Либертариум Либертариум

Глава 2. Очерк истории патентного права в России.

ГЛАВА 2. Очерк истории патентного права в России

I. § 43. Периодизация.

II. Первый период (до 1812 г.). § 44. Петровские привилегии. Их значение. § 45. Факультативный принцип в привилегиях XVII и XVIII веков.

III. Второй период (1812-1870 гг.). А. Внешняя история. § 46. Внешние мотивы издания закона 1812 г. § 47. Записка Сперанского. Недостатки закона 1812 г. § 48. Подготовительные работы закона 1833 г.

IV. Продолжение. В. Внутренняя история. §49. Факультативный принцип. § 50. Эволюция облигаторного принципа. § 51. Объект патентного права. § 52. Привилегии на введение чужих изобретений. § 53. Понятие полезности изобретения в связи с пермиссивным принципом. § 54. Делопроизводство по выдаче привилегий. § 55. Продолжение. § 56. Права патентодержателя. § 57. Обязанности патентодержателя.

V. Третий период (1870-1896 гг.). § 58. С внутренней стороны. § 59. Со стороны внешней. Подготовительные работы по составлению Положения 20 мая 1896 г. § 60. Текст "общих положений" окончательного проекта.

I

§ 43. История привилегий на изобретения в России должна быть излагаема по трем следующим главным периодам:

  • 1) От Петра I до 1812г.
  • 2) От 1812 г. до 1870 г.
  • 3) От 1870 г. до 1896 г.

Внешним образом эта периодизация может быть объяснена ссылкой на то, что в 1812 г. был издан первый русский общий закон о привилегиях, а в 1870 г. (см. ниже, § 50), законом 30 марта, окончательно признан был совершившийся в правовоззрении переход от привилегии-милости к патенту-праву. Если провести аналогию с периодизацией, установленной мной выше (см. главу 1) для западных государств, то первый русский период будет соответствовать эпохе, продолжавшейся в Англии до 1623 г. (§ 25), а третьей - эпохе, начавшейся во Франции в 1791 г., в Англии и С. Штатах немного позднее (ср. §§ 27-29), а в Германии - лишь в 1877 г.

Предлагаемая мною периодизация может возбудить в читателях недоумение по двум пунктам: а) почему я не ввожу в эту периодизацию 1833 г., в котором, как известно, было издано большое положение о привилегиях на изобретения? и б) почему я выделяю в особую историческую грань закон 1870 г., имевший, в сущности, делопроизводственное значение (привилегии стали выдаваться без Высочайшей санкции и, следовательно, без внесения в Государственный Совет)?

Ad a, замечу, что второй период действительно распадается на две части: до и после 1833 г. Однако я все-таки считаю возможным излагать его как целое, не различая двух отдельных периодов (1812-1833 гг. и 1833-1870 гг.). Дело в том, что первый из них был периодом крайне тусклым, почти не имеющим собственного юридического обличия. Поэтому развитие патентного права можно рассматривать, как происходящее непрерывно - последовательно с 17 июня 1812 г. до 30 марта 1870 г.

Ad b, замечу, что вопрос о значении закона 1870 г. в общей эволюции русского патентного права может быть решен лишь в самом тексте изложения (ср. § 50), в связи с анализом вопроса по существу.

II

§ 44. До воцарения Петра I в России не существовало ничего похожего на современные привилегии1. Это, конечно, является вполне естественным, так как промышленность доимператорской Руси находилась в слишком зачаточном состоянии2, не допускавшем даже и возникновения вопроса о защите технических новинок. Все те акты, которые приведены в Полном Собрании Законов под общей рубрикой "Привилегии на промыслы, торговлю и изобретения в ремеслах и художествах" за период, предшествующий воцарению Петра I, - представляют лишь грамоты на беспошлинную и свободную торговлю, выданные, в большинстве случаев, иностранцам: "пошлин не брать", "пропускать без всякой задержки3", "пропускать без всякой зацепки4" и т.д.

1 Литература этого вопроса чрезвычайно бедна Специально посвящена ему лишь совершен-.",но ничтожная анонимная заметка "Взгляд на историю привилегии в России", в Журнале {.Министерства Внутренних Дел, часть VI, СПб., 1832, стр. 107. Из общей литературы отме-Чу: Л. Нисселович, История заводско-фабричного законодательства российской империи, 2 части, СПб., 1883 и 1884, в особенности II, стр. 28-39 и 98-109; И. Андреевский, Полицейское право, том II, СПб., 1873, стр. 630-643 (есть ошибки); П. Иванов, История управ-ления мануфактурной промышленности в России, в Журнале Министерства Внутренних Дея, часть V, СПб., 1844, стр. 46 и ел.; А. Лото-Данилевский, Русская промышленная и торговая компании в первой половине XVIII столетия, СПб., 1899; М. Туган-Барановский, Русская фабрика в прошлом и настоящем, том I, СПб., 1898, глава I.

