Глава двенадцать. Вступительное слово на конференции в Монт Перелин

Я должен признаться, что сейчас, когда настал этот долгожданный момент, мою признательность к вам подавляет чувство изумления перед собственной смелостью, с какой я привел все это в движение, и тревожное чувство ответственности, легшей на меня после того, как я пригласил вас отдать столь много времени и энергии на то, что вполне можно расценить как безумный эксперимент. Я ограничусь здесь простым и глубоко искренним "спасибо".

Но прежде чем я уступлю это место, столь нескромно мною занятое, и предоставлю вам возможность заняться тем, чему я сумел положить начало благодаря благоприятным обстоятельствам, я должен подробнее описать те цели, ради которых я затеял эту встречу и составил программу наших работ. Я постараюсь не слишком испытывать ваше терпение, но даже самые краткие объяснения потребуют некоторого времени. Предпринимая эти усилия, я руководствовался верой в то, что нужно разрешить немалые интеллектуальные задачи, если мы хотим возрождения объединяющих нас идеалов, для которых, при всех злоупотреблениях этим термином, нет лучшего слова, чем -- либеральные. Мы должны не только очистить традиционную либеральную теорию от неких случайных наносов, появившихся со временем, но и встретиться с реальными проблемами, от которых в прошлом увиливал сверх упрощенный либерализм или, можно сказать, которые проявились только в силу того, что либерализм обратился в разновидность застывшего и не изменяющегося суеверия.

Я окончательно убедился в том, что это так, глядя как в разных областях знания и в различных уголках мира люди, воспитанные в различных убеждениях, но одинаково безразличные к партийному либерализму, заново открывали для себя основные принципы либерализма и пытались заново воссоздать либеральную философию в таком виде, чтобы она могла выдержать претензии большинства наших современников, разочаровавшихся в возможностях прежнего либерализма.

В последние два года у меня была возможность посетить различные части Европы и Америки, и меня поразило количество одиноких людей, которые повсюду работали над одними и теми же проблемами и двигались в очень сходном направлении. Работая в полной изоляции или в очень маленьких группах, они были принуждены постоянно отстаивать основные элементы своих убеждений, и редко имели возможность обмениваться мнениями о более конкретных проблемах, поскольку это возможно лишь с теми, кто разделяет тобой основные убеждения и идеалы.

Мне представляется, что эффективная разработка общих принципов либерального порядка возможно только внутри группы людей, которые согласны в основном, которым не приходится на каждом шагу защищать базовые концепции. Но в наше время не только крайне мало число тех, кто в каждой отдельной стране соглашается с базовыми принципами либерализма, но и стоящие перед нами задачи чрезвычайно велики, и есть великая нужда опереться на самый разнообразный опыт.

Для меня оказалось чрезвычайно поучительным наблюдение, что чем дальше продвигаешься на запад, туда, где либеральные институты сохранились пока еще наилучшим образом, и где сравнительно много людей, исповедующих либеральные убеждения, тем менее эти люди готовы подвергнуть исследованию собственные наблюдения, тем более они склонны к компромиссу и к принятию в качестве единственного образца родной им исторически случайной формы либерального общества. С другой стороны, я обнаружил, что в странах либо прямо переживших тоталитарный режим, либо приблизившихся к нему, отдельные люди извлекли из своего опыта куда более отчетливое представление об условиях и ценностях свободного общества. Чем больше я обсуждал эти проблемы с людьми в разных странах, тем сильнее я склонялся к убеждению, что истина не так проста, и что наблюдение за действительным распадом цивилизации преподало ряду независимых европейских мыслителей уроки, которые придется освоить и в Англии и в Америке, если эти страны не хотят испытать ту же судьбу.

Выгоды и преимущества от обмена мнениями и от соединения сил поверх национальных границ могут получить не только исследователи экономики и политики. Я был поражен и тем, насколько более плодотворным может быть обсуждение крупных современных проблем с участием, скажем, экономиста и историка, или правоведа и политического философа, разделяющих некоторые общие предпосылки, чем в кругу коллег по профессии, различающихся своими основными ценностями. Конечно же, политическая философия не может основываться исключительно на экономической теории, и не может быть выражена исключительно в экономических терминах. Представляется, что предстоящие нам опасности являются результатом интеллектуального движения, которое проявилось во всех аспектах человеческой деятельности, и затронуло все ценностные установки. Но если в своей собственной профессиональной области каждый из нас мог научиться распознавать убеждения, способствующие движению к тоталитаризму, мы не можем быть уверенными, что будучи, например, экономистами, под влиянием общей атмосферы нашего времени мы не примем столь же некритично, как и все другие, те самые тоталитарные идеи в области философии или истории, учения о нравственности или праве, которым мы научились противостоять в нашей профессиональной области.

