КОМУ НУЖНО КОРПОРАТИВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО?

Корпоративное законодательство и связанные с ним споры удивляют своей неожиданной сложностью. Всякий, кто начинает заниматься этим вопросом, замечает, что проблема, которая на первый взгляд относящаясяится только к областям менеджмента и этики, имеет изощренные правовые аспекты. Один тот факт, что внутренние дела акционерного общества (будь это конфликт между совладельцами, смена руководства или слияние с другой фирмой) относится к компетенции государства, выглядит довольно странно.

Государство существует для того, чтобы защищать честных людей от агрессии, а их собственность – от попадания в руки тех, кто прав на нее не имеет. Оно обязано заступаться за любую жертву насилия и грабежа, будь это простой фермер или транснациональная корпорация. Естественно, акционеры, чья собственность расхищается, тоже должны быть защищены. Однако, потери, которые несут акционеры, не всегда вызваны явным воровством. Если причиной убытка был низкий профессионализм или недостаточное трудолюбие менеджеров, собственники могут пенять только на себя. Ведь они сами нанимают управляющих своих предприятий.

Здесь появляется первая сложность. Мы можем легко спутать непрофессионализм с недостатком усердия, недостаток усердия – с недобросовестностью, а недобросовестность – с преступными хищениями. Нанять вора – совсем не то же самое, что нанять глупого или ленивого работника, хотя в последнем случае убыток может быть даже больше. Кража – уголовное преступление, а неэффективного работника достаточно просто уволить. Это принципиальная разница. Однако легко ли увидеть ее на практике?

Допустим, вы акционер промышленной фирмы. Вы замечаете, что ваше предприятие закупает сырье по слишком высоким ценам. Скажем, конкуренты платят за аналогичную продукцию на 30 процентов меньше. Скорее всего, вы уволите или оштрафуете менеджера, потому что он управляет неэффективно. Что будет, однако, если выяснится, что компания, поставлявшая вам это дорогое сырье, полностью принадлежит вашему управляющему? Здесь уже пахнет тюрьмой: директор, которому вы доверили завод, сознательно нанес ему материальный ущерб с целью личного обогащения.

Впрочем, доказать это обвинение будет не так-то легко. Прижатый к стене менеджер вполне может сказать, что он не нарушил никакого закона, так как выбор поставщика – полностью в его компетенции. Определять, сколько можно платить за сырье, а сколько нельзя, также должен управляющий. Есть логика и в решении купить товар у своей личной фирмы: по крайней мере, директор мог быть уверен в качестве приобретаемого сырья. И еслиВ то время как акционеры на этио доводы ответят словами «нам все равно, почему мы потеряли деньги; уволить его!», то судья лишь разведет руками и скажет, что улик, подтверждающих кражу, недостаточно.

Получается, даже менеджер, сознательно переводящий активы предприятия к себе в карман, может не бояться уголовного преследования. Он конечно, должен догадываться, что когда акционеры увидят плоды его деятельности, его тотчас уволят. Более того, он погубит свою репутацию и впредь уже никогда не сможет работать в серьезной компании. Однако это не так уж страшно: человек, который присвоил богатства достаточно крупной корпорации, может обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь.

Поэтому любой акционер, который сам не управляет своей фирмой, оказывается в затруднительном положении. Менеджер в любой момент может присвоить наиболее значимые активы корпорации, оставив собственника с обесцененными акциями опустошенной компании. В принципе, из этой коллизии возможны четыре выхода.

Во-первых, инвестор может отказаться от самой идеи вкладывать деньги в дело, находящееся под контролем чужих людей. Если большинство собственников последуют этому принципу, само понятие «миноритарный акционер» станет экзотическим. Преобладающей формой бизнеса окажется семейное предприятие. Значение рынка акций резко упадет, а корпорации будут привлекать средства в основном за счет банковских и облигационных кредитов. Похожая практика традиционно существует в Италии.

