Обеспечение конституционного права человека на информационную безопасность в сфере частной жизни - Первый день (22 апреля 2000г.) - Обеспечение конституционных прав граждан при внедрении системы оперативно-розыскных мероприятий на сетях связи (стенографический отчет) - Активизм по проблеме СОРМ - О конституционности СОРМ и проблемы законодательства - Регулирование и экономика СОРМ - Фонд электронной границы

РЯБЧУК В.Н.: Уважаемые коллеги! Я хотел бы только немного уточнить тему. Она, с одной стороны, несколько шире, с другой стороны, несколько уже. Так я ее сформулировал: "Обеспечение конституционного права человека на информационную безопасность в сфере частной жизни".

Представляется, что под информационной безопасностью человека в сфере частной жизни следует понимать состояние защищенности достоинства личности, ее чести и доброго имени, неприкосновенности частной жизни, личной и семейной тайны, включающее обеспечение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, установление запрета на незаконный сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия, а также на проникновение в жилище против воли проживающих в нем лиц.

Право на информационную безопасность в частной жизни принадлежит именно человеку, то есть каждому индивиду, а не только гражданину Российской Федерации.

На это указывают, в частности, формулировки, содержащиеся как в Конституции Российской Федерации, так и в международно-правовых актах: Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте о гражданских и политических правах, Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и в других.

Право человека на информационную безопасность в сфере частной жизни является именно конституционным, потому что оно закрепляется во многих статьях Конституции, в частности 21, 23, 24, 25 и в других.

Необходимо отметить, что в этих статьях речь идет именно о праве, а не о свободе, то есть для обеспечения реализации этих возможностей требуется дополнительная правовая регламентация, Конституции одной не хватает, она не является законом прямого действия в данном случае. Кроме того, следует иметь в виду, что в литературе, публицистике и сегодня на нашем Круглом столе смешиваются некоторые термины, такие как "вмешательство", "ущемление", "ограничение" и "нарушение права". В общем-то это вещи не совсем одинаковые. Понятие "вмешательство" включает в себя как нарушение прав, так и их правомерное ограничение, в связи с чем вмешательство в осуществление прав человека не всегда сопровождается их нарушением.

Мы видим, что это даже и на международном уровне встречается. Недавно в Страсбурге обсуждали понятия "ограничение" и "нарушение". Там так это было смешано, что, оказывается, федеральные власти только и занимаются тем, что нарушают права человека в Чечне. Ну, в общем-то я не скажу, что они их не нарушают" и надо думать, что нарушают достаточно часто. Но надо было бы посмотреть, наверное, и на то, что делает и другая сторона.

Применительно к праву на информационную безопасность в сфере частной жизни, его нарушениями, согласно статье 17 Международного пакта о гражданских и политических правах, является произвольное или незаконное вмешательство в личную и семейную жизнь человека, произвольные или незаконные посягательства на неприкосновенность его жилища или тайну его корреспонденции либо незаконные посягательства на его честь и репутацию. Следовательно, вмешательство в данную сферу не может признаваться нарушением, если оно не является ни произвольным, ни незаконным, то есть осуществляется оправданно, аргументированно, правомерно, на основаниях, установленных законом, и уполномоченными на то органами и должностными лицами.

В российском законодательстве проблеме обоснованности и законности вмешательства в частную жизнь человека уделено значительное внимание.

Например, Федеральные Законы "Об оперативно-розыскной деятельности" и "Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации" устанавливают основания, по которым правоохранительные органы получают право ставить вопрос о вмешательстве в частную жизнь человека. Это, главным образом, совершение преступлений, причем тяжких преступлений -- тех, по которым полагается производство предварительного расследования.

Те же федеральные законы предусматривают и особый порядок получения разрешения на ограничение права человека на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений, а равно на неприкосновенность жилища. Дача разрешения на такое ограничение относится к исключительной компетенции суда.

Таким образом, в России установлен порядок получения такого разрешения, который Европейским судом по правам человека в 1978 году признан наиболее предпочтительным.

Названные федеральные законы, в соответствии с требованиями международных стандартов, предусматривают, что информация, полученная в результате оперативно-розыскной или контрразведывательной деятельности и относящаяся к частной жизни человека, во-первых, не подлежит разглашению без согласия граждан, за исключением случаев, прямо указанных в федеральных законах, а во-вторых, не является основанием для ограничения конституционных прав и свобод, а также законных интересов человека и гражданина.