Потребность в международной встрече представителей всех этих многоразличных профессий мне кажется особенно настоятельной потому, что в результате войны не только были надолго нарушены многие обычные связи, но даже в лучших из нас по неизбежности возникли эгоцентризм и национализм, которые плохо согласуются с истинно либеральным подходом к нашим проблемам. Что хуже всего, война и ее последствия создали новые препятствия для восстановления международных контактов, которые для живущих в менее богатых странах по-прежнему непреодолимы без внешней помощи, но, впрочем, достаточно серьезны и для всех остальных. Явно существует потребность в некоей организации, которая поможет заново связать между собой людей с общими убеждениями. Пока не будут созданы соответствующие частные организации, сохранится серьезная опасность все большей монополизации международных связей теми, кто так или иначе был связан с существующими правительственными или политическими механизмами и обслуживал господствующие идеологии. 

С самого начала было очевидно, что постоянно действующая организация такого рода не может быть создана без созыва пробной встречи, на которой может быть проверена полезность этой идеи. Но поскольку в нынешних обстоятельствах такое предприятие неосуществимо без значительных средств, я всего лишь рассказывал об этом плане каждому, кто соглашался слушать, пока к моему большому удивлению счастливый случай не сделал это возможным. Один из наших швейцарских друзей, д-р Хунольд, собрал средства для довольно похожего проекта, который в силу обстоятельств был оставлен, и он сумел убедить доноров направить собранные средства на наш проект.

Только когда сама собой возникла эта уникальная возможность, я осознал, какая ответственность на меня легла, и что теперь я должен обеспечить созыв конференции и, что хуже всего, выбрать участников. Может быть, вы сумеете посочувствовать трудности и смущающей сложности легших на меня задач, и мне не придется извиняться за то, как я со всем этим справился.

В этой связи мне нужно объяснить только одно: в соответствии с моим пониманием нашей задачи, недостаточно, чтобы наши члены обладали тем, что принято называть "здравыми" взглядами. Старый либерал, приверженный традиционным верованиям просто по традиции, плохо пригоден для наших целей -- при всей привлекательности его убеждений. Нам нужны люди, сталкивавшиеся с аргументами другой стороны, сражавшиеся с ними и сумевшие создать позиции, пригодные как для критического анализа враждебных взглядов, так и для защиты собственных. Таких людей на свете еще меньше, чем хороших либералов в старом смысле, а сейчас и последних достаточно мало. Но когда дело дошло до составления списка, я к своему приятному удивлению обнаружил, что число людей, которых я считаю достойными включения в этот список, намного больше, чем я ожидал и чем нужно для созыва конференции. В результате окончательный отбор участников оказался по необходимости произвольным.

Мне остается только сожалеть, что по моей личной вине состав данной конференции несколько несбалансирован, и что историки и политические философы представляют собой относительно слабое меньшинство среди экономистов. Причина этого отчасти в том, что мои личные контакты в этой профессиональной группе более ограничены, да и среди приглашенных не смогли прибыть на конференцию особенно много не-экономистов, а кроме того представляется, что в данной конкретной ситуации экономисты в целом лучше осознают природу непосредственной опасности и настоятельности интеллектуальных проблем, которые следует разрешить, если мы хотим получить шанс на то, чтобы направить развитие в более желательном направлении. Подобной же несбалансированностью отличается и национальный состав участников конференции, и я особенно сожалею об отсутствии представителей Бельгии и Голландии. Я не сомневаюсь, что помимо сознаваемых мною недостатков есть другие, может быть и более серьезные, допущенные мною невольно, и единственное, что мне остается, это просить вас о снисхождении и о помощи, чтобы в будущем у нас был полный список всех тех, на сочувственную и деятельную поддержку которых мы можем рассчитывать.

