Глава 4. Ничтожность патента (санкция на случай нарушения норм, касающихся права на патент)

ГЛАВА IV. Ничтожность патента (санкция на случай нарушения норм, касающихся права на патент)

I. § 143. Постановка вопроса.

II. Случаи, когда возможно объявление ничтожности. § 144. Взаимное соотношение трех возможных случаев. § 145. А. Недостаточность описания. § 146. В. Выдача патента не по принадлежности. § 147. С. Выдача не согласно установленным правилам. Общий критерий. § 148. Отдельные казусы.

III. § 149. Порядок объявления ничтожности патента.

I

§ 143. С момента выдачи патента возникают юридические отношения между патентодержателем и третьими лицами. Этим отношениям будет посвящена третья книга настоящего тома. Но прежде чем перейти к их изложению, мне необходимо остановиться на одном специальном институте патентного права, в коем уже появляются третьи лица, но который, по существу своему, должен быть отнесен к настоящей, второй, книге, ибо он составляет естественное завершение юридического отношения между изобретателем и органами власти по поводу права на патент. Я подразумеваю, конечно, институт признания патента ничтожным.

Дело представляется в следующем виде: по общему правилу, все тягости патентного права возникают и существуют для третьих лиц только с тех пор, как выдан патент¹. Следовательно, первым и самым простым способом защиты для третьих лиц является доказывание, что патент вообще данному изобретателю не мог быть выдан. Раз можно доказать, что Комитет выдал патент с нарушением установленных правил, - самый патент объявляется ничтожным, и, как следствие, отпадает и всякий вопрос об ответственности третьих лиц. Таким образом, институт уничтожения патентов является санкцией, гарантирующей соблюдение тех норм, коими регулируется право на патент.

В действующем законе уничтожение патентов предусмотрено ст. 26 и 29 (п. 4 и 5), которые, к сожалению, допускают систематические и терминологические неточности. Терминология их представляется невыдержанной уже потому, что один и тот же институт обозначается в ст. 26 как «признание привилегии недействительной», а в ст. 29 - как «прекращение действия привилегии»². Систематическая же ошибка заключается в том, что в ст. 29 наряду с (3) случаями действительного прекращения законно выданных привилегий (п. 1-3) поставлены, без всякой оговорки, и два случая объявления недействительности (п. 4 и 5), несмотря на то громадное юридическое различие, которое имеется между прекращением законно существовавшего юридического отношения (déchéance) и объявлением, что это отношение с самого начала было ничтожным³ (nullité). Впрочем, по существу дела, Положение не смешивает двух институтов: так, несомненно, что двухлетний срок, установленный ст. 26, относится только к недействительности патентов. Оставляя вопрос о прекращении патентов до того места, которое ему принадлежит систематически (см. кн. III, гл. 5), я буду разбирать здесь исключительно вопрос об объявлении ничтожности.

II

§ 144. Постановления нашего закона о том, когда возможно признание патента недействительным, редактированы весьма неаккуратно. Основная статья гласит: «Статья 29. Действие привилегий прекращается... 4)если судом будет признано, что привилегия выдана не по принадлежности или не согласно установленным правилам (ст. 26), и 5) если будет доказано, что приложенное к прошению о выдаче привилегии описание (ст. 6) недостаточно для приведения изобретения или усовершенствования в исполнение, без помощи изобретателя».

---

¹ Как я подробно указывал выше, охранительное свидетельство, само по себе, не охраняет прав изобретателя и, следовательно, не создает обязанностей воздержания для третьих лиц. См. т. I, стр. 376-379, § 136, in fine.

² Ср. Положение, ст. 27.

³ Неточность Положения, по-видимому, повлияла на то, что г. Катков (О привилегиях на промышленные изобретения, Харьков, 1902) излагает оба института в одной главе и под неточным заголовком «Прекращение привилегий» (стр. 202). По существу он, впрочем, различает обе формы (стр. 209-210).

394

---

Уже на первый взгляд может показаться странным, почему эта статья выделяет в специальный пункт (п. 5) случай неполноты и неясности описания, в сущности, вполне подходящий под общую формулу п. 4: «не согласно установленным правилам». Ведь несомненно, что выдача патента по неполному и неясному описанию есть очевидное нарушение установленных ст. 6 правил. Я думаю, что выделение особого пятого пункта может быть объяснено разумным образом (т.е. вне указаний на редакционный промах) только тем, что в п. 4 есть ссылка на ст. 26, не повторяющаяся в пункте пятом. Ссылка же эта может иметь громадное практическое значение: ст. 26 вводит краткую двухлетнюю давность для исков о ничтожности патентов. И, следовательно, можно предположить, что Положение допускает иски о признании патента недействительным по истечении двухлетнего срока со дня его обнародования - в одном лишь случае недостаточного описания. Я считаю нужным, однако, отметить, что такое толкование^* не подтверждается историческою справкою: ст. 17 проекта III² не оговаривала специально случаев неполноты описания и устанавливала для всех привилегий, выданных «вопреки установленным правилам», единый двухлетний срок; теперешний 5-й пункт выделен Государственным Советом, по-видимому, из соображений редакционных, и журналы не содержат указаний на то, чтобы в мыслях законодателя это выделение соединено было с неподчинением данных исков о ничтожности общему сроку давности, установленному в ст. 26. Да и самый текст этой последней (также сочиненный в Государственном Совете) отнюдь не благоприятен для предложенного выше толкования: статья эта категорически указывает, что «по истечении сего срока (т.е. двух лет) привилегия может быть признана недействительной только по приговору уголовного суда в случае возбуждения уголовного преследования». Между тем очевидно, что спор о недостатках описания будет разбираться не в уголовном, а в гражданском суде.