В новый Уголовный кодекс Российской Федерации 1996 года включены специальные статьи, устанавливающие ответственность за незаконный сбор и разглашение информации о частной жизни человека. Подчеркиваю, за незаконный.

Таким образом, российское законодательство, направленное на обеспечение информационной безопасности человека в сфере частной жизни, как будто бы соответствует требованиям международно-правовых документов. Однако практика его применения, к великому сожалению, далека от идеала, на что указывает, в частности, скандальная история с демонстрацией по телевидению видеозаписи, зафиксировавшей амурные похождения "человека, похожего на тогдашнего Генерального прокурора России Юрия Ильича Скуратова". Не вдаваясь в оценку моральной стороны поведения лица, запечатленного на видеопленке, считаем необходимым отметить, что факт демонстрации записи в любом случае образует состав преступления, независимо от того, действительно ли в сюжете фигурирует Ю.И. Скуратов или нет. Если это действительно он, то лица, осуществлявшие как съемку, так и демонстрацию, подлежат уголовной ответственности по ст.137 УК РФ, причем не имеет значения, проводилась ли съемка спецслужбами или частными лицами. Ведь частные лица не уполномочены на такие мероприятия, а спецслужбы обязаны хранить в тайне полученные материалы. Если же вместо Скуратова снимали другого человека, авторы телепередачи должны отвечать по статье 129 УК РФ за клевету.

На данном факте я позволил себе остановиться, так как он наглядно показывает, что в современной России даже Генеральный прокурор не имеет гарантии, что информационная безопасность в сфере его частной жизни будет обеспечена. Так что же можно говорить о защищенности обычного человека?

Следовательно, принятие достаточно неплохо разработанных федеральных законов еще не означает их эффективной реализации. Полагаем, что неукоснительному соблюдению, исполнению, использованию и применению федеральных законов, направленных на обеспечение информационной безопасности человека в сфере частной жизни, в настоящее время препятствуют, в частности, следующие факторы.

Во-первых, на состояние законности в данной области отрицательно влияет двойственность в правосознании как сотрудников правоохранительных и правоприменительных органов, так и всего общества в целом, поскольку страна в современный период находится как бы в двух правовых системах: в той, которой будто бы уже и нет, и той, которая еще окончательно не сложилась. Продолжает бытовать распространенное мнение, что если не издана ведомственная инструкция, закон вроде бы еще и не действует. В обществе, да и в сфере применения права попрежнему распространены два крайне вредных заблуждения: юридический нигилизм, состоящий в противопоставлении законности практической целесообразности, и правовой фетишизм, сторонники которого полагают, что для решения всех проблем достаточно принять правовую норму, желательно с жесткой санкцией.
Во-вторых, последовательному соблюдению, исполнению, использованию и применению правовых норм, регламентирующих правовую безопасность человека в сфере частной жизни, мешает политическая и экономическая нестабильность в стране, которая приводит к попыткам, зачастую удачным с точки зрения криминальных элементов и так называемых олигархов, влиять на практику реализации этих норм.
В-третьих, на состоянии реализации прав человека в информационной сфере отрицательно сказывается сокращение числа опытных кадров в правоохранительных и правоприменительных органах, что объясняется, с одной стороны, общим ростом числа чиновников, ряды которых в последние годы пополнялись неподготовленными к этой роли людьми, отбиравшимися не по деловым качествам и профессиональной пригодности, а в основном по принципу политических симпатий. С другой стороны, на этом положении сказался отток профессионалов в сферу бизнеса, иной раз криминального, вызвавший их замену новыми, малоопытными кадрами. Повлияло на обстановку и дробление правоохранительных органов и спецслужб, которое привело к утрате единой политики в области обеспечения безопасности, в том числе и информационной безопасности человека в сфере частной жизни, к разному пониманию задач и способов охраны этой безопасности при осуществлении оперативно-розыскной, контрразведывательной и уголовно-процессуальной деятельности различными ведомствами.
В-четвертых, негативное влияние на состояние защищенности информационных прав человека в сфере частной жизни оказывают неурегулированность отдельных аспектов этой проблемы, правовые лакуны, а также имеющиеся противоречия, коллизии между положениями отдельных федеральных законов, а также между российским законодательством и международно-правовыми актами.

Приведу лишь один пример. Часть 1 статьи 24 Конституции гласит: "Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются". Никаких исключений норма не предусматривает.