Во-вторых, деловое сообщество может объединиться в сеть добровольных ассоциаций, которые бы отслеживали недобросовестных менеджеров и устраивали бы им тотальный бойкот. Это бы значило, что управленец, присвоивший деньги какой-либо компании, не может ни положить их в банк, ни потратить на ремонт своего дома, ни даже купить кусок хлеба. Для этого необходимо, чтобы каждый банк, строительная компания и хлебный магазин имели доступ к списку нечестных руководителей, и из солидарности с пострадавшими коллегами желали бы наказать злоумышленников. Очевидно, такое решение может работать только тогда, когда все предприниматели страны постоянно обмениваются важной информацией и имеют схожие этические принципы. Столь высокий уровень осведомленности, взаимного доверия и сочувствия кажется несколько утопическим. Возможно, подобные методы эффективны в Японии, Южной Корее и других странах с коллективистским менталитетом.

В-третьих, акционеры при найме менеджера могут связать его договором, четко устанавливающим взаимные права и обязанности. Они вправе ввести режим, когда руководитель должен заключать крупные сделки только при предварительном согласии хозяев компании. Другой возможной мерой является запрет на сотрудничество с фирмами, доля в которых принадлежит менеджеру. В договор может быть вписано условие, по которому менеджер платит штраф, если капитализация компании падает. Одним словом, собственники предприятия могут выставлять кандидату в менеджеры любые требования. Если они не будут выполнены, получится, что управляющий нарушил договор, и его можно предать суду. Эта же схема может применяться для защиты интересов мелких акционеров, ведь устав акционерного общества – это договор между его учредителями. Инвестор не обязан вкладывать деньги в предприятие, если ему не нравятся те гарантии сохранности его капитала, которые ему предлагают менеджеры или крупные собственники.

Конечно, и такая система не обеспечивает акционеру идеального результата. Менеджмент, связанный ограничительными условиями, возможно, не будет особо эффективным. Кроме того, никаким формальным контрактом нельзя предусмотреть всех возможных способов косвенного расхищения активов фирмы.

В-четвертых, права акционеров и обязанности менеджеров могут быть установлены законом, то есть государственным насилием. Ясно, что этот четвертый вариант является лишь ухудшенной версией третьего. Закон устанавливает одинаковые ограничения для всех предприятий, хотя акционеры разных компаний могут иметь разные представления о том, что нужно для сохранности их капиталовложений. Допустим, по закону генеральный директор должен сообщить собранию акционеров, какими ценными бумагами он владеет, и кем он работал в последние пять лет. Возможно, для одних инвесторов нежелание менеджера рассказывать о своем имуществе – вовсе не недостаток, но они хотели бы знать подробнее его послужной список. А в другой компании хозяева и так знают биографию директора, но очень не хотели бы, чтобы их фирмой управлял человек, имеющий счета в оффшорных банках. В обоих случаях принудительный государственный стандарт заставляет управляющего предоставлять акционерам информацию, в которой они не нуждаются. Выгоду от этого получают лишь бюрократы, выдающие справки.

Насильно навязанные правила корпоративного поведения бьют в первую очередь по «нетребовательным» акционерам. Инвесторы, желающие рискнуть, доверяющие менеджменту или хорошо осведомленные о делах фирмы и личности управляющего, не нуждаются в особых государственных гарантиях. Однако они вынуждены получить их, оплатив из собственного кармана. Ведь чем больше ограничений должен соблюдать менеджер, тем ниже эффективность его работы. Чем больше отчетов должна опубликовать фирма, тем больше в ней бюрократизма.

Если государственного принуждения нет, акционеры каждого предприятия сами выбирают желаемый баланс между динамизмом и надежностью их бизнеса. Менеджер с большими полномочиями может легко разворовать корпорацию, но если хозяева ему доверяют, он способен принести большую пользу. А управляющий, который должен согласовывать каждый шаг с хозяевами, присвоить их имущество не сумеет, но и никаких прорывов не совершит. Государство считает последний вариант более желательным и навязывает его даже тем инвесторам, которые хотят совсем другого.

Те акционеры, которые действительно нуждаются в формальных гарантиях, могут получить их, внеся соответствующие изменения в уставы своих предприятий. Но от принудительного государственного стандарта не выигрывает никто. Инвесторы могут защитить себя, не прибегая к насилию, любым из трех способов, описанных выше.