2 Н. Аристов, Промышленность древней Руси, СПб., 1866. ^П.С.З.,№231. П.С.З.,№274.

137

Петр Великий с самого начала своего царствования убедился в том, что прочным основанием для всех его реформ может быть лишь поднятие благосостояния населения, основанное на всестороннем развитии "мануфактур и промышленности". "Понеже, - говорит он в одной из привилегий1, - Мы прилежное старание имеем о распространении в Государствах наших и пользы общего блага и пожитку подданных Наших, купечества и всяких художников и рукоделий, которыми ей прочие благоучреждения Государства процветают и богатятся: того ради повелели Мы и т.д..." Одним из важных средств для способствования развития торговли и промышленности признавалась в те времена на западе выдача специальных привилегий людям, рискнувшим потратить труд и капитал на заведение новых промыслов. Немудрено поэтому, что Петр позаимствовал у шведов и французов и этот институт промышленной политики.

Полная история петровских привилегий не представляется ни возможной, ни необходимой: она пока невозможна ввиду скудости доступного материала, а также ввиду полного отсутствия сведений о том, как исполнялись на практике многочисленные указы, касавшиеся данного вопроса; она здесь не является также и безусловно необходимой, ввиду того, что привилегии первой половины XVIII века, несомненно, имеют лишь крайне отдаленное отношение к современным патентам на изобретения и, во всяком случае, касаются темы гораздо более широкой, чем предмет настоящего исследователя; полный анализ этого вопроса был бы уместен лишь в работе, посвященной широкому вопросу о свободе торговли и промышленности вообще.

Ввиду таких соображений я ограничусь здесь лишь немногими замечаниями, для того чтобы показать, что главный вывод, сделанный мною в главе 1 относительно западноевропейских привилегий первого периода, вполне применим и к русским привилегиям XVIII века.

§ 45. Основным моментом западноевропейских привилегий является их факультативность (ср. § 24). Оказывается 1) что и русские привилегии XVIII века также строго факультативны и 2) что в течение разбираемого периода их факультативность проходит несколько стадий весьма любопытной эволюции.

Для того чтобы доказать эти два положения, приходится, за неимением непосредственных материалов (подлинных дел коллегий и сената), обращаться к косвенным указаниям. Такие косвенные указания может нам дать весьма любопытная эволюция мотивировок привилегий. Подлинный текст каждой из них указывает, по каким соображениям правительство сочло нужным выдать данную привилегию: за какие заслуги оно сочло нужным вознаградить данное лицо. Развитие и изменение этих мотивировок дают драгоценный материал для истории факультативного принципа в России.

1 П. С. 3., № 3089. Принципы эти, очевидно, были очень распространены в разбираемую эпоху, ибо в регламенте Мануфактур-Коллегии мы читаем почти буквальное их воспроизведение: "Понеже Е. И. В. прилежное старание имеет о распространении в Империи Российской, к пользе общего блага и пожитку подданных, дабы учредить разные мануфактуры и фабрики, какие в других государствах находятся, и всемилостивейше повелевает Мануфактур-Коллегии прилежное старание о том иметь, каким бы образом вновь такие и иные курьезные художества в Империи вводить..." П. С. 3., № 4378.

138

Первая привилегия, упоминаемая в Полном Собрании1, выдана была полотским посадским людям на беспошлинную торговлю всякими товарами в городе Полотске (1654 г.); в тексте ее мотив выдачи сформулирован так: "В прошлом году, как пришел под Полотеск ... Боярин и Воевода B. П. Шереметев... а они, Полочане, посадские люди, Нашей Государской Милости поискали, город Полотеск сдали, и подчинились под нашу Царского Величества руку; а потому Мы их пожаловали, велели им торговати всякими товары беспошлинно". В 1658 г. грамота грека М. Николаева2 говорит глухо, что она выдана "за его к нам, Великому Государю, великую службу и работу". Зато грамота 1667 г.3, выданная татарину Мамаю Касимову, содержит очень подробную и любопытную мотивировку: "В нынешнем-де ... году ездил он с товарами своими в Шемаху, и при нем-де приехали в Шемаху Вселенские Святейшие Патриархи... да он же, Мамай, служа Нам Великому Государю, тех Вселенских Патриархов провожал до Астрахани, а в дороге, надеясь на Наше Царского Величества милостивое жалованье, чинил им всякое вспоможение".

