Введение

Эту работу посвящаю маме

"...Annyseehen den grossen mercklichen costen mhüy & arbeitt, so er an die erfindung und erbuwung derselbigen Wercken gewendt & noch anwenden möcht... war nit billich. dass Er & sine mittverwandten derselben nutzbar-, & ergetzlichkheit usliggen, & mangeln, & andere sich dero gebruchen, & geniesses anmassen sollen".

(Из швейцарской привелегии, выданной 29 августа 1577 года Мартину Цоббелю

"Ein durchgehender Fehler der industriellen Gesetzgebund ist der, dass sie weniger von Denen ausgeht, deren Verhältnisse sie ordnen soll, als von Solchen, die, ausserhalb derselben stehend, darin grosse Uebelstände zu entdecken glauben, welchen gründlich abgeholfen werden müsse... So kommt es dass diese Gesetze auf doctrinärer Grundlage beruhen oder doch ohne Rücksicht auf die factisch vorhandenen Verhältnisse eingeführt worden sind".

Gutachten der Kaufmännischen Gesellschaft Zürich, стр. 54.

I. Социальное значение изобретений. §1. Изобретатель и изобретение. § 2. Политическое значение изобретений. § 3. Экономическое значение изобретений. § 4. Продолжение. § 5. Культурно-этическое значение изобретений. II. Социальное значение изобретателей. §6. Какие интересы изобретателя охраняются законом? III. Социальное значение патентов на изобретения. §7. Различные юридические институты, которые предлагаемы были взамен патентов. § 8. Патенты и их преимущества. § 9. Недостатки патентной системы. § 10. Патент и монополия. § 11. Патенты и развитие промышленности. § 12-13. Продолжение. § 14. Практическое значение аргументов о значении патентов для развития промышленности. IV. Система изложения. §15. Общие начала. § 16. Правовой принцип патентного права. § 17. Конструктивное послесловие. V. Литература. §18. Руководящие работы.

I

§ 1. У Анатоля Франса есть любопытная символическая сказка. Для того, чтобы спасти от медленного вымирания деревню, постоянно страдающую от недостатка орошения, один молодой, вдохновенный крестьянин продает свою душу злому духу в обмен за обещание провести через деревню многоводную реку. Дух предлагает ему идти через деревенские поля и самому указывать направление первым волнам потока. Вдохновенный радетель общего блага отправляется в путь, стараясь выбирать наименее плодородные нивы своих собратьев: но у каждого клочка земли он встречает негодующего собственника, не соглашающегося пожертвовать своим полем для русла реки. В конце концов один из жителей деревни, не находя другого способа спасти свою жатву, убивает вдохновенного новатора. Но поток уже не может остановиться: как новая идея, завоевывающая мир, победно проносится он вперед, на первых волнах унося к океану обезображенный труп своего творца...

К счастью для нас, к счастью для будущего нашей культуры, эта сказка-символ более уже не соответствует действительности. Прошли те времена, когда творец новых экономических благ встречал только вражду и гонения, когда вдохновенный изобретатель падал первый жертвой своего изобретения. С одной стороны, знание дало нам силу, так что мы умеем бороться против необузданности даже исключительно сильной творческой мысли; а с другой стороны, и самая система нашей экономической жизни пережила за последнее столетие столько потрясений, что по необходимости она потеряла прежнюю свою инертность, сделалась более пластичной и стала легче впитывать в себя новые экономические факторы. В трудном искусстве подчиняться новым изобретениям мы сделали за последние сто лет колоссальные успехи: и за уроки этого искусства мы дорого заплатили.

Можно с уверенностью сказать, что в настоящее время изобретатель-мученик отошел в область преданий. Конечно, и теперь еще по сырым подвалам можно найти не одну сотню несчастных мечтателей, день и ночь работающих над никому не понятными чертежами. Но эти люди, без знаний и подготовки, все работают или над "машиной, двигающейся без помощи пара и воды и без какой бы то ни было другой силы", - или над "воздушным управляемым кораблем", - или над "системой рычагов, увеличивающей силу вращения", - или над "предупредителем столкновений судов в открытом море". Изобретателям этой категории действительно очень часто приходится умирать с голоду, проклиная тупость и неотзывчивость своих современников. Но совсем иным является положение изобретателя серьезного: того, который знает, что для "изобретателя" недостаточно только неопределенного позыва и фанатической веры в свою провиденциальность; того, который развивает свои способности многолетней учебой и упорным трудом и потом изобретает "втулку для земледельческих орудий", "пигмент, окрашивающий шерсть в черный цвет без протравы", "линотипную машину" или "новые производные ß-ионона". Такому изобретателю платят, и платят широко. Какая-нибудь Badische Anilin- & Soda-Fabrik тратит сотни тысяч марок на устройство образцовых лабораторий и на привлечение лучших научных сил, способных всецело посвятить себя "изобретанию". Да и публика к серьезному изобретателю относится ныне совсем не так, как прежде: Эдисон имеет свой культ.

Объясняется это явление тем, что в современной жизни технические изобретения играют совершенно исключительную по своему значению роль, прогрессировавшую за последние сто лет как никогда прежде.

§ 2. На рубеже XX века трудно написать что-нибудь, кроме общих мест, по вопросу о значении изобретений¹. Если не задаваться целью детального изучения этого вопроса, т. е. такого изучения, которое было бы, по объему, неуместным в данном исследовании и вообще лишним после таких специальных работ, как, напр., Buch der Erfindungen, проф. F. Reuleaux, Berlin, 1884, том I, passim и особенно стр. 117 и сл.; если, следовательно, не вдаваться в мелочи, то чрезвычайно трудно сказать что-нибудь новое и избежать громких фраз¹ о "веке, когда человек ездит паром, пишет молнией и рисует солнечным лучом".

¹ См. любопытное введение у Th. G. Fessenden, An essay on the law of patents for new inventions, Boston, 1810.

Дальнейшее изложение снабжено двумя родами примечаний. Одни из них обозначены арабскими цифрами и предназначаются лишь для тех читателей, которые желали бы или проверить тезисы текста, или подробнее ознакомиться с соответствующим вопросом эти примечания, при курсорном чтении, должны быть опускаемы. Другие обозначены звездочками (*); эти последние вынесены под строку по соображениям редакционного характера, и чтение их предполагается необходимым для правильного понимания самого текста.

Однако мое изложение было бы неполным, если бы я, хотя бы вкратце, не наметил наиболее характерных пунктов по вопросу о культурно-социальной роли технических нововведений.

Прежде всего, нельзя не отметить того влияния, которое оказывают изобретения на политическую жизнь народов. Еще Diderot писал, в наивном стиле своей Энциклопедии (издание 1765 г., стр. 849): "Les inventions font le bien commun sans nuire à personne. Les plus belles conquêtes ne sont arrosées que de sueur, de larmes et de sang. L'inventeur d'un secret utile... n'aurait point à redouter les remords inséparables d'une gloire mélangée de crimes et de malheurs". A в начале этого столетия известный маньяк патентного права, Jobard, серьезно утверждал, что "парламентский образ правления повсюду разлагается потому, что до сих пор не выдумана целесообразная машина для быстрого голосования". Jobard, конечно, был просто мономан, но, напр., I. R. Seeleу, серьезность коего не может быть заподозрена, разбирая причины, почему отпали от Англии в XVIII веке Соединенные Штаты и почему не продолжались такие отпадения колоний от метрополии в XIX веке, также указывает², что крепость уз, связывающих нынешнюю Великую Британскую Империю, создалась благодаря ряду важных изобретений³. "Расстояние ныне не имеет того вредного влияния на политические дела, какое оно проявляло еще в XVIII веке". И в самом деле, ныне можно доехать из Лондона в самый отдаленный пункт Британской Империи в шесть раз скорее, чем в XVIII веке из Петербурга в Читу; а весть, приказание или совет можно передать из Мельбурна в Доунинг-Стрит в шесть раз скорее, чем в XVIII веке из одной русской столицы в другую.

¹ Очень грешит в этом направлении П. Энгельмейер, Технический итог XIX века, Москва, 1898.

² I. R. Seeley, L'expansion de l'Angleterre, Paris, 1896, 2-ое издание, стр. 92 и сл.

³ Эта мысль подробно развита в моей вступительной лекции: "Английский империализм и трансваальская война", Новое Время, N 8837.

Ту же мысль о политическом значении изобретений развивают и другие, не менее серьезные ученые. Ограничусь двумя примерами. На Гаагской сессии Института международного права Em. Lavеlеye указывал в своем докладе¹, что англичане делают ошибку, противодействуя изменению тех норм морского права, которые они создали в период наибольшего развития их гегемонии на море и которые могут оказаться страшным оружием против них самих, как только эта гегемония окончательно будет подорвана² каким-нибудь новым изобретением. Я не могу, наконец, не цитировать следующего небольшого отрывка из Тарда³: "Если хорошенько поискать причину большинства перемен в установившемся юридическом порядке, то всегда можно обнаружить ее в виде какого-нибудь нового промышленного или военного изобретения... Возможно ли было бы защищать принцип закрытого моря после изобретения пароходов?" ⁴.

§ 3. Не менее, если не более важным является и экономическое значение изобретений⁵. Они, с одной стороны, ускорили производство и распределение благ, а с другой - удешевили их.

¹ Revue de droit international, VII, стр. 599.

² Ср. любопытную статейку в Нов. Времени, N 8215.

³ Tarde, Les transformations du droit, 1893, стр. 161.

⁴ Ta же мысль y Holtzendorff, Prinzipien der Politik, 2 Auf, стр. 310-311: "Auch im inneren Staatsleben können sich Störungen ergeben die in voraus unberechenbar sind, und die ruhige Gleichmassigkeit der Entwickelung, folglich die Harmonie der Staatszwecke in der Politik durchbrechen. Als solche Vorgänge... sind insbesondere zu betrachten solche technische Erfindungen, die etc. " Отмечу, что в новейшей работе по экономической и промышленной истории (G. Bry, Histoire économique et industrielle de l'Angleterre, Paris, 1900), автор начинает пятую книгу ("La Révolution industrielle et l'Angleterre contemporaine") с главы ο влиянии изобретений (Ch. II. "Les grandes inventions et leurs conséquences immédiates").

⁵ В. Петров, Увеличение материальной деятельности цивилизованных народов в XIX веке и связь этой деятельности с наукой; К. Р. С., Влияние изобретений на благосостояние рабочих классов в Соединенных Штатах Сев. Америки, С. -Петербург, 1895; И. Козлов, Привилегии на изобретения в их практическом значении, в Русском Экономическом Обозрении, 1898, N 3. - Hon. Carroll D. Wright, The Relation of Invention to Labour, в Celebration of the Beginnig of the second Century of the American Patent System at Washington City, Washington, 1892, стр. 77-110. - Armengaud jeune, Rôle des brevets d'invention dans les progrès de l'industrie, в Bulletin du syndicat des ingénieurs-conseils etc., N 17, стр. 194-213. - V. Bojanowsky, Ueber die Entwickelung des Patentwesens etc., Leipzig, 1886, стр. 15-64. - Rosenthal, Das deutsche Patentgesetz etc.. Erlangen, 1881, стр. 12-27. -Klostermann, Ueber den Einfluss des Schutzes... auf die Entwickelung der Industrie, в Patentblatt, 1881, стр. 66-72. - Königs, Das Patentsystem etc., стр. 89^101. - Hon. Robert S. Taylor, The Epoch-Making Inventions of America, Celebration etc., стр. 121-127. -O. Chanute, The effect of invention upon the railroad and other means of communication. Ibidem, стр. 161-173. - С. F. Bracken, The Effect of Invention upon the progress of electrical science, Ibidem, стр. 287-291. - C. E. Dutton, The influence of invention upon the implements of munitions of modern warfare, Ibidem, стр. 293-302. - P. Beck von Managetta, Das österreichische Patentrecht, Berlin, 1893, стр. 4. - L Nolle, "Die wirthschaftliche Bedeutung des Patentschutzes", в его Reform etc., Tübingen, 1890,

Типичным примером ускорения может служить указываемая С. Wгight'oM¹ машина R. Ное & C°, печатающая в час 48.000 экземпляров газеты в восемь разрезанных, сложенных и склеенных страниц. В прежнее время для исполнения этой работы понадобилось бы двум рабочим стоять у станка сто дней по 10 часов в день, т. е. в 10. 000 раз больше времени. Вообще для того, чтобы сделать прежними способами ту работу, которая ныне производится в С. Штатах машинами, пришлось бы обратить в чернорабочих вдвое большее количество людей, чем сколько вообще есть жителей во всей Северной Америке².

Наполеон, возвращаясь из Москвы в Париж и имея высокий интерес добраться до Франции возможно быстрее, все-таки не мог сделать переезд скорее как в 6 дней (с 5 по 10 декабря 1812 г. ). А теперь всякий из нас может сделать то же расстояние в 48 часов, вовсе не будучи всемогущим императором с неограниченными средствами³. На последней Парижской выставке была выставлена интересная картограмма, иллюстрировавшая развитие скоростей за последние 200 лет. Оказывается, что курьерский поезд проходит расстояние от Парижа до Калэ (295 килом. ) в 3/4 часа. В 1692 г. возок отъезжал от пункта отправления в тот же промежуток времени только на 5 килом.; в 1786 г. дилижанс - на 12 килом.; в 1834 г. почтовая карета - на 32 килом., а в 1867 г. поезд - на 193 килом. Все расстояние делали в XVII веке в 7 дней, в XVIII - в 3 дня, а в середине XIX - в 5 часов. Недаром торговцы г. Бордо подавали в 50-х гг. обширную петицию против постройки железных дорог, доказывая, что эти последние "убьют провинциальную торговлю". А в 40-х гг. купцы г. St.-Amand служили молебен с колокольным звоном по случаю того, что проводимая железная дорога прошла достаточно далеко от их города...