Из сказанного вытекает, что текст закона не дает точного ответа на вопрос: имеет ли какое-нибудь юридическое значение то противопоставление двух последних пунктов, которое сделано в ст. 29?

---

^* В том же смысле, Катков, стр. 212. См.т. 1,стр. 186.

595

---

§ 145. А. Итак, первым и несомненным поводом к уничтожению патента является недостаточность приложенного к прошению о выдаче привилегии описания.

Появление этого повода ничтожности в русском Положении представляется довольно неожиданным. Конечно, недостаточность описания должна быть указана как причина ничтожности патента в тех странах, где патенты выдаются без предварительного рассмотрения: без нее, очевидно, не могло бы обойтись ни французское¹, ни итальянское², ни бельгийское³, ни швейцарское⁴ законодательства. Но в странах, где прошения о выдаче привилегий подвергаются более или менее строгому предварительному рассмотрению, где специальное учреждение устанавливает, что изобретение описано достаточным образом (Англия) или что изобретение не только описано достаточным образом, но еще и ново (Германия, Австрия, Россия), вторичное обсуждение в суде вопроса о ясности и точности описания представлялось бы, по-видимому, излишней строгостью по отношению к изобретателю. И действительно, мы видим, что ни одно из перечисленных иностранных государств не знает уничтожения патента вследствие недостатков описания⁵: одна только Россия составляет в этом отношении исключение. Русский закон, значит, исходит из представления о возможности, что Комитет установит новизну такого изобретения, которое и понять-то, в сущности, невозможно. Мне могут возразить, что Комитет не гарантирует новизны патентованного изобретения: я скажу тогда, что во всяком случае Комитет должен удостоверить, «что на то же изобретение или усовершенствование прежде того никому другому не было выдано привилегии» (ст. 20, п. 6). Каким же образом можно удостоверить отсутствие более раннего патента на такую вещь, которой из описания уразуметь невозможно⁶?

---

¹ Французский закон 5 июля 1844 г., ст. 30, 6°.

² Итальянский закон 30 октября 1854 г., ст. 57,4°.

³ Бельгийский закон 24 мая 1854 г., ст. 24, Ь.

⁴ Швейцарский закон 29 июля 1888 г., ст. 10,4°.

⁵ Германия: закон 7 апреля 1891 г., ст. 10. «Die Unvollkommenheit der Patentbeschreibung und- Zeichnungen kann zwar unter Umstanden zum Nachtheile des Patentträgers das Patent praktisch werthlos machen, ein Nichtigkeitsgrund aber kann daraus nicht abgeleitet werden». Patentamt, 15 августа 1878 г., Gareis, I, стр. 310. Reichsgericht, 15 декабря 1890 г., Gareis, IX, стр. 235-270. Ср. точные указания в комиссии рейхстага, Bericht der Vu Kommission etc., Berlin, 1877, стр. 19-20. Есть контроверза, см. Gareis, в Busch's Archiv, XLVI, стр. 94; Kohler, стр. 355. Австрия, закон 11 января 1897 г., ст. 28. Англия: прямых указаний в законе нет; ср. Wallace, стр. 578 и 586 (в разным смыслах!).

⁶ Дабы дать разумное объяснение указанному противоречию, приходится предположить, что п. 5 имеет в виду специальные приемы, практические указания, без знания коих невозможно выполнить изобретения. Само по себе изобретение представляется ясным и понятным, а осуществить его, покуда не указаны подобные «ухватки», - невозможно. Только специалисты-техники могут ответить на вопрос: возможны ли описания, страдающие именно этого рода недостатком? ¹ См. т. I, стр. 385-386.

396

---

Неудобства, сопряженные с существованием п. 5 ст. 29, усугубляются его редакцией. Указанный пункт трактует об описании, приложенном к прошению о выдаче привилегии; и текст его настолько категоричен, что (несмотря на несомненную наличность редакционного промаха) комментатор принужден считаться с точным смыслом статьи. Дело в том, что в делопроизводстве Комитета необходимо различать два описания: то, которое подается изобретателем при первоначальном прошении (вместе с эвентуальными приложениями, см. ст. 6, in fine), и то, которое печатается в своде привилегий и в выданном патенте. Совпадение этих двух редакций описания отнюдь не является, само по себе, необходимым. Нередко общее присутствие Комитета, в качестве 2-й инстанции, перерешает дела и выдает патенты только потому, что в поданной жалобе оно усматривает «объяснение тех частей первоначального описания», которые были признаны неясными первою инстанцией: в этих случаях опубликованное описание по необходимости будет скомбинировано из того, что было в описании, поданном при прошении о выдаче привилегии, и того, что привнесла жалоба. Могут быть и обратные случаи: перед опубликованием описаний Комитет подвергает их некоторым редакционным исправлениям с точки зрения стиля и терминологической правильности. Никто не может, однако, поручиться, что под видом редакционных исправлений Комитет, по ошибке, не исключит совершенно без ведома изобретателя из первоначального описания существенных частей (практика показывает, что в данном отношении деятельность Комитета сводится почти исключительно к сокращению текстов описаний).

