Эффективность рыночного процесса и эволюция институтов

Довольно часто в экономической литературе термин «рынок» используется в контексте понятий «эффективный конкурентный рынок», «неэффективный монопольный рынок». Также мы встречаем спорные противопоставления рыночного механизма альтернативным способам координации, например «общество должно делать выбор между рыночной эффективностью и социальной справедливостью». Подобная трактовка важнейшего экономического понятия, как «рынок», часто не говорит о его действительной природе, и даже напротив, уводит нас от причин к следствиям функционирования рынка. 

Рыночный процесс связан с двумя важными дефинициями - обмена и конкуренции, но в некоторых, особенно неоклассических, моделях последняя, как и сам рынок, фактически сводятся к абстракциям, не имеющим ничего общего с реальными экономическими явлениями. Более того, множество неоклассических моделей вовсе не нуждаются в объяснении рыночного процесса и конкуренции как таковой и поэтому приложимы к описанию как плановой, так и рыночной экономик. Интересным представляется тот факт, что экономист, имя которого стало ассоциироваться с принципом экономической эффективности - В. Парето - настойчиво отрицал утверждение, что конкуренция на самом деле правит нашим обществом [Шумпетер Й. История экономического анализа. СПб., 2001., Т.3., с. 1281].

Обычно неоклассическую доктрину отождествляют с либеральной рыночной идеологией по сравнению, например, с традиционным институционализмом, тяготеющим явно к социал-демократическим идеям. Но такой подход, видимо, не совсем верный. Если бы институционалистами называли всех тех, кто выступает за планирование и против рынка, то многие неоклассики оказались бы институционалистами [Hodgson, Geoffrey M. What is the essence of institutional economics? // Journal of Economic Issues, Jun 2000, Vol. 34. Issue 2., p. 317]. 

И наконец, само понятие экономической эффективности, которое является господствующим в неоклассике - «Парето эффективность», по нашему мнению, имеет отдаленное отношение к рыночному процессу.

I. Эффективность результата

Парето эффективность, или эффективность результата, описывает ситуацию, когда все возможные сделки уже заключены. Для пояснения кратко остановимся на понятии экономической эффективности (Парето эффективности), принятой в неоклассике.

Рис. 1. Излишек полезности

Для определения эффективности распределения с позиций неоклассики центральными являются понятия потери и излишка (убытка и выгоды). Относительно какого-либо блага потеря в экономике может быть определена через максимальное количество этого блага, которое можно было бы высвободить, сохраняя все индексы предпочтения (уровень полезности) для двух индивидов на уровне значений в состоянии P1 (рис. 1., где I1 и I2 – индексы предпочтения различных единиц потребления, также могут откладываться значения полезности). Эта потеря является наибольшим распределимым (потенциальным) излишком, который возможно получить путем лучшего устройства экономики, и при котором все индексы предпочтений обоих индивидов остались бы неизменными [Алле М. Условия эффективности в экономике. М., 1998., с.40]. Следовательно, принцип распределения излишка полезности означает, что обмены или достоверные обещания их совершить, сопровождаемые соответствующими производственными операциями, будут происходить до тех пор, пока есть возможность получить излишек полезности. Принцип технической эффективности и принцип излишка показывают, что любое решение о производстве или посреднической операции высвобождает излишек, выгоду, а принцип распределения гарантирует распределение излишков. Таким образом, экономика будет двигаться к точке P (рис. 1.), где устанавливается Парето-эффективность распределения.

Распределение называется Парето эффективным, если товары (ресурсы) нельзя перераспределить так, чтобы улучшить чье-то положение, не ухудшив положение других. Парето эффективные точки лежат на кривой контрактов (на рисунке 1 ей будут соответствовать точки кривой АВ).

Условия экономической эффективности аллокации ресурсов (факторов производства) и соответствующего им распределения доходов определены двумя теоремами теории общественного благосостояния. Согласно первой, при определенных условиях конкурентные рынки ведут к такому специфическому распределению ресурсов, при котором никто не может улучшить свое положение без одновременного ухудшения положения кого-то другого (т.е. эффективность по Парето). 

