|
|
|||||||
Пользователь: [login] | настройки | карта сайта | статистика | | |||||||
Предыдущая глава дала общее представление о точке зрения, которая будет развиваться в данной работе. В этой и последующих главах будут более тщательно исследованы и изложены ее различные аспекты. В высшей степени уместно начать с роли предпринимателя в системе цен. На наш взгляд, предприниматель не только играет ключевую роль в рыночном процессе, но эта роль, особенно в последние десятилетия, почти неизменно игнорировалась <последняя работа, подтверждающая это: Baumol W.J. Entrepreneurship in Economic Theory // American Economic Review 58 (May 1968), p. 72>. И этот пробел существует не только в отношении понимания жизненно важной роли предпринимательства в процессе достижения равновесия, но и в отношении правильного понимания самой природы предпринимательства. Предпринимательская роль на рынке трудноуловима. Это демонстрируется фактическим исключением этой роли из самых современных изложений теории цены, а также многочисленностью тщательных попыток более ранних авторов дать определение предпринимателю и провести различие между его ролью и ролью капиталиста или наемного менеджера. Эти попытки отражают желание точно установить нечто, чье присутствие несомненно ощущается, но позволяет лишь дать туманное определение своей видимости. На мой взгляд, существует возможность дать удовлетворительное объяснение ускользающему фактору предпринимательства. Далее, я уверен, что сделать это крайне важно для понимания рыночного процесса. Одно из различий между теорией рынка, излагаемой в этой работе и доминирующей в современных учебниках по теорией цены, заключается в полном отсутствии в последней адекватного понимания природы и функции предпринимательства в рыночной системе. Думаю, будет полезным предварительное краткое изложение моей позиции по поводу природы предпринимательства. Я буду утверждать, что в любом человеческом действии присутствует элемент, хотя и имеющий ключевое значение для экономически рациональной деятельности в целом, но который сам не может быть проанализирован в терминах экономически рациональной деятельности, критериев максимизации или эффективности. Чтобы зафиксировать его в явном виде, я буду называть его предпринимательским элементом. Далее я буду утверждать, что предпринимательскую роль на рынке лучше всего можно понять по аналогии с тем, что я назвал предпринимательским элементом в отдельном человеческом действии. Распределение ресурсов посредством безличных сил рынка часто сравнивается с процессом принятия соответствующих решений индивидом. Именно это представляет основу для аналогии, о которой я упомянул. Критериев эффективности самих по себе недостаточно для понимания отдельного человеческого действия, поскольку ключевой фактор появления индивидуальной экономически рациональной деятельности -- это «внеэкономический» предпринимательский элемент, а распределительная роль рыночного процесса не может быть понята в одних лишь терминах взаимодействия максимизирующей деятельности индивидов. Рынок, состоящий только из экономически рациональных, максимизирующих индивидов, не порождает рыночного процесса, который мы пытаемся понять. Для появления рыночного процесса нам требуется еще один элемент, который невозможно постичь в узких концептуальных границах экономически рационального поведения. Этот элемент рынка лучше всего определяется как предпринимательство. Логическое соотношение между ним и более узкими "экономически рациональными" элементами рынка точно такое же, как соотношение между предпринимательскими элементами и аспектом эффективности процесса принятия решения в отдельном действии. Давайте обратимся к предлагаемому мною более детальному рассмотрению предпринимательства. Процесс принятия решений и экономически рациональная деятельность Теория цены в том виде, как она сформировалась в течение последних 40 лет, сводит все рыночные явления к отдельным решениям. Как "микротеория" она считает, что определение цен, количества и качества продукции и методов производства достигается в результате взаимодействия экономически рациональной деятельности индивидуальных участников рынка. Она пытается понять меняющиеся явления рынка, анализируя реакции индивидуальных участников рынка на изменение экзогенной рыночной информации (вкусов, методов производства и наличия ресурсов). Основа экономического анализа индивидуального процесса принятия решений обнаруживается в его экономическом аспекте. После появления классической работы лорда Роббинса (Robbins. An Essay on the Nature and Significance of Economic Science. 1932) экономический аспект индивидуальной деятельности представляется в терминах распределения редких средств между альтернативными целями. Перед каждым индивидом стоит "экономическая проблема" -- проблема выбора таких способов действия с учетом данных средств, которые обеспечат достижение по возможности наибольшего количества его целей (в порядке значимости). Проблема иногда выражается как обеспечение эффективности или как "максимизация" целевого удовлетворения. Общая черта всех роббинсианских формулировок рассматриваемой проблемы -- это необходимость добиться такой модели манипулирования данными средствами, которая наиболее точно будет соответствовать данной иерархии целей. На мой взгляд, аналитическое представление индивидуальных участников рынка как стремящихся к экономии, максимизации или эффективности является, во многих отношениях, обманчиво неполным. Это привело к представлению рынка, как состоящего из огромного количества экономически рациональных индивидов, каждый из которых принимает решение в соответствии с данным рядом целей и средств. И, на мой взгляд, именно такое видение рынка привело к уже упоминавшемуся исключительно вредному акценту на ситуации равновесия. Масса экономически рациональных индивидов, каждый из которых делает свой выбор из набора данных целей и средств, не может без введения дополнительных экзогенных элементов породить рыночный процесс (который подразумевает систематически изменяющиеся ряды средств, доступных участникам рынка.) Я считаю, что вместо экономически рациональной деятельности более пристальное внимание крайне полезно будет уделить более широкому понятию человеческой деятельности, введенному Мизесом. Разработанная Мизесом концепция homo agens <человек действующий (лат.). -- Прим. пер.> способна на все то, что может быть достигнуто использованием понятий экономически рациональной деятельности и стремлением к эффективности. Но концепция человеческой деятельности, в отличие от концепций экономически рациональной деятельности и распределения ресурсов, не заточает принимающего решения субъекта (или экономический анализ его решений) в рамки данных целей и средств. Человеческая деятельность, по Мизесу, предполагает курс действий, избранный человеком, чтобы "устранить беспокойство" и "повысить свое благосостояние". Будучи более широким, чем понятие экономически рациональной деятельности, понятие человеческой деятельности не ограничивает анализ решения проблемой распределения ресурсов, поставленной сопоставлением недостаточных средств и многочисленных задач. Решение в рамках подхода человеческой деятельности не сводится, путем простого механического вычисления ответа, к проблеме максимизации, подразумеваемой в конфигурации данных целей и средств. Оно отражает не просто манипулирование данными средствами с целью точного соответствия иерархии данных целей, но и дает само представление о системе координат, связывающей средства и цели, в рамках которой имеют место распределение ресурсов и экономически рациональная деятельность. Экономически рациональный человек Роббинса наделен склонностью приводить данные средства в соответствие с данными целями. Само это понятие предполагает некий заданный образ целей и средств. Без такого образа экономически рациональная деятельность вообще не может начаться. Homo agens Мизеса, напротив, наделен не только склонностью к эффективному достижению целей, если цели и средства четко установлены, но также внутренним импульсом и бдительностью, необходимыми, чтобы установить, к каким целям стремиться и какие средства имеются в наличии. Человеческая деятельность включает в себя поведение, нацеленное на эффективность, типичное для экономически рациональных субъектов Роббинса, но, кроме этого, она также включает элемент, который по определению не присутствует в экономически рациональной деятельности. Экономически рациональное поведение, или, конкретнее, его анализ, непременно упускает задачу постановки целей и определения средств. Понятие экономически рациональной деятельности по определению предполагает, что эта задача (и ее анализ) была выполнена где-то в другом месте. Человеческая деятельность трактует обе задачи -- определение соответствующей системы координат, связывающей цели и средства, и достижение эффективности относительно нее -- как единую интегрированную человеческую активность. В той мере, в какой мы можем определить систему координат цели-средства, которую homo agens воспринимает как актуальную, мы можем анализировать его решение в ортодоксальных роббинсианских терминах "распределение ресурсов--экономическая рациональность". В то время как при помощи более узкого понятия экономически рациональной деятельности нельзя объяснить, почему данная конкретная система координат, связывающая цели и средства, считается актуальной и что могло бы заставить ее потерять эту актуальность, такое объяснение становится возможным с помощью более широкой концепции человеческой деятельности -- оно встроено в предрасположенность к бдительности к появляющимся целям и обнаружению до этого неизвестных ресурсов, которой наделяется homo agens. (Разумеется, роббинсианское понятие экономически рациональной деятельности может вполне адекватно объяснить обдуманный, учитывающий издержки поиск информации. Экономически рациональный человек действительно может быть представлен как распределяющий угаданные количества средств между альтернативными исследовательскими проектами (с угаданными потенциальными возможностями). Но в той мере, в какой этот поиск может быть включен в структуру экономически рациональной деятельности, в качестве фона он однозначно предполагает некое предварительное согласование целей и средств. Дело здесь в том, что понятие экономически рациональной деятельности должно исключить из сферы своей компетенции объяснение актуальности этого частного фона.) Сейчас необходимо (по причинам, которые вскоре станут понятны) дать название этому элементу бдительности к новым вероятно стоящим целям и новым вероятно доступным ресурсам -- который, как мы видели, отсутствует в понятии экономически рациональной деятельности, но явно содержится в понятии человеческой деятельности -- предпринимательскому элементу в человеческом механизме принятия решений. Именно благодаря наличию этого предпринимательского элемента мы понимаем человеческую деятельность как активную, творческую и человеческую, а не как пассивную, автоматическую и механическую <ряд авторов уже обращали внимание на пассивность роббинсианского типа принимающего решения субъекта, который доминирует в современной микроэкономической теории. См.: Shackle G.L.S. The Nature of Economic Thought, Selected Papers 1955-- 1964. -- N. Y.: Cambridge University Press, 1966, p. 130. Краткое обсуждение разницы между подходом Шэкла и моим собственным, см. Kirzner I.M. Methodological Individualism, Market Equilibrium, and Market Process // Il Politico 32 (1967), p. 187--199. Также см.: Kirzner I.M. The Economic Point of View. -- Princeton, N.J.: Van Nostrand, 1960, p. 121 ff.>. После того как мы осознали наличие предпринимательского элемента в человеческой деятельности, мы не можем более интерпретировать решение как простое вычисление, которое, в принципе, может быть принято путем механического манипулирования "данными", или которое уже полностью подразумевается в этих данных. Необходимо признать, что человеческое решение не может быть объяснено только в терминах максимизации, -- "пассивной" реакции, которая принимает форму выбора "наилучшей" линии поведения, предначертанной обстоятельствами. Как только теоретик выявил условия, которые принимающим решения субъектом считались имеющими отношение к ситуации, то он действительно может объяснить решение с точки зрения вычислительной оптимизации. Но явное признание предпринимательского элемента в процессе принятия решений влечет за собой признание того, что подобное распределительное объяснение в лучшем случае частично; что такое объяснение предполагает чью-то способность недвусмысленно установить систему координат, связывающую средства и цели, которая, в свою очередь, недвусмысленно осознается принимающим решения субъектом до своего решения; и что психология принятия решений в ситуациях отсутствия такого предварительного представления принимающим решения субъектом какой-либо системы координат, связывающей средства и цели, может сделать такое распределительное объяснение вообще несостоятельным, не более чем эвристическим приемом, не претендующим на реализм. Но признание предпринимательского элемента в принятии решения влечет за собой не только осознание ограниченного реализма распределительных объяснений человеческого решения. Понимание этого предоставляет возможность более глубокого проникновения в суть предмета, не достижимого иным путем. В частности, признание этого предпринимательского элемента позволяет представить ряд разных решений одного индивида, в виде логически связанной последовательности, где каждое решение понимается как логический результат предыдущего решения. Другими словами, как только мы становимся чувствительны к бдительности принимающего решения субъекта, в отношении новых, вероятно, стоящих целей и новых доступных средств, появляется возможность представить процесс обучения, порожденный накапливающимся опытом самих решений, в качестве объяснения закономерностей изменений, происходящих в решении индивида. Анализ, ограниченный распределительными объяснениями, совершенно неспособен осознать постоянство в любой последовательности решений, так как каждое решение осмысляется исключительно на языке собственной системы координат, связывающей цели и средства. В чисто распределительных объяснениях невозможно использовать более ранние решения для объяснения более поздних решений на основе обучения; если схема согласования целей и средств, актуальная для индивида при принятии более позднего решения, отличается от схемы, считавшейся актуальной ранее, то "в системе координат экономически рациональной деятельности" не существует ничего, кроме отсутствия закономерности. Такое экзогенное изменение просто уничтожило одну ситуацию принятия решений и заменило ее на другую. Ничто в формулировке взгляда на решение с точки зрения экономической рациональности не говорит нам о том, каким образом в отсутствии необъяснимых экзогенных изменений одна схема согласования целей и средств заменяется другой. Необходимо признать то, что я назвал предпринимательским элементом, чтобы понять, что изменяющиеся схемы согласования целей и средств, считающиеся актуальными для следующих друг за другом решений, являются возможно поддающимся пониманию результатом накопления опыта, в котором бдительность принимающего решения субъекта в отношении актуальной новой информации породила постоянно меняющуюся последовательность решений <по этому вопросу см. далее раздел "Предпринимательство и процесс установления равновесия">. Предыдущий параграф представил взгляд на решение индивида с акцентом на