Новые российские предприниматели и мифы посткоммунистического сознания

Игнорирование фигуры предпринимателя-новатора, способного осуществить прорыв к новому, -- традиция, берущая свое начало в экономической науке от Адама Смита и многократно усиленная марксизмом. Только после социологических исследования М. Вебера стало ясно, что "вопрос о движущих силах экспансии современного капитализма не сводится к вопросу об источнике используемых капиталистом денежных ресурсов. Это в первую очередь вопрос о развитии капиталистического духа. Там, где он возникает и оказывает свое воздействие, он добывает необходимые ему денежные ресурсы, но не наоборот [М. Вебер, Избранные произведения, М., 1990, с. 38].

Центр предпринимательских исследований "Экспертиза", начиная с 1992 г., осуществляет проект "Новые российские предприниматели". Его цель -- изучение социально-психологического облика, источников рекрутирования, типов карьеры тех, кто пришел в бизнес после 1987 г. Метод исследования -- интервью, длившиеся примерно 1,5 часа. В базе данных имеется 60 интервью с крупными предпринимателями и 50 с мелкими и средними. Кроме того, были проведены интервью в контрольной группе государственных директоров (10 респондентов). Спонсоры исследования -- Коммерческий банк развития науки и технологии "Технобанк", АО "Ринако", СIРЕ (США).

Выборка производилась на основе экспертных оценок. При отборе ведущих российских бизнесменов использовались оценки журнала MOSCOW MAGAZINE, еженедельника "КоммерсантЪ", Института политической социологии и т.д. В итоге в состав лидеров делового мира вошли руководители предпринимательских партии и объединении, управляющие крупнейших бирж, председатели правления ряда банков, входящих в первую сотню банков страны, президенты ряда внешнеэкономических ассоциации, главы крупнейших инвестиционных, страховых, строительных, промышленных корпораций и т.д. Среди них такие крупные бизнесмены, как И. Баскин, К. Бендукидзе, К. Боровой, А. Вайнберг, А. Власов, С. Выборнов, Г. Дуванов, К. Затулин, П. Зрелов, Ю. Исмагилов, И. Кивелиди, О. Киселев, Я. Колесников, М. Maсарский, В. Неверов, В. Охлопков, С. Пачиков, И. Сафарян, А.Сухиненко, И. Сагирян, А. Степанян, А. Строев, В. Семаго, А. Тавровский, А. Тихонов, Г.Тосунян, И.Фионин, А.Чанов, С. Шмелъков, М. Юрьев, В. Якунин и т. д.

Среди мелких и средних предпринимателей проведена случанная выборка. Она охватывает 10 промышленных и строительных фирм, 8 научно-производственных предприятий, 8 посреднических и торговых МП, остальные респонденты специализируются в сфере консалтинга, рекламы, издательского дела и т. д.

Постановка проблемы

В экономической и социологическои литературе существует несколько определении понятия "предприниматель". Австрийский экономист И. Шумпетер еще в 1934 г. писал, что предприниматель -- это новатор, который разрушает сложившееся экономическое равновесие, стимулируя развитие. Другие исследователи делали упор на такси функции предпринимателя, как несение риска в ситуации неопределенности. (Этот подход восходит к анализу предпринимательства, впервые проведенному в XVIII веке французским экономистом Р.Кантильоном). Часть ученых понимает сущность предпринимательства как особую "чуткость" к новым возможностям получения прибыли, умение "увидеть" результаты и "вообразить" себе способы их достижения (И. Кирцнер). Наконец, бихевиористы, характеризуя фигуру предпринимателя, утверждают, что она есть в любой профессии -- в образовании, медицине, науке, правоведении, архитектуре и инженерной деятельности. Отсюда определение предпринимательства как деятельности (процесса) по созданию социальных связей или социальных структур (таковой, несомненно, является фирма, предприятие, компания), где раньше их не существовало. С бихевиористской точки зрения, менеджмент -- это поддержка и расширение уже существующих связей и структур. Мы приняли в качестве операционального последнее определение предпринимателя.

На 1 января 1993 г. в России зарегистрировано 95O тыс. новых хозяйственных формирований, в том числе 400 тыс. товариществ, 200 тыс. частных и индивидуальных предприятий, 15O тыс. кооперативов, 100 тыс. акционерных обществ, 12 тыс. ассоциации, концернов, консорциумов. На предприятиях "нового бизнеса" занято 16 млн. человек, или 22% от общей численности занятых в экономике России ["Экономика и жизнь", # 7, 1993]. Две трети коммерческих структур действуют в сфере малого бизнеса.

Новый класс появился в России как бы из ничего, ех nihilo, в ничтожно короткий срок. Быстрота смены элит и отсутствие достоверной информации породили искаженное представление о новом массе. В общественном мнении появился образ предпринимателя с пугающей и непонятной маской. Пресса стала называть предпринимателей "классом-призраком".

Очевидно, что новый класс формируется из различных источников -- из протопредпринимателей времен "застоя", в большинстве своем функционировавших в теневых структурах, из представителен номенклатуры, прошедших социальную конверсию и нашедших свое место в новом экономическом пространстве, из успешно перекрасившихся "красных директоров" и, наконец, из новых людей ("новых русских", если использовать термин, запущенный газетой "КоммерсантЪ"). Важно выяснить,какая группа является численно преобладающей и доминирующей в психологическом и идеологическом плане.

Данные исследований "Экспертизы" позволяют развеять многие мифы и дать социальный портрет российского бизнесмена, по основным параметрам совпадающий с социальным обликом предпринимателей тех стран, которые находятся в аналогичной социально-экономической ситуации (например, Венгрии, Польши, Беларуси, Украины).

Миф первый: о теневом капитале

Большинство комментаторов уверено в органической связи новых предпринимателей с теневом экономикой. "Комсомольская правда" недавно писала: "...Активно поставляла российских предпринимателей и теневая экономика. Одни пришли из сферы откровенно преступной: наркобизнес, проституция, торговля оружием. Однако, много было выходцев из так называемой "левой", полулегальной экономики, которой тесно стало в рамках социалистическом системы" ["Комсомольская правда", 27.02.1993].

Безусловно, какая-то часть "теневиков" сумела отмыть неправедно нажитые капиталы, легализоваться и включиться в формирующиеся рыночные отношения. Тем не менее в массовом сознании и в прессе доля бывших теневиков явно преувеличена. "Теневому" капиталу по своей природе сложно освоить легальные формы деятельности крупного бизнеса. Один из лидеров российского предпринимательства подчеркивал: "Говорят: вот они в "комках" наживаются. Но это никакого отношения к серьезному бизнесу не имеет. Крупные системы, большой бизнес устроены совершенно иначе". В теневой экономике другие правила игры, там работает "закон банды". В этом, кстати, причина того, почему многие вчерашние "теневики" в основном не спешат легализоваться: они понимают, что им станет жить не легче, а труднее.

Легализующийся "теневой" капитал занимает принципиально иной отсек рынка, слабо связанный с новым предпринимательством и использующим принципиально иные ресурсы, -- коррупцию, рэкет, силовую монополию и т. д. Недавно "КоммерсантЪ" опубликовал рассказ специалиста о строительстве "палаточных городков" ["КоммерсантЪ", # 38, 1992]. Палатки зачастую где-то воруют или перекупают, затем получают разрешение у мафии, которые дают своего рода "охранную грамоту" от местных властей. Порой сами мафиози держат в своих руках "палаточные городки" (например, арбатский).

Если отказаться от принципа презумпции невиновности, то среди наших респондентов лишь несколько человек ранее принадлежали к теневым структурам в расширительном смысле слова, включая фарцовку. Большинство же респондентов в доперестроечные времена никакими спекуляциями не занимались, а порой не умели "выгодно продать джинсы". Игорь Сагирян, генеральный директор СП "Линк", рассказывает: "Раньше я был уверен, что совершенно непригоден к предпринимательской деятельности, поэтому никогда не стремился стать хозяйственником -- директором завода или торгового предприятия... Никогда не мог продать ничего своего, не потеряв при этом. Если, например, покупал какую-нибудь вещь, и она мне не подходила, избавиться от нее было пыткой для меня. Если и продавал эту вещь, то в лучшем случае за полцены".

Сам формирующийся рынок оказывает на новых предпринимателей двойственное влияние. Безусловно, рынок с преобладающим государственным началом, с гипертрофированной и постоянно меняющейся налоговой системой и сильной традицией бюрократической коррупции продолжает воспроизводить нелегальные, теневые отношения.