Подобная же мотивировка встречается и в актах начала XVIII века. Так, привилегия 1700 г. выдана голландцу Тесенгу (на исключительный ввоз книг и карт в Россию) за учиненные великому русскому посольству "верные службы"4. Привилегия 1703 г. выдана иллирийскому шляхтичу C. Владиславичу "за его к нам, Великому Государю, верное служение"5, а привилегия 1705 г. - за "его к нам радение"6.

1 П. С. 3., № 137.

2 П. С. З.,№231.

3П. С.3.,№411.

4 П. С. 3.,№1751.

5 П. С. З.,№1936.

6 П. С. 3., № 2044.

139

Но уже довольно рано появляются указания и на несколько иную тенденцию. А именно, сущность даруемого исключительного права начинает мало-помалу приводиться в связь с характером оказанной услуги. Так, в 1700 г. гости Баженины подают челобитье с указанием, что "в родовой вотчине их в деревне Вавчюге, построили они с Немецкого образца водяную пильную мельницу, без заморских мастеров, собою", а также, что "из многих-де лет есть у них намерение строить из тех досок кораблики и яхты, для отпуску тех досок и иных товаров за море"; что же гарантирует Бажениным выданная правительством привилегия'? - "Как и у них то корабельное дело зачато строиться будет, и для того новозачатого корабельского дела не велеть бы их ни в какие службы выбирать, и в отсылки посылать, чтобы тому корабельному делу остановки, а им убытку никакого не учинить". А на построенных судах "пушки и зелье держать безпенно" (от воровских людей!), а товары "вывозить беспошлинно". Все эти поощрения выдать, "дабы на то смотря, иные всяких чинов люди в таком же усердии Нам, В. Г., служили и радение свое объявляли".

Выданная привилегия приводится, следовательно, в генетическую зависимость от оказанной государству услуги. Поводом к этому могло служить три соображения: 1) с одной стороны, инстинктивная антипатия ко всяким исключительным правам и преимуществам, свойственная всем временам и народам, должна была побуждать правительство избирать иные способы вознаграждения за услуги, оказанные патриархам, посольству, войску и т.п.; 2) с другой стороны, вполне естественно было, что правительство старалось утвердить в народе сознание о зависимости поощрения от услуги2 (дабы и другие радение свое объявляли), ставя первое в возможно более тесную связь со второй (напр., построенный корабль возил товары беспошлинно); наконец, 3) некоторую роль должно было также играть соображение о возможности соразмерять указанным путем вознаграждение с услугой и заставить облагодельствованного стараться и напредки (иначе, он не извлек бы пользы из дарованного права).

Несколько примеров позволят мне точнее определить мою мысль. В 1701 г. Петр I предложил Иоганну Григорию построить в Новонемецкой слободе, своими проторьми, аптеку - и наполнить ее всякими принадлежащими лекарствами и снадобьями; в вознаграждение за это, понеже Григорий был принужден не только положить имение свое и пожиток на покупку лекарств, но еще и долг на себя присовокупить, — государь выдал ему жалованную грамоту, чтобы, кроме него, в этой слободе иным никому вновь аптек не заводить и из домов лекарства тайно не продавать3. Как бы неразвито ни было в те времена юридическое мышление, оно все-таки понимало границу, существующую между Мамаем, помогавшим патриархам, и Григорием, заводившим аптеку. Во всяком случае, к двадцатым годам XVIII века привилегии с мотивировкой, как у Мамая, начинают мало-помалу исчезать; привилегии же, вроде Григорьевой, растут в числе.

1 П. С. 3.,№1749.

2 "Мы уповаем, это, каждый Наш верный подданный сими прибыточными привилегиями или жалованными грамотами к собственному своему и всенародному Российскому обогащению подвижен будет, оных подземных богатств проискивать и заводы заводить". Об учреждении Берг-Коллегии, П. С. 3., 10 декабря 1719 г., № 3464.

3 П. С. 3.,№1881.

140

Так, в 1718 г. Алексей Нестеров с товарищами обратился к Петру с челобитной, указывая, что - при всех усилиях - они не могут произвести отданный им полотняный завод в государственную пользу и в прибыль самим себе. Снисходя к их просьбам, государь приказал выдать им, за их труды, специальную привилегию и даже запретить ввоз полотна из-за границы, когда они в состоянии будут изготовлять такового достаточное количество1. В том же году фабриканту Алексею Милютину дана была грамота2, освобождавшая его от уплаты податей - ввиду тех расходов, которые он сделал на постройку завода и на наем мастера-гамбургца и рабочих-учеников.

