Год спустя

Сегодня слишком просто было бы рассуждать о том, как Президент "сдал" своего реформистского премьера, как "изменил" идеалам августовской революции. Уверенность, с какой так называемая оппозиция празднует свою победу, не должна нас обманывать. Они вчера называли Гайдара изменником, а сегодня Черномырдина - практиком-реалистом. Уже это должно настораживать - ведь обман был и остается главным и единственным оружием оппозиции.

На самом деле ситуация вовсе не очевидна, а решение о назначении Виктора Черномырдина премьером - совершенно не тривиально. Легковесные прогнозы делать не хочется, а для серьезных время еще не пришло. Зато становится необходимым поговорить о результатах "года Гайдара" и о том, какие степени свободы этот прошедший год оставляет новому премьеру и будущему правительству.

Но прежде всего надо заметить, что даже с точки зрения текущей политической конъюнктуры, с точки зрения кремлевских интриг - тоже не все просто. Во всяком случае, достаточно обоснованной представляется точка зрения тех аналитиков, которые считают, что в сделке со съездом Президент скорее прямо выиграл, чем просто отступил.

Он отдал Гайдара, а получил не афишируемый и даже вообще почти не замеченный отказ съезда от избрания судей конституционного суда на оставшиеся три вакансии до апреля, то есть фактически - до новой Конституции, гарантии принятия которой Президент также вырвал у съезда. А ведь при неприязненном Президенту составе Конституционного суда (скорее всего, именно таким бы он и стал после довыборов) и запутанной, безнадежно противоречивой Конституции шансы быть полностью заблокированным в своих возможностях для Ельцина становились практически абсолютными. Как ни странно, именно Конституционный суд в принципе сегодня даже более чем Верховный Совет способен сломать баланс власти и сделать переворот неизбежным...

Выбор нового премьера также ни в малейшей степени не был Ельциным отдан на откуп съезда. Директор Института национальной модели экономики В.Найшуль утверждает, что сам состав пятерки, предложенной Ельциным для мягкого рейтинга, говорил об этом. Гайдар непроходим как Гайдар, Шумейко и Каданников как гайдаровцы, Скоков, как признал сам Ельцин в момент объявления своего выбора, "нужен на своем месте", то есть и не был серьезным кандидатом. Остался один, автоматически и прошедший, В.Черномырдин.

Что же можно сказать о Гайдаре и что можно сказать о Черномырдине?

Еще в прошлом году, в ноябре, декабре, мне приходилось заявлять, что тогдашнее новое правительство никак не может быть названо "первым посткоммунистическим". Оно было и остается "последним коммунистическим".

Уходящий режим удивляет парадоксами. То казалось, что он завершит свое существование на позорных фигурах Янаева и Павлова, уже выходящих за грань простого приличия. А он, этот режим, выдвинул на первый план молодых интеллектуалов, совсем западных по виду и речи.

Западных, образованных, симпатичных, умных, обаятельных, молодых. Социалистов. По массовому недоразумению названных либералами.

Увы, как раз с либерализмом были большие проблемы. Правительство Гайдара пришло к власти вполне номенклатурным, закулисным, традиционно-старорежимным путем закрытых интриг. Вопреки легенде, первоначальная "команда Гайдара" достаточно быстро слилась с правительственной номенклатурой. Команде не удалось зафиксировать своей отдельности в важнейших вопросах, в принятии решений. Команда быстро превратилась в своего рода амальгаму, сплав со старой номенклатурой.

Еще до создания правительства можно было говорить, что в молодых кругах экономистов (а фактически только молодые и могут быть названы в России экономистами - официальные доктора и академики чаще всего только позорят это звание своим откровенным невежеством) существует два полюса тяготения либеральный и структурно-государственный. Не место, наверно, обсуждать тонкости, но я, чувствуя свою привязанность к первому полюсу, не могу не сказать, что "команда Гайдара" формировалась из людей замечательных, но склонных к использованию существующих государственных методов регулирования экономики.

И сегодня, и уже весной было отчетливо видно, что реформа в России может быть и должна быть исключительно радикальной. А стала - исключительно умеренной даже по скромным восточноевропейским меркам.

Надо развеять миф о Гайдаре-монетаристе (сам Гайдар всегда открещиваплся от монетаризма и подлинного либерализма), о якобы супер-либеральных его мерах. Россия страдает не от реформ, а от того, что они крайне непоследовательны, недалеки.

Освобожденные цены охватывают только 40-60 процентов товарооборота при 80-90 процентах в Польше, Чехо-Словакии, Венгрии. При нашей склонности к несоблюдению государственных правил и установлений это не могло не привести к сохранению дефицитов, спекуляции, коррупции. Право регулировать цены было расширено и передано неопределенному кругу государственных контор.

При спаде производства и сокращении реального внутреннего спроса остается крайне зарегулированным экспорт. Это просто сюрреализм - когда все, поголовно все страны в мире стимулируют экспорт ради спасения и развития отечественного производства, мы только запутали и усложнили его порядок. Зато предметом гордости, а не позора стала деятельность по установлению новых таможен и границ - вместо ликвидации старых, по примеру ликвидированного Главлита.