Вторая теорема утверждает, что «любая точка на кривой потребительских возможностей может быть достигнута конкурентной экономикой при условии изначально правильного распределения ресурсов» [Стиглиц Дж. Ю. Экономика государственного сектора. М., 1997., с. 68-69]. Если первая теорема отражает экономико-технический аспект распределения, то вторая теорема показывает, что для снижения дифференциации распределения доходов в обществе необходимо перераспределить исходное богатство, а остальное обеспечит механизм рынка.

В моем понимании изначальное распределение богатства исключает саму возможность рыночной координации. Если бы кому-нибудь на самом деле было известно все, что экономическая теория называет данными, то конкуренция и впрямь представляла бы весьма расточительный метод приспособления к этим «данным». Неудивительно поэтому, что одни авторы пришли к заключению, что либо мы можем вовсе обходиться без рынка, либо должны использовать его только в качестве первого шага, призванного обеспечить выпуск товаров и услуг, чтобы затем этим выпуском манипулировать, корректировать и перераспределять его любым желательным для нас образом [Хайек Ф.А. Конкуренция как процедура открытия // МЭМО. 1989. N12., с.6]. Поэтому данный подход приводит к пагубной самонадеянности, что мы можем достичь изначально правильного распределения, и если так не происходит, то во всем виноват рынок.

II. Роль обменов

Итак, концепция эффективности результата не акцентирует свое внимание на обменах. Обмены в той концепции приводят к приращению ценности, но до определенных пределов. Именно поэтому «Парето эффективность» не имеет никакого отношения к рыночному процессу, это эффективность конца рыночного обмена.

Далее при анализе производительности обмена используется понятие ценности, поэтому кратко поясним, что под ним понимается в данной работе. Мы принимаем фундаментальные принципы теории ценности Австрийской школы, сформулированные Мизесом [Мизес Л.  Человеческая деятельность. М., 2000., с. 333].: во-первых, определение ценности, имеющее своим результатом действие, означает предпочтение и отклонение; оно никогда не означает равенства и безразличия. Во-вторых, не существует других методов сравнивания оценок разных индивидов или одних и тех же индивидов в разных ситуациях, кроме как установить, расположены ли рассматриваемые альтернативы в одинаковом порядке предпочтения. Следовательно, определение ценности - это субъективная оценка, отражающая разницу ценности (обмениваемых благ)[ Мизес Л. Человеческая деятельность. М., 2000., с. 312].

Экономический обмен происходит только тогда, когда каждый его участник, осуществляя акт мены, получает какое-либо приращение ценности к ценности существующего набора благ. Это доказывает Карл Менгер в работе «Основания политической экономии» [Менгер К. Основания политической экономии // Австрийская школа в политической экономии: К. Менгер, Е. Бём-Баверк, Ф. Визер. М., 1992., с. 159.], исходя из предположения о существовании двух участников обмена. Первый имеет благо А, обладающее ценностью w₁, а второй - благо В с такой же ценностью w₂ . В результате произошедшего между ними обмена ценность благ в распоряжении первого будет w^'₁ = (w₁+ x) , а второго w^'₂ = (w₁+ y). Из этого можно сделать вывод, что в процессе обмена ценность блага для каждого участника увеличилась на определенную величину. Этот пример показывает, что деятельность, связанная с обменом, есть не напрасная трата времени и ресурсов, а такая же продуктивная деятельность, как производство материальных благ. 

Исследуя обмен, нельзя не остановиться на его пределах. Обмен будет происходить до тех пор, пока ценность благ в распоряжении каждого участника обмена будет, по его оценкам, меньше ценности тех благ, которые могут быть получены в результате обмена. Этот тезис верен для всех контрагентов обмена. Пользуясь символикой вышеуказанного примера, обмен происходит, если  w^'₁ < (w₁+ x) для первого и w^'₂ = (w₁+ y) для второго участника обмена, или если x > 0 и y > 0 .