Во-первых, предпринимателю достаточно сложно цивилизованно выйти на нецивилизованный рынок. Все -- начиная от регистрации и кончая арендой -- становится для него проблемой. Наши респонденты из числа мелких предпринимателей постоянно подчеркивали, насколько им трудно не переходить грань законности. Руководитель небольшой консалтинговой фирмы, просивший не называть его, говорит, что ему с большим трудом удалось "сохранить предлегальное состояние", "не свалиться в глухой криминал". Другой двадцатитрехлетний предприниматель, тоже пожелавший сохранить анонимность, еще более откровенен: "Приходится все время изворачиваться", и поэтому поневоле применять юридически неприемлемые методы. В процессе же роста фирмы коррупция часто используется как средство, позволяющее компенсировать слабые позиции фирмы на рынке. По данным опроса, проведенного Институтом социологии среди предпринимателей г.Москвы и других 10 российских городов, 30% опрошенных признали, что в течение последнего года им приходилось делать ценные подарки или иное вознаграждение должностным лицам. Кроме того, 20% заявили, что им не хотелось бы затрагивать эту тему ["Московские новости", # 2, 1993].

Во-вторых, высокие налоги на торговую и посредническую деятельность, а также сохранившиеся ограничения на валютные операции, в свою очередь, способствуют вытеснению значительной части сделок в нелегальную область. Множество сделок заключается в обход закона, а наличные деньги миллионами и десятками миллионов перевозятся по стране чемоданами и в рюкзаках. В мае 1992 г. Межрегиональный биржевой союз подчеркивал, что бывшие республики СССР стали регионом, в котором "легальная предпринимательская деятельность все более затрудняется" ["Известия", 27.05.1992].

В-третьих, советское общество было аморальным по определению и безнравственность нам досталась по наследству, чуть ли не генетически. Как свидетельствуют многие опросы, если американцы ставят закон выше целесообразности, то советские люди -- наоборот. В этом смысле предприниматели не отличаются от других социальных групп, а госсектор не является оазисом высокой морали. 70% опрошенных работников государственного сектора и 76% -- частного считали взятку обычной практикой и готовы были "давать " ["Московские новости", # 2, 1993].

В-четвертых, сам переживаемый обществом период -- время раздела государственной собственности, проводимого без достаточно четко очерченных юридических правил, -- неизбежно порождает стремление "отщипнуть" кусок от государства и обусловливает атмосферу коррупции. Возникла даже целая философия, оправдывающая ее: предприниматели объясняли интервьюеру, что только они способны оживить мертвую государственную собственность. В общем население принимает эту философию. Оно негативно воспринимает моральный облик бизнесменов, но почти каждый второй опрошенный в 1992 г. был готов перейти на постоянную работу в негосударственный сектор. 2/3 из них утверждали, что безразличны к возможности обогащения своего нанимателя, если им лично гарантирован хороший заработок ["СОЦИС", # 10, 1992, с. 49].

Вместе с тем, рынок в известном смысле морализует общество. В рыночных отношениях заложено специфическое понимание справедливости: эквивалентного обмена и честности в обмене с другими (Э.Фромм). Предприниматели приходят на рынок надолго, и "поэтому постоянно работать непорядочно невозможно". Как говорит К. Боровой, в новой экономике появляются контракты нового типа -- "договоры о доверии". Поэтому предпринимателю "нужно доброе имя". Новая экономика, утверждает Боровой, "очень похожа на живой, саморегулирующийся механизм..., где уже действует ряд таких естественных законов, которые начинают вышибать их (нечестных предпринимателей -- И.Б.) из бизнеса". Кроме того, в отличие от теневой экономики, на легальном рынке предприниматель обязан "не хапать", а делиться со своими партнерами и сотрудниками. Говоря о "теневиках", Вадим Розенбаум, создатель крупного транспортно-производственного кооператива, отмечал: "Эти люди были приучены к тому, чтобы брать только в свой карман. И не приучены были делиться. А Бог велел нам делиться".

Без уверенности в деловой порядочности своих партнеров рыночные отношения становятся чрезмерно неопределенными и излишне рискованными. В партнерских отношениях возникает относительно высокий для нашего общества моральный стандарт. "Весь бизнес, -- говорит один молодой основатель фирмы, специализирующейся на импортно-экспортных операциях, -- строится на том, что люди доверяют друг другу, доверяют слову каждого партнера, принадлежащего к совместно действующей группе. Например, недавно мне дали кредит приблизительно в 600 тысяч долларов под честное слово. Я должен был их отдать в течение двух месяцев, и я, естественно, отдал. Но, по сути дела, это никакими документами не могло быть оформлено". Глава одной частной торговой фирмы, который, по собственному признанию, с 1980 г. по 1987 г. занимался фарцовкой, сейчас исповедует де-факто протестантскую мораль: "Каждое утро я стараюсь ходить в церковь. Причем я прихожу в церковь не для того, чтобы попросить что-то у Бога, а чтобы получить одобрение своим поступкам".

Господство рыночной морали, конечно, возможно только в долгосрочной перспективе, после разрушения "социалистического" государства и утверждения рынка, как доминирующего экономического уклада. Можно предположить, что после "победы" рыночных отношений предприниматели будут применять иные, чем в момент раздела государства, средства.

Миф второй: о номенклатурной приватизации

Сейчас возник устойчивый миф о номенклатурная приватизации. "Наш класс крупных собственников может вылупиться только из номенклатуры", -- уверяет экономист Е.Гонтмахер [см., например, "Комсомольская правда", 24.01.1992; "Сегодня", # l, 1993]. Даже некоторые "демократически" настроенные публицисты абсолютно уверены в том, что коммунистическая элита сохранила свои социальные позиции, Юрий Буртин писал: "Прежде всего (что является предпосылкой всего дальнейшего) он (бывший правящим класс. -- И.Б.) сохранил власть. Правда, ему пришлось пожертвовать коммунистической идеологией, а самой властью поделиться с некоторым количеством новых люден, выдвиженцев демократического движения 1987--1991 гг. Но это его не ослабило. Напротив. То, что высшие государственные посты оказались в руках этих "новых" люден, придало положению прежнего правящего класса особую устойчивость, и, так сказать, дополнительную, теперь уже "демократическую" легитимность. А самое главное, в обмен на такие малозначительные, в сущности символические уступки наша "номенклатура" приобрела нечто во много раз более ценное Речь идет о собственности" ["Независимая газета", 1.11.1992].

Перестройка привела к кризису номенклатуры, ее дезориентации, отпадению от нее целых групп, к утрате ею многих идеологических и организационных функции. В такси ситуации номенклатура и ее представители стали использовать сохранившиеся формальные и неформальные связи и накопленные материальные ресурсы для корпоративного, группового и личного выживания. Та статистика, котором в данный момент мы располагаем, говорит об относительно широком процессе номенклатурной приватизации. Например, по данным анкеты представителей Президента, в 1992 г. в частный сектор ушли 46 из 141 "бывших" лидеров регионов (в анкету были включены SO первых секретарей обкомов, 50 председателей облисполкомов и 41 первый секретарь горкомов). Правда, неизвестно, какие посты они заняли в частном секторе.

Однако понятие "номенклатурная приватизация" весьма амбивалентно и выражает разные личные и корпоративные цели. Речь может идти:

Еще в 1990 г. номенклатура начала создавать партийную экономику. На партийные деньги возникали коммерческие банки, закрытые акционерные общества, СП. По некоторым оценкам, внутри СНГ активно работают от 600 до 1000 фирм и компании, созданных на партийные деньги, от 300 до 500 -- за рубежом ["Известия", 1.04.1993]. Однако, номенклатуре, как корпорации, не удалось стать мощным хозяйственным объектом. Номенклатура -- отнюдь не масонская ложа; ее единство могли обеспечить только "социалистическое государство" и система универсальных принципов для ее членов. Ей удалось создать лишь "зоны выживания" в некоторых отраслях (например, газовой промышленности) или регионах. Рынок разрушает номенклатурную систему. Каждая коммерциализированная часть номенклатуры достаточно быстро обретала самостоятельные и часто -- взаимоисключающие интересы. Фактически не столько номенклатура использовала коммерческие структуры, сколько новые предприниматели сумели включить в хозяйственный оборот партийные деньги.

До 1989--1990 гг. государственный сектор казался весьма устойчивым. По нашим данным, в это время некоторые директора внешнеторговых фирм или замминистры отказывались возглавить коммерческие структуры -- банк или СП.

