3. Основной закон образования цен

В начале этой главы мы должны сделать несколько предварительных замечаний с целью определить точнее содержание того основного мотива, который мы принимаем за исходный пункт для всего нашего исследования по вопросу об образовании цен.

Решения, которые нам приходится принимать при совершении меновых сделок, вращаются около следующих двух пунктов: следует ли вообще при данном положении дел совершать меновый акт или же нет и -- в случае утвердительного ответа на этот вопрос -- какую именно форму следует попытаться дать условиям обмена? Очевидно, что тот, кто при совершении меновой сделки имеет в виду свою непосредственную выгоду, и только ее одну, будет руководствоваться при совершении менового акта следующими правилами: во-первых, он вступит в меновую сделку вообще только в том случае, когда обмен приносит ему выгоду; во-вторых, он предпочтет скорее совершить сделку с большей, нежели с меньшей, выгодой; в-третьих, наконец, он предпочтет совершить меновую сделку с меньшей выгодой, нежели совсем отказаться от обмена.

Что все три приведенных правила действительно входят в понятие нашего основного мотива и составляют его содержание, - это понятно без объяснений; в объяснении нуждается лишь выражение, встречающееся во всех них: а именно что такое значит "обменивать с выгодой"?

Это значит, очевидно, совершить меновую сделку таким образом, чтобы получаемые в обмен материальные блага представляли большую важность с точки зрения благополучия обменивающего субъекта, чем материальные блага, отдаваемые в обмен, или, -- так как значение материальных благ для человеческого благополучия выражается в субъективной ценности их, -- чтобы получаемые в обмен материальные блата обладали более значительной субъективной ценностью, нежели отдаваемые в обмен. Если А имеет лошадь и если в обмен на нее дают 10 ведер вина, то он может совершить и совершит подобную меновую сделку лишь в том случае, когда предлагаемые ему за лошадь 10 ведер вина представляют для него субъективную ценность более высокую, нежели его лошадь. Но само собой разумеется, что и другой участник меновой сделки рассуждает таким же образом. Он со своей стороны тоже не хочет терять свои 10 ведер вина, получая за них такую вещь, которая представляет для него меньшую ценность, нежели 10 ведер вина. Стало быть, он согласится променять свои 10 ведер вина на лошадь только в таком случае, когда 10 ведер вина представляют для него меньшую субъективную ценность по сравнению с лошадью.

Отсюда мы выводим очень важное правило. Обмен оказывается экономически возможным только между такими двумя лицами, которые определяют ценность предлагаемой для обмена и получаемой в обмен вещи неодинаковым, даже противоположным образом. Покупающий должен оценивать покупаемую вещь выше, а продающий -- ниже той вещи, в которой выражается цена первой, и притом их интерес по отношению к меновой сделке, а также и получаемая ими выгода от меновой сделки тем выше, чем значительнее разница между их оценками одних и тех же материальных благ; при уменьшении этой разницы выгода от обмена уменьшается; если, наконец, разница эта понижается до нуля, если ценность каждой из предлагаемых для обмена вещей определяется той и другой стороной одинаково, то меновая сделка становится экономически невозможной [если, например, А оценивает свою лошадь в 5 ведер вина, а В оценивает ее в 15 ведер, то при обмене лошади на 10 ведер вина каждый выигрывает сумму ценности в 5 ведер вина. Если А оценивает лошадь в 8, а В -- в 12 ведер вина, то при обмене лошади на 10 ведер каждый выигрывает лишь ценность в 2 ведра. Если, наконец, и А, и В оценивают лошадь одинаково в 12 ведер вина, то В, разумеется, с удовольствием бы приобрел лошадь за 10 ведер или вообще за количество ведер ниже 12, но А не согласится, конечно, отдать ее (Menger. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre. S. 155)].

Очень часто утверждали (и столь же часто оспаривали), что при справедливом обмене ценность обоих обмениваемых количеств материальных благ должна быть одинакова, что эти количества должны являться "эквивалентами". Я слишком отвлекся бы от своей непосредственной задачи, если бы вздумал проследить во всех подробностях этот спор, который я считаю одним из самых нерациональных и бесплодных [cр. об этом споре у Менгера (Ор. cit. S. 173); затем также у Нейманна (Handbuch. T. I. S. 158)]. Поэтому я ограничусь лишь следующим замечанием: если брать слово "ценность" в субъективном смысле, то окажется, что эквивалентности между даваемыми и получаемыми в обмен материальными благами не только не должно, но прямо и не может даже быть. Мы не совершаем меновой сделки, когда обмен не приносит нам выгоды, а обмен выгоды нам не приносит, когда вещь, получаемая нами в обмен, имеет в наших глазах совершенно такую же субъективную ценность, что и вещь, отдаваемая нами в обмен.

Что противоположные определения ценности одних и тех же материальных благ могут вообще встречаться, -- это после всего сказанного нами относительно субъективной ценности в первой части настоящей работы понятно без дальнейших объяснений [см. в особенности конец гл. II]. Но при современной организации производства, основывающейся на разделении труда, противоположные оценки одних и тех же материальных благ не только могут, но и должны встречаться очень часто в нашей хозяйственной жизни. Каждый производитель производит лишь некоторые продукты, но производит их зато в количестве, превышающем его собственные потребности в них. При подобных обстоятельствах у него оказывается прежде всего избыток своих собственных продуктов и недостаток во всех остальных, необходимых для него. Поэтому каждый производитель будет придавать своему собственному продукту незначительную, а чужим продуктам -- относительно высокую субъективную ценность. Производители же этих последних, как раз наоборот, высокую субъективную ценность будут придавать его продукту, которого им недостает, а низкую -- своим собственным продуктам, которых у них больше, чем им нужно. Таким образом создается в самых широких размерах такое отношение между противоположными определениями ценности, которое благоприятствует заключению меновых сделок между различными производителями.

Разовьем теперь еще другую мысль, содержащуюся в том, что мы сказали сейчас. Мы видели, что для хозяина, преследующего свои выгоды, обмен экономически возможен лишь в том случае, когда приобретаемая вещь оценивается им выше вещи, принадлежащей ему самому. А такое отношение может, очевидно, установиться тем легче, чем ниже оценивает человек свой собственный товар и чем выше оценивает он чужие товары, в которых выражается ценность его товара. Экономическая возможность обмена для хозяина, определяющего субъективную ценность своей лошади в 50 флоринов, а одного ведра вина -- в 10 флоринов, несравненно шире, нежели для другого хозяина который оценивает свою лошадь в 100 флоринов, а ведро чужого вина -- только в 5 флоринов, или, как мы будем впредь выражаться для краткости, обменоспособность (Tauschfahigkeit) первого гораздо выше обменоспособности последнего. Первый, очевидно, еще может согласиться на заключение меновой сделки, когда ему предложат за его лошадь лишь 6 ведер вина, между тем как последний должен будет уже отказаться от заключения меновой сделки, когда ему не предложат по крайней мере несколько больше 20 ведер вина. Если третий хозяин оценивает свою лошадь только в 40 флоринов, а ведро сухого вина -- в 15 флоринов, то он может заключать меновую сделку, очевидно, даже в том случае, когда цена лошади понизится до 3 ведер вина. Таким образом, вообще говоря, наивысшей обменоспособностью обладает тот из участников обмена, который оценивает свою собственную вещь всего ниже по отношению к другим обмениваемым вещам, или, что то же самое, который оценивает нужную вещь всего выше по отношению к предлагаемой за нее собственной вещи [понятие обменоспособности, играющее очень важную роль при объяснении феноменов обмена и цены, впервые было применено к анализу соответствующих явлений Менгером (Menger. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre. S. 186). Употребляемое Менгером для обозначении этого понятии выражение "меновая сила" (Tauschkraft) по некоторым терминологическим соображениям я считаю более удобным заменить словом "обменоспособность", В публикуемом здесь переводе данный термин Менгера переводится как "покупательная сила", где полностью соответствует описываемой Менгером ситуации монополии продавца. Термин "обменоспособность" более универсален, так как распространяется и на продавцов. (Прим. пер.)].