Параллельно с ускорением шло и удешевление. Американец Сhanutе делает приблизительный расчет и доказывает⁴, что если бы цены на провоз за сто последних лет не понижались, то в 1889 г. в С. Штатах перевозка 68. 604 милл. тонно-миль груза (по 16 центов) и 11. 905 милл. пассажиров-миль (по 10 центов) обошлась бы в 12. 239. 899. 000 долларов, т. е. на двадцать два миллиарда руб. дороже, чем сколько она в действительности стоила. В настоящее время можно перевезти через Атлантический океан 2. 200 тонн груза при помощи 800 тонн угля, а еще в 70-х гг. отношение было обратное, т. е. требовалось 2. 200 тонн угля для транспортирования 800 тонн груза.

¹ Loc. cit., стр. 86.

² По утверждению Plummer'a, одни швейные машины в С. Штатах сберегают до 1000 мил. рублей в год. Rosenthal, Das D. Patentgesetz etc., Erlangen, 1881, стр. 20.

³ Любопытно восклицание у A. Perpigna, Manuel des inventeurs, Paris 1843: "Вот лучший триумф человеческой мысли: из Европы в Америку можно проехать всего в пятнадцать дней", стр. 114.

⁴Loc. cit., стр. 171.

В своем исследовании об английском империализме V. Вérard ¹ приводит два любопытных факта, ярко иллюстрирующие экономическое значение изобретений. В 1743 г. в Англию ввозилось всего 2 милл. фунтов хлопка². Изобретение Hargreaves'a ("Spinning Jenny") повысило ввоз до 5 милл. фунтов; станок Crompton'a вызвал повышение еще на 2 милл. фунтов; благодаря R. Arkwright'y ввоз дошел до 18 миллионов, а после нововведений Cartwright'a - даже до 24 миллионов и т. д. Соответственно и число ткачей возросло с 10.000 до 2.500.000 человек ³. Другой пример Bérard берет из области железоделательной промышленности и указывает, что изобретенный Thomas'oм "основной" процесс (Entphos-phorungsprozess) позволил употреблять в дело те руды плохого качества, которые до тех пор оставались без эксплуатации (напр., в Лотарингии и в Люксембурге), чем нанесен был окончательный удар гегемонии английских железоделателей⁴.

Вообще для того, чтобы ясно представить себе экономическое значение изобретений, достаточно подумать о том, каково было бы потрясение всего мирового хозяйства, если бы у нас отняли семь чудес современной техники: перевозку посредством пара, применение электричества, скоропечатную машину, швейную машину, ткацкую машину, жатвенную машину и подводный кабель. И при этом я совсем не упоминаю об изобретениях мелких, второстепенных, но имеющих на Западе столь громадное значение для увеличения комфорта и для ускорения сношений между людьми⁵: о фотографии и фонографе, о "швейной машине для мыслей" (Typewriter) и о "механической совести кондукторов" (контрольные счетчики и таксомеры), о рублевых часах и велосипеде, о бесчисленных автоматических дистрибуторах (put a penny in the slot) и о кассовых аппаратах (cash-register) и т. д. без конца.

§ 4. Некоторым косвенным подтверждением той важной роли, которую играют изобретения в экономической жизни народов, может служить также указание на величину соединенных с ними чисто денежных интересов.

О величине же этой можно судить по следующим данным.

¹ V. Bérard, L'Angleterre et l'Impérialisme, Paris, 1900.

² Loc. cit., стр. 188.

³ Butterworth, Loc. cit., стр. 388.

⁴ Loc. cit., стр. 341.

⁵ IL. Ewin, The minor inventions of the Century, в Celebration etc., стр. 481-483.

Во-первых, нам известны размеры прибыли, вырученной от некоторых выдающихся изобретений ¹. В этом отношении указывают, что Arkwright заработал свыше 8 милл. рублей; Thomas, прося в 1892 г. о продлении своего английского патента, сам признавал², что он уже выручил посредством него 266. 000 ф. стерл., но считал это вознаграждение не соответствующим значению его изобретения ("основной процесс"); Westinghouse за свой тормоз выручил свыше 20 милл. долларов; акционеры велосипедной шины Dunlop вложили в дело 260.000 ф. стерл., а получили барышей уже свыше 3 1/2 милл. ф. стерл. ³ Даже за такой пустяк, как шарик на длинной резинке (игрушка), изобретатель выручил 50 тыс, долларов! Коньки на колесах дали их изобретателю свыше 2 милл. рублей.

Во-вторых, можно сделать некоторые приблизительные выводы из указаний о количестве денег, уплачиваемых в пошлину за патенты. Конечно не всякий патент окупается. Но все-таки надо предполагать, что промышленность каждой данной страны достаточно чутка для того, чтобы определить à la longue, в прибыль или в убыток платит она эти (добровольные) налоги. И если число пошлин, уплачиваемых за патенты, во всех странах постоянно возрастает, то можно предположить, что промышленники в общем наживают на патентах более, чем сколько они платят.

Количество же денег, уплачиваемых в пошлины по патентам, выражается в следующих приблизительных средних цифрах:

В С. Штатах,	ежегодно, свыше	2 1/2	милл. руб.
" Англии	"	2	"
" Германии	"	1 1/2	"
" Франции	"	1	"

В России за 1870-1896 гг. уплачено около 1 1/2 милл. рублей, а теперь ежегодно вносится около 200. 000 рублей пошлин (напр., в 1899 г. -219. 761 р. 39 к. ). Если считать, что промышленность получает по крайней мере 100% на затрачиваемые в виде пошлин деньги, то, капитализируя доходы, мы найдем, что в одной России изобретения представляют ценность свыше 8 милл. рублей. Цифра эта покажется сильно преуменьшенной, если я замечу, что в последнем балансе Кассельского Общества для сушения дробины 14 русских патентов показаны в стоимости 2 милл. рублей.

¹ Ср. Inventors manual, New-York, 1889, "Profits from Inventions", стр. 32-33; J. Fairfax, The value of Patent property, в протоколах Socoety of Patent Agents, III.

² Propr. Ind., VIII, стр. 107.

³ Gew. Recht., l, стр. 246.

§ 5. Гораздо более осторожно приходится обсуждать вопрос о культурно-этическом значении изобретений. Одно улучшение материального благосостояния еще ведь не служит доказательством сопутствующего повышения также и общекультурного уровня. Материальное благосостояние современной Европы неизмеримо выше благосостояния античной Греции - а между тем греческая культура нам до сих пор является завидным примером для подражания. Можно даже утверждать, что именно улучшение и распространение материального благосостояния вызвало то понижение эстетического критерия, против которого мы только за последнее время начинаем бороться (напр., в области так называемой художественной промышленности). Девятнадцатый век дал всякому бедняку и приличную посуду, и разнообразную утварь, и дешевую мебель, и даже грошовые подделки под художественные произведения¹. Но все эти вещи продаются по низким ценам только потому, что они сделаны машинным путем, т. е. процессом, влекущим обезличивание продукта². Куда ни повернешься в средне-буржуазной квартире начала XX века - всюду видишь "штампованную" дешевку, заменившую дорогие и громоздкие, но ярко индивидуальные "старинные вещи" наших дедов. Недаром J. Russkin носил только то сукно, которое специально для него изготовлялось ручным способом.

Обезличив продукт, машина обезличила и работника, сделав из него как бы придаток железного чудовища, нечто вроде дополнительного механизма. Страшно становится, когда в современной типографии посмотришь на бледного мальчика, быстро подкладывающего листы на беспокойный вал печатной машины; страшно становится, когда подумаешь, что этот бледный мальчик изо дня в день, целые годы все хватает лист за листом и накладывает их на беспокойно вертящийся вал; что он будет накладывать до тех пор, пока на его место не поставят более аккуратного и исполнительного "накладчика" механического. Штампованный продукт и почти что штампованный рабочий - таковы результаты технического прогресса XIX века. Повторяю, к вопросу о культурно-этическом значении изобретений надо подходить не без осторожности.

¹ Очень хорошо развита мысль о том, что "прогресс нашего века имел своим результатом" не только "появление громадных капиталов и распространение роскоши, комфорта", но что он, кроме того, часть своих "богатых даров отдал массам" - в статье К. Р. С., Влияние изобретений на благосостояние рабочих классов в С. Штатах С. Америки, СПб., 1895 (отдельный оттиск из "Русского Вестника"?).

² Ed. Atkinson, Invention in its effects upon household economy, Celebration etc., стр. 217-233.

Однако не надо забывать и того, что изображенная картина имеет еще и другую сторону. Изобретения унижают только своих рабов; и тем выше превозносят они своих господ. Изобретение есть, прежде всего, способ доказать свою талантливость и выдвинуться из безличной толпы. Прошли те времена, когда тупо-пассивное "довольство своей судьбой" ценилось как самодовлеющая цель. В настоящее время мы ценим в человеке, прежде всего, энергию и судим о человеке по его активной деятельности. И поэтому мы с чувством глубокого удовлетворения сознаем, что из миллионов чернорабочих никому не закрыт путь проявить свою талантливость указанием на возможность какого-нибудь технического усовершенствования. Конечно, фактически много препятствий стоит на дороге тому изобретателю, который захотел бы выбиться из толпы собственным трудом; но теоретически, самостоятельное творчество было бы для него наиболее коротким путем к Божьему свету. В изобретениях некоторые писатели даже видят способ ослаблять борьбу труда с капиталом и мелкого капитала с капиталом крупным¹. А на последнем феминистском конгрессе председательница его, Marie Pognon, в своей речи, между прочим, настаивала на том, что техническое творчество есть один из лучших способов эмансипации женщин².

Затем несомненно, что всякая машина подчиняет себе незначительное количество рабочих в сравнении с числом тех, которых она вовсе освобождает от исполнения тяжелой и однообразной "механической" работы. Если бы не было печатной машины, то тысячи рабочих должны были бы оттискивать то же количество экземпляров. А теперь они могут обратить свои способности на более благодарный, более облагораживающий труд. Не даром социалисты утверждают, что с повсеместным введением машин можно будет будто бы довольствоваться двух- или трехчасовым рабочим днем, позволяя труженику употреблять остальное время на саморазвитие и самообразование.

Наконец, нельзя не отрицать и эстетического значения некоторых изобретений как таковых. "Разве хорошая машина менее прекрасна, чем статуя? - спрашивает один американец³, - одна изображает природу, а другая природу дополняет; одна олицетворяет отдых и бездействие, а другая - жизнь и энергию". Мнение это несколько преувеличено, но не лишено симптоматичности. Действительно, созерцание сложной машины, с такой наглядностью воплощающей творческую мысль в действии, не может не влиять на человека. Можно утверждать, что гармония и экономия частей и методичность их работы должны иметь воспитательное значение: "there is something peculiarly educational in the very presence of the working of mechanical powers".

¹ Ср. F. Cotarelli, Le privative industrial!, Cremona, 1888, стр. LXXII и ел.; ср. также Ch. Laboulaye, Dictionnaire des arts et manufactures vol. III, стр. 81.

² В С. Штатах выдано с 1858 по 1888 г. 2500 патентов женщинам. Propriété Industrielle, V, стр. 39. - Ср. официальное издание, Women inventors to whom patents have been granted by the U. S. Government, 1790 to July 1888, Washington, 1888.

³ O. Pratt, Invention and Advancement, в Celebration etc., стр. 57-76.

Резюмируя все сказанное и подводя итоги того значения, которое имеют технические изобретения в жизни народов, мы можем сказать словами поэта, что

"... their effect is to lighten labour,
And give more room to mind, and leave the poor
Some time for self-improvement... "

II

§ 6. Увеличение роли, играемой техническими изобретениями в жизни современного общества, и улучшение социального положения изобретателей выразились¹, в области права, в форме появления сознания о необходимости² гарантировать их интересы.

Выражение "гарантировать интересы изобретателей" может быть, однако, понимаемо в нескольких смыслах - и мне нужно поэтому точно установить тот из них, который один принимается в соображение современными законами о патентах на изобретения³. Представим себе, что N. N. сделал какое-нибудь изобретение, т. е. формулировал оригинальную творческую техническую мысль⁴. Для психолога, изучающего личность данного изобретателя, совершенно безразлично объективное значение данного изобретения: представляет ли оно действительно новую мысль, никому еще не известную, - или является только повторением вещи общеупотребительной и неновой. Когда Паскаль 12-летним ребенком добрался собственным умом до построения первых Эвклидовых теорем, то психолог мог отметить это изобретение общеизвестных вещей как удивительный пример гениальности ребенка. С точки зрения лично-психологической, заслуга Паскаля не уменьшается от того, что найденные им теоремы были уже напечатаны в то время во всяком учебнике: ценится только потраченное умственное усилие.

¹ Обыкновенно этот процесс изображают в обратном порядке, т. е.: издание патентного закона, - изобретатели получают возможность "налаживать деньгу" - социальное значение их увеличивается. Но если вспомнить, что английский патентный закон 1623 г. не улучшил положения изобретателей, влачивших ничтожное существование до тех пор, пока в начале XIX века сама жизнь, а не буква закона, выдвинула их вперед, - позволительно будет считать принятый мной порядок каузальности более соответствующим действительности.