Мне придает смелости то, что все приглашенные выразили сочувствие целям конференции и желание при возможности в ней участвовать. И если многие при всем этом не приехали, то только в силу тех или иных объективных трудностей. Возможно, вы захотите узнать имена тех, кто был бы рад при возможности участвовать в нашей конференции, и выразил свое сочувствие ее целям. [Затем я прочитал следующий список: Constantino Bresciani-Turroni (Рим); William H. Chamberlin (Нью Йорк); Rene Courtin (Париж); Max Eastmen (Нью-Йорк); Luigi Einaudi (Рим); Howard Ellis (Беркли, Калифорния); A.G.B. Fisher (Лондон); Eli Heckscher (Стокгольм); Hans Kohn (Нортхемптон, Массачусетс); Walter Lippmann (Нью Йорк); Friedrich Lutz (Принстон); Salvador de Madariaga (Оксфорд); Charles Morgan (Лондон); W.A. Orton (Нортхемтон, Массачусетс); Arnold Plant (Лондон); Charles Rist (Париж); Michael Roberts (Лондон); Jacques Rueff (Париж); Alexander Rustow (Стамбул); Franz Schnabel (Гейдельберг); W.J.H. Sprott (Ноттингем); Roger Truptil (Париж); D. Villey (Пуатье); E.L. Woodward (Оксфорд); H.M. Wriston (Провиданс, Род Айленд); G.M. Young (Лондон). Хотя они и не присутствовали на встрече в Монт Пелерин, все поименованные позднее согласились присоединиться к обществу в качестве членов-основателей.]

Упомянув тех, кто по временным причинам не смог быть с нами, я должен также помянуть тех, на чью поддержку я особенно рассчитывал, но кто уже никогда не будет с нами. Те двое, с которыми я особенно подробно обсуждал план этой встречи, -- не дожили до реализации плана. Впервые я набросал план три года назад перед маленькой группой в Кембридже [см. главу 8 -- амер. изд.], где председательствовал сэр Джон Клэпхэм, проявивший большой интерес, но неожиданно умерший год назад. А менее года назад я обсуждал все подробности плана с другим человеком, вся жизнь которого была посвящена нашим идеалам и проблемам -- с Генри Саймонсом из Чикаго [см. оценку Саймонса в связи с этим у J. Bradford De Long, "In Defense of Henry Simons's Standing as a Classical Liberal", Cato Journal, vol. 9, no.3, Winter 1990, pp. 601--618 -- амер. изд.]. Несколько недель спустя его не стало. Если наряду с ними я упомяну гораздо более молодого человека, который также очень заинтересовался моими планами и которого, если бы он остался жить, я надеялся увидеть в роли нашего постоянного секретаря, для чего Этьен Манту был идеально подготовлен, -- вы поймете, сколь тяжелые потери понесла наша группа уже перед первой встречей.

Если бы не эти трагические смерти, мне не пришлось бы в одиночестве открывать эту конференцию. Признаюсь, что в некий момент эти удары совершенно пошатнули мою готовность осуществлять план и дальше. Но когда появились возможности, я почувствовал, что обязан сделать, что смогу.

Следует отметить еще один момент, связанный с участием в конференции. Среди нас присутствуют ряд постоянных авторов периодических изданий -- не ради того, чтобы опубликовать репортаж о встрече, но потому что у них есть наилучшие возможности для распространения идей, которым мы все преданы. Чтобы устранить возможные сомнения, должен заметить, что если только и до тех пор, пока вы не решите иначе, все это следует рассматривать как частное собрание, и все произнесенное в ходе дискуссий будет "не для записи".

Из предметов, предложенных мной для систематического обсуждения на этой конференции и, как представляется, одобренных большинством членов, первым является отношение между тем, что называют "свободным предприятием" и действительно конкурентным порядком. Мне представляется, что это самая большая и некоим образом самая важная проблема, и я надеюсь, что ей будет посвящена значительная часть наших дискуссий. Для нас важнее всего достичь ясности и прийти к согласию относительно повсеместно желательной программы экономической политики именно в этой области. Представляется, что именно эта совокупность проблем сильнее всего привлекает большинство присутствующих, и прежде всего здесь требуется соединение результатов независимых параллельных исследований, осуществлявшихся в различных концах мира. Число конкретных проблем здесь практически бесконечно, поскольку адекватная их трактовка и представляет собой завершенную программу либеральной экономической политики. Вполне вероятно, что после обсуждения общих проблем в этой области вы предпочтете обсуждать более частные вопросы в отдельных секциях. Быть может, таким образом мы сумеем дополнительно обсудить ряд тем, о которых я упоминал в одном из циркуляров, либо проблему инфляционного хозяйства, которое, как справедливо отмечали некоторые из присутствующих, является в данный момент в большинстве стран основным инструментом насаждения коллективизма. Может быть лучше всего посвятить одно-два заседания общим вопросам, а в конце выделить полчаса для определения дальнейшего плана действий. Я предлагаю посвятить сегодня послеполуденное время и весь вечер рассмотрению общих вопросов, и быть может, вы позволите мне сегодня после полудня сказать об этом еще несколько слов. Я взял на себя смелость попросить профессора Аарона Директора из Чикаго, профессора Вальтера Ойкена из Фрейбурга и профессора Мориса Аллэ из Парижа выступить со вступительными докладами, и я уверен, что после этого у нас будет предостаточно пищи для дискуссий.