Ознакомившись в достаточной степени со значением и содержанием нашего основного мотива, мы можем перейти к нашей непосредственной задаче, а именно к объяснению тех законосообразных влияний, которые оказывает действие этого основного мотива на образование цен. При этом я считаю наиболее целесообразным воспользоваться методом исследования, к которому уже прибегали некоторые выдающиеся экономисты, а именно сперва показать на нескольких типических примерах, как устанавливаются и должны устанавливаться цены при определенных условиях, а затем в каждом примере отделить случайное от общего типического и последнее формулировать в виде законов [ср. Schaffle. Gesellschaftliches System der menschlichen Wirtschaft. Ed. 3. S. 187; особенно же Menger. Grundsatze der Volkswirtschaftslehre. S. 172--212. Основные условия образования цен Менгер превосходно выяснил еще в 1871 г. Но с тех пор экономисты совсем не пытались воспользоваться его анализом для развития теории цен. Это странное явление можно объяснить только тем, что за указанный период времени учение о спросе и предложении, для которого теория Менгера могла послужить вместе и опорой, и поправкой, совершенно потеряло кредит].

Я начну с анализа простейшего типического случая -- с образования цен при изолированном обмене между двумя лицами.

А. Образование цен при изолированном обмене

Крестьянину А нужна лошадь. При наличных обстоятельствах эта потребность оказывается у него до такой степени настоятельной, что обладанию лошадью он придает такую же точно ценность, как и обладанию 300 флоринами. Он отправляется к своему соседу В, у которого есть лошадь (для продажи). Если бы В находился в таком положении, что лошадь представляла бы для него такую же ценность, как и для А, т. е. ценность, равную 300 флоринам, то, как мы уже знаем, между нашими крестьянами не могло бы состояться меновой сделки Но предположим, что В оценивает лошадь значительно ниже, чем А, например, только в 100 флоринов. Что же произойдет тогда?

Прежде всего очевидно, что в данном случае меновая сделка вообще может состояться. При предлагаемых нами условиях благодаря совершению меновой сделки каждый из контрагентов получит значительную выгоду. Если, например, цена лошади устанавливается в 200 флоринов, то А, для которого необходимая ему лошадь представляет ценность в 300 флоринов выигрывает ценность, равную 100 флоринам, такую же ценность выигрывает и В, получающий теперь 200 флоринов за такую вещь, которая представляла для него лишь ценность в 100 флоринов. Поэтому в силу правила "лучше обменять с меньшей выгодой, нежели совсем не обменивать" они согласятся на совершение меновой сделки по выгодной для них обоих цене. Как же высока будет эта цена?

На этот счет с уверенностью можно сказать следующее -- цена лошади во всяком случае должна быть ниже 300 флоринов иначе А не получил бы от обмена никакой хозяйственной выгоды, и, следовательно, у него не было бы и побуждений совершать меновую сделку. В то же время цена лошади во всяком случае должна быть выше 100 флоринов, иначе меновая сделка оказалась бы убыточной или бесполезной для В. Но на какой именно точке между 100 и 300 флоринами установится цена лошади, -- этого нельзя определить заранее с точностью. С экономической точки зрения можно допустить всякую среднюю цену, лежащую между 100 и 300 флоринами: как в 101 флорин, так и в 299 флоринов. Тут открывается широкий простор для изворотливости контрагентов. Смотря по тому, который из них -- покупатель или же продавец -- выкажет при ведении переговоров больше ловкости, хитрости, настойчивости, умения убеждать и т. д., цена лошади установится ближе к 101 или ближе к 299 флоринам. Если и покупатель, и продавец обнаруживают одинаковое умение торговаться, то и цена лошади установится приблизительно на одинаковом расстоянии от обеих крайних точек, т. е. будет равняться приблизительно 200 флоринам.

Отсюда мы выводим следующее правило: при изолированном обмене между двумя лицами цена устанавливается в пределах между субъективной оценкой товара со стороны покупателя как максимумом и оценкой товара со стороны продавца как минимумом.

В. Образование цен при одностороннем соперничестве между покупателями

Видоизменим наш пример применительно к требованиям нового типического случая. Предположим, что покупатель А₁ встречает у владельца лошади В другого покупателя-конкурента А₂, который пришел к В тоже с целью купить предназначенную для продажи лошадь. При этом А₂ сообразно с особенностями своего личного положения придает обладанию лошадью такую же ценность, как и обладанию 200 флоринов. Посмотрим, что произойдет теперь.

Каждый из двух конкурентов желает приобрести лошадь, принадлежащую В, но, разумеется, купить ее может только кто-нибудь один из них. Этим одним хочет быть и тот, и другой покупатель. Поэтому каждый из них будет стараться побудить В продать лошадь именно ему, а не его конкуренту. Чтобы достичь своей цели, он предлагает за лошадь более высокую цену, нежели его конкурент. Начинается борьба между двумя покупателями: оба наперебой друг перед другом повышают цену. Как долго будет продолжаться это соперничество? Оно будет продолжаться до тех пор, пока предлагаемая за лошадь цена, постепенно поднимаясь, не достигнет высоты, соответствующей той субъективной ценности, какую придает лошади покупатель, обладающий наименьшей обменоспособностью, в данном случае -- А₂. В самом деле, пока еще цена не достигнет 200 флоринов, до тех пор А₂, руководствуясь правилом "лучше обменять с меньшей выгодой, нежели совсем не обменивать", будет стараться победить своего конкурента посредством повышения предлагаемой за лошадь цены, а А₁, руководствуясь тем же самым правилом, со своей стороны тоже будет предлагать все более и более высокую цену, чтобы побить А₂. Но А₂ не может пойти дальше предельной цифры в 200 флоринов, если не захочет купить лошадь в убыток себе. Тут забота о собственной выгоде побуждает его "лучше уж совсем не обменивать, чем обменивать с убытком для себя", и вот он уступает после своему конкуренту А₁.

Однако ж это отнюдь еще не значит, что А₁ купит лошадь именно за 200 флоринов. Очень может быть, что В, зная, до какой степени настоятельно необходима лошадь для А₁, не удовлетворится и 200 флоринами и благодаря своей настойчивости и умению торговаться заставит А₁ дать за лошадь цену в 240, в 280, даже, пожалуй, в 299 флоринов. Несомненно только одно: цена лошади не может подняться выше 300 флоринов (субъективная оценка лошади покупателем А₁), но она не может упасть и ниже 200 флоринов (оценка лошади побежденным конкурентом А₂).

Предположим теперь, что, кроме А₁ и А₂, являются три новых покупателя А₃, А₄, А₅, которые, сообразуясь каждый со своим личным положением, оценивают обладание лошадью в 220, в 250 и в 280 флоринов. В таком случае нетрудно показать, что в борьбе, которая начнется между пятью конкурентами, А₃ не пойдет в предложении цены дальше 220 флоринов, А₄ -- дальше 250 флоринов и А₅ -- дальше 280 флоринов; конкурент А₁, обладающий наибольшей обменоспособностью, опять останется победителем, и цена, на которую будет куплена лошадь, установится между 300 флоринами как максимумом (субъективная оценка лошади покупателем А₁) и 280 флоринами как минимум (оценка лошади наиболее сильным из побитых конкурентов, а именно А₅).