бдительность, которую человеческие существа всегда проявляют в отношении ранее не замеченных потенциально стоящих целей, а также в отношении незамеченных потенциально ценных доступных ресурсов. Признание этого элемента в процессе принятия решения индивидом, элемента, который я назвал "предпринимательским", поможет нам понять роль предпринимателя на рынке и увидеть, почему анализ этой роли требуется проводить отдельно от анализа ролей других участников. Как мы убедились, там, где четко заданная система координат, связывающая цели и средства, признается актуальной принимающим решения субъектом до принятия решений, мы можем вполне удовлетворительно объяснить его решение, как механическое вычисление на основе информации о средствах и целях. Другими словами, там, где обстоятельства решения скорее всего известны принимающему решения субъекту, мы можем "предсказать", какую форму примет это решение, просто определив оптимальный ход действия, присущий известным обстоятельствам. Такое "механическое" объяснение процесса принятия решений могло бы полностью подойти миру совершенного знания и предвидения. В таком мире не было бы места для предпринимательского элемента. Если каждый человек наверняка знает, чего следует ожидать, то его планы можно полностью объяснить на основе экономически рациональной деятельности, оптимального распределения ресурсов и максимизации. Другими словами, его планы могут быть представлены как, в принципе, подразумеваемые в исходных данных, составляющих его знание всех настоящих и будущих обстоятельств, относящихся к его ситуации <в мире совершенного знания единственная область принятия решений связана с возможностью обмена -- либо с человеком, либо с природой -- чего-либо, ценимого сравнительно низко, на ценимое более высоко. В мире несовершенного знания в любой данный момент времени может существовать нечто, что продается на рынке больше чем по одной цене. Как только эта разница цен кем-то замечается, как только кто-то о ней узнает, он открывает прибыльную возможность. Возможно, ценность разделения обнаружения подобной возможности и ее использования сомнительна. Однако, если все же такое разделение проводится, то следует отметить, что "решение" воспользоваться прибыльной возможностью, при условии что возможность была обнаружена с достаточной степенью определенности, для наших целей можно считать "роббинсианским" решением. Оно однозначно определяется начальными условиями (и фактически идентично особому роббинсианскому случаю, когда экономически рациональный субъект имеет только одну цель и, разумеется, просто применяет все имеющиеся средства для ее достижения). Для такого "решения" предпринимательский элемент не требуется. Предпринимательство необходимо для открытия прибыльной возможности. Если обнаружение возможности искусственно отделяется от ее действительного использования, то следует признать последнее решение чисто роббинсианским (несмотря на то, что здесь нет никакого "распределения ресурсов")>. Но, разумеется, нам известно, что люди не действуют в мире совершенного знания, и именно это заставило нас подчеркнуть важность бдительности, которую люди проявляют в отношении новой информации. Поэтому в той мере, в какой экономическая теория имеет отношение к миру совершенного знания, будет совершенно уместно анализировать рыночные явления на основе роббинсианских экономически рациональных и максимизирующих субъектов. Нет необходимости (а на самом деле и возможности) вводить в теорию такого мира предпринимательство как таковое или привлекать внимание к какому-либо предпринимательскому элементу в конкретном процессе принятия решения; предположение о совершенном знании автоматически устраняет все подобные элементы. Предпринимательский элемент участвует в индивидуальном решении только при отсутствии такого предположения. Но когда мы переключаем внимание с мира, находящегося в полном равновесии, где знание совершенно, на неравновесный мир, в котором знание далеко от совершенства, мы более не можем вести наше исследование только посредством анализа экономически рациональных субъектов Роббинса. Мы должны уяснить, как рыночный процесс снабжает участников новой информацией; как принимающие решения субъекты пересматривают свои представления о системе координат, связывающей цели и задачи, соответствующие их ситуациям. И вот тут-то на сцену выходит понятие предпринимательства. Во-первых, безусловно, принимающие решения субъекты, участники рынка, проявляют себя не просто как механические максимизаторы и экономически рациональные субъекты Роббинса, но и как люди, вовлеченные в человеческую деятельность Мизеса, т.е. обнаруживающие то, что я назвал предпринимательским элементом в процессе принятия решений индивидом. "В любой реальной и живой экономике любое действующее лицо всегда является предпринимателем" <Мизес Л. фон. Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории. -- М.: ОАО НПО Экономика, 2000, с. 239>. Анализ рыночного процесса способен использовать в своих построениях понимание того, что его участники не просто реагируют на данную рыночную информацию, а скорее проявляют предпринимательскую бдительность в отношении возможных изменений, происходящих в этих данных, бдительность, которой можно объяснить, каким образом такие изменения вообще могут произойти. Во-вторых (что для целей этого параграфа особенно важно), когда мы распространяем экономический анализ на мир несовершенного знания, у нас появляется возможность найти место для совершенно новой экономической роли, роли, которая по определению исключается из мира совершенного знания. Становится возможным ввести участника рынка, чьи решения совершенно нельзя подвести под категорию роббинсианской экономически рациональной деятельности. Теперь мы можем ввести в анализ механизм чистого предпринимателя, т.е. принимающего решения субъекта, роль которого возникает исключительно из его бдительности к ранее незамеченным возможностям <"Говоря о предпринимателях, экономисты имеют в виду не человека, а определенную функцию. Эта функция... присуща любой деятельности. ...Воплощая эту функцию в воображаемой фигуре, мы прибегаем к методологическому паллиативу". (Мизес. Человеческая деятельность, с. 239 [курсив добавлен]>. Ниже даются некоторые пояснения и объяснения. Как мы уже видели, предпринимательский элемент находит место и в решениях участников рынка, роли которых не зависят от несовершенства знания. Таким образом, потребитель, которого мы без труда можем представить действующим строго по-роббинсовски в обстановке совершенного знания, может демонстрировать элементы предпринимательства как только мы поместим его в обстановку несовершенного знания. Точно также, собственника ресурсов, продающего свои ресурсы на рынке факторов производства, в обстановке несовершенной информации можно представить реализующим предпринимательские мероприятия, в то время как в равновесном мире совершенного знания его деятельность была бы сведена просто к экономически рациональной деятельности. Отличительной особенностью этих случаев является то, что для принимающего решения субъекта данные средства (денежный доход для потребителя, ресурсы для собственника ресурсов) являются точкой отсчета. Таким образом, в этих случаях существует возможность обсуждения путей наилучшего использования этих средств для достижения целей принимающего решения субъекта. Если бы эти цели были даны и если бы были точно известны рыночные цены (на конечную продукцию и ресурсы), то "наилучшее использование" можно было бы в принципе получить путем механического вычисления. Когда принимающий решения субъект осознает возможность того, что лучшие цены могут, скажем, маячить где-то за углом, это "наилучшее использование" перестает быть просто проблемой вычисления или экономически рациональной деятельности; его определение в решающей степени зависит и от предпринимательских качеств лица, принимающего решение, -- от его предрасположенности чувствовать, какие цены для него реально достижимы. Введение чистого предпринимателя, однако, означает, что для нашего анализа мы создаем принимающего решения субъекта, который начинает действовать без каких бы то ни было средств вообще <хотя я указываю на то, что чистое предпринимательство требует, чтобы мы считали, что принимающий решения субъект, берущийся за дело, не является собственником средств, из этого не следует, что все решения, принятые без наличия первоначальных средств, должны быть обязательно предпринимательскими. Мы уже отмечали, что там, где в мире несовершенного знания мы представляем предпринимателя, который уже открыл существование возможности получения чистой прибыли, его последующее решение использовать эту возможность должно рассматриваться как уже подразумеваемое в исходных данных -- но никак не предпринимательское. (В сущности, было бы почти допустимо рассматривать прибыльную возможность, раз мы искусственно представляем ее открытой с достаточной степенью определенности -- отдельно от акта ее использования -- как средство, доступное в настоящий момент предпринимателю, который, с этой точки зрения, исчерпал свою предпринимательскую роль и стал полновесным роббинсианским экономически рациональным субъектам, имеющим перед собой одну цель.) Подробнее см. раздел "Производитель в качестве предпринимателя">. Таким образом, в мире совершенного знания, т.е. в мире, где неиспользуемые возможности дохода были исключены по определению, такому персонажу просто нечего делать -- здесь нет места ни для каких решений, ни роббинсианских, ни каких-либо иных. В отсутствие средств просто не существует никаких направлений действий. Но введение в анализ мира без совершенного знания принимающего решения субъекта, не обладающего средствами, -- совсем иное дело. Так как участники этого рынке не всеведущи, то скорее всего в любой данный момент существует множество возможностей, которые пока еще не были использованы. Продавцы могут продавать по ценам ниже цен, которые реально достижимы (в частности, ресурсы могут продаваться для производства продуктов, потребность в которых менее настоятельна, чем потребность в других продуктах, получаемых из тех же самых ресурсов). Покупатели могли покупать по ценам выше, чем самые низкие цены, необходимые для приобретения того, что они купили (в частности, потребители могли покупать товары, произведенные из более дорогих ресурсов, по сравнению с теми, которые способны произвести сопоставимые товары). Существование этих неиспользуемых возможностей открывает простор для решений, которые никак не зависят от роббинсианской экономически рациональной деятельности. Все, что нужно нашему, не владеющему средствами, принимающему решения субъекту для принятия наилучшего решения, -- это просто знать, где существуют неиспользуемые возможности. Все, что ему нужно, -- это обнаружить, где покупатели платят слишком много, а продавцы получают слишком мало, и заполнить пробел, предлагая купить чуть дороже и продать дешевле. Чтобы обнаружить эти неиспользуемые возможности, требуется бдительность. Вычисление тут не поможет; и экономически рациональная деятельность, и оптимизация сами по себе не дадут этого знания. Таким образом, решение нашего нового принимающего решения субъекта никак не может, даже в принципе, быть просто "считано" с исходных данных, оно вообще не подразумевается в обстоятельствах, в которые он помещен. Аналитический прием изложения в терминах чистого предпринимательства позволяет упростить рыночную теорию, что не всегда оценивалось по достоинству. Как только мы ввели в наш анализ рыночного процесса чистого предпринимателя, появилась возможность говорить о рынке, где все остальные принимающие решения субъекты являются чистыми роббинсианскими экономически рациональными субъектами, без какого бы то ни было элемента предпринимательства. Можно построить теорию рыночного процесса, объясняя, как в результате взаимодействия индивидуальных планов изменяются рыночные цены, а также объемы производства и качество используемых ресурсов и производимой продукции, одновременно предполагая, что все принимающие решения субъекты (за исключением чистых предпринимателей) являются пассивными ценополучателями, просто оптимизирующими свое поведение, основываясь на предположительных данных. Все изменения в ценах, количестве и качестве используемых ресурсов и производимой продукции могут быть полностью объяснены, если отнести их к деятельности чистых предпринимателей, не содержащей элемента роббинсианского экономически рационального поведения. Аналитический мир, в котором вообще не допускается существование предпринимательства (ни в форме отчетливо выраженной рыночной роли, ни в качестве элемента ролей других участников рынка), не способен объяснить ничего, кроме модели равновесия; он абсолютно не в силах объяснить, каким образом цены, количество и качество используемых ресурсов и производимой продукции систематически меняются по ходу рыночного процесса. Но чтобы справиться с последними проблемами, оказывается, совсем не нужно усложнять анализ решений всех участников рынка, превращая их из пассивных, роббинсианских экономически рациональных субъектов и ценополучателей, в активных мизесовских "предпринимательских" действующих лиц. Можно продолжать анализ решений потребителей и собственников ресурсов, точно так же, как этот анализ протекает в строго равновесном контексте; можно рассматривать этих участников рынка как пассивно реагирующих не на существующие равновесные рыночные цены, а на цены, которые, по их мнению, возможно ошибочному, являются равновесными. Ошибки в информации, которой располагают роббинсианские участники рынка, затем создают возможности для прибыльной деятельности чистых предпринимателей. Тогда деятельность чистых предпринимателей может объяснить, каким образом происходят изменения цен, а также количества и качества используемых ресурсов и производимой продукции <дополнительное обсуждение того, что представляет собой модель рынка, где все, кроме чистых предпринимателей, являются чисто роббинсианскими экономически рациональными субъектами см. гл. 4, раздел "Торговые издержки, знание потребителей и предпринимательская бдительность">. С другой стороны, мы не должны считать упрощение теории цен, в соответствии с которым участники рынка рассматриваются или как чисто роббинсианские экономически рациональные субъекты, или как чистые предприниматели (не имеющие ничего общего с роббинсианской экономически рациональной деятельностью), как искусственную модель, которая как бы она ни была адекватна в качестве эвристического приема, тем не менее не может служить удовлетворительным объяснением реального мира (в котором все принимающие решения субъекты наделены предпринимательским элементом, по крайней мере, до определенной степени). Это упрощение означает лишь то, что хотя поведение каждого человека характеризуется абсолютной интегрированностью, которую мы можем разложить на два разных компонента, с одной стороны, на роббинсианскую экономически рациональную деятельность, а с другой -- на предпринимательский тип деятельности, но с аналитической точки зрения имеет смысл трактовать действия человека как будто он представлен двумя совершенно разными персонажами: один -- пассивный экономически рациональный субъект, другой -- чистый предприниматель. (В конце концов, это не сильно отличается от того, что мы делаем, обсуждая, скажем, "решение потребителя" -- ведь мы очень хорошо знаем, что многие решения о покупке принимаются на основе мотивов наиболее точно описанных как мотивы производителя и инвестора. То же самое верно, когда мы раскладываем на составляющие покупку для кабинета бизнесмена ковра, представляющего собой, с одной стороны, вложение в дело, а с другой -- потребительский продукт <ср. пример "различия между работником и землевладельцем, которые могли также образовать составной экономический персонаж, называемый фермером" Шумпетера. (Schumpeler J.A. Business Cycles. -- N. Y.: McGraw-Hill, 1964, p. 77.)