Однако, на следующем этапе перестройки возникли десятки групповых проектов превращения государственного капитала в частный. Государственные корпорации давали средства для организации новых коммерческих структур (СП, коммерческих банков, бирж, АО и т.д.). Целью операции являлось не личное преуспевание, а перевод государственных ресурсов в рыночное пространство. Вместе с тем, руководящие посты в новых структурах получали люди, не обязательно связанные с прежней системой отношения, по преимуществу номенклатурной. Паразитарные личности вообще имеют мало шансов на успех в новом обществе. Сейчас ценятся в первую очередь компетентность, способность обеспечивать прибыль. Зачастую не столько личность использует ресурсы государства, сколько новая структура выбирает в качестве руководителя нового человека и стремится эксплуатировать его предпринимательские качества. Например, АО, созданное в ноябре 1991 г. предприятиями бывшего министерства химической и нефтеперерабатывающей промышленности для проведения посреднических операция, возглавил не министерский чиновник или "красный директор", а руководитель консультационно-внедренческом фирмы, начавший свою карьеру как кооператор.

Порой эта стратегия принимает криминальный характер. Один вариант -- создание параллельной структуры (например, СП), которая используется для перекачки государственных средств. Другой -- когда группа руководителей создает ряд дочерних негосударственных или полугосударственных фирм, потом свои банк или холдинг. В результате государственная собственность переходит в частную сферу по заранее подготовленным каналам и по нужному адресу. Недавно о подобной стратегии разграбления госсобственности рассказали "Известия": генеральный директор НПО "Автоматизациялегпрома" В. Живетин создал около 20 акционерных обществ и товариществ с ограниченной ответственностью с участием отраслевой номенклатуры, родственников, а также самого себя в двух лицах: юридическом -- как директора, подписавшего учредительские и арендные договоры, и физическом -- как участника создаваемых фирм. Через эти фирмы средства НПО перетекали в частные структуры ["Известия", 3.12.1992].

Стратегия "прихватизации" распространена достаточно часто. Более того, ее элементы в тон или иной мере присутствовали в поведении большинства представителен номенклатуры, решивших пуститься плавать в море рынка. Но "чистых" типов "прихватизации" в нашел выборке мы обнаружили всего один--два, что, конечно, не исключает более высокого процента "прихватизаторов" при другом составе респондентов. Однако, можно сказать с уверенностью: не они доминируют в новом господствующем классе.

Стратегия "прихватизации" не может быть массовой по ряду причин: из-за отсутствия в номенклатурной среде широкого слоя лиц, способных действовать на рынке, из-за явно выраженного криминального характера этой стратегии, ее сложности, требующей согласованных действии целой группы руководителей. Современной бюрократии все же далеко до мафии. Различия между ними состоят по крайней мере в том, что мафия формируется снизу, естественным путем, тогда как в номенклатуре мафиозные принципы необходимо насаждать сверху, преодолевая и сопротивление среды, и протест огромной массы лишенных своей доли в ходе дележки государственного пирога.

Речь может, наконец, идти о поиске представителями номенклатуры синекуры для себя. В этом случае реализующая стратегию индивидуального спасения личность использует свой основной ресурс -- позиции в государственных структурах, обменивая его на место "свадебного генерала" в СП, коммерческом банке, АО. Однако, такая практика не может быть массовой хотя бы потому, что количество синекур в рыночной экономике ограничено, а по мере приватизации государственных предприятии оно уменьшается. В нашей выборке мы обнаружили лишь один (может быть, два) относительно чистый тип проявления этой стратегии.

В первой пашен выборке, состоящей из крупных бизнесменов, можно найти лишь 6 случаев (или 10%) номенклатурного предпринимательства того или иного типа, а среди предпринимателей, чье имя находится все время на слуху, удалось обнаружить лишь один тип номенклатурной "прихватизации". Таким образом, предприниматели-новаторы приходят извне и снизу. Номенклатура может лишь затормозить, но не остановить становление нового класса.

Миф третий: директора как строители рынка

Часть комментаторов уверена в том, что бывшие "красные директора" способны освоить рыночную философию и возглавить предприятия рыночной экономики. Экономист Вл.Кузнецов писал: "По всей видимости, в ходе приватизации на авансцену российского бизнеса выйдут люди, имеющие достаточный опыт работы в плановой экономике, компетентные хозяйственники, обладающие вместе с тем достаточной широтой мышления, чтобы освоить хотя бы азы рыночной системы ценообразования, маркетинга и управления финансами. "Новые предприниматели" останутся на первых ролях главным образом в тех сферах экономики, которые полностью отсутствовали в старой экономической системе: биржевая торговля, реклама, ценные бумаги" ["МЭ и МО", # 5, 1992, с. 100].

Действительно, в идеологии директоров и в меньшей степени в их поведении произошли серьезные изменения. Вопервых, в этой среде резко уменьшился удельный вес сторонников государственном собственности, планирования, централизованного распределения ресурсов. Идеи рыночной экономики, по крайней мере на вербальном уровне, приняты подавляющим большинством государственных директоров. Одобрена ими и идея передачи государственной собственности в частный сектор. По данным Центра экономической конъюнктуры и прогнозирования при Минэкономики РФ, в конце 1992 г. 70% хозяйственных руководителей приветствовали программу немедленной приватизации. Во-вторых, директора расстаются с прежними стереотипами "дефицитной" модели поведения -- с тактикой выбивания материальных фондов, готовностью брать любые кредиты, ориентацией на образование максимальных запасов и физическое расширение производства. Судя по ряду исследования (Минэкономики РФ, Института экономической политики, Российского экономического барометра), в своем экономическом поведении они начинают учитывать рыночные ограничители: высокую стоимость материальных и финансовых ресурсов, ограниченность спроса и т.д. Но волей -- неволей отказавшись от "дефицитной" модели, они до сих пор не перешли к рыночной модели с жесткими бюджетными ограничителями. Правительственная политика не заставила директоров учитывать вероятность банкротства.

Приватизация прибылен + социализация убытков -- такова новая идеологическая формула, принятая в среде директорского корпуса. Как отмечает Р.Капелюшников, поведение директоров сейчас вписывается в инфляционную модель с полумягкими бюджетными ограничителями: они продолжают надеяться на государство в деле получения дешевого кредита, взаимозачета долгов и т. д.

В новом обществе директора оказываются в ситуации дезориентации, без привычных опор. "Нет уверенности в завтрашнем дне", -- признается одна из наших респонденток, директор прядильной фабрики. В ряде интервью ощущался комплекс неполноценности перед новыми людьми. "Предпринимательские черты у директоров значительно слабее", -- говорит директор одного научно-производственного объединения. "Чем дальше, тем больше новые люди будут получать преимущество, -- объясняет достаточно известный в директорских кругах человек, -- ибо недостаток опыта превратится в их достоинство -- он даст им свежий взгляд на вещи".

Раньше директора проповедовали патерналистскую философию, да и работники воспринимали их в качестве отцов предприятия и своих благодетелей. Сила директора зависела от числа работающих на его предприятии, т. е. от численности сыновей. Один директор научного института вспоминает: "Надо было набрать за год 800 человек. 400 -- это было непрестижно. Мы задание выполнили. Это был счастливым год". Сейчас на уровне идеологии директора понимают необходимость сокращения штата для повышения эффективности работы предприятия, но на практике идут на это с трудом.

В директорате по-прежнему преобладает идея постепенного, осторожного приспособления к рыночным отношениям. Полученные М. Урновым в ходе опроса более чем 400 руководителей частных и государственных предприятий данные говорят о том, что в частном бизнесе доминирует ориентация на инновационную, рисковую деятельность (81% ответов), тогда как директора предпочитают традиционные, проверенные методы (51% ответов).

Как показывают контрольные интервью, проведенные "Экспертизой", социальный опыт директоров во многом предопределяет подобные установки. Они значительно старше предпринимателей (7 из 10 старше 50); гораздо чаще являются выходцами из рабочих семей (6 из 10); среди них намного реже встречаются выходцы из национальных меньшинств. Они часто закончили лишь инженерный вуз, тогда как предприниматели получили более высокое и более разнообразное образование. Их профессиональный опыт более ограничен -- они зачастую проработали всю жизнь на одном заводе, пройдя путь от рабочего до директора или сделали карьеру в своей отрасли (6 случаев). В результате их инновационный потенциал невелик (среди известных предпринимателей, по нашим данным, нет ни одного бывшего директора). Складывается впечатление, что директора не будут в числе создателей новых финансово-промышленных империй, в новом обществе они смогут лишь продолжать выполнять свою традиционную роль -- наемных работников, менеджеров.