Мало-помалу, следовательно, вырабатывается убеждение, что не всякая услуга, оказанная государству, может быть вознаграждаема именно путем выдачи привилегий; и, судя по Полному Собранию, мы должны предположить, что во второй четверти XVIII века уже не встречается выдачи торгово-промышленных привилегий иначе как за соответствуюшие по характеру заслуги.

Но и этим эволюция мотивировок не заканчивается, и, приблизительно, во второй четверти XVIII века вырабатывается убеждение, что из промышленных заслуг также не все должны быть вознаграждены именно путем привилегии. Это новое сужение мотивов впервые проглядывает еще в привилегии, выданной в 1699 г. голландцам Брансу и Любсу3 на закупку во всем Российском Государстве и вывоз ново-приисканного от них товара, овечьей шерсти. В подчеркнутом слове "новоприисканный" заключается совершенно особенная, ранее не проявлявшаяся мысль: труд двух голландцев на поприще торговли был трудом особенно удачным, потому что он повел к открытию чего-то такого, что раньше никому не приходило в голову (мысли, что овечьей шерстью можно торговать); правительство дает поэтому голландцам привилегию. И хотя правительство указывает в мотивах его подчеркнутый признак лишь вскользь, - однако упоминание о новоприисканном товаре все-таки является для нас важным моментом: значит, уже в конце XVII века квалифицированный (по результатам) труд мог ставиться

1 П. С. З.,№3174.

2 П. С. 3., № 3176. "Такожъ нанимаю двор по 50 р. в год и в том живем с великою нуждою, а я вышеписанные заводы завожу не ради одного себя, но ради пользы всенародной и чтобы произошло мастерство в состояние; а о трудах моих и волокитах приказных уже и не смею здесь много и упомянута".

3П. С. З.,№1671.

141

наряду с "знатными затратами" и "проторями". Понятию новоприисканного товара пришлось пройти сложную эволюцию и затем пережить все остальные мотивы выдачи привилегии. В этом нельзя не видеть простого проявления историко-юридической закономерности: совершенно естественно, что дольше всех остальных могут продолжаться привилегии на новоприисканные товары именно потому, что монополия на новый товар производит меньшее потрясение в системе народного хозяйства, чем монополия на товар, уже обращающийся на рынке. И первая поэтому возбуждает меньше нареканий.

Впрочем, понятие нового товара в XVIII веке, было, конечно, гораздо шире, чем понятие нового изобретения в наше время, - и прошло много десятков лет раньше, чем мотивация достигла такого окончательного фазиса своего суждения.

В 1718 г. привилегия ландрату Савельеву и купцам Томилиным выдана: 1) "за прииск купоросной руды в Московском уезде" и 2) "за строение заводов и положенное в том иждивение1"; таким образом, в этой привилегии факторы материальный (иждивение) и интеллектуальный (приискание руды) поставлены на совершенно одинаковом уровне, а понятие нового товара распространено на руду, которая была "новою", очевидно, лишь для данного места. Эта же привилегия впервые употребляет выражение "если будет изобретена руда в иных местах"; такое словоупотребление не соответствует, конечно, современному, но основная идея уже довольно близко подходит к принципам нашего патентного права. При учреждении Берг-Коллегии, в 1719 г., было подтверждено, что всякому указавшему на новообретенные руды будет даваться привилегия на разработку их2.

Первым актом, в котором понятие изобретения и изобретательского права высказывается с совершенною ясностью, является привилегия, выданная 13 декабря 1749 г. купцам Сухареву и Беляеву на заведение красочного завода3. Мотивирована эта привилегия очень подробно и настолько любопытно, что я позволю себе сделать из нее более длинные выписки; они могли бы и ныне целиком войти в рассуждение о юридическом основании патентного права. Завел я, говорит Сухарев, красочную фабрику, какой доныне ни от кого заводимо не было; работая над ее заведением, оставил я природный купеческий промысел, был в хими-

1 П.С.З.,№3180.

2 П. С. 3., № 3464. Привилегия Прядунову выдана на эксплуатацию отысканной им серебряной руды, "за полезный и прилежный труд и за приобpетение" (П. С. 3., № 6403). Привилегия Курту фон Шембергу выдана со следующей знаменательной припиской: "и яко оные (горные) заводы первые суть, которые в нашем Государстве... произведены быть имеют; того для оные заводы Мы приемлем в Нашу особенную Всемилостивейшую протекцию" (П. С. 3., № 7767).

