Речь по поводу предложения г-на Уэстерна о назначении комитета для рассмотрения последствий, вызванных возобновлением платежей наличными

Во вторник, 11 июня 1822 г., г-н Уэстерн внёс своё давно возвещённое предложение по поводу возобновления платежей наличными, сформулированное следующим образом:

"Да будет назначен Комитет для рассмотрения влияния, которое оказало на сельское хозяйство, обрабатывающую промышленность и торговлю Объединённой империи, а также на положение различных классов общества проведение в жизнь закона 50-го года царствования Георга III о восстановлении прежнего стандарта денежного обращения. Пусть будет сделан об этом доклад палате общин".

Вслед за этим г-н Гэскиссон внёс следующую поправку: "Палата общин не будет изменять золотой и серебряный стандарт ни в пробе, ни в весе, ни в величине".

Дебаты по этому вопросу продолжались две ночи, во вторую из которых г-н Рикардо произнёс следующую речь:

Я в значительной мере согласен с тем, что сказано было моим уважаемым другом (г-ном Холдимандом), который говорил последним, и в особенности с его взглядом на результат подготовительных мер, принятых Английским банком для возобновления платежей звонкой монетой. Нельзя отрицать, что способ, каким Английский банк производил свои покупки золота, чтобы запастись металлическими деньгами, существенно затронул интересы государства. Как велико было действие этой ошибки Английского банка или в какой именно степени закупки им слитков повлияли на стоимость золота, это невозможно было установить; но какова бы ни была эта степень, стоимость обращающихся денег возросла, а цены товаров понизились в той же мере. Мой уважаемый друг (г-н Холдиманд) сказал, что пока Английский банк обязан был оплачивать свои банкноты золотом, государство отнюдь не было заинтересовано во вмешательстве в деятельность банка, поскольку речь шла о сумме бумажно-денежного обращения: если бы эта сумма была слишком низка, то дефицит был бы восполнен путём ввоза золота, а если бы она была слишком высока, она была бы уменьшена путём обмена бумажных денег на золото. С этим мнением я не вполне согласен, потому что возможен такой промежуток, в течение которого страна может испытывать большие неудобства вследствие чрезмерного сокращения обращения банкнот. Чтобы разъяснить свои взгляды на этот предмет, позвольте мне привести пример. Предположим, что Английский банк свёл бы размер своих выпусков до 5 млн. ф. ст., - к каким последствиям это привело бы? Иностранные вексельные курсы обратились бы в нашу пользу, и значительные количества слитков были бы ввезены. Слитки в конце концов были бы перечеканены в деньги и заместили бы бумажные деньги, которые были бы извлечены из обращения ранее; однако, до того как слитки были бы, таким образом, перечеканены, в течение того времени, когда совершились бы все эти операции, количество обращающихся денег сократилось бы до очень низкого уровня, цены товаров упали бы, и мы испытывали бы значительные бедствия. Нечто подобное и имело в действительности место.

Английский банк привёл свои дела в полное расстройство благодаря тому способу, каким он вёл свои подготовки к возобновлению платежей наличными; ничто не приносило так много вреда, как его крупные закупки золота в тот период, на который я указал. Банк должен был хорошо помнить, что билль моего достопочтенного друга (г-на Пиля) не обязывал банк возобновить уплату звонкой монетой раньше 1823 г.

До наступления этого срока Английский банк был обязан платить только слитками, а в 1819 г., когда этот билль прошёл, сундуки банка содержали достаточно большие запасы, чтобы удовлетворить всем требованиям, связанным с окончательным проведением в жизнь билля достопочтенного г-на Пиля. Я всегда рассматривал этот билль как эксперимент, произведённый с целью установить, не может ли Английский банк вести свои операции - и притом с выгодой для общих интересов страны - на основе принципа оплаты своих банкнот не монетой, а в слитках. Я ничуть не сомневаюсь, что если бы Английский банк вёл свою предварительную подготовку разумно, если бы он ограничился фактически наблюдением за движением вексельных курсов и цены золота и регулировал свои выпуски соответственно этому, то годы 1819, 1820, 1821 и 1822 дали бы хороший результат при реализации той части плана, которая предусматривала обмен банкнот только на слитки; в результате парламент продолжил бы осуществление этой части плана на много лет сверх первоначально назначенного срока. Я был убеждён, что ход дела был бы именно таков, если бы Английский банк воздержался от производства тех совершенно ненужных закупок золота, которые привели к столь многим весьма неприятным последствиям. Но мой уважаемый друг (г-н Холдиманд) сказал, что Английский банк увеличил размеры своих банкнот до прежнего уровня и именно потому не создал благоприятного вексельного курса и прилива золота. Я отрицал, что это было так, я отрицал, что выпуски Английского банка были в настоящее время так же велики, как в 1819 г.; допуская, однако, ради развития аргументации, что они были таковы, я всё же обвинил бы Английский банк в том, что он не увеличил свои выпуски с целью оказать воздействие на иностранные вексельные курсы и предупредить вредные последствия значительного ввоза золота.