Новые мифы

По мере того как новый класс складывается, приобретает зримые очертания, он вызывает амбивалентные чувства в других социальных группах и слоях и формирует в общественном мнении новые мифы и предрассудки. Ревнители моральной чистоты обвиняют предпринимателей в том, что те сразу же бросились в посредническую сферу -- действовали по "испорченному компасу", как элегантно выразился Вл. Кузнецов. Он писал: "Основной предмет деятельности частных компаний, руководимых новыми предпринимателями, не создание, а перераспределение богатств страны в пользу сравнительно немногочисленного круга людей" ["МЭ и МО", # 5, 1992, с. 100].

Моралистическому подходу можно, конечно, противопоставить политэкономический. Разделение на "полезные" и "прибыльные" сделки, проводимое Вл.Кузнецовым, явно не имеет отношение к бизнесу времен краха тоталитарной экономики. Капитал -- вещь объективная и, как правильно говорит генеральный директор АО "Альфа-эко" О. Киселев, "он течет туда, где больше прибыли и меньше сопротивление". Однако, даже фактическая сторона дела представлена Вл. Кузнецовым неточно.

Статистические исследования показывают, что его оценка, во-первых, неверна в отношении малого бизнеса. Согласно обследованию 67 тыс. фирм, проведенному органами государственная статистики, среди вновь созданных малых предприятия посреднических фирм в 10 раз меньше, чем строительных, и в 8 раз меньше, чем промышленных ["Деловой мир", 15.06.1992]. Согласно этому обследованию, 60% кооперативов и 46% малых предприятии действуют в промышленности и строительстве ["Деловои мир", 20.06.1992].

Во-вторых, подобный подход некорректен и в отношении крупного бизнеса. В условиях российского рынка ставка на монобизнес превращается в тормоз для развития дела, ибо она обрекает компанию на чрезмерную зависимость от среды. Только диверсифицированные фирмы способны были адекватно реагировать на меняющуюся экономическую ситуацию. "Для нас было очевидным то, что при существующей экономической нестабильности диверсификация оборачивается палочкой-выручалочкой в трудный момент. Если осьминогу отрубить щупалец, он от этого не погибнет", -- рассказывал о первых шагах своем финансовом группы "Инпарт" Сергей Могильницкий ["Коммерсантъ", # 45, 1992].

В результате разделение на производственную и посредническую деятельность становится формальным. С одной стороны, узко специализированные фирмы в той или инеи форме включались в посреднически-торговые операции. Например, консалтинговое СП "Линк" параллельно создает "Торговый дом "Линк". Многие российские фирмы начинали как внедренческие, развивались как посреднические и сейчас превращаются в производственные ("Гермес", "Квант"). С другой стороны, даже чисто посреднические структуры, специализирующиеся в области экспорта-импорта, зачастую занимались с самого начала и производством: делали в арендных цехах детские игрушки, медицинскую технику, изделия из пластмассы. "Должен быть свой свечная завод", -- заявил президент canon посреднической ассоциации. Сейчас эта ассоциация взялась за освоение вторичных отвалов в магаданском регионе и собирается вложить миллиарды рублей в производство. Другая посредническая фирма, "Интерурал", создала за последние 1,5 года 25 производственных филиалов. Как говорит ее генеральный директор А.Тихонов, "собственное производство вносит какое-то спокойствие и уверенность в завтрашнем дне".

В настоящая время явно ощущается растущая тяга крупного российского бизнеса к производству. АО "Биопроцесс", возглавляемое К. Бендукидзе, купило 18% акций "Уралмаша"; крупная торговая фирма "Микродин" приобрела 9% уставного капитала "ЗИЛа" и т.д. В ряде интервью крупные бизнесмены говорят о своем желании приобрести контрольный пакет акций производственных компаний.

Переориентации российских бизнесменов на производство способствует и сильная антиспекулятивная струя, существующая в самом классе предпринимателей. Для предпринимателей-производственников посреднический бизнес -- это "порожняк", "переработка воздуха", "чирьи простуженного организма". Престиж спекулятивного капитала в предпринимательская среде невысок. "Для того, чтобы дешево купить и дорого продать, не надо быть интеллектуалом. Надо быть просто ловким и знать, где купить и кому продать", -- подчеркивал один наш респондент, возглавляющий сельскохозяйственную компанию. Порой сами посредники испытывают сильнейший комплекс неполноценности и мечтают заниматься производством. Складывается впечатление, что российский бизнес начинает излечиваться от спекулятивного зуда. "Рынок биржевом нефти, -- рассказывает совладелец нефтяной компании "Квант" А. Степанян о причинах перехода к производственной деятельности, -- оказался не таким уж стабильным и становился все менее все менее рентабельным. Следовало ожидать и ужесточения конкуренции. На простои купле-продаже нефти не стоило строить стратегию. К тому же это занятие не приносило морального удовлетворения: отсутствовал элемент творчества".

Другое обвинение, которое предъявляется новым бизнесменам, сводится к тому, что они предпочли открытию частного ресторана или конторы по ремонту квартир перепродажу компьютеров, валютные трансферты, организацию бирж и тому подобные операции, разрушающие государственные структуры и государственную монополию. Вл. Кузнецов по этому поводу пишет: "Моральная проблема, связанная с этим разрушением, состоит в том, что одновременно с переливом денег, товаров и благ в новый сектор неизбежно беднеют те, кто пока еще работает на государство, -- работники государственных предприятии, неверующие продавцы государственных магазинов, сотрудники НИИ, и вообще 95% занятых" ["МЭ и МО", # 5, 1992, с. 94].

Следует прежде всего отметить, что наличие двух секторов с разными системами ценообразования просто-напросто облегчало первоначальное накопление капитала и кристаллизацию финансовых и промышленных центров. Спонтанно возрождающийся капитализм тем самым получал материальную базу для дальнейшей экспансии. Кроме того, Вл. Кузнецов фактически перекладывает вину с больной головы на здоровую: от хищников он требует поведения травоядных, забывая о том, что все сделки по переливу капиталов из государственного сектора в частную собственность совершаются с санкции (часто незаконной) государственных мужей, призванных охранять добро государства. По сути дела, под лозунгом защиты "здоровой" части работников госсектора предлагается законсервировать меркантилистическую систему (или бюрократический рынок, если воспользоваться термином В. Найшуля) и возложить на государственных менеджеров функцию модернизации.

Основная проблема во взаимоотношениях государства и нового класса заключается именно в недостаточной спонтанности процесса перехода к рыночным отношениям. Первоначально сложились два типа предпринимательских стратегий в отношениях с государством -- развитие снизу, без преференциальной поддержки государства и получение "мандата" от государства.

Развитие снизу, с нуля, являлось доминирующей стратегией для крупных предпринимателей. "Вначале фактически была только голова и ...дикое желание делать дело", -- вспоминает Илья Баскин, известный петербургский предприниматель. Отсутствие ресурсов компенсировали кредитами и (или) нестандартной идеей, позволяющей резко опередить конкурентов. Зачастую применялась тактика блефа. Президент одной крупной страховой компании, рассказывал: "Денег никто не дал, но было джентльменское соглашение: если они понадобятся -- дадут. Я знал, что платежи опережают выплаты. Поначалу -- месяца два -- у меня только платежи шли..."

До сих пор этот путь на рынок -- развитие снизу с помощью блефа -- остается достаточно распространенным. Недавно создавший свое дело Евгений А. рассказывает: "Мы сделали такси хитрый вариант: отпечатали подписные талоны на собрание сочинения Жюль Верна, Стивенсона и продавали их, не имея договоров. Мы запланировали такси объем, которой имеют очень большие издательства. Мы продавали стоимость последних двух томов и стали нормально жить. И начали действительно печатать".

В своей самостоятельной стратегии предприниматели широко использовали и государственные структуры и государственных людей, но лишь как один из элементов. Наш респондент, недавно создавший фирму по доставке продуктов на дом, объясняет: "Новый человек" опирается на директоров и строит будущее с их помощью. У него нет выхода: он не может делать все сам". Двадцатилетний А. Макаров, директор ТОО "Атрис", подчеркивал: "Начинающему нужно войти в круг." Открывающиеся сейчас предприятия, говорит он, должны "или обладать сногсшибательными идеями, или возникать на почве старых структур, имеющих опыт и завязки, как сейчас происходит с брокерскими конторами РТСБ, или искать поддержку на стороне -- от мафии до КГБ. А еще лучше использовать все это в комплексе... Но поддержка не должна оборачиваться зависимостью: новичок сам находит нужных людей, сам их инициирует на помощь. В конце концов, выяснив их интересы, он сталкивает их друг с другом и на волне противоборства выходит в дамки" ["КоммерсантЪ", # 40, 1992].

