынок апельсинового сока, так же как и его возможности как покупателя на рынке ресурсов, являются результатом предпринимательской конкуренции на рынке. (Мы можем представить себе ряд монополистов, обладающих контролем над последовательно все большими и большими объемами ресурсов до тех пор, пока в пределе мы не сможем представить себе монополиста, контролирующего все ресурсы в экономике. В этом ряду размах предпринимательско-конкурентного процесса постепенно будет сужаться, пока в пределе не будет прекращена всякая рыночная активность. Как известно, последняя крайность соответствует случаю полностью социализированной экономики, где все ресурсы контролируются государством, где рыночный процесс и любая предпринимательская и конкурентная деятельность по определению отсутствует <см.: Мизес. Человеческая деятельность, с. 262>. За исключением этого случая тотальной монополии, важность монополии заключается как раз в ее влиянии на ход конкурентного рыночного процесса).

4. В ортодоксальной теории монополии анализ монополии в значительной степени затрагивал теорию фирмы. Принятие решения монопольной фирмой, фактически, стало одним из важнейших отличий монопольного рынка от рынка совершенной конкуренции. В частности, как мы уже видели, форма кривой спроса, с которой сталкивается фирма, считается крайне важной. Мы же убедились, что для нашего понятия монополии форма кривой спроса, стоящей перед фирмой, не играет существенной роли. Что еще более важно, мы теперь можем понять, почему для нас значимость монополии вообще не имеет никакого отношения к теории фирмы. (Именно из-за этого форма кривой спроса не имеет значения.)

При обсуждении предпринимательства во второй главе, я подчеркнул <см. гл. 2, раздел "Предпринимательская прибыль">, что рамки, в которых работает теория фирмы, являются узко роббинсианскими и вообще не допускают обсуждения какого-либо предпринимательства. Кривые издержек и выручки, которые позволяют фирме выбирать свою максимизирующую прибыль комбинацию цен и объемов, для теории фирмы предполагаются уже заданными и известными. Но ранее <см. раздел "Предпринимательство и конкуренция"> мы уже убедились, что в таком роббинсианском контексте концепция конкуренции (понимаемой как процесс) абсолютно неуместна. Конкурентные аспекты решения фирмы определяют, какие кривые издержек и дохода считаются важными. Наоборот, понятие монополии как препятствия на пути конкурентного процесса является одинаково бесполезным для любой строго роббинсианской ситуации. Нельзя назвать одну роббинсианскую ситуацию монополистической (в нашем смысле), а другую конкурентной. Возможность конкурентности исключена уже роббинсианскими характеристиками случая. Отсюда следует, что теория фирмы по самой своей конструкции неспособна оказать какую-либо помощь в различении между монопольными и конкурентными случаями. Как только мы нарисовали кривые издержек и выручки, стоящие перед фирмой, не взирая на их форму, мы создали теоретическую ситуацию, в которой по определению исключено всякое конкурентное поведение. То, что остается, -- это ни конкуренция, ни монополия (понимаемые как процесс), а проблема распределения ресурсов. Уровень, на котором можно поставить вопросы, касающиеся конкурентности рынка, отличается от того, на котором рассматриваются проблемы чисто роббинсианского распределения ресурсов. Таким образом, теория фирмы построена так, что делает абсолютно праздными любые вопросы конкуренции и монополии, понимаемые как процесс. Если мы желаем исследовать конкурентность рыночных процессов и воздействие на них монополистических препятствий для входа на рынок, то должны выйти за пределы теории фирмы. Пагубная поглощенность ортодоксальной теории цены скорее ситуациями конкуренции и монополии, чем значением конкуренции и монополии для рыночного процесса, естественно, шла рука об руку с анализом конкуренции и монополии, сильно зависящим от теории фирмы.

5. В ортодоксальной теории монополии появляется монопольная прибыль, не исчезающая в результате конкуренции. Хотя, по крайней мере для большинства экономистов, монопольная прибыль является категорией совершенно отдельной от чисто предпринимательской прибыли, в теории она представлена, как и предпринимательская прибыль, в виде невмененного излишка (а если вмененного, то приписываемого "монопольному положению" самому по себе). С другой стороны, в понятии монополии, разработанном здесь, нет места для возможного смешения монопольной и предпринимательской прибыли. Фактически, должно быть ясно, что в нашем понимании монополии термин прибыль вряд ли вообще уместен в этом контексте. Монополист способен обеспечить себе (за пределами любой возможной чисто предпринимательской прибыли, которую может обнаружить своей бдительностью) монопольную ренту на находящиеся в его исключительном владении ресурсы, за счет которых он получает монопольное положение.

Эта точка зрения на вещи подчеркивает другой аспект различия между двумя понятиями монополии. В конце концов, монопольную ренту могут получить не только монопольные производители, но и монопольные собственники ресурсов, продающие их предпринимателям-производителям. Это может отражать способность монопольного собственника ресурсов получить больший доход путем изъятия части своих ресурсов с рынка, линия поведения в общем случае не доступная для владельцев ресурсов, не являющихся монополистами. Указывая на то, что монопольная прибыль должна рассматриваться как рента на монополизированные ресурсы, мы делаем очевидным сущностное сходство между ролью монопольного производителя и монопольного собственника ресурсов. Там, где собственник ресурсов обладает монополией на свой ресурс, он защищен от предпринимательской конкуренции на рынке ресурсов и может назначать на свой ресурс цену выше конкурентно-равновесного уровня. Занявшись производством на основе своего монополизированного ресурса, собственник ресурса снова назначает более высокую, чем конкурентно-равновесную (потенциальную) цену за свой ресурс. Хотя можно показать, что рента на монопольный ресурс, полученная путем производства, в общем случае выше ренты, которую монопольный собственник ресурсов мог бы получить, продав их на рынке факторов производства <я признателен профессору Р.Л. Бишопу за то, что он указал мне на это в переписке>. Но остается верным то, что "излишек" дохода сверх "издержек" (т.е. стоимости немонополизированного ресурса) у монополиста, представляет собой доход, который другие предприниматели не могут получить только потому, что его получение требует доступа к монополизированному ресурсу. Если бы этот ресурс был доступен всем, то "излишек" имел бы тенденцию к уменьшению в результате предпринимательской конкуренции до тех пор, пока бы не снизился до равновесной цены этого ресурса. Так как этот ресурс монополизирован, монопольный производитель может иметь больший излишек, точно так же, как в результате продажи его на рынке ресурсов он мог иметь цену более высокую, чем конкурентно-равновесные цены на этот фактор производства. Там, где появляется больший излишек, это значит, что собственник монополизированного ресурса изъял часть своего запаса с рынка, повысив цену, которую вынужден платить рынок за то, что осталось на рынке. (Даже если производитель-монополист использует весь свой запас монополизированного ресурса, ему может быть выгодно использовать его менее интенсивно, чем он бы использовался, если бы не был монополизирован. Это значит, что потребителям было отказано в дополнительной продукции, которую легко мог обеспечить монополизированный ресурс, даже невзирая на то, что настоятельность их спроса на эту продукцию заставляет их платить за дополнительное количество других факторов, необходимых для того, чтобы добиться дополнительного выпуска продукции за счет более интенсивного использования монополизированного ресурса).