² Я не касаюсь здесь вопроса о том, как, благодаря какой борьбе с установившейся системой интересов выросло и утвердилось указанное сознание необходимости защищать интересы изобретатели. Об этом см. книгу I, passim.

³ Ch. Knight, The English Cyclopaedia, Arts & Sciences. V° Invention, vol. IV, p. 945, London, I860.

⁴ Я пока довольствуюсь таким предварительным определением понятия изобретения. Подробности см. кн. II, гл. 1.

Совсем иначе посмотрел бы на дело историк. Для него важно установить точный момент, когда данная идея впервые могла появиться на свет. В настоящее время историки считаются, как с изобретателями дифференциального исчисления, с Ньютоном и с Лейбницем. Но если бы случайно найден был документ, неопровержимо устанавливающий, что дифференциальное исчисление было известно уже Архимеду, то источники впредь стали бы отмечать его время как эпоху, когда человеческий интеллект уже был способен воспринять данную идею. Личная заслуга Архимеда была бы в этом случае очень не многим больше заслуги Ньютона: ровно настолько, насколько общая умственная культура и методы исследования были ниже в IV веке до Р. Хр., чем в XVI веке после Р. Хр. Историческое же значение работы Ньютона потеряло бы весь свой смысл.

Юрист не считается ни с личной, ни с исторической заслугой изобретателя. Современное право еще не доразвилось до такой элегантности, чтобы гарантировать изобретателю честь первого или вообще самостоятельного изобретения. Даже в более развитом авторском праве только недавно (напр., см. новый германский проект) дошли до убеждения о необходимости создать иск о признании авторства. В области патентного права нормы пребывают на более грубом уровне: материальные, денежные интересы изобретателя - вот все, что они охраняют¹. Пожелание Rathke, высказанное на первом патентном конгрессе (6 августа 1873 г. ), чтобы во всяком патенте указывалось имя подлинного изобретателя, - было признано проявлением похвального, но слишком тонкого для современного права пиетета. Впрочем, навы ставке уже была сделана попытка выдавать медали collaborateur'aм награжденных фирм, чем отчасти признавалась необходимость защищать честь изобретения за скромными рабочими, по контракту передающими все свои новые мысли в полную собственность хозяина. И надо надеяться, что наступит когда-нибудь время, когда честь изобретения будет цениться и защищаться так же, как и честь авторства, - когда перестанут быть справедливыми слова Klopstock'a:

"Vergraben ist in ewige Nacht
Der Erfinder grosser Name zu oft!
Was ihr Geist grübelnd entdeckt, nützen wir,
Aber belohnt Ehre sie auch?"

¹ Под материальными интересами автора нужно разуметь: 1) его право на получение вознаграждения, гонорара за изобретение и 2) его право на возмещение расходов по производству предварительных опытов. Первая величина не поддается исчислению. О второй можно судить по следующим цифрам: опыты по газомотору Otto-Deutz стоили свыше 210.000 марок; по получению хлора (Deacon) - 30.000 φ. ст.; по получению цинковых белил (Wood) - 300.000 марок; по сверлильной машине Leschol'я - 30.000 φ. ст. (F. Wirth, Die Patentreform, 1876, стр. 7). - Для мартирологии изобретателей, см. Ernouf, Histoire de quatre inventeurs français, Paris, 1884; его же, Histoire de trois ouvriers français; его же. Deux inventeurs célèbres; Yves Guyot, L'inventeur, Paris, 1867; Th. W a g h o r n, The bitter bitter Cry of Outcast Inventors, London, 1885. Автобиография Bessemer'a, в Congrès, 1878, ann. XV; о расходах Sax'a по распространению своих изобретений и по борьбе с контрафакторами - см. Pataille, Ann., VI, стр. 333; ср. de Varigny, Les grandes fortunes en Angleterre, Revue des deux Mondes, LVIII, стр. 87.

III

§ 7. Таким образом, современное правосознание признает за изобретателем право получить денежное вознаграждение за свой труд. Даже такие ярые противники патентного права, как Chevalier¹ во Франции или Böhmert² в Германии, возражали, в сущности, не против принципа вознаграждения, а лишь против формы, в которой это последнее будет гарантировано³.

Можно указать несколько таких форм вознаграждения, в свое время предложенных в теории или на практике. Так, например, очень нередко и в настоящее время изобретатели защищают свои права без патентов - путем сохранения изобретения в секрете⁴. Так называемые секреты фабричного производства охраняются в одном исключительном случае и русским правом⁵, но в сущности могут быть полезными только крайне редко. Причиной этого являются два обстоятельства: во-первых, не все изобретения могут быть эксплуатируемы в тайне; состав большинства химических продуктов, раз они пущены в продажу, может быть установлен анализом, а изобретения механические, эксплуатируемые распространением экземпляров в публике, и вовсе не могутбыть сохраняемы в тайне (косилка, винт парохода и т. д. ). Во-вторых, для многих изобретений охранение секрета сопряжено с такими трудностями, что вызываемые ими расходы не окупают получаемой прибыли. Ввиду всего этого фабричные секреты могут только в исключительных случаях служить для защиты прав изобретателя. С социальной точки зрения фабричные секреты вредны, ибо существование их может растягиваться на неопределенно долгий срок, и, кроме того, они всегда соединены с риском утраты, забвения.

¹ M. Chevalier, Les brevets d'invention dans leur rapports avec le principe de la liberté du travail et avec le principe de l'égalité des citoyens, Paris, 1878; passim.

² V. Böhmert, Die Erfmdungspatente nach volkswirthschaftlichen Grundsätzen und industriellen Erfahrungen mit etc., Berlin, 1869, стр. 47-49; он же в National-Zeitung 28 мая 1867 г.

³ Та же точка зрения в Handwörterbuch fur Volkswirthschaftslehre, 2 Aufl., Leipzig, 1870, p. 625-636, v° "Patentwesen".

⁴ "Die Geheimhaltung hat wesentliche Vortheile. Dieselbe beschrankt die Gewerbefreiheit nicht und verhindert eine Einmischung, des Staates". Отчет швейцарской парламентской комиссии, апрель 1887 г., стр. 9. "Rapport de l'autre fraction de la commission".

⁵ Ср. Улож. о наказ., ст. 1355.

Другой способ заключается в предложенной одним французским экономистом¹ свободной фабрикации изобретений всяким желающим, при условии уплаты изобретателю в течение 25 лет некоторой части (2-5%) продажной цены. Этот способ аналогичен с французской организацией взимания авторского гонорара за драматические произведения и с итальянской системой domaine public payant; в пользу его говорит то обстоятельство, что изобретатель получал бы вознаграждение, не обременяя промышленность монополией. Но на практике эта система никогда испробована не была и, вероятно, последовательно проведена быть не может.

Третий способ заключается в неоднократно предлагавшейся выдаче изобретателям денежных или почетных наград². В единичных случаях эта мера предлагалась даже для замены авторского права³. Главным поборником этой системы нужно считать англичанина Macfie, неоднократно возбуждавшего в "Обществе социальных знаний" в 60-х гг. вопрос о замене патентов наградами⁴. Практика, однако, дает только единичные примеры употребления подобного способа вознаграждать изобретателей. Во Франции, например, 12 сентября 1791 г. был издан специальный закон о вспомоществованиях и наградах артистам и изобретателям⁵; награды выдавались по двум категориям: за изобретения, требующие для своего осуществления предварительных денежных затрат, и за изобретения, не требующие таковых; каждая категория, по важности изобретения, была разделена на три класса. Статья 11 предусматривала, что взявший патент не мог являться соискателем награды.

¹ Ch. Limousin, De la propriété intellectuelle industrielle, Paris, 1873, стр. 29.

² В 1829 г. некто V i g a r o s у издал целую брошюру, в коей предлагал создать орден "du Mérite industriel ou de St. -Charles". - Cp. Bentham, Rationale on Rewards, стр. 92.

³ Ср. анонимную брошюру Vertheidigung des Buchernachdfucks in Oesteneich, Leipzig, 1814, стр. 13-14. Также L. Blanc, Organisation du Travail, 5 изд., Paris, 1848.

⁴ См. Transactions of the national association for the promotion of social science, London, 1863, стр. 818-830; 1865, стр. 260 ce.; 1866, стр. 280 ce. и т. д. Весьма однообразно!

⁵ Ср. Anton Schuller, Handbuch der Gesetze über ansschliessende Privilegien etc., Wien, 1843, стр. 133-137.

На практике закон применялся всего 2-3 раза¹. Кроме этого закона, можно указать еще и на сепаратные указы, обещавшие выдачу премии за изобретение определенного способа или прибора. Декретом 7 мая 1810 г. Наполеон обещал награду в 1 милл. франков тому, кто изобретет лучшую машину ткать лен. Впрочем, обещание это не было исполнено по отношению к Ph. Girard'y, действительно изобретшему такую машину². На последней парижской выставке был произведен конкурс спасательных аппаратов для погибающих при кораблекрушениях; премией являлись 100 т. φρ., пожертвованных наследниками известного специалиста по патентному праву, A. Pollock'a, погибшего с женой на пароходе "La Gascogne".

У нас в России также можно указать некоторое количество примеров денежных премий, выданных изобретателям. Так, 15 февраля 1840 г. Мануфактур Совет, обсуждая "прошение академика Якоби о выдаче ему беспошлинной 10-летней привилегии на изобретенный им способ производить металлические слепки посредством электромагнетизма", постановил, "принимая во внимание важную пользу, которую можно ожидать от разнообразных применений открытия г. Якоби к художествам и ремеслам, предложить ему, вместо привилегии, денежное от Правительства вознаграждение, а открытие обнародовать и предоставить на пользу общую³". Тот же Мануфактур Совет 19 декабря 1829 г. постановил "вместо просимой привилегии, присвоить Юнкеру похвалу и предоставить его вниманию Министра Финансов⁴". А 14 июля 1834 г. назначена была целая комиссия "для определения наград мастерам, отличающимся, при особом усердии, искусством в работах и изобретательностью⁵".

¹ У нас в России существует так называемая премия имени A. M. Княжевича, положение о которой утверждено в ноябре 1896 г. По ст. 4 старого неаполитанского закона прямо предусматривалась выдача наград вместо патентов в тех случаях, когда изобретение может быть легко подделываемо и потому является трудно защищаемым от контрафакторов. См. у Kleinschrod, Die Internationale Patentgesetzgebung, 1855, стр. 121.

² См. Journal des Economistes, LXV; G. Fourcade-Prunet, La question des brevets d'invention, p. 409, прим. 1.

³ Журнал M. Совета, 15 февраля 1840, (рукопись).

⁴ Журнал M. С, 19 декабря 1829.

⁵ Журнал М. С. 14 июня 1834; ср. журналы 3 мая 1834 и 9 октября 1843.

Если бы система денежных и почетных наград была последовательно осуществимой на практике, то, конечно, она с успехом могла бы бороться с системой монопольно-патентной. Но именно практическое ее осуществление представляется трудно исполнимым. Не говоря уже о том совершенно нежелательном вмешательстве государства в хозяйственные и коммерческие дела, которое бы она вызвала, - нельзя не заметить, что всякая оценка изобретений была бы сопряжена с колоссальны-ми трудностями ¹, в особенности если вспомнить, что, при современном развитии международного оборота, пришлось бы давать вознаграждение не только своим изобретателям, но и иностранцам, уже награжденным на родине. Но даже предположив, что оценка эта была исполнимой вещью - можно спросить себя, с одной стороны, какие расходы легли бы на бюджет, если бы государство собралось по заслугам вознаграждать Пастеров, Кохов, Бессемеров, Сименсов и Эдисонов, а с другой - не слишком ли платонической мерой явилось бы дарование изобретателям орденов и иных чисто внешних наград. Недаром один докторант середины этого столетия пишет: "Nullus facile reperietur inventor qui honores a summo imperante pro officiis praestitis tributos contemnat: nee tarnen expectandum, solis honoribus, utut splendidis, eum fore contentum... Res quidem eo redivet, ut inventor honoribus oneratus, imitationi liberoque concursui tradens inventionem, egestate mox ipse vexaretur, quo honores oblati magis ludibrio quam saluti ei essent²".

Наконец, как четвертый способ вознаграждать изобретателей я должен отметить предложение E. Piсard ' а ³, прошедшее в литературе незамеченным, но, может быть, имеющее будущность, несмотря на всю свою кажущуюся смелость и неопределенность. Я не отрицаю, говорит он, необходимости защищать интересы изобретателей, но утверждаю, что выдача патентов есть способ рудиментарный, несовершенный, частью бьющий далее цели, а частью - недостаточный. Зачем законом установлять, что все изобретения будут защищаемы 15 лет, в то время как для крупных изобретений этот срок недостаточен, а для мелочей - слишком велик? Или зачем постановлять, что из двух одновременных изобретателей получит патент тот, кто первый подаст прошение, так что опоздавший исполнить формальность будет лишен всех плодов своего труда? Не лучше ли сделать закон более гибкий, т. е. не лучше ли распространить на изобретения начала "concurrence déloyale ⁴", этого удивительно полезного в руках просвещенных судей оружия?

¹ "Sans compter les péchés qu'on commettra par ignorance, la faveur, l'intrigue, - les opinios politiques n'interviendraient-elles pas pour être jugées en dernier ressort? L'incompétence de l'Etat est radicale". Picard, Suppression des brevets d'invention, в Revue de droit international, III, стр. 394.