Результаты нашего анализа могут быть выражены в следующем общем положении: при одностороннем соперничестве между покупателями продаваемую вещь покупает наиболее сильный конкурент, т. е. тот, который оценивает вещь по отношению к предлагаемому в обмен товару всего выше, а цена движется между оценкой вещи купившим ее конкурентом как максимумом и оценкой ее самым сильным из остальных побитых конкурентов как минимумом, причем сохраняет свое значение и другой, второстепенный минимум цены, заключающийся в оценке продаваемой вещи самим продавцом. Если мы сравним это положение с предыдущим, приведенным под буквой А, то окажется, что конкуренция между покупателями имеет своим последствием сужение границ, в которых устанавливается цена, и притом сужение по направлению снизу вверх. Когда меновая сделка заключалась лишь между двумя лицами А и В, границами для установления цены служили 100 флоринов и 300 флоринов; благодаря появлению конкурентов низший предел поднялся со 100 до 280 флоринов.

С. Образование цен при одностороннем соперничестве между продавцами

Этот случай представляет полную аналогию с предшествующим. Совершенно аналогичные тенденции приводят и к совершенно аналогичным последствиям, только общий результат получается диаметрально противоположным. Этот случай мы можем описать в самых общих чертах.

Предположим, что А является единственным покупателем лошади, что ему предлагают своих лошадей пять конкурирующих между собой продавцов В₁, В₂, В₃, В₄ и В₅ и что все пять лошадей совершенно одинакового качества. При этом продавцы оценивают сами своих лошадей следующим образом: В₁ -- в 100 флоринов, В₂ -- в 120, В₃ -- в 150, В₄ -- в 200, В₅ -- в 250 флоринов. Каждый из пяти продавцов хочет сам воспользоваться представившимся случаем продать, победив своих конкурентов. Средством к достижению этой цели является понижение цены. Но так как никто из продавцов не захочет продавать свою лошадь по цене меньшей, нежели та субъективная ценность, какую он сам ей придает, то В₅ в понижении цены не пойдет дальше 250 флоринов, В₄ -- дальше 200, В₃ -- дальше 150 флоринов; затем еще будут соперничать некоторое время В₂ и В₁, но в конце концов В₂ остановится на 120 флоринах, и поле битвы останется всецело за В₁. Цена, за которую уступит свою лошадь В₁, непременно должна быть выше 100 флоринов, иначе бы продавец не получил выгоды от меновой сделки и потому у него не было бы побуждений заключать ее; но вместе с тем цена не может быть ни в каком случае и выше 120 флоринов, иначе В₂ еще имел бы возможность соперничать с В₁.

Итак, при одностороннем соперничестве между продавцами совершить меновую сделку удается самому сильному конкуренту, т. е. тому, обменоспособность которого всех выше, и который поэтому оценивает свою (собственную) вещь по отношению к (чужой) вещи, предлагаемой в обмен, всего ниже, а границы, в пределах которых может устанавливаться цена. определяются оценкой вещи последним продавцом, самым сильным из всех, в качестве минимума и оценкой ее самым сильным из побежденных конкурентов в качестве максимума [опять-таки не следует забывать о втором, вспомогательном максимуме, который определяется в данном случае субъективной оценкой вещи со стороны самого покупателя. При сильной конкуренции между продавцами максимум этот редко получает практическое значение]. Сравнивая данный случай с первым (изолированный обмен между двумя лицами), мы видим, что благодаря конкуренции между продавцами пределы, в которых устанавливается цена, сужаются, и притом по направлению сверху вниз: в первом случае этими пределами являются 100 и 300 флоринов, в третьем -- 100 и 120 флоринов.

D. Образование цен при обоюдном соперничестве

Случай обоюдного соперничества при обмене встречается всего чаще в нашей хозяйственной жизни, и вместе с тем он имеет наиболее важное значение для выяснения закона цен. Поэтому мы должны и рассмотреть его самым внимательным образом.

Типическое положение дел, предполагаемое четвертым случаем, изображено в следующей схеме. В этой схеме представлено десять покупателей, из которых каждый желает купить одну лошадь, и восемь продавцов, из которых каждый продает одну лошадь, и вместе с тем показана высота субъективной ценности, какую придает данной вещи каждый из участников обмена. Цифры, в которых выражаются субъективные оценки, неодинаковы, -- это вполне соответствует действительности. В самом деле, ведь индивидуальные потребности и условия их удовлетворения отличаются таким разнообразием, что нелегко найти двух лиц, которые бы оценивали одну и ту же вещь совершенно одинаково (в субъективном смысле).

В дополнение к этой общей картине нужно еще прибавить, что все конкуренты являются одновременно на одном и том же рынке, что все приведенные для продажи лошади совершенно одинакового качества и что, наконец, участники обмена настолько хорошо знают положение дел на рынке, что имеют полную возможность преследовать свои эгоистические интересы [если, например, покупатель ошибочно считает пригон лошадей на рынок менее значительным, чем каков он на самом деле, то легко может случиться, что, поспешив, он даст за лошадь более высокую цену, чем дал бы при близком знакомстве с положением дел на рынке. Влияние таких и тому подобных ошибок на установление цены теория цен, разумеется, не должна игнорировать, но заниматься ими следует не в первой части теории цен, где речь идет о простейшем, основном законе, а во второй, задача которой, как мы сказали, заключается в выяснении влияния второстепенных осложняющих факторов]. Спрашивается: каким же образом будут устанавливаться цены при описанных условиях?

Покупателю А₁, который сообразно со своим положением оценивает лошадь в 300 флоринов, был бы расчет купить лошадь даже за 290 флоринов и, без сомнения, каждый из восьми продавцов с удовольствием продал бы ему свою лошадь по такой выгодной цене. Но очевидно, что А₁ поступил бы очень неблагоразумно, если бы поторопился дать за лошадь так дорого. Его интерес заключается не просто в том, чтобы вообще получить выгоду от меновой сделки, а в том, чтобы получить возможно большую выгоду. Ввиду этого, вместо того чтобы купить лошадь сейчас же по самой выгодной цене, которую он может дать в крайнем случае, он предпочтет сперва предложить такую же низкую цену, какую предлагают его менее сильные конкуренты, и станет повышать ее лишь тогда и лишь в такой мере, когда и в какой это будет оказываться для него необходимым, чтобы устоять в борьбе с соперниками.

Равным образом и продавец В₁, который мог бы отдать свою лошадь с выгодой для себя даже за 110 флоринов и очень легко нашел бы за такую цену покупателя, будет до последней крайности воздерживаться от продажи лошади по такой крайней цене и на первых порах станет запрашивать такую же высокую цену, какую запрашивают остальные продавцы, его конкуренты. Таким образом, переговоры начнутся с предложения возможно более низких цен со стороны покупателей и с требования наиболее высоких цен со стороны продавцов. И покупатели, и продавцы будут вести себя вначале сдержанно [чем опытнее участники меновой сделки, чем они лучше знают положение дела на рынке, тем скорее заканчиваются предварительные переговоры, во время которых обе стороны зондируют почву, назначая цены с большой осторожностью. Опытные дельцы, вполне освоившиеся с торговыми делами, воздерживаются совершенно от предложения крайних цен, зная заранее, что они не могут реализоваться, и с самого начала назначают цены, очень близкие к тем, которые устанавливаются в конце концов. Крайнюю степень сокращения представляют собою "цены без запроса", назначаемые одной стороной -- продавцами. Устанавливая постоянные цены, продавцы отказываются от всякого предварительного зондирования почвы и хотят сразу угадать, какие рамки будут установлены для цен положением дел на рынке. Они должны стараться угадать эти рамки в точности, так как если они назначат цену ниже, то не получат всей выгоды, если же назначат цену выше, то им не удастся сбыть свой товар -- покупатели пойдут к другим торговцам, их конкурентам. Правда, "цены без запроса" распространены не столько на вольном рынке, сколько в магазинах, в которых торговля не находится вполне под давлением конкуренции и в которых поэтому ошибка в назначении цены не так рискованна].