3П. С. З.,№9693.

142

ческой практике три г., на изыскивание курьезных секретов употребил много неусыпных трудов, потерпел убытки, весь свой купеческий капитал (хотя и не всуе) истратил и пришел в крайнее капитала изнеможение. Зато, прибавляет он с гордостью, путем всех перечисленных усилий краски я и прочие вещи уже фундаментально нашел; притом нашел я их без всякой помощи со стороны правительства. Поэтому, если государство вознаграждает тех, кого посылают в иностранные государства для изучения заморского искусства, то не должно ли оно отнестись со вниманием и к такому человеку, который "за границей нигде не обучался, но только натуральной практикой искал неусыпно по ревности своей, не имея в оном искании покоя, от вещи к другой доходя и применяясь натурально по натуре вещей"; который "в оном прилежательном искусстве был без мала шесть лет" и который ныне "оное искусство желает в Российской Империи вкоренить совершенно", научая таковому товарищей. Я думаю, что и современный юрист затруднился бы написать более красноречиво в пользу необходимости выдавать привилегии на изобретения. В заключение своей просьбы Сухарев чрезвычайно рельефно формулирует и те опасности, которые грозят не защищенному монополией изобретателю: "А оной фабрики без работных людей размножить и в довольное распространение привесть, дабы сысканный им неусыпными трудами и немалым капиталом посторонним разнесен не был, никак невозможно, да и работные люди, не токмо наемные, но и крепостные, без сомнения, ежели, будучи с ним при работах, те секреты присмотрят, из малого лакомства посторонним продать могут".

Итак, прошение Сухарева содержит в себе следующие два принципа: 1) изобретатель имеет право на вознаграждение за потраченные им усилия, и 2) этого вознаграждения он не может себе обеспечить иначе как при содействии государства, так как в противном случае его секрет может быть разглашен рабочими за "малое лакомство". Ввиду этого я, не колеблясь, утверждаю, что привилегия 13 декабря 1749 г. есть первый акт, содержащий в себе все основные начала современного патентного права.

Двумя годами позже оба эти принципа воспроизводятся в привилегии Тавлева, Дедова и др.1 (25 октября 1751 г.), причем рельефность их становится гораздо более выпуклой. Тавлев с товарищами изобрел секрет делать синюю брусковую кубовую краску и собрался устроить во Ржеве соответствующий завод. Привилегия указывает, что необходимо "поощрить" Тавлева за его усердие, яко первого сыскателя той брусковой краски секрета. За понесенные труды и убытки он-де не должен остаться без "удовольствия": иначе он может ослабить в размножении тех государству нужных и полезных фабрик и вообще прекратить "по-

1 П.С.З.,№9895.

143

ступки наивящей ревности и усердия". А потому "в награждение его многих трудов и понесенных убытков", дается ему привилегия. Второй момент (помощь государства) развивается уже до необычайных пределов: не только запрещается всем и каждому, кроме Тавлева, заводить в течение 30 лет такие же заводы, но и самый "секрет" получает сугубую защиту. Если кому из своих родственников Тавлев сообщит "секрет" -тех лиц обязать письменно никому секрета не разоблачать под страхом наижесточайшего истязания. Вместо рабочих же дать Тавлеву не вольных людей, а 20 человек колодников, осужденных на натуральную и политическую смерть. Тавлев выстроит для этих колодников крепкий двор, а государство предоставит в его распоряжение стражу, 12 человек солдат и одного капрала. Администраторы XVIII века, если уж брались за дело, то брались всерьез.

Наконец, в 1752 г. выдана была профессору Ломоносову (14 декабря) такая привилегия на делание разноцветных стекол, бисеру, стеклярусу и других галантерейных вещей, которая может быть признана окончательным и вполне точным прототипом современных патентов. "Дабы он, Ломоносов, как первый в России тех вещей секрета сыскатель, за понесенный им труд удовольствие иметь мог: того ради впредь от нынешнего времени 30 лет никому другим в заведении тех фабрик дозволения не давать". Современные патенты также даются для того, чтобы первый сыскатель получил за понесенный труд удовольствие1.

В последней привилегии, выданной в разбираемый период (27 августа 1797 г., Гаттенбергеру) сказано: "В поощрение всем в полезных для общества изобретениях упражняющимся, приняв с благоволением нашим представленный фасад железоплавильного горна, изобретенного профессором Гатгенбергером и т.д., жалуем ему десятилетнюю привилегию".

