Читатели, знающие, что я неизменно, в течение более 40 лет, выступал за
фиксированные обменные курсы национальных валют и критиковал систему плавающих
курсов даже после того, как большинство моих единомышленников -- защитников
свободного рынка обратилось в другую веру, вероятно, почувствуют, что моя
нынешняя позиция противоречит моим прежним взглядам или даже полностью
противоположна им. <Первое систематическое изложение этой позиции можно найти в моих женевских лекциях 1937 г. "Денежный национализм и международная стабильность" [F.A. Hayek, Monetary Nationalism and International Stability, The Graduate School of International Studies, Geneva, 1937]. Это была серия лекций на заданную тему, написанных торопливо
и плохо, да еще в период, когда я был занят другими проблемами. Я все еще думаю, что они содержат важные аргументы против плавающих обменных курсов национальных валют, которые никогда не были убедительно опровергнуты, но я не удивляюсь тому, что имеется мало людей, которые их когда-либо читали.> Однако, это не так. По крайней мере, в двух отношениях рассматриваемое здесь предложение является результатом развития тех соображений, которые определяли мою прежнюю позицию.
Во-первых, я всегда считал в высшей степени нежелательным, чтобы цены на
товары и услуги в одной стране повышались или понижались как единое целое
относительно цен в других странах ради того, чтобы скорректировать сдвиги в
спросе или предложении какого-либо отдельного товара. Это ошибочно считалось
необходимым, главным образом, в силу того, что доступная статистическая
информация в форме индексов среднего изменения цен некоторой страны
создавала ложное впечатление о том, что должна измениться "внутренняя ценность"
соответствующей единой валюты относительно ценности других валют, в то время как в действительности необходимо было внести изменения, прежде всего, в соотношения цен отдельных товаров во всех сравниваемых странах. И до тех пор, пока изменение соотношения общих уровней цен в этих странах полагались необходимыми, имел место искусственный и нежелательный эффект несовершенной международной денежной системы, которую создал золотой стандарт с надстройкой в виде депозитных денег. Мы рассмотрим эти вопросы в следующем разделе.
Официальная валюта не должна быть ограждена от конкуренции
Во-вторых, я считал фиксированные обменные курсы необходимостью по той же
причине, по какой теперь я стою за идею полностью свободных рынков для всех
видов валюты. Фиксированные валютные курсы были нужны для того, чтобы наложить
крайне необходимые дисциплинирующие узы на агентства, выпускающие деньги. Ни я,
ни кто другой, очевидно, не думали тогда о намного более эффективной дисциплине, которая установится, если эмитенты будут лишены возможности ограждать выпускаемые ими деньги от соперничества конкурирующих валют.
Принудительное поддержание фиксированной пропорции обмена на золото или
другие валюты в прошлом было единственным дисциплинирующим средством, которое
эффективно препятствовало денежным властям уступать непрекращающимся требованиям дешевых денег. Золотой стандарт, фиксированные обменные курсы и любые другие формы обязательной конвертации по фиксированному курсу преследовали лишь одну цель: наложить на эмитентов валюты дисциплинирующие узы и, сделав ее регулирование автоматическим, лишить их возможности произвольно менять объем денежной массы. Эти узы оказались слишком слабыми, чтобы помешать правительствам их разорвать. Однако, хотя регулирование, достигнутое посредством такого автоматического контроля, было далеко не идеальным и даже
малоудовлетворительным, все же такой тип регулирования был намного более
эффективным, чем это когда-либо получалось у дискреционной власти
правительственных монополий. Стойкость органов, ответственных за денежное
обращение, перед требованиями дешевых денег подкреплялась исключительно страхом
невыполнения международных обязательств, что расценивалось как национальный
позор. Я никогда не отрицал, что очень мудрый и политически независимый денежный орган мог бы придумать нечто лучшее, чем подчиняться обязательству сохранять фиксированный паритет с золотом или другой валютой. Но у меня нет никаких надежд, что в нашем реальном мире денежные власти будут сколько-нибудь долгое время действовать в соответствии со своими благими намерениями.