Таким образом, печатное описание может быть и полнее, и уже того описания, которое было подано при прошении о выдаче привилегии. Текст п. 5 не дозволяет подставлять первое на место второго. Решающим является не то описание, которое доступно публике, а то, которое хранится в рукописном виде при делах Комитета. Подобная постановка дела может повлечь, повторяю, массу неудобств: однако она является единственной возможной, если мы вспомним, что описания «редактируются» Комитетом перед печатанием без ведома изобретателей¹. Несомненно однако, что при точном соблюдении п. 5, указанная выше (см. стр. 388-389) практика общего присутствия является неправильной: quod initio vitiosum erat, не может conva-lescere путем добавок, изложенных в жалобе.

Итак: первой причиной, влекущей признание патента недействительным, является недостаточность того описания, которое было подано при прошении о выдаче привилегий, поскольку эта недостаточность не восполнена дополнительными прошениями, поданными в 3-месячный срок (но не иными какими-либо документами, в том числе и не печатным официальным описанием).

De lege ferenda желательно, чтобы официальное печатное описание редактировалось в окончательной форме с ведома и согласия изобретателя (как это ныне делается для патентных формул; см. т. I, стр. 388-389), - и затем, чтобы решающей являлась именно эта окончательная редакция, а не какая-либо иная. Сама желательность сохранения п. 5 является спорной.

§ 146. В. Вторым поводом к уничтожению привилегии является возможность оспорить «принадлежность привилегированного изобретения или усовершенствования в целом составе, или в некоторых его частях» (ст. 26). «Привилегия прекращается, прибавляет ст. 29, - если судом будет признано, что привилегия выдана не по принадлежности».

Относительно толкования термина «принадлежность изобретения», точно так же, как и соответствующего ему термина «присвоение изобретения» (ст. 10 и 15), мною высказано было в подробностях мое мнение в гл. 2 настоящей книги. Я показал: 1) что русский закон не знает американской системы («привилегия выдается тому, кто первый сделал изобретение»); 2) что привилегии выдаются в России первому заявителю, и 3) что под присвоением изобретений нужно разуметь нарушение тех договорных отношений, которые существуют между сторонами по поводу заявки.

Ввиду того громадного значения, который может иметь практически данный вопрос, я позволю себе дополнить приведенные три тезиса указаниями на те выводы, к которым пришел, разбирая те же статьи, г. Катков ². «Законы о привилегиях созданы с целью дать вознаграждение изобретателям..., - говорит он³. - Этого общего правила держится и наш закон. По ст. 2 Пол. привилегия выдается изобретателям». Однако, говорит автор, заявка как таковая с точки зрения общественных интересов «может быть большей заслугой, чем самый факт изобретения»⁴. Поэтому вполне оправдывается «постановление нашего законодательства о том, что привилегия на изобретение или усовершенствование выдается первому лицу, заявившему о том ходатайство»⁵. Затем автор сейчас

---

¹ См. том I, стр. 386.

² Катков, Ор. cit., стр. 54-68.

³ Ibidem, стр. 55.

⁴ Ibidem, стр. 56.

⁵ Ibidem.

398

---

же оговаривается: «В такой общей форме, однако, правило это не всегда может быть справедливо. Нужны иногда исключения для поддержания основной тенденции патентных законодательств, в частности ст. 2 нашего Положения. Закон поэтому постановляет, что в случае возбуждения против первого просителя обвинения в присвоении себе чужого изобретения или усовершенствования, делается исключение из общего (?) правила: дело о выдаче приостанавливается до решения суда по этому вопросу»¹.

Из приведенных отрывков явствует, что г. Катков не толкует Положения, а только сопоставляет отдельные его статьи, указывая правно-политические моменты, могшие лечь в основание каждой из них. Он считает, например, что основной тенденцией нашего закона является выдача патентов изобретателям: но сам же признает, что эта тенденция осуществлена в законе практически - в крайнем случае - лишь в одном месте, в конце ст. 15² (одновременные заявки). Таким образом, взаимное соотношение ст. 2 и 15 остается у г. Каткова совершенно невыясненным. Но главная ошибка автора заключается в том, что он все-таки предполагает возможным «возбуждение против первого просителя обвинения в присвоении себе чужого изобретения». Я позволю себе спросить: по какой именно статье Уложения будет предъявляться это обвинение? Деяние, которое указано г. Катковым в виде примера на стр. 56 (инженер-фабрикант и служащий), не подойдет ни под кражу, ни под мошенничество, ни даже под присвоение. Исходя, таким образом, из положения, что в России уголовный закон ни в какой форме не защищает незаявленного изобретения, я позволяю себе остаться при убеждении, что «присвоение изобретений» можно толковать только так, как это сделано мною выше (см. стр. 398, и т. I, стр. 329).

Следовательно, вторым поводом к уничтожению привилегии является возможность оспорить принадлежность изобретения, в смысле возможности доказать, что заявитель нарушил связывавшие его по отношению к протестующему договорные (или quasi-договорные) отношения; об этих последних, см. в подробностям вторую часть гл. 2 настоящей книги.

---

¹ Катков, Ор. cit., стр. 56.

² Даже в этом случае предлагаемое г. Катковым решение не вполне соответствует тексту закона. В случае одновременной заявки, говорит он (стр. 59), «просителям предоставляется или войти в соглашение, или перенести дело в суд для решения спора о первенстве изобретених». Я отмечу: 1) что текст закона в ст. 2 говорит о «самих изобретателях», т.е. совершенно не затрагивает понятия первого изобретателя, и 2) что ст. 15 говорит также не о первенстве изобретения, а о первенстве на получение привилегии; между тем первенство на получение привилегии, может быть, будет устанавливаемо судом не по первенству изобретения; подставляя искомый материальный принцип на место имеющегося в законе формального, г. Катков допускает герменевтическую ошибку...