>.) Производитель в качестве предпринимателя Обсуждение предпринимательства и объяснение роли чистого предпринимателя в анализе рыночного процесса помогает внести ясность в природу роли "производителя" и уточнить степень ее пересечения с ролью предпринимателя. В той мере, в которой производитель сам вкладывает необходимый ресурс (скажем, свою способность организовать ритмично работающую производственную команду из набора не скоординированных факторов производства), он является просто еще одним собственником ресурсов. И даже когда мы рассматриваем производителя, который вкладывает ресурсы, требующиеся для успешного проведения на рынке сделок, необходимых для подбора (других) факторов, используемых в производственном процессе, и получения продукта, продаваемого потребителями, все равно можно рассматривать его просто как собственника ресурсов. В мире равновесия он все равно имел бы свое место, день за днем понемногу принимая участие в преобразовании ресурсов, имеющихся в распоряжении собственников ресурсов, в продукты рыночной корзины потребителей. Но как только мы говорим, что производитель покупает ресурсы и продает продукты, трудно уклониться от признания того, что один из важнейших стыков на рынке, где, судя по всему, потребуется чистое предпринимательство, -- это именно точка контакта между рынком ресурсов и рынком продуктов. Другими словами, многие из незамеченных возможностей более эффективного использования ресурсов скорее всего будут выражены в форме несовершенной координации между сделками на рынке ресурсов и рынке продуктов. Собственники ресурсов могут продавать свои ресурсы отраслям или производителям, которые делают продукты, менее необходимые потребителям, чем другие продукты, которые можно сделать из этих ресурсов. Покупатели могут приобретать продукты, произведенные из более дорогих ресурсов, чем другие, способные производить эти же самые продукты. Отсутствие координации выразится в ценовой разнице -- между суммой цен группы факторов, способных произвести продукт, на сырьевых рынках и ценой этой продукции на рынке продуктов. Прибыльные возможности, представленные такой разницей в ценах, открывают простор для чисто предпринимательской деятельности, которая не требует от предпринимателя вложения каких бы то ни было ресурсов. Эта деятельность будет состоять исключительно из покупки ресурсов и продажи продуктов. (Временно предположив, что производство мгновенно, мы пока уклоняемся от необходимости наделить предпринимателя финансовым капиталом.) Именно здесь соблазн отождествить "производителя" с "предпринимателем" очень велик. И со строго формальной точки зрения против этого не может быть возражений. Мы действительно можем рассматривать производителя в качестве предпринимателя. Но мы не должны забывать, что если хотим рассматривать его как чистого предпринимателя, то должны освободить нашего производителя от ответственности вкладывать какие-либо ресурсы в производственный процесс. Если наш производитель должен быть чистым предпринимателем, то мы должны считать, что он нанимает талант, необходимый для организации факторов производства в ритмично работающую команду, и покупает все ресурсы, необходимые для эффективного завершения операций, участие в которых вытекает из его предпринимательской деятельности. Это означает, что если мы хотим применить теорию цены к миру производства, то решения производителя легче всего трактовать, если представить его в двух разных ролях: чистого предпринимателя и собственника ресурсов. В качестве собственника ресурсов мы рассматриваем производителя, оказывающим собственные управленческие и другие услуги предприятию, и как экономисты настаиваем на признании вмененных издержек предприятия на эти услуги <см.: Koplin H.T. The profit maximization assumption // Oxford Economic Papers 15 (July 1963), p. 130-139>. Но в той мере, в какой мы рассматриваем производителя как собственника ресурсов, нам не нужно наделять его предпринимательским элементом. Мы можем рассматривать его "максимизирующим" отдачу своих ресурсов как чистого ценополучателя. Большая часть того, что обычно обсуждается под заголовком "теория производства", может быть понята вообще без ссылки на какое-либо предпринимательство. Выбор оптимальной структуры производственных затрат поддается пониманию на строго роббинсианской основе, потому что когда мы говорим, что производитель использует факторы производства, мы считаем, что он начинает с факторов, которые он должен использовать наиболее эффективно в свете имеющихся технологических возможностей. Но когда мы рассматриваем производителя в его другой роли -- роли чистого предпринимателя, мы видим его с совершенно другой стороны, -- начинающим процесс принятия решений вообще без ресурсов, которые можно было бы вложить в производственный процесс. В этом отношении мы рассматриваем его до того, как он приобретет ресурсы, из которых должны быть получены продукты. В его решениях как чистого предпринимателя нет и следа роббинсианской экономически рациональной деятельности; нет ничего, что следует распределить. Как чистый предприниматель он не демонстрирует ничего, кроме бдительности к существованию ценовой разницы между используемыми ресурсами и получаемой продукцией. Важно понять, что типичная теория максимизирующего прибыль предприятия в теории цены, особенно выраженная в обычных диаграммах, имеет тенденцию полностью скрывать эту чисто предпринимательскую функцию производителя. Исследование максимизации прибыли обычно оперирует известными функциями доходов и издержек; в сущности, эти функции явно показаны нам в виде кривых на диаграммах. Как только мы предположим, что эти функции нам уже известны, все остальное является "просто" вопросом вычисления; оптимальное решение уже подразумевается в информации о доходах и издержках. Предположив, что вся информация о доходах и издержках уже находится в распоряжении производителя, мы уже, так сказать, отдали максимально возможную прибыль в его власть. Не важно, насколько сложной может показаться "новичкам" процедура определения максимизирующей прибыль комбинации выпуск-цена; решение уже воплощено в исходных данных; его открытие не включает ничего, что нельзя потребовать от пассивного роббинсианского максимизирующего субъекта. В типичной теории вообще не видно никакого предпринимательства <по этому вопросу см. раздел "Предприниматель на рынке". Взгляды во многих отношениях очень похожие на те, что утверждались здесь, были выражены X. Лейбенстайном в серии статей. Особенно в статьях: «Аллокативная эффективность в сравнении с "Х-эффективностью"» [Теория фирмы. Под ред. В.М. Гальперина. -- СПб.: Экономическая школа, 1995, с. 448--476] и «Entrepreneurship and Development» [American Economic Review 58 (May 1968), pp. 72--83] Лейбенстайн подчеркивает ограниченность ортодоксальной теории цены, исследующей только эффективность распределения ресурсов, -- предполагая в теории фирмы, что производственная функция "четко определена, полностью специфицирована и полностью известна", а также, "что полный набор факторов производства точно определен и известен всем действующим или потенциальным фирмам отрасли". Для Лейбенстайна возможность предпринимательства возникает в значительной степени вследствие нереалистичности этих посылок. Среди различий, отделяющих подход Лейбенстайна от моего, самое важное, по видимому, следующее: для Лейбенстайна предпринимательство и открывающая простор предпринимательству "х-неэффективность" являются важными игнорируемыми аспектами рынка. Для меня предпринимательство и открывающее простор предпринимательству несовершенство знания являются важными элементами в рыночном процессе вообще. (См. гл. 6, раздел "Роль прибыли")>. Когда мы хотим сосредоточить свое внимание на производителе как предпринимателе, мы не должны разбираться, как следует определять, исходя из данных о доходах и издержках, наименее затратную комбинацию факторов или даже максимизирующую прибыль комбинацию выпуск-количество-цена. Мы должны выяснить, какие функции дохода и затрат (отражающие не только технологическую эффективность, но и, что более важно, соответствующие оценки цен ресурсов и конечной продукции) предприниматель-производитель будет считать важными для себя в целом. Предпринимательство заключается не в том, чтобы схватить свободную 10-долларовую банкноту, которую кто-то уже обнаружил лежащей в чьей-то руке, а в том, чтобы осознать. что она находится в чьей-то руке и ее можно схватить. Важным моментом, вытекающим из предыдущего обсуждения, является то, что собственность и предпринимательство должны рассматриваться как совершенно разные функции. Если мы договорились сосредоточить все элементы предпринимательства в фигуре чистого предпринимателя, то мы автоматически лишаем владельца активов предпринимательской роли. По определению, чисто предпринимательские решения оставлены за принимающими решения субъектами, которые не имеют вообще ничего. В той мере, в какой индивид рассматривается как владелец активов, его решения должны анализироваться, если последовательно придерживаться вышеупомянутого уговора, в чисто роббинсианских терминах. (И в той мере, в какой мы хотим рассмотреть владельца активов в роли предпринимателя, необходимо, как мы видели в случае с производителем, представить его "приобретающим" услуги этих активов у самого себя.) Все это становится крайне важным при точном определении чисто предпринимательской прибыли и ее аналитического отделения от других поступлений. Владелец активов продолжает, в роли роббинсианского экономически рационального субъекта, придавать своему комплекту активов наиболее желаемую форму, в соответствии с условиями обмена, предоставленными ему рынком или природой, или и тем, и другим. Так рабочий продает свой труд за самую высокую зарплату, которую он может найти, а потребитель использует свои деньги, чтобы купить самую желаемую потребительскую корзину товаров, которую может найти. Лучшее положение, к которому приводит решение собственника, достигается за счет использования преимуществ имеющихся вариантов обмена изначально имевшихся активов. В процессе экономически рациональной деятельности что-то исчезает, что-то более желаемое появляется в результате. С другой стороны, чистый предприниматель продолжает с помощью своей бдительности открывать и использовать ситуации, в которых он может продать по высокой цене то, что он может купить по низкой цене. Чисто предпринимательская прибыль является разницей между двумя этими ценами. Она получается не в результате обмена того, что предприниматель ценит меньше, на то, что он ценит выше. Она достигается за счет обнаружения продавцами и покупателями чего-то, за что последние заплатят больше, чем требуют первые. Открытие прибыльной возможности означает открытие чего-то, что может быть получено ни за что. Не требуется вообще никаких вложений; свободная десятидолларовая банкнота обнаруживается уже в пределах досягаемости. Разумеется, многие ранее незамеченные возможности предпринимательской прибыли могут повлечь за собой длительные процедуры того или иного рода. Ресурс, способный произвести настоятельно требующийся потребительский товар, используется в отрасли, производящей намного менее ценный товар; разница между низкой стоимостью ресурса и высоким доходом от товара, который этот ресурс может сделать возможным, являет собой прибыльную возможность. Но если производство высоко ценящегося товара требует времени, высокая цена продажи может не существовать в то время, когда требуется заплатить низкую цену покупки. Прибыльная возможность требует инвестирования капитала. Но тем не менее остается верным то, что предприниматель в роли предпринимателя не нуждается в каких-либо инвестициях. Если излишек (представляющий собой разницу между ценой покупки и ценой продажи) достаточен, чтобы предприниматель смог предложить выплатить проценты, достаточно привлекательные, чтобы убедить кого-либо выделить необходимые средства, то предприниматель все же открыл способ получения чистой прибыли без необходимости что-либо инвестировать. Роль капиталиста, необходимая для того, чтобы сделать возможной предпринимательскую прибыль в том случае, если производство требует много времени, выполняется собственниками ресурсов, которые находят выплачиваемые проценты достаточно привлекательными, чтобы согласиться продать ресурсы под обещание получить доход только через некоторое время. (В денежной экономике роль капиталиста не обязательно выполняется собственниками ресурсов, соглашающимися ждать оплаты до окончания производства. Роль капиталиста может выполняться путем предоставления "ссуды" денежного капитала -- которым оплачивает вознаграждение задействованных ресурсов -- но с точки зрения экономической теории в этом случае все равно подразумевается "продажа" наличных активов в обмен на обещание дохода в будущем.) И, разумеется, предприниматель сам может владеть ресурсами (или деньгами) и посчитать целесообразным самостоятельно финансировать свои предпринимательские проекты. Другими словами, один и тот же индивид может быть и предпринимателем, и капиталистом, точно так же, как один и тот же индивид может быть и предпринимателем, и владельцем ресурсов. (Как мы убедились, роль капиталиста может считаться, по большому счету, особым видом роли собственника ресурсов.) Важно отметить, что аналитически роль чистого предпринимателя не пересекается с ролью капиталиста, несмотря на то, что в мире, где почти для всех производственных процессов необходимо какое-то время, предпринимательские прибыльные возможности обычно требуют капитала. В настоящее время в экономической теории разница между чистой предпринимательской прибылью и чистым процентом четко установлена. Здесь я лишь хотел показать, как это различие с исключительной ясностью проявляется в рамках системы, разработанной в этой главе. Хотя я подчеркивал, что чистую предпринимательскую прибыль получают только предприниматели и никогда собственники, во избежание недоразумений необходимо сделать поясняющее замечание. Предположим, что предприниматель покупает нечто (скажем, ресурс), чтобы впоследствии его (или его продукт) продать по более высокой цене. Тогда во время продажи, т.