Следовательно, можно записать уравнение:

(w^' ₁+ w^' ₂) - (w₁ + w₂) = d                                   (1)

где w^'_n - оценка ценности после обмена

w_n- оценка ценности до обмена

d - прирост ценности; во всех состоявшихся добровольных обменах d > 0 .

Уравнение (1) описывает единичный акт обмена. Ключевым здесь является показатель d , характеризующий прирост ценности или ее разность и, следовательно, саму возможность и выгодность обмена. 

III. Эффективность процесса

Для объяснения эффективности рынка с позиций не результата, а процесса необходимо сделать несколько замечаний, которые укладываются в два тезиса.

Первый тезис основан на констатации факта, что симметричный (термин симметричный или асимметричный используется по отношению к информации, которой обладают субъекты обмена) свободный обмен экономических благ приводит к приращению ценности. Иными словами, ценность благ до обмена меньше, чем после обмена.

Таким образом, этот тезис основывается на концепции производительности обмена. Если подходить к исчислению ценности с позиций крайнего субъективизма Австрийской школы, то обмен является единственным способом создания ценности, и производство как таковое просто является частным случаем обмена факторов производства.

Обычно не вызывает возражений высказывание, что основной продукт рынка - цена - имеет информационную природу, хотя функции цены не ограничиваются одними информационными сигналами (дискуссия по этому поводу проводилась в рамках Австрийской школы. (См., например, [Мизес Л.  Человеческая деятельность. М., 2000., Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок. М., 2000., Мизес Л. Социализм. М., 1994.]). Поэтому результаты функционирования рынка как механизма координации и отбора будут зависеть от первоначальных условий распределения информации, а также критериев ее интерпретации экономическими субъектами, участвующими в процессе обмена.

Здесь необходимо важное замечание: рынок производит отбор и формирует сигналы, используемые индивидами при координации своей хозяйственной деятельности в соответствии с отмеченными выше первоначальными условиями распределения информации о параметрах обмена, а также критериев ее интерпретации, которые зависят от познавательных возможностей акторов. Следовательно, при анализе «эффективности» рынка необходимо учитывать именно отмеченные факторы.

В нашем понимании рынок является нейтральным, спонтанным механизмом координации и отбора. Исходя из предпосылки, что рынки нейтральны, можно сформулировать правило: в результате рыночного отбора информационные сигналы приобретают те свойства, которые были заданы начальным распределением информации, и начальные условия зависят от социальных институциональных рамок, а также от познавательных возможностей индивидов. Такой отбор приведет к результатам, не поддающимся точному прогнозу, но в направлении, заданном первоначальными информационно-институциональными рамками. Здесь необходимо небольшое замечание. Начальные институциональные условия формируются спонтанно, часто под воздействием незначительных (с точки зрения современников) или даже случайных факторов. Следовательно, как показал Б. Артур, незначительные исторические события не могут быть опущены или усреднены в долгосрочном процессе, так как они могут предопределить наступление того или иного последствия [Arthur, W. Brian. Competing Technologies, Increasing Returns, and Lock-In by Historical Events // The Economic Journal, Vol. 99, No. 394. (Mar., 1989), pp. 116-131.]. Эти исторические события и есть первоначальные институциональные ограничения, которые вследствие инертности политических, технологических и институциональных структур [Mokyr, Joel Technological Inertia in Economic History // The Journal of Economic History, Vol. 52, No. 2. (Jun., 1992), pp. 325-338.] могут в зависимости от различных факторов, о которых будет сказано ниже, приводить систему к ситуации расширения и свертывания обменов.

Таким образом, при анализе рынка необходимо определить вектор отбора, который задается начальными институциональными условиями и распределением информации. Коренное отличие этого подхода от неоклассического заключается в том, что мы не можем изменить этот вектор или определить оптимальное начальное распределение информации. Эти процессы являются эволюционными, поэтому решающую роль здесь будет играть обучение и действия единичных экономических акторов, действующих в соответствии со своими эндогенными ценностными критериями, и понимание механизмов и причин таких динамических изменений является залогом возможной корректировки индивидуальных предпочтений и, возможно, даже экономической политики. На основании приведенных рассуждений можно сформулировать второй тезис, объясняющий сущность рыночного процесса.