Изложенная эволюция мотивировок позволяет мне утверждать, что русские привилегии разбираемого периода были факультативны.

В самом деле. Правительство - в этом периоде - еще не окончательно выяснило себе даже вопроса, в каких случаях следует выдавать промышленно-торговые привилегии. В самом начале периода оно совершенно разбрасывается: и за сдачу города, и за помощь патриархам, и за заведение аптеки выдает оно монополии, как удобную и (на первый взгляд) ничего не стоящую правительству награду. Но затем умножающиеся монополии начинают оказывать вредное влияние на народное хозяйство, мешая его нормальному развитию. Правительство тотчас же предпринимает меры к тому, чтобы, по возможности, ограничить выдачу монополий случаями "новоприисканного" товара (дабы не слишком учащать торговые кризисы).

1 Привилегия Лемана, 30 июля 1758 г., П. С. 3., № 10.868: выдать привилегию, "чтобы двенадцать лет никому позволено не было против инвенции его работы, что им самим инвентировано будет, обоев, карет и прочего делать и фабрики заводить". Привилегия 10 марта 1759 г., П. С. 3., № 10034: "яко первому тамо к заведению оных мельниц заводчику".

144

Но понятие новоприисканного товара есть понятие растяжимое: под него подойдет и овечья шерсть, и руда, и даже новый театр. Происходит новый процесс сужения монополий: новоприисканный товар заменяется более редко встречающимся понятием нового изобретения. С середины XVIII века можно наблюдать уже некоторую преемственность в формулировке привилегий, выданных изобретателям. Это не мешает им, однако, быть строго факультативными: прецедентов еще имеется слишком мало; новый проситель фактически не имеет возможности сослаться на большое количество получивших защиту изобретателей. Он все еще просит милости, а не своего права. Правительство же все еще обсуждает вопросы о выдаче или невыдаче привилегий - с точки зрения целесообразности монополизировать данный продукт в пользу данного лица за данный сорт заслуг.

И лучшим доказательством может служить тот факт, что с 1797 по 1811 г. правительство отказывает в защите всем изобретателям без исключения: Екатерина II в конце своего царствования приняла явно враждебное отношение к монополистам1; ее примеру последовали Павел I и Александр I (в начале его царствования). И потому в течение целых 14 лет русское правительство не выдало ни одной привилегии: факт, возможный только при полной факультативности защиты*.

1О постепенной эволюции враждебного отношения к монополиям, ср. Лаппо-Данилевский, Loc. cit, стр. 116 и ел., Туган-Барановский, Loc. cit, стр. 35 и ел.

* Второй мой вывод относительно средневековых привилегий на Западе касался их пермиссивности. Насколько приложим этот вывод к русским привилегиям первого периода? По этому вопросу картина получается гораздо менее рельефная, чем относительно факультативности. Как известно, контроверза о свободе и несвободе промышленности никогда не была разрешена в России столь же категорически, как, например, во Франции. Поэтому вполне естественно (ср. § 23, in fine), что русские привилегии XVIII в. содержат много колебаний по вопросу о permissiv'Hocni и prohibitib'ности. Несомненно, что очень большое количество привилегий давало их держателям чистое разрешение без какого-либо намека на исключительность. Притом разрешения эти касались или самой фабрикации, или побочных моментов: а) освобождения от уплаты пошлин или даже Ь) освобождения от личных повинностей.

Ad а. "Наших Великого Государя таможенных пошлин с товаров их не имать не велели в году с пятисот рублев". П. С. 3., № 411; ср. П. С. 3., № 2259: "иметь свободный торговый промысел указною статьею... не чтя ему, Александру, и посланным от него детям и братьям... нигде никакого излишнего и напрасного озлобления и препятствия и остановки". П. С. 3., № ЗОН: "во всякое время пребывания своего от всяких налогов и от податей, которые иные Наши подданные обыкновенно платят, уволен быть имеет". П. С. 3., № 4006: "и те иглы в России продавать им беспошлинно". П. С. 3., № 4365: "оный промысл ему иметь впредь 10 лет беспошлинно". - Ср. № 7060.