е. позже, сделка может выглядеть как продажа какой-то собственности. И если подсчитать прибыль, полученную в результате этого предпринимательского проекта (путем вычитания из цены продажи цены, заплаченной ранее), то может показаться, что прибыль получена собственником, осуществившим выгодную продажу. Но я должен настаивать, что это не так. В той мере, в какой мы стремимся представить все предприятие как предпринимательский проект, мы должны сосредоточить внимание на предпринимательском решении, которому предприятие обязано своим существованием. Это решение было принято до операции покупки; фактически, это было решение купить, чтобы впоследствии продать. Когда мы спрашиваем себя, каков результат этого решения, то можем ответить, что по завершении всего предприятия стало очевидным, что первоначальное предпринимательское решение было прибыльным. Превышение продажной цены над ценой покупки, безусловно, является чистой прибылью, если вернуться к первоначальному предпринимательскому решению. Это превышение, однако, не должно рассматриваться как предпринимательская прибыль, если мы ограничиваем наше внимание только более поздним решением, решением продать позже. Когда подойдет время продажи, собственник-предприниматель беспрепятственно может отказаться от первоначального предпринимательского плана, который предусматривал продажу именно сейчас. Таким образом, окончательное решение о продаже принимается им совершенно независимо от первоначального плана продажи; это более позднее решение является уже решением собственника. Если мы поставим вопрос относительно этого решения, то (поскольку мы соблюдаем условие классифицировать решения либо как чисто предпринимательские, либо чисто роббинсианские) мы вообще не сможем установить его связь с предпринимательской прибылью. Это всего лишь решение собственника осуществить продажу по рыночной цене. Только когда мы находим причину всей последовательности сделок купли-продажи в первоначальном предпринимательском плане, мы можем говорить о прибыли. Таким образом, если отнести ее к первоначальному предпринимательскому решению, то окажется, что именно конечная продажа в этом предприятии принесла предпринимательскую прибыль; и все же этот доход присваивается собственником. Понятно поэтому, что настаивая на том, что собственники никогда не получают предпринимательскую прибыль, мы в то же время не настаиваем, что если поступление данной суммы денег описывается как получение чистой прибыли, то это означает, что это же поступление не может одновременно рассматриваться не как прибыль, а как что-то иное. Другими словами, правильная теоретическая характеристика конкретного денежного поступления зависит от характера решения, являющегося причиной этого поступления. И там, как часто бывает, где конкретное поступление является следствием более чем одного решения, каждое из которых было необходимым, для того, чтобы это поступление могло материализоваться, экономический характер самого поступления зависит от того, к какому из этих решений оно будет отнесено в рамках этого обсуждения. Таким образом, в нашем примере полученный в результате конечной продажи излишек сверх первоначальной цены покупки может быть представлен как удачное следствие первоначального предпринимательского решения; и как таковое -- это чистая прибыль. С другой стороны, весь доход, полученный от конечной продажи, был результатом окончательного решения продать (а это конечное решение, хотя и запланированное во время первоначального решения купить, вовсе не было гарантировано до момента его принятия); как таковой этот доход является просто выручкой от продажи актива и ничто из нее не считается чистой прибылью. Предпринимательская прибыль всегда должна идентифицироваться только когда относится к чисто предпринимательскому решению. Таким образом, то, что доход от конечной продажи кладется в карман собственника, и действительно может даже рассматриваться под другим углом зрения как следствие решения собственника, нисколько не ослабляет настойчивость наших утверждений, что причину того, что рассматривается как предпринимательская прибыль, нельзя найти в каком-либо проявлении роли собственника. Все это нам пригодится, когда мы будем изучать природу фирмы и ее отношение к предпринимателю. Предпринимательство, собственность и фирма "Фирма" стала стандартным термином как в чистой, так и в прикладной теории цены. Фактически значительная часть теории цены часто преподносится под названием "теория фирмы". Обычно это объясняется тем, что в рыночной экономике один из центров принятия решений находится в границах "фирмы" и важная часть микроэкономической теории должна быть посвящена исследованию того, кто именно в "фирме" принимает ее решения и какие соображения учитываются при принятии решений. Именно с этой точки зрения обсуждаются такие проблемы, как влияние "отделения собственности от управления" на решения корпоративной фирмы. Однако дело в том, что, изучая фирму, ее следует признать сложным образованием. Как отметил Папандрэу, фирма появляется только тогда, когда "владельцы производственных услуг продают их предпринимателю" <Papandreou A.G. Some Basic Problems in the Theory of the Firm // A Survey of Contemporary Economics. Ed. B.F. Haley. -- Homewood, Ill.: Richard Irwin, 1952, vol. 2, p. 183>. Таким образом, фирма и чистый предприниматель совсем не одно и то же. Это именно то, что получается после того, как предприниматель завершил определенный процесс принятия предпринимательского решения, а именно -- покупку ресурсов. Как только предприниматель приобрел какой-либо из ресурсов, необходимый для производства некоторого товара, то он, как говорится, увяз. Он привязан (в зависимости от специфичности и мобильности уже приобретенного ресурса) к определенной отрасли промышленности. А путем приобретения необходимых дополнительных ресурсов он способен использовать свои предыдущие приобретения. Этот предприниматель уже не просто чистый предприниматель, в результате более ранних предпринимательских решений он стал собственником ресурсов. Таким образом, когда в традиционной теории цены делаются утверждения относительно максимизирующих прибыль решений фирмы, мы не должны упускать из вида сложный характер ситуации. Понятие предпринимательской прибыли здесь может быть просто неуместным. Даже если -- говоря о том, что фирма стремится к максимизации своей прибыли, -- мы подразумеваем, что предприниматель, руководящий фирмой, стремится к максимизации своей прибыли, то мы должны понимать, что в той мере, в какой предприниматель является владельцем фирмы (и поэтому больше не рассматривается в качестве "чистого" предпринимателя), то, что он желает максимизировать, в действительности может быть не предпринимательской прибылью, а скорее квазирентой, получаемой от владения уже приобретенными ресурсами. Когда мы относим прибыль фирмы к более ранним предпринимательским решениям о приобретении исходных ресурсов, необходимых для начала деятельности фирмы, то мы должны признать, что подлинно предпринимательская прибыль имеет место в той мере, в какой поток текущих квазирент (соответствующим образом дисконтированных и просуммированных на дату первоначальной покупки) превышает стоимость покупки. И более того, продолжая начатое дело, предприниматель-собственник может использовать возможности размещения ресурсов фирмы в исключительно прибыльных предприятиях. (В этих случаях предприниматель, владеющий фирмой, проявляя свою предпринимательскую бдительность, открывает такие направления использования ресурсов фирмы, которые позволяют получить чистое превышение выручки по сравнению с рыночной ценой всех необходимых ресурсов, включая рыночную стоимость квазиренты, полученной от уже приобретенных ресурсов фирмы. Тем самым мы рассматриваем его как чистого предпринимателя, "покупающего" начальные ресурсы фирмы [по их низкой рыночной стоимости] и превращающего их в статью прибыли в проектах, которые другие фирмы не сочли привлекательными). Следует подчеркнуть, что эту прибыль предприниматель получает не в ипостаси владельца фирмы. Он мог бы получить такую же прибыль, применяя в открытых им новых прибыльных проектах нанятый (по низкой рыночной стоимости) комплекс ресурсов какой-нибудь чужой фирмы (нанимая любые дополнительно необходимые ресурсы) <по этому поводу ср.: Triffin R. Monopolistic Competition and General Equilibrium Theory. - Cambridge: Harvard University Press, 1940, pp. 1972-1977, 181-184>. Мы уже отметили <раздел "Производитель в качестве предпринимателя">, что традиционная теория фирмы имеет тенденцию маскировать чисто предпринимательский элемент в процессе принятия решений производителей. И тем не менее допущение, что фирма принимает решение, максимизирующее "прибыль", способствует неправильному пониманию того, что именно предпринимательство находится в центре теории фирмы. С другой стороны, стало модным отождествлять необходимость максимизации прибыли не с предпринимательством, а собственностью <последний пример этого см.: Alchian A.A. Corporate Management and Property Rights // Economic Policy and the Regulation of Corporate Securities. Ed. H.G. Manne. -- Washington, D.C.: American Enterprise Institute, 1969, pp. 342--343. Этот и предыдущий параграф определят единственный смысл, в котором можно утверждать, что прибыль достается только собственникам ресурсов. Если предприниматель приобрел активы по низкой цене и способен извлечь из их последующей продажи (или из продажи продукции, произведенной с помощью этих активов) доход, превосходящий его первоначальные затраты на покупку, то он получил прибыль. Безусловно, получить этот избыточный доход позволяет владение этими активами. Однако, как мы видели, эти доходы предстают в виде предпринимательской прибыли, если свести их к решению купить эти активы (принятому до обретения права собственности)>. Возможно, самая серьезная критика теории цены вообще связана с обвинением, что институциональные реалии современной корпоративной фирмы делают предположение о максимизации прибыли неуместным, потому что собственность (которой только и приписывается стимул к максимизации прибыли) на самом деле отделена от предпринимательства (которое неопределенно рассматривается в качестве центра управления, руководящего деятельностью фирмы по получению прибыли). Все это отражает недоразумения, которые мы сейчас в состоянии рассеять. Собственность, предпринимательство и корпоративная фирма В обширной литературе, оценивающей уместность ортодоксальной теории цены в свете современного господства корпоративной фирмы, на удивление мало усилий было направлено на "локализацию" корпоративной фирмы на языке фундаментальных категорий теории. Обсуждение предпринимательства и его отношения к собственности на фирме может оказаться очень полезным. Номинально корпорация находится в собственности акционеров, которые нанимают менеджеров для ведения дела. Давайте попытаемся, не обращая внимания на юридический фасад, определить (а) капиталистов и (b) предпринимателей как экономические категории. Кроме держателей облигаций, которые явно являются капиталистами, акционеры также всеми признаются капиталистами. Не отвечая заранее на вопрос, следует ли считать акционеров предпринимателями, очевидно, что когда акционер покупает новые выпуски акций, он обеспечивает предприятие капиталом. (Если мы желаем считать его также и предпринимателем, то мы должны считать, что он занял капитал у самого себя). Тот факт, что акционер является частичным владельцем фирмы, не умаляет того, что было заявлено. Его положение аналогично положению человека, который занял капитал у самого себя, чтобы купить ресурсы; он владеет ресурсами, но тем не менее является также и капиталистом, так как он "занял" инвестированный капитал. Когда акционер получает "прибыль", его иногда описывают как "собственника", получающего "свою" предпринимательскую прибыль. Но, разумеется, собственность не имеет ничего общего с предпринимательской прибылью. В той мере, в какой акционер считается капиталистом, он получает скрытый процент; в той мере, в какой он считается собственником, он получает квазиренту. Если акционер является предпринимателем, тогда любую предпринимательскую прибыль, которую можно обнаружить, нельзя приписывать ни его роли капиталиста, ни его роли собственника. Частично понимание этого нашло отражение (в не совсем удовлетворительной форме) в статье Р. Гордона, опубликованной в 1936 г. <Gordon R.A. Enterprise, Profit, and the Modern Corporation // Explorations in Economics. -- N. Y.: McGraw-Hill, 1936, reprinted in Felner and Haley, eds. Readings in the Theory of Income Distribution. -- N. Y.: Blakiston, 1949, pp. 558 ff. См. также: Peterson S. Corporate Control and Capitalism // Quarterly Journal of Economics 79 (February 1965), pp. 1--24 и Williamson O.E. Corporate Control and the Theory of the Firm и Corporate Management and Property Rights // Economic Policy and the Regulation of Corporate Securities. Ed. H.G. Manne. -- Washington. D.C.: American Enterprise Institute, 1969> Рассмотрев разные теории предпринимательской прибыли, Гордон отвергает их, так как они отождествляют предпринимательскую прибыль с доходом от собственности. Рассмотрение функции управления в корпорации, утверждает Гордон, показывает, что собственность не совпадает с предпринимательством. Он определяет предпринимательство как "направляющую, интегрирующую и инициирующую силу" производства, которую можно определить одним словом -"управление" [control]. Так как, по мнению Гордона, корпорацией управляют менеджеры, а не акционеры, то именно первые, а не последние, являются предпринимателями. Поэтому предпринимательскую прибыль необходимо определить и объяснить таким образом, чтобы никакая ее часть не отходила акционерам. Любые остаточные, неконтрактные поступления акционерам можно объяснять как кому нравится -- вознаграждение за риск, результат трения, все, что угодно -- но не как предпринимательскую прибыль. Дискуссия в этой главе поддерживает Гордона в его выводе, что нельзя считать, что предпринимательская прибыль идет собственникам в роли собственников. Но для нас это следует просто из определений соответствующих аналитических категорий; мы ни в коем случае в этом выводе не полагаемся на его вряд ли удовлетворительное определение предпринимательства как "управления" <однако см. раздел "Предпринимательство в литературе"> или на столь же сомнительное основание, что акционеры никак не могут считаться предпринимателями. (Наоборот, в той мере, в какой прежде всего акционеры учредили корпорацию, по крайней мере часть их доходов от фирмы должна, вне всякого сомнения, рассматриваться как предпринимательская прибыль, если вернуться к их первоначальному предпринимательскому решению начать дело). Дело в том, что искушение определить предпринимательство просто как управление возможно стало причиной некоторой путаницы в вопросе о локализации предпринимательства в корпоративной фирме. Эта точка зрения заключается в том, что управление текущей деятельностью корпоративной фирмы явно осуществляется конкретной группой лиц. Поскольку случайный эмпиризм (основанный на таких "доказательствах", как посещение акционерами корпоративных собраний и т.п.) подсказывает, что "управляют" именно менеджеры, а не акционеры, то предпринимательство приписывается менеджерам. Для нас же простого управления ни в коей мере недостаточно для установления предпринимательства: роббинсианские экономически рациональные субъекты, в конце концов, могут "управлять" соответствующими сферами принятия решений. И при определении "долгосрочного" предпринимательства, вызвавшего к жизни фирму, текущее управление не является необходимым условием предпринимательства. Для нас ключевой вопрос заключается в том, чье видение и бдительность к ранее незамеченным возможностям определяет эффективные решения корпоративной фирмы. Понятно, что невозможно априори дать ответ на этот вопрос, но осторожные размышления могут прояснить альтернативные варианты и указать на некоторые из их скрытых смыслов, которым часто не придается значение. Далее мы рассмотрим простой гипотетический пример. Представим экономику, в которой высокая цена на мясо делает охоту, по оценке А, очень выгодным предприятием (для которого требуется только ружье и услуги охотников). Представим, что А в связи с этим решает заняться охотничьим промыслом и приобретает или арендует ружье (по текущей рыночной цене). Очевидно, что эта покупка является предпринимательской. И если недельная «прибыль» -- т.