² Johannes van Delden, Dissertatio oeconomico-politica inauguralis de privilegiis, quae rerum inventoribus conceduntur, etc. Daventriae, 1843, стр. 32.

³ E. Picard, Suppression des brevets d'invention. Assimilation de la contrefaçon industrielle à la concurrence déloyale. В Revue de droit international, III, стр. 391-405.

⁴ Ta же мысль, по-видимому, выражена и у Chevalier, Op. cit., стр. 99: если уничтожить патенты, то что останется изобретателям? - "La protection de lois générales, 1 Ordre public assuré par les gouvernements, des magistrats intègres et éclairés pour les soustraire à la violence et à la fourberie d'autrui".

Разве тот, кто позаимствует у соседа изобретение, не совершает акта нечестной конкуренции? и т. д. Конечно, было бы просто доказать трудную осуществимость на практике предложения Picard'a: так просто, что я даже не стану делать этой работы¹. Если я, однако, упомянул о его проекте, то только потому, что я вижу в нем правильную руководящую точку зрения вообще для обсуждения норм патентного права: возможно меньше формальностей; допущение только тех формальностей, которые сделаны в интересах третьих лиц.

§ 8. Недостаточность всех перечисленных способов обеспечивать изобретателям получение вознаграждения заставила обратиться к системе выдачи так называемых патентов (привилегий) на изобретения. Вознаграждение изобретателя ставится, путем выдачи патента, в органическую зависимость, во-первых, от достоинств изобретения: удачно изобретение, публика раскупает его охотно, и изобретатель собирает обильную жатву в качестве единственного производителя данного продукта. Во-вторых, оно ставится в зависимость и от усердия, которое проявляет изобретатель в столь трудном деле, как распространение новой идеи: изобретение может быть очень важным, но изобретатель не получает крупного вознаграждения до тех пор, пока он не примется энергично за социально-полезную роль пропагатора².

Наконец, в-третьих, вознаграждение уплачивается также и пропорционально полученной публикой выгоде.

¹ Сам Picard указывает, что по его системе, в случае предъявления иска, "il faudra d'abord que le demandeur justifie qu'il est inventeur; il devra préciser sa prétendue invention, démontrer qu'elle réunit les caractères d'une invention véritable. Son adversaire pourra lui répondre... en prouvant, par exemple, qu'il n'y a pas de nouveauté, que le procédé était connu, employé, exploité; qu'il a été décrit ou publié etc. " Ibidem, стр. 402. Но ведь большинство позитивных норм именно и имеет целью облегчить подобное доказывание. Конечно, очень просто видеть идеал в том, чтобы "toutes les règles de pur droit positif soient abandonnées et la raison seule demeure conseillères", - но куда же это нас приведет?

² Наиболее выпукло выразил эту мысль однажды W. Siemens: "Если бы порядочное изобретение было найдено, валяющимся в канаве, то стоило бы отдать его в исключительную собственность такому человеку, которого можно было бы лично заинтересовать в распространении новой идеи". - Ср. также, Pollock: "It requires the outmost persistence, the outmost favourable conditions, the enlistement of capital and enterprise, to make the blind and heedless public see, that the change will be beneficial, and to force the stolid and reluctant public to adopt it". Transactions of the Chartered Institute of Patent Agents, XII, стр. 88. - Ср. речь André на конгрессе 1873 г., Amtliche Berchte etc., стр. 86-88.

Таким образом, всякая патентная система создает органическую связь между успехом изобретения и размерами вознаграждения, регулируя почти автоматически второе по первому. Если прибавить к этому, что выдача каждого патента, как государственный акт, соединена с опубликованием патентуемого способа и что, следовательно, сборники выданных патентов могут служить полезным средством для распространения новейших технических сведений¹, - то станет ясным, как много преимуществ должно быть признано за патентной системой (Bentham в своем Rationale on Rewards так перечисляет достоинства патента: "It is variable, equitable, commensurable, characteristic, exemplary, frugal, promotive of perseverance, subservient to compensation, popular and reasonable").

§ 9. Однако эта система имеет много противников, и я позволю себе вкратце остановиться на формулируемых против нее возражениях. Сделаю я это не потому, чтобы эти возражения имели особо высокое научное значение, но потому, что обсуждение их позволит мне дать одному специальному вопросу патентного права несколько иное освещение, чем то, которое обыкновенно дается.

Отправная точка всех возражателей заключается в следующем. Сущность патента, говорят они, состоит в том, что государство дает определенному индивиду исключительное право фабриковать данное изобретение, т. е. запрещает всем остальным людям заниматься изготовлением того же предмета. Но в таком случае, говорят они, привилегия на изобретение есть не что иное, как новый, усовершенствованный и измененный вид монополий². Один получает исключительное право изготовлять и продавать то, что - без вмешательства государства - могли бы фабриковать и продавать многие. А раз патент есть монополия, то против него могут-де быть сделаны все те возражения, которые повели к повсеместному уничтожению и других промышленных и торговых запрещений. Патенты, напр., а) увеличивают стоимость патентованных продуктов и б) вредят нормальному развитию промышленности.

¹ Один из противников патентов, проф. Gnеhm, прямо признает, что "par les brevets et les spécifications de brevets, les nouvelles inventions sont très vite connues et se répandent rapidement et ce n'est là en aucune façon un avantage pour l'inventeur (!)". Procès verbal du Congrès suisse de la propriété industrielle, tenu à Zurich le 24 et 25 Septembre 1883, Zurich, 1883, стр. 65.

² См., например, Macfie, в Transactions of the national Association for the promotion of social science, 1863, стр. 823.

Ad a. Хотя и были попытки доказать, что патенты будто бы не удорожают продукта, однако попытки эти очевидным образом несостоятельны. Они сводятся к двум утверждениям: 1) что выдача патента на новое изобретение не может повысить цены на аналогичные, ранее известные продукты и 2) что патентованный продукт будет находить сбыт только в том случае, если - при равной эффективности - он будет продаваться, по крайней мере, не дороже непатентованных¹. Оба эти соображения совершенно правильны, но они не касаются сущности дела. Если изобретен и патентован способ делать соду на 50% дешевле, то несомненно, что это обстоятельство не повысит цены на непатентованную соду; но столь же несомненно, что публика будет переплачивать за монопольную патентованную соду дороже, чем сколько она впредь за нее платила бы при отсутствии патентов. Если угодно, можно это положение формулировать так: патенты не повышают цен, но мешают ценам спускаться до того уровня, который определился бы нормальной стоимостью производства по патентованному способу².

Ad b. Увеличивая стоимость продукта, патентная монополия соединяется, кроме того, и со всеми теми остальными неудобствами и стеснениями для третьих лиц, которые вообще свойственны этому виду правомочий. Если представить себе, что в Германии в настоящее время действует свыше 20. 000 патентов, т. е. на каждую из трех больших отраслей промышленности свыше 6. 000, а на каждый из 97 классов почти 200 патентов, и что в Соед. Штатах ежегодно выдается свыше 25. 000 новых патентов, - то мы признаем совершенно справедливыми жалобы тех промышленников, которые утверждают, что они часто лишены возможности совершенствовать свои производства только потому, что "куда ни ткнешься, везде стоит чужой патент". Самые ничтожные усовершенствования, до которых естественным образом доходит мало-мальски толковый рабочий, оказываются "патентованными": фабриканту, желающему развивать свой способ производства, приходится чуть что не содержать специального юрисконсульта для дачи заключений о том, не нарушает ли сделанное нововведение чей-либо чужой патент³. Но этим дело не ограничивается: на заводах Шнейдера установлено, как правило, брать патенты на все даже малейшие нововведения только

¹ Ср., например, Say, Dictionnaire d'économie politique, Paris, 1892, v° Propriété industrielle, стр. 659. - Memorial über die Frage des Ausschlüsse etc., стр. 5. - L. Nolte, Die Reform des deutschen Patentrechts, Tübingen, 1890, стр. 12. - Гораздо правильнее обсуждает этот вопрос L. Wirth: "Wenn mann aber so naivistzu meinen: die neu erfundenen Gegenstände wären ohne Patente billiger, so ist das bei gestohlenen noch mehr der Fall". Die Patentreform, Frankfurt a M., 1876, стр. 7.

² "Der Zweck des ganzen Patentrechts ist, einen höheren Preis für seine Waare zu erzielen, als man an sich erzielen würde". Dr. Faucher, в Bericht über die Verhandlungen des sechsten Kongresses deutscher Volks-wirthe (Vierteljahrs, für Volkswirths. etc., III, стр. 236).

³ "Bei grösseren komplizirten Maschinen können einzelne, vielleicht nicht gerade wesentliche Theile patentirt werden, was eine komplete, vielleicht an sich viel werthvollere Anordnung nicht ausführbar macht und den grösseren (Constructeur za einem peniblen Studium aller solchen kleinen Patente veranlasst". Ueber die Einführung des Schutzes der Erfindungen, Muster & Modellen. Herausgegeben vom Bureau der Kaufmännischen Gesellschaft Zürich, Zürich, 1886, 4°, стр. 18.

потому, что бывали случаи появления шантажистов, бравших патенты на "изобретения", подмеченные ими где-нибудь на заводе и затем патентованные только для целей вымогательства¹. Благодаря всему этому число патентов и, следовательно, "разгородок в области техники" все растет и растет. В результате может получиться, что всякий промышленник будет иметь свой патент - и мы вернемся к злоупотреблениям ancien régime'ной промышленности.

§ 10. Как ни вески эти возражения, но повторяю, они представляют мало научного интереса. В самом деле, современная жизнь не только не выработала институтов, могущих заменить патентное право, но даже повела - в последнее время - к необычайному развитию этой последней дисциплины: лучшее доказательство, что патенты не так уж вредны для промышленности. Следовательно, соображения о повышении цен и о стеснениях, создаваемых патентами, могут иметь значение только для политики права: догматика не должна воздерживаться от изучения многообещающего института только потому, что он напоминает средневековые Bann-, Brenn-, Wege- и Müllrecht'bi. В своем месте я постараюсь доказать, что патенты действительно ближе всего подходят по своей юридической структуре к средневековым монополиям (см. послесловие, II). Но я думаю, что сходство или несходство разбираемого института с какими бы то ни было, даже весьма антипатичными, былыми явлениями не должно и не может влиять на самый характер исследования: простой тезис, но часто упускавшийся из виду исследователями. Настолько, между прочим, часто упускавшийся из виду, что вопрос о "монополистических тенденциях патентов" повлиял косвенным образом даже на структуру ныне действующих патентных законов. И для того, чтобы выяснить именно это влияние, я и предпринял настоящий анализ.

Дело заключается в следующем. Все перечисленные нападки на патентную систему произведены были главным образом в третью четверть XIX века. Манчестерская школа в свое время как один человек поднялась против патентов, "последнего остатка средневековых монополий". И в этот момент (конец 60-х гг. ) увлечение идеями экономической свободы было настолько велико, что - любопытное явление! - среди сторонников патентной системы не оказалось ни одного человека с достаточным научным мужеством, чтобы сказать: "пусть патенты - монополия, а я все-таки их защищаю". Такое уже время было: "monopolii sola vox homines offendebat sufficiebatque ad tollendam omnem disputationem ulteriorem".

¹ Chevalier, Op. cit., стр. 76.

Поэтому разбираемая контроверза приняла с самого начала любопытнейший характер: с одной стороны, противники патентной системы, по принципу "то, да не то", старались не настаивать слишком уж энергично на монопольном характере патентов, чувствуя, что в случае уничтожения этих последних трудно будет заменить их чем-либо другим и несправедливо будет оставить их незамененными. С другой стороны, сторонники патентов - вопреки здравому смыслу - выбивались из сил, чтобы доказать, что патенты не имеют монопольного характера.

А так как - в силу общеэкономических причин - войско противников патентной защиты к середине 70-х гг. быстро растаяло, то сторонники и позволили себе "выйти на площадь и кричать: мы победили!". На самом же деле, контроверза осталась нерешенной; одна сторона не слишком старалась доказывать правильное решение, а другая считала нужным верить в решение неправильное; из этого большого толку выйти не могло.

§ 11. Но все это имело бы лишь академическое значение. Беда началась там, где специальная контроверза о монопольном характере патентов - по странному стечению обстоятельств - произвела влияние на чисто практические приемы изучения деталей патентного законодательства, особенно de lege ferenda.

Произошло это любопытнейшее взаимодействие столь отдаленных двух факторов следующим путем. Чувствуя свою слабость по вопросу "патент и монополия", сторонники патентной защиты постарались перенести центр тяжести всего обсуждения в область, казавшуюся им менее щекотливой. Такой областью избраны были рассуждения о пользе патентов для развития промышленности. "Патентное право чрезвычайно способствует развитию промышленности". Этот аргумент сделался быстро любимым пунктом всех обсуждений. И так как многие прибегали к нему для того, чтобы заглушить последние угрызения собственной своей совести ("а ведь я, кажется, защищаю монополию!") - то очень скоро этот "тезис" стал выкрикиваться чуть что не истерическим образом.

Дурной пример подала в этом отношении С. -Американская конституция. Статья 1 § 8 этого акта гласит так: "Конгресс будет иметь право... способствовать развитию наук и полезных искусств, выдавая, на ограниченный период времени, исключительные правомочия эксплуатировать сочинения и открытия". Поверхностному наблюдателю легко было увлечься этим бесполезным введением в законодательный акт момента цели и, идя по такому пути, несколько сгустить краски¹: "Либеральный закон о патентах...

