ЛИБЕРАЛЬНАЯ ЭТИКА РЕФОРМИРОВАНИЯ И ПРИВАТИЗАЦИИ

Насилие по отношению к вверенной отрасли

Насилием мы считаем внеэкономическое принуждение собственников. Принуждение - это если не по добровольному контракту. Внеэкономическое - это не предпринятое добровольно под страхом потери потребителей в пользу добросовестных конкурентов.

Если стороной контракта будет служить государство, то это мы не можем считать добровольным контрактом: государство имеет много большие права, чем любой другой контрагент, оно может безнаказанно осуществлять насилие. Государство должно не столько участвовать в экономической деятельности и оперировать на рынке, как собственник, сколько выполнять надзорные функции и наказывать хулиганов, нарушающих правила корпоративного конкурентного «общежития».

Также мы считаем, что термин «принуждать» относится ко всем вариантам принуждения: мы не различаем использование таких инструментов Постановлений правительства или поручений голосовать на собраниях акционеров или советах директоров государственных компаний.

Мы исходим из того, что право частной собственности священно, и - если приватизация фактически (а не формально) где-либо уже произошла - то государство не может принуждать приватизированных агентов экономической деятельности к изменениям, а особенно изменениям в структуре собственности.

Поскольку реформа означает изменение структуры собственности, можно быть уверенным, что в среде реформаторов бытуют разные идеи о том, кто будет инициатором таких изменений, а среди реформаторов либерального толка обсуждается не только то, кто может выступить инициатором изменений, но и кто может от таких изменений пострадать - причем пострадать не добровольно, и чуть ли не от рук самых ярых защитников рынка, которым лукавое государство даст пять минут подергать за свои рычаги.

Приватизация: реструктуризация до или после имеет значение

Если приватизация еще не произошла, то возможны любые изменения в подчиненных государству структурах - ибо до приватизации ни о какой собственности говорить не приходится.

На примере РАО «ЕЭС России» можно утверждать, что если бы энергоотрасль была сначала реформирована по любому из обсуждаемых сегодня вариантов (формирование территориальных генерирующих компаний, холдингизация АО-энерго, «экспроприация» магистральных сетей в пользу Федеральной сетевой компании т.д.), то никаких этических проблем это бы не вызвало. Поскольку в этот момент никакой собственности еще бы не было, инженеры строящегося рынка (как системы отношений участников) вполне могли бы изваять некоторое количество участников «из того, что было» таким образом, каким им это нравится. После этого должна была бы наступить приватизация - и все. Переделывать уже нельзя, ибо это будет грубое нарушение прав собственников, насилие.

При полностью приватизированной отрасли тоже не было бы никаких проблем: действуют нормы корпоративного права, и если удалось уговорить акционеров (настоящих, а не в кавычках, о которых речь пойдет ниже), то переделать всю структуру холдинга можно как угодно - опять же, хоть в варианте территориальных генерирующих компаний, хоть отдаривая кому-нибудь магистральные сети - но только если акционеры согласны.

Но сегодня в энергетике имеет место недоприватизация. С одной стороны, и у РАО «ЕЭС России», как материнской компании, и у её дочерних обществ, в ходе приватизации появились какие-то акционеры, с другой стороны государство по-прежнему может управлять этой компанией сверху донизу, то есть вести себя так, как будто никакой приватизации не было.

По какой ветке теперь этически допустимо направить эту отрасль в нынешнем странном полуприватизированном положении - постприватизационного корпоративного ли управления, либо доприватизационной институциональной реформы?

В чистом виде нельзя идти ни по одной из них.

Корпоративная версия

Если мы притворимся, что приватизация уже была, то компании типа РАО «ЕЭС России» или РАО «Газпром» мы вынуждены будем считать не нелепостью типа приватизированного министерства, а нормальной компанией, которая должна всеми силами предотвращать реформу, чтобы не потерять монопольного положения на рынке, эффективно блокировать доступ конкурентов к потребителям и тем не разочаровать акционеров. Понятно, что это тупик.

И «ЕЭС России», и «Газпром» были, есть и при всех обстоятельствах останутся министерствами, единственной этической задачей которых может быть сейчас обеспечение рыночной ненасильственной реформы «при свете и в тепле». Поэтому все слова про корпоративное управление по отношению к ним - это форма, а не содержание. И даже «миноритарные акционеры» самих РАО являются акционерами в кавычках, ибо в принципе нельзя стать акционерами отрасли (страны, оккупационной армии и т.д.). Если инвесторы покупали акции отрасли, они должны были понимать все связанные с этим риски, и готовы их платить (теоретическое решение проблемы stranded cost). И любое действие этих «акционеров», направленное на защиту их владения отраслью - действие неэтичное, сугубо политическое, контрреформаторское и законное только по недоразумению.

Эту ситуацию нужно исправлять: акционированные отраслевые министерства должны прекратить свое существование, аффилированность дочерних добытчиков, генераторов, сетей, трубопроводов, сбытов, ремонтов и т.д. с одной материнской «фирмой» в масштабе отрасли нужно прекратить, ибо при сохранённом «холдинге» это будет не рынок конкурирующих участников.