е. недельная выручка от охоты за вычетом заработка охотника -- превышает стоимость аренды ружья, тогда этот излишек безусловно является чистой предпринимательской прибылью, приписываемой покупке ружья. Как только люди осознают прибыльность охоты, станут появляться другие охотничьи "фирмы", повышая затраты на ружья и снижая рыночные цены на мясо до тех пор, пока этот вид чистой предпринимательской прибыли для вновь создающихся фирм не исчезнет. Недельная стоимость аренды ружья вместе с недельным заработком охотника исчерпает весь недельный доход от охоты. Важным случаем является ситуация, где А не только был впереди всех других бизнесменов при открытии своей охотничьей фирмы, но также способен лучше чувствовать, где существуют лучшие возможности для охоты, так что экспедиции, в которые он посылает своего охотника, приносят больший охотничий доход за неделю (чем экспедиции, снаряженные другими фирмами с охотниками равных способностей). Тогда А также получает предпринимательскую прибыль, и в это время недельная аренда ружья и недельная зарплата охотника не исчерпывают валовую недельную выручку от охоты. Но для целей нашей работы все же важнее рассмотреть другой случай. Предположим, что А не более бдительный предприниматель в осознании лучших возможностей для охотничьих экспедиций, чем другие фирмы. А вместо этого предположим, что он нанял охотника В; и хотя в охотничьем ремесле, для выполнения которого В собственно говоря и нанят, он не лучше других охотников, оказывается, что он при этом исключительно бдителен к возможностям необычайно ценных охотничьих экспедиций. В более ценных экспедициях В затрачивает не больше труда, чем требуется в средней экспедиции; так что его наниматель А может обнаружить, что он все еще имеет излишек после вычитания (из валовой недельной выручки от охоты) недельной аренды ружья и обычной заработной платы охотника, которую получает В. Этот излишек мы будем предположительно описывать как предпринимательскую прибыль, относимую на счет проницательности (или удачи) А при найме В, а не других охотников. В сущности, кажется почти естественным рассматривать способность охотиться как неотделимую от бдительности к относительным достоинствам различных вариантов охотничьих возможностей, и описать В просто как лучшего охотника и предсказать, что рыночная цена услуг В будет, в результате конкуренции между работодателями, постепенно повышаться до тех пор, пока излишек А не исчезнет. Но давайте на мгновение представим, что мы можем разделить способности В на две части: способность использовать ружье там, где ему говорят стрелять (в этом он не превосходит остальных охотников), и способность чувствовать неожиданно хорошие места для охоты (в чем он превосходит других). Затем мы должны спросить, для чего именно нанят В за обычную зарплату охотника. Если В нанят только для того, чтобы стрелять там, где ему скажут, тогда, конечно, у В вообще не будет возможности реализовать свою вторую способность, наниматель не получит прибыли, и его зарплата не повысится. Если В разрешат охотится там, где он захочет, но не вменят в обязанность обнаружение наилучших мест для охоты, тогда только случайно его охотничья выручка будет больше, чем у других. Если В нанят, чтобы охотиться там, где, с его точки зрения, охотиться лучше всего, то мы склонны сказать, что В нанят, чтобы реализовать обе свои способности, в то время как в результате общей рыночной неосведомленности о его второй особой способности его зарплата не больше, чем у других охотников, обладающих только первой способностью. Таким образом, снова кажется, что нам следовало бы ожидать, что конкуренция среди работодателей, заинтересованных в использовании обеих способностей В, повысит его общий заработок. Но прежде чем мы некритически согласимся с этим, давайте проанализируем наш пример. Основная проблема касается степени, в которой можно сказать, что работодатель А нанял способность В быть бдительным к ранее незамеченным возможностям необычайно успешных охотничьих экспедиций. Допустим на мгновение, что мы признаем это описание обоснованным. Это будет означать, что в обмен на фиксированную зарплату В обязуется использовать свои исключительные способности (в отношении бдительности) в интересах А. Если В честно выполняет свои обязательства, то мы могли бы сказать, что А тоже имеет выдающуюся бдительность к исключительным охотничьим возможностям (поскольку, в конце концов, именно А сумел использовать бдительность В в собственных [А] целях). Мы действительно можем ожидать конкуренцию, преследующую А, постепенно повышающую заработок В и тем самым истребляющую прибыль А. В то же время мы вынуждены спросить, почему, зная свое преимущество (в бдительности к исключительным охотничьим возможностям), В не откроет собственное дело и сам не получит предпринимательскую прибыль. Ответ на этот вопрос должен, при наших допущениях, заключаться в том, что какой бы бдительностью В ни обладал, по той или иной причине это не является предпринимательской бдительностью; то есть осведомленность В о лучших возможностях достаточна для того, чтобы продавать свои услуги за зарплату, но недостаточно убедительна для него самого, чтобы вдохновиться на поход за прибылью, которую, как он полагает, он чувствует. Если этот ответ верен, то вывод должен быть таким, что только А продемонстрировал обладание наивысшей бдительностью к исключительным охотничьим возможностям, которая делает предпринимателем. А является единственным предпринимателем в фирме; В проявляет другой вид способностей; благодаря им он -- более хороший охотник, но он -- не предприниматель. Но что если В не выполнил добросовестно свою часть обязательств? Что если В нашел способ каким-то образом использовать свою выдающуюся бдительность в отношении охотничьих возможностей в целях собственного обогащения? Что если мораль В (или ее отсутствие) толкает его к личному обогащению, вместо обогащения своего работодателя, к повышению собственного престижа, к обеспечению своего существования удобствами (как дома, так и во время работы), вместо того, чтобы увеличивать прибыль своего работодателя? И что если обстоятельства делают А бессильным, чтобы заставить В в точности выполнять все договоренности (или даже заметить то, что не так уж он их и выполняет)? Здесь А не получает предпринимательскую прибыль от выдающихся способностей В; он не смог заставить В подчинить эти способности своим (А) целям. В этом отношении А, безусловно, не проявил предпринимательства: он не обнаружил способов применения своего ружья, которые были бы лучше методов, используемых другими фирмами. А не удалось нанять способность В быть бдительным к возможностям. Понятно, что в этом случае у нас нет причин спрашивать, почему В не откроет собственное дело и тем самым сам не получит предпринимательскую прибыль от своей бдительности. Он пожинает эту прибыль для себя, используя ружье А самым лучшим способом (что отражается в желании потребителя обеспечивать ему больший доход) прямо здесь. По существу, делая это, В ведет себя по-предпринимательски в своем положении. Неэтичны ли его действия в этом отношении в свете трудового соглашения с А -- может быть важным вопросом. Но если совесть не тревожит В и если А бессилен вмешаться, то ситуация такова, как мы ее описали. А, действовавший по-предпринимательски (первоначально приобрел ружье), сейчас просто распоряжается им лучшим из известных ему способов (наняв обычного охотника за обычную плату); его текущие повседневные решения (продолжать нанимать В) не приносят предпринимательской прибыли. В, знающий исключительно выгодный способ использования ружья (неизвестный А и другим охотникам) обнаруживает, что для того, чтобы получить предпринимательскую прибыль, которую он видит, нет необходимости арендовать ружье и открывать собственную фирму. Он может получить эту прибыль, нанявшись в качестве охотника за обычную плату, а затем отдавать своему работодателю стандартную еженедельную выручку охотника, а дополнительный доход, который только он может получить от использования ружья, класть в свой карман. Разумеется, предпринимательская конкуренция заработает вне зависимости от того, каким путем В идет к прибыли. О возможностях, которые В узнал первым, узнают другие, и рыночные цены на ружье и мясо будут двигаться в направлении ликвидации предпринимательской прибыли. Наш пример показал, что если В обладает исключительной бдительностью, то мы можем иметь одну из двух (но не обе сразу) ситуаций. Либо А удается нанять бдительность В, -- в этом случае А является единственным предпринимателем, а бдительность В вообще не предпринимательская, -- либо А не удается нанять бдительность В, и В сам использует возможности, которые он видит, -- в этом случае бдительность В, безусловно, предпринимательская, а А не является предпринимателем в отношении бдительности В. В обоих случаях прибыль идет предпринимателю. Если прибыль получает А, то он ведет себя как предприниматель, а не просто как собственник. Если прибыль получает В, то он действует как предприниматель для себя, а не просто как нанятое средство производства. Этот пример также показал, что проявление чистого предпринимательства не обязательно включает приобретение всех факторов производства. Предприниматель (В) может овладеть одним фактором производства (скажем, трудом), продать его другому предпринимателю (А), который приобрел другой фактор производства (скажем, ружье), и тем самым иметь возможность получать прибыль, которую он видит (путем использования комплекса факторов производства, способами, которые другие не заметили). Если ружья не монополизированы фирмой А, то прибыль В, в конце концов, исчезнет в результате конкуренции. (Даже в том случае, если фирма А монополизирует ружья, прибыль В все равно будет уменьшаться по мере того, как другие предприниматели будут приобретать труд и конкурировать за место В в фирме А. Как я покажу в следующей главе, чистое предпринимательство по определению не монополизируемо). Давайте применим то, чему научил нас этот пример, к корпоративной фирме. Пример показал нам, что если институциональная обстановка в корпоративной фирме такова, что менеджеры, руководя работой фирмы, имеют возможность извлекать личную выгоду, то мы вполне можем приписать им предпринимательство -- не в смысле "управления", а в смысле использования ресурсов в наилучших (и "прибыльных") возможностей, не замеченных другими. Ничто в этом примере не предполагает, что это стремление представляет собой какое-то серьезное отклонение от системы свободного предпринимательства, предусмотренной в ортодоксальной теории цены. Случайному наблюдателю не просто определить элементы внутри сложной корпоративной фирмы, соответствующие простым категориям, которые используются в теории цены, отличающейся простотой видения максимизирующего прибыль предприятия. Но мы убедились, что какой бы сложной ни была корпоративная фирма, какими бы сложными ни были "политический", "организационный" или "социологический" аспекты отношений между акционерами и наемными управляющими, без особого труда можно разглядеть присутствие предпринимательства на нескольких уровнях и последующее получение прибыли бдительными, принимающими решения субъектами. Ничто здесь не говорит в пользу того, что в рыночной экономике, характеризующейся корпоративными фирмами, решения об использовании ресурсов будут приниматься исходя из каких-либо иных мотивов, помимо цели заставить их работать самым прибыльным образом, известным соответствующим принимающим решения субъектам <См.: Manne H.G. Insider Trading and the Stock Market. -- N. Y.: Free Press, 1966, являющуюся первой иллюстрацией того, что "инсайдерская прибыль", получаемая высшими руководителями корпораций, является чисто предпринимательской прибылью>. Разумеется, если мы сосредоточим внимание на корпоративной фирме как отдельной интегрированной экономической единице, то увидим, что решения, принятые в рамках фирмы, не обязательно максимизируют "прибыль" акционеров, но это не повод для беспокойства. В нашем гипотетическом охотничьем примере мы видели, для того чтобы В использовал ружье А в целях наилучшего обеспечения мясом потребителей, совсем не обязательно, чтобы решения, принятые В, предназначались для максимизации прибыли А. Кроме этого, следует согласиться, что в той мере, в какой менеджмент имеет возможность обогатиться только не-денежными способами, продолжить некритично использовать предположение о максимизации денежной прибыли <с одним из интересных подходов к проблеме включения неденежного вознаграждения в обычную гипотезу максимизации прибыли можно познакомиться в статье: Koplin Н. Т. The Profit Maximization Assumption // Oxford Economic Papers 15 (July 1963), pp. 130-139>, будет неправильно. Однако общее утверждение о том, что мотив получения прибыли направляет процесс принятия индивидуальных решений в рыночной экономике, и особенно следствия этого утверждения, касающиеся экономического благосостояния, могут полностью сохранять силу в экономике, где акционерная собственность и функция управления [managerial control] полностью отделены друг от друга <по этому поводу см.: Triffin. Monopolistic Competition, p. 186>. Могут возразить, вполне вероятно, что способность менеджера корпорации свить собственное гнездо в недрах фирмы, может отражать вовсе не его исключительную предпринимательскую бдительность по использованию ресурсов фирмы в направлениях, наиболее выгодных потребителям. Возможно, его способность свить гнездо представляет собой просто умение обкрадывать акционеров, а работает он не лучше, чем средний менеджер. Возможно, способность В обогатиться, используя ружье А, проистекает не от того, что он использует ружье лучше других, а от его способности удерживать часть дохода от среднего, заурядного использования ружья. Если бы это было так, то ружье (и корпоративные ресурсы) действительно бы использовалось в направлении, никак не согласующемся с предположениями о максимизации прибыли. Наш гипотетический охотничий пример поможет нам прояснить этот вопрос. Если склонность В прикарманивать часть дохода фирмы не отражает предпринимательское превосходство в использовании ружья фирмы, то А может скоро обнаружить, что его недельная выручка недостаточна, чтобы покрыть стандартный заработок В и стандартную (имплицитную) недельную стоимость аренды ружья. В любом случае, очень скоро станет очевидным, что полезность В для фирмы меньше, по сравнению с другим охотником с такой же зарплатой и без проблемных склонностей В. Нам не нужно бояться (мораль и полиция не в счет), что охотник со склонностью В прихватывать часть кассы долго продержится на своем месте. Могут возразить, а что если власть, которой В как ответственный охотник обладает в фирме А такова, что обеспечит ему постоянное пребывание в должности? Что если акционерам не хватает власти увольнять менеджеров? Тогда действительно мы предполагаем, что сила конкуренции между охотниками и между управленческим персоналом по какой-то неизвестной причине неспособна обеспечить принятие решения, максимизирующего прибыль. Разумеется, обоснованность этого допущения -- вопрос институциональной реальности, ее нельзя оценить путем априорного рассуждения. (Если оно обосновано, то это означает, что настоящая должность предоставляет исполняющему ее менеджеру определенную степень монополии). Опять же, если это предположение обосновано, то, по крайней мере в долгосрочной перспективе, люди, подобные А, будут знать, что при покупке ружья и организации охотничьей фирмы одна из будущих опасностей заключается в высокой вероятности того, что охотники будут трясти кассу регулярно. Если, зная о подобных издержках организации фирмы, А все-таки продолжает это делать, то мы должны заключить, что на его предпринимательский взгляд издержки того стоят. Давайте подведем итог. Нашей главной целью было бросить вызов общепринятому мнению, что когда менеджеры корпорации имеют возможность извлекать собственную выгоду за счет акционеров, тогда принимаемые решения нарушают фундаментальное для теории цены предположение о максимизации прибыли. На самом деле, мы убедились, что менеджеры являются подлинными предпринимателями только в той мере, в какой предпринимательские возможности для личной выгоды в действительности существуют, и там, где эти возможности используются, это происходит в полном соответствии с принципом максимизации прибыли -- рациональной основой рыночной системы. (А с другой стороны, если возможности личной выгоды управляющих не носят предпринимательского характера, то мы видели, что несмотря ни на что можно положиться либо на краткосрочные, либо на долгосрочные конкурентные силы, или на те и другие вместе, чтобы обеспечить общую тенденцию распоряжения производственными ресурсами в наиболее эффективном направлении, известном предпринимателям.) Кажется, пришла пора сделать несколько замечаний, проясняющих соотношение понятия предпринимательской бдительности, разработанной в этой главе, и альтернативной идеи, что чистое предпринимательство представляет собой лучшее владение информацией. Существует соблазн понять предпринимателя как человека, который просто более точно, чем другие знает, где ресурсы можно купить дешевле, а продукты продать по более высокой цене, какие технологические или другие нововведения окажутся наиболее плодотворными, какие активы могут сильнее всего вырасти в цене и т.