399

---

Возможность оспорить принадлежность изобретения есть повод только к уничтожению привилегии: важный недосмотр закона, с которым, однако, нужно считаться, пока он не изменен формально. По этому вопросу я также не могу согласиться с г. Катковым, утверждающим, что в законе будто бы «нет указаний на последствия успешного процесса»¹ для лица, возбудившего протест по ст. 10 или иск по ст. 26. Исходя из соображений, «что цель иска будет заключаться в желании получить участие в привилегии, а не в желании уничтожить ее»², г. Катков предполагает возможность ввести в наше право институт патентной суброгации, утверждая, что «ничто не мешает (суду) постановить в споре о принадлежности (ст. 26) решение об отчуждении патента действительному правопреемнику изобретателя»³. К сожалению, в законе есть именно что-то, что мешает провести указанное толкование, как бы оно ни было желательно; и это что-то есть точный смысл ст. 29: «привилегия прекращается ... если судом будет признано, что она выдана не по принадлежности».

De lege ferenda, конечно, было бы желательно ослабить строгость ст. 29 и допустить, чтобы в случае действительно оспоренной принадлежности изобретения патент не был уничтожаем, а переводился на имя оспаривателя^*.

§ 147. С. Третьим и последним поводом уничтожения патента является выдача не согласно установленным правилам. Этот пункт возбуждает еще больше сомнений, чем оба предыдущие.

---

¹Катков, Ор. cit., стр. 62.

² Ibidem.

³ Ibidem, стр. 65, примечание, и стр. 212.

^* Господин Катков не знает, что в тексте Журнала Государственного Совета есть одно замечание, косвенно опровергающее его, Каткова, мнение о допустимости суброгации. Дело заключается в следующем. Статья 18 проекта III указывала, что «о прекращении привилегии публикуется во всеобщее сведение, и тогда всякий имеет право беспрепятственно пользоваться тем изобретением или усовершенствованием, на которое была выдана привилегия». Государственный Совет вычеркнул последнюю фразу по следующим соображениям (Журнал, стр. 12): «Указанное последствие публикации о прекращении привилегии не будет иметь место в случае признания судом, что привилегия выдана не по принадлежности, так как лицо, оспаривавшее судебным порядком права получившего привилегию лица, может само возбудить ходатайство о выдаче ему привилегии». Следовательно, если выигравшая сторона может возбудить ходатайство о выдаче ей привилегии (очевидно, новой привилегии, так как спорная уже выдана), то ни о какой суброгации не может быть и речи. Впрочем, и самая выдача новой привилегии является трудно мыслимою.

400

---

Основным началом законодательной техники по вопросу об уничтожении выданных патентов является возможно большая точность и определенность поводов к такому уничтожению. Если отказ в выдаче просимого патента может иметь весьма невыгодные последствия для изобретателя, то во сколько раз большее потрясение всего экономического положения данного лица может произвести уничтожение такого патента, который уже был выдан, на основании которого уже проводилась фабрикация и в силу которого уже исчислялись торговые конъюнктуры? Напомню пример брака: отнюдь не все impedimenta влекут за собой признание брака, совершенного вопреки их постановлениям, ничтожным; законодательство может произвольно умножать их количество; но тем более скупо выделяет он некоторые (точно определенные!) в категорию dirimenta. To же самое, хотя и в более слабой степени, применимо и к патентам. Можно не допускать, по тысяче причин, возникновения патентного отношения: но раз оно возникло, раз с ним считаются установившиеся интересы, невозможно быть достаточно скупым и определенным в исчислении поводов, могущих повлечь уничтожение того, что было. Руководясь этим принципом, новейшие законодательства и доктрина идут путем, прямо противоположным¹ тому, которому следует наше Положение². Французские юристы выражают новейшую тенденцию максимой: toutes les nullités sont de droit strict³.

Уничтожение привилегий, выданных вообще не согласно установленным правилам, является, таким образом, резким диссонансом. И задача толкователя должна свестись к тому, чтобы выяснить возможно точнее^*, какие именно нарушения правил наш закон облагает столь суровой карой. Ибо не нужно забывать, что указанная широкая формула обнимает собой нарушения каждой из ничтожнейших норм, заключающихся в тридцати одной статье Положения, не считая инструкций. Между тем очевидно, что, напр., привилегия, выданная с нарушением правил о гербовом сборе, не может быть уничтожена только потому, что Комитет позабыл своевременно потребовать с просителя недостающую гербовую марку в 60 коп. на первоначальное прошение.

---

¹ Ярким примером старой доктрины может служить Kletnschrod, Die Internationale Patentgesetzgebung, 1855, совершенно беспечно умножающий поводы уничтожения.

² Тем же принципом вызвано и умолчание о недостатках описания как повод к уничтожению, ср. § 145.

³ Признание самим патентодержателем ничтожности патента не упомянуто в германском законе как повод к объявлению ничтожности патента. Последовательно развивая указанный в тексте принцип, германские суды решают, что «die Anerkenntniss der Nichtigkeit seitens des Beklagten ist an sich kein Nichtigkeitsgrund». Patentamt, 14 февраля 1895 г., Gareis, XI, стр. 89.