Предположим, что покупатели начинают с предложения цены в 130 флоринов. Ясно прежде всего, что, исключая случаи грубой ошибки в суждениях о положении дела на рынке, по этой цене меновая сделка еще не может быть совершена. Действительно, ведь за 130 флоринов согласились бы купить лошадей все десять покупателей, из которых каждый оценивает лошадь выше 130 флоринов, между тем как хозяйственный расчет позволил бы продать по такой низкой цене только двух лошадей, а именно принадлежащих В₁ и В₂. Очевидно, что не воспользоваться конкуренцией между покупателями для повышения цены было бы со стороны В₁ и В₂ в такой же степени неблагоразумно, как неблагоразумно было бы со стороны самих покупателей позволить двоим из них купить лошадей на самых выгодных условиях, не сделав попытки путем предложения цены, несколько более высокой, но для них все-таки еще выгодной, побить более слабых конкурентов. Поэтому, -- совершенно так же, как и во втором случае, рассмотренном нами под буквою В, -- конкуренция между покупателями, явившимися в слишком большом числе по сравнению с продавцами, должна будет повести к устранению некоторых из конкурентов с рынка. Спрашивается: как же долго может продолжаться соперничество между покупателями в повышении цены?

До 150 флоринов могут дать за лошадь все десять покупателей. При дальнейшем повышении цены наименее сильные конкуренты должны отступиться от покупки один за другим. При цене в 150 флоринов вынужден отступиться А₁₀, при цене в 170 флоринов -- А₉, при цене в 180 флоринов -- А₈, при цене в 200 флоринов -- А₇. Но вместе с возвышением предлагаемой цены должно увеличиваться, с другой стороны, число тех продавцов, для которых становится экономически возможным участие в обмене. Когда цена поднимается до 150 флоринов, начинает думать серьезно о продаже лошади продавец В₃, при цене в 100 флоринов приобретает надежду продать лошадь с выгодой продавец В₄, при цене в 200 флоринов -- продавец В₅. Таким образом все более и более сглаживается столь сильное вначале несоответствие между числом лиц, желающих и имеющих возможность купить лошадь, и числом лиц, могущих продать лошадей.

При цене в 130 флоринов предъявляли серьезный спрос на лошадей десять человек, а с выгодой можно было продать только двух лошадей; напротив, при цене в 200 флоринов и выше действительный спрос существует уже только на шесть лошадей, а с выгодой могут быть проданы пять лошадей; первоначально число активных покупателей было больше числа активных продавцов на восемь, теперь эта разница уменьшилась до единицы. Но все-таки пока действительный спрос вообще продолжает быть выше предложения и пока участники обмена ясно сознают это, конкуренция окончиться не может, так как при подобных обстоятельствах, с одной стороны, продавцы еще имеют возможность и желание воспользоваться превышением спроса над предложением и конкуренцией между покупателями для дальнейшего увеличения цены, а с другой стороны, и покупатели, побуждаемые противоположностью их интересов, не могут отказаться от желания побить друг друга посредством дальнейшего повышения цены. В самом деле, покупатель А₆ обнаружил бы очень плохое понимание своих собственных интересов, если бы стал спокойно смотреть, как пять его соперников покупают пять наиболее дешевых лошадей, лишая его тем всякой возможности приобрести лошадь, а следовательно, и получить выгоду от обмена [если будут проданы лошади, принадлежащие В₁, В₂, В₃, В₄ и В₅, то в качестве наиболее сильного по своей обменоспособности продавца останется В₆, оценивающий свою лошадь в 215 флоринов, следовательно, выше, оценивает ее покупатель А₆. При подобных условиях, как мы уже знаем, обмен между А₆ и В₆ оказывается экономически невозможным. То же самое в еще большей степени относится к продавцам В₇ и В₈, обменоспособность которых еще ниже]. Но в то же время ни один из его соперников не потерпит, чтобы А₆ купил одну из пяти лошадей, на которых существует такой сильный спрос, так как если А₆ купит одну из этих пяти лошадей, то покупатель, отказавшийся от покупки лошади в пользу А₆, хотя вообще и будет еще иметь возможность купить нужную ему лошадь, но уже только на условиях, менее благоприятных, выставляемых наиболее требовательными и сдержанными продавцами В₆, В₇ и В₈, и притом лишь по цене, превышающей по крайней мере ту субъективную оценку, какую дает своей лошади продавец В₆, т. е. по цене выше 216 флоринов. Таким образом, забота о собственной выгоде побуждает всех конкурирующих между собой покупателей продолжать наперебой друг перед другом повышать цену и после того, как она достигнет 200 флоринов.

Наконец, положение дел изменяется, когда цена, постепенно поднимаясь, достигает уровня в 210 флоринов. Теперь уже и А₆ поставлен в необходимость отказаться от покупки лошади; после этого спрос и предложение уравниваются: при пяти продавцах остаются уже пять лиц, желающих купить лошадь. Так как они все могут быть удовлетворены одновременно, то у них нет никаких побуждений теснить друг друга дальнейшим повышением цены; напротив, их интересы по отношению к продавцам оказываются теперь солидарными: все они одинаково стремятся купить лошадей по возможно более низким ценам. Поэтому соперничество между покупателями, препятствовавшее ранее заключению меновой сделки, прекращается теперь, и сделка может быть заключена по 210 флоринам.

Однако это еще не значит, что она должна непременно состояться на таких условиях. Легко может случиться, что продавцы окажутся неуступчивыми и отвергнут даже предложение 210 флоринов за лошадь в надежде получить еще более высокую цену. Что же произойдет в подобном случае? Прежде всего покупатели, чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, станут опять надбавлять цену. Но долго продолжаться это соперничество уже не может. Если бы требование продавцов превысило 220 флоринов, то был бы принужден отказаться от покупки и покупатель А₅, и тогда при пяти продавцах осталось бы только уже четверо покупателей. Следовательно, одному из продавцов не удалось бы продать свою лошадь; а так как никто из них не захочет отказаться от продажи, то, -- по тем же самым мотивам, которые ранее, когда спрос был выше предложения, побуждали покупателей наперебой повышать цену, -- все продавцы начнут наперебой друг перед другом понижать цену до тех пор, пока и пятый владелец лошади не найдет себе покупателя, что может произойти при цене ниже 220 флоринов [само собой разумеется, что постепенное повышение цены со стороны покупающих и постепенное понижение ее со стороны продающих не должны непременно совершаться независимо одно от другого; напротив, в большинстве случаев они совершаются одновременно].