¹. Первая резолюция Association for the reform and codification of the law of nations, см. Протоколы конгресса 1878 г., приложение XI.

....есть основание всякого прогресса торговли и промышленности¹ (groundwork of all progress)". Еще шаг вперед по тому же пути, - и мы переходим в область утверждений совершенно фантастических. Отчего зависит превосходство английской промышленности? - оттого, что Англия первая ввела закон о патентах ². Отчего в С. Штатах изобретатели обнаруживают такую деятельность? - не от дороговизны рабочих рук и не от других каких-либо экономических причин, а оттого, что в С. Штатах действует наиболее совершенный патентный закон³. Отчего в Китае и в Персии мало развита промышленность? - оттого, что в этих государствах нет законов о патентах⁴. Отчего развивается за последнее время немецкая промышленность? - оттого, что в 1877 г. издан хороший закон о патентах⁵. Близорукое преувеличение относительной важности специально изучаемого предмета вообще встречается часто. Но в аргументах тенденциозных это преувеличение переходит всякие границы. Аргумент о влиянии патентов на развитие промышленности преподносится поэтому публике иногда в такой форме: "Патентные законы создают громадное количество (enorme Anzahl) важных изобретений"⁶, или: "Благосостояние страны прямо пропорционально числу лет суще-

¹ Мысль эта подробно развивается в Report of the Commissioner of Patents, Washington, 1896, в коем приведен целый список (стр. 22-78) изобретений будто бы обязанных своим происхождением существованию патентов. Но ведь комиссар должен настаивать на этом, так сказать, по обязанностям службы! - Ср. Newton, Industrial Progress and how it may be Encouraged or Retarded, в Transactions of the Chartered Institute etc., ХШ, стр. 46-61.

² См. Journal des Débats, 19 августа 1854 г. - То же утверждение в парламентском швейцарском Rapport de M. M. Haller et Frey-Godet, 5 дек. 1886 г., стр. 3. - То же утверждение у Landgraf'а, в Patentfrage etc., стр. 106. - То же утверждение, да еще в "развитой" форме, к удивлению моему, я нашел даже у Kohler'a, Patentrecht, стр. 22-27: "England stand vor 2 1/2 Jahrhunderten auf keiner höheren Stufe der Industrie, als Frankreich und Spanien... Mit Hülfe des Patentrechts (!) hat es die Nachbarvölker überflügelt". Для сведения укажу: 1) что в первые сто лет действия закона 1623 г. в Англии выдано было 430 патентов, т. е. по 4, 3 в год, а в следующие сто лет - 4293 патента (Propr. Ind., XVI, стр. 121), т. е. 42, 9 в год. Если английская промышленная эволюция была следствием выдачи 4 патентов в год, то каждый патент должен был обладать особой, магической силой... 2) В работе G. Bry (Histoire économique et industrielle de l'Angleterre, Paris, 1900), подробно анализирующей вопрос об этой эволюции, нигде даже не упомянуто слово "патент"...

³ О. Witt, Chemische Homologie und Isomerie in ihrem Einflüsse auf Erfindungen auf dem Gebiete der organischen Chemie, Berlin, 1889, стр. 11. - Ср. речь Michel Pelletier при чествовании столетнего юбилея американского закона, 25 мая 1891 г.: "Il est impossible de mesurer exactement la part considérable qui revient à cette loi tutélaire dans le développement prodigieux de la science et de l'industrie". Propr. Industrielle, VII, стр. 81.

⁴ Haller и Frey-Godet в цит. докладе, стр. 3. - Ср. Jobard, Projet de loi sur les brevets d'invention, Bruxelles, 1848, стр. 3.

⁵ Haller и Frey-Godet, ibidem. - Ср. Die Patentfrage etc., стр. 78.

⁶ A. Eichleiter, Beantwortung der im Jahre 1883 von elf Schweizerischen Industriellen im gegnerischen Sinne geschriebenen Broschüre. St. Galleu, 1886, стр. 21.

ствования в ней хорошего патентного закона"'. Дальше, кажется, некуда идти; но один из чересчур старательных защитников патентов доходит до еще большего абсурда: "en 1848 on n'a pas rencontré un seul breveté derrière les barricades (sic!); vous voyez bien que pour l'effet moral seulement, la multiplication des brevetés dans un pays serait une garantie de tranquillité pour l'Etat". Положим, это написано несчастным графоманом Jobard'oм; но напечатана эта глупость все-таки в Journal des Economistes, XLI, стр. 447.

§ 12. Изложенного выше (I-II) было бы достаточно для того, чтобы оценить по справедливости только что приведенные преувеличения. Я указывал, что изобретения имеют важное значение в жизни современных народов (§§ 1-5), - что изобретатели как социальный класс заслуживают защиты (§ 6), - наконец, что патент есть лучшая, но не единственная из форм такой защиты (§§ 7-8). Однако ввиду наличности только что приведенных яркотенденциозных преувеличений я позволю себе специально остановиться на вопросе о значении патентов для развития промышленности: т. е. именно патентов, а не изобретений и не изобретателей.

Прекрасный материл для решения этого вопроса представляет одна швейцарская брошюра, изданная в самый разгар борьбы за издание закона 1888 г. Брошюра эта отличается необычайным спокойствием тона и содержит материал, взятый из чистейших первоисточников; поэтому она и является крайне ценной. Она представляет результат опроса ста пятидесяти швейцарских фабрикантов и называется: "Ueber die Einführung des Schutzes der Erfindungen, Muster & Modellen, herausgegeben vom Bureau der Kaufmännischen Gesellschaft, Zürich, 4°, 1886". В продаже ее, кажется, нет: я лично пользовался экземпляром Бернского Бюро.

Если решающим моментом в развитии изобретательности и промышленности, говорит редактор брошюры, является наличность закона о патентах, то в странах, не дающих защиты изобретателям, замечалась бы бедность технического творчества². Между тем, на проверку, оказывается, что швейцарская промышленность, несмотря на ее малое количественное развитие, дала, даже безотносительно, очень много полезных

¹ Jobard, цит. У О. Comettant, La propriété intellectuelle au point de vue de la morale et du progrès, Paris, 1858, стр. 101. Ta же мысль y Kloslermann, Die Patentgesetzgebung aller Länder nebst etc., Berlin, 1876, стр. 5: "So ist auch dasjenige Zeitalter und dasjenige Land an Erfindungen das ärmste etc. " Та же мысль у A. Eichleiter, Loc. cit., стр. 23.

² Отмечу, что защитники патентов так и поступают, утверждая, например, что с XVIII века и до 70-х гг. нашего столетия в Пруссии было сделано одно изобретение, а в Швейцарии - ни одного. Ср. указания у Böhmen, Loc. cit., стр. 65 и ел. Та же мысль в Die Patent-frage etc., стр. 76-78.

изобретений, особенно в области машиностроения¹. Значит ли это, что патенты совершенно бесполезны? Было бы ошибочно делать такое поспешное заключение, говорит редактор, так как условия фабричной деятельности разнообразны и допускают очень мало обобщений. Всякая фирма завоевывает себе широкий рынок только путем специализации; но чем больше проведена эта специализация, тем меньше фирма нуждается в патентах, ибо производимый ею тип машин делается "до того совершенным, что эти машины, как организмы с ярко выраженной индивидуальностью, в конце концов исключают всякую возможность подражания²". Опять-таки чем крупнее специализированное производство, тем меньше нужны ему патенты: подражания, в силу естественных причин, не в состоянии возвыситься до оригинала. Мелкая же, не индивидуализированная промышленность часто нуждается в искусственной монополии³.

С другой стороны, нельзя огулом говорить о необходимости патентов для всяких фирм, независимо от их положения на рынке. Фирма старая, с упрочившейся репутацией, почти не нуждается в патентах, так как ее клиенты никогда не предпочтут дешевку-подражание испытанным фабрикатам долголетнего поставщика. Происходит это не от чувства какого-либо сентиментального пиетета, а от сознания правильно понятого коммерческого интереса: в крупных, сложных изобретениях всегда выгодно покупать у самого изобретателя, потому что он выносил и выхолил изобретение и, конечно, лучше других справляется с ускользающими от хладнокровного взгляда контрафактора мелочами. Всякий долголетний труд имеет тенденцию к "самовознаграждению" в форме естественной монополии⁴. Наоборот, фирма молодая, с репутацией неустановившейся и с опытностью невыработанной, не может завоевать себе обширную клиентелу иначе, как покрыв себя искусственной монополией⁵.

Сам изобретатель нуждается или не нуждается опять-таки в патентах в зависимости от его отношения к данной отрасли производства. Если он не принадлежит "zur Branche", то как бы талантлив он ни был, он может наметить только направление, в котором надо двигаться к

¹Брошюра перечисляет: Honneger's Seidenwebstuhl и Zettelmaschine; Meyer-Täuber's Trappenputz- и Zettelputzmaschine; Brunner's Spuhlmaschine; Rieter's Quadrantregulator für Self-actors; Sulzer's Tücherwaschmaschine; Escher Wyss'es Vertikaler Knotenfânger и т. д. -целый ряд. Loc. cit., стр. 27 и ел. Все эти изобретения сделаны до издания закона о патентах.

² Loc. cit., стр. 3.

³ Ibidem, стр. 32-34.

⁴ Ibidem, стр. 21 и 32. ^s Ibidem, стр. 30.

изобретению, только указать руководящую идею. Для того, чтобы добиться изобретения в актуированной форме, он должен прибегнуть к помощи специалиста. Это общение специалиста-конструктора с интуитивным изобретателем облегчается патентными правом. Если же, наоборот, изобретение сделано самим специалистом, то он, выпуская новый продукт на рынок, обыкновенно приобретает естественный "Vorsprung", могущий заменить ему всякий патент¹.

Наконец, нужно ли думать, что при отсутствии патентов изобретатели совершенно лишены вознаграждения? Это было бы неосновательным предположением, ибо патенты только регулируют то, что вырабатывает предварительно сама жизнь. Раз оказана услуга, естественное взаимодействие человеческих интересов приводит к тому, что услуга эта не остается без эквивалента. "Разве мы не платим изобретателям? -говорит один крупный конструктор. - Мои машины подвергаются постоянным усовершенствованиям, но это не значит, что все эти усовершенствования исходят из специального технического отделения моей фабрики. Наоборот, мелкие, но наиболее ценные улучшения обыкновенно намечаются теми рабочими-ткачами, надсмотрщиками, мастерами и инженерами, которые в Швейцарии и по всей Европе постоянно стоят при моих машинах. И я был бы не на высоте моего положения, если бы я не старался обеспечивать себе доставление сведений о всех этих мелочах, в сумме создающих исключительное совершенство моих фабрикатов. Все эти непосредственные работники знают, что я плачу широко за всякую - даже мелкую - мысль, полезную для моего производства. И делается это без всяких патентов"².

§ 13. Из всего сказанного видно, насколько осторожно надо обращаться с аргументом о влиянии, будто бы производимом институтом патентного права на развитие промышленности. Оказывается, что не всякая форма промышленности нуждается в патентах; что не всякая фирма и не всякий изобретатель принуждены обращаться к искусственной монополии для того, чтобы обеспечить сбыт своего произведения и уплату своего изобретательского гонорара; наконец, что наличность патентной защиты вовсе не есть conditio sine qua non наличности многочисленных изобретений и развитой промышленности.

¹ Loc. cit., стр. 31 и ел. Поэтому "Es wird nur wenig unentgeltlich nachgeahmt, da man es... im eigenen Interesse liegend erachtet, sich mit dem Erfinder in's Einverständniss zu setzen, um richtiger zu urtheilen und die von ihm mit seiner Erfindung gemachten Erfahrungen zu benutzen". Стр. 17.

² Ibidem, стр. 25. Редакция прибавляет от себя: "Diese Bezahlung von Praemien durch schweizerische Maschinenfabriken an Erfinder kommt nicht selten vor und von unseren grossen Firmen hat wohl jede schon derartige Abmachungen getroffen". Стр. 26.

Конечно, мыслимы такие конъюнктуры, в которых существование патентов может послужить непосредственным рычагом для подъема изобретательской деятельности. Так, несомненно, что наличность чужого патента часто заставляет конкурентов изобретать суррогаты чужого изобретения для того, чтобы не быть уничтоженными конкуренцией. Калильный колпачок Ауэра вызвал массу подражаний: всякий фабрикант газовых горелок стремился что-нибудь "изобрести" для того, чтобы не погибнуть в неравной борьбе с новым светом. Многие из подобных изобретений даже удостоились выдачи патентов; но ни для кого не тайна, что все эти изменения в десятых процентах содержания циркония или церия - по сравнению с важностью основной идеи - имеют совершенно ничтожное значение и были сделаны только для того, чтобы обходить основной патент. Патент на пневматическую шину также вызвал массу новых изобретений в вентилях, способах прикрепления, устройстве оболочек и т. д., но во всей громадной массе этих изобретений нужно строго различать две категории: 1) изобретения, вызванные действительными потребностями новой промышленности, жизненными условиями спроса, предложения и технической необходимости ("нельзя ехать, пока не решена данная проблема!") и 2) quasiизобретения, "усовершенствования", вызванные наличностью чужих патентов, которые надо было обходить. И, конечно, никто не предположит, что - не будь патентов - мы и теперь все еще ездили бы на Dunlop'овской шине первого образца с примитивным вентилем. Вентиль стали изменять и улучшать не потому, что есть патентные законы, а потому, что старый вентиль выпускал воздух.