О поведении Английского банка в этом вопросе один уважаемый директор его (г-н Маннинг) сказал на прошлом заседании в порядке оправдания, что Английский банк не был господином собственных действий; он указал, что нарекания, вызванные по всей стране многочисленными казнями за подделку банкнот, были направлены против Английского банка людьми, желавшими принудить его ускорить замещение монетой его банкнот достоинством в 1 и 2 ф. ст. Однако Английский банк сам лишил себя этого преимущества своей оппозицией против всякого рода платежей металлом в ходе дискуссий в Комитете и в палате общин.

Я, однако, думаю, что, после того как Английский банк накопил значительные количества золота, он считал целесообразным заменить свои банкноты в 1 и 2 ф. ст. золотом в форме монеты и именно в силу приведённых им прежде оснований; но это соображение не должно было заставить Английский банк ограничить свои выпуски и покупать значительные количества золота. На действие этого ограничения выпусков и этих закупок золота я и указывал. Известны протесты Английского банка перед Комитетом и канцлером казначейства по поводу вредных последствий ограничения его права на выпуск банкнот. Почему же Английский банк сам способствует злу, против которого он возражает, почему он производит новые закупки, имея переполненные сундуки, почему он предпринимает шаги, столь неизбежно ведущие к усилению зла? Я могу приписать это только одной причине, а именно тому, что Английский банк не имеет никакого понятия о принципах денежного обращения и совершенно не знает, как управлять в такой важный момент сложной машиной, которая ему доверена.

После того, что здесь было сказано о характере билля г-на Пиля уважаемым членом от Шефтсбери (г-ном Лейчестером), я был очень удивлён, что он пришёл к заключению о необходимости голосовать за назначение Комитета. Если прежние меры, поскольку парламент осуществляет их в этом билле, были правильны, то для чего нужен Комитет? Признанной целью внесённого предложения является изменение денежного стандарта; я не могу понять поэтому, каким образом уважаемый джентльмен, приведя аргументы в пользу существующего стандарта, мог бы голосовать за предложение, имеющее целью изменение его. Мой уважаемый друг, член от Ньютона (г-н Герней), сказал, что дело начато не с надлежащего конца, что следовало в первую очередь призвать частных банкиров платить по своим банкнотам звонкой монетой, а затем уже предложить Английскому банку следовать тем же путём. Я думаю, что такое предложение было бы абсурдным. Английский банк имел в своих руках власть обесценивать свои банкноты или увеличивать их стоимость путём регулирования своих выпусков в таких размерах, какие ему были угодны, - власть, которой провинциальные банки не имели. Английский банк мог снизить, как это было в 1812 и 1813 гг., стоимость своей однофунтовой банкноты до 14 шилл., или же, идя противоположным путём, поднять её стоимость до двух соверенов при условии, что Монетный двор не противодействовал бы этим операциям, чеканя новую монету. Невозможно было поэтому требовать, а если бы и было возможно, то в высшей степени несправедливо, чтобы частные банки извлекали из обращения свои банкноты и платили по ним звонкой монетой и в то же время оставляли этому огромному Левиафану, Английскому банку, право выпускать свои бумажные деньги по произволу без обязательства разменивать их на металл.

Касаясь этой темы, я должен сказать, что мои взгляды были очень плохо поняты как внутри, так и вне стен парламента. Надеясь, что я не слишком сильно злоупотребляю снисходительностью палаты, я желал бы использовать этот случай, чтобы объясниться. Делая это, я считаю наиболее удобным начать с замечания, которое обронил в ходе прений уважаемый олдермен <член городского совета. - Прим. ред.> (г-н Хайгет). Он сказал, что если бы цена золота была показателем обесценения денежного обращения, то мой аргумент, основанный на этом, мог бы быть правильным; пожертвовать 3-4% при восстановлении прежнего стандарта было бы пустяком по сравнению с теми выгодами, которыми сопровождалось это восстановление; однако уважаемый олдермен не разделяет мнения, что цена золота является показателем обесценения денежного обращения. Так вот, что касается этой части моих взглядов, то вся трудность вопроса сводится к значению, которое мы придаём слову "обесценение". Совершенно очевидно, что уважаемый олдермен и я понимаем это слово в различном смысле.