Денежная политика так и не добилась важнейшего требуемого результата - стабильности. Лучше не иметь вообще никакой денежной политики, чем фактически менять ее каждый квартал. Когда невозможно предсказать денежные индикаторы на следующий месяц, то и реальные инвестиционные решения чаще всего ориентируются в лучшем случае на этот же месяц, а уж точно не на годы и десятилетия.

Структурная перестройка осталась предметом умных разговоров - ее поручено осуществлять Министерству Экономики, то есть тому же Госплану. Козла пустили в огород. Реальный переток капиталов между отраслями и предприятиями остается невозможным - банковская сфера продолжает жестко контролироваться, а учетная ставка так ни разу не достигла хотя бы уровня инфляции, не говоря уже о том, чтобы стать реальной. Никакие нормальные финансы невозможны при отрицательной реальной ставке процента; в Восточной Европе при стабилизационных реформах ставка обогнала процент инфляции в течение первых трех-четырех месяцев. А у нас кредит остается средством ручного управления народным богатством и распределяется "по приоритетам", а не по выгодности. "По приоритетам" озаначает - самому сильному и громкому просителю, что в наших условиях значит - самому неэффективному.

Вместо ясного решения "национализировать" рубль и сделать его конвертируемым был принят межеумочный порядок внутренних расчетов внутри СНГ, который постоянно провоцировал вмешательство государственных органов в торговлю и втянул Россию в заведомо безрезультатную борьбу за "единое рублевое пространство".

Видимо, надо признать, что больше всего выиграл от отставки Егора Гайдара сам Егор Гайдар. Он воистину вовремя ушел. Ушел, когда реформа окончательно потеряла динамику, когда молодые задорные ребята образца декабря 1991 года начали становится молодыми номенклатурными работниками.

После января достижения правительства если и имелись, то скорее не в том, что оно сделало, а в том, чего не сделало, в чем удержалось перед лоббистским инфляционистским давлением.

Что теперь ни случись, Гайдар будет в выгодной позиции. Стабилизация окажется долговременной - значит, благодаря его реформам. Сорвется - значит, из-за его отставки.

Скорее всего, таки сорвется. И сорвалась бы с Гайдаром, останься он на своем посту. Судьба нашей экономики в последние годы ставит грандиозный экономический эксперимент: в нормальной стране инфляция масштаба одного процента в день считается катастрофой; мы - живехоньки. Воистину что русскому здорово, то немцу смерть. Сегодня это означает, что выносливость нашей экономики далеко превосходит западную, и для отказа от безжизненного государственного ее регулирования придется достичь еще более впечатляющих результатов.

А что Черномырдин? Я написал выше, что его выбор никак нельзя назвать тривиальным. Сразу вспоминаются некоторые факты его карьеры, тесно связанной с судьбой советской газовой промышленности. Создатель грандиозной газовой империи, он первым, еще в 1988 году, вывел ее из стандартной министерской сферы, создав знаменитый "Газпром". При нем "Газпром" вырвался на европейский рынок, вступил в жесточайшую конкуренцию с "Рургазом" и отвоевал солидный кусок германского рынка газа. В Европе "Газпром" вел себя, как рассказывают, совершенно в духе подлинного, агрессивного, молодого капитализма, чем потряс расслабившихся европейцев.

Очень знаменательно, что из длинной плеяды "директоров -практиков", постоянно выходящих в первые ряды советской и российской политики, он - один из немногих, кто не представляет военно-промышленный комплекс.

Можно предположить, что его отношения с лоббистами будут строиться несколько иначе, чем у его предшественников.

Отношение "гайдаровцев" к директорскому корпусу было амбивалентным, двойственным: они чувствовали свое перед ними превосходство в понимании законов макроэкономики, но постоянно испытывали комплекс неполноценности из-за вечных и абсолютно ни на чем не основанных воплей о будто бы слабом знании практики (вряд ли кто лучше Гайдара сегодня разбирается в реальных проблемах российской экономики - это просто объективный факт, безотносительно к тому, как относится к его политике). Отсюда вытекали постоянные поиски какой-то особой политики в отношении "директорского корпуса".

В газовой промышленности, в отличие от нефтяной, самоволие и самостоятельность директоров не допускалась, дисциплина была и остается исключительно высока. Во многом это определяется техническими особенностями газовой промышленности, но менталитет нового премьера, похоже, получил неплохую закалку против лоббизма. Премьер сам был первоклассным лоббистом и доказал это нынешней осенью в споре о порядке акционирования топливно-энергетического комплекса. Его отношение к ходокам-директорам будет, скорее всего, сродни отношению солдата-деда к молодому новобранцу.

В принципе у Виктора Черномырдина есть из чего выбирать. Не связанный комплексами, обремененный не ошибочными, хотя и популярными на Западе экономическими теориями, а обычными советскими предрассудками, он может привнести в реформу действительно необходимый здравый смысл. А может и повторить уже пройденный опыт "ускорения" с "опорой на базовые отрасли". Может начать борьбу за экспортную ориентацию национальной индустрии. А может начать распределение труб, цемента и масла, развернуть карточную систему, ликвидировать денежную систему.

Вариантов выбора три. Либо реформа, либо распределение, либо бесцветное промежуточное просиживание на манер Ивана Силаева.

Первый вариант самый трудный для премьера, второй самый трудный для России, третий - вообще просто антракт перед подлинным действием.

Для анализа итогов года и для выбора направления у премьера осталось около двух-трех недель.