^* Я <позволяю себе сделать особенное ударение на словах «возможно точнее». В этом отношении серьезных упреков заслуживает г. Катков. Мы читаем у него (стр. 210): «Поводы к уничтожению могут лежать в несоблюдении формальных или материальных условий выдачи. Примером первых могут служить такие случаи: выдача патента без подписи Министра или без обозначения даты, без указания зависимости одного изобретения от другого, без предъявления модели, без назначения представителя при ходатайстве из-за границы, без представления копии иностранной привилегии и т.д. Не все эти случаи будут иметь одинаковое значение. Одни из них (напр., неприложение печати Департамента), вероятно, никогда не будут встречаться на практике, или, если встретятся, не будут сочтены судами достаточным основанием для признания недействительности привилегии...» Если внимательно прочитать дальнейшее, то мы заметим, что мы тщетно искали бы в тексте продолжения двух начатых антитез («примером первых» ...«одни из них»): так и остается тайной, что именно г. Катков считает примером втоpых , и какова будет судьба других из них... А между тем в этом противоположении заключается центр тяжести всего изложения: без окончания читателю невозможно выяснить в точности, в каких именно случаях можно уничтожить привилегию по ст. 29, п. 4. Вместо всякого критерия г. Катков делает крайне странную ссылку на Сенат: «Разумеется, что определение масштаба этой существенности будет зависеть от Кассационного (sic) Сената» (стр. 210-211).

Недоумение читателя усугубляется еще тем, что несколькими страницами раньше г. Катков, по-видимому, противоречит самому себе, говоря (стр. 145): «Если, напр., проситель представит копии не той иностранной привилегии, срок которой истекает раньше других; или совсем скроет то обстоятельство, что заявляемое изобретение было уже привилегировано за границей... - можно, по моему мнению, считать эвентуальную выдачу привилегии, при таких условиях, «несогласной установленным правилам», и, по 4 п. 29 ст. Пол., признать ее по суду недействительной». Ср. стр. 210 и 211, где говорится о причинах, которые заставят суд возможно рестриктивнее толковать ст. 29, п. 4.

401

---

Аналогично с только что указанным нарушением гербового сбора следует обсуждать, очевидно, и другие мелкие нарушения правил той же категории. Поэтому привилегия не может быть уничтожена только потому:

1) что прошение, чертежи или доверенность не были составлены согласно с инструкцией 20 мая 1896 г. (раз они были приняты Комитетом);

2) что прошение, описание или чертеж не были подписаны просителем;

3) что к описанию не было приложено патентной формулы (ср. § 135);

4) что к прошению не были приложены копии иностранных патентов, полученных на то же изобретение;

5) что прошение было непосредственно принято от просителя, проживающего за границей.

Указанные случаи, взятые из инструкции, не возбуждают никаких сомнений: все перечисленные нормы касаются мелких делопроизводственных приемов, не могущих иметь значения для третьих лиц. Раз Комитет случайно не заметил их несоблюдения - дальнейшее производство покрывает собою допущенный промах.

Из самого Положения можно извлечь следующие постановления, нарушения коих также не было бы признано поводом к ничтожности патента:

1) привилегия выдана без приложения печати Отдела Промышленности (ст. 20);

2) при выдаче привилегии нарушено постановление ст. 14 о том, что все постановления Комитета должны быть мотивированными, и т.д.

Критерием и в этих случаях может быть только указанный выше принцип: значение каждого данного правила для третьих лиц. Если норма создана с целью обеспечить права добросовестных конкурентов изобретателя, несоблюдение ее должно влечь за собой ничтожность патента. Поэтому я не могу согласиться с г. Катковым, который выставляет в качестве критерия деление на правила формальные и материальные¹. Несомненно, что нарушение многих чисто формальных условий все-таки может повлечь ничтожность патента: представим себе, что Комитет не опубликует своевременно о подаче прошения и о выдаче охранительного свидетельства (ст. 7) - и тем лишит третьих лиц возможности воспользоваться принадлежащим им правом протеста (ст. 10).

§ 148. С точки зрения указанного критерия, я позволю себе подробнее разобрать несколько сомнительных случаев.

1. Непредставление квитанции во взносе 30 руб. пошлины или освобождение Министром Финансов от уплаты таковой лица, не имеющего на то права (ст. 5), очевидно, не затрагивают права третьих лиц и потому не могут повлечь ничтожности выданного патента.

2. Несоблюдение требования инструкции относительно того, что «наименование изобретения не должно вводить в заблуждение относительно истинного объема и сущности предлагаемого изобретения». По этому вопросу нужно различать то наименование, которое помещается в самом патенте, - и то, которое предлагается просителем в первоначальном прошении. Первое устанавливается по письменному соглашению Комитета с просителем - и поэтому виноватым в его неточности может быть только Комитет; карать же изобретателя за чужую вину, очевидно, невозможно. Второе есть результат свободного волеизъявления просителя: я указывал выше (см. § 135) все те неудобства, которые проистекают из этой свободы; однако, если признать, что, по точному смыслу

---

¹ Катков, Ор. cit, стр. 210; г. Катков, впрочем дает понять, что и некоторые формальные условия выдачи могут влечь ничтожность патента: однако не указывает, какие и когда; см. предыдущие примечания.

403

---

закона, проситель волен заставить Комитет выдать ему охранительное свидетельство с явно вводящим в заблуждение наименованием¹, - то тогда придется последовательно признать, что патент, выданный по такому охранительному свидетельству, должен быть впоследствии объявлен ничтожным².