д. Используя свое исключительное знание, предприниматель получает прибыль для себя. В этой интерпретации на рынке общего равновесия предпринимательская прибыль (и предмет предпринимательского решения в целом) исчезает, поскольку предпосылка совершенного знания, связанная с состоянием общего равновесия, устраняет всякую возможность появления превосходящего знания. Необходимость четко различать предпринимательство и факторы производства не позволяет представлять предпринимательство с точки зрения превосходящего знания. Поиск ускользающей аналитической категории предпринимательства обусловлен пониманием, что объяснение рыночного феномена чистой прибыли подразумевает рыночную роль, которую нельзя свести просто к особому виду производственного фактора. Знания, или, по крайней мере, услуги людей, обладающих знанием, можно, в конце концов, нанять на рынке. Более квалифицированный рабочий стремится найти на рынке труда более высокую зарплату, а лучше информированный индивид стремится найти более высокую зарплату на рынке услуг специалистов, принимающих деловые решения. Если мы продолжим придерживаться точки зрения, что предпринимательство представляет собой нечто, что нельзя трактовать как фактор производства, то определение его в терминах знания не проходит <обсуждение различия между предпринимательством и исполнением управленческих обязанностей ср.: Machlup F. The Economics of Sellers' Competition. -- Baltimore, Md.: John Hopkins University Press. 1952, pp. 225--131. О непредпренимательских аспектах знания на рынке см. также: Стиглер Дж.Дж. Экономическая теория информации // Теория фирмы. Под ред. В.М. Гальперина. -- СПб.: Экономическая школа, 1995, с. 507--529>. Хотя вряд ли можно отрицать, что возможности чистой предпринимательской прибыли порождаются несовершенством знания участников рынка; что эти возможности могут быть использованы любым, кто обнаружит их первым и что процесс получения этой прибыли одновременно является процессом корректировки рыночной неосведомленности. Если бы все участники рынка были всеведущими, то цены на продукты и цены на ресурсы всегда должны быть полностью согласованы друг с другом, не оставляя прибыльной разницы; нельзя было бы представить неиспользованной ни одну возможность стоящего размещения ресурсов посредством любой познаваемой технологии или с целью удовлетворения любых мыслимых желаний потребителей. Только введение неосведомленности открывает возможность появления неиспользованных шансов (и связанных с ними возможностей получения чистой прибыли), а также возможность того, что первый, кто обнаружит истинное положение дел, сможет завоевать соответствующую прибыль путем инноваций, изменений и созидания. Но несмотря на то, что элемент знания прочно привязан к возможности получения чистой прибыли, ускользающее понятие предпринимательства, как мы убедились, не заключается просто в обладании большим знанием о рыночных возможностях. Аспект знания, который действительно критически важен для предпринимательства, это не столько содержательное знание рынка, сколько бдительность, "знание" о том, где искать рыночную информацию. Если считается, что субъекты уже располагают абсолютно точной рыночной информацией, то тем самым, как мы отмечали выше <см. раздел "Предприниматель на рынке", первая сноска>, исключается возможность принятия в дальнейшем предпринимательского (в отличие от "роббинсианского") решения. Наоборот, мы уже видели, что знание о возможностях без должной степени уверенности, необходимой для того, чтобы этими возможностями воспользоваться, требует отдельного, дополнительного уровня предпринимательства, способного использовать это имеющееся знание -- это ненадежное знание является в таком случае нанятым фактором производства, а предпринимательская роль выполняется кем-то, кто обладает уверенностью, что это нанятое знание действительно способно обеспечить прибыль <раздел "Гипотетический пример">. Именно поэтому в этой книге, говоря о присущем человеческой деятельности предпринимательском элементе, я имею в виду бдительность к информации, а не обладание информацией. Предприниматель является лицом, нанимающим услуги факторов производства. Среди этих факторов могут быть и люди с превосходящим знанием рыночной информации, но сам факт того, что нанятые владельцы информации не использовали ее сами, показывает, что, возможно, в подлинном смысле слова их знания имеются не у них, а у того, кто их нанял на работу. Именно последний "знает", кого нанимать, "знает", где найти тех, кто располагает рыночной информацией, необходимой для поиска выгодных возможностей. Не зная фактов, известных тем, кого он нанял, нанимающий предприниматель все же "знает" эти факты, в том смысле, что его бдительность -- его предрасположенность знать, где искать информацию, -- имеет определяющее влияние на ход событий. Таким образом, вид "знания", необходимый для предпринимательства, -- это, скорее, "знать, где искать знание", чем знание реальной рыночной информации. Словом, точнее всего отражающим этот вид "знания", кажется, можно считать бдительность. Конечно, "бдительность" тоже можно нанять; но тот, кто нанимает работника, бдительного к возможностям открывающегося знания, сам демонстрирует бдительность еще более высокого порядка. Предпринимательское знание можно описать как "знание высшего порядка", первичное знание, необходимое, чтобы запрячь доступную информацию, которой уже кто-то владеет (или поддающуюся открытию). Аналогичное отношение можно отметить и в связи с самой операцией найма. Решение нанять фактор производства не обязательно является предпринимательским решением; в конце концов, менеджер по персоналу может быть нанят именно за его талант принятия мудрых кадровых решений. Но там, где фактор производства принимает кадровые решения, это подразумевает то, что этот фактор производства сам был нанят кем-то, принимающим решение о найме. и т.д. Предпринимательское решение о найме, таким образом, представляет собой первичное решение о найме, в конечном счете несущее ответственность за все факторы, которые прямо или опосредованно наняты для его проекта <ср. следующее утверждение Ф. Найта в Risk, Uncertainty and Profit (Boston: Houghton and Mifflin, 1921): "To, что мы называем управлением [control] заключается главным образом в выборе кого-то еще для осуществления "управления" [controlling]" (p. 297); "Ответственное решение -- это не конкретное руководство политикой, но руководство руководителем как "работником" для руководства ею" (р. 297). Ср. также: Triffin. Monopolistic Competition, p. 184 and n. 39>. Точно также, бдительность предпринимателя представляет собой абстрактный, очень общий и изысканный вид знания, которому, в конечном счете, мы должны приписать открытие и использование возможностей, особенно выявленных теми, кого он дальновидно прямо или опосредованно нанял. Предпринимательство и процесс установления равновесия В первой главе было заявлено, что наш упор на рыночный процесс, а не на обычно акцентируемое равновесие рынка, основан на осознании роли предпринимательства, по большей части игнорируемой современными изложениями теории цены. Именно по этой причине я отдал приоритет понятию предпринимательства. Теперь я имею возможность предварить последующие главы и вкратце показать, в каком отношении предпринимательская роль, разработанная мною, является краеугольным элементом рыночного процесса. Характерным признаком нарушенного равновесия на рынке является широко распространенное незнание. Участники рынка не знают о существующих на рынке реальных возможностях выгодного обмена. В результате этого состояния неосведомленности пропадают бесчисленные возможности. Оказываются упущенными возможности взаимовыгодного обмена между потенциальными покупателями и продавцами как по каждому продукту, так и по каждому ресурсу. Потенциальные продавцы не осведомлены о том, что их ждут достаточно нетерпеливые покупатели, которые могли бы оправдать их усилия, потраченные на то, чтобы продать. Потенциальные покупатели не осведомлены о том, что их ждут достаточно нетерпеливые продавцы, которые могли бы предложить достаточно привлекательные возможности покупки. Ресурсы используются для производства менее необходимых потребителям продуктов, потому что производители (и потенциальные производители) не осведомлены о том, что эти ресурсы могут произвести более необходимые продукты. Продукты производятся из ресурсов, крайне необходимых для других продуктов, потому что производители не осведомлены о том, что для достижения тех же результатов можно использовать альтернативные, менее критически необходимые ресурсы. Задача теории рынка состоит в том, чтобы проникнуть в ход событий, приведенных в движение нарушением равновесия рынка. Главный вопрос касается природы сил, вызывающих изменения решений о покупке, продаже, производстве и потреблении, которые формируют рынок. Именно здесь необходимо понятие предпринимательства. Пока мы представляем всех принимающих решения субъектов как исключительно роббинсианских, "механически" выбирающих наилучший курс из альтернатив, которые, как считается, будут доступны, в нашей теории абсолютно отсутствует способ объяснения, каким образом вчерашние планы сегодня заменяются новыми планами. Пока наши принимающие решения субъекты продолжают считать, что альтернативные направления действий, предлагаемые им рынком, остаются такими, какими они представляли их вчера, мы бессильны (без обращения к экзогенным изменениям вкусов или наличных ресурсов) сделать любой план, составленный сегодня, отличающимся от вчерашнего. Если считается, что цели и средства сегодня будут точно такими же, как считалось вчера, то принимающие решения субъекты "автоматически" придут к оптимальному положению, рассчитанному по вчерашним данным. Изменения любой цены, или изменения в методах производства, или в выборе продукта заставляют нас предположить, что некоторые принимающие решения субъекты больше не пытаются реализовать планы, которые они собирались реализовать вчера. В описании рынка как состоящего из чисто роббинсианских принимающих решения субъектов, даже с введением либеральных доз неосведомленности относительно целей и средств, считающихся актуальными, нет ничего, что может объяснить, каким образом вчерашний рыночный опыт может вызвать изменения планов, способные породить изменения цен, объема производства или использования ресурсов. Для этого необходимо ввести представление о том, что люди учатся на своем рыночном опыте. Необходимо постулировать, что вследствие ошибок, приводящих к выбору участниками рынка менее оптимальных курсов действия вчера, можно ожидать систематического изменения ожиданий, касающихся целей и средств, что может породить соответствующие изменения планов. Пусть вчера люди вышли на рынок, пытаясь реализовать планы, основанные на собственном мнении относительно целей, которых стоит добиваться, и доступных средств. Это мнение отражает ожидания относительно решений, которые могут быть приняты другими людьми. Цены, которые участник рынка ожидал получить за ресурсы или продукты, которые он продаст, и цены, которые, как он полагал, он должен будет заплатить за ресурсы или продукты, которые он купит, -- все это учитывалось при определении оптимального для него курса рыночного действия. Открытие, сделанное им по ходу вчерашнего рыночного опыта, заключающееся в том, что другие участники рынка не принимали ожидавшихся решений, может рассматриваться в качестве генератора изменений соответствующих ценовых ожиданий, с которым рыночные участники выходят на рынок сегодня. Для такого процесса открытия изменяющихся систем координат, связывающих цели и средства, необходимо ввести нечто из-за пределов роббинсианской философии экономической рациональности. Экономисту для своих целей не требуется проводить исследование психологии процесса обучения -- результата рыночного опыта, по ходу которого обнаружилось, что планы невыполнимы (или что существовали альтернативные, более предпочтительные курсы действий) <см.: Хайек Ф.А. Экономическая теория и знание // Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. -- М.: Изограф, 2000, с, 62.; Kirzner I.M. Methodological Individualism, p. 795>. Однако необходимо формально встроить в нашу теорию представление о том, что на этот процесс обучения можно положиться. Для этой цели признание предпринимательского элемента в индивидуальном действии совершенно адекватно. Как только мы расширим представление о принимающих решения субъектах с "механической" роббинсианской экономической рациональности до мизесовского homo agens, обладающего универсально человеческими предпринимательскими элементами бдительности, мы сможем справиться с задачей объяснения изменений, систематически порождаемых рыночными силами. Аналитический прием концентрации всего предпринимательства в роли гипотетических чистых предпринимателей также позволяет нам получить такое же объяснение. Тем самым мы можем продолжать представлять рынок таким образом, что потребители и собственники ресурсов являются строго роббинсианскими экономически рациональными субъектами, исключительно ценополучателями, и целиком перенести бремя изменений цен, методов производства, качества продукции и объема производства на чистых предпринимателей. Как мы видели ранее, это дается гораздо легче, как только мы осознаем почти неизбежность того, что предпринимательская роль выполняется производителем. Все это заставляет меня выразить определенное неудовлетворение ролью предпринимателя в шумпетерианской системе. Чуть позже мы вернемся к точке зрения Шумпетера на предпринимателя, как и к взглядам других ведущих авторов. Здесь достаточно заметить, что шумпетеровский предприниматель и предприниматель, о котором идет речь в данной книге, могут во многих отношениях быть признаны одним и тем же индивидом. Но есть очень важный аспект, в котором трактовка Шумпетера отличается от моей. Предприниматель Шумпетера действует, чтобы нарушить существующее положение равновесия. Предпринимательская деятельность разрывает непрерывный кругооборот. Предприниматель представляется инициирующим изменение и генерирующим новые возможности. Хотя каждый взрыв предпринимательских нововведений в конце концов приводит к новой ситуации равновесия, предприниматель подается скорее как сила, нарушающая равновесие, чем уравновешивающая. Экономическое развитие, которое Шумпетер делает абсолютно зависимым от предпринимательства, является отличным "от процесса движения в направлении состояния равновесия" <Шумпетер Й.