Предположим, что в стране существует только металлическое денежное обращение и что благодаря обрезыванию оно потеряло 1/10 своего веса; предположим, например, что соверен сохранил только 9/10 металла, который он должен содержать в силу закона, и что вследствие этого цена золотых слитков, измеряемая таким мерилом, поднимется выше их монетной цены, - разве деньги страны не будут в этом случае обесценены? Я вполне уверен, что уважаемый олдермен признает верность этого вывода. Вполне возможно, что, несмотря на обесценение монет, стоимость их подымается всё же в силу общих причин, влияющих на стоимость золота, как, например, война или уменьшение производительности рудников, откуда ежегодно получается золото; стоимость последнего может повыситься настолько, что обрезанные соверены приобретут на рынке большую стоимость по сравнению с той, какую они имели до уменьшения их веса. Но разве не правильно будет тогда сказать, что наши деньги обесценены, хотя стоимость их и возросла?

Большая ошибка, допущенная в этом вопросе, заключалась в смешении слов "обесценение" и "уменьшение стоимости". Что касается до находящихся в обращении денег, то я сказал уже и повторяю теперь, что цена золота является показателем их обесценения, а не показателем стоимости их. Именно по этому вопросу меня неправильно поняли. Если бы, например, металлический стандарт денежного обращения сохранял одну и ту же постоянную стоимость и монета была обесценена путём обрезывания или если бы бумажные деньги были обесценены благодаря росту их количества на 5%, то это падение стоимости денег, хотя размеры его невелики, вызвало бы изменение в ценах товаров, поскольку на них влияла бы стоимость денег. Если бы металл золото (денежный стандарт) продолжал сохранять свою прежнюю стоимость, для. восстановления же стоимости денег, обесцененных на 5%, до их паритета нужно было бы повысить её только на 5%, то соответствующее понижение цен товаров было бы не более значительным. Я предполагал, что золото всегда сохраняет при этом одну и ту же постоянную стоимость; говорил ли я, однако, когда-либо, что не существует ряда других причин, могущих повлиять на стоимость золота, как и на стоимость всех других товаров? Отнюдь нет, как раз наоборот. Нет такой страны, использующей драгоценные металлы в качестве денежного стандарта, которая была бы свободна от изменений в ценах товаров, вызываемых изменением стоимости их металлического стандарта. Таким изменениям мы были подвержены до 1797 г. и должны быть подвержены им снова теперь, когда мы вернулись к металлическому стандарту.

Предложенный мною план не включал мероприятий, могущих вызвать спрос на золото, и я, следовательно, имел полное основание, предвосхищая изменение в цене товаров, определить последнее только в 5%, составлявших тогда разницу между стоимостью золота и бумажных денег. Но разве введение золотого стандарта избавило бы нас от тех изменений в ценах товаров, которые являются результатом удешевления их производства в один период по сравнению с другим? Разве дальнейшее усовершенствование машин, или чрезвычайно богатый урожай, или какая-либо другая из общих причин, влияющих на понижение цен, не дали бы никакого эффекта? Разве производившиеся Английским банком неразумные закупки золота не оказали никакого действия на его стоимость? Невозможно также отрицать, что при настоящей мировой обстановке события в Южной Америке могли бы помешать регулярному снабжению Европы драгоценными металлами и, таким образом, повысить их стоимость, что повлияло бы на цены товаров опять-таки во всём мире.

Мне приписывали такой экстравагантный взгляд, как невозможность изменения цен товаров больше чем на 5% с момента введения металлического стандарта. Я никогда не выдвигал такого нелепого положения - моё мнение по этому вопросу никогда не изменялось; если это не отнимет слишком много времени у палаты, я позволю себе процитировать одно место из памфлета, опубликованного мною в 1816 г. по вопросу о платежах слитками, чтобы показать палате, какого взгляда я тогда придерживался:

"При наличии металлического денежного стандарта стоимость денег подвергается только таким изменениям, какие испытывает стандарт как таковой; но против таких изменений не существует никакого средства, и последние события показали, что в течение периодов войны, когда золото и серебро употребляются для содержания огромных армий вдали от родины, подобные изменения гораздо более значительны, чем это вообще допускалось. Само допущение показывает только, что золото и серебро не являются такой хорошей стандартной мерой стоимости, как это предполагалось до сих пор, ибо сами они подвергаются большим изменениям, чем это желательно по отношению к стандартной мере" <Рикардо цитирует свой памфлет "Предложения в пользу экономного и устойчивого денежного обращения">.