Согласно второму тезису, асимметричный обмен приводит к неопределенному результату, и, в частности, может снижать совокупную ценность благ. Иными словами, ценность после обмена может быть как больше, так и меньше, чем до него.

Так как асимметричный обмен приводит к неопределенному результату, то одним из следствий такого положения дел будет закрытие рынков и прекращение обменов [Акерлоф Дж. Рынок «лимонов»: неопределенность качества и рыночный механизм // THESIS. 1994. Вып. 5., с. 94]. Это не выгодно ни одной из сторон, следовательно, обе стороны заинтересованы (хоть и в разной степени) в снижении информационной асимметрии. Поэтому такая ситуация создает стимулы для поиска путей создания правил, а в дальнейшем институтов, снижающих информационную асимметрию. 

Эффективность процесса основывается на следующем предположении: каждый обмен приводит к приращению ценности, с одной стороны, а с другой, приращение ценности, так или иначе, стимулирует новые обмены. Таким образом, мы можем охарактеризовать эффективность процесса в первую очередь способностью системы мультипликативно увеличивать количество обменов, и, во вторую очередь, увеличением величины ценности как агрегированного показателя прироста ценности в индивидуальных сделках (сразу нужно оговориться, что прямой количественный подсчет совокупной ценности может быть произведен только опосредованно, а не точно количественно вследствие неаддитивности индивидуальных полезностей).

Поэтому, формулируя критерий эффективности рыночного процесса, можно говорить лишь о сравнительных показателях ценности (что и вытекает из ее определения).

Увеличение количества обменов само по себе продуктивно, так как это позволяет аккумулировать большее количество «неявного знания» (о неявном или рассеянном знании см.: [Полани М. Личностное знание. М., 1982., Хайек Ф.А. Использование знания в обществе / Индивидуализм и экономический порядок. М., 2000.]), что следует из определений ценности и обменов. Результаты аккумуляции такого знания будут отражаться на качестве институтов, т. е. возможности их снижать трансакционные издержки (издержки обмена).

Исходя из вышесказанного, можно модифицировать уравнение (1):

(w^' ₁+ w^' ₂) - (w₁ + w₂) = kd                  (2)

где k- информационная составляющая, характеризующая симметричность обменов. Если присутствует асимметрия информации, то 0 < k < 1. В принципе может быть k < 0 в случаях оппортунистического поведения (следования своим интересам любым способом, включая обман, кражу и т.п.), но такие обмены в нашей модели пока не рассматриваются.

Величина k зависит от качества институтов, т.е. способности снижать трансакционные издержки и ассиметрию информации среди рыночных агентов.

Важным вопросом остается, что является ограничениями (параметрами) в системе обменов? Такими ограничениями являются институты. Категория институтов используется в трактовке Д. Норта: институты - это правила, механизмы, обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структурируют повторяющиеся взаимодействия между людьми [Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение // Тезис. Т.1. Вып.2. М., 1993. С.73., с. 73]. Таким образом, институты в конечном итоге наряду с начальным распределением ресурсов (которого мы в принципе не знаем, хотя в неоклассических моделях это присутствует в виде «данных») определяют, идет ли система в направлении развертывания или свертывания обменов. 

Если мы не можем определить, будет ли являться данное распределение ресурсов эффективным ex ante, то какие параметры можно использовать в модели, объясняющей эффективность процесса? Для эффективности процесса важно не конкретное распределение ресурсов и даже не его динамика. Определяющим является тот вопрос, как данное состояние оказывает влияние на будущие обмены, способствует ли их «развертыванию» или увеличению их количества и объемов во времени или нет? Здесь возможна аналогия с физикой (хотя и не совсем полная) - развертывающиеся обмены можно сравнить с цепной реакцией. Отличие от физического процесса в том, что нам не дано знать ни пределов такого расширения обменов, ни временных рамок, в которых они будут происходить. 