Вторая стратегия подразумевает благословение государством деятельности конкретного предпринимателя. Государство снабжает "предпринимателя с мандатом" первичными ресурсами (помещением, заказами, фондами). На первом этапе развития кооперативного движения государство поощряло новых людей ради выживания самой системы."В тот период государство проводило политику патернализма в отношении "цивилизованной кооперации", -- подчеркивает М. Масарский. В результате так называемые цивилизованные кооператоры получали значительный начальный импульс. В конечном счете рынок все расставлял по местам, однако процесс естественного отбора и естественной конкуренции замедлялся.

Границы между двумя стратегиями всегда были весьма условными. Во времена зарождения кооперативного движения нельзя было, конечно, купить завод хотя бы без благожелательного отношения правительства или начать выпуск новой газеты без официальной санкции ЦК. Даже Вадим Розенбаум, типичный "self-made man", создавший кооператив "Фонд", который первым получил право непосредственного осуществления экспортно-импортных операций и свой валютный счет, признает, что ему помогли влиятельные работники Фонда культуры.

Но если первая группа как бы пользовалась попутным ветром и изменением идеологической атмосферы в обществе, то вторая просто получала прямой наказ партии и правительства. Один наш респондент утверждал, что А.Тарасов олицетворяет первую группу, а С. Федоров -- вторую. "Тарасов использовал ситуацию, принимая на работу сынков министров и завязывая всевозможные связи. Что касается Федорова, то какое это имеет отношение к предпринимательству, когда открываешь ногой дверь в правительство, когда получаешь любые кредиты и вообще все получаешь".

На первом этапе государство определяло даже момент вступления в сословие предпринимателей и во многом процесс первоначального накопления. Теперь это право практически утрачено, но зато политико-бюрократическая элита до сих пор сохраняет какую-то возможность контролировать развитие дела и, следовательно, проводить селекцию внутри класса за счет предоставления привилегии, налоговых послаблении, кредитов, субсидии предпринимателям. Правда, порой слабеющее государство само оказывается в известной зависимости от денежных ресурсов, опыта и предпринимательской хватки "новых людей". Поэтому развитие класса предпринимателей становится все более и более спонтанным.

Казалось, первоначальный антагонизм двух групп предпринимателей давно завершился и они должны слиться друг с другом. Однако, до сих пор генезис компании является важным элементом экономического размежевания и установления союзнических отношении. "Независимые" продолжают спрашивать "предпринимателей с мандатом": "Не на аукционе ли они приобрели на Старея площади помещение под офис для своей частной компании ?" (М. Юрьев).

Социальный портрет нового предпринимателя

Как показывают многие исследования, в генезисе предпринимательства существенную роль играет ряд социальных факторов -- пол, возраст, образование, допредпринимательская карьера, семья, система социальных связей.

Бизнес всегда был в основном мужским занятием. Например, 3 из 4 вновь созданных предприятии в ФРГ в 80-е годы возглавляли мужчины. Традиционно бизнес требовал таких качеств, как воля к победе и стремление к господству. Однако, в последнее время появился спрос и на типичные женские качества -- интуицию, открытость к людям, чувство такта и т. д. Новые предприниматели все чаще рассматривают себя как "вдохновители человеческих коллективов, а не как надзиратели". В силу этих обстоятельств на Западе темпы роста численности женщин-предпринимателей в два--три раза выше, чем темпы роста численности предпринимателей-мужчин.

Однако, России переход к "мягкому" бизнесу пока не грозит: успеха добиваются люди с сильным или даже агрессивным началом. Поэтому российский бизнес сохраняет традиционные мускулинистские черты. Согласно опросу фонда "Общественное мнение", доля мужчин среди предпринимателей достигает 83%, а в обеих выборках "Экспертизы" -- всего 4 женщины, да и они, по словам одной респондентки, обладают "твердым, отчасти мужским характером".

На Западе мужчины основывают свое дело чаще всего в возрасте 30--35 лет, а женщины ближе к 35 годам [Р.Хизрич, М.Питерс, Предпринимательство, М., 1991, с. 116--117]. Как правило, начинают в "критические точки", особенно во время кризиса середины жизни. По данным опросов фонда "Общественное мнение", средний возраст предпринимателей -- 36 лет.

Крупные предприниматели, по нашим данным, несколько старше, чем мелкие и средние. Респондентов в возрасте до 30 лет включительно насчитывается всего 15% в первой выборке, и 30% -- во второй. Отметим, что в белорусской выборке молодые предприниматели (до 30) составляют 35% [Ж. Грищенко, А. Новикова , И. Лапша, Социальный портрет предпринимателя, -- "СОЦИС", # 10, 1992]. По нашим данным, большинство крупных предпринимателей (65%) создает свое дело в возрасте от 31 до 45 лет (во второй выборке эта возрастная категория составляет 58%). Можно согласиться с традиционной в социологии точкой зрения, что предприятия открывают прежде всего те, кто уже имеет семью и некоторые жизненные ресурсы.

Вместе с тем, исследование "Экспертизы" показывает, что в России складываются две поколенческие когорты бизнесменов -- условно говоря, перестроечная и новая. Первое поколение (чаще всего старше 30 лет) сохранило во многом психологические и идеологические связи с интеллигентской средой, породившей их. За предпринимателями первого поколения идут другие -- те, кто заканчивал школу или институт уже при перестройке, кто четко ставил себе цель и понимал, что надо, а что нет. Они уже со школы выясняли котировки, курсы акций, курсы валюты к рублю, были агрессивны на рынке и не испытывали интеллигентских комплексов.

Представители "нового поколения" часто не получили диплома о высшем образовании из-за того, что разочаровались в традиционной системе образования и ушли в бизнес. В свои 27 лет Саша Н. уже учился в 4 вузах -- медицинском, автомеханическом, авиационном, радиоэлектронном; руководитель одного АО ушел в бизнес с 3 курса МГУ и т.д. Традиционный тип образования функционально стал для молодых бизнесменов излишней роскошью. "Считаю, что для предпринимателя высшее образование ничто, если от наличия специальных знании не зависят напрямую результаты работы", -- говорит Виталий П., руководитель небольшой консалтинговой фирмы. Это не значит, что они прекратили учиться; просто-напросто "самоучки" обучаются иначе: "Когда мне не хватает знании, я их беру там, где они находятся. Это не великая тайна," -- говорит Павел С., директор экспертной фирмы, покинувший Институт восточных языков на 4 курсе.

Интересной проблемой является национальность предпринимателей. Здесь также возник новый миф. Более чем год назад социолог Ю.Задорожный в "Независимой газете" писал: "Этнокультурные общности, имеющие благоприятные возможности захвата доминирующего положения на российском рынке, отнюдь не ограничиваются хорошо организованными национальными меньшинствами, имеющими древние традиции предпринимательства в неблагоприятной социально-экономической среде, такими, как евреи или армяне". По мнению автора, доминирующее положение "с большой вероятностью займут кровнородственные корпорации кавказского и среднеазиатского происхождения" ["Независимая газета", 10.09.1991]. Эта концепция была подкреплена положением о русском медведе, якобы неспособном к предпринимательству (Г. Гачев).

Обследование "Экспертизы" показывает, что все эти теории построены на песке. Во-первых, они опровергаются статистическими данными: русские составляют 84% мелких и средних предпринимателей и 63% крупных. Причина высокой доли предпринимателей нерусской национальности среди крупных бизнесменов заключается в особом положении евреев (12 респондентов) накануне перестройки, в необходимости для них искать нетривиальные пути наверх в том случае, если они решили остаться в России. Генеральный директор страховой компании "АСКО" Г.Фидельман. опубликовавший первые статьи по теоретической физике еще на четвертом курсе университета. рассказывал о своем положении до перехода в бизнес: "Это был крах надежд, когда и работа есть, и результат есть, а вот соответствующей оценки нет и все ниже опускаешься.Тогда я решил уйти... Более того, я собирался уехать из страны. Это был реальный выход, и я рассматривал его как основной". Иначе говоря, действовал тот же фактор, который обеспечил успех евреев и иных национальных меньшинств во всем мире -- периферийное положение группы в обществе.

Во-вторых, по данным обследования, предприниматели других национальностей не создают кровнородственных кланов, а, наоборот, проявляют космополитизм ("родина там, где человек ощущает себя человеком", говорил один респондент), либо в большинстве своем отождествляют себя с Россией или даже с русской нацией. Евреи называют себя "русскими евреями" , армяне и грузины говорят о своей принадлежности к русскому народу, поскольку "мы живем в этой стране".

