Обеспечение конституционного права человека на информационную безопасность в сфере частной жизни

РЯБЧУК В.Н.: Уважаемые коллеги! Я хотел бы только немного уточнить тему. Она, с одной стороны, несколько шире, с другой стороны, несколько уже. Так я ее сформулировал: "Обеспечение конституционного права человека на информационную безопасность в сфере частной жизни".

Представляется, что под информационной безопасностью человека в сфере частной жизни следует понимать состояние защищенности достоинства личности, ее чести и доброго имени, неприкосновенности частной жизни, личной и семейной тайны, включающее обеспечение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, установление запрета на незаконный сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия, а также на проникновение в жилище против воли проживающих в нем лиц.

Право на информационную безопасность в частной жизни принадлежит именно человеку, то есть каждому индивиду, а не только гражданину Российской Федерации.

На это указывают, в частности, формулировки, содержащиеся как в Конституции Российской Федерации, так и в международно-правовых актах: Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте о гражданских и политических правах, Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и в других.

Право человека на информационную безопасность в сфере частной жизни является именно конституционным, потому что оно закрепляется во многих статьях Конституции, в частности 21, 23, 24, 25 и в других.

Необходимо отметить, что в этих статьях речь идет именно о праве, а не о свободе, то есть для обеспечения реализации этих возможностей требуется дополнительная правовая регламентация, Конституции одной не хватает, она не является законом прямого действия в данном случае. Кроме того, следует иметь в виду, что в литературе, публицистике и сегодня на нашем Круглом столе смешиваются некоторые термины, такие как "вмешательство", "ущемление", "ограничение" и "нарушение права". В общем-то это вещи не совсем одинаковые. Понятие "вмешательство" включает в себя как нарушение прав, так и их правомерное ограничение, в связи с чем вмешательство в осуществление прав человека не всегда сопровождается их нарушением.

Мы видим, что это даже и на международном уровне встречается. Недавно в Страсбурге обсуждали понятия "ограничение" и "нарушение". Там так это было смешано, что, оказывается, федеральные власти только и занимаются тем, что нарушают права человека в Чечне. Ну, в общем-то я не скажу, что они их не нарушают" и надо думать, что нарушают достаточно часто. Но надо было бы посмотреть, наверное, и на то, что делает и другая сторона.

Применительно к праву на информационную безопасность в сфере частной жизни, его нарушениями, согласно статье 17 Международного пакта о гражданских и политических правах, является произвольное или незаконное вмешательство в личную и семейную жизнь человека, произвольные или незаконные посягательства на неприкосновенность его жилища или тайну его корреспонденции либо незаконные посягательства на его честь и репутацию. Следовательно, вмешательство в данную сферу не может признаваться нарушением, если оно не является ни произвольным, ни незаконным, то есть осуществляется оправданно, аргументированно, правомерно, на основаниях, установленных законом, и уполномоченными на то органами и должностными лицами.

В российском законодательстве проблеме обоснованности и законности вмешательства в частную жизнь человека уделено значительное внимание.

Например, Федеральные Законы "Об оперативно-розыскной деятельности" и "Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации" устанавливают основания, по которым правоохранительные органы получают право ставить вопрос о вмешательстве в частную жизнь человека. Это, главным образом, совершение преступлений, причем тяжких преступлений -- тех, по которым полагается производство предварительного расследования.

Те же федеральные законы предусматривают и особый порядок получения разрешения на ограничение права человека на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений, а равно на неприкосновенность жилища. Дача разрешения на такое ограничение относится к исключительной компетенции суда.

Таким образом, в России установлен порядок получения такого разрешения, который Европейским судом по правам человека в 1978 году признан наиболее предпочтительным.

Названные федеральные законы, в соответствии с требованиями международных стандартов, предусматривают, что информация, полученная в результате оперативно-розыскной или контрразведывательной деятельности и относящаяся к частной жизни человека, во-первых, не подлежит разглашению без согласия граждан, за исключением случаев, прямо указанных в федеральных законах, а во-вторых, не является основанием для ограничения конституционных прав и свобод, а также законных интересов человека и гражданина.