Рисунок 2. Эффективный процесс рыночных обменов

Эффективность процесса определяет вектор развития конкурентной системы, а не результата конкурентного взаимодействия и обменов. Если система движется в сторону расширения обменов, мы можем считать ее эффективной (рис. 2.); в противном случае, когда происходит относительное сужение обменов, экономическая система замыкается и приходит в упадок. 

Важнейшим показателем, определяющим качество данного состояния системы, а также вектор ее развития, является состояние институциональной структуры. Формально это можно определить относительно величины k, характеризующей симметричность обменов. Конкуренция является основным механизмом реализации потенциала того или иного рынка независимо от конкретного соотношения продавцов и покупателей в данный момент времени. Именно благодаря конкуренции будет происходить отбор также и эффективных институциональных ограничений, составляющих в своей совокупности институциональную структуру того или иного экономического порядка.

Вышеприведенным тезисам есть множество исторических подтверждений. Рассмотрим несколько примеров от обратного, т.е. как институциональные условия способствовали свертыванию обменов и, следовательно, вели в неэффективным состояниям. Ярким примером может служить упадок экономик Китая и Японии в XV-XIX веках. Особо это заметно, если рассмотреть динамику, вернее, взлет и падение темпов внедрения технологических инноваций в китайской промышленности и торговле. К началу XV века Китай был самой развитой технологической цивилизацией мира [Mokyr J. The lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. New York: Oxford University Press, 1990. P. (Цит. по Кастельс М. Информационная эпоха: экономика общество и культура М., 2000.), p. 209-38]. Ключевые изобретения разрабатывались в Китае на столетия и даже на полтора тысячелетия ранее, чем в Европе, как в случае с доменными печами, позволившими Китаю освоить металлургию к 200 г. до Рождества Христова [Кастельс М. Информационная эпоха: экономика общество и культура. М., 2000. , с. 31].

Упадок экономики Китая начался с политики сознательного изоляционизма или, иными словами, следования неэффективным институциональным ограничениям. Это также существенно отразилось и на уровне используемых технологий. По мнению Мокира [Mokyr J. The lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. New York: Oxford University Press, 1990. P. (Цит. по Кастельс М. Информационная эпоха: экономика общество и культура М., 2000.)], определяющим фактором технологического консерватизма в Китае был страх правителей перед потенциально разрушительным воздействием технологических изменений на социальную стабильность. В Китае, как и в других обществах, распространению технологии препятствовали многочисленные силы, особенно в городских гильдиях. Бюрократы, довольные сложившимся статус-кво, боялись возникновения социальных конфликтов [Кастельс М. Информационная эпоха: экономика общество и культура. М., 2000. , с. 32]. Пример технологического и, следовательно, экономического застоя в Китае легко объяснить с помощью предложенной концепции эффективности рыночного процесса. В данном случае неэффективные институциональные ограничения создали мультипликативный эффект свертывания обменов. Хотя в примере с Китаем, видимо, отсутствовала явная асимметрия обменов, что значительно упрощает выводы. 

Мы не всегда можем дать правильную характеристику институтам относительно того, препятствуют ли они в конкретных исторических условиях обмену или нет. Примером такого института могут служить гильдии средневековья. Гильдии не всегда способствовали росту распределительных коалиций и снижению конкуренции и эффективности. На определенном этапе экономического развития гильдии были единственным способом институциональной адаптации. Историческое доказательство, предложенное А. Грифом, указывает на то, что в период Коммерческой революции такой институт как купеческая гильдия поддерживал расширение торговли. Купеческая гильдия была условием расширения торговли, ее появление не было вызвано новыми прибылями от торговли. Более того, выбор времени возникновения гильдии и, следовательно, расширения торговли было определено социальными и политическими факторами [Greif A. Institutions and International Trade: Lessons from the Commercial Revolution // The American Economic Review, Vol.82. No. 2, 1992, pp. 128-133.].