Нужно несколько выше ценить влияние естественных условий и несколько меньше верить в воздействие покровительственных законов на хозяйственную жизнь страны. Еще старик Бокль постоянно подчеркивал мысль о невозможности влиять посредством законов на развитие духовной деятельности народов. Неужели на рубеже XX века мы будем думать, что государству достаточно пообещать хороший патент для того, чтобы изобретатели стали изобретать, а промышленность- развиваться? Действительно, в странах с развивающейся промышленностью замечается и увеличение числа выданных патентов. Но отсюда заключать о патентах-причине и о развитии-следствии - столь же ошибочно, как, например, утверждать, что в комнате от того становится жарче, что ртуть термометра повышается.

Таким образом, все сказанное может быть сведено к следующей формуле: развитие промышленности в каждой данной стране зависит от причин социально-экономических, колоссальных по своей сложности; развитие промышленности вызывает увеличение числа делаемых изобретений; умножение изобретений, все в большем и большем количестве ропщущих о своей беззащитности, служит побудительной причиной для издания патентных законов. Понятие причины и следствия должны быть, таким образом, переставлены. Патентные законы не могут влиять на развитие промышленности страны иначе как в весьма отдаленных своих последствиях.

§ 14. Изложив таким образом сущность аргументов о будто бы особенном значении патентной защиты для развития промышленности и дав посильную оценку этих аргументов, я, в заключении этого отдела, должен еще указать, в чем заключаются те практические последствия, которые, как я намекал выше, проистекли из аргумента: "патенты выгодны для промышленности".

Я указал, что этот аргумент был тенденциозен, т. е., что он под видом одного тезиса доказывал, implicite, еще и второй: "патенты настолько выгодны, что им можно простить их монопольный характер". Тенденциозность создала гипертофирование. А писатели новейшей генерации, забывая историю эволюции аргумента о пользе патентов, стали обращаться с "аргументом" как с нормальным, т. е. стали оперировать с ним в нормальных логических модуляциях, забыв о "коэффициенте приближения". Безобидная забава сделалась источником ошибок.

Поясню на нескольких конкретных примерах генезис этих ошибок.

Патенты, an und für sich, суть монополии. Следовательно, рассуждают авторы, сами по себе они вредны и несимпатичны. (Всякой монополии имманентна-де несправедливость!) В патентах, значит, невозможно искать внутренней, самой себе довлеющей справедливости. Но патенты выгодны для промышленности. Следовательно, патенты надо обсуждать не по их отношению к интуитивным идеалам добра и зла (это-де для монополии немыслимо!), а лишь по отношению к требованиям целесообразности. Патент не может способствовать развитию промышленности indirecte (развитием общей правообеспеченности), ибо самый его источник заклеймен пятном "монополия". Пусть же он способствует промышленности directe, помимо справедливости и, при случае, вопреки справедливости.

Типичным писателем в этом направлении является H. Miller ¹. Он выставляет как основное положение следующую посылку²: "Законодатель, выдавая патенты, поощряет развитие промышленности, так как творческий гений находит импульс к труду в обещании широкого возна-

¹ Я. Mittler, Jun., Beitrüge zur Theore des Patentrechts, Berlin, 1894.

² Ibidem, стр. 5.

граждения". Поэтому "основные принципы патентного права лежат вне области этических требований"'. Каковы бы ни были наши интуитивные воззрения на справедливое и несправедливое, законодатель ими руководиться не может; он прежде всего должен-де обращать внимание на ту пользу, которую извлечет промышленность из конкретного постановления². Норма может быть целесообразной, несмотря на ее противоречие с воззрениями народа на правообеспеченность. "Es ist nicht ein Recht... sondern aus Zweckmässigkeitsrücksichten eingeführter Schutz (Reuling)". Против таких принципов нельзя не бороться со всей возможной энергией: они открывают слишком широкий простор необузданному субъективизму.

Другой пример. В 1894 г., в С.-Петербурге, вышла в свет брошюра А. Гурьева "О привилегиях на изобретения", с motto: "Америка для американцев". Господин Гурьев, раньше чем обсуждать проект Русского Технического Общества, задает себе вопрос: "К какой области государственной деятельности относятся законы о привилегиях на изобретения?" И указывает, что на этот вопрос может быть будто бы дано три ответа: законы о привилегиях относятся или к международному, или к гражданскому праву, или к "экономической политике" (стр. 6). Уже самая постановка вопроса является странной: зачем эти мудрствования нужны? - и как норма патентного закона может быть международным правом? Но уж если отвечать на вопрос, то надо ответить: патентное право - ни то, ни другое и ни третье, а все вместе, ибо это есть гражданское право, имеющее (как и всякое другое гражданское право) некоторую экономическую подкладку и иногда защищаемое в области международного оборота. Но автор не довольствуется таким простым решением дела; для него патенты относятся не к международному и не к гражданскому праву, а только к одной экономической политике. Arg.: "Мы видим законы о привилегиях в Уставе о промышленности (!)и выдаются они Министерством Финансов, а не Иностранных Дел или Юстиции" (стр. 9). Поэтому "русские законы о привилегиях на изобретения должны быть звеном в стройной цепи мероприятий русского правительства" для развития отечественной промышленности (стр. 8), "наравне с покровительственными пошлинами, вывозными премиями, возвратом акцизов и т. д. " (стр. 7). Таким образом, трехчленная секвенция обращается в двучленную; вместо того, чтобы сказать: "Патенты обеспечивают получение вознаграждения изобретателя и благодаря этому способствуют развитию промышленности" - г. Гурьев говорит: "Патенты должны способствовать развитию и т. д., даже вопреки правам изобретателя".

¹H. Mittler, Jun., Beiträge zur Theore des Patentrechts, Berlin, 1894, стр. 4. Ibidem, стр. 3.

Практически эта перестановка Zweckmoment'a оказывается очень важной. Нужно ли защищать иностранных изобретателей? Г. Гурьев отвечает со своей точки зрения совершенно последовательно: нет, не нужно, ибо иностранные изобретатели берут патенты за границей, и поэтому русскому правительству достаточно будет переводить на русский язык все иностранные сборники выданных патентов (с описаниями) для того, чтобы русская промышленность могла даром ознакомляться со всеми новыми успехами заграничной промышленности (стр. 27). "Даровое пользование изобретениями всего цивилизованного мира - это сделка, колоссально выгодная для нас" (стр. 23). Спорить против такой аргументации очень трудно. Пока вопрос обсуждался попросту, с точки зрения справедливости и несправедливости, он, конечно, не возбуждал ни малейшего сомнения. Но когда задаются желанием предугадать, будет ли данное постановление выгодно промышленности или нет, то почва под ногами становится зыбкой, а все аргументы - спорными, проблематичными. Постановление ведь может оказаться выгодным непосредственно и крайне вредным в общей своей тенденции, могущей губительно повлиять на понижение общекультурного уровня. В конце концов дело доходит до того, что г. Гурьев указывает как на достоинство предложенной им системы на следующее обстоятельство: "В случае осуществления предложенного принципа в России (особенно в западном промышленном районе) разовьется экспорт "штучных" патентованных за границей изделий". Значит уж очень эластичен пресловутый Zweckmoment, если он оправдывает даже покровительство "промышленникам", ввозящим в Пруссию контрабандой изобретения, изготовленные с нарушением прав немецких патентодержателей. Принцип "интуитивного чувства справедливости" менее моден, но, конечно, способен дать более надежные критерии добра и зла¹.

Третий пример. В С. Штатах существует постановление, по которому изобретатель может в течение 2 лет публично испытывать свое изобретение, не лишаясь права на получение патента. Обсуждая это постановление - в сущности, весьма полезное и целесообразное -

¹ Та же мысль, что у Гурьева, развивается и в книге L Donzel, Commentaire de la Convention du 20 Mars 1883, Paris, s. d.: "L'aiguillon de l'intérêt individuel... peut produire aujourd'hui sur un inventeur étranger son maximum d'effet, sans qu'on puisse affirmer que le brevet français, qu'il ajoutera à la collection de ceux déjà obtenus, donne à l'esprit d'invention de cet étranger un essort qu'il n'aurait point reçu", не получив патента именно во Франции. А поэтому вовсе не давать иностранцам патентов.

Jäger¹ аргументирует следующим образом: цель патентов - сообщение публике сведений о новых изобретениях; если изобретатель принужден делать свои опыты публично (воздушный шар!), то это - его несчастье; публика узнает о его изобретении ipso facto, и давать ему патент нет надобности, ибо преследуемая цель уже достигнута. В этом рассуждении опять-таки целевой момент играет несоразмерно важную роль. Надо было бы сказать: строитель нового воздушного шара работает одинаково с изобретателем химического секрета; следовательно, он имеет и одинаковое право на получение патента, так как двигает промышленность прежде всего убеждение, что suum cuique tributum erit. Делать же несправедливость во имя спорно-достижимой цели - с государственной точки зрения вредно.

Резюмируя все сказанное, я позволяю себе утверждать, что в патентном праве, так же как и в других дисциплинах, преувеличение методологического значения идеи Zweck'a - вредно. При равной правовой ценности двух норм понятие непосредственной пользы может служить дополнительным критерием. Основным же идеалом для юриста не может служить что-либо иное, кроме развития абсолютной правообеспеченности. Все прочее к этому критерию приложится само собой.

IV

§ 15. Относительно системы изложения я руководился следующего рода главнейшими соображениями.

Цель патентного права есть уничтожение конкуренции. Изобретатель ставится в особо выгодное положение: он может запретить всем и каждому пользоваться данным изобретением. Действие конкурента-фабриканта, само по себе безразличное, в силу патентного права становится деликтом, контрафакцией. Следовательно, центральной частью данной работы должно быть рассмотрение вопроса о праве патентного запрета. Анализируя это право, мы заметим, что оно с удобством может быть изучаемо по общепандектной схеме: 1) субъект; 2) объект; 3) содержание; 4) нарушение; 5) прекращение.

Субъектом права патентного запрета является тот, кто получил особую грамоту, выдаваемую в России Министром Финансов ("привилегия"). Объектом же - то техническое единство, которое изложено в

¹ С. Jäger, Die Erfmdungspatente, Tübingen, 1840, стр. 29.

приложенном к привилегии описании и патентной формуле¹. Наше законодательство не знает защиты ни непатентованного изобретения, ни не получившего патента изобретателя. Наличность патента есть необходимое условие возможности преследовать за контрафакцию*.

¹. Все эти положения приводятся лишь как предварительные предпосылки. Каждая из них будет в своем месте подробно доказана.

* Изобретение, не покрытое патентом, не имеет никакой защиты, даже так наз. охранительное свидетельство дает защиту лишь эвентуальную, на случай выдачи патента (Положение, ст. 8). Указанный тезис может быть оспариваем в некоторых западных государствах ввиду существования двух институтов, не известных нашему законодательству, а именно: 1) Vorbenutzung и 2) фабричных секретов. Под институтом Vorbenutzung (немецкий закон 1891 г., ст. 5, 1°, австрийский закон 1897 г., ст. 9) разумеется личное и иногда неотчуждаемое право лица, начавшего в тайне эксплуатировать данное изобретение до момента заявки оного третьим лицом, - продолжать эксплуатацию, несмотря на последующую эвентуальную выдачу патента. (Лучшее исследование: О. Schanze, Die Beftigniss des Vorbenutzers einer patentirten Erfindung für Fortbenutzung, в его Patentrechtliche Untersuchungen, lena, 1901, стр. 181-288. - Ср. Gew. Rechtsschutz, I, стр. 157-170 и 189-200. - Ср. решения reichsgericht'a 14 марта 1882, Gareis, III, стр. 172-179; 1 мая 1885, Ibidem; V, стр. 161-165; 17 октября 1887, Ibidem, VI, стр. 196; 28 ноября 1895 г., Ibidem, XI, стр. 78 и ел. ). Следовательно, благодаря институту Vorbenutzung в Австрии и Германии держатель непатентованного изобретения защищен хотя бы в том отношении, что его не заставят впоследствии прекратить данное производство. У нас в России он не имеет даже и этой ограниченной защиты Фабричные секреты дают несколько более широкую защиту, третьим лицам препятствуется не только запретить держателю секрета (под каковым термином разумеются все вообще сохраняемые в тайне сведения: изобретения и неизобретения) продолжать фабрикацию, но еще и выпытывать и разглашать, в чем заключается этот секрет. Следовательно, фабричный секрет слабее в своем действии, чем патент, только в том отношении, что он не отнимает у третьих лиц права самостоятельно выдумать ту же новинку и заявить ее к привилегированию: права, которое отнимается выдачей патента. У нас в России фабричные секреты запрещены в крайне ограниченных размерах, лишь по отношению к рабочим, занятым на данной фабрике Улож. о нак., ст 1355. Эту статью, следовательно, можно конструировать как повышенную санкцию за нарушение договора найма на фабрику. По отношению же к третьим лицам фабричные секреты у нас в России от выпытывания и заимствования не защищены. Из немецкой литературы о защите фабричных секретов отмечу: Chr. Finger, Reichsgezetz für Bekämpfung des unlauteren Wettbewerbs, Berlin, 1897, стр. 288-296 (литер, указания, стр. III-IV); A. Osterrieth, то же название, Berlin, 1896; L. Fuld, то же название, Hannover, 1896, стр. 157-169; H. Ortloff, Das Individualrecht auf Bewahrung der Geschäftsgeheimnisse, в Busch's Archiv, XLVI, стр. 329-343; J. Wechsler, Der Verrat der Fabrik- und Geschäftsgeheimnisse, в Zeitschrift fur gew. Rechtsschutz, II, стр. 222-224; E. Katz, то же заглавие, Ibidem, I, стр. 81-69; A. Klein, Z\a Gesetzgebung über den Verrath von Geschäfts- und Fabrikgeheimnissen, в Neuzeit, 1894, NN 6, 8 и 12; Pluto, Das Fabrik-geheimniss, в Zukunft, 2 июня 1894. - Ср. анкету 1877 г., стр. 78 и ел.; Ellis, On Trade-Secrets v. Patents, в Proceedings, VII, стр. 166-189.