Практически отсутствует национальная идентификация по крови, национальную идентичность формируют почва, культура, язык. С. Пачиков, возглавляющий крупную компьютерную фирму, рассказывает: "Я родился в Азербайджане, на Кавказе. У меня очень редкая национальность -- удин. Нас всего несколько тысяч человек. Я не русский по крови. Но я крещенный православный, говорю на русском языке, вырос в русской культуре, всю жизнь провел среди русских -- мои отец офицер, я жил в военных городках -- и у меня русская мама. Конечно, я славянин и часть русской культуры... Если мне предложат сделать добро России или Норвегии, я предпочту Россию. Эта земля мне ближе. Я всегда ей желал добра". Со своем стороны, русские предприниматели предпочитают использовать понятие российский. "Я русский человек, но ощущаю себя только в российском контексте. У нас российская история, российская экономика, российская культура. А чисто русской, стопроцентно русской культуры нет. Если оставить в культуре одно только русское, то придется выкидывать Пушкина, Лермонтова, Гоголя... С чем останемся?" -- подчеркивал Чанов.

Наконец, рухнула теория о неповоротливом русском медведе. Петр Зрелов, основатель знаменитого СП "Диалог", говорит, что "напрасно думают, что русский медведь не склонен к бизнесу. Медведь бегает не хуже оленя, он очень подвижен и может залезть на любое дерево... Конечно, у нас свои традиционные российские недостатки. Чаше "авось" забивает. Сказать "сделаю" -- не сделать. Чаще всего иностранцы все-таки более обязательны, этим они здорово отличаются. Но по трудоспособности и по гибкости наши ребята сильнее". Респонденты говорят о быстрой переориентации русских на рынок, их высокая степени приспособляемости к новым условиям. Возможно, сейчас реализуется "гениальная перевоплощаемость русских" (если пользоваться определением Л. Карсавина) и страстность их натуры. Предпринимательство сейчас заменяет и фанатизм старообрядцев, и героизм русского солдата, и нетерпение революционеров, и лихость и молодчество казаков [см. И. О. Лосский, Характер русского народа, М., 1990].

Образование и предприниматели

Несмотря на то, что представители "нового поколения" несколько снижают общим образовательный уровень российского бизнеса, он тем не менее сейчас самый интеллектуальный в мире. По данным фонда "Общественное мнение", доля лиц с высшим образованием среди предпринимателей превышает 80% {в одном обследовании -- подписчиков "КоммерсантЪ-дейли" -- 95%). Среди крупных предпринимателей, проинтервьюированных "Экспертизой", всего 4 человека формально не имеют высшего образования.

Говоря об образовании, следует учитывать и качественный аспект. Многие респонденты вышли из самых престижных и элитарных учебных заведении -- МГУ, ФИЗТЕХа, МИФИ и т.д. Кроме того, высока доля лиц с двумя дипломами или с ученой степенью. В опросе подписчиков "КоммерсантЪ-дейли" предприниматели такого типа составляют 11%. Среди крупных предпринимателей, проинтервьюированных нами, 23 (38%) респондента имеют степень кандидата наук, 7 ушли в бизнес из аспирантуры, а еще 4 закончили два института (итого -- 56%).

Предприниматели чаще всего не обладают интеллектом, значительно превосходящим средний. Им присущ избирательный интеллект в сочетании с деловой интуицией, восполняющем недостаток информации. "Основательная подготовка и знание дела, глубина ума и способность к логическому анализу в известных обстоятельствах могут стать источником неудач," -- писал известный теоретик предпринимательства И.Шумпетер [Й. Шумпетер, Теория экономического развития, М., 1982, с. 181]. Однако ситуация в России (а также в других посткоммунистических странах) явно не укладывается в рамку теоретических построений. Отсутствие предпринимательской традиции и сложившейся практики, отлитой в законах, процедурах, обычаях, принятых моделях поведения, вынуждает предпринимателей постоянно управлять ad hoс. Все время им приходится искать новаторские, оригинальные решения, повышающие эффективность дела. "Каждый день я работаю в бизнесе на пределе своих интеллектуальных возможностей", -- говорит один из наших респондентов, лауреат премии Совета министров СССР. Российские предприниматели находятся в ситуации постоянного обучения, требующего сверхнапряжения.

В ситуации постоянного выбора хорошее, элитарное образование позволяет развить когнитивные, адаптационные способности личности. Оно избавляет от множества комплексов и дает возможность быстро приспособиться, пройти социальную конверсию. "Человек, выучивший квантовую механику, сумеет познать и азы банковского дела", -- утверждает банкир-физик С.Выборнов. Лицам с хорошим образованием было намного легче, чем остальным категориям населения, сделать рывок в рынок. В.Сырев, владелец двух брокерских фирм, объясняет непосвященным: "Такая ситуация бывает раз в триста лет: слом старой системы, старея экономики, а как строить новую -- никто не знает. Те, кто накопил хоть какой-то интеллектуальный багаж, имеют небывалые шансы стать чемпионами. Им надо срочно бросаться в рынок!" ["Известия", 1.10.1991]

Уровень образования мелких и средних предпринимателей, естественно, качественно иной, но все равно он намного выше, чем среднестатистические показатели по стране (см. таблицу 1). После возникновения предпринимательскол среды и появления возможности передавать накопленный опыт бизнес перестал требовать элитного образования.

Социологи и психологи установили, что, хотя обучение происходит на протяжении всей жизни человека, усвоенное им в детстве ("социальная генетика") по-преимуществу определяет всю его жизнь.

Естественно, в нашем стране не действует типичный для стран с сильной рыночной традицией фактор -- наличие семейного предпринимательского окружения, способного сформировать независимую, самостоятельную личность, ориентированную на позитивный образ предпринимателя. Лишь поколение дедов наших респондентов было частично связано с предпринимательством (7% опрошенных фондом "Общественное мнение" подписчиков "КоммерсантЪа" -- выходцы из дореволюционных предпринимательских структур).

Таблица 1. Уровень образования российских предпринимателей

Откуда тогда появились необходимые капитализму свободные, предприимчивые, независимые, рационально мыслящие личности? Это стало возможным благодаря распаду традиционной патриархально-крестьянской культуры. В середине 70-х годов в России доля эгалитарных семей превысила 50% (в Москве она достигла 65%), тогда как доля патриархальных семей сократилась до 10% (в Москве -- до 5%). Кроме того, в 80-е годы доля демократических семей сравнялась или даже превысила процент авторитарных семей (соответственно 35% и 30%) [см. Б. Миронов, Семья: нужно ли оглядываться в прошлое?, -- В человеческом измерении, М., 1989, с. 226--246].

Особенно интенсивно этот процесс шел в интеллигентских семьях. В ребенке начинают признавать личность, его постепенно вводят в круг взрослых разговоров и интересов. В детях пытаются развить индивидуальность, самостоятельность, инициативу. В этом -- одна из причин склонности выходцев из интеллигенции переходить в сферу предпринимательства. Как показывают венгерские социологи, изучавшие ориентации населения в сфере предпринимательства в посттоталитарной Венгрии, существует четкая корреляция между уровнем образования семьи респондента и его стремлением начать собственное дело.

По данным Фонда "Общественное мнение", подавляющее большинство российских предпринимателей (71%) -- интеллигенты во втором поколении (т.е. их отец имел высшее образование) и только 21% -- выходцы из рабочих семей. В обеих выборках "Экспертизы" доля представителей "обычного среднего класса советского образца" (по выражению одного респондента), чем стала наша интеллигенция, примерно такая же или даже выше. Лишь несколько предпринимателей имеют номенклатурное происхождение, не более 15% -- рабоче-крестьянское. Правда, в последнее время процент выходцев из рабочего класса среди предпринимателей растет. Видимо, представители низшего класса начинают нащупывать для себя новым канал социальной мобильности.

Кроме фактора образования переориентацию части интеллигенции на бизнес облегчили два обстоятельства. Вопервых, без налаженных рыночных механизмов обмен информацией мог происходить только через социальные контакты. Естественно, интеллигенция обладала наилучшим социальным капиталом личностных связей. Во-вторых, как это ни парадоксально, -- периферийное положение интеллигенции по отношению к советскому истеблишменту. Президент крупной страховой компании рассказывает: "У меня была жуткая нищета. Страшно подумать, как я жил. На стройке работал, дело свое знал прекрасно, матом ругался, как сапожник, торчал все время на холоде. Руководство приезжает -- из машины боится выйти, потому что кругом грязь. И ты в ней по уши, и бегаешь в резиновых сапогах, и получаешь 140 рублей. А он на "Волге" ездит, решения никакого принять не может, скажет: мусор вон там убери -- и дальше поехал..."