А. Теория экономического развития. -- М.: Прогресс, 1982, с. 157>. Напротив, моя трактовка предпринимателя подчеркивает уравновешивающий аспект его роли. Я понимаю ситуацию, на которую натыкается предпринимательская роль, скорее как неустранимо неравновесную, нежели равновесную -- скорее характеризующуюся вихрящимися возможностями, нежели безмятежным спокойствием. И хотя для меня также изменения могут возникнуть только через предпринимателя, я понимаю их как уравновешивающие изменения. Для меня изменения, инициируемые предпринимателем, всегда ведут к гипотетическому состоянию равновесия; эти изменения становятся ответом на существующую модель ошибочных решений, модель, характеризующуюся упущенными возможностями. Предприниматель, на мой взгляд, взаимно согласует диссонирующие элементы, ставшие следствием предшествующей рыночной неосведомленности. Привлечение внимания к этому различию между взглядами Шумпетера и моей точкой зрения подчеркивает крайнюю важность предпринимательства для рыночного процесса. Трактовка, подобная трактовке Шумпетера, обращающаяся к предпринимательству как к внешней силе, выводящей экономику из одного положения равновесия (чтобы в конце концов достичь другого равновесного состояния в результате деятельности "подражателей"), скорее создает впечатление, что для достижения равновесия предпринимательская роль в принципе совсем не требуется. Другими словами, такая трактовка скорее порождает совершенно ошибочное мнение, что состояние равновесия может появиться само собой без всяких общественных механизмов по сбору и упорядочению разрозненных фрагментов информации. являющихся единственным источником этого состояния. Именно для того, чтобы подчеркнуть противоположность своего мнения, что только предприниматель может (по крайней мере в теории, если отсутствуют экзогенные изменения) в конце концов привести к равновесию, я ощущаю необходимость привлечь внимание к предпринимательству как реагирующему элементу. Я представляю предпринимателя не как источник новшеств ex nihilo <из ничего (лат.) -- Прим. пер.>, но как субъекта, бдительного к возможностям, которые уже существуют и ждут того, чтобы их заметили. Точно также в экономическом развитии предприниматель должен представляться реагирующим на возможности, а не создающим их; использующим прибыльные возможности, а не порождающим их. Когда в наличии имеются технологически возможные прибыльные методы производства, требующие капитала, и поток сбережений, достаточный, чтобы обеспечить необходимый капитал, то для реального воплощения этих новшеств требуется предпринимательство <cм.: Rothbard M.N. Man, Economy and State. -- Princeton, N.J.: Van Nostard, 1962, v. 2, p. 493-494>. Без предпринимательства, без бдительности к новым возможностям долгосрочные выгоды могут остаться неиспользованными. Крайне желательно отстоять систему анализа, которая одинаково изображает действие рыночного процесса как для простой экономики, где не составляются многопериодные планы, так и для экономики, в которой такие планы, включающие использование капитала, составляются. В этом процессе крайне важно обратиться к предпринимательству. То, что большинство современных трактовок теории цены не могут понять этого, возможно, является основной причиной моей неудовлетворенности ими. Неудачный акцент Шумпетера <см.: Хайек Ф.А. Использование знания в обществе // Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. -- М.: Изограф, 2000, с. 100--101: о цене, которую заплатил Шумпетер, пав жертвой этой ошибки> на то, что предприниматель толкает экономику дальше от равновесия, способствует распространению совершенно ошибочного мнения, что предприниматель в общем-то не нужен для понимания того, каким образом рынок движется к положению равновесия <дополнительное обсуждение вопросов, поднятых в этом параграфе см.: Kirzner I.M. Entrepreneurship and the Market Approach to Development // Toward Liberty. -- Menlo Park, Calif.: Institute for Humane Studies, 1971>. Предпринимательство в литературе Как отмечалось ранее, одной из причин нашего недовольства современными теориями является фактическое уничтожение ими предпринимательства. Я утверждал, что для того, чтобы заново признать за предпринимателем принадлежащую ему по праву ключевую роль в функционирования рынка, необходимо переформулировать теорию цены. Несмотря на мою критику в этом отношении, тем не менее я ни в коем случае не утверждаю, что предпринимательская роль не получила должного внимания в литературе. Разумеется, существуют хорошо разработанные разделы теории предпринимательства и предпринимательской прибыли. Более того, эти дискуссии привлекли несколько самых известных в современной экономической мысли имен. И время от времени в журналах еще появляются статьи, касающиеся того или иного аспекта проблемы. Мое недовольство направлено, прежде всего, не на слабые места в этой литературе; скорее я сожалею, что предпринимательская роль не признана в качестве ключевой в определении рынком направления движений цен. В этом месте кажется целесообразным очень кратко обратиться к литературе по предпринимательской прибыли и указать на вопросы, по которым мой подход расходится с разными направлениями мысли, которые можно выделить в литературе <общие обзоры литературы см.: Knight F.H. Profit // Encyclopedia of the Social Sciences. -- New York: Macmillan, 1934, reprinted in Felner W. and Haley В., eds. Readings in the Theory of Income Distribution. -- N. Y.: Blakiston, 1949; Weston J F. The Profit Concept and Theory: A Restatement // Journal of Political Economy 62 (April 1954), p. 152-170>. В качестве общего предварительного замечания стоит отметить, что создается впечатление, что основной заботой многих авторов является скорее объяснение прибыли, чем раскрытие предпринимательской роли. Похоже, что последнее предпринимается только с целью выполнения основной задачи. В моем изложении, как мы видели, феномен прибыли не отделим от самой возможности предпринимательства в целом. Но я больше озабочен предпринимательством как главной движущей силой в рыночном процессе. Я интересуюсь прибылью только потому, что понятие предпринимательства неотделимо от возможности прибыли. Но в отличие от большей части литературы, которую мы сейчас рассматриваем, мое исследование стимулировала именно важность предпринимательства. Я коротко прокомментирую предпринимательскую роль, как она отразилась (1) в том, что профессор Бронфенбреннер назвал "наивной теорией прибыли" <Bronfenbrenner M. A Reformulation of Naive Profit Theory // Southern Economic Journal 26 (April I960), pp. 300--309. Ссылки на страницы этой статьи будут даваться по ее переизданию в Breit W. and Hochman H., eds.. Readings in Microeconomics, 1st ed. -- N. Y.: Holt, Reinhart and Winston, 1968>; (2) в системе Шумпетера; и (3) в работе профессора Найта и его последователей. В конце я попытаюсь отождествить свой подход с подходом профессора Мизеса. 1. "Наивная" теория прибыли рассматривает прибыль как отдачу от предпринимательского вклада в производство. Этот вклад, по крайней мере в ранних изложениях, видится как окончательное принятие решения или как окончательное несение бремени неопределенности. Так как этот вклад присущ всем производственным процессам, то прибыль возникает как "нормальная" доля производственного фактора -- "награда за несение бремени неопределенности и риска" <Bronfenbrenner M. A Reformulation of Naive Profit Theory. См. также: Weston J.F. The Profit Concept and Theory, p. 152 и Weston J.F. Profit and the Payment for the Function of Uncertainty-Bearing // Journal of Business 22 (April 1949), pp. 106--118>. В формулировке Бронфенбреннера теория рассматривает прибыль "как компенсацию просто за подмножество неопределенностей, которые возникают вследствие отсутствия контрактных прав требований на доход". Это "отождествляет предпринимательство не с управленческими, организационными или инновационными обязанностями, но исключительно с рискованной природой его юридического требования" <Bronfenbrenner M. A Reformulation of Naive Profit Theory, p. 364>. Будет ли рынок на самом деле вынужден нормально обеспечить компенсацию за функцию обеспечения производственных услуг по-предпринимательски (т.е. на неконтрактной основе), зависит от таких вопросов, как возможная антипатия к несению бремени неопределенности, налоговые соображения, преимущество быть собственным боссом, удовольствие спокойной жизни и т.д. Ясно, что "наивная" теория прибыли, как и переформулировка ее профессором Бронфенбреннером, касаются совершенно другого аспекта рыночного процесса, по сравнению с тем, который я рассмотрел в этой главе. Вполне допустимо закрепить термин "предпринимательство" за функцией несения бремени неопределенности (или ее бронфенбреннеровской версией), а также определить долю фактора в доходе как нормальную компенсацию, необходимую для обеспечения ее выполнения. Безусловно, не следует спорить по поводу определений, а экономическое отношение, выделяемое "наивной" теорией прибыли, вполне может быть важным. Но мое исследование показало, что в рыночном процессе присутствует элемент, который я решил назвать предпринимательством, к которому наивная теория прибыли просто не обращается; что функционирование рынка почти полностью зависит от наличия этого элемента; и что тесно связанная с этим элементом реализация возможности получения прибыли остается необъясненной "наивной" теорий. Я не извиняюсь за приписывание термина "предпринимательство" этому элементу, но мне необходимо провести различие между теоретическими функциями моих собственных рассуждений и логикой других подходов. Если несение бремени неопределенности или оказание услуг на неконтрактной основе регулярно приводит к чистой отрицательной полезности, то это и в самом деле полезно отметить и определить вознаграждение, посредством которого рынок преодолевает общее нежелание оказывать такие услуги. Но все равно сохраняется потребность в теории, которая признает роль бдительности к непризнанным прибыльным возможностям. Возможно, здесь будет полезно кратко прокомментировать роль неопределенности в моих рассуждениях о предпринимательской бдительности. Конечно, в каком-то смысле мое обсуждение предпринимательства очень сильно зависит от факта отсутствия совершенного знания. Только в мире, где люди делают ошибки (в том смысле, что не видят наилучших возможностей), могут появиться те возможности для получения чистой прибыли, которые создают простор для предпринимательской активности. Только в том случае, если возможности не становятся известны немедленно, может появиться особая роль, состоящая в бдительности к новым возможностям. Разумеется, в этом мире даже бдительный предприниматель, открывающий то, что кажется привлекательной возможностью, может иметь серьезные опасения в отношении данного предприятия. И чем больше времени пройдет, прежде чем необходимые для предприятия затраты, как ожидается, дадут желанную отдачу, тем меньше предприниматель уверен в себе. Таким образом, предпринимательская деятельность (описанная здесь), несомненно, подразумевает неопределенность и несение бремени риска <разумеется, Шумпетер неоднократно отрицал, что кто-либо помимо капиталиста несет бремя риска. См.: Шумпетер. Теория экономического развития, с 286; Schumpeter J.A. History of Economic Analysis. -- London: Allen and Unwin, 1954, p. 556 n. Смысл, в котором это, без сомнения, верно, не должен тем не менее помешать нам признать, что в другом смысле только предпринимательский элемент в принятии решения (включая решение капиталиста) имеет дело с риском. Роббинсианский принимающий решения субъект, как мы видели, принимает цели и средства как исходные факты, независимо от того, сколько неопределенности дано нам в этих фактах, то, что они суть данность, защищает роббинсианского экономически рационального субъекта от ex ante возможности изменений в системе средства--цели>. Но следует четко осознавать, что предпринимательство никак не зависит от какого-либо особого отношения к несению бремени неопределенности со стороны принимающих решения субъектов. Даже если принимающие решения субъекты не демонстрируют ни антипатии, ни предпочтения неопределенности как таковой, даже если они вообще оказались неспособны осознать относительно рискованный характер всех замеченных прибыльных возможностей, мы все равно должны будем найти в нашей теории рыночного процесса место для предпринимательской бдительности и для ее влияния на постоянное наличие осознанных возможностей чистой прибыли. 2. В шумпетерианской системе предпринимательство заключается во внедрении новых процессов производства -- производства новых продуктов или производства старых продуктов новым способом. Новатор-предприниматель нарушает ровное функционирование производства и рынка, создавая новые способы производства вещей и производство новых вещей. Исполняя эту роль, он одновременно создает для себя прибыль. Вырываясь из рутины, шумпетеровский предприниматель способен породить временные зазоры между ценой ресурсов и ценой продукта. Дерзкие пионеры, протаптывающие новые тропы, на короткий срок дерзко пренебрегают универсальным свойством «ценности первоначальных средств производства привязывать себя с достоверностью тени к ценности продукта» <Шумпетер. Теория экономического развития, с. 313>. До тех пор пока подражатели снова не приведут цены и издержки в соответствие, новаторы могут пожинать чистую прибыль. Возможно, одним из самых важных аспектов трактовки Шумпетера является его четкое обсуждение вопроса, каким образом следует объяснить чистую прибыль, чтобы она не включала в себя никакого вознаграждения за услуги какого-либо фактора производства. Прибыль, в отличие от платы за услуги факторов, не является «тормозом производства» <там же, с. 304>; о прибыли нельзя сказать, как это можно сказать о факторных издержках, «что [ее] вполне достаточно, чтобы породить -- зафиксированное факторами равновесия системы -- "количество предложенных предпринимательских услуг"» <там же, с. 304>. Во многих отношениях портрет предпринимателя, который я стремился нарисовать, демонстрирует много сходства с тем, который разработан Шумпетером. Шумпетеровский новатор, в конечном счете, является принимающим решения субъектом, бдительность к незамеченным возможностям которого позволила ему уйти от повторяющейся рутинной эксплуатации широко известных возможностей. Детально <там же, с. 175 и далее> прорисованное Шумпетером различие между тем, как люди будут действовать в "привычном кругообороте", с одной стороны, и "столкнувшись с новой задачей", с другой -- родственно моему разграничению "роббинсианского" процесса принятия решения и предпринимательской деятельности. "Предположение о том, что поведение является своевременным и рациональным", замечает Шумпетер, является, хотя и не полностью реалистичным, но достаточно обоснованным, если «события протекают достаточно медленно, чтобы люди успели понять их логику" <там же, с. 176>. В рутине кругооборота, возможно, простительно