Этот взгляд на вредные последствия монополии (с точки зрения остального рынка) отличается от того, который связан с ортодоксальной концепцией монополии. В последнем монопольное производство подразумевает неправильное распределение ресурсов не потому что монополист недоиспользовал наличный и потенциально ценный редкий ресурс, а из-за того, что в поисках максимальной прибыли он производит "слишком мало" монополизированного продукта (если судить сравнивая цену с предельными издержками). В производство монополизированного продукта было направлено недостаточно национальных ресурсов в целом, хотя потребители в пределе ценят этот продукт более высоко, чем другие продукты. С другой стороны, предложенный нами подход к анализу монополии видит ее вредные последствия, если они есть, в соблазне, создаваемом монопольной собственностью, не использовать редкие ресурсы в полной мере, соответствующей модели потребительских вкусов на рынке. (Разумеется, этот подход подразумевает, что другие, немонополизированные ресурсы в пределе оказываются распределенными между производственными назначениями таким образом, что не раскрывается весь потенциал их производительности).

6. Давайте отметим последнее различие между следствиями разработанного здесь подхода к монополии и подхода ортодоксальной теории цены. В ортодоксальном подходе последствия монополии для благосостояния оцениваются строго в терминах текущего распределения ресурсов. Приняв в качестве нормы равенство предельных издержек и цены в условиях совершенной конкуренции сторонники этого подхода, все признаки монополии, представленные (как в ортодоксальной теории) не абсолютно горизонтальной кривой спроса, стоящей перед фирмой (а следовательно, и расхождением между ценой и предельными издержками) клеймят как социально вредные.

С другой стороны, для нас, искавших концепцию монополии, соответствующую (как наша концепция конкуренции) рыночному процессу, оценка благосостояния в терминах текущего распределения ресурсов не может обеспечить единственную, или даже самую важную, меру экономического результата. В конце концов, неравновесными ситуациями мы интересуемся так же, как и равновесными. И ясно, что модель распределения ресурсов в течение данного периода времени может считаться совершенно неважной по сравнению со скоростью и плавностью, с которыми неправильное распределение ресурсов можно обнаружить и исправить. Таким образом, помимо уже обсуждавшихся возможных вредных последствий монопольного владения ресурсами, мы должны заниматься влиянием на конкурентный предпринимательский процесс связанных с ним препятствий для входа на рынок. На этом этапе нам нет необходимости что-либо добавлять по этому вопросу. Мы вернемся к нему в шестой главе.

Теория монополистической конкуренции

Теперь мы можем оценить некоторые аспекты обширной литературы последних 35 лет, основанной на трудах Чемберлина и Робинсон. Когда впервые вышли в свет "Теория монополистической конкуренции" и "Экономическая теория несовершенной конкуренции", их теории представлялись революционными. Более поздние оценки и переоценки расходились в оценке степени новаторства, воплощенном в этих подходах <см., например, литературу, обзор которой сделал Р.Л. Бишоп (Bishop R.L. The Theory of Imperfect Competition after Thirty Years: The Impact on General Theory // American Economic Review 54 (May 1964), pp. 33--43; статьи, собранные в Kuenne R.E., ed. Monopolistic Competition Theory: Studies in Impact. -- N. Y.: John Wiley, 1967; Dewey. Theory of Imperfect Competition, chap. 1; Peterson S. Antitrust and The Classical Model // American Economic Review 47 (March 1957), pp. 60--78>, а некоторые авторы активно критиковали их полезность <См., например: Stigler G.J. Monopolistic Competition in Retrospect // Five Lectures in Economic Problems. -- L.: Macmillan, 1949; см. также литературу. подвергнутую критике Чемберлином в главе "Чикагская школа" его Towards a More General Theory of Value. -- L.: Oxford University Press, 1957>. Но какими разными ни были эти оценки, все они ставят в заслугу теориям несовершенной, или монополистической конкуренции один важный шаг вперед -- они обеспечили реалистичную основу для понимания реального мира. Критики могут спорить о преимуществах сложной модели монополистической конкуренции по сравнению с простой моделью совершенной конкуренции для объяснения и предсказания явлений реального мира, но, кажется, не существует разногласий по поводу того, что модель монополистической конкуренции <в признании существования разницы между теорией Чемберлина и теорией миссис Робинсон, я являюсь последователем Чемберлина. Последующее обсуждение относится к теории первого> обеспечивает более достоверное представление реального мира. Если не считать случаев олигополии, утверждается, что реальный мир просто не соответствует условиям совершенной конкуренции, в которых фирма может продать столько, сколько желает, не будучи вынужденной прибегать к снижению цены. С другой стороны, в реальном мире не встречается примеров чистой монополии, где на производителя какого-либо данного товара не оказывает никакого влияния деятельность производителей другой продукции. Такие явления, как реклама и другие издержки, связанные с продажей, фирменные марки и дифференциация продукта часто называются в качестве доказательства неадекватности до-чемберлианской картины мира как "однородного моря равновесия совершенно конкурентных фирм, спокойствие которого то там, то здесь нарушается немногочисленными монополистическими водоворотами, подчиняющимися иным законам" <Shackle G.L.S. The Years of High Theory. -- N.Y.: Cambridge Universiry Press, 1967, p. 43>. Нам говорят, чтобы инкорпорировать эти явления в нашу теорию, необходимо заменить теорию совершенной конкуренции теорией монополистической конкуренции. Таким образом, позиция, разработанная далее в этой книге, не позволяет мне принять эти одобрительные оценки теории монополистической конкуренции.