Впрочем, в рассматриваемом нами конкретном случае окончательная цена должна установиться даже на более низком уровне. В самом деле, пока цена еще не успела упасть ниже 215 флоринов, явился бы шестой конкурент-продавец в лице В₆. Благодаря его появлению продавцов стало бы больше, чем покупателей (шесть против пяти), и, следовательно, владельцы лошадей поставлены были бы в необходимость наперебой друг перед другом сбавлять цену, чтобы сохранить за собой положение на рынке. Лишь в этой-то борьбе должен погибнуть слабейший из конкурентов. Такого рода участь постигает В₆ в тот момент, когда требования соперничающих между собой продавцов упадут ниже 215 флоринов. Этим путем будет создано количественное равновесие между обеими сторонами -- продающей и покупающей; затем этим путем будет найден и тот уровень цены, при котором только и может прекратиться борьба. Таким образом, границы, внутри которых должна установиться цена в рассматриваемом нами случае, при разумно-эгоистическом способе действия конкурентов и при знакомстве их с истинным положением дел на рынке лежат между 210 и 215 флоринами. Только в этих границах и может создаться благоприятное для заключения меновой сделки отношение, когда все лица, сохраняющие возможность участвовать в обмене, получают выгоду от заключения сделки, а все лица, не получающие выгоды, т.е. потерпевшие поражение конкуренты, не имеют уже силы оказывать вредное влияние на ход дел своих более сильных соперников [само собой понятно, что вывод, получаемый нами путем абстрактного анализа, осуществляется на практике тем полнее, чем свободнее могут все участники обмена следить за общим ходом дел на рынке, чем, следовательно, в большей степени меновые сделки носят публичный характер и чем больше они сконцентрированы. Если же, напротив, как это бывает обыкновенно, переговоры и сделки ведутся в группах, хотя и сообщающихся между собой, но все же отдельных одна от другой в смысле пространства или времени, то в пределах отдельной группы общие условия конкуренции на всем рынке не могут, конечно, проявляться в полной мере. В результате получается то, что цены, устанавливающиеся в отдельных группах, очень часто лишь приближаются более или менее к идеальной рыночной цене, представленной в нашей схеме, не совпадая с нею вполне].

Постараемся теперь сделать из этих длинных разъяснений общие выводы в приложении к нашей теории ценности. На основании сказанного выше мы можем дать ясные и точные ответы на четыре вопроса. Два из них относятся к участкам обмена, два других -- к цене, по которой совершается меновая сделка.

Первый вопрос: кому из конкурирующих между собой участников обмена действительно удастся совершить меновую сделку? На этот вопрос наш пример дает вполне точный ответ: совершить меновую сделку, т.е. купить или продать, действительно удастся с той и с другой стороны конкурентам, обладающим наивысшей обменоспособностью, а именно тем из покупателей, которые оценивают товар всего выше (А₁ -- А₅), и тем из продавцов, которые оценивают товар всего ниже (В₁ -- В₅).

Второй вопрос: какое количество конкурентов с той и с другой стороны действительно участвует в совершении меновой сделки? Разрешение этого вопроса важно в том отношении, что от него зависит, как увидим несколько ниже, ясность формулировки законов цены. Обратимся прежде всего к нашему примеру.

Меновую сделку совершают пять пар -- по пять человек с той и с другой стороны. Всматриваясь в дело ближе, мы находим, что это те пары, из которых в каждой, взятой в отдельности, осуществлены экономические условия обмена, т.е. каждый контрагент оценивает получаемую вещь выше отдаваемой. Напротив, устраняются с рынка все те пары, в которых экономические условия обмена не осуществлены. Увеличивая число примеров и анализируя тот пример, который привел к этому результату, мы легко можем убедиться, что это не простая случайность, а обусловливающееся внутренней необходимостью правило [для того чтобы А₆ мог заключить меновую сделку наряду со своими более сильными конкурентами А₁--А₅, необходимо, чтобы нашелся еще шестой продавец, который был бы готов продать свою лошадь по цене, экономически достуной для А₆, т.е. ниже 210 флоринов. А₆ пришлось отказаться от покупки лошади потому, что не оказалось налицо такого В₆, а В₆ вынужден был отказаться от продажи лошади, потому что не нашлось такого А₆, который бы готов был заплатить за лошадь экономически допустимую для В₆ цену выше 215 флоринов. Если мы изменим цифры нашего примера таким образом, что и А₆ будет оценивать лошадь выше В₆, т.е., например, в 216 флоринов, то окажется, что соперничество в повышении цены остановится между 215 и 216 флоринами и в обмене примут участи еще А₆ и В₆ в качестве последней пары]. Но вместе с тем мы убедимся и в том, что пар можно насчитать лишь столько, сколько их окажется, если мы будем располагать участников обмена с той и с другой стороны попарно по степени их обменоспособности, т.е. двух самых сильных конкурентов из числа покупателей и из числа продавцов отнесем к первой паре, двух следующих -- ко второй паре и т. д. [если соединить участников обмена попарно таким образом, как показано в приведенной ниже схеме, то мы получили бы, правда, не менее восьми пар, из которых в каждом покупатель-конкурент оценивает лошадь выше, чем конкурент-продавец.

Однако ж нетрудно видеть, что при разумно-эгоистическом способе действия со стороны всех желающих купить и продать обмен не может совершаться при подобных условиях. Для того чтобы, например, заключить меновую сделку с А₁₀, В₁ должен был бы удовольствоваться получением цены, стоящей ниже субъективной оценки лошади со стороны А₁₀, т. е. ниже 150 флоринов; но он этого не сделает, так как имеет полную возможность взять более высокую цену с каждого из других покупателей. Точно так же и А₂, для того чтобы вступить в меновую сделку с В₈, должен был бы дать ему цену выше 260 флоринов, но он не согласится на это ввиду того, что положение дел на рынке позволяет ему купить лошадь за более низкую цену Таким образом, продавцы будут избегать тех покупателей, а покупатели -- тех продавцов, с которыми они могут заключить меновую сделку лишь на невыгодных для себя условиях; в результате само собой получится то. что этого рода покупатели и продавцы будут устранены с рынка конкуренцией и количество действительно вступивших в меновую сделку пар сократится до числа, указанного нами в тексте]. Поэтому общий закон мы можем формулировать следующим образом: в меновую сделку фактически вступает с той и с другой стороны столько лиц, сколько получается пар, если разместить попарно желающих купить и продать по степени их обменоспособности в нисходящем порядке, -- пар, из которых в каждой покупатель оценивает товар по отношению отдаваемой в обмен на него вещи выше, нежели продавец.

Третий и четвертый вопросы касаются непосредственно цены.

Прежде всего нужно установить, в-третьих, что все одновременно совершаемые под давлением конкуренции меновые сделки заключаются по приблизительно одинаковым ценам. В нашем примере все пять пар заключают меновую сделку по цене, колеблющейся между 210 и 215 флоринами.

Самым важным вопросом является четвертый: как высоко устанавливается эта приблизительно одинаковая "рыночная цена"? Она никоим образом не может быть выше субъективной ценности лошади со стороны А₅ и никоим образом ниже оценки лошади со стороны В₅, иначе для создания равновесия недоставало бы в первом случае пятого покупателя, во втором -- пятого продавца. Но вместе с тем цена не может никоим образом быть выше оценки В₆ и никоим образом ниже оценки А₆, иначе в первом случае против пяти покупающих выступил бы шестой продавец, а во втором -- против пяти продающих шестой покупатель, равновесие точно так же было бы нарушено, и соперничество в повышении и понижении цены стало бы продолжаться до тех пор, пока цена не вышла бы в указанные выше границы.