3. Несоблюдение требования ст. 28 относительно порядка выдачи зависимых привилегий. Как будет указано ниже (см. § 186), зависимые привилегии имеют значительно меньшую экономическую ценность, чем привилегии основные, по той простой причине, что держатель зависимой привилегии, для того чтобы пользоваться описанным в ней усовершенствованием, должен испрашивать разрешения у держателя основного патента. Статья 28 предписывает Комитету объявлять привилегии зависимыми во всех тех случаях, когда он найдет, что предположенное изобретение «изменяет или дополняет ранее выданную привилегию». Следовательно, постановление Комитета может существенно нарушить интерес двух категорий лиц: 1) или объявив зависимость такой привилегии, которая, по мнению изобретателя, должна быть выдана как самостоятельная, 2) или не объявив зависимости такой привилегии, которая, по мнению держателя более раннего патента, составляет лишь «изменение» его изобретения.

Первый случай не возбуждает сомнений. Объявление «зависимости» есть одно из тех «ограничений», о которых говорит ст. 14 и на которые открыт путь жалоб во вторую инстанцию (ст. 18).

Второй случай представляется более сложным. Представим себе, что предъявленное к привилегированию изобретение представляет ацетиленовый аппарат, не могущий функционировать иначе, как с применением такого поплавка, который ранее патентован за другим изобретателем. Выдав самостоятельную привилегию на этот аппарат, Комитет безусловно нарушит ст. 28 (in fine). Правильным исходом из этого положения было бы предоставление собственнику патента на поплавок права вчинить в суд иск об объявлении второй привилегии зависимою от той, которая имеется в его руках. Такой иск предусмотрен, например, в ст. 30 нового австрийского закона. У нас в России ничего подобного Положением не предусмотрено - и потому казалось бы, что единственным исходом у нас может быть объявление выданной привилегии не-

---

¹ См. т. I, стр. 372-373.

²Во Франции намеренное искажение действительности в наименовании есть повод к уничтожению патента; «titre frauduleusement inexact», закон 5 июля 1844 г., ст. 30, 5°. Ср. решения, приведенные у Pouillet, n° 4SS-456. Аналогичные постановления имеются в Швейцарском законе 29 июня 1888 г., ст. 10, 3°; в Португальском законе 21 мая 1896 г., ст. 37,4°; в Итальянском законе 30 октября 1859 г., ст. 57,3° и т.д.

404

---

действительной. Однако уничтожение привилегии на целый аппарат, может быть, имеющий громадное значение, только потому, что в этот аппарат входит как необходимая составная часть какой-нибудь ничтожный поплавок, может показаться большой несправедливостью^*. Мне кажется, что более соответствующий современному правовоззрению исход мог бы быть конструирован, если бы суды отказались от одной ложной точки зрения на принципиальный вопрос о сущности прав, даруемых патентом. А именно, стоит предположить, что патент имеет исключительно запретительное значение¹ для того, чтобы правильный исход из указанного выше затруднения показался сам собою. В самом деле. Если патент, выданный на аппарат, дает право запрещать всем и каждому изготовление и эксплуатацию этого аппарата, но отнюдь не решает вопроса о том, дозволено ли самому держателю этого патента эксплуатировать свое изобретение (отсутствие permissiv'ной функции), то мы рассудим отношение держателя (А) quasi-самостоятельного патента на аппарат к держателю (В) патента на поплавок следующим образом: (В) имеет право запретить (А) пользоваться поплавком; (А) имеет право запретить (В) пользоваться аппаратом; вопрос о том, может ли (В) пользоваться поплавком, решается не патентом, а теми узаконениями, которые вообще регулируют производство поплавков в данный момент²; точно так же вопрос о том, может ли (А) изготовлять свое изобретение, не предрешается тем, что ему выдана на данный аппарат привилегия. Патент не дает разрешения работать. Следовательно (А), несмотря на наличность яиазгсамостоятельного патента, не может изготовлять нужных ему поплавков, потому что это запрещено prohibitiv'ной силой другого патента.

С этой точки зрения, т.е. если рассматривать объявление зависимости по ст. 28 не как конститутивное, а лишь как декларативное³, мы можем утверждать, что несоблюдение правила о необходимости объявлять зависимость патентов в определенных законом случаях нарушает не права третьих лиц, а интерес держателя яиазюамостоятельного патента, коему Комитет упустил сделать существенное предупреждение.

---

^* Несправедпивостъ эта может быть значительно усугублена двумя обстоятельствами, которых не следует упускать из вида:

1) Основная привилегия на поплавок выдана 1 мая 1890 г.; привилегия на аппарат выдана 1 марта 1904 г. Если бы Комитет выдал ее правильно, как зависимую, то ее держатель был бы стеснен в пользовании ею только до 1 мая 1905 г. (т.е. до момента прекращения основной привилегии). Но Комитет ошибся и выдал ее как привилегию самостоятельную. Неужели держателю первой привилегии будет дозволено лишить держателя второй тех четырнадцати лет свободной эксплуатации патента, которые, в сущности, ему по праву принадлежат?

2) Собственник патента на аппарат, может быть, согласен покупать нужные ему поплавки у держателя первого патента.

¹ Ср. т. I, § 23, passim и, в особенности, послесловие, IV.

² Возможно, что патент (В), сам по себе зависит от какого-нибудь третьего патента.

³См. ниже, § 185.