Таковы были положения, которые я всегда выдвигал и которых я держусь и теперь. Я надеюсь, что палата простит мне эту личную ссылку на собственное мнение. Мне очень не хотелось злоупотреблять её терпением, но я поставлен в такое положение, как будто нахожусь перед судом. План мой не был принят, и всё же именно моему плану были приписаны последствия, совершенно из него не вытекавшие. Меня сделали ответственным за план, который был принят, хотя это был не мой план. (Смех и "Слушайте!") В этом - особенность моего положения, и если бы палата была столь снисходительна, чтобы позволить ещё одну ссылку на мнения, высказанные мною в этой палате в 1819 г., я покончил бы с той частью моей аргументации, которая является чисто личной. ("Слушайте, слушайте!") Вот что я сказал в своей речи во время прежнего обсуждения билля г-на Пиля. Я цитирую по обычному источнику информации - по протоколам: "Если бы палата приняла предложение уважаемого джентльмена (г-на Эллиса), то мы имели бы дело с иного рода изменением стоимости обращающихся денег, - изменением, которое палата желала бы предотвратить. Если бы эта поправка была принята, то возник бы чрезвычайный спрос на золото с целью чеканки его, а это повысило бы стоимость денег на 3 или 4% сверх первого повышения... До октября 1820 г. Английский банк не должен производить никакого сокращения [своих эмиссий], а затем произвести его лишь в незначительном размере; я не сомневаюсь в том, что, соблюдая осторожность, он сможет перейти к платежам наличными, не выплачивая ни одной гинеи золотом. Английский банк должен был бы осторожно сокращать свои выпуски, но я опасаюсь, что он сделает это слишком быстро. Если бы я мог дать ему совет, я рекомендовал бы ему не покупать слитков; но если бы даже он располагал лишь несколькими миллионами, я бы на его месте смело продавал".

Так говорил я в 1819 г. Приняты ли были мои советы? Нет. Почему же я должен нести ответственность за последствия гораздо большего повышения стоимости денег по сравнению с их действительным обесценением в тот период?

Выяснив этот личный вопрос, я желал бы теперь сказать несколько слов об общем вопросе, который не был, но моему мнению, разъяснён надлежащим образом. Тут всё время говорят о крайнем пределе обесценения денег, который, как известно, имел место в 1813 г.; между тем билль г-на Пиля подвергается критике, как если бы он был проведён именно в этом году и вызвал все изменения, которые имели место в денежном обращении между 1819 г. и настоящим временем. В каком положении находилось денежное обращение в 1819 г.? Оно было оставлено целиком под управлением и контролем компании купцов - людей, которые, как я охотно допускаю, отличаются прекрасным характером и преисполнены лучших намерений, но которые, несмотря на это, - в своё время я откровенно высказал такие опасения, - не признают правильных принципов денежного обращения и которые, по моему мнению, право же, ровно ничего о них не знают. (Смех.) Этой компании купцов вверено было управление крупным и важным предприятием, от которого существенно зависят благосостояние страны и устойчивость тех условий, в которых она прежде всего заинтересована. Это были люди, имевшие власть придавать своей однофунтовой банкноте стоимость в 14, в 17, в 18 или в 19 шилл., как это последовательно и имело место при их руководстве между 1813 и 1819 гг. В этом последнем году и в течение четырёх лет до него действие этой системы было таково, что стоимость денег упала до уровня, на 5% более низкого, чем паритет. То было время, благоприятное для введения такого денежного стандарта, который мог бы избавить страну от колебаний, вызываемых подобной системой и так сильно отражавшихся на жизни страны. Именно тогда (в 1819 г.) надо было ввести определённый денежный стандарт; единственная задержка состояла в необходимости решить, какой именно стандарт следует выбрать и принять. Два пути были открыты перед страной в этом случае: один заключался в том, чтобы регулировать стоимость стандарта ценой золота в данный момент, другой - в том, чтобы вернуться к прежнему стандарту. Если бы в 1819 г. стоимость денег оставалась на уровне 14 шилл. за однофунтовую банкноту, как это имело место в 1813 г., то, взвесив все выгоды и невыгоды, отсюда проистекающие, я, возможно, считал бы правильным фиксировать стоимость денег на том уровне, из которого исходило большинство существовавших тогда договоров. Но раз стоимость денег отставала от их паритетной стоимости на 5%, приходилось решать только один вопрос: установить ли денежный стандарт, исходя из тогдашней цены золота, т. е. 4 ф. ст. 2 шилл. за унцию, или сразу вернуться к старому стандарту?