При всей чрезвычайной важности принципов экономической организации общества, по ряду причин я надеюсь, что еще в первой части конференции мы найдем время для ряда других вопросов. Возможно, все согласятся, что корни предстоящих нам политических и социальных опасностей не являются чисто экономическими, и что необходимо пересмотреть также и неэкономические концепции, доминировавшие в нашем поколении, если мы действительно хотим сохранить свободное общество. Я уверен, что если в самом начале конференции мы охватим более широкий круг вопросов и посмотрим на наши проблемы с разных точек зрения, прежде чем перейдем к более техническим или частным вопросам, мы сможем быстрее войти в суть проблем.

Возможно, вы согласитесь, что истолкование истории и преподавание ее на протяжении жизни последних двух поколений были среди главных инструментов распространения преимущественно антилиберального понимания дел человеческих: распространенный фатализм, рассматривающий все происшедшее как неизбежное следствие великих законов необходимого исторического развития; исторический релятивизм, отрицающий любые нравственные критерии, за исключением результата -- успеха или неудачи; акцентирование массовых движений, противопоставляемых индивидуальным достижениям; подчеркивание того, что не власть идей, а материальная необходимость есть сила, определяющая будущее, -- все это различные грани проблемы не менее важной и почти столь же широкой, как и проблема экономики. В качестве отдельного предмета для дискуссий я предложил только один аспект из этой широкой области -- отношение между историографией и политическим образованием, но отсюда идет переход к более широкой проблеме. Я счастлив, что мисс Веджвуд и профессор Энтони согласились открыть дискуссию на эту тему.

Мне представляется очень важным полностью осознать, что многие элементы распространенной формы либерализма (на континенте и в Америке в большей степени, чем в Англии), с одной стороны -- напрямую уводили своих последователей в тенета социализма или национализма, а с другой -- отпугивали многих из тех, кто разделял основные ценности индивидуальной свободы, но кого отталкивал агрессивный рационализм, не признающий никаких ценностей, если их полезность (относительно совершенно неясной конечной цели) не может быть удостоверена индивидуальным разумом, и предполагающий, что наука может говорить нам не только о сущем, но и о должном. Лично я убежден, что этот ложный рационализм, приобретший влияние в годы французской революции, а в последнее столетие воздействовавший на умы главным образом через родственные движения позитивизма и гегельянства, порожден интеллектуальным высокомерием, противостоящим тому интеллектуальному смирению, которое является сущностью истинного либерализма, благоговейно взирающего на те спонтанные социальные силы, через которые индивидуум творит вещи, недоступные его пониманию. Именно этот нетерпимый и свирепый либерализм является той основной силой, которая, особенно на континенте, нередко выталкивала религиозных людей в не очень-то подходящий им лагерь реакции. Я убежден, что пока не будет положен конец вражде между истинно либеральными и религиозными убеждениями, нет надежды на возрождение сил либерализма. В Европе есть много признаков того, что такое примирение сегодня достижимей, чем когда-либо прежде, и что многие люди с этим связывают надежду на сохранение идеалов западной цивилизации. Именно по этой причине я особо побеспокоился, чтобы вопрос об отношении между либерализмом и христианством стал отдельным предметом в наших дискуссиях; и хотя не приходится рассчитывать, что мы сумеем в этот раз далеко продвинуться в этом вопросе, важно отчетливо поставить перед собой эту проблему.