Таким образом, если исходить из буквального толкования данного положения, то федеральные законы, предоставляющие соответствующим органам право собирать, хранить, использовать и распространять такую информацию, например, в процессе оперативно-розыскной или контрразведывательной деятельности, являются антиконституционными.

Подобными соображениями руководствовалась, в частности, журналистка из Волгограда И.Г. Чернова, которая отстаивала в Конституционном Суде России тезис об антиконституционности основных положений Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности". Правда, Конституционный Суд в своем определении от 14 июля 1998 года отказал ей в иске, однако дал положениям Конституции и этого федерального закона довольно оригинальные толкования.

Конституционный Суд, например, указал, что статья 10 оспариваемого истицей федерального закона "регламентирует сбор, хранение и использование сведений (информации), касающихся преступного деяния. Преступное деяние не относится к сфере частной жизни лица, сведения о которой не допускается собирать, хранить, использовать и распространять без его согласия, а потому проведение таких оперативно-розыскных мероприятий не может рассматриваться как нарушение конституционных прав, предусмотренных статьей 24 Конституции Российской Федерации".

Естественно, Конституционный Суд не смог разъяснить, как отделять в процессе, например, контроля за телефонными переговорами сведения о преступной деятельности проверяемого лица от информации относительно его нейтрального в криминальном плане поведения. Если же контроль осуществлять выборочно, это неизбежно приведет к обвинительному уклону и игнорированию оправдывающей контролируемое лицо информации.

На наш взгляд, Конституционному Суду следовало бы указать на несовершенство самой конституционной формулировки, которая находится в существенном противоречии с положениями уже приводившейся статьи 17 Международного пакта о гражданских и политических правах и статьи 8 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. А эти нормы в силу части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации должны иметь приоритет над российским законодательством.

В пункте 2 статьи 8 прописано, когда сбор, хранение и использование допустимы. На наш взгляд, и в Конституции следовало бы прописать положения, которые содержатся в пункте 2 статьи 8 Европейской Конвенции.

Поэтому, если можно так выразиться, получается, что Федеральный закон "Об оперативно-розыскной деятельности" более конституционен, чем сама Конституция. Во всяком случае, он ближе к требованиям международно-правовых документов, чем Основной закон.

По-видимому, многие проблемы в этой части отпали бы, если бы в статье 24 Конституции РФ содержались правила, изложенные в пункте 2 статьи 8 Европейской Конвенции. В частности, снимались бы вопросы о том, являются ли конституционными, а в более широком смысле правовыми, законы, устанавливающие возможность вмешательства в права человека, и те случаи, в которых подобное вмешательство только и допустимо.

Представляется, что во время предстоящей работы над новой редакцией Конституции России, вопрос о которой постоянно поднимается в последнее время, было бы целесообразно привести положения Основного закона о гарантиях прав человека в соответствие с международно-правовыми стандартами.

Далее. Требуется провести ревизию федеральных законов, предусматривающих вмешательство в права человека, для исключения из них норм, противоречащих этим стандартам, и дополнения их правилами, принятыми в международном сообществе.

Необходимо, на мой взгляд, продолжить комплектование правоохранительных и правоприменительных органов подготовленными кадрами, которые постоянно воспитывались бы в духе законопослушания и уважения к правам человека.

А главное, по моему мнению, -- это укрепление российской государственности, политической и экономической стабильности в нашей стране, поскольку в условиях неустойчи-вости и неразберихи все единичные меры, направленные на обеспечение прав человека, не гарантируют успеха.

Благодарю за внимание.

ПУСТЫНЦЕВ Б.П. ("Гражданский Контроль"): Пожалуйста, вопросы. Но, извините, по праву ведущего я займу одну минуту.

Воспитание в духе законопослушания, конечно, вещь необходимая, но ведь мы-то говорим о ситуации, когда одна норма совершенно откровенно противоречит другой, и когда человек выбирает, какому закону следовать, будет исходить из своих личных, в том числе и политических предпочтений. Поэтому законопослушание в данном случае не панацея, это необходимая вещь, но когда выстроена должным образом иерархия законов.

Между прочим, по делу журналистки Черновой подполковник милиции, который санкционировал прослушку и сбор информации без санкции суда, привлечен к уголовной ответственности, признан виновным и уволен из органов внутренних дел. Это все-таки не надо забывать, когда мы рассказываем об этом деле.