Благодаря высокому престижу знаний, гарантированности минимального уровня материального существования и особенно -- полуоппозиционному статусу интеллигенции годы "застоя" фактически были ее "золотым веком". В годы перестройки перед самыми динамичными элементами интеллигенции открылись дополнительные пути карьеры -- к власти в сфере политики и к богатству в области экономики. "Идеалисты", люди с общественной жилкой пошли в мир политики, в демократическое движение. Большинство его лидеров получило серьезное политическое крещение в ходе союзных и республиканских выборов 1989 и 1990 гг. Напротив, "материалисты", прагматики, люди практического действия открыли в 1987--1990 гг. свое дело. Через годдва в прессе появились статьи, рассказывающие в типичном американском стиле об истории успеха этих людей: "Был Анфимов инженером, стал миллионером", "Бывший врач снова оперирует. Миллиардами." ["Деловые люди", декабрь 1991; " Комсомольская правда", 26.12.1991]. Именно они составили основу слоя крупных предпринимателей.

Три волны предпринимательства

Первая волна предпринимателей начала формироваться сразу же после выхода Закона об индивидуальной трудовой деятельности. М.Юрьев, президент Лиги промышленников и вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей, говоря о романтическом периоде "советского" предпринимательства, отмечал высоту этой волны: "Хорошо помню огромную очередь желающих получить разрешение на регистрацию, выстроившуюся к зданию исполкома Моссовета через несколько дней после выхода закона. Такой очереди я не видел даже в ГУМе или ЦУМе, когда там появлялся в продаже какой-то дефицит. Причем, как мы знаем теперь, никакой реальной перестройки в тот период еще не было и в обществе упорно циркулировали слухи... что им, частникам, специально дают сейчас возможность подняться, развернуться, чтобы знать, кого потом брать, и всех сразу возьмут. И несмотря на это -- огромные очереди за разрешением на регистрацию, которые люди выстаивали даже ночами. Вот тогда я окончательно убедился: все разговоры о том, что за 70 лет от предпринимательского духа ничего не осталось, что ничего уже нельзя возродить, -- ерунда и оправдание собственной бездеятельности".

Как известно, первоначально дело капитализма практически везде берет в свои руки социальная группа, не входящая в истеблишмент, но обладающая капиталистическим мироощущением. М. Ребер определял предпринимателя как аутсайдера. "Утверждение его шло отнюдь не мирным путем. Бездна недоверия, подчас ненависти, прежде всего морального возмущения, всегда встречала сторонника новых веяния; часто нам известен ряд таких случаев -- создавались даже настоящие легенды о темных пятнах его прошлого" [М. Вебер, Ук. соч., с. 88]. И сегодня социологи используют понятие социальной маргинальности, говоря о создателях нового дела. Во многих странах непропорционально велико представительство иммигрантов, этнических и религиозных меньшинств. Раса, национальность, религия или просто возраст и социальное положение, исключая из общества, одновременно порождали зачастую ту питательную среду, в которой возникало предпринимательство.

Первая волна советских предпринимателей имела многие черты психологических аутсайдеров. "Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не попытался изменить ее 4 года назад. Скорее всего спился бы -- тяжело ощущать себя неудачником. Или эмигрировал от отчаяния", -- говорит руководитель нескольких производственных компаний, окончивший в 19 лет МГУ.

Во времена "застоя" будущих новых предпринимателей нельзя было назвать неудачниками, но психологически они ощущали себя людьми, не реализовавшими свои способности и, главное, они не были включены в систему или даже были готовы уйти из нее. Предприниматель, посвятивший себя бизнесу в области кабельного телевидения, подчеркивал,что "в самом конце застоя совершенно не хотелось связывать себя с официальной карьерной лестницей". Крупный предприниматель-производственник Андрей Чанов, работавший в годы "застоя" следователем, рассказывает: "Наша система была устроена так, что человек просто не мог не украсть... Я понял, что не имею морального права осуждать. Вот лично я сам, как таковой, ну какое имею право судить людей! Словом, написал рапорт об увольнении". Уход из системы для активной личности во многих случаях означал психологическую подготовку к предпринимательству. Создатель газеты "КоммерсантЪ" Владимир Яковлев попробовал себя в роли квартирного маклера и "вдруг перестал воспринимать себя частью системы". Он рассказывает: "Просуществовал год вне ее. И этого оказалось достаточно, чтобы понять: я и система -- не одно и то же" ["Московские новости", # 36, 1991].

На первом этапе переход в кооперативный сектор лишал личность социальной устойчивости, помещал его вне структуры. Когда И.Хакамада, ныне генеральный секретарь Партии экономической свободы, ушла с госслужбы, то, по ее словам, в институте "все были в шоке, декан умолял остаться, многие меня просто жалели, а папа ужасно перепугался".

В этот момент субъект получал черты двойственности, "пороговой личности", находящейся "ни здесь, ни там", в щелях и промежутках социальных структур, если воспользоваться терминологией знаменитого антрополога В. Тэрнера. "Я сразу же попал из категории люден уважаемых в категорию людей неуважаемых, темных хапуг, рвачей, жуликов и т.д.", -- рассказывает О.Киселев, покинувший пост зам.директора Института химическом физики Академии наук СССР ради того, чтобы создать свой кооператив. Даже в 1992 г., по данным Фонда "Общественного мнения", больше половины опрошенных предпринимателей (51%) были уверены, что для населения они -- жулики и проходимцы. И только 2% надеются, что их воспринимают как героев.

Новые российские предприниматели по своему психологическому типу являются прямой противоположностью доминировавшим в советском обществе людям с бюрократической ментальностью, ориентированным на гарантированное медленное продвижение по иерархической лестнице, на карьеру в рамках организации, на зависимое от начальства состояние. "Что я могу сказать про человека, который 25 лет работает на одном месте? Тупица. Не растет, не пытается попасть в какие-то другие условия, что-то новое узнать и т.д.", -- говорит один наш респондент.

Неангажированность сочеталась в предпринимателях первой волны со способностью неоднократно начинать жизнь с нуля. Им был присущ специфический набор психологических черт: чувство новизны, социальная незакрепленнесть, психологическая подвижность (охота к перемене мест), способность к обучению.

На заре кооперации предприниматель, первым начавший делать печати для кооператоров ("никто не представлял, что это не запрещено законом"), или открывший видеосалон, создавший частную страховую компанию ("все были уверены, что страхованием может заниматься только государство"), или выдумавший советскую модель биржи либо газету для кооператоров, или, наконец, первым купившим завод("всем, включая моих ближайших коллег... моя идея показалась смехотворной, абсурдной"), получал огромную фору, которая позволяла быстро развивать свое дело.

Те, кто сумел пережить "героический" период советского бизнеса и выйти из него с динамичной предпринимательской структурой, получили огромные финансовые, материальные, человеческие, организационные ресурсы. В нашей выборке половина крупных предпринимателей начинали в "героические" времена (до 1989г.). Тогда создали свое дело К.Боровой, М.Юрьев, О.Киселев, И. Баскин, Л. Вайнберг, В. Неверов, С.Пачиков, Г.Дуванов, П.Зрелов, Л. Чанов, И. Кивелиди и др.

Естественно, доля предпринимателей--первопроходцев намного выше среди крупных бизнесменов, чем среди мелких и средних. Сопоставление двух групп респондентов -- крупных и мелких бизнесменов -- показывает, что первые отличаются от вторых некоторыми психологическими чертами: трансцендентным стремлением к расширению дела, чисто предпринимательской способностью "идти на рынке на шаг впереди других", упорством и целеустремленностью и т.д.

По словам одного респондента, ему помешал добиться успеха ряд факторов -- размытость делен, неумение сосредоточиться на самом главном, недостаточно "коммерческий" подход к делу, гипертрофированность "общественных" мотивов, т.е. акцент на такие моменты дела, как польза, интерес. Противоположный тип представляет собой другой респондент, за два года перешедший из категории "мелких капиталистов" в "почти крупные". Ему свойственны и упорство, и целеустремленность и, главное, ориентация на создание большого дела. "Сейчас, -- говорит он, -- формируются те структуры, которые в дальнейшем будут русскими "Сони" и "Дженерал моторс". Сегодня уникальная ситуация -- идет формирование рынка, занятие мест. Мы пытаемся охватить как можно больше сфер деятельности, чтобы впоследствии у нас было все готово для нормальной работы".