Также мной предложены для дискуссии вопросы о практическом применении наших принципов к проблемам современности (в отличие от вопросов о самих принципах). Насущность проблемы будущего Германии и вопрос о возможности и перспективах европейской федерации таковы, что обойти их не может никакая международная группа исследователей политики, даже если мы в результате обмена мнениями всего лишь несколько прочистим наши представления. В обоих этих вопросах, больше чем в любых других, современное общественное мнение является главной помехой любому разумному рассмотрению, и наш долг не уклониться от их обсуждения. Признаком чрезвычайной сложности этих проблем является то, что лишь с величайшим трудом мне удалось найти желающих открыть дискуссию по этим двум вопросам.

Есть еще одна тема, которую я считал бы нужным обсудить, поскольку она представляется центральной для нашей проблемы -- что представляет собой господство правовых принципов (rule of law) и каких условий оно требует. Я оставил ее в стороне, потому что для ее адекватного обсуждения пришлось бы расширить круг приглашенных за счет юристов. Этому помешала, опять-таки, моя недостаточная осведомленность, и сейчас я упомянул эту проблему только чтобы показать, сколь широко нам следует раскинуть сети, чтобы постоянно действующая организация могла достаточно компетентно подходить ко всем возможным аспектам наших проблем. Похоже, что предложенная программа уже достаточна для этой одной конференции, и теперь я хочу кратко затронуть еще пару вопросов.

Что касается формальной организации конференции, я не думаю, что нам нужно обременять себя сколь-нибудь обширным аппаратом. Для председательства на первой встрече нельзя и пожелать более квалифицированного человека, чем профессор Раппард, и я уверен, что вы позволите мне от вашего имени поблагодарить его за согласие. Но не следует взваливать бремя постоянного председательства на него или на кого-либо другого. Лучшим выходом была бы ротация, и если вы согласны, мы на первом заседании выберем председательствующих на несколько последующих заседаний. Если вы согласны с программой первой части конференции, то до обсуждения программы второй части, то есть до специального вечернего заседания в понедельник, у нас почти не будет организационных проблем. Вероятно, было бы разумно на этом заседании выбрать небольшой оргкомитет из 5 или 6 человек, который бы детализировал согласованную нами программу и, по обстоятельствам, вносил в нее необходимые изменения. Может быть, желательно назначить секретаря конференции или, что еще лучше, двух секретарей, чтобы один следил за соблюдением программы, а другой отвечал за общие организационные вопросы. Полагаю, на данной стадии этого было бы вполне достаточно.

Есть еще один организационный момент, о котором я, пожалуй, упомяну сейчас. Я, естественно, понимаю, что сейчас забираю время у деловой части дискуссии. Но ведь ничего не было подготовлено, да и выглядело это неуместным, для получения стенограммы обсуждений. Помимо технических трудностей, это нарушило бы частный и неформальный характер наших дискуссий. Я надеюсь, что участники сами кратко зафиксируют свои выступления, так что если конференция решит в какой-либо форме опубликовать основные результаты обсуждений, им будет несложно изложить на бумаге существо своих высказываний.

Есть также вопрос о языке. В предварительной переписке я неявно предполагал, что все знают английский, а поскольку для большинства это так и есть, нашу работу сильно облегчит использование главным образом английского. Мы не так богаты, как официальные международные организации, которые располагают штатами переводчиков. Мне кажется разумным, чтобы каждый участник использовал тот язык, на котором он будет лучше понят остальными.

Непосредственной целью этой конференции является, естественно, помощь сравнительно небольшой группе тех, кого в разных концах мира привлекают одинаковые идеалы, в установлении личных контактов, в обмене опытом и, быть может, во взаимном ободрении. Я уверен, что если через десять дней мы достигнем хотя бы этого, то вы согласитесь со мной в том, что встречу стоило организовать. Но я надеюсь и на большее, на то, что этот опыт сотрудничества окажется настолько успешным, что мы захотим продолжить его в той или иной форме.

Сколь бы малым ни было число людей, разделяющих наше мировоззрение, среди них есть гораздо больше компетентных в очерченных мною проблемах ученых, чем находится сегодня здесь. Я и сам мог бы составить список в два или три раза более длинный, а исходя из уже полученных предложений видно, что все вместе мы можем без труда составить список , включающий несколько сот живущих в разных странах мужчин и женщин, которые разделяют наши убеждения и хотели бы работать ради них. Я надеюсь, что мы, тщательно отбирая имена, составим такой список и придумаем, как облегчить им общение между собой. Начало такого списка я кладу на стол, и надеюсь, что вы добавите сюда столько имен, сколько сочтете нужным, а также обозначите своею подписью, какие из предложенных другими кандидатур вы хотели бы поддержать и сообщите мне, может быть в частном порядке, кого из включенных в список вы считаете неподходящим участником постоянной организации. Может быть, мы будем включать имена только тех, кого поддержат двое или трое из участников сегодняшнего заседания, и может оказаться желательным в дальнейшем создать небольшой отборочный комитет, который подготовит окончательный список. Я предполагаю, что в этот список будут включены все приглашенные, но не смогшие прибыть на конференцию.