И здесь дело не в том, выборочно или не выборочно производится сбор информации. Это очень важно, но главное не в этом. Ведь вы умудрились, извините, ссылаясь на международные нормы в том числе, ни разу не упомянуть необходимость наличия решения судебного органа. Это основное условие. И когда вы говорите о правовом нигилизме, извините, можно считать человека правовым нигилистом, если он требует неукоснительного соблюдения закона в той его части, которая подразумевает обязательное наличие судебного решения.

РЯБЧУК В.Н.: Борис Павлович, вы меня плохо слушали. Я о судебном решении говорил.

ПУСТЫНЦЕВ Б.П.: Приношу извинения. Пожалуйста.

ГРОМОВА М.В. (ОАО "Деловая Сеть -- Иркутск"): Я хотела подтвердить, что действительно было сказано про судебное решение. Во-прос просто состоит в том, кому должно предъявляться судебное решение. Человеку, в отношении которого ведутся оперативно-розыскные мероприятия или ограничения прав?

РЯБЧУК В.Н.: И после этого он будет все говорить по телефону!

ГРОМОВА М.В.: Простите, а нигде не сказано, кому должно предъявляться судебное решение.

РОМАНОВ Р.В. (Севастопольская правозащитная группа, Украина): Вы начали свое выступление с толкования нескольких терминов, которые, на мой взгляд, очень важны. Вы попытались провести грань между нарушением прав и ограничением прав. Затем вы сказали о том, что право неприкосновенности частной жизни -- это все же право, а не свобода, что предусматривает еще, в первую очередь, такой важный вопрос, что это не негативное право, а позитивное: государство обязано не только воздержаться от определенных действий, чтобы обеспечить неприкосновенность частной жизни, но и совершать действия, которыми бы оно смогло защитить конкретного гражданина, его частную жизнь.

Так вот, скажите: создание возможности для государственных органов по фактически не ограниченному контролю за его частной жизнью, в частности, СОРМ и так далее, в отсутствии эффективных механизмов защиты для конкретного гражданина -- это что означает все же: ограничение в правах или это нарушение прав? Как по вашему мнению?

РЯБЧУК В.Н.: У вас, по-моему, очень неправильное представление о возможностях спецслужб по тотальному контролю. Таких возможностей-то ни у кого нет.

РОМАНОВ Р.В.: Речь о СОРМе.

РЯБЧУК В.Н.: Все равно. Вы думаете, что все телефонные разговоры спецслужба имеет возможность контролировать? Сил таких нет.

ВДОВИН Ю.И. ("Гражданский Контроль"): А прицельно могут. Могут прицельно, произвольно слушать кого угодно.

РЯБЧУК В.Н.: Ну, и оператор может прицельно слушать.

ВДОВИН Ю.И.: Поэтому нести ответственность должны.

РЯБЧУК В.Н.: И органы тоже должны нести ответственность по той же статье 137 части 2.

РОМАНОВ Р.В.: А кто его проверит?

РЯБЧУК В.Н.: Начальник. Прокурор"

ПУСТЫНЦЕВ Б.П.: Виталий Николаевич, извините, вот именно это нас и волнует. Мы понимаем, что пытаться контролировать весь Интернет бессмысленно.

РЯБЧУК В.Н.: Конечно, естественно.

ПУСТЫНЦЕВ Б.П.: Но использовать эти возможности для наказания неугодных лиц целенаправленно для сбора на них компромата и использования его в соответствующих целях вполне возможно. И вот именно эту возможность и предоставляют эти нарушения. С нашей точки зрения, это нарушения, несмотря на то, что они санкционированы определенными нормами (противоречащими Конституции).

ВОЛЧИНСКАЯ Е.К. (консультант Комитета по безопасности Государственной Думы): Виталий Николаевич, я просто хочу, может быть, немного другими словами обратить внимание на один момент, который здесь звучит все время с какими-то ошибками.

Дело не в противоречиях в законе, а в изъятиях из общего правила. Общее правило есть -- это статья "Тайна связи". Но в этом же самом законе есть статья 14 "Обязанности оператора связи при осуществлении оперативно-розыскной деятельности".

Значит, он защищает тайну связи насколько, насколько он обязан это делать, насколько он может это делать, до тех пор, пока не производятся оперативно-розыскные мероприятия. Здесь его ответственность уже исчезает фактически. Возникает его обязанность помогать этим оперативно-розыскным мероприятиям, что совершенно четко черным по белому написано: предоставляет органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, возможность проведения оперативно-розыскных мероприятий. То же самое в законе о ФСБ.