Давая этому выводу общую формулировку, получим следующее положение: при обоюдном соперничестве границы, внутри которых устанавливается рыночная цена, определяются сверху оценками последнего из фактически вступающих в меновую сделку покупателей и наиболее сильного по своей обменоспособности из устраненных конкуренцией с рынка продавцов, а снизу -- оценками наименее сильного по обменоспособности из фактически заключающих меновую сделку продавцов и наиболее сильного по обменоспособности из не имеющих возможности вступить в меновую сделку покупателей. Установление двойных границ нужно понимать в том смысле, что решающее значение принадлежит каждый раз границам более тесным [в нашем примере рыночная цена определяется оценкой устраненных с рынка конкуренцией А₆ и В₆. Напротив, если бы оценка А₆ вместо 210 флоринов равнялась лишь 190 флоринам, а оценка В₆ вместо 215 флоринов -- 230 флоринам, тогда решающее значение принадлежало бы оценке вещи со стороны последней из фактически вступающих в меновую силу пар: цена должна была бы установиться между 200 и 220 флоринами]. Если, наконец, в приведенной формуле мы заменим длинные и подробные определения коротким и ясным выражением "предельная пара", то получим следующую простейшую формулу закона цен: высота рыночной цены ограничивается и определяется высотой субъективных оценок товара двумя предельными парами.

Отсюда мы можем сделать целый ряд выводов, уясняющих ту общую точку зрения, с которой мы рассматриваем процесс образования цен [несколько менее важных пунктов отметим в выноске. -- Сравнивая четвертый случай с первым (изолированный обмен), мы видим, что под влиянием обоюдной конкуренции границы, внутри которых могут заключать меновую сделку отдельные пары контрагентов, сужаются, и притом весьма значительно, с двух сторон одновременно. При изолированном обмене А₁ и В₁, например, могли бы двигаться в очень широких рамках -- между 100 и 300 флоринами. Теперь же они, а вместе с ними и все другие пары контрагентов, оказываются вдвинутыми в те крайне узкие границы, которые устанавливаются очень близко подходящими друг к другу оценками предельных пар. Далее, теперь становится понятным, почему мы сочли необходимым выше остановиться на вопросе о том, скольким парам контрагентов действительно удастся вступить в меновую сделку. Ведь если бы число этих пар было неопределенно или случайно, тогда оставались бы неопределенными и лица, составляющие предельные пары, и весь закон цен, объясняющий высоту цены хозяйственным положением этих самых лиц, оказался бы висящим в воздухе].

Прежде всего бросается в глаза сходство между образованием цены и образованием субъективной ценности. Как субъективная ценность вещи независимо от более важных способов употребления, какое могут найти себе отдельные экземпляры запаса материальных благ данного рода, представляет собой предельную ценность, определяющуюся последней, предельной пользой, с которой позволяет мириться хозяйственный расчет, -- совершенно так же всякая рыночная цена представляет собой предельную цену, определяющуюся хозяйственным положением тех пар контрагентов, которые стоят на границе "возможности обмена" (Tauschen - Konnen). Нетрудно убедиться, что сходство -- это не простая игра случая, а, напротив, результат действия однородных внутренних причин. При определении субъективной ценности мы видели, что принцип хозяйственной выгоды требует, чтобы с помощью наличного запаса материальных благ удовлетворялись сперва важнейшие потребности, потом потребности все менее и менее важные и чтобы последней удовлетворялась некоторая предельная потребность -- потребность, представляющая предельную пользу. При определении цены мы видим, что принцип хозяйственной выгоды требует, чтобы меновую сделку заключали сперва наиболее сильные по своей обменоспособности пары контрагентов, потом пары все менее и менее сильные и чтобы последней вступала в меновую сделку опять-таки некоторая предельная пара. Там мы видели, что удовлетворение всех потребностей, превышающих по своей важности последнюю, предельную потребность, оказывается обеспеченным и без наличия оцениваемого экземпляра материальных благ соответствующего рода и что от наличия оцениваемого экземпляра зависит лишь получение именно последней, предельной пользы. Здесь мы видим, что все пары контрагентов, превосходящие по своей обменоспособности предельную пару, могли бы заключить меновую сделку и по более высоким или более низким ценам, и от того обстоятельства, что цена достигает в том или ином случае строго определенной -- ни большей, ни меньшей -- выгоды, зависит судьба именно последней предельной пары контрагентов. Наконец, ценность вещи определяется важностью последней, предельной потребности, которая может удовлетворяться при помощи ее в силу существующей между ними зависимости; точно так же цена товара определяется хозяйственным положением последней, предельной пары контрагентов опять-таки в силу существующей между ними зависимости.

В связи с этим мне хотелось бы обратить внимание читателя на один очень интересный факт, который в глазах сведущего теоретика, надеюсь, послужит вместе с тем немаловажным свидетельством в пользу нашей теории. Дело в том, что та точка зрения, с которой мы стараемся объяснить весь процесс образования ценности и цены, уже давно приобрела себе право гражданства в экономической литературе, и притом именно в приложении к разрешению проблем ценности и цены. Когда фон Тюнен учил (а вслед за ним и вся политическая экономия повторяла), что высота прибыли на капитал определяется производительностью именно "последней вложенной в производство части капитала", а высота рабочей платы -- именно заработком "последнего занятого в предприятии рабочего", или когда еще гораздо раньше вопрос о том, какой из нескольких норм издержек производства определяется рыночная цена, разрешался именно в пользу "наивысших из необходимых для снабжения рынка товарами издержек производства", следовательно, в пользу "последних продавцов", то во всем этом нетрудно распознать лишь приложение к частному случаю того же самого общего принципа, на котором мы построили учение о предельной пользе и теорию образования цены. Только в прежнее время экономисты, высказывая подобные идеи, еще не сознавали того универсального значения, какое они имеют в действительности. Они полагали, что устанавливают лишь несколько частных правил второстепенной важности, тогда как на самом деле они напали на след господствующего, "руководящего мотива", который является типическим для всего механизма преследования хозяйственных интересов и потому оказывает определяющее влияние на весь процесс образования ценности и цены.

Однако ж отношения между ценой и субъективной ценностью не исчерпываются описанной аналогией, хотя она и весьма характерна. Еще важнее то обстоятельство, что цена от начала до конца является продуктом субъективных определений ценности. Мы видели, что вопрос о том, кто из желающих купить и продать вообще может рассчитывать на участие в ведении переговоров относительно меновой сделки, кто из них вообще обладает обменоспособностью, решается отношением между субъективной оценкой покупаемого товара и субъективной оценкой вещи, в которой выражается цена этого товара. От этого же самого отношения зависит и степень обменоспособности каждого участника обмена. Отношение между субъективными оценками получаемой и отдаваемой в обмен вещи с неумолимой строгостью предписывает каждому из участников обмена, до какого пункта он может идти в повышении или понижении цены, и вместе с тем указывает тот предел, где он вынужден бывает отказаться от дальнейшего участия в обмене. Этим отношением определяется, далее, кому из ряда контрагентов, обладающих наивысшей обменоспособностью, действительно удается заключить меновую сделку; от этого отношения зависит, кому из участников обмена достанется роль предельной пары, а следовательно, от него зависит, наконец, и высота той цены, по которой совершаются меновые сделки на рынке. Таким образом, действительно, в продолжении всего процесса образования цены, поскольку в основе его лежит действие чисто эгоистических мотивов, нет ни одной фазы, нет ни одной черты, которая не сводилась бы как к своей причине к размерам субъективных оценок вещи участниками обмена, и потому мы с полным правом можем назвать рыночную цену равнодействующей сталкивающихся на рынке субъективных оценок товара и той вещи, в которой выражается его цена.