Из этого вытекает важное систематологическое следствие: значит, о патентном запрете можно трактовать только тогда, когда предварительно изложено учение о вы даче патента. Это учение, в свою очередь, распадается на пять частей: 1) Кто может просить патент? 2) На что можно просить патент? 3) Как осуществляется право просить патент? 4) Какая санкция установлена законом за нарушение норм о праве на получение патента? 5) Как прекращается это право?

Следовательно, все мое изложение, по самому существу дела, должно распасться на две части. В первой я буду изучать то правоотношение, которое создается постановлениями русского закона о праве данных лиц при данных условиях требовать выдачи привилегии на данное изобретение. Эта часть (книга II: "Право на патент"; юридическое отношение между изобретателем и Отделом Промышленности) распадется на четыре главы:

Глава I. Объект права на патент (изобретение);

Глава II. Субъект права на патеит (изобретатель);

Глава III. Содержание права на патент (порядок получения патента); и

Глава IV. Нарушение права на патент и восстановление нормального порядка (уничтожение патента и т. д. ).

Мыслима была бы еще пятая глава о прекращении права на патент; но ввиду того, что это право прекращается ipso jure отпадением каждого из субъективных и объективных условий его существования, подобная глава не могла бы иметь самостоятельного интереса.

Вторая часть работы посвящена правам из выданного патента (Книга III: "Право из патента"; юридическое отношение между патентодержателем и третьими лицами) и распадается на пять глав:

Глава I. Субъект ("патентодержатель");

Глава II. Объект ("учение о патентной формуле");

Глава III. Содержание ("права и обязанности патентодержателя");

Глава IV. Нарушение ("контрафакция"), и

Глава V. Прекращение ("прекращение патента").

Самостоятельно поставлена мной вступительная часть, посвященная истории и патентного законодательства, и догматики (книга I). Эта часть распадается на три главы:

Глава I. Западноевропейские государства и С. Штаты;

Глава II. Россия, и

Глава III. Международные отношения¹.

¹ Ввиду того, что Россия не примкнула к конвенции 20 марта 1883 г., я не мог изобразить постановлений этой конвенции иначе как в исторической части моей работы.

§ 16. В изложенной схеме я хотел бы обратить внимание читателей на две особенности. Во-первых, на выделение права на патент в совершенно самостоятельную книгу, не менее, если не более важную, чем та, которая посвящена праву из патента. Этим выделением я стремился возможно сильнее подчеркнуть правовой характер (в противоположность привилегионному) защиты изобретательских интересов. Я хотел указать, что выдача патента не есть свободный административный акт, а что Отдел Промышленности, совершая эту выдачу, принужден держаться в строгих рамках подзаконной деятельности. Подобный тезис казался бы на первый взгляд самоочевидным труизмом. Однако я не могут не указать, что даже Положение повсюду говорит о привилегиях на изобретения и усовершенствования. Под привилегиями же мы обыкновенно разумеем акты конститутивные для создаваемых ими правомочий. Поэтому основной задачей моей работы было показать, что привилегии выдаются в России по принципу не факультативному (по благоусмотрению, по соображениям целесообразности или еще что-нибудь в этом роде), а по принципу облигаторному, т. е. что Отдел Промышленности должен выдать патент, если соблюдены все законные требования, и что проситель может требовать выдачи патента.

Стремлением подчеркнуть это положение объясняется, между прочим, и самое заглавие книги, уклоняющееся от законодательной терминологии. Я надеюсь, мне удастся в тексте работы доказать, что так называемые "привилегии на изобретения и усовершенствования" решительно ничем, кроме своего происхождения, не заслужили такого названия; что с 1870 г. в России нет привилегий на изобретения, а есть только право изобретателя; что, наконец, нужно бороться против подобной неточности терминологии, потому что кличка "привелегия", так долго соединявшаяся с представлением о несправедливых институтах, до сих пор тормозит нормальную эволюцию патентного права. Правильнее всего было бы назвать мою работу: "Патентное право". Но ввиду того, что в России под патентами обыкновенно разумеют документы, удостоверяющие уплату торговых налогов, я избрал совершенно нейтральный заголовок: "Право изобретателя".

§ 17. Вторая главная особенность моей систематики заключается в том, что я не предпосылаю моему изложению конструктивной главы. Сделано мной это изменение общепринятого порядка сознательно и по следующим главнейшим соображениям. Что такое "юридическая конструкция"? Под этим названием мы должны разуметь синтетическое "сведение" того материала, который аналитически изучается на всем протяжении работы. Шаг за шагом рассматривает исследователь отдельные конкретные вопросы, шаг за шагом толкует он, пользуясь всеми правилами герменевтики, постановления положительного закона. Наконец, в известный момент его работа кончена: все отдельные догматические вопросы исчерпаны. Значит ли, что работа уже и закончена? Очевидно, нет. Для законченности ей не хватает такой последней общей формулы, которая сводила бы воедино все детали. Подобный заключительный аккорд должен быть полезен, с одной стороны, читателю: иначе ему было бы трудно разобраться в массе умозаключений, тянувшихся друг за другом в аналитической последовательности на протяжении сотен страниц. С другой стороны, такой "аккорд" должен быть полезен и самому автору: долгий труд его может быть уподоблен работе архитектора, тщательно отделывавшего каждую деталь воздвигаемого здания; но вот - последний камень обтесан и положен на свое место; пора отойти на несколько шагов назад и окинуть одним взором всю совокупность созданной постройки; только издали ведь видно, насколько отдельные детали гармонируют друг с другом, насколько целостно общее впечатление.

Итак, и для самого исследователя, и для читателей "конструкция" естественным образом является последним словом работы. Мне захотелось сохранить этот естественный распорядок и в самом расположении глав: конструктивная часть поставлена у меня поэтому в самом конце работы, в форме "послесловия".

Этим приемом я несколько уклоняюсь от общепринятой систематической схемы: конструктивная глава ставится обыкновенно в начале исследования, тотчас за исторической частью. Если вдуматься в дело, то можно наметить два главных мотива, почему исследователи обыкновенно поступают именно так. Постараюсь показать, что эти подразумеваемые, но иногда не высказываемые мотивы - несостоятельны.

I. Конструктивную главу авторы очень часто смешивают с Dogmengeschichte. И тогда система изображается у них в такой форме: 1) история положительных законодательств, 2) история "теорий". А к истории теорий в конце, в виде естественного придатка, прибавляют критику этих теорий и "собственную конструкцию". Такой взгляд на дело, довольно распространенный, влечет два неудобства. 1) "Теории" приходится излагать отдельно от "законодательств". Между тем взаимодействие этих двух факторов настолько очевидно, что исторический очерк только тогда и может быть более или менее глубоким, когда он не лишен важного подспорья для уразумения былых, отошедших в вечность, тенденций и намерений: когда он не лишен возможности последовательно и постоянно параллелизировать "теории" с "законодательствами". 2) Низводя собственную конструкцию до уровня поправки к истории доктрин, исследователь сам себя обрекает на бесплодную работу: не имея возможности ссылаться на (неизвестные еще читателю) детали догматической работы, он принуждает себя ограничиваться довольно сомнительной диалектикой. Указания на противоречия в пределах данной доктрины, - на случайные несогласованности с каким-либо выдающимся постановлением закона, - на "неверность (?) исходной посылки", - нередко даже на "взаимоуничтожающее значение двух только что изложенных доктрин, так основательно развивающих друг друга": вот приемы, коими принуждена оперировать до-догматическая конструкционная глава. Стараясь избежать перечисленных неудобств, я всю смену различных "теорий" изобразил в общеисторической главе, отрицая, следовательно, чтобы эти теории имели самодовлеющее значение. Подвергать же "критике" эти теории мне вовсе не пришлось: самое изложение должно показать, почему явилась данная доктрина, в связи с какими общественно-социальными явлениями она зародилась. А раз установлена каузальная связь - всякому становится очевидным, что с отпадением перечисленных социальных явлений должна отпасть и "теория": нет критики более уничтожающей, чем критика каузальная. Поясню примером. Теория Шеффле создалась в такой момент, когда боролись за авторское право и против патентов (таково было правовоззрение!); соответственно она и подогнана: "и автору, и изобретателю необходимо-де иметь некоторый Vorsprung для того, чтобы получить полагающуюся им ренту; у изобретателя, долго работавшего над изобретением и, следовательно, сжившегося с ним, такой Vorsprung § имеется естественным образом; стихотворение же может всякий воспроизвести немедленно; следовательно, надо обеспечить автору искусственный Vorsprung §". Раз эта теория приведена в эволютивную связь с определенными социальными явлениями, критика ее совершается азбучно просто: явления эти отошли в вечность, изобретателей мы теперь ставим на одну доску с авторами (таково наше миросозерцание): значит, теория Шеффле потеряла raison d'etre. А ведь было бы смешно, если бы я стал "критиковать", исследуя, действительно ли у изобретателя всегда имеется естественный Vorsprung §...

II. Конструктивную главу очень часто ставят перед догмой по практическим соображениям. При этом практические соображения такого порядка могут быть разгруппированы в две категории: а) одну - более грубую и Ь) другую - более тонкую.

Ad a. Грубо ошибочными являются те quasiпрактические соображения, которые в наиболее выпуклой форме выражены у Тillire'a и у Kohler'a.

Первый говорит: "Раньше чем анализировать закон о патентах, я должен ответить на коренной вопрос, а именно, составляют ли эти патенты "привилегию", дарованную из милости, или "собственность", гарантированную по праву; потому что в первом случае я должен буду толковать закон в возможно более рестриктивном духе, а во втором - стараться дать изобретателю возможно более защиты". А второй изображает ту же мысль в следующем поразительном примечании к своей работе об авторском праве¹: "Treffend (!) Ed. Laboulaye (Etudes etc., p. XXII): "Si le droit des auteurs est une propriété, on ne peut trop retendre; si c'est un privilège, il est sage de le restreindre". Таким образом, оба указанные автора находятся в несомненном логическом кругу: конструкция есть результат толкования конкретных постановлений закона, - а они хотят закон толковать на основании конструкции! Выходом из этого круга может служить только один прием: конструкцию им приходится делать дедуктивной, компонуя ее диалектическим путем из "основной" посылки. - Изложенная грубая ошибка, таким образом, исходит из априоризма конструкции (отнюдь не синтез!) и основывается на полном отрицании принципа законности: правоверный юрист не позволит себе толковать закон более ограничительно только потому, что этот последний основан, по мнению автора, на несимпатичной "конструкции". Мысль Laboulaye, столь хвалимая Kohler'ом, содержит отрицание наиболее святых заветов юриспруденции.

Ad b. Более тонкими являются практические соображения следующего порядка: закон надо толковать; для того, чтобы его толковать, необходимо предварительно синтезировать его (хотя бы провизорно); а затем, на основании этого синтеза ("общий смысл закона") можно заполнять те пробелы закона, где нет expressis verbis выраженных норм.

Поскольку эти соображения не сбиваются на те, которые изложены в предыдущем абзаце, я считаю их чрезвычайно солидными, однако не безусловно точными. Общие начала герменевтики учат нас, как толковать закон: освященные веками приемы дозволяют нам пользоваться текстом закона и контекстуальными аналогиями, - определяют взаимное отношение и "ценность" текста и подготовительных материалов, - указывают на взаимозависимость норм одного и того же законодательства как органического целого. Ошибка обыденной герменевтики заключается в том, что она сводит всю деятельность толкователя к логическим операциям. Между тем это, очевидно, неправильно: во всяком применении закона есть место, сознательно законодателем оставленное, для индивидуального творчества; это творчество проявляется и в процессе конкретизации закона, и в более важном процессе заполнения недостающих объективных норм. Только влиянием старого увлечения всемогуществом диалектики можно объяснить обычную ошибку: думают, что из совокупности двадцати норм, среди которых нет нужной двадцать первой, можно вывести восходящим путем сперва "общий смысл" этих двадцати норм, а затем обратно нисходящим путем именно недостающую двадцать первую; имеют какой-то мистический страх перед "общей" формулой, думая, что обобщение дает какой-то с неба свалившийся добавочный смысл. Пора оставить это притворство. Пора сказать, что закон ставит рамки, внутри которых судья свободно твоpит ¹: и это творчество не есть диалектическое вытягивание того, что "сокрыто" в общем смысле закона, - а настоящее, истинное, свободное творчество. В пределах, указанных законом (и выясненных обычными приемами герменевтики), судья творит прав о; да простят мне эту ересь!