Я оцениваю развитие этой теории как весьма неудачное. Несмотря на то, что нельзя отрицать, что она принесла с собой много ценных озарений, которые в противном случае могли ускользнуть от внимания, представляется, что само правдоподобие, с которым новая теория объясняла явления, не объясняемые теорией совершенной конкуренции, отвлекло внимание от реальных недостатков старой теории. Дело в том, что теория монополистической конкуренции полностью разделила все эти недостатки. Более того, теория рынка, которая могла бы избежать этих общих недостатков, только благодаря одному этому сумеет вплотную приблизиться к тем явлениям реального мира, которые не находят объяснения в модели совершенной конкуренции. Тот факт, что мы уже в общих чертах наметили такую теорию рынка, подчеркивает мое утверждение о том, что теория монополистической конкуренции с учетом всего вышесказанного была явно неудачным эпизодом в истории современной экономической мысли.

Теория монополистической конкуренции попыталась заменить одну теорию равновесия, допущения которой очевидно противоречили условиям реального мира, другой теорией равновесия, допущения которой, как казалось, больше соответствовали реалиям рынка. Не замеченным осталось то, что как теоретически неудовлетворительной, так и противоречащей фактам старую теорию совершенно конкурентного равновесия сделали не сами по себе ее специфические допущения, а тот факт, что эти допущения сделали ее теорией равновесия. Таким образом, при замене старой теории равновесия новой теорией равновесия сохраняется вся теоретическая неудовлетворительность старой теории, при том, что не предлагается простейших объяснений явлений реального мира, которые она оставила необъясненными. Какой бы привлекательностью ни обладала новая равновесная теория монополистической конкуренции, можно констатировать, что она эффективно воспрепятствовала созданию теории рыночного процесса, которой так мучительно не хватает современной теории цены.

Решения, принимаемые производителями на рынке, касаются, среди прочего, выбора качества и количества продукции, а также ценообразования. Каждый из этих аспектов принятия решений отражает множество альтернатив. В частности, выбор качества продукции подразумевает не только выбор того, какой товар производить (обувь, автомобили или мороженное), но и его модель, качество материалов, размеры, цвет, упаковку, метод продажи. В каждом отношении, а также в отношении объема производства и назначения цены потенциальный производитель делает свой выбор, ориентируясь на имеющуюся у него информацию. В любой данный период времени решения, принимаемые участниками рынка, включая решения производителей, вероятнее всего представляют собой неравновесный набор; т. е. либо некоторые из этих решений окажутся невыполнимыми (в свете других принятых решений), либо некоторые из этих решений окажутся неоптимальными с точки зрения соответствующих принимающих решения субъектов (опять же, в свете других фактически принятых решений). Другими словами, мы можем ожидать, что эта неравновесная конфигурация сортов, моделей, размеров, цвета, упаковки и других характеристик продукции будет систематически изменяться под действием рыночных сил, приведенных в движение состоянием неравновесия. Изменяются не только запрашиваемые и предлагаемые цены; качество продукции также является экономической переменной. Признание этого подразумевает нечто большее, чем просто осознание того, что состояние равновесия также определяет равновесную конфигурацию качества продукции, которая будет произведена. Признать, что качество продукции является переменной, это значит осознать, что на неравновесном рынке, прежде чем рыночные силы распределят согласующиеся друг с другом решения по группам, можно произвести множество продуктов различного качества только по причине того, что равновесие еще не достигнуто. Другими словами, даже там, где сложившиеся обстоятельства способствуют тому, что равновесие порождает единообразное качество продукции, можно ожидать дифференциации продукта на протяжении процесса установления равновесия. Точно так же, как на рынке, до тех пор пока не будет достигнуто равновесие, существует несколько цен на один и тот же продукт, на неравновесном рынке наблюдается дифференциация продукта, которая, когда будет достигнуто равновесие, может утрястись до однородного продукта. И, кроме того, подобно тому как разница цен на неравновесном рынке может сама по себе играть важную роль в генерировании уравновешивающего рыночного процесса, так и различия в каждом из множества аспектов качества продукта играют ту же самую роль.

Позицию, в общих чертах очерченную выше, можно выразить несколько иначе. Совершенно конкурентный рынок данного продукта характеризуется единственной ценой. Тем не менее процесс достижения этой единственной цены принимает форму конкурентных ценовых запросов и предложений, которыми предприниматели испытывают рынок, стремясь каждый раз предлагать цену, которая достаточно привлекательна, чтобы опередить конкурентов, но не более привлекательна, чем необходимо. В течение этого процесса конкурирования на один и тот же продукт делается множество ценовых предложений и запросов, сообразных несовершенству рыночной информации, свойственной неравновесному состоянию. Точно таким же образом производители могут активно конкурировать, предлагая лучшее качество (или немного более низкое качество за значительно более низкую цену), различные модели, различную кредитную политику и т.д. Даже там, где условия равновесия фактически устраняют любую разницу в качестве, мы должны признать временные наборы различных качеств продукта в качестве существенных аспектов конкурентного процесса. Качество продукта представляет собой одно из измерений, вдоль которого может развиваться конкурентная активность. И весьма плачевно, что то, в чем можно было без особых усилий и со всей очевидностью увидеть отличительный признак конкурентного процесса, в результате чемберлианского употребления предстает перед нами не чем иным, как характеристикой монополии! Дифференциация продукта, являющаяся, как мы выяснили, естественным аспектом конкурентной активности, оказалось почти синонимом отсутствия конкуренции <эта неудачная трактовка конкурентного процесса корректировки качества как монополистического по своему характеру, соответствует столь же неудачному описанию как монополистического конкурентного процесса корректировки цен; см. раздел "Шумпетер, созидательное разрушение и конкурентный процесс">.

До сих пор мои претензии к точке зрения монополистической конкуренции на рынок заключались в том, что он (а) игнорирует простейшее объяснение такого феномена, как дифференциация продукта <дифференциация продукта, в особенности теоретические проблемы, связанные с торговыми издержками, более подробно будут исследованы в гл. 4> (а именно эти явления представляют собой вероятные свидетельства действия конкурентного процесса) и (b) необоснованно выдвигает альтернативные объяснения, приписывающие существование монополистических элементов в этих явлениях. Однако разработанное нами понимание роли конкуренции и монополии в конкурентно-предпринимательском рыночном процессе позволяет нам пойти в этой критике еще дальше. Объяснение, даваемое теорией монополистической конкуренции, не только не способно осознать неравновесный характер явлений, которые она стремится объяснить, оно неудачно даже как теория равновесия. В последние годы этот недостаток стал признаваться в литературе <см.: Dewey D. Imperfect Competition No Bar to Efficient Production // Journal of Political Economy 66 (February 1958), pp. 24--33 и idem. The Theory of Imperfect Competition, chaps. 4, 5; Demsetz H. The Nature of Equilibrium in Monopolistic Competition // Journal of Political Economy 67 (February 1959), pp. 21--30 и idem. The Welfare and Empirical Implications of Monopolistic Competition // Economic Journal 74 (September 1964), pp. 623--641; Edwards. Competition and Monopoly in the British Soap Industry, pp. 103--104>; разработанная в этой главе схема обсуждения позволяет нам мгновенно распознать этот недостаток.