Правда, это равнодействующая совсем особого рода. Высота цены представляет собой не просто среднюю всех обнаруживающихся на рынке субъективных оценок; нет, эти последние принимают в образовании цены-равнодействующей участие весьма неодинаковое. Некоторая часть их не оказывает решительно никакого влияния на цену: таковы именно оценки отказавшихся от меновой сделки контрагентов за исключением последней пары их, обладающей наиболее высокой обменоспособностью. Эти оценки могут быть совсем не представлены на рынке, могут быть представлены в удесятеренном количестве -- результат от этого ни на волос не изменится. Будут присутствовать на рынке или же не будут побитые конкуренцией покупатели А₇, А₈, А₉ и А₁₀, фигурирующие в рассмотренном нами гипотетическом случае, будут ли входить в категорию побитых конкуренцией только они одни или же, кроме них, еще сто других покупателей, не имеющих возможности дать за лошадь более 200 флоринов -- все равно цена-равнодействующая, как не трудно убедиться, будет колебаться между 210 и 215 флоринами. Присутствие побитых конкуренцией покупателей может увеличивать происходящую на рынке давку, но оно отнюдь не оказывает влияния на положение дел на рынке, которым определяется цена [по крайней мере, при ясно высказанном нами предположении, что являющиеся на рынке контрагенты имеют правильное представление относительно хода рыночных цен. Если это условие не выполнено, тогда, разумеется, появление более 100 лиц, желающих купить известный товар, могло бы подать повод к ошибочному мнению, что среди них есть немало покупателей, обладающих более высокой обменоспособностью, а это обстоятельство могло бы побудить небольшое число ранее явившихся покупателей заключить меновую сделку по слишком высоким ценам].

Весьма своеобразную роль играет вторая группа, состоящая из оценок товаров со стороны всех действительно вступающих в меновую сделку групп контрагентов, за исключением последней. Роль эта заключается исключительно в том, что названные оценки взаимно связывают и нейтрализуют друг друга. Возьмем опять наш типический пример. Рассматривая, какое значение имеет для установления цены присутствие, например, покупателя А₁, мы найдем, что им совершенно парализуется влияние одного члена противной стороны, например продавца В₁, так что теперь установление цены происходит таким образом, как будто нет на рынке ни А₁, ни В₁ Точно так же нетрудно убедиться в том, что роль покупателей А₂, А₃ и А₄ заключается лишь в нейтрализации влияния их противников -- покупателей В₂, В₃ и В₄: при их присутствии цена устанавливается между 210 и 215 флоринами, а если бы их совсем не было на рынке, то А₅ и В₅ совершили бы между собой меновую сделку точно так же по цене между 210 и 215 флоринами. При этом заслуживает особенного внимания тот факт, что сама высота субъективных оценок, относящихся к рассматриваемой группе, не играет тут никакой роли. Так, например, покупатель А₁, оценивающий лошадь в 300 флоринов, вполне нейтрализовал бы продавца В₁ и в том случае, если бы оценивал лошадь не в 300, а только в 250 или даже в 220 флоринов; с другой стороны, если бы А₁ оценивал лошадь в 2000 или в 20000 флоринов, то и эта огромная оценка не оказала бы решительно никакого влияния на высоту цены -- 2000 или 20 000 флоринов точно так же целиком ушли бы на нейтрализацию В₁, как и 300 или 220 флоринов.

Впрочем, если оценки, относящиеся к рассматриваемой группе, и не оказывают никакого прямого влияния на образование цены-равнодействующей, то отсюда еще отнюдь не следует, что они не имеют решительно никакого значения. В самом деле, оценки, принадлежащие одной из обменивающихся сторон, -- в нашем примере оценки покупателей А₁, А₂, А₃ и А₄, -- нейтрализуя такое же число оценок противной стороны, -- в нашем примере оценки продавцов В₁, В₂, В₃ и В₄, -- играют двоякую роль: во-первых, они не допускают, чтобы в состав предельной пары, оказывающей непосредственное влияние на высоту цен, вошел вместо В₅ более сильный продавец-конкурент; а во-вторых, они не допускают, чтобы самые сильные конкуренты-продавцы, даже не связанные, нейтрализовали в свою очередь тех покупателей, которые стоят к ним всего ближе по своей обменоспособности, и таким образом приводят к тому, что в предельную пару, от положения которой зависит высота цены, вместо А₅ попадает более слабый член покупающей стороны [чтобы пояснить сказанное на нашем примере, отбросим покупателей А₁, А₂, А₃ и А₄; тогда положение сторон будет таково:

Как видим, последнюю пару, в которой осуществлены экономические условия обмена, составляют теперь А₈ и В₄. Следовательно, в предельную пару, от положения которой зависит высота цены, попадают теперь: со стороны покупающих -- более слабый, со стороны продающих -- более сильный член, нежели раньше. Соответственно этому понижается и высота цены: прежде цена устанавливалась между 210 и 215 флоринами, теперь она должна установиться между 170 и 180 флоринами]. Поэтому роль всех тех пар контрагентов, которые по своей обменоспособности превосходят предельную пару, мы всего точнее можем определить следующим образом: прямого влияния на образование цены-равнодействующей названные пары не оказывают совсем, косвенное же влияние оказывают в такой мере, в какой, нейтрализуя друг друга, они дают возможность занять место предельной пары какой-нибудь определенной другой паре контрагентов.

Наконец, непосредственное влияние на образование цены оказывает исключительно третья, и притом самая незначительная по своим размерам, группа, к которой относятся оценки, принадлежащие двум предельным парам контрагентов. Они, и только они одни, играют роль тех непосредственно действующих сил, равнодействующей которых является высота рыночной цены; все более слабые контрагенты устраняются с рынка, все более сильные контрагенты взаимно нейтрализуются друг другом. На первый взгляд может показаться, без сомнения, странным, что столь немногие и к тому же столь невидные лица имеют возможность решать судьбу всего рынка. Однако при более близком взгляде на дело мы найдем это явление вполне естественным. Действительно, раз все участники обмена должны заключать меновую сделку по одной и той же рыночной цене, то очевидно, что цена должна быть установлена таким образом, чтобы она была удобна для всех участников обмена; а так как всякая цена, удобная для контрагентов, обладающих наименьшей обменоспособностью, тем в большей степени будет удобна и для всех контрагентов, обладающих более высокой обменоспособностью, но не наоборот, то вполне естественно, что основой для определения высоты рыночной цены служит положение последней пары контрагентов, для которой оказывается еще удобной эта цена, или же положение первой из тех пар, для которых она оказывается уже неподходящей.

Отсюда мы можем сделать очень важный вывод, а именно: далеко не всякое изменение во взаимных отношениях между двумя обменивающимися сторонами, в отношениях между спросом и предложением приводит к изменению в рыночной цене; напротив, не оказывают никакого влияния на ход рыночных дел все те изменения, которыми не затрагивается положение предельных пар, служащее единственной основой для определения высоты рыночных цен. В частности: не имеет значения всякое сокращение или увеличение числа отказавшихся от заключения меновой сделки контрагентов; не имеет, далее, значения всякое увеличение или уменьшение интенсивности оценки товара этих лиц, если только соответствующее увеличение или уменьшение не настолько велико, чтобы благодаря ему побитые конкуренцией контрагенты могли снова принять участие в обмене; не имеет, наконец, значения всякое, хотя бы и одностороннее, увеличение или уменьшение интенсивности оценки товара со стороны контрагентов, фактически вступающих в меновую сделку, за исключением предельной пары, если только оно не ставит их в необходимость совершенно отказаться от заключения меновой сделки [так, например, если среди 100 покупателей на товар, продающийся по 10 флоринов, найдется пять или десять человек, которые согласились бы в крайнем случае дать за него даже и 100 или 1000 флоринов, или же эти пять. десять человек согласятся дать лишь до 20 флоринов, не более, то это не окажет на цену решительно никакого влияния. Их готовность дать более высокую цену ни в коем случае не может идти в счет]. Напротив, действительное значение имеют, с одной стороны, изменение в оценке товара теми лицами, которые входят в состав предельных пар, с другой -- одностороннее изменение в числе лиц, стоящих выше членов предельных пар по своей обменоспособности, так как это привело бы к нарушению равновесия, к вытеснению с рынка одного или нескольких конкурентов и, следовательно, к перемене состава предельных пар, положением которых непосредственно определяется высота рыночных цен.