Культура и система традиционных институтов, имеющихся в обществе, часто используются как объяснение успешного (неуспешного) экономического развития. Хотя не всегда можно принимать такое объяснение как достаточное для построения теорий качественной динамики социальных систем. Многие объяснения японского роста приписывают его главным образом особому характеру японской культуры или самих японцев. Японцы, однако, не всегда считались экономическими суперменами. Западных путешественников в середине XIX века часто поражала крайняя бедность народа и то, сколько семей нищета толкала на детоубийство. Хотя уровень грамотности был достаточно высоким (по стандартам бедных обществ того времени) и общество в определенных отношениях прогрессировало, оно было поразительно слабым как в технологическом, так и в военном отношениях [Олсон М. Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция и социальный склероз. Новосибирск: Экор, 1998., с. 230]. 

Использование концепции эффективности рыночного процесса направленно прежде всего на объяснение роли институциональных ограничений в функционировании порядка, основанного на конкуренции и свободном обмене и предпринимательской инициативе. Поэтому все приведенные умозаключения по эффективности рыночного процесса могут быть приложимы только к экономикам, в которых существует рыночный обмен или, в крайнем случае, к взаимодействию между собой нескольких централизованных (плановых, командных, тоталитарных) хозяйств или последних с рыночными порядками.

Несомненно, важным является вопрос, как соотносятся эффективность процесса и равновесие? Как видно из логики определения обменов и эффективности процесса, понятие равновесия в таком контексте является излишним. О равновесии мы можем говорить только для того, чтобы охарактеризовать ситуацию неравновесия, т.е. в нашем случае ситуацию несовпадения в сторону превышения, ценностных оценок. Тем самым становится возможным обмен. Нельзя не согласиться, что каждый обмен будет завершаться кратковременным или долговременным состоянием покоя. Но через некоторый промежуток времени рыночные агенты снова должны будут вступить в обмен, так как с течением времени у них возникают новые мотивы для обмена, которые явно не выражались по окончании предыдущего акта мены. Хотя временной промежуток между может принимать разные значения. И для больших временных интервалов концепция эффективности процесса может несколько усложниться без изменения самого принципа разворачивающихся обменов, но это предмет дальнейшего исследования. Равновесное, статичное состояние рынка не является эффективным с позиций эффективности процесса. 

Парето эффективное равновесие при совершенной конкуренции иллюстрирует ситуацию, когда достигнут такой уровень цен, что можно заключить бесконечное количество сделок при изначально данном распределении ресурсов. Но уместен вопрос: если каждый акт обмена предполагает увеличение ценности, иначе обмен бессмысленен, то как в равновесной системе при совершенной конкуренции, впрочем, и других равновесных рыночных структурах, будет организован накапливающийся объем информации и ценности? Ответ на этот вопрос невозможен без отсылки ко всяческим «объективным показателям» в виде изначально имеющихся ресурсов, которые просто воспроизводятся в статичной равновесной системе. Но тогда здесь нет места субъективным оценкам, без которых, в конечном счете, нет обмена, рынка и конкуренции. Следовательно, все ситуации равновесия не нуждаются в таких «мелочах», как рынок и конкуренция, и поэтому не могут использоваться в концепции эффективности рыночного процесса. 

IV. Парадокс неэффективности рынков

Концепция эффективности процесса позволяет дать объяснения рыночному процессу как нейтральному механизму. Выше уже отмечалось, что рынки имеют нейтральную природу и, следовательно, сами по себе как процесс обмена не гарантируют эффективности ни процесса, ни результата. Кроме того, что рынки являются механизмом обмена, они также выполняют роль механизма отбора. Следовательно, рыночный процесс необходимо рассматривать сквозь призму эволюционной теории.