Лучше, чем ненадежный "золотой якорь"
Всем, конечно, давно пора понять, что ценность валюты, размениваемой на
золото (или другую валюту), не имеет своим источником ценности золота, а просто
поддерживается на некотором уровне благодаря автоматическому регулированию ее
количества. Суеверия умирают медленно, но даже при системе золотого стандарта
утверждение, что ценность валюты определяется ценностью, которую дало бы
использование соответствующего количества золота в иных целях (или же издержками его производства), было бы ничуть не более (быть может, даже менее) справедливо, чем обратное, что ценность золота определяется ценностью валют, в которые оно может быть обращено. Исторически верно, что все деньги, сохранявшие свою ценность сколько-нибудь длительное время, были металлическими (или обратимыми в металл -- в золото или серебро); верно также, что правительства рано или поздно "портили" даже металлические деньги, так что все виды бумажных денег, которые мы знаем, оказывались еще хуже. Поэтому в настоящее время многие считают, что помочь может только возвращение к металлическому (или иному товарному) стандарту. Однако, металлические деньги не только точно так же подвержены риску мошенничества со стороны правительств, но даже лучшие из них никогда не будут столь же надежны, как деньги, выпускаемые агентством, весь бизнес которого зависит от успеха обеспечения публики деньгами, которые эта публика предпочитает всем прочим. Хотя золото -- якорь, а любой якорь лучше, чем правительственный произвол, это очень ненадежный якорь. Он, безусловно, не выдержит нагрузки, если большинство стран решит ввести собственный золотой стандарт. Золота попросту не хватит. Международный золотой стандарт сегодня может означать только, что несколько стран станут поддерживать реальный золотой стандарт, в то время как другие будут связаны с ними через стандарт в золотовалютной форме.
Конкуренция обеспечит более надежные деньги, чем правительство
Я убежден, что мы сможем делать это лучше, чем золото, а правительства -- нет. Система свободного предпринимательства, то есть институты, которые возникнут в процессе конкуренции за предоставление хороших денег, без сомнения, способна на большее. В этом случае незачем будет обременять процесс предложения денег сложным, и дорогостоящим механизмом поддержания конвертируемости, который был необходим для обеспечения автоматического действия золотого стандарта, и который казался более практичным, чем несравненно больше подходящий на роль идеального, стандарт, основанный на товарном резерве.
Для него была разработана весьма интересная схема, основанная на
резервировании большого числа сырьевых и других стандартных товаров, при которой денежная единица обменивалась бы на фиксированный набор таких товаров и, тем самым, достигалась бы ее стабильность. Практическая ценность данного
предложения, однако, снижается необходимостью резервирования (с созданием
складов и т.д.), что будет очень дорогим и удобным для весьма небольшого набора
товаров <сp. Milton Friedman, "Commodity Reserve Currency" (1951), in Essays in Positive Economics, University of Chicago Press, Chicago, 1953>. Однако, такой предохранительный механизм, заставляя
эмитента регулировать объем своей валюты, окажется необходимым или желательным
только в том случае, если его интерес будет состоять в том, чтобы понизить или
повысить ценность своей валюты относительно стандарта. Конвертируемость -- мера
безопасности, необходимая против монополиста, но необязательная при
конкуренции поставщиков, которым не удастся удержаться в бизнесе, если
они не предложат деньги, по меньшей мере, столь же привлекательные для
пользователя, как и чьи-то еще.
Правительственная денежная монополия не является необходимой
Не так давно, в I960 году, я сам утверждал, что лишать правительства контроля за денежной политикой было бы не только непрактично, но, скорее всего, и нежелательно <F.A. Hayek, The Constitution of Liberty, Routledge & Kegan Paul, London and Chicago, 1960, рр. 324 и далее>. Этот взгляд был основан на общепринятой неявной предпосылке о том, что в каждой стране должен быть один-единственный вид валюты. Мне даже не приходила тогда в голову мысль о возможности подлинной конкуренции между валютами в какой-нибудь стране или регионе. Если разрешен только один вид денег, монополия на эмиссию, вероятно, действительно должна находиться под контролем правительства. Конкурентное обращение нескольких валют может время от времени причинять некоторые неудобства, но подробный анализ последствий показывает, что преимущества оказываются настолько значительными, что эти неудобства перестают играть хоть сколько-нибудь значительную роль, хотя новизна ситуации, вероятно, усилит их восприятие во много раз.