Доприватизационная версия

Разочаровавшись в корпоративной версии, можно было бы считать, что тело отрасли - это государственное тело, которому не больно, когда его режут на любые куски. Это было бы так, если бы не наличие (в основном в энергетике, а не в газовой отрасли!) дочерних компаний, которые совсем не похожи ни по типу деятельности (производственная), ни по ослабленности государственного влияния (оно доходит до них весьма творчески переработанным их министерством--РАО), ни по наличию их собственных настоящих акционеров. Региональные акционерные общества энергетики очень похожи на те корпоративные (а не министерские!) полурыночные недопредприятия, которые получились в результате общей приватизации эпохи 1992-1994 годов. Поэтому рука не поднимается считать их куском.

Эти АО-энерго хилы, им не дали рыночного ценообразования, их жестко регулируют чуть ли не приказами, они десять лет капитализма так и прожили в социалистическом летаргическом сне, но они вполне могут быть признаны реальными корпорациями, у которых есть свое производство и желающие кормиться от этого производства собственники.

Тем самым, приказ такому предприятию изменить свою структуру - будет ли он получен от государства прямо в виде постановления правительства, или замаскирован в форму голосования пакетом псевдокорпорации-минстерства РАО «ЕЭС России» -- является нарушением прав собственников, ибо государство является не собственником-инвестором в данном случае, отдавая такой приказ, а конструктором рынка. Истинные собственники дочерних обществ при этом вынуждены подчиниться, ибо государство имеет право на насилие.

Этично ли достигать благих целей (более ликвидный оптовый рынок, получаемый за более краткий срок) путем применения насилия?

Сторонники быстрых преобразований часто обращаются к метафоре хирурга, который делает больно, но лечит. Однако кто сказал, что вообще могут быть хирурги, которым можно доверить отрасль в таких глобальных вопросах? Что, у нас есть много опытных реформаторов экономики России? Любой «хирург» на этом месте может запросто оказаться переодетым в белый халат слесарем-сантехником. Результат вмешательства вполне может оказаться не лечением, а сам больной помрет от оказанного «лечением» насилия.

Поэтому единственным выходом в данном случае будет запретить насилие. В этой области тоже тупик.

Компромисс: министерство и корпоративные дочки на выданье

В этой патовой этической ситуации возможен компромисс, который позволит принимать решения по реформе таким образом, чтобы потом не было стыдно перед детьми за попранные принципы.

Во-первых, мы считаем необходимым считать холдинги (Российские акционерные общества) министерствами, частью государства, а их менеджеров - чиновниками этого государства. Отсюда функции, которые могут быть у государства: разрешение конфликтов у независимых частных участников рынка, обеспечение единых правил, наказание нарушителей правил.

Во-вторых, необходимо признать дочерние и «внучатые» общества самостоятельными автономными субъектами будущего рынка. Государство не должно вмешиваться в их экономическую и институциональную жизнь, поэтому не должно использовать имеющиеся у него механизмы насилия (в виде постановлений или голосования через пакет акций холдинга) для ограничения прав текущих собственников.

Как может проходить реформа

Строители рынка должны строить рынок, предлагая его технологические правила (в число этих правил не может входить, например, требование иметь ту или иную деятельность, как обособленную). Желающие присоединиться к одной из рыночных площадок смогут это сделать добровольно, а площадка должна быть такой, чтобы нашлись такие желающие.

Строить рынок - это обеспечивать возможность рыночных отношений. Можно подвести лошадь к воде, но нельзя заставить ее напиться. Можно построить рыночную площадку для участников, но нельзя заставлять их присоединяться к этой площадке, иначе уже эта площадка станет министерством со всеми вытекающими из этого недоразумениями. Министерство только поэтому и министерство, что у него нет альтернативы.

Рынок вполне способен работать не только с инкубаторски одинаковыми участниками, а одномоментного «всеобщего» запуска рынка не бывает, реформаторам пора бы прекратить бесплодную дискуссию о «равных начальных возможностях». Крайне сомнительны в этой дискуссии как «равенство», так и «начальность» и даже «возможности».

Собственникам участников рынка нужно позволить подготовиться к дерегулированию самостоятельно, выводя свои предприятия на прибыль путем тех или иных сделок слияния и поглощения с другими собственниками подобных предприятий, или входя в альянс с желающими рискнуть инвесторами. Рынок (а не начальники) немедленно оценит все проекты.

Тем самым в предлагаемой схеме «холдинг-министерство и дочки-настоящие АО» насилия не предполагается, а рынок займет ровно ту роль, которая ему отведена ему теорией: он оценит лучшие предприятия и усомнит ценность худших.

Холдинги будут использовать свое влияние как министерства: одобрять те сделки, которые будут подходить под высокие корпоративные стандарты управления капиталом - форма влияния будет корпоративной, а роль - государственной, надзорной, но не административно-командной, то есть холдинги будут только контролировать активность своих «подданных» на предмет ненасилия по отношению друг ко другу.