Долгое время в рамках господствующей неоклассической парадигмы экономические системы рассматривались через призму статической институциональной структуры. Поэтому практически отсутствовали исследования качественных институциональных изменений. И хотя теория динамических (качественных) изменений в экономике присутствует в рамках марксисткой политической экономии, в экономике мэйнстрима такой теории не существует, и в случае ее создания она должна опираться на модель институциональных изменений [Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997., с. 137]. И хотя в последние десятилетия в рамках неоинституционализма достигнуты значительные результаты по модификации положений «защитного пояса» (о концепции «жесткого ядра и защитного пояса как составляющих научно-исследовательской программы см.: [Лакатос И. Фальсификация и методология научно – исследовательских программ. М., 1995., с. 79-89]) неоклассической парадигмы [Eggertsson T. Economic behavior and institutions. Cambridge, 1990., p. 5], теории институциональных изменений пока находятся на периферии современных институциональных исследований экономики. 

В результате рыночной трансформации транзитивных экономик возникают специфические институциональные структуры, не позволяющие использовать преимущества расширенного рыночного порядка как наиболее эффективного способа хозяйственной координации. Рынки, формирование которых рассматривалось как панацея для постсоциалистических стран, в ходе осуществления радикальных экономических реформ часто показывали свою несостоятельность. И дело здесь не в «провалах рынка» и даже не всегда в «провалах государства». Причины неэффективности рыночных механизмов кроются в упрощенном понимании рыночного процесса и цены, как его основного результата функционирования, а также роли цен в динамических институциональных структурах.

Если цены на рынке образуются благодаря конкуренции, то долгосрочные ориентиры, определяющие сам порядок экономической организации, тоже конкурируют с альтернативными вариантами поведения. Если институциональная структура находится в стадии формирования или изменения, то институты, конституирующие ее, будут возникать и закрепляться в зависимости от сравнительной эффективности альтернативных способов координации хозяйственной деятельности [Вольчик В.В. Индивидуализация собственности: институциональные условия и модели становления в аграрной сфере. Автореферат кандидатской диссертации. Ростов-на-Дону, 1997., с. 15-16].

Рынок как способ хозяйственной координации возник довольно давно. Древние общества использовали рынки для обменов, как локальных, так и межгосударственных. Как форма координации рынок долгое время отнюдь не был связан с ростом благосостояния народов, так или иначе включенных в рыночные отношения. Только формирование соответствующих институциональных структур позволило спонтанному механизму рыночного обмена трансформироваться в «невидимую руку», ведущую общество к росту благосостояния.

Неэффективность одних и эффективность других механизмов координации выявляется в результате институциональной метаконкуренции. Обычно в экономической литературе под метаконкуренцией понимается конкуренция институтов: «если какая-либо форма экономической организации существует, значит, она эффективна, потому что в процессе конкурентной борьбы выживают сильнейшие, т. е. наиболее эффективные институты» [Капелюшников Р.И. Экономическая теория прав собственности. М., 1990., с. 78]. 

Ухудшающий отбор институтов с убывающей предельной отдачей, приводящей к возникновению парадокса неэффективности, который наблюдается при наличии принуждения государства или властных групп, также возникает и при действии спонтанных эволюционных процессов (см. подробнее: [Белокрылова О.С., Вольчик В.В., Мурадов А.А. Институциональные особенности распределения доходов в переходной экономике. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та. 2000., 85-94]).

Для объяснения причин устойчивости парадокса неэффективности рынков мы выдвигаем следующую гипотезу: функционирование механизмов ухудшающего отбора институтов в условиях трансформации экономических порядков приводит к асимметрии информационных потоков и возникновению избирательных стимулов у групп, заинтересованных в закреплении институтов с убывающей предельной отдачей. Эти процессы позволяют группам с избирательными стимулами получать институциональную квазиренту и проводить политику, направленную на консервацию существующих неэффективных институциональных структур.