Ad b. "Оных Прядунова с товарищи, домы их и детей их от постоя и от выборов в службы до указа, покамест оные руды в действии будут, увольнять, и без указа в солдаты не брать" (15 мая 1733 г.). Или: "и как у них то корабельное дело зачато строиться будет, и для того новозачатого корабельского дела не велит бы их, Осипа и Федора, ни в какие службы выбирать, и в отсылки посылать, чтобы тому корабельному делу остановки не учинить". П. С. 3., № 1749. - Ср. № 6805: "также в службы не выбирать и тем от мануфактуры не отлучать"; № 7060: "их фабрикантов с детьми и с братьями и приказчиками их, которые с ними в одних домах будут жить, ни в какие службы не выбирать, и тем от фабрик не отлучать... и никаких постоев в домах их, где они сами живут, также и где та фабрика производиться будет, не ставить...".

Но рядом с привилегиями пермиссивными встречались также и привилегии prohibitiv'нoro типа. Одною из первых привилегий с запретительным содержанием является та, которая была выдана 27 ноября 1701 г. (П. С. 3., № 1881) Ягану Григорию: "а иным русским людям и иноземцам, опричь Ягана, в той немецкой слободе никаких аптек не строить и не заводить, и в домах своих никаких лекарств никому не продавать". В течение первой четверти XVIII в. было затем выдано нескольско привилегий, запрещавших ввоз данного продукта в Россию, обыкновенно с оговоркой: "когда подадут видение, что могут удовлетворить всему спросу внутренного рынка". Ср. П. С. 3., № 3174, 3176,3089,6850,9652 и др.

145

III1

§ 46. Издание первого в России общего закона о привилегиях на изобретения (Высочайший манифест от 17 июня 1812 г., Полное Собрание Законов, № 25143) было вызвано следующими специальными обстоятельствами2. В 1810 г. иностранцы Герен и Елглунд обратились с прошением на Высочайшее имя о даровании им привилегии на винокуренный прибор, изобретенный иностранцами Адамом и Бераром. Высочайшим рескриптом на имя Министра Финансов, последовавшим 3 июля 1811 г.3, пожаловано было Герену и Елглунду исключительное право пользоваться означенным способом винокурения вплоть до 1 мая 1820 г., - причем повелено было Комитету Министров установить условия пользования означенной привилегией.

Дарование привилегии в такой странной форме - а именно, с тем, чтобы объем ее был установлен впоследствии - являлось несомненной ошибкой, вполне выяснившейся позже, при обсуждении дела в Комитете Министров. Архив Государственного Совета не дает материала для разрешения вопроса, почему даровано было такое странное право; но часто упоминаемые имена одного камергера и высокопоставленных лиц - членов компании дозволяют предполагать, что привилегия была дарована не без личного чьего-либо заинтересованного воздействия на Императора.

1 Параграфы 46-57 были напечаты в Вестнике Права, № 10, 1900 г.

2 Изложено на основании дела архива Государственного Совета, 1812 г., № 24. "О привилегии, данной компании на винокурение по методе Адама и Берара, и о привилегиях на разные изобретения".

3П.С.З.,№24705.

146

Комитет Министров отнесся к указанному делу весьма серьезно и, прежде всего, предписал особой комиссии отобрать от изобретателей ответы на ряд вопросов, касавшихся их изобретения и дарованной им привилегии. Некоторые вопросы и, в особенности, ответы настолько характерны для разбираемой эпохи, что я приведу их целиком. Читая их, так и видишь - с одной стороны, недоброжелательное отношение Комитета к "монополии" и желание, по возможности, поставить ее в узкие границы, а с другой - самодовольное и полное сознание своей силы отношение изобретателей, опирающихся на Высочайше дарованную им совершенно неопределенную милость.

"Существо даруемого компании исключительного права, - спрашивает в первом вопросе комитет, - требует непременно всевозможной ясности и определительности во всех обстоятельствах этого, чтобы избежать всякого недоразумения в случае жалоб со стороны компании или других заводчиков; почему и нужно иметь подробное описание всего делопроизводства, орудий и принадлежностей его нового винокурения".

На такое, совершенно правильное, даже с современной точки зрения, требование, компания дает ответ, в котором каждая фраза составляет или нелепость, или нарушение самых основных начал патентного права. "Винокурение, на которое дана привилегия, с первого взгляда отличить можно. Оно состоит в том, чтобы прямо гнать из всякой бродильной жидкости или браги не только полугарное вино, но и спирт, какой крепости угодно, что и составляет самое существо изобретения'... А потому дальнейшее описание делопроизводства было бы излишне (!), и притом и не можно дать еще точного описания оному, доколе не приведен будет в действие какой-либо винокуренный завод по правилам привилегии"*;.