Принимая во внимание все обстоятельства, я полагал, что лучшим выбором является возвращение к старому стандарту. Действительное зло было совершено в 1797 г., и случай смягчить его последствия был уже потерян благодаря той линии поведения, которой держался в дальнейшем Английский банк. Ведь и после первой приостановки размена он мог, руководствуясь в своих эмиссиях правильными принципами и удерживая стоимость денег на уровне паритета или близко к нему, предупредить последовавшее затем обесценение. Меня могут спросить, как мог бы Английский банк сделать это? Я отвечу на это, что количество регулирует стоимость всех вещей. Это верно по отношению к хлебу, к деньгам и ко всякому другому товару и, быть может, более верно по отношению к деньгам, чем к какому-либо другому предмету. А если это так, то тот, кто обладал властью регулировать количество денег, мог всегда управлять их стоимостью и делать однофунтовую банкноту равной по стоимости, как я сказал раньше, 14 шилл. или двум соверенам при условии, что Монетный двор, открыв чеканку монеты для публики, не противодействовал бы эмиссиям Английского банка. Руководствуясь мудрой и благоразумной политикой, Английский банк мог бы так регулировать свои операции, что средства обращения не подверглись бы никакому обесценению начиная с 1797 г. и позже. Английский банк мог бы действительно управлять рыночной ценой слитков и иностранными вексельными курсами, но, к несчастью, он не предпринял шагов, необходимых для этой цели. Что касается билля 1819 г., то я должен сказать, что никогда не сожалел об участии, которое я принял в осуществлении этой меры. ("Слушайте, слушайте!")

Нередко приходилось слышать замечания по поводу высказанного мною мнения о влиянии закупок золота Английским банком на стоимость золота, а следовательно, и на стоимость денег. Я оценивал это влияние в 5 %, что делало всё повышение стоимости денег равным 10%. Я признаюсь, что имел очень незначительное основание для того, чтобы составить себе сколько-нибудь правильное мнение об этом предмете. Сравнивая деньги с их стандартом, мы имеем известную возможность судить об их обесценении или об их относительной стоимости, но я не знаю способа, с помощью которого мы имели бы возможность точно определить изменения в их действительной или абсолютной стоимости. Моё мнение о том, что покупки Английского банка повысили стоимость денежного стандарта на 5 %, основывалось главным образом на том действии, которое, как я ожидал, должен был оказать спрос, предъявленный к общему мировому запасу, а последний равнялся по своей стоимости 15-20 млн. ф. ст. чеканной монеты. Если бы во всём мире было, как я думал, в 20 раз больше золота и серебра, чем потребовалось в последнее время Англии для восстановления её денежного стандарта в старом размере, то я сказал бы, что действие этой меры не превзошло бы 5%. Уважаемый член палаты (г-н Уэстерн), внёсший разбираемое предложение, оспаривал пригодность стандарта, признанного биллем г-на Пиля, и утверждал, что стоимость хлеба образовала бы лучший и более постоянный стандарт. Его довод в пользу этого мнения основывался на том, что средняя цена хлеба, взятая за период в 10 лет, даёт менее подверженный изменению стандарт, чем средняя цена золота. Я не совсем понимаю эту часть аргументации уважаемого члена палаты. Не то он полагает, что страна должна иметь установленный металлический стандарт, ежегодно регулируемый ценой хлеба, установленной на основе средней цены за предшествующие 10 лет, не то эта средняя цена за 10 лет определяется по истечении каждых 10 лет.

Так вот, каким бы способом ни определялась эта средняя цена, тем ли методом или иным, в стоимости средств обращения происходили бы внезапные и значительные изменения. Сегодня, например, денежный стандарт был бы установлен на основе цены хлеба при средней его цене в 80 шилл. за квартер, а завтра, если бы в силу соответствующего постановления настал срок для исправления денежного стандарта, могло бы стать необходимым повысить его до 85 или 90 шилл., вызывая, таким образом, внезапное изменение во всех денежных платежах от одного дня к другому. (Г-н Уэстерн выражает здесь своё несогласие.) Я очень сожалею, что не совсем понял уважаемого члена, и не буду настаивать на этой части его аргументации. Он должен, однако, согласиться, что брать среднюю цену хлеба как лучшую меру стоимости - это в высшей степени ошибочный принцип. Притом же уважаемый член (г-н Уэстерн) приводил в защиту такой меры стоимости объединённый авторитет Локка и Адама Смита, которые утверждали, что средняя цена хлеба за 10-летний период представляет менее изменчивую меру, чем золото. Чтобы подкрепить это мнение, он привёл цены, взятые в соответствии с такими средними. Но крупная ошибка этой аргументации заключается в следующем: цитируемые авторы предполагали, что деньги, исходя из стоимости которых они обосновывали своё мнение о неизменности хлебного стандарта, представляют сами по себе неизменную меру, имеющую одну и ту же стоимость в течение всех лет, за которые выводилась средняя, - иными словами, для того чтобы доказать, что стоимость золота более изменчива, чем стоимость хлеба, они были вынуждены предположить с самого начала, что золото не изменяется в стоимости. Но если нельзя утверждать, что мера, которой определяется стоимость хлеба, не изменяет своей стоимости, то как можно сказать, что относительная стоимость хлеба не изменилась? ("Слушайте, слушайте!") Если они должны допустить, что эта мера изменчива, - а кто будет отрицать это? - то что станется со всеми их аргументами? ("Слушайте, слушайте!")