Разница между добровольно принятыми и навязанными бумажными
деньгами
Хотя весь исторический опыт, по-видимому, вполне оправдывает серьезное
недоверие, которое большинство людей питает к бумажным деньгам, в
действительности оно имеет смысл только по отношению к деньгам, выпускаемым
правительством. Зачастую термин "неразменные бумажные деньги" <fiat money, также "декретные деньги" -- прим. ред.> использовался так, как если бы он
относился ко всем бумажным деньгам. Однако на самом деле он обозначает только
деньги, которые были введены в обращение произвольным директивным указом или
другим актом государственной власти. Деньги, которые обращаются только потому,
что люди вынуждены принимать их, совершенно отличны от денег, которые
принимаются потому, что люди верят, что эмитент сохранит их стабильность.
Добровольно принимаемые бумажные деньги не должны страдать от скверной
репутации, которую правительства создали бумажным деньгам.
Деньги ценятся настолько, насколько их считают редким ресурсом. По этой
причине они, вероятно, и станут приниматься по объявленной ценности. И любые
деньги, которыми люди пользуются добровольно только вследствие веры в то, что
эмитент будет сохранять их количество ограниченным, и которые станут держать
лишь до тех пор, пока эмитент оправдывает это доверие, будут, чем дальше, тем
больше подтверждать, что их можно принимать по установленной ценности. Люди
будут знать, что риск, которому они подвергаются, держа эти деньги, меньше, чем
риск образования запасов любого другого ресурса, специальной информацией, о
котором они не располагают. Их готовность держать деньги будет опираться на
ощущение того, что другие люди согласны принимать их по более или менее твердой
цене, поскольку и они разделяют те же самые ожидания, и т.д. Подобное состояние
дел может продолжаться сколь угодно долго и даже будет все больше и больше
стабилизироваться по мере того, как оправдавшиеся ожидания станут укреплять
доверие.
Кому-то, очевидно, окажется трудно поверить, что простые бумажные знаки,
которые не дают держателю законного права требовать их размена по пропорции,
установленной в единицах какого-то объекта, обладающего внутренней ценностью
(равной его текущей стоимости), могут стать общепринятыми на сколько-нибудь
длительный промежуток времени или сохранять свою ценность. При этом,
по-видимому, забывают, что за последние 40 лет во всем западном мире не было
иных денег, кроме неразменных бумажных денежных знаков. Различные бумажные
валюты, которыми нам приходилось пользоваться, сохраняли некоторую ценность,
уменьшавшуюся какое-то время относительно медленно, не из-за надежды на их
конечный размен, а только потому, что монополистические агентства, имеющие
полномочия на эмиссию валюты данной страны, пусть в недостаточной степени, но
все-таки ограничивали ее объем. Но условие на фунтовой купюре, гласящее: "Я
обещаю подателю сего выдать по его требованию сумму в один фунт", подписанное от лица управляющего и правления Банка Англии его главным кассиром, означает,
конечно, не более чем обещание обменять этот листок бумаги на другие листки
бумаги.
Регулирование общего количества денег, выпущенных в обращение, путем обмена
одних банкнот на другие (или на ценные бумаги), полностью оставлено на
усмотрение таких учреждений или правительств. Такой обмен представляет собой
просто-напросто метод регулирования количества денег на руках у людей и, пока
общественное мнение не было сбито с толку всякими ложными теориями, считалось
само собой разумеющимся, что, например, "ценность (гринбеков) меняется по мере
того, как правительство расширяет или сокращает эмиссию" <Walter Bagehot, Lombard Street (1873), Kegan Paul, London, 1906, р.
12>.
История, безусловно, опровергает предположение, что правительство, которое
выигрывает от чрезмерной эмиссии, заслуживает большего доверия, чем частный
эмитент, весь бизнес которого зависит от того, злоупотребит он доверием или нет. Неужели, основываясь на опыте последних пятидесяти лет, кто-нибудь в развитых странах Запада и впрямь стал бы верить в ценность денег, за которыми стоит правительство, в большей мере, чем в деньги, выпущенные частным агентством, бизнес которого полностью зависел бы от выпуска хороших денег?