В третьем вопросе Комитет опять-таки совершенно правильно формулирует свои сомнения о том, не потеряло ли уже изобретение Адама необходимой для привилегирования новизны. "Имеет ли компания в виду, - спрашивает Комитет, - что об изобретении Адама некто Дюпортал обнародовал на французском языке книгу, через что изобретение это сделалось всем общим и известным. А как книга сия, может быть, переведена будет и на российский язык, то приводимым в ней улучшениям не встретится ли совместничества с тем способом, который компании привилегирован?"

* Таким образом, вместо описания, компания указывает только на задачу, разрешаемую способом Адама. Между тем привилегия никогда не дается на абстрактную идею достижения данного результата, так как результат может быть осуществлен целой серией ничего общего между собою не имеющих изобретений. Привилегия на вообще "сигнализацию на большие расстоянния" была бы совершенно немыслимой. Значит, в момент получения привилегии компания еще сама не знала, какова будет практическая реализация патентованной за ней идеи.

147

В ответ на это, компания, опираясь на опрометчиво дарованное ей право, ограничивается заявлением, что она "не допустит вступить с нею в совместничество, кто бы на то ни покусился". Таким образом, она оставляет без всякого ответа самую сущность предложенного вопроса, сущность плохо формулированную, но все-таки несомненно ясную: вопроса о том, возможно ли осуществлять дарованную привилегию, не нарушая прав третьих лиц ?

Известно ли компании, спрашивает, наконец, Комитет, что медник Сидоров, в Академических Ведомостях от 20 октября, предлагает медные кубы похожего устройства? И в этом вопросе опять звучит как бы сожаление, что компании даровано было столь убыточное для третьих лиц право. Компания же отвечает, что Сидоров, очевидно (?), похитил идею изобретения. И "если он захочет воспользоваться таким похищением (?), то компании не трудно будет обличить его в том. Ибо прямо гнать из браги полугарное вино или спирт есть столь явный признак исключительного права, Высочайшей властью пожалованного ей, что никакое ухищрение не в силах скрыть его". Таким образом, компания не допускает даже и возможности, чтобы медник Сидоров сам дошел до мысли гнать спирт прямо из браги, и, следовательно, старается расширить дарованное ей право свыше всякой меры.

15 ноября 1811 г. дело о привилегии Адама обсуждалось в Комитете, причем государственный канцлер гр. Румянцев высказался вообще против привилегии, приводя почти все те аргументы, которые впоследствии на Западе развивались вожаками антипатентного движения. "Привилегии этого рода, - объяснил он, - воспрещая духу изобретения достигать до полезных открытий, а особенно до таких, к которым некоторые следы уже проложены, суть совершенно стеснительны", и поэтому "особенная будет монаршая Его Императорского Величества милость к подданным, когда поставлено будет за правило не давать ни в каком случае привилегии и предоставить каждому полную свободу доходить умом своим до всякого изобретения; и что гораздо справедливее, пристойнее и полезнее для поощрения - вознаграждать изобретателей от правительства по мере общей выгоды, какую изобретения их принести могут".

Но другие члены Комитета справедливо возражали канцлеру, что, при всей правильности его рассуждений, они не могут быть распространены на данное дело, ввиду уже состоявшегося Высочайшего повеления. Поэтому пять членов предложили запретить выдачу привилегии на будущее время, но оставить за компанией, в виде исключения, Высочайше дарованное ей право. Четыре же члена полагали, что выдача привилегий иногда может быть полезна, но под непременным условием, что предварительно составлены будут точные о том правила. Сперанский остался при особом мнении.

Александр I приказал последнему приготовить по данному делу специальную докладную записку. Записка эта была составлена Сперанским, но, ранее доклада, всемогущий министр подвергся опале; по крайней мере в разбираемом деле архива Государственного Совета она помечена, как "найденная Главнокомандующим в столице, в бумагах, коих разбор был ему поручен". Опала автора не помешала, однако, успеху записки: уже 8 мая 1812 г. внесен и рассмотрен бьл в Государственном Совете приложенный к ней проект общего закона, а одновременно заслушано было и дело о привилегии Герена, причем в состоявшемся постановлении Государственного Совета опять-таки можно заметить некоторую протестующую нотку против "исключительного сего права". "Хотя предмет привилегии, - гласит журнал 8 мая 1812 г. - даруемой этой компании, и не может считаться изобретением или открытием, ей принадлежащим, но так как, невзирая на сие, Государю Императору благоугодно было изъявить точную и определительную свою волю на предоставление компании исключительного права