Таким образом, если анализировать ситуацию «парадокса неэффективности» с позиций предложенной концепции эффективности процесса, можно сделать ряд очень важных замечаний. Во-первых, обмены с неэффективными институциональными ограничениями, т.е, когда в уравнении (2), могут быть эффективными по Парето, но в то же время вести к свертыванию открытых рынков. Во-вторых, стабильность таких хозяйственных порядков может быть достигнута путем внеэкономического принуждения к обмену. В-третьих, при отсутствии или ослаблении внеэкономического принуждения система будет стремиться к точке свертывания рыночных обменов, следовательно, она будет неэффективна с позиций эффективности процесса.

Одной из иллюстраций парадокса неэффективности рынков, но от обратного, может служить так называемый эффект «экономики QWERTY» (QWERTY - название наиболее распространенной раскладки английской клавиатуры на пишущих машинках и компьютерах) [David, Paul A. Clio and the Economics of QWERTY // The American Economic Review, Vol. 75, No. 2, Papers and Proceedings of the Ninety-Seventh Annual Meeting of the American Economic Association. (May, 1985), pp. 332-337.]. Суть «экономики QWERTY» состоит в том, что путем рыночного отбора могут существовать ситуации внедрения неэффективных технологий (существуют более экономичные раскладки клавиатуры, например, клавиатура Дворака) с позиций Парето эффективности. Дж. Мокир [Mokyr, Joel. Punctuated Equilibria and Technological Progress // The American Economic Review, Vol. 80, No. 2, Papers and Proceedings of the Hundred and Second Annual Meeting of the American Economic Association. (May, 1990), pp. 350-354.] объясняет такую ситуацию тем, что внедрение технологии «QWERTY» было сопряжено со значительными положительными внешними эффектами. Используя символику данной статьи, можно сказать, что величина k значительно превышала единицу, поэтому это привело к расширению обменов, связанных с использование данной технологии. Следовательно, такая технология является эффективной с позиций эффективности процесса, что обусловлено существующей институциональной структурой.

Функционирование товарных и факторных рынков ведет также к изменению пропорций в относительных ценах. Согласно Д. Норту важным источником институциональных изменений служат меняющиеся относительные цены или предпочтения [Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997., с. 108]. Следовательно, обычные рынки и институциональные рынки взаимосвязаны. Их взаимодействие по аналогии можно сравнить с благами высшего и низших порядков у К. Менгера [Менгер К. Основания политической экономии // Австрийская школа в политической экономии: К. Менгер, Е. Бём-Баверк, Ф. Визер. М., 1992.]. Следуя данной логике, мы можем считать, что вместо благ первого порядка выступают цены, а благами высшего порядка являются институты или институциональные ограничения, создающие информационно-инстиуциональную структуру (среду) для формирования ориентиров первого порядка (цен). 

Примером стабильной неэффективной эволюционно сложившейся институциональной структуры может служить тип экономического порядка, получивший название «современный меркантилизм» [Сото Э. Иной путь. М., 1995.]. Современный меркантилизм как промежуточный тип хозяйственной системы представляет собой экономику, в которой существует рыночный обмен, но институциональная структура не позволяет использовать преимущества расширенного рыночного порядка. Институциональная структура такого экономического порядка характеризуется сильным регламентирующим влиянием государства, которое существенно зависит от элитарных групп, получающих привилегии различного рода. 

Информационная асимметрия, создаваемая государством, группой специальных интересов или иным «дестабилизирующим фактором», приводит к неблагоприятному изменению вектора отбора на соответствующем рынке. Поэтому при формировании программ реформирования различных отраслей экономики необходимо учитывать факт нейтральности рынка. В условиях асимметрии распределения стимулов и информации рынок будет мультипликативно воспроизводить неэффективные ситуации (т.е. внедрение рыночных механизмов при соответствующих неэффективных институциональных ограничениях приведет либо к консервации неэффективных обменов при наличии принуждения со стороны групп специальных интересов, либо - при отсутствии принуждения - к свертыванию обменов и закрытию рынков), которые могут быть преодолены в процессе эволюции общества и в процессе обучения (не путать с образованием) акторов, которые являются представителями того самого населения, для блага которого и задуманы все реформы.