Я не только не думаю, что хлеб является лучшей мерой стоимости, но я считаю его гораздо худшей мерой, более зависимой в своей внутренней стоимости от разных неустойчивых условий. Каковы действительные факты? В населённых странах люди вынуждены взращивать хлеб на землях худшего качества, чем та, какую они стали бы обрабатывать при отсутствии столь сильного спроса на средства существования. Следовательно, в таких странах цена хлеба должна повыситься, чтобы вознаградить хлебопашца, или же этот товар должен быть получен извне путём косвенного применения более значительного капитала. Имеется целый ряд причин, воздействующих на стоимость хлеба и делающих её поэтому изменчивым мерилом.

Улучшения в сельском хозяйстве удешевили хлеб; открытие новых удобрительных веществ, усовершенствование молотилок - всё это имело тенденцию понизить цены. Наоборот, величина некоторых производственных затрат по отношению к капиталу, необходимому для обработки земли, а также рост населения, которое нужно снабдить пищей, имели тенденцию увеличивать цену.

Таким образом, всегда существовали два фактора цены хлеба, действовавших одновременно и конкурировавших друг с другом; один уменьшал, а другой увеличивал цену этого товара, - как же можно в таком случае говорить, что стоимость хлеба представляет наименее изменчивую меру? ("Слушайте, слушайте!") Аргументация Адама Смита включала также и следующее соображение: хлеб является более постоянным мерилом на том основании, что для поддержания существования одного человека требуется в общем одно и то же количество хлеба. Это возможно, но издержки его производства тем не менее изменяются всё-таки, и это должно регулировать его цену. Я вполне соглашаюсь с уважаемым членом палаты от Эссекса, что существует также ряд обстоятельств, воздействующих на стоимость золота, но одни носят постоянный, а другие временный характер.

Большая или меньшая производительность рудников является одной из постоянных причин; спрос на золото для нужд денежного обращения или производства утвари вследствие возрастающего богатства и населения был временной причиной, хотя, вероятно, значительной продолжительности. Спрос на шляпы или сукно повысил бы стоимость этих товаров, но как только необходимое количество капитала было бы затрачено на производство требующегося увеличения их количества, стоимость их упала бы до прежнего уровня. То же самое верно относительно золота: возросший спрос повысил бы его стоимость и в конце концов привёл бы к возросшему предложению его, тогда его стоимость понизилась бы до своего первоначального уровня при условии, что не возросли одновременно и издержки его производства. Нет более верного принципа, чем тот, согласно которому издержки производства являются регулятором стоимости, а спрос оказывает на неё только временное действие. Уважаемый член (г-н Уэстерн) привёл детально разработанные данные, сопоставляющие количество уплаченных в различные периоды налогов со значительно изменяющейся стоимостью квартера пшеницы на основе стоимости последней; из этого сопоставления он сделал вывод об огромном падении стоимости денег. Так вот, если эти вычисления и практическое применение их имеют какое-нибудь значение, то они должны применяться во все времена так же, как и в настоящее время. Пусть же уважаемый член палаты распространит в таком случае свои расчёты на более ранние времена, тогда мы увидим, насколько применимы его рассуждения. Если речь пойдёт, в частности, о тех трёх годах, которые я назову, то расчёты уважаемого джентльмена будут выглядеть несколько иначе, чем при отнесении их к настоящему времени. Цена пшеницы составляла в 1796 г. 72 шилл. за квартер, в 1798 г. (только два года спустя) она упала до 50 шилл., в 1801 г. (а в течение всего этого периода стоимость денег почти не изменилась) цена пшеницы поднялась неимоверно высоко - до 118 шилл. ("Слушайте!") Так велики были колебания цены хлеба в течение всего лишь трёх лет.

Итак, палата имеет перед собой опыт столь краткого периода, как три года, и изменения цен за это время. Уважаемый джентльмен принимал в своей аргументации, что цена пшеницы должна быть постоянно такой, какой она является в данный период.