Я критиковал подход Чемберлина за то, что он не нашел другого способа объяснить дифференциацию продукта, кроме как построить равновесную теорию, в которой дифференциация продукта является встроенным возмущающим элементом. Однако дело в том, что теория монополистической конкуренции не дает объяснения, как именно дифференциация продукта может сохраняться в качестве монополистического элемента в условиях равновесия. Разумеется, набор продуктов и их качество определяется рыночным процессом. И нет никаких причин сомневаться в том, что равновесная ситуация, к которой стремится этот процесс, будет состоять из широкого разнообразия продуктов и их свойств. Но постулировать, что равновесие совместимо с единственным продуктом для каждой фирмы, это значит утверждать, что по ходу конкурентного рыночного процесса, в котором устраняется прибыль, предпринимателям каким-то образом запрещают копировать прибыльные свойства продукта. Не вводя допущения, что определенные ресурсы, необходимые для производства уникального продукта фирмы, фактически монополизированы этой фирмой, мы определенно не можем настаивать на уникальности продукта фирмы наперекор предположению, центральному в теории монополистической конкуренции, о том что вход на рынок свободный. Как указал Эдвардс, допущение, что "кривая спроса отдельной фирмы имеет значительный нисходящий наклон, свидетельствует о крепкой рыночной позиции; но если то же самое верно для всех фирм, это вряд ли совместимо со второй посылкой, а именно, что выйти на рынок легко" <Edwards. Competition and Monopoly in the British Soap industry, pp. 103--104; см также: Edwards H.R. Price Formation in Manufacturing Industry and Excess capacity // Oxford Economic Papers 7 (February 1955), pp. 94--118>.

Возможно, полезно будет суммировать мои возражения против подхода Чемберлина. Первое, теория монополистической конкуренции страдает тем же пороком, что и теория совершенной конкуренции, будучи исключительно теорией равновесия. Это означает, что обе теории начинают с предположения, что каждая фирма сталкивается с определенными, известными кривыми спроса. Начиная с этого, теория монополистической конкуренции по существу исключает всякую возможность отнести явления, которые она предназначена объяснять, на счет рыночного процесса, приводимого в движение тем обстоятельством, что реальные фирмы, в действительности, не имеют перед собой известных и определенных кривых спроса. Теория сформулирована таким образом, что не способна осознать предпринимательско-конкурентные силы, порождаемые попытками фирм определить действительное состояние спроса, с которым они имеют дело.

Второе, помимо моей неудовлетворенности понятием данных, известных кривых спроса, стоящих перед каждой фирмой, я возражал против необоснованного предположения, что без монополизации ресурсов и наличия препятствий для входа на рынок, можно принять, что эти кривые будут иметь нисходящий наклон даже после завершения процесса установления равновесия.

Первое возражение является центральным в свете задач этой книги. Оно очень ясно было сформулировано Хайеком <Хайек Ф.А. Смысл конкуренции // Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. -- М.: Изограф, 2000>, и отдельно от него Мизесом <М.: Мизес. Человеческая деятельность, с. 336 и далее>, два десятилетия назад. Кажется, коллеги либо полностью проигнорировали, либо не поняли то, что пытались сказать Хайек и Мизес. Так, профессор Бишоп нашел опровержение Хайеком теории монополистической конкуренции "бледным и неубедительным", являющимся никаким не опровержением теории, а "обскурантистской попыткой подорвать все стандартные методы экономического анализа", направленной на совершенную конкуренцию даже более откровенно, чем на монополистическую конкуренцию <Bishop. Theory of Imperfect Competition, pp. 37--39>. Трудно подобрать более красноречивый комментарий по поводу ограничений современной теории цены, чем тот факт, что такой признанный теоретик, как Бишоп не смог понять, что атака на равновесную теорию совершенной конкуренции является не примером обскурантизма, а разрушительной критикой теории монополистической конкуренции. В следующей главе я продолжу эту критику, сделав особый акцент на торговых издержках.

Несколько замечаний о понятии отрасль

Особое внимание, уделяемое мной предпринимательскому характеру конкуренции, свойственному рыночному процессу, имеет определенные следствия, касающееся роли отрасли в теории рынка. Как представляется, в свете недавней дискуссии по этому вопросу имеет смысл их сформулировать. Для теории частичного равновесия "отрасль" представляет собой прием, позволяющий игнорировать взаимозависимость между товарами, так что корректировки в пределах отрасли можно считать изолированными от других изменений, происходящих за их пределами. Триффин настаивал, что введенная Чемберлином в теорию монополистической конкуренции гипотеза о заменяемости продуктов требует упразднения какой-либо существенной роли групп и отрасли в теории. Монополистическая конкуренция "лишила старую концепцию отрасли (а также чемберлианскую группу) какого-либо теоретического значения.  . . .  Теоретической проблемой является всеобщая конкуренция между товарами" <Triffin. Monopolistic Competition, p. 88>. Понятие отрасли остается полезным только в эмпирических работах, где оно может "уменьшить до выполнимого размера необходимую исследовательскую работу без существенных потерь точности и исчерпываемости". В общей постановке теории ценности концепция отрасли не сможет помочь в снижении степени сложности проблем, создаваемых реальностью конкуренции между всеми фирмами в системе в целом.

По мнению Триффина, отказ от концепции отрасли заставляет и позволяет посредством теории монополистической конкуренции освободить теорию ценности от оков частичного равновесия и направить ее по вальрасианскому пути. "Общая теория экономической взаимозависимости" не требует и не может практически применить концепцию отрасли; такая теория должна быть построена на признании взаимосвязей между всеми фирмами. В этом смысле теория монополистической конкуренции может заполнить пропасть, отделяющую маршаллианскую школу от вальрасианской <Ibid., р. 3>.