Следовательно, толкование закона может и должно обходиться без синтетических предпосылок. Общая герменевтика укажет нам, какие рамки ставит закон для свободного судейского правосозидания. Самое же это созидание должно и может быть изучаемо по своим источникам, т. е. по судебным решениям. Слишком мало внимания обращают у нас в России на эту сторону вопроса: даже и сборников судебных решений низших инстанций почти не имеется. А между тем вне изучения "юриспруденщш" (jurisprudence) в самых мелких ее деталях - нет и не может быть научного изложения юридических вопросов. Окажутся ли пробелы в сводах судебных решений - их мы будем заполнять не мертвящей диалектикой, а свободным, на все жизненное отзывчивым творчеством. Надо ли будет критиковать имеющиеся судебные решения -мы будем или указывать, что эти решения противоречат объективным нормам-рамкам, или же будем говорить, что творчество осталось в законных рамках, но не представляется чутким к запросам жизни.

Ввиду всех таких соображений я решил строго провести принцип: "Божье - Богови, а кесарево - кесареви". Конструкция имеет своей целью дать формулу, объединяющую в немногих существеннейших признаках все особенности данного института. Конструкция имеет своей целью закрепить и объединить в уме читателя все то, что на протяжении сотен страниц подробно ему разъяснялось. Конструкция поэтому преследует научные цели и только научные цели. Практика не может руководиться конструкционными формулами уже потому, что научный синтез только тогда и становится на подобающую высоту, когда он отрешается от запросов практики. Конструкция стоит над законом: и тот, кто станет толковать закон на основании конструкции, немедленно впадет в дебри кабинетного мудрствования по поводу законодательных тем.

¹ < Я <жалею, что не могу подробно разобрать все эти интереснейшие вопросы, коим собираюсь посвятить особую работу. Пока ссылаюсь на талантливое исследование пр. -доц. Гредескула.

Я твердо убежден, что жизнь довлеет сама себе и не нуждается в априорных предпосылках. И я считал бы свою задачу исполненной, если бы мне удалось в настоящей работе дать хотя слабое доказательство, что закон можно толковать, и применять, и изучать точно так же, как изучают свои объекты другие положительные науки: т. е. отнюдь не надевая перед началом работы априорных очков^*.

^* Изложенный вопрос я считаю настолько существенным, что позволю себе иллюстрировать его одним конкретным примером. У меня в руках имеется Зрлангенская диссертация под заглавием: D. Asch, Die Wirkung der Nichtigkeitserklärung des Patents auf den Lizenzvertrag, Berlin, 1899. В этой диссертации автор излагает свою тему в следующем порядке: 1) Юридическая сущность патентного права (стр. 7). 2) Юридическая сущность объявления ничтожности (стр. 10). 3) Юридическая сущность лиценции (стр. 15). После этого начинается изложение "чужих теорий", и все они критикуются по их противоречию с одной из трех перечисленных авторских дедукций; напр., стр. 26: "Diese Ausführungen Klostermann's und Schall's scheitern widerum an der bereits oben als falsch dargethanen Voraussetzung, dass den Gegenstand des Lizenzvertrags nur der Verzicht bilde... " И только в самом конце начинается изложение судебных решений, которые приводятся как иллюстрации, с указаниями, в чем они подтверждают взгляды авторов, а в чем по ошибке (!) расходятся! Мне могут сказать, что подобное наивное отношение к делу не следует ставить в вину неведомому докторанту. Однако я замечу, что даже такой авторитетный и опытный писатель, как Kohler, в том же (и всех остальных) вопросе следует буквально тому же приему. Köhler устанавливает, чем должна быть лиценция по его теории, а затем начинает громить: "Unrichtige Entscheidungen... " (стр. 591, прим. 1: вся немецкая практика!) - "Die unrichtige Ansicht" (стр. 592: вся американская практика!) -"Ebenso unrichtig das englische Recht" (!!) - "Die französische Praxis neigt der unrichtigen Ansicht zu" - "Völlig verkehrf" - и т. д. без конца. Немудрено, что читателя берет наконец сомнение: уж не нашел ли Kohler философский камень, что позволяет себе объявить неверными все судебные решения всего мира? И не проще ли было бы сначала установить, к чему пришла практика, а затем соответственно строить теорию?

§ 18. Что касается литературы вопроса, то она указана мной в примечаниях к каждому отдельному вопросу в систематическом порядке. Следовательно, изображать те же сведения в данном месте в каком-нибудь ином порядке (хронологическом, алфавитном и т. п. ) - былобы бесцельной тратой места¹. (Текущие литературные указания можно найти в Propriété Industrielle, Patentblatt, Journal Clunet, Goldschmidt's Zeitschrift, Gewerblicher Rechtsschutz и т. д. )

Ограничусь поэтому указанием на те капитальнейшие работы, с которых должно начинаться всякое серьезное изучение патентного права.

¹ Кроме перечисленных в тексте, я позволил себе цитировать сокращенно следующие издания (курсив обозначает, как цитировано): U. Allarf Des inventions brevetables, Paris, 1896, 2-е изд.

Stenographische Berichte über die Verhandlungen der Enquete in Betreff der Revision des Patentgesetzes vom 25 Mai 1877, Berlin, 1887, 4°.

Der Erfinderschutz und die Reform der Patentgesetze. Amtliche Berichte, etc., herausg. C. Pieper, Dresden, 1873.

У. Bojanowski, Lieber die Entwickelung des Deutschen Patentwesens in der Zeit von 1877 bis 1889, Leipzig, 1889.

M. Bozerian, La Convention internationale du 20 Mars 1883 pour la protection de la propriété industrielle, Paris, 188S.

A. Ceresole, Etude générale de la loi fédérale du 29 juin 1888 sur les brevets d'invention, Lausanne, 1890.

M. Chevalier, Les brevets d'invention dans leur rapports avec le principe de la liberté du travail et avec le principe de l'égalité des citoyens, Paris, 1878. Conférence internationale pour la protection de la propriété industrielle, Paris, 1880. Conférence internationale pour la protection de la propriété industrielle, Paris, 1883. Conférence internationale de l'Union pour la protection de la propriété industrielle, Rome, 1886.

Procès-verbaux de la Conférence de Madrid de 1890, Berne (s. d. ). Actes de la Conférence réunie à Bruxelles, Berne, 1900, [1901]. Congrès international de la propriété industrielle (1878), Paris, 1879. Congrès international de la propriété industrielle, Paris, 1889.

Конгрессы 1897, 1898, 1899 и 1900 гг. цитированы по соответствующим Jahrbuçh'aм. F. Cotarelli, Leprivative industrial!, Cremona, 1888. L. Donzel, Commentaire de la Convention de 1883, Paris (s. d. ). Journal de droit international prive (Clunet).

П. Казанский, Международный союз для охраны промышленной собственности, Одесса, 1897.

Ch. Laboulaye, Dictionnaire des arts et manufactures. Vol. Ill, 1886, приложение "Economie industrielle".

Ch. Lyon-Caën et A. Cahen, De la législation sur les brevets d'inventions et des modifications à introduire dans la loi du S Juillet 1844, Paris, 1879. F. Meili, Die Prinzipien des schweizerischen Patentgesetzes, Zürich, 1890. E. Pouillet et G. Plé, La Convention internationale du 20 Mars 1883 pour la protection de la propriété industrielle, Paris, 1896. L. Say, Dictionnaire d'économie politique, Paris, 1892.

A. Simon, Der Patentschutz mit besonderen Berücksichtigung des schweizerischen Patentgesetzes, Bern, 1891.

Transactions of the Chartered Institute of Patent Agents.

Verlauf und Ergebnisse der über die reichsgesetzliche Regelung des Patentwesens ... veranlassten Sachverständigen-Vernehmungen, Amtliche Protokolle, Berlin, 1887.

Сборников положительных законов можно указать три:

E. Blancet R. Beaume, Code général de la propriété industrielle, littéraire et artistique, etc., Paris, 1854. Для старого права.

Recueil général de la législation et des traités concernant la propriété industrielle, издание Бернского международного бюро, Berne, три тома¹ с 1896 г. - Лучшее издание. Исторические справки. Все ссылки на законы, сделанные мной без указания источника, почерпнуты в этом авторитетном своде.

С. Gareis (и A. Werner) Patentgesetzgebung, Sammlung der wichtigeren Patentgesetze, Ausfuhrungsvorschriften etc., Berlin, 4 тома.

Полное перечисление действующих патентных законов всего мира (и первого действовавшего в каждой стране) - см. Propriété Industrielle, XVI, стр. 49.

Специальных журналов, кроме прекратившихся и кроме бюллетеней различных ассоциаций патентных агентов, можно указать пять:

Blatt für Patent-, Muster- & Zeichenwesen, Berlin.

Gewerblicher Rechtsschutz & Urheberrecht, Berlin. Цитировано: Gew. Recht.

Propriété Industrielle, Berne. Цитировано: Propr. Ind.

Le privative industrial!, Torino.

J. Pataille, Annales de la propriété littéraire, industrielle et artistique; с 50-х годов, по одному тому в год. Полное собрание французской jurisprudence. Цитировано: Pataillе, и год.

Для отдельных государств руководящими являются следующия работы:

I. Германия.

J. Kohler, Deutsches Patentrecht, Mannheim, 1878. Второе издание этой замечательной работы, к сожалению, появилось пока только четырьмя выпусками (из пяти), под заглавием: "Handbuch des deutschen Patentrechts", Mannheim, 1901. Книга эта цитирована дальше как: Kohler, Handbuch. Работа эта по своей полноте стоит в литературе особняком. Недостатками ее являются, с одной стороны, насильственное подведение закона под выдуманную автором и почти никем не принятую туманную Immaterialrechtsgütertheorie; с другой стороны, очевидное "подгоняние" некоторых конкретных вопросов под те заключения, которые Коhler давал в свое время тяжущимся сторонам и которые он теперь отстаивает per fas et nefas.

¹ Четвертый вышел из печати, но не был еще мной получен в тот момент, когда печатался этот лист.

Лучшим практическим комментарием немецкого закона является:

A. Seligsohn, Patentgesetz und Gesetz betreffend den Schutz der Gebrauchsmuster, Berlin, 1892. Вторым изданием я не успел воспользоваться.

Затем отмечу:

E. Hartig, Studien in der Praxis des Kaiserlichen Patentamts, Leipzig, 1890. Солидная работа по некоторым основным вопросам.

H. Robolski, Theorie und Praxis des deutschen Patentrechts, Berlin, 1890.

O. Schanze, Das Recht der Erfindungen und der Muster, Leipzig, 1900.

Его же, Patentrechtliche Untersuchungen, Iena, 1901. Использовано отчасти.

С. Gareis, Die patentamtlichen und gerichtlichen Entscheidungen in Patentsachen, Berlin, 1881 и след. Полное собрание всех решений, касающихся патентного права, в систематическом порядке. Тринадцать томов, из коих три последних под редакцией A. Osterrieth'a. Цитировано: Gareis и номер тома.

Для старого права может быть рекомендован:

R. Klostermann, Die Patentgesetzgebung aller Länder, 1-е издание - Berlin, 1869; 2-е издание - Berlin, 1876.

И. Франция. Литература очень богата, но вся носит исключительно комментаторский характер. Отмечу:

E. Pouillet, Traité théorique (?) et pratique des brevets d'invention, 3-е издание, Paris, 1889. Эта книга пользуется наибольшим авторитетом. Цитировано по фамилии.

F. M a i n i é, Nouveau traité des brevets d'invention, 2 тома, Paris, 1896. Новейшая и весьма полная компиляция. Цитировано по фамилии.

A. Renouard, Traité des brevets d'invention, Edit, nouvelle (?), Paris, Для старого права.

III. Англия и С. Штаты. Все работы удивительно однообразны: полумеханическая сводка "cases".

W. Rоbinsоn, The law of Patents for useful inventions, три тома, Boston, 1890. Весьма полезен, так как дает массу цитат из подлинных решений. Цитирован: Robinson, и том.

A. Walker, Text Book of the Patent Laws of the United States, 3 изд., New-York, 1895.

L. E d m u n d s, The law and practice of letters patent for inventions, второе издание by T. Stevens, London, 1897. Цитировано: Stevens.

R. Wallace & J. Williamson, тот же заголовок, London, 1900. Цитировано: Wallace.

Digest of patent Cases, London, с 1887. Сборник судебных решений.

W. Norton Lawson, The law and practice under the Patents, Designs and Trade Marks Acts 1883 to 1886. London, 1898. В порядке статей.

IV. Италия и Австрия:

E. B o s i о, Le privative industriali, Torino, 1891. P. Ritter Beck von Mannagetta, Das österreichische Patentrecht, Berlin, 1893.

V. Россия. Полное отсутствие научной разработки вопроса. Практическим пособием отчасти может служить моя работа:

Ал. Пиленко, Привилегии на изобретения, практическое руководство и т.д., СПб., 1901.

Из других работ отмену:

И. Козлов, Привилегии на изобретения и усовершенствования в России, СПб., 1897. Текст закона и пересказ.

П. Энгельмейер, Руководство для изобретателей, Москва, 1897. Не имеет юридического характера.

А. Гуpьев, О привилегиях на изобретения, к реформе законодательства, СПб., 1894. Полемическая брошюра.

Ф. Каупе, Привилегии на изобретения, СПб., 1882.

Ф. Каупе, Обеспечение за изобретателем исключительного права собственности на сделанное им изобретение представляется ли справедливым и полезным? СПб., 1882. Обе брошюры - по поводу предстоявшей реформы.

С. Шaрaпов, Изобретатель и хищники, СПб., 1898 и его же (?), Александр Тропенас и производство стали по его способу в России, СПб., 1898. Частный вопрос.

А. Борзенко, Промышленная собственность, Одесса, 1894. Довольно много неточностей.


[email protected]		Московский Либертариум, 1994-2020