Спрашивается теперь: в каком же отношении закон цены, выведенный нами для тех случаев, когда имеет место обоюдная конкуренция покупателей и продавцов, находится к другим трем формулам, которые мы вывели для более простых случаев изолированного обмена и одностороннего соперничества? Не имеем ли мы в лице их дело с соответствующим числом самостоятельных законов, так что явления цены управляются не менее как четырьмя различными законами? Нет, это не так. Напротив, последняя формула обнимает собой все предыдущие. Она представляет собой наиболее полное и законченное выражение той законосообразности, которая наблюдается и в рассмотренных ранее случаях, -- только там благодаря упрощенности, так сказать урезанности, условий она проявляется в несколько сокращенной форме. Поскольку в более простых случаях совершенно недостает некоторых отдельных из тех органов, которые в полной формуле выступают в качестве определяющих цену факторов, постольку сокращается, естественно, и число границ, внутри которых движется цена. Но все те определяющие цену органы, которые вообще имеются налицо в простейших случаях, оказывают там совершенно такое же влияние, какое признается нами в главной формуле [покажем это для одного из трех случаев. При одностороннем соперничестве между покупателями единственная полная пара совпадает с последней, действительно заключающей меновую сделку парой, следовательно, с верхней предельной парой. От каждой предельной пары здесь имеется лишь половина -- в лице отказавшегося от меновой сделки конкурента-покупателя. Поэтому, -- так как о влиянии несуществующего побитого конкуренцией покупателя и речи быть, разумеется, не может, -- остаются только три предела, в рамках которых должна двигаться цена, а именно: ценность товара в глазах действительно купившего его лица, ценность товара для продавца и ценность товара для наиболее сильного из отказавшихся от меновой сделки покупателя -- совершенно так, как показано нами выше].

Подведем теперь итоги. Из всех результатов, добытых нами в настоящей главе, самый важный заключается в следующем: все действующие при разумно-эгоистическом установлении цен влияния мы свели к субъективным оценкам товаров участниками обмена, к рациональному определению субъективных ценностей обмениваемых вещей. Эта основная идея служит центром, около которого вращается все остальное. Если принять ее, то придется признать и все детали нашего анализа; если отвергнуть ее, тогда и всякая деталь сама собой лишится своей доказательной силы. Ввиду этого, прежде чем перейти к исследованию других вопросов, я считаю и необходимым, и возможным прибавить еще несколько слов в защиту нашей основной идеи, -- под опасением и даже с желанием сказать больше, чем требуется по существу дела для полного ее обоснования.

По моему глубокому убеждению, самый простой, самый естественный и, наконец, самый плодотворный взгляд на обмен и цену получается тогда, когда мы рассматриваем образование цены как образование равнодействующей существующих в обществе оценок. Это не сказка, это живая действительность. Прежде всего в процессе образования цен действуют настоящие силы -- силы, конечно, не физические, а психические. Такого рода силами являются желания: желание получить товар со стороны покупающих, желание получить деньги за товар со стороны продающих. Интенсивность этой силы измеряется, естественно, величиной той пользы, которой ожидает человек от приобретения желаемой вещи, величиной той выгоды, какую представляет данная вещь с точки зрения его благополучия, следовательно (абсолютной) величиной той субъективной ценности, какую он придает этой вещи. Рынок же представляет собой такое место, где желание приобрести вещь, принадлежащую другому, может выразиться в общепризнанной, законной форме. Однако ж эти желания не могут проявиться с полной силою, каждое из них встречает на своем пути некоторую преграду. Такого рода преграда заключается в стремлении человека сохранить в своих руках принадлежащие ему материальные блага. Нельзя приобрести чужую вещь, не отдав за нее своей собственной вещи. Чем труднее решиться на отдачу другому своей собственной вещи, тем сильнее препятствие, на которое наталкивается желание получить чужую вещь. Сила этого препятствия, естественно, измеряется в свою очередь величиной того значения, какое представляет отдаваемая вещь с точки зрения благополучия отдающего субъекта, следовательно, величиной субъективной ценности этой вещи. Все остальное очень просто. У контрагентов, обладающих наименьшей обменоспособностью, препятствие сильнее желания, и оттого это последнее, будучи совершенно парализовано, не может проявиться наружу: названные контрагенты не вступают в меновую сделку и не имеют возможности оказать какое бы то ни было влияние на те условия, на которых заключают меновую сделку другие участники обмена. У контрагентов, обладающих более высокой обменоспособностью, желание приобрести чужую вещь сильнее привязанности к своей собственной вещи -- сила больше препятствия; остается, следовательно, некоторый избыток силы, который и приводит к заключению меновой сделки. Этот избыток, оказывающийся всего больше у наиболее сильных по своей обменоспособности контрагентов, сам по себе мог бы оказывать на установление цены влияние, соответствующее своей величине. Но так как правильно понимаемый интерес более сильных контрагентов заключается не в том, чтобы давать за товар столько, сколько они могут дать в крайнем случае, а в том, чтобы давать за товар как раз столько, сколько они вынуждены дать, чтобы путем вытеснения лишних контрагентов обеспечить за собой место в ряду контрагентов, действительно вступающих в меновую сделку, то они сознательно не пускают в ход всей своей более высокой меновой силы -- нет, в своих действиях они не идут дальше того, что может и вынужден делать последний из них, чтобы одержать верх над своим более слабым соперником. Стало быть, дело само собой устраивается таким образом, что основой для определения цены начинает служить положение последнего из победивших конкурентов и первого из конкурентов побежденных, или, как мы выразились раньше, субъективные оценки вещи предельными парами.

Ортодоксальная политическая экономия уже несколько столетий учит, что цена всех материальных благ определяется отношением между предложением и спросом. Ни то, ни другое из этих названий не встречается в нашей формулировке закона цен. Что это значит? Быть может, я придумал только новые слова для обозначения той же самой вещи? Или же, напротив, наш закон не только выражается в новых терминах, но и содержание имеет совершенно новое?

Сознаю, что я обязан ответить на вполне основательные и естественные вопросы. Я и дам на них ясный и точный ответ ниже, в особой главе. Но предварительно необходимо сделать некоторые пояснения к нашей общей формуле закона цен. Ортодоксальная политическая экономия не могла ограничиться простым заявлением, что цена определяется отношением предложения и спроса, она постоянно чувствовала необходимость исследовать более глубокие факторы, лежащие в основе предложения и спроса. Точно так же и мы не можем остановиться на голой формуле, гласящей, что цена определяется перекрещивающимися между собой оценками товара со стороны предельных пар, -- мы должны точнее выяснить те факторы, от которых зависит, будет ли эта точка пересечения оценок, -- а вместе с ней и цена, -- лежать на низком или же на высоком уровне. Анализом этих факторов мы и займемся в следующей четвертой главе, исследованию же вопроса об отношении нашего закона цен к закону предложения и спроса будет посвящена пятая глава.