ПУСТЫНЦЕВ Б.П.: При каком условии? При условии наличия судебного решения. Если такого решения нет"

ВОЛЧИНСКАЯ Е.К.: Этого в законе нет и быть не может по определению. Эта деятельность негласная.

ПУСТЫНЦЕВ Б.П.: Да, но мы же знаем, что необходимо судебное решение для получения разрешения"

ВОЛЧИНСКАЯ Е.К.: Безусловно, судебное решение необходимо"

ПУСТЫНЦЕВ Б.П.: Если я оператор и вы не показываете мне решения, для меня его нет, и я обязан отстаивать конфиденциальность разговоров и тайну переписки своих клиентов.

ВОЛЧИНСКАЯ Е.К.: Господин Пустынцев, на эту тему я буду подробно говорить в своем выступлении. Предлагаю отложить до конца дня.

ГРОМОВА М.В.: Я просто хочу рассказать про реальную ситуацию из жизни, когда приходят органы и просят предъявить сведения о конкретном пользователе. То есть это есть ни что иное, как сведения об организации в отношении конкретного лица оперативно-розыскной деятельности, то есть ограничение его конституционных прав.

РЯБЧУК В.Н.: Каких?

ВОЛЧИНСКАЯ Е.К.: Они в рамках оперативно-розыскной или в рамках уголовного дела?

ГРОМОВА М.В.: В рамках оперативно-розыскной. В том-то и дело, что когда оператору связи предъявляется судебное решение, встает вопрос о разглашении сведений, которые не должны разглашаться.

МУРЗАХАНОВ Н.В. (ЗАО "Байярд-Славия Коммуникейшнс"): Я хочу просто в качестве реплики привести один факт. За три года существования нашей фирмы, которая занимается провайдингом, не было ни одного случая, подчеркиваю, ни одного случая (гласного, негласного, с решением, без решения) обращения каких бы то ни было субъектов, которые имеют право по закону проводить ОРД, в нашу фирму с требованием провести такого рода мероприятия.

Когда я в беседе с сотрудниками ФСБ констатировал такой факт, они сказали, что они в любом случае меня, как провайдера, либо какого-то моего сотрудника, ни сегодня, ни вчера, ни завтра никогда ставить в известность не будут.

ГРОМОВА М.В.: То есть это действительно официальная, может быть, не выраженная гласно, но это действительно позиция органов.

РЯБЧУК В.Н.: А вам это очень нужно знать?

ВДОВИН Ю.И.: Необходимо, с моей точки зрения, чтобы оперативные службы не могли это делать произвольно. Сейчас они это делают произвольно -- есть решение суда или нет решения суда. А доказательств не может быть представлено, потому что оперативно-технические средства находятся в руках у службы, проводящей эти исследования. Они не должны проводиться так, потому что процедура позволяет осуществлять произвольный доступ.

РЯБЧУК В.Н.: Вот это тоже разные вещи: позволяет или не позволяет -- это одно, но делают это или не делают -- это другой вопрос.

ВДОВИН Ю.И.: Я не хочу исследовать вопрос, делают они это или не делают, если они это могут это делать. Они не должны иметь такой возможности.

РЯБЧУК В.Н.: Я могу вас убить, но этого не делаю.

ВДОВИН Ю.И.: Совершенно верно!

НИКУЛИН П.С. (Московский Государственный Горный Университет): Виталий Николаевич, я обращаюсь к вам как коллега к бывшему коллеге. Мне кажется, здесь не прозвучала одна угроза, которая реально существует и которую нужно осветить более широко. Дело в том, что частные службы безопасности, хотя они сейчас официально и не относятся к спецслужбам, обладают всеми теми же возможностями, они вооружены даже технически лучше...

РЯБЧУК В.Н.: Что гораздо страшнее!

НИКУЛИН П.С.: Информация -- это товар, господа, информация -- это самый дорогой товар. И я не исключаю случаев, я просто не хочу это обозначать, когда частные службы безопасности покупают у ФСБ информацию, к сожалению.

ВДОВИН Ю.И.: А ФСБ получила ее без санкции суда!

НИКУЛИН П.С.: Разумеется. А если даже по санкции получила? Все равно не имеет права продавать.

ВДОВИН Ю.И.: Конечно, конечно. Это вторая задача. Я думаю, что мы сейчас разгорающуюся дискуссию остановим.