В новый Уголовный кодекс Российской Федерации 1996 года включены специальные статьи, устанавливающие ответственность за незаконный сбор и разглашение информации о частной жизни человека. Подчеркиваю, за незаконный.

Таким образом, российское законодательство, направленное на обеспечение информационной безопасности человека в сфере частной жизни, как будто бы соответствует требованиям международно-правовых документов. Однако практика его применения, к великому сожалению, далека от идеала, на что указывает, в частности, скандальная история с демонстрацией по телевидению видеозаписи, зафиксировавшей амурные похождения "человека, похожего на тогдашнего Генерального прокурора России Юрия Ильича Скуратова". Не вдаваясь в оценку моральной стороны поведения лица, запечатленного на видеопленке, считаем необходимым отметить, что факт демонстрации записи в любом случае образует состав преступления, независимо от того, действительно ли в сюжете фигурирует Ю.И. Скуратов или нет. Если это действительно он, то лица, осуществлявшие как съемку, так и демонстрацию, подлежат уголовной ответственности по ст.137 УК РФ, причем не имеет значения, проводилась ли съемка спецслужбами или частными лицами. Ведь частные лица не уполномочены на такие мероприятия, а спецслужбы обязаны хранить в тайне полученные материалы. Если же вместо Скуратова снимали другого человека, авторы телепередачи должны отвечать по статье 129 УК РФ за клевету.

На данном факте я позволил себе остановиться, так как он наглядно показывает, что в современной России даже Генеральный прокурор не имеет гарантии, что информационная безопасность в сфере его частной жизни будет обеспечена. Так что же можно говорить о защищенности обычного человека?

Следовательно, принятие достаточно неплохо разработанных федеральных законов еще не означает их эффективной реализации. Полагаем, что неукоснительному соблюдению, исполнению, использованию и применению федеральных законов, направленных на обеспечение информационной безопасности человека в сфере частной жизни, в настоящее время препятствуют, в частности, следующие факторы.

• Во-первых, на состояние законности в данной области отрицательно влияет двойственность в правосознании как сотрудников правоохранительных и правоприменительных органов, так и всего общества в целом, поскольку страна в современный период находится как бы в двух правовых системах: в той, которой будто бы уже и нет, и той, которая еще окончательно не сложилась. Продолжает бытовать распространенное мнение, что если не издана ведомственная инструкция, закон вроде бы еще и не действует. В обществе, да и в сфере применения права попрежнему распространены два крайне вредных заблуждения: юридический нигилизм, состоящий в противопоставлении законности практической целесообразности, и правовой фетишизм, сторонники которого полагают, что для решения всех проблем достаточно принять правовую норму, желательно с жесткой санкцией.
• Во-вторых, последовательному соблюдению, исполнению, использованию и применению правовых норм, регламентирующих правовую безопасность человека в сфере частной жизни, мешает политическая и экономическая нестабильность в стране, которая приводит к попыткам, зачастую удачным с точки зрения криминальных элементов и так называемых олигархов, влиять на практику реализации этих норм.
• В-третьих, на состоянии реализации прав человека в информационной сфере отрицательно сказывается сокращение числа опытных кадров в правоохранительных и правоприменительных органах, что объясняется, с одной стороны, общим ростом числа чиновников, ряды которых в последние годы пополнялись неподготовленными к этой роли людьми, отбиравшимися не по деловым качествам и профессиональной пригодности, а в основном по принципу политических симпатий. С другой стороны, на этом положении сказался отток профессионалов в сферу бизнеса, иной раз криминального, вызвавший их замену новыми, малоопытными кадрами. Повлияло на обстановку и дробление правоохранительных органов и спецслужб, которое привело к утрате единой политики в области обеспечения безопасности, в том числе и информационной безопасности человека в сфере частной жизни, к разному пониманию задач и способов охраны этой безопасности при осуществлении оперативно-розыскной, контрразведывательной и уголовно-процессуальной деятельности различными ведомствами.
• В-четвертых, негативное влияние на состояние защищенности информационных прав человека в сфере частной жизни оказывают неурегулированность отдельных аспектов этой проблемы, правовые лакуны, а также имеющиеся противоречия, коллизии между положениями отдельных федеральных законов, а также между российским законодательством и международно-правовыми актами.