Исторически существовали два типа предпринимателем "авантюристы", ориентированные только на наживу, на личное обогащение, и собственно "капиталисты", которые превыше всего ценят само дело. По словам М. Вебера, "самому предпринимателю такого типа богатство "ничего не дает", разве что иррациональное ощущение хорошо "исполненного долга в рамках своего призвания" [М. Вебер, Ук. соч., с. 9]. Уже сейчас становится ясно, что аморальные авантюристы представляют собой тупиковую ветвь развития, которая отсекается по мере развития рыночных отношений. Рассказывая о первых шагах крупнев страховой компании, ее президент вспоминает: "Из тех, кто начинал, сейчас практически никого уже нет: или ушли, или нечестными оказались. Мне всегда казалось, что в таком деле должны участвовать шустрые, динамичные люди, но шустрые и динамичные -- это в основном нечестные". В результате "авантюристов" вытесняют "капиталисты". Один проинтервьюированный нами банкир рассказывает: "Путь к богатству может быть разным. Извините, взятки приносят и в чемоданах, а вероятность быть пойманным меньше одного процента. Но этот путь для меня закрыт. Куда интереснее создать большое дело, вместе с ним вырасти до собственного материального благосостояния".

Весьма быстро -- за 2 года -- сформировалась вторая волна предпринимателей: на нее приходится 36% респондентов в выборке крупных и 44% -- в выборке мелких и средних бизнесменов. (См. таблицу 2.)

Таблица 2.Три волны предпринимательства

Прежде всего в этой волне было меньше людей авантюрного склада характера. Говоря о причинах своего позднего прихода в бизнес (май 1990г.), один председатель коммерческого банка подчеркивал: "В кооперативное движение ринулись, во-первых, самые смелые, отчаянно смелые, во-вторых, без прочных тылов... Во второй волне ... посмотрели, вроде бы никого там не стреляют. Начали тоже потихонечку, полегонечку, с меньшей скоростью включаться в это движение". Представители второй волны сами говорят о себе: "Я не готов идти в авангарде, принимать на себя удары, бороться с ветряными мельницами вместо того, чтобы заниматься делом. Предпочитаю идти во вторых рядах" (генеральный директор крупного СП, специализирующегося на консалтинговых операциях).

Во второй волне, конечно, сохранился доминирующий психологический тип первой -- self-made man, начинающий свое дело с нуля ("прирожденный предприниматель"). Но, если среди первопроходцев преобладали люди, которые пришли в бизнес, потому что "не могли иначе", то во второй волне все чаще встречаются те, кто пытается прежде всего реализовать себя в деле, особенно не думая об экономической эффективности, -- физик, переквалифицировавшимся в издателя, ибо давно мечтал издавать общефилософские работы, инженер, нашедший для себя психологический комфорт в кабельном телевидении и т. д. Условно их можно назвать "предпринимателями-идеалистами".

Но главное различие двух волн состоит не в этом. Начиная с 1989г. в бизнес пошло "начальство". В противоположность представителям первой волны, которые бросались в бизнес, как в омут, ибо им нечего было терять, многие из тех, кто пришел вслед за ними, создавали как бы "гарантированность начального старта," используя те возможности, которые у них были в предшествующей жизни. Они предпочитали первоначально создать плацдарм и только потом развернуть на нем свой бизнес, даже если номинально были лишь менеджерами. Если первые основывали кооперативы, то вторые -- чаще всего СП, коммерческие банки, биржи.

Многие "начальники" уходили сами, но большинство покидало государственные структуры после того, как последние стали распадаться. Например, после развала министерства внешней торговли многие директора фирм предпочли уходить в СП, хотя некоторые из них ранее отказывались принять весьма перспективные предложения, исходившие от коммерческих структур. Часть представителен этого типа была просто-напросто назначена на свой "предпринимательский" пост. Рассказывая о своем назначении с поста начальника отдела министерства на пост генерального директора СП, один наш респондент вспоминал, что именно отдел кадров ему предложил перейти в коммерческие структуры. "Кадровики всегда чувствуют и видят больше, чем другие", -- сказал он.

На уровне крупных предпринимателей в частный сектор переходили "большие" начальники -- от директора фирмы министерства внешней торговли до министра. Рассказывая о своем выборе, бывший заместитель министра и нынешний президент коммерческого банка, говорит о том, что даже после ликвидации министерства покидать государственную службу было нелегко. Ему предложили три возможности -- занять высокий государственный пост, возглавить советско-американское предприятие и стать президентом банка. "В семье уже привыкли -- замминистра, замминистра. И я ушел в отпуск, мучился, ходил по лесу -- все время думал -- куда мне идти?" Но он уже понимал, что в других странах "отношение к президенту банка более почтительное, чем к заместителю министра".

Но психологически однородный процесс шел среди "маленьких" начальников -- зав. отделом, зав. лабораторией, зам. директора. Начальник лаборатории, зарегистрировавший МП в 1990г., рассказывал интервьюеру, что ему не хватило авантюризма, чтобы начать дело раньше, и только развал НИИ дал толчок созданию дела. Если доля "больших" начальников относительно невелика, то "маленькие" составляют 41% крупных предпринимателей и 50% выборки мелких и средних. На этом уровне социальная конверсия шла хоть и с потерей темпа, но без особых проблем.

Таблица 3.Должностные позиции перед переходом в бизнес

Лишь после августа 1991г. предпринимательство превращается в почетное занятие. Устойчивой чертой нашей жизни стали очереди в регистрационных палатах. "Кто последний в предприниматели?" -- называлась заметка в "Известиях", опубликованная в феврале 1992г. ["Известия", 19.02.1992]. Резкое повышение престижа профессии предпринимателя создало атмосферу массового движения и своеобразной моды. По данным ВЦИОМ, в настоящее время около 15% россиян хотели бы иметь свое дело и вести его на своя страх и риск. "Предпринимательская субкультура" формируется прежде всего из активных социальных групп -- молодого и среднего поколения горожан, имеющих относительно хорошее образование и достаточно высокую квалификацию. В результате наряду с "прирожденным предпринимателем", "предпринимателем-идеалистом" и "начальником" появился новый тип -- "массовый предприниматель." В наших выборках 40% мелких и 13% крупных предпринимателей принадлежат к третьей волне.

Создают свое дело даже те, кто по своей природе не способен быть предпринимателем. Иначе говоря, появляется тип "предпринимателя поневоле". Например, научных сотрудников создавать свое дело часто побуждает сокращение или прекращение финансирования, т. е. потенциальная угроза безработицы или (и) падение уровня доходов. "В 1991г. меня перестало кормить репетиторство, мои жизненный уровень начал падать... И я стал искать новые сферы приложения своих сил", -- рассказывает Владимир, бывший физик и старший научный сотрудник, а ныне генеральный директор малого предприятия.

Как известно, наибольший стимул к отказу от прежнего образа жизни и сложившихся привычек дает стечение обстоятельств, так или иначе вырывающих человека из привычной обстановки, -- выход на пенсию или безработица, резкое разочарование в работе или возвращение из армии. По ряду западных обследовании, более половины новых предприятии возникает под влиянием отрицательных, а не положительных стимулов. После "шокотерапии" Гайдара подобная мотивация стала достаточно распространенной. "Жизнь заставила. Просто уже не платили зарплату," -- объяснял причины своего перехода в бизнес Евгений А., ушедший в частный сектор из государственной структуры. "Надо кормить семью, никуда не денешься", -- подчеркивает другой мелкий предприниматель.

Кроме того, начался процесс нормального воспроизводства рыночных структур. Или члены первоначальной команды создавали собственные рыночные структуры, которые пореи отрывались достаточно далеко от материнской компании. Или по мере увеличения размеров корпораций изменялась и их организационная структура: прежде всего происходил переход от унитарной формы к холдинговой и дивизиональной. Например, СП "Диалог" превратилось в холдинг, в который вошли 125 фирм; кооператив "Постфактум" -- в Издательский дом "КоммерсантЪ" и холдинг, включающий более десятка акционерных обществ. Бывшие служащие коммерческих структур становились менеджерами новых компании и их частичными собственниками, т. е. возникла группа "предпринимателей-менеджеров".

Иначе говоря,первооткрыватели частично подтянули арьергард. Мы вступили в ту фазу развития, когда происходит социально-психологическое утверждение новой влиты в обществе. Новые лидеры, подчеркивал Тойнби, ставят большинство перед выбором: или принять их "решение общей проблемы, или довольствоваться беспомощным ожиданием последствий нерешенных проблем". Если новая элита не в состоянии обратить в свою веру большинство, то весь процесс формирования новея идеологии оказывается бесполезным. С другой стороны, если новая элита "действует эффективно и большинство принимает его идеи, конверсия через мимесис (подражание -- И.Б.) может стать столь сильном, что выльется в революции" [А.Дж. Тойнби, Постижение истории, М., 1991, с. 284].