405

---

С этой точки зрения, следовательно, нарушение правил ст. 28 о порядке выдачи зависимых привилегий не будет признано поводом к уничтожению выданной quasi-самостоятельной привилегии.

4. В случае выдачи патента на такие предложения, которые противоречат установленным в законе требованиям о наличности изобретения¹, новизны², технической применимости³ или об отсутствии законом установленных исключений⁴, а также во всех случаях нарушения норм, определяющих понятие субъекта права на патент⁵, нарушение прав третьих лиц является очевидным, и уничтожение выданного патента -необходимым.

5. Несоблюдение правила ст. 3 о том, что в один патент не может быть включено больше одного изобретения, нарушало бы только фискальные интересы государства (ежегодные пошлины будут уплачиваться по нескольким изобретениям вместе, а не по отдельности) и потому не может быть признано поводом к уничтожению выданного патента.

6. Выдача последовательно двух патентов на одно и то же изобретение нарушает права третьих лиц уже потому, что каждый из таких патентодержателей мог бы, независимо от другого, преследовать контрафакторов, коим пришлось бы возмещать убытки дважды. Поэтому второй патент должен подлежать безусловному уничтожению⁶.

III

§ 149. Признание патента ничтожным совершается путем иска, относящегося к категории отрицательных исков о признании (negative Feststellungsklage). Иск этот вчиняется: (а) лицом, имеющим интерес в признании ничтожности патента, (Ь) в общих судебных установлениях, (с) против держателя подлежащего уничтожению патента.

---

¹См.т. I, §§ 82-101.

² См. т. I, §§

102-113. ³См.т. I, §§ 114-116.

⁴ См. т. !,§§ 117-121.

⁵ См. т. I, §§ 122-126.

⁶ В Германии закон 1877 г. не упоминал выдачу более раннего патента в числе причин, влекущих уничтожение более позднего патента, выданного на то же изобретение. Однако Reichsgericht решением 13 января 1900 г. все-таки признал второй патент ничтожным (Patentblatt, 1900, стр. 148 и ел.). См. подробнейшее изложение всей контроверзы у O.Schanze, Patentrechtliche Untersuchungen, Jena, 1901, стр. 309-382. - Ср. Reichsgericht, 8 декабря 1S94 г., Gareis, XI, стр. 100 и ел.

406

---

ad a. Наличность юридического интереса истца обсуждается по общим началам¹. Не все иностранные законодательства expressis verbis требуют наличности такого интереса; но суды везде толкуют соответствующие постановления в только что указанном смысле.

В группе законодательств, содержащих специальные нормы по разбираемому вопросу, типичным является французский закон 5 июня 1844 г., ст. 31 которого гласит: «Иск об уничтожении патента... может быть вчинен всяким лицом, имеющим в том интерес». Постановление это было введено по предложению Ph. Dupin, для того чтобы не нарушать основного принципа французского судопроизводства, коим запрещается actio popularis. При этом анализ французской судебной практики, касающейся данного вопроса, показывает, что понятие непосредственного интереса толкуется французскими судами весьма широко. Поэтому суды признают наличность интереса не только у тех лиц, которых патентодержатель в данный момент преследует за контрафакцию², но и у тех, которым он грозит таким преследованием или которым просто запрещает фабриковать данное изобретение³; далее у тех лиц, которые вообще занимаются аналогичным производством⁴, хотя бы патентодержатель и не осуществлял по отношению к ним своего права запрета, и, наконец, даже у тех, которые работают в иной области промышленности, но косвенно выиграли бы от того, что патентодержателю создана была бы конкуренция⁵. Таким образом, сомнения относительно наличности интереса могут возникать во Франции только по отношению к искам, возбуждаемым потребителями данного продукта. Но и по отношению к ним большинство французских комментаторов высказывается утвердительно, признавая, следовательно, у них наличность интереса во всех тех случаях, когда они приобретают патентованный продукт для потребностей своего собственного производства⁶. Один только simple particulier лишен во Франции права иска: хотя, рассуждая последовательно, нет разумных оснований для того, чтобы отрицать наличность его интереса покупать дешевый продукт вместо дорогого патентованного.

В группе законодательств, не оговаривающих специально необходимости иметь юридический интерес, типичными являются Италия и

---

¹ Ср. В. Гордон, «К учению об исках о признании», в Вестнике Права, 1900, ГХ, стр. 53 и ел.

² Genoble, 3 августа 1892 г., Mainte, II, стр. 116.

³ Seine, 24 мая 1878, Mainte, II, стр. 115-116.

⁴ Seine, 13 декабря 1860 г., Ibidem, стр. 115.

⁵ Paris, 28 мая 1867 г., Ibidem.

⁶ Mainié, II, стр. 123-124 и цит. у него.

407

---

Германия. Несмотря на это, комментаторы и в Италии¹, и в Германии² стоят на той же точке зрения, что и во Франции.

ad b. Иск о признании патента ничтожным должен быть вчинен в общих гражданских судебных установлениях и притом в очень краткий срок (2 г. со дня обнародования патента, ст. 26).