Приведу лишь один пример. Часть 1 статьи 24 Конституции гласит: "Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются". Никаких исключений норма не предусматривает.

Таким образом, если исходить из буквального толкования данного положения, то федеральные законы, предоставляющие соответствующим органам право собирать, хранить, использовать и распространять такую информацию, например, в процессе оперативно-розыскной или контрразведывательной деятельности, являются антиконституционными.

Подобными соображениями руководствовалась, в частности, журналистка из Волгограда И.Г. Чернова, которая отстаивала в Конституционном Суде России тезис об антиконституционности основных положений Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности". Правда, Конституционный Суд в своем определении от 14 июля 1998 года отказал ей в иске, однако дал положениям Конституции и этого федерального закона довольно оригинальные толкования.

Конституционный Суд, например, указал, что статья 10 оспариваемого истицей федерального закона "регламентирует сбор, хранение и использование сведений (информации), касающихся преступного деяния. Преступное деяние не относится к сфере частной жизни лица, сведения о которой не допускается собирать, хранить, использовать и распространять без его согласия, а потому проведение таких оперативно-розыскных мероприятий не может рассматриваться как нарушение конституционных прав, предусмотренных статьей 24 Конституции Российской Федерации".

Естественно, Конституционный Суд не смог разъяснить, как отделять в процессе, например, контроля за телефонными переговорами сведения о преступной деятельности проверяемого лица от информации относительно его нейтрального в криминальном плане поведения. Если же контроль осуществлять выборочно, это неизбежно приведет к обвинительному уклону и игнорированию оправдывающей контролируемое лицо информации.

На наш взгляд, Конституционному Суду следовало бы указать на несовершенство самой конституционной формулировки, которая находится в существенном противоречии с положениями уже приводившейся статьи 17 Международного пакта о гражданских и политических правах и статьи 8 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. А эти нормы в силу части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации должны иметь приоритет над российским законодательством.

В пункте 2 статьи 8 прописано, когда сбор, хранение и использование допустимы. На наш взгляд, и в Конституции следовало бы прописать положения, которые содержатся в пункте 2 статьи 8 Европейской Конвенции.

Поэтому, если можно так выразиться, получается, что Федеральный закон "Об оперативно-розыскной деятельности" более конституционен, чем сама Конституция. Во всяком случае, он ближе к требованиям международно-правовых документов, чем Основной закон.

По-видимому, многие проблемы в этой части отпали бы, если бы в статье 24 Конституции РФ содержались правила, изложенные в пункте 2 статьи 8 Европейской Конвенции. В частности, снимались бы вопросы о том, являются ли конституционными, а в более широком смысле правовыми, законы, устанавливающие возможность вмешательства в права человека, и те случаи, в которых подобное вмешательство только и допустимо.

Представляется, что во время предстоящей работы над новой редакцией Конституции России, вопрос о которой постоянно поднимается в последнее время, было бы целесообразно привести положения Основного закона о гарантиях прав человека в соответствие с международно-правовыми стандартами.

Далее. Требуется провести ревизию федеральных законов, предусматривающих вмешательство в права человека, для исключения из них норм, противоречащих этим стандартам, и дополнения их правилами, принятыми в международном сообществе.

Необходимо, на мой взгляд, продолжить комплектование правоохранительных и правоприменительных органов подготовленными кадрами, которые постоянно воспитывались бы в духе законопослушания и уважения к правам человека.

А главное, по моему мнению, -- это укрепление российской государственности, политической и экономической стабильности в нашей стране, поскольку в условиях неустойчи-вости и неразберихи все единичные меры, направленные на обеспечение прав человека, не гарантируют успеха.

Благодарю за внимание.