Кюэн <Kuenne. Quality Space, Interproduct Competition, and General Equilibrium Theory, PP. 225 f> недавно подверг позицию Триффина резкой критике. Неверно, утверждает Кюэн, что теория общего равновесия делает упор на взаимозависимости скорее между фирмами, чем между отраслями; поэтому отказ от концепции отрасли не может требоваться для того, чтобы сделать маршаллианскую теорию ближе к вальрасианской. Более того, продолжает он, суть вклада Чемберлина вовсе не в подчеркивании межфирменной конкуренции. Скорее, считает Кюэн, вклад Чемберлина внес изменения в природу конкуренции между продуктами, заменив "продукт" продуктовой группой и представив рынки в виде кластеров близко конкурирующих субрынков. Но чемберлианская теория с этой точки зрения сохраняет "несоперническую", "анонимную" конкуренцию между фирмами, свойственную теории совершенной конкуренции. И Кюэн не видит причин, чтобы воспользовавшись возможностями, появившимися в связи с нововведениями Чемберлина, отказаться от концепции отрасли. На самом деле, заключает Кюэн, "сохранение основных очертаний "отрасли" или "группы" и "рынка" может предложить самый многообещающий метод распространения новых инструментов на теорию общего равновесия. Взаимосвязь несоперничающих фирм через рынки продуктов представляет собой естественное распространение монополистической конкуренции на теорию общего равновесия, и прежде чем это расширение произойдет, следует попытаться также ввести соперничающие типы межфирменной конкуренции" <Ibid., p. 231>.

С несколько иной точки зрения отказ Триффина от концепции отрасли критиковался Олсоном и Макфарландом <Olson and McFarland. Restoration of Pure Monopoly>. Их критика также оспаривает мнение, что открытие конкуренции между продуктами делает концепцию отрасли бесполезной. Но она не сосредоточивается (в отличие от критики Кюэна) на убежденности Триффина в том, что из-за уникальности продукта каждой фирмы, последовательность требует, чтобы теория конкуренции между продуктами была теорией межфирменной конкуренции. Олсон и Макфарланд скорее оспаривают мнение, что раз признана повсеместность конкуренции между продуктами, то невозможно провести границу отрасли, произвольно не игнорируя заменяемость между продуктами отрасли и другими продуктами. Вполне возможно, что одна ("монопольная") фирма производит продукт -- или группа фирм производит продукт (или группу продуктов) -- у которых на самом деле есть много заменителей среди других продуктов, но ни один из заменителей не является близким или конкурирующим. В этом случае, приходят к заключению Олсон и Макфарланд, монопольная фирма (или отрасль, или группа) не зависит от непосредственной реакции других фирм, а значит, анализ решения монопольной фирмы по поводу цены и объема производства (или по поводу рыночной корректировки в пределах отрасли или группы) может производиться без необходимости охватывать всю систему цен в целом.

С разрабатываемой здесь точки зрения нам, разумеется, нет нужды занимать какую-либо позицию относительно доктринальных следствий чемберлианской теории монополистической конкуренции или вальрасианской теории общего равновесия. От нас не требуется делать выбор между Триффином, с одной стороны, и Кюэном, Олсоном и Макфарландом, с другой, решать, приводит ли теория монополистической конкуренции логически к исключению концепции отрасли, или нет. Также нет необходимости определяться по поводу того, сосредоточено ли в вальрасианской теории основное внимание на анализе отдельной фирмы (как утверждает Триффин) или на отрасли (как настаивает Кюэн). Однако наша точка зрения все же имеет определенное значение для оценки роли отрасли в нашей собственной теории рыночного процесса, и оказывается, что наша оценка роли отрасли ближе всего позиции Триффина.

Какой бы несомненной практической полезностью концепция отрасли ни обладала для прикладных исследований, представляется очевидным, что в намеченной мной в этой книге теории рыночного процесса она мало помогает. Мы видели, что рыночный процесс направляется предпринимательской конкуренцией. В этом процессе участникам рынка становится известно о возможностях получения прибыли: они ощущают расхождение между ценами (либо между ценами, предлагаемыми и требуемыми покупателями и продавцами одного товара, и между ценой, предлагаемой покупателем за один продукт, и ценой, требуемой продавцами за необходимые ресурсы) и принимают меры, чтобы заполучить эту прибыль себе, осуществляя предпринимательские покупки и продажи. Конкуренция в этом процессе заключается в осознании возможностей [possibilities] предложить другим участникам рынка возможность [opportunity], более привлекательную, чем те, что имеются в настоящее время. По своей сути это процесс соперничества <для наших целей "сопернический" характер конкуренции заключается не столько в отношении, которое имеют принимающие решения субъекты к вероятным будущим реакциям своих конкурентов, сколько в осознании ими того, что, принимая свои нынешние решения, они сами в состоянии сделать что-либо для рынка лучше, чем это готовы сделать их конкуренты> (если принять терминологию Кюэна); он состоит из участников рынка, не пассивно реагирующих на заданные условия, а активно ловящих прибыльные возможности, меняя существующие обстоятельства в лучшую сторону. Объясняя природу этого процесса, мы не можем воспользоваться механизмом отрасли, где предполагается, что корректировки происходят анонимно и без соперничества. Признание этого механизма не только вынуждает нас отказаться от нашего понимания конкурентного процесса в рамках "отрасли", это также лишает нас нашего понимания того, как действуют рыночные силы путем взаимодействия между производителями различных продуктов (так как это взаимодействие происходит, как всегда, посредством индивидуальной предпринимательской деятельности). Только теория равновесия (частичного равновесия или общего равновесия, совершенно конкурентного или монополистически конкурентного) может позволить игнорировать внутриотраслевые процессы. В теории рыночного процесса акцент, делаемый на индивидуальной предпринимательской деятельности, которая определяет движение рыночных цен какого-либо продукта или продуктовой "группы", немедленно указывает на расширение той же самой деятельности при объяснении движения рыночных цен нескольких различных продуктов. Возможно, Кюэн прав, утверждая, что чемберлианская теория не делает сильного упора на межфирменную конкуренцию; он, возможно, прав, настаивая, что для вальрасианской теории отрасль (а не фирма) представляла "исключительный интерес в качестве производственного объекта" <Kuenne. Quality Space, Interproduct Competition, and General Equilibrium Theory, p. 226>. Но в теории рыночного процесса мы не можем позволить себе убрать акцент с сопернической межфирменной конкуренции. Возможно, Олсон и Макфарланд правы, когда отрицают, что заменяемость между продуктами необходимо означает, что корректировки в пределах отрасли нельзя понять, не уделив внимание последствиям этих корректировок для рынков других продуктов. Но суть предпринимательской деятельности, от которой зависит наша теория рыночного процесса, подразумевает одновременное присутствие на более чем одном "рынке" -- фактически, эта деятельность заключается в соединении различных рынков. Таким образом, защита частичного анализа Олсоном и Макфарландом хотя, может быть, полезна для теории равновесия, имеет мало смысла для анализа предпринимательского процесса.