Я же полагал, что она отнюдь не будет постоянной; я ожидал, что она поднимется; и, разумеется, если бы настоящая цена не была достаточной ценой, то было бы невозможно, чтобы она не увеличилась, ибо производство ни в коем случае не могло бы продолжаться в течение значительного периода времени при недостаточных ценах. В течение трёх лет цена квартера пшеницы изменялась в пределах от 50 до 118 шилл. Но в 1803 г., когда наше денежное обращение было обесценено гораздо сильнее, чем в каком-либо предшествовавшем году, цена её снова упала до 56 шилл. В 1810 г. она достигла 106 шилл., а в 1814 г. понизилась до 73 шилл. Изменения, говоря кратко, были бесконечны и постоянны. ("Слушайте!") Что касается цены муки, я установил, что в 1801 г. в июле продовольственное бюро в Дептфорде платило 124 шилл. за мешок муки. В декабре того же года оно платило только 72 шилл. В декабре 1802 г. оно платило за тот же самый товар и в том же самом количестве 52 шилл., в декабре 1804 г. - 89 шилл., и в последующие годы цена мешка колебалась последовательно от 99 до 50 шилл., короче говоря, была так неопределённа, как только возможно. ("Слушайте!") Я привожу все эти детали с целью показать, что цена хлеба постоянно колебалась и изменялась. Было бы удивительно, если бы это было не так. Уважаемый джентльмен выразил надежду, что ни один член этой палаты, питающий противоположное убеждение, не откажется из мотивов ложной гордости или из-за предрассудка признать какую-нибудь ранее совершённую им ошибку, в которую он мог впасть при рассмотрении этих вопросов. Я могу уверить уважаемого джентльмена, что, поскольку дело касается меня, я не позволю себе поддаться влиянию глупой гордости этого рода. Уважаемый джентльмен сделал ряд достаточно подробных замечаний по поводу представленного палате показания г-на Тука, в котором он рассматривает влияние изобилия товаров на понижение цен. Говорят, что цены упали значительно больше чем на 10%, но г-н Тук отметил особо, что из всех упомянутых им товаров нет ни одного, о понижении стоимости которого он не мог бы дать объяснений. Общее количество предметов потребления, доставленных на наши рынки в продолжение периода, о котором говорил уважаемый джентльмен, превзошло количество, доставленное в течение какого-либо прежнего периода; среди же импортированных товаров были некоторые, как сахар и хлопок, цены которых продолжали с тех пор падать. Но это, несомненно, не могло быть неожиданностью для палаты, наблюдавшей рост их количества. Уважаемый джентльмен много распространялся об убытках, которые страна потерпела, по его мнению, вследствие займов, заключённых в периоды низких цен государственных фондов; чтобы сделать эти невыгоды ещё более явными, уважаемый джентльмен произвёл расчёты в стоимости квартера пшеницы по хлебным ценам тех времён. Затем уважаемый джентльмен указал на повышение цен фондов со времени заключения мира и сказал: "Чтобы уплатить этот капитал по существующей стоимости денег, я требую добавочного количества квартеров хлеба". Всякий, кто слышал речь уважаемого джентльмена, естественно, предположил бы, что повышение цены фондов было необходимо связано с возросшей стоимостью денег. Но это не могло быть так; если бы стоимость денег имела к этому какое-нибудь отношение, то это дало бы противоположный эффект. Изменение стоимости денег не имеет никакого отношения к этому вопросу; если бы дивиденды выплачивались на основании более дорогого стандарта, то и цены исчислялись бы также на основе этого дорогого стандарта, а если бы дивиденды оплачивались на основании менее дорогого стандарта, то и цены также исчислялись бы на базе такого стандарта. В продолжение американской войны трёхпроцентные консоли продавались по такому низкому курсу, как 53, а затем они поднялись до 97. В то время не делалось попыток воздействия на денежное обращение. Какое поэтому могла иметь отношение к цене фондов стоимость обращающихся денег? Если кто-нибудь нуждается теперь в деньгах под закладные, он может получить их из 4%, между тем как в продолжение последней войны он вынужден был платить 7 или 8% и к тому же доставать деньги окольным путём. "Вся аргументация может быть сведена к констатированию простого факта, который заключается в следующем: те, кто инвестирует теперь денежные суммы в государственных фондах, получают за них низкий процент; те, кто инвестировал деньги во время войны, получали значительный процент. Что касается аргумента, который был выдвинут моим уважаемым другом, членом от Шрюсбери (г-ном Беннетом), то я не могу согласиться с ним. Мой уважаемый друг утверждал, что вся потеря от перечеканки денег в царствование короля Вильяма, когда они были возвращены из обесцененного в здоровое состояние, составляла около 2,5 млн. ф. ст.; в эту сумму он оценивал неудобства и потери для отдельных лиц. Но мой уважаемый друг забыл, что во всех странах имелись обязательства на сумму во много раз большую, чем наличные деньги, и что, следовательно, потеря должна была быть гораздо значительнее, чем её оценивает мой уважаемый друг. Сумма, на которую были выданы обязательства, могла в действительности превышать сумму денег в 20 или в 50 раз, поэтому интересы отдельных сторон были бы затронуты соответственно. Было совершенно ясно, что всякое изменение, произведённое в стоимости обращающихся денег, должно по необходимости затронуть как в настоящее время, так и во все другие времена либо одну, либо другую сторону, связанную этими обязательствами; но такой эффект произведённой реформы был совершенно естественным и неизбежным. Возвращаясь к вопросу, находящемуся на рассмотрении палаты, я должен сказать, что предложение уважаемого члена палаты от Эссекса было рассчитано на пробуждение и возобновление тревоги, которая, как я надеялся, уже давно улеглась. Оно было рассчитано на возможность причинить много вреда. ("Слушайте!") Если бы имелся какой-нибудь шанс, что предложение уважаемого джентльмена получит поддержку палаты, то успех его должен будет сопровождаться теми последствиями, о которых так красноречиво и подчёркнуто говорил на прошлом заседании мой достоуважаемый друг (г-н Гэскиссон). Всякий человек старался бы всеми силами избавиться от денег, которые могли бы подвергнуться громадному и немедленному обесценению. Каждый старался бы извлечь их из обращения, судьбу которого он предвидел; он непосредственно обратил бы их в золото, суда, товары - в имущество любого рода, которое могло бы, по его мнению, скорее сохранить постоянную стоимость, чем деньги. Я думал, что мера, принятая в 1819 г., была гибельной для провинции главным образом из-за неосновательной паники, которую она создавала в умах некоторых людей; к этому следует также прибавить те неопределённые опасения, которые весьма сильны у людей, всегда боящихся, что случится что-нибудь такое, сущность чего они сами не могут определить. Эта паника теперь улеглась, эти опасения рассеялись; обесценение стоимости наших денег, которое мы имели несколько лет тому назад, вероятно, не повторится в будущем, если мы будем и дальше сохранять принятые нами меры; я думаю поэтому, что изменять закон, нарушение которого опрокинуло бы установленный нами великий принцип, было бы самой немудрой вещью в мире.