Постановление о двухлетнем сроке - одна из самых неудачных, если не самая неудачная во всем Положении норма - заимствовано было из немецкого закона 1891 г. и мотивировалось следующего рода соображениями³: «Ограничение права оспаривать и, как следствие этого, прекращать по суду привилегии представляется имеющим действительное значение с точки зрения распространения изобретений и успехов промышленности. В самом деле, на практике весьма возможны случаи оспаривания привилегий, предвидеть которые не представляется никаких данных. Эта-то возможность и не дает уверенности как изобретателю, так и капиталисту, пожелавшему эксплуатировать привилегию, в прочности права владения ею; отсюда проистекает известная боязнь затрачивать капиталы в предприятие, будущность коего не вполне гарантирована от случайностей. Совершенное воспрещение оспаривать принадлежность и правильность выдачи привилегий нельзя признать основательным вследствие всегда возможных ошибок со стороны выдающего привилегии учреждения, за неимением средств точно установить принадлежность каждого изобретения и его известность или эксплуатацию кем-либо. С другой стороны, по прошествии известного, притом довольно большого срока со дня выдачи привилегии, подобного рода заявление представляется вообще мало вероятным, если только просьба о прекращении привилегии не будет заявлена злоумышленно, для достижения каких-либо целей. В германском законе о привилегиях установлены подобные же правила, и опыт указывает на их практичность».

По поводу этой мотивировки позволю себе заметить следующее. Во-первых, в германском законе, в котором будто бы «установлены подобные же правила», имеется, в ст. 28, срок в 2 V₂ раза больший, чем тот, который установлен ст. 26 (5 лет, а не 2 г., что может иметь колоссальное практическое значение; см. ниже). Во-вторых, в том же законе пятилетняя давность установлена только для тех исков о ничтожности, которые основаны на ст. 10, п. 1 (т.е. на отсутствии новизны или патентоспособности); у нас же через два года запрещены все иски без различия. Таким образом, получается, что немецкий закон имеет некоторое

---

¹ Bosio, стр. 311 и ел.

² Kohler, Op. cit., стр. 377.

³ Мотивы, стр. 150.

408

---

разумное основание¹: наше же Положение, воспроизведя немецкую ст. 28 в гораздо более грубой форме, лишило ее этого последнего; в самом деле, если предположить, что Комитет по ошибке выдал привилегию второму из двух разновременных заявителей (ср. ст. 15), то окажется, что по истечении двух лет первый заявитель, может быть, вовсе еще и не получивший своего патента, будет лишен возможности уничтожить патент конкурента. В-третьих: мотивы утверждают, что в Германии «опыт указывает на практичность» правил о пятилетней давности. Я не знаю, где мотивы взяли материалы для такого утверждения. Насколько мне известна немецкая литература, в ней, кроме одного единственного исключения², проходит как бы единый стон по поводу ст. 28³. При редактировании нового австрийского закона (1897 г.) поэтому прежде всего была отмечена необходимость не воспроизводить неудачного постановления ст. 28.

Итак, копируя немецкий закон, авторы Положения 1896 г. усугубили вредное значение краткой давности тем, что, с одной стороны, сократили ее больше чем вдвое, а с другой - распространили ее на все иски об уничтожении⁴. В результате же получается ныне совершенно нестерпимое положение, которое сознается заинтересованными лицами как некоторый юридический скандал. В самом деле, достаточно патентодержателю «притулиться» и суметь не обратить на себя внимания в течение двух лет; достаточно ему пожертвовать двумя годами из пятнадцати и не преследовать конкурентов тотчас по получении патента - для того, чтобы через два г. его привилегия сделалась несокрушимой и неоспоримой. Можно будет иметь в руках другой русский патент, ранее выданный на то же самое изобретение, - и все-таки прошедшая двухлетний искус привилегия останется в силе. Не трудно представить себе, какие зло-

¹ Из мотивов его можно усмотреть, что пятилетняя давность введена была потому, что понятия новизны и ^существенности могут с течением времени подвергаться сильным колебаниям (ср. т. I, стр. 354-355); поэтому права патентодержателя становились бы с течением времени все менее и менее верными.

² Да и то стороны автора, писавшего д о издания закона 1891 г.: H. Robolski, Theorie und Praxis etc., Berlin, 1890, стр. 175-176.

³ Например, в Gutachten über die vom K. K. Handelsministerium veröffentlichen Entwürfe eines Patentgesetzes etc., Wien, 1894, Brunstein, стр. 387-388; Köhler, стр. 447; Meili, стр. 454. - Ср. также A. Bolze, Entwurf einer Patent-Novelle, Leipzig, 1890, стр. 1-65: «Die Unanfechtbarkeit der Patente».

⁴ Как известно, последняя точка ст. 26 не имеет юридического содержания. Ср. т. I, стр. 328.

409

---

употребления могут быть соединены с разбираемой нормой. Уничтожение ее является поэтому настоятельной необходимостью¹.

ad с. Иск об уничтожении патента, конечно, должен быть предъявлен к держателю этого патента. Вопрос о том, кто именно является держателем патента (в особенности, в случаях передачи), а также о том, как определяются взаимные отношения нескольких патентодержателей, будет рассмотрен ниже².

Значение состоявшегося решения о признании патента ничтожным является абсолютным; наше законодательство не знает понятия nullité entre parties, существующей во Франции и практически почти сводящейся к абсолютной ничтожности.

Патент, признанный ничтожным, должен быть рассматриваем как никогда не существовавший: поэтому, например, наказуемость деяний, совершенных хотя бы и до момента постановления решения, отпадает ipso facto.

---

¹ По странному недоразумению, г. Катков, всюду ищущий средств борьбы с эвентуальными кознями патентодержателей, относится к двухлетней давности с большой похвалой: «При этих условиях большой мудростью законодателя было ограничение споров двухлетним сроком» (Ор. cit., стр. 166).

² См. кн. III, гл. 1, passim.