Более того, для нас (в отличие от Олсона и Макфарланда) реабилитация концепции отрасли не является ни необходимой, ни достаточной для восстановления в правах категории чистой монополии. Для равновесной экономической теории, где принимающей решение производственной единицей является роббинсианская фирма (и монополия понимается прежде всего как атрибут фирмы), чистый монополист требует такой же изоляции от реакции других фирм, какую мы должны постулировать для концепции отрасли. Таким образом, для Олсона и Макфарланда восстановление чистой монополии идет рука об руку с восстановлением концепции отрасли. Реабилитация кривой спроса отрасли, изолированной от реакций (внутриотраслевых изменений) участников рынка вне отрасли, в то же самое время является реабилитацией кривой спроса, стоящей перед монопольной фирмой. Мы искали концепцию монополии, которая должна отражать возможность освобождения от предпринимательской конкуренции -- включая и уровень обсуждения, на котором само понятие кривой спроса вызывает сомнения. Эта концепция монополии была найдена в исключительном владении ресурсом, которая дарует производителю определенную степень иммунитета к конкуренции других предпринимателей, поскольку для них тем самым блокирован доступ к деятельности, которой занимается монопольный производитель. Как мы видели, прибыльность монопольной позиции, определенной таким образом, в действительности, зависит от степени заменяемости субститутов, которые можно найти для монополизированного ресурса и изделий, произведенных из него. Эти соображения будут оказывать влияние как на степень, так и на значимость защиты от предпринимательской конкуренции, которую может предоставить владение ресурсом, преграждающее вход на рынок. Ничего в понятии монополии, сформулированном таким образом, не зависит от целостности концепции отрасли.

Шумпетер, созидательное разрушение и конкурентный процесс

Взгляды на конкуренцию и конкурентный процесс, разработанные нами, возможно, напомнят читателю широко известную критику теории совершенной конкуренции (и связанной с ней экономической политики) Шумпетером <Шумпетер. Капитализм, социализм и демократия, гл. VII, VIII>. Можно подумать, что предпринимательский конкурентный процесс, к которому мы настойчиво пытались привлечь внимание, это просто "непрерывный шторм созидательного разрушения", являющийся для Шумпетера и проявлением эффективной конкуренции, и сущностью эволюционного разрушительного процесса. Может показаться, что наш интерес скорее к обыденному пониманию того, что означает конкуренция, чем к пониманию теоретиков совершенной конкуренции -- т.е. действовать иначе, чем твои конкуренты -- пересекается, и даже совпадает с настойчивым утверждением Шумпетера, что важным видом конкуренции в рыночной системе является конкуренция, исходящая от новых товаров, технологий, источников снабжения и типов организации <см. раздел "Конкуренция: ситуация или процесс?">.

Позиция Шумпетера получила широкую известность, благодаря его критике антитрестовской политики, принявшей в качестве нормативного идеала модель совершенной конкуренции. Именно его тезис, что совершенная конкуренция несовместима с технологическими нововведениями, подвергся тщательнейшим обсуждениям и проверкам <см., например: Mason E.S. Schumpeter on Monopoly and the Large Firm // Review of Economics and Statistics 33 (May 1951), pp. 139--144; Markham J.W. Market Structure, Business Conduct, and Innovation // American Economic Review 55 (May 1965), pp. 469-471>. Для нас более важно исследовать представленную Шумпетером картину капиталистического конкурентного процесса и понять, в чем эта картина отличается от нашей. Эта задача тем более важна, что, я надеюсь, это прояснит некоторые аспекты нашей позиции, которые были недостаточно акцентированы.

Вкратце, разница между "непрерывным штормом" Шумпетера и нашим предпринимательско-конкурентным процессом последовательно вытекает из различия (разработанного в предыдущей главе) <см. гл. 2, раздел "Предпринимательство в литературе"> между двумя концепциями предпринимательства -- Шумпетера и разработанной здесь. Это является следствием, достаточно парадоксальным, того обстоятельства, которое, на первый взгляд, обеспечивает очевидное тождество нашего конкурентного процесса и непрерывного шторма Шумпетера: оба процесса являются предпринимательскими. Неудовлетворенность Шумпетера доминирующим представлением капитализма в теории цены заключается, как и наша, в осознании искажений, возникающих в результате исключения предпринимательской роли.

Предпринимательская сущность нашего конкурентного процесса была основной темой этой главы. Тот факт, что непрерывный шторм Шумпетера является не чем иным, как выражением (шумпетерианским) предпринимательства, становится понятным даже на основе поверхностного изучения его работ (даже несмотря на то, что это не было открыто заявлено им в формулировке процесса созидательного разрушения). Таким образом, для Шумпетера ход капитализма направляется разновидностью конкуренции, исходящей "от новых товаров, новой технологии, новых источников снабжения, новых типов организации" <Шумпетер. Капитализм, социализм и демократия, с. 128>. Это очень сильно напоминает язык, который использует Шумпетер при определении роли предпринимателя. Функция предпринимателя, читаем мы, заключается в том, чтобы "реформировать или революционизировать модель производства путем применения изобретения или, в более общем виде, непроверенной технологической возможности для производства нового товара или старого новым способом, путем открытия новых источников снабжения материалами или новых рынков сбыта для продукции, путем реорганизации отрасли" <там же, с. 183>. Именно это отождествление и системой Шумпетера, и нашей собственной конкурентного процесса с предпринимательской деятельностью может помочь нам осознать, что, фактически, эти системы обсуждают два совершенно разных процесса.

В предыдущей главе было указано как на сходство, так и на различия между нашей концепцией предпринимательства и шумпетерианской. В обеих концепциях именно бдительность предпринимателя к доселе незамеченным возможностям позволяет ему отойти от рутины; его роль возникает исключительно в неравновесных условиях. Но для Шумпетера сущность предпринимательства заключается в способности вырваться из рутины, разрушить существующие структуры, сдвинуть систему с траектории равномерного, кругооборота потока равновесия. С другой стороны, для нас важнейшим элементом предпринимательства является способность увидеть неиспользуемые возможности, априорное существование которых означает, что первоначальная равномерность кругооборота была иллюзорной -- что, будучи далекой от состояния равновесия, она представляла собой неравновесное состояние, неизбежно обреченное на то, чтобы быть разрушенным. Для Шумпетера предпринимательство -- это разрушительная, нарушающая равновесие сила, которая выводит рынок из сонного состояния равновесия; для нас предприниматель является уравновешивающей силой, чья деятельность отвечает на существующие напряжения и обеспечивает такие корректировки, к которым взывают неиспользуемые возможности.

Таким образом, для Шумпетера предпринимательская деятельность, динамичная конкуренция, к которым он привлек наше внимание, проявляет себя в долгосрочном экономическом развитии капиталистической системы. Для Шумпетера предпринимательская деятельность, как и для Маркса, является источником эволюционного процесса, который и составляет капитализм <там же, с. 126>. "Открытие новых рынков, внутренних и внешних, и развитие экономической организации от ремесленной мастерской и фабрики до таких концернов, как "U.S. Steel", иллюстрирует все тот же процесс экономической мутации, ... который непрерывно революционизирует экономическую структуру изнутри, разрушая старую структуру и создавая новую. Этот процесс Созидательного Разрушения является самой сущностью капитализма" <там же, с. 127--127 (курсив в оригинале)>. В этом процессе предпринимательская деятельность -- это деятельность лидеров -- новаторов и первопроходцев; она резко контрастирует с деятельностью сонма "подражателей", идущих по следам предпринимателей. В то время как именно лидеры временно создают прибыли, разрушая состояние равновесия, толкая экономику к более высокому уровню экономического благосостояния, именно масса подражателей вновь приводит экономику в состояние покоя на новом уровне равновесия. Их активность, восстанавливающая равномерный кругооборот, не является предпринимательской; они ничем не примечательные люди, которые, научившись подражать лидерам, впадают то в одну, то в другую рутину с нулевой прибылью. Капиталистическое развитие для Шумпетера состоит из внезапных приливов предпринимательской, инновационной энергии, постоянно заглушаемой подражателями и рутинерами <см.: Шумпетер. Теория экономического развития, с. 280 и далее>. Для нас предпринимательство проявляет себя в краткосрочных движениях, точно так же как и в долгосрочных эволюционных изменениях и демонстрируется подражателями (взявшимися за дело, чтобы использовать возможности, открывшиеся в результате деятельности новаторов) точно так же, как самими новаторам. Для нас предпринимательство прекращается только тогда, когда подражательная деятельность выжимает все прибыльные возможности. Процесс, посредством которого цены, превышающие равновесные, сбиваются до равновесного уровня, мы считаем предпринимательским процессом: он требует предпринимательской бдительности к реалиям ситуации, чтобы привести их в соответствие с подлинными стремлениями (или скорее, с относительным недостатком стремления) потенциальных покупателей. Фактически, именно к этим краткосрочным рыночным процессам, являющимся причиной вездесущего бурления, стремящегося к положению рыночного равновесия, мы и хотели привлечь внимание нашим акцентом на предпринимательстве. Эти краткосрочные процессы, будучи сотканы из подражательной активности последователей, набрасывающихся на "запас прибыли и объем производства существующих фирм" <Schumpeter. J.A. Capitalism, Socialism and Democracy, -- N.Y.: Harper and Row. p. 84>, для Шумпетера не служат примером проявления предпринимательства. Предпринимательство зарезервировано за блестящими, одаренными богатым воображением, отважными, изобретательными новаторами. Для нас предпринимательство реализуется везде, где участники рынка осознают, что, сделав что-то немного отличное от того, что делается в настоящее время, можно более точно предугадать имеющиеся возможности.

Не случайно поэтому, что для Шумпетера ценовая конкуренция представляет собой непредпринимательскую, прозаичную разновидность конкуренции (которую он желает оттеснить на второй план), в то время как динамичный, предпринимательский тип конкуренции (в которой Шумпетер видит сущность капиталистического процесса) представлен новыми товарами и новыми технологиями <Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия, с. 128>. Для нас процесс ценовой конкуренции является предпринимательским и динамичным так же, как и представленный новыми товарами, новыми методиками и новым типом организации. Практически, как раз то, что в обоих случаях действует один и тот же конкурентно-предпринимательский рыночный процесс, проявляет ли он себя посредством корректировки цен в соответствии с моделями общего (или частичного) равновесия, или посредством корректировки имеющихся товарных возможностей, технологий или организации производства, и является сутью нашей позиции на протяжении всей книги. То, что Шумпетер явно отказывается признать эту тождественность, резко ограничивает, с точки зрения этого эссе, ценность его во всех остальных отношениях мастерского и пионерного проникновения в предпринимательский процесс <сходную по духу критику недостатка интереса к рыночному процессу у Шумпетера (на что было обращено внимание в этой книге), см.: Хайек. Использование знания в обществе, с. 100-101. См. также: Мизес. Человеческая деятельность, с 335>.

Дополнительно разъяснить, чем наш подход отличается от подхода Шумпетера, можно сославшись на его часто цитируемые взгляды на несовместимость экономического развития и состояния совершенной конкуренции <Шумпетер. Капитализм, социализм и демократия, с. 151.>. Позиция Шумпетера заключается как раз в том, что свобода входа на рынок, подразумеваемая совершенной конкуренцией, должна устранить все стимулы к новым методам производства и новым товарам. Шумпетер (так же как, безусловно, и все авторы, высоко оценившие этот тезис Шумпетера), кажется, забыл, что теория совершенной конкуренции является теорией равновесия, описывает условия, которые должны быть выполнены, прежде чем ситуация станет такой, что не потребуются никаких корректировок. Отсюда следует, что вопрос, совместимо ли экономическое развитие с условиями совершенной конкуренции или нет, в действительности является праздным. В той мере, в какой экономика обладает потенциалом развития (например новыми технологиями, в пределах доступности и возможности получить новые товары), никакого равновесия невозможно себе представить до тех пор, пока этот потенциал полностью не использован. Критиковать совершенно конкурентный рынок за то, что он не способствует технологическому прогрессу, означает либо не осознавать его как состояние равновесия, либо определять как равновесие любое состояние покоя, даже такое, где существуют несоответствия и напряжения, требующие (и в конечном счете, конечно, добивающиеся) рыночной коррекции и настройки. Теория совершенной конкуренции нас не удовлетворяет, поскольку исключает (по определению) любое рассмотрение процесса, посредством которого можно достичь равновесных состояний. Для Шумпетера это возражение не имеет особого веса, так как для него, как мы видели, совершенно конкурентный рынок не обязательно означает рынок, на котором завершены все корректировки. "Динамическая" конкуренция, на которую Шумпетер полагается в деле экономического развития, поэтому явно не предназначена, чтобы отвечать на это возражение.