Существует множество форм организации такого рода регулярных контактов. Когда в одном из моих циркуляров я использовал несколько высокопарное выражение "Международная академия политической философии", я намеревался с помощью термина "академия" подчеркнуть один аспект, представляющийся мне существенным для достижения целей такой постоянной организации: она должна оставаться закрытым обществом, открытым не всем и каждому, но только тем, кто разделяет наши общие убеждения. Для этого нужно, чтобы новые члены принимались только в результате выборов, и чтобы мы воспринимали принадлежность к нашему кругу столь же серьезно, как это свойственно великим научным академиям. Я не предлагаю вам назвать нас академией. Если вы решите образовать общество, то вам и выбирать для него имя. Меня привлекала идея назвать его Обществом Актона-Токвилля, а кто-то предложил добавить имя Якоба Буркхардта в качестве третьего святого покровителя. Но на данной стадии этот вопрос можно и не рассматривать.

Помимо того важного момента, что наше создание должно иметь форму закрытого общества, у меня нет идей по поводу организации. Есть основания настаивать, чтобы, по крайней мере вначале, организация была минимально формальной, может быть не более, чем своего рода общество по переписке, в котором членский список служит всего лишь облегчению взаимных контактов. Если бы было возможно -- боюсь, что нет -- устроить так, чтобы каждый участник обеспечивал всех других репринтами или мимеокопиями собственных работ, это во многих отношениях было бы наилучшим из всего возможного. С одной стороны, мы избежали бы сопутствующей всякому специализированному журналу опасности обращаться лишь к уже обращенным, а с другой -- мы узнавали бы о параллельной или дополняющей деятельности всех остальных. Но следует достичь обоих желательных результатов: плоды нашей деятельности должны доходить до широкой публики и не ограничиваться лишь теми, кто уже с нами, а в то же время члены группы должны знать о достижениях всех остальных. Это значит, что нам следует, по крайней мере, рассмотреть возможность того, что рано или поздно мы будем издавать журнал.

Может придти момент, когда мы не в силах будем достичь большего, чем такая неформальная организация, поскольку на большее мы просто не соберем денег. При наличии больших средств, можно было бы сделать многое. Но при всей желательности этого, я буду удовлетворен и таким скромным началом, если для большего придется как-либо ограничить нашу независимость.

Сама эта конференция показывает, как стремление к нашей цели зависит от доступности некоторых финансовых средств, и мы не можем рассчитывать на постоянную удачу в добывании денег, как в этот раз, когда деньги безо всяких условий или ограничений поступили из швейцарских, главным образом, и американских -- в виде оплаты транспортных расходов американских участников -- источников. Я хотел как можно раньше уверить вас в этом отношении и, одновременно, выразить нашу величайшую признательность д-ру Хунольду, который собирал деньги в Швейцарии, и м-ру В.Г. Лухноу из благотворительного фонда Уильяма Волкера в Канзас-сити, сделавшего возможным участие наших американских друзей, за их помощь в этом отношении. Мы еще в долгу у д-ра Хунольда за хлопоты по устройству всего этого: благодаря его заботам и предусмотрительности мы пользуемся всеми этими удобствами.

Мне кажется, что лучше не начинать обсуждение упомянутых мною практических задач пока мы не познакомимся друг с другом получше и не осознаем возможности взаимного сотрудничества. Я надеюсь, что в ближайшие дни в частных беседах эти вопросы будут обсуждены и наши идеи постепенно откристаллизуются. Когда после трех дней работы и еще трех дней менее формального общения мы возобновим рабочие заседания, одно из них, быть может, мы посвятим систематическому обсуждению этих возможностей. До этого момента я откладываю попытки убедить вас в преимуществах имени, предложенного мною для названия общества, так же как любые обсуждения принципов и целей, которым должна подчиняться наша деятельность.

А в данное время мы являемся просто конференцией Монт Пелерин, и вам нужно установить правила ее проведения. Теперь все процедуры и судьба конференции в ваших руках.