Я льщу себя надеждой, что после страданий, которые страна пережила вследствие закона о приостановке размена банкнот Английским банком, подобная мера никогда больше не будет принята.

Мой уважаемый друг (г-н Беннет) констатировал, что обесценение стоимости денег составляло в 1813 г. около 42%. Я думаю, что мой уважаемый друг чересчур преувеличил размер обесценения. Высшая цена, которой когда-либо достигало золото, да и то только на короткое время, составляла 5 ф. ст. 10 шилл. за унцию. Даже и в этом случае банкнота была обесценена только на 29%, потому что на 5 ф. ст. 10 шилл. в банкнотах можно было купить такое же количество товаров, как и на 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. в золотой монете. Если, таким образом, 5 ф. ст. 10 шилл. в банкнотах стоили 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. в золоте, то 100 ф. ст. в банкнотах стоили 71 ф. ст. золотом, а 1 ф. ст.- 14 шилл., что представляет обесценение на 29%, а не на 42%, как заявил мой уважаемый друг. При другом способе формулировать это положение может действительно казаться, что стоимость денег повысилась теперь на 42%: если банкнота, стоившая в 1813 г. 14 шилл., стоит в настоящее время 20 шилл., то банкнота, стоившая тогда 100 ф. ст., стоит теперь 142 ф. ст.; но, как я уже заметил, нет ничего более трудного, как определить изменения стоимости денег. Чтобы сделать это сколько-нибудь точно, мы должны были бы иметь неизменную меру стоимости, но такой меры мы никогда не имели и никогда не будем иметь. В данном случае стоимость золота могла упасть, а стоимость бумажных денег повыситься; следовательно, когда они встречаются и находятся в паритете друг с другом, то повышение стоимости бумажных денег может не равняться целиком прежней разности между ними. Итак, никто не может определить с точностью стоимость денег для какого-либо отдельного периода. Когда мы говорили об обесценении, мы всегда имели стандарт, с помощью которого это обесценение могло быть измерено. Меня сильно удивил другой аргумент, выдвинутый моим уважаемым другом (г-ном Беннетом): он возражал против поправки моего достопочтенного друга (г-на Гэскиссона) на том основании, что она не даёт ему достаточной гарантии против возможности нового изменения денежного стандарта когда-либо в будущем. Он, повидимому, опасался, что при известных условиях могут снова прибегнуть к мероприятию 1797 г. Говоря коротко, мой уважаемый друг (г-н Беннет) стоял за сохранение денежного стандарта, установленного биллем г-на Пиля, и тем не менее сейчас же прибавил - это показалось мне в высшей степени непоследовательным, - что будет голосовать за предложение уважаемого члена палаты от Эссекса (г-на Уэстерна), направленное на изменение этого стандарта.

Г-н Рикардо кончил свою речь, извинившись перед палатой за то, что так долго злоупотреблял её снисходительностью.

Палата приступила к голосованию в три часа утра.