Мы от всей души согласны с мнением Шумпетера, что условия совершенной конкуренции должны отсутствовать, чтобы происходило технологическое развитие. Но для нас эта истина представляет собой просто частный (хоть и очень важный) случай более общего положения, утверждающего, что отсутствие условий совершенной конкуренции (или, коли на то пошло, любой набор равновесных условий) необходимо для того, чтобы могла произойти любая рыночная корректировка (даже простейшая корректировка цены). Именно потому, что Шумпетер представлял предпринимательство, которое способно дать начало технологическому развитию как спонтанное разрушение равновесия (а не уравновешивающую реакцию на существовавшие до этого напряжения), он не смог осознать по своей сути однородный конкурентно-предпринимательский процесс, проявляет ли он себя в технологическом прогрессе или в краткосрочных рыночных корректировках.

Предпринимательство как путь к монополии

Среди всех следствий, которые можно вывести из концепции монополии, разработанной в этой главе, одно заслуживает тщательного объяснения. Хотя это следствие будет важно для нас позже, я введу его здесь, чтобы прояснить перспективы концепции монополии. Момент, который я хочу подчеркнуть, заключается в том, что монопольную позицию можно получить в результате бдительной предпринимательской (а следовательно, конкурентной) деятельности <см. гл. 1, раздел "Предприниматель как монополист">.

Если монополия понимается как положение, предоставляющее иммунитет против входа на рынок конкурирующих предпринимателей (этот иммунитет возникает вследствие исключительного владения ресурсами), становится интересно узнать источник этого монопольного положения. Ясно, что этим источником может быть просто существующая модель природной наделенности ресурсами, признаваемая соответствующей системой прав собственности. В обществе, где исключено рабство, человек, имеющий уникальные природные навыки, обладает встроенным монопольным положением, и т.д. Какие бы отрицательные социальные последствия ни возникали из этой монопольной позиции, мы должны отнести их на счет первоначальной модели наделенности ресурсами, закрепленной институализированной системой прав. Но ясно, что монопольная позиция моэет возникнуть также и в результате сознательных действий.

Таким образом, там где первоначальная модель наделения ресурсами распределила некий ресурс среди многих собственников ресурсов, но один дальновидный коммерсант скупил весь его запас, он обрел монопольное положение путем бдительной предпринимательской деятельности. В ходе последующей эксплуатации своего положения исключительного владельца ресурса он представляет собой защищенного монополиста. Если мы дадим оценку выгодам, которые этот предприниматель получает от этого рынка, в связи с тем, что владеет уникальным ресурсом, мы припишем их его сильной позиции как монополиста; в то же самое время мы можем приписать их ходу предпринимательской деятельности, обеспечившей ему это положение (над потенциально конкурирующими предпринимателями). Аналогично, неблагоприятные социальные последствия, которые могут возникнуть благодаря этому монопольному положению, можно приписать исключительной власти монополиста; в то же время их можно приписать конкуренции, в ходе которой монополист добился этой власти (в таком случае, на фоне данных неблагоприятных последствий мы должны оценить социальные преимущества, которые можно усмотреть в предпринимательстве, заключавшемся в этой конкуренции). Ясно, что давать оценку конечной ситуации можно либо с точки зрения краткосрочной перспективы, в которой данностью является монопольное положение, либо с точки зрения долгосрочной перспективы, в которой само существование этого положения объясняется в категориях конкурентно-предпринимательского рыночного процесса. Очевидно, что ситуация не допускает недвусмысленного положительного определения; и к тому же может иметь как благоприятную, так и неблагоприятную нормативную оценку, в зависимости от принятой точки зрения.

Случай, когда бдительный предприниматель обрел (первоначально не имея монопольной власти) монопольное положение посредством предпринимательской деятельности, не следует смешивать со случаем, когда предприниматель благодаря своей бдительности стал первым (и на данный момент единственным) производителем продукта, не имея исключительного доступа к необходимым ресурсам. Термин "монополия" в доминирующей сегодня теории цены регулярно применяется в последнем смысле (хотя изредка признается взаимосвязь между деятельностью "монополиста" и предпринимательством) <см., однако, замечание, приписываемое профессору Льюису, процитированное выше, раздел "Смысл монополии">. Разумеется, в соответствии с нашей терминологией, самый сообразительный предприниматель, пока он обладает исключительным контролем над ресурсом, вообще не называется монополистом. Его благоприятное положение было получено им в открытой конкуренции с другими предпринимателями, оно остается особо благоприятным только на протяжении отрезка времени, который понадобится его конкурентам (для которых вход на рынок остается абсолютно свободным), чтобы обнаружить, каким образом предложить рынку возможности более привлекательные, чем те, которые уже обнаружены им. Это резко контрастирует со случаем, когда предприниматель добивается исключительного контроля над уникальным ресурсом и тем самым обретает подлинно монопольное положение. В последнем случае благоприятная позиция была действительной выиграна в открытой конкуренции с другими предпринимателями, однако, будучи обретенным, это благоприятное положение гарантированно и навсегда становится недоступной потенциальным конкурентам.

И все же случай подлинно монопольного положения, обретенного посредством предпринимательской деятельности, способен пролить свет на один важный аспект ситуации, в которой самый сообразительный предприниматель (не имеющий контроля над каким-либо ресурсом) временно помещает себя в необычайно благоприятное положение. Может случиться, что первый обнаруживший рыночную возможность, даже там, где он не обладает исключительным контролем над каким-либо ресурсом, необходимым, чтобы воспользоваться ею, временно огражден от конкурирующей активности других предпринимателей даже когда они обнаружили эту возможность и предприняли определенные шаги, чтобы скопировать ее. На протяжении времени, которое обязательно должно пройти, прежде чем результаты этих конкурирующих мероприятий попадут на рынок, первый предприниматель обладает положением, равносильным временной монополии, положением, которого он добился благодаря своим выдающимся качествам предпринимателя. По нашей терминологии, это подлинно монопольная позиция, потому что ресурсы, необходимые для немедленного производства рассматриваемого товара, практически недоступны для других предпринимателей. Другие могут получить ресурсы, необходимые для производства этого товара, только когда-нибудь в будущем; "первый" предприниматель, предприняв необходимые шаги прежде всех своих конкурентов, просто является первым производителем, способным производить сейчас. Разумеется, это монопольное положение временно. Поэтому оценка данной ситуации подразумевает выбор между краткосрочной и долгосрочной перспективами с точки зрения еще одного измерения, помимо тех, которые обсуждались ранее в этой главе. В главе 5 мы вернемся к более подробному рассмотрению этих вопросов.