рассматривать принимающих решение субъектов, как исключительно "экономических", но в контексте потенциальных изменений, предпосылка рациональности становится в значительной степени неуместной. Это очень похоже на мое собственное утверждение, что хотя в равновесном мире совершенного знания роббинсианское распределение ресурсов представляет собой адекватную систему координат, в которой понимаются все сделанные решения, однако наличие несовершенной информации создает место для дополнительного поля принятия решений -- степень, в которой решение отражает бдительность к еще неиспользованным возможностям. Это измерение нельзя встроить в роббинсианскую систему координат, связывающую цели и средства. Как замечает Шумпетер, сравнивая среду, в которой рутинные модели деятельности подвержены изменениям, со средой кругооборота, "прежде хорошо известная величина [становится] неизвестной" <там же>. Кроме этого, общим у моего предпринимателя и у шумпетеровского новатора-предпринимателя является то, что -- по крайней мере в своей предпринимательской ипостаси -- они не вкладывают в производство никаких факторных услуг; прибыль, которую они получают, не является вознаграждением, необходимым, чтобы привлечь нужный фактор производства в производственный процесс. Производство вполне может продолжаться с ресурсами, оплата которых уже была учтена в качестве издержек при расчете чистой прибыли. Вклад предпринимателя состоит лишь в чистом решении направить эти ресурсы именно в данный процесс, выбранный из множества других. И все-таки мое описание предпринимателя отличается от шумпетеровского, и предпринимательская роль в шумпетерианской системе не идентична той, которую сформулировал я. Для меня важной чертой предпринимательства является не столько способность покончить с рутиной, сколько способность видеть новые возможности, еще не замеченные другими. Предпринимательство для меня не столько внедрение новых продуктов или новых методов производства, сколько способность видеть, где новые продукты приобрели неожиданную ценность для потребителей и где стали возможны новые методы производства. Для меня функция предпринимателя состоит не в смещении кривых издержек или выручки, на которых он находится <Triffin. Monopolistic Competition, p. 168>, а в том, чтобы заметить, что они сместились. Предпринимательство в шумпетерианской системе разрывает кругооборот, из равновесия создает неравновесие <новые продукты и методы, внедренные предпринимателем, описываются Шумпетером как "нарушающие равновесие" (Шумпетер И. Капитализм, социализм и демократия. -- М.: Экономика, 1995, с. 183.)>. Для меня, наоборот, предпринимательская роль, являющаяся, безусловно, источником движения в системе, оказывает уравновешивающее влияние; именно предпринимательская бдительность к незамеченным возможностям создает тенденцию к равномерному кругообороту равновесия. Для Шумпетера предпринимательство важно прежде всего в качестве искры зажигания экономического развития; для меня его важность заключается в первую очередь в том, что оно способствует рыночному процессу проявиться во всех ситуациях, где возможность экономического развития представляется частным случаем <дополнительные комментарии по поводу различий между точкой зрения Шумпетера и моей см. выше раздел "Предпринимательство и процесс установления равновесия". Можно было бы отметить, что хорошо известное утверждение Шумпетера о том, что совершенная конкуренция несовместима с предпринимательским новаторством (Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия, с. 151), выдает неосведомленность о том, что именно равновесный характер совершенной конкуренции по определению исключает возможность предпринимательства. Об этом см. ниже, гл. 3, раздел "Предпринимательство как путь к монополии">. 3. Теория прибыли профессора Найта хорошо известна. Прибыль получается в результате постоянно меняющейся обстановки, в которой осуществляется экономическая деятельность, и связанной с меняющейся обстановкой неопределенности в отношении исхода альтернативных курсов действия. Прибыль -- это остаток, если он вообще есть, остающийся предпринимателю после того, как он выплачивает в соответствии с контрактом согласованные доходы нанятым факторам. Предприниматель определен как в конечном счете управляющий предприятием, в конце концов несущий ответственность за все доходы и расходы, и тем самым зависящий от неопределенности, которая окружает как сумму, так и знак разницы между ними <теория прибыли Найта представлена в: Knight F. Risk, Uncertainty and Profit. См. также его очерк "Profit">. Прибыль не рассматривается в качестве вознаграждения за несение бремени этой неопределенности; она представляется как порожденная неопределенностью разница между ожидавшейся ценностью пользы, приносимой ресурсами, и ее действительной ценностью <Weston J.F. Profit as a Payment for Uncertainty Bearing; также Weston J.F. Enterprise and Profit // Journal of Business 22 (July 1949), pp. 141--159, и Weston J.F. A Generalized Uncertainty Theory of Profit // American Economic Review 40 (March 1950), pp. 40--60>. Прибыль, получаемая любым отдельным предпринимателем, зависит как от его собственной способности и удачи, так и от общего уровня инициативы и способностей на рынке <Knight. Risk, Uncertainty and Profit, p. 284>. Последователи теории прибыли профессора Найта подчеркивают, что так называемая посылка максимизации прибыли в статической теории фирмы не имеет (несмотря на возможно жизненно важную роль, которую она занимает в этом контексте) ничего общего с чистой прибылью, порождаемой в динамическом контексте неопределенностью и изменением <Weston. A Generalized Uncertainty Theory of Profit, p. 54; см. также Bronfenbrenner. Reformulation of Naive Profit Theory, 40, pp. 361--62; 369>. Последнюю "нельзя обдуманно максимизировать заранее" <Фридмен М. Методология позитивной экономической науки // THESIS N4 1994, с. 34 сн. 9>. Предприниматель Найта не обнаруживает тех свойств, которыми наделил предпринимателя я. Сам по себе акцент на неопределенности в системе Найта имеет тенденцию маскировать тот факт, что когда предприниматель начинает рискованное по общему признанию предприятие, он делает это, поскольку считает, что в конечном итоге оно предлагает привлекательную возможность. Большой интерес, с которым профессор Найт рассматривает вопрос о том, перевешивает ли прибыль потери ex post <после факта (лат.) -- Прим. пер.>, уводит внимание от чрезвычайно важного момента, что ex ante <до факта (лат.) -- Прим. пер.> любое предпринимательское решение предусматривает только прибыль. Отвлекаясь от природы предпринимательской деятельности, рассматриваемой ех ante мы отвергаем полезный инструмент для понимания того, каким образом на рынке принимаются решения и как эти решения определяют поведение цен. С чем описание Найта не справляется, так это с активной, бдительной, ищущей ролью предпринимательской деятельности. Трактовка прибыли как остатка не позволяет показать, что с точки зрения будущего предпринимателя прибыльная возможность со всей ее неопределенностью существует; она не рассматривается как нечто, что может (или не может) остаться после того как будут выполнены все контрактные обязательства. Вывод, что предпринимательскую прибыль нельзя максимизировать заранее, скрывает осмотрительный поиск прибыльных возможностей, являющийся, как мы видели, сутью предпринимательской роли. С другой стороны, хотя трактовка Найтом предпринимательской роли не вполне удовлетворительна, определение им места, где располагается предпринимательство, является превосходным. Найт отождествляет предпринимательство с управлением и ответственностью <Knight. Risk, Uncertainty and Profit, p. 271 ff> (последнее понимается как несение бремени неопределенности). Более того, концепция управления Найта весьма изощренна -- в конечном счете управление никогда неотделимо от несения конечной ответственности <Ibid., pp. 291-298>. Поэтому обсуждение Найтом предпринимательства в современной корпоративной фирме не искажается некритическим отождествлением предпринимательского управления с деятельностью корпоративных менеджеров, против чего я возражал, анализируя подход Гордона к этой проблеме <см. раздел "Собственность, предпринимательство и корпоративная фирма">. По-моему тот факт, что концепция предпринимательского управления Найта заслужила неодобрение Гордона за то, что стала "настолько разбавленной, что имеет теперь мало пользы для любого анализа активного делового лидерства", в действительности является свидетельством ее высоких качеств. Я утверждаю, что именно это "разбавленное" качество концепции предпринимательства Найта позволяет ему при анализе экономики корпоративной фирмы избегать путаницы. Легко увидеть, что понятие «высшая инстанция управления» [ultimate control] Найта непосредственно отождествимо с моим понятием первичного знания [ultimate knowledge] <см. раздел "Предпринимательство и знание">, т.е. предпринимательской бдительностью. Другое сходство наших позиций -- роль "максимизации прибыли" в теории фирмы. Мы уже отмечали, что последователи Найта указывали на путаницу, проистекающую от отождествления "статической прибыли", характеризующей теорию фирмы, с прибылью Найта, образующуюся динамически как результат неопределенности. Это меткое наблюдение сходно со сделанным мною выше замечанием <см. раздел "Производитель в качестве предпринимателя">, что ортодоксальная теория фирмы совершенно игнорирует саму возможность и необходимость принятия предпринимательских решений. С кривыми выручки и издержек, рассматриваемыми как данность, решение фирмы, в рамках этих кривых, не допускает никакой предпринимательской бдительности к возможным изменениям в этой информации. Разница между позицией Найта в этом отношении и моей уже была сформулирована. В первой не делается акцент на сознательном стремлении предпринимателя к получению прибыли, появление которой в результате изменения рыночной информации он предчувствует и которая еще не осознана другими. В моем изложении именно это сознательное использование осознанных возможностей составляет суть предпринимательской роли. Именно в работах профессора Мизеса <см.: Мизес. Человеческая деятельность, с. 239--242, 270--280.; Mises L. Profit and Loss // Planning for Freedom. 2nd ed. -- South Holland, Ill.: Libertarian Press, 1962, pp. 108--150. Разумеется, Мизес не несет никакой ответственности за недостатки данной главы> можно найти компактно изложенные на нескольких страницах большую часть идей, на основе которых я разработал свои довольно-таки беспорядочные и разбросанные построения предпринимательской роли. Именно проникновение Мизеса в самую суть характера рыночного процесса легло в основу построения этой теории предпринимательства. То, что я назвал предпринимательской бдительностью, Мизес выражает, определяя предпринимательство как человеческую деятельность, "рассматриваемую с точки зрения неопределенности, присущей любой деятельности" <Мизес. Человеческая деятельность, с. 239>. "Предприниматель -- это человек, действия которого ориентируются на изменения рыночной информации" <там же, с. 240>. Чтобы понять сущностное сходство между моей формулировкой и формулировкой Мизеса, достаточно рассмотреть его особое внимание к предпринимательству как движущей силе распределения ресурсов в соответствии с желаниями потребителей. Рынок, как постоянно подчеркивает Мизес, стремится отстранить от предпринимательской роли всех, кроме тех, кто способен "лучше, чем другие, прогнозировать будущий спрос потребителей" <там же, с. 274>. Мое понимание мизесовского взгляда на предпринимателя и его сходства с моим можно выразить, охарактеризовав и мою, и Мизеса точку зрения на прибыль как "арбитражные" теории прибыли. Прибыльные возможности возникают, когда цены на продукты на товарном рынке не согласованы с ценами услуг ресурсов на рынке ресурсов. Другими словами, в результате несовершенства коммуникации между рынками "нечто" продается по разным ценам на двух рынках. Действительно, на двух рынках это "нечто" продается в разных физических формах: на рынке факторов оно предстает как набор потребляемых факторов производства, а на рынке конечной продукции оно предстает как потребительский товар. Но экономически мы все равно имеем "одну и ту же" вещь, продаваемую по разным ценам, потому что набор факторов включает в себя все, что технологически необходимо (и не более, чем необходимо), чтобы произвести продукт. Предприниматель замечает эту разницу цен до того, как это делают другие. Что отличает эту ситуацию от обычного случая арбитража, так это то, что покупка ресурсов предшествует продаже конечной продукции; во время принятия решения о производстве цены на конечный продукт существовали только в прогнозах. Предприниматель догадывается, что будущие цены на продукты не будут в точности соответствовать сегодняшним ценам на ресурсы. Хотя по сравнению с моей в постановке Мизеса сильнее подчеркивается неизбежная неопределенность, окружающая предпринимательскую деятельность (в мире, где производство требует времени), ясно, что для Мизеса, как и для меня, прибыль является результатом отсутствия согласованности между рынком продуктов и ресурсов; и успешное предпринимательство состоит в том, чтобы заметить эту рассогласованность прежде, чем это сделают другие. "Прибыль появляется в результате того, что предприниматель, оценивающий будущие цены на продукты более правильно, чем другие, покупает некоторые или все факторы производства по ценам, которые с точки зрения будущего состояния рынка, также представляются слишком низкими". И разумеется, роббинсианской экономически рациональной деятельности я противопоставил именно акцентируемую Мизесом человеческую деятельность. Отождествление мною предпринимательского элемента, по определению исключаемого из экономически рациональной деятельности, с человеческой деятельностью просто повторяет утверждение Мизеса, что предпринимательская функция -- деятельность, представленная со спекулятивной стороны -- присуща любой деятельности <там же, с. 239-240>. (При обсуждении предпринимательской бдительности я намеренно избегал подчеркивания его спекулятивного характера. Я, разумеется, признал <см. раздел "Предпринимательство и процесс установления равновесия". О спекулянте как предпринимателе см.: Fraser L.M. Economic Thought and Language. - London: A. and C. Black, 1937, pp. 394-395>, что в мире неопределенности каждое предпринимательское решение, вне зависимости от того, сколько бдительности оно отражает, должно в какой-то мере представлять собой рискованное предприятие. Но моей целью было показать, что предпринимательское решение -- несмотря на свой неизбежно спекулятивный характер -- отражает его суждение о том, что возможность получения прибыли существует. Любая человеческая деятельность является спекулятивной; подчеркивание мной наличия в деятельности элемента бдительности имело целью указать на то, что далекие от состояния оцепенения из-за неизбежной неопределенности нашего мира, люди действуют в соответствии со своими суждениями о том, какие возможности остались неиспользованными другими). Для главной темы этой книги огромную важность имеют два других аспекта теории предпринимательства Мизеса. Первый из них имеет дело по сути своей с конкурентным характером предпринимательства. Второй -- со смыслом предпринимательства в связи с благосостоянием. Эти важные аспекты теории на этом этапе не обсуждаются. Каждый из них будет рассмотрен в соответствующем месте следующей главы. |
[email protected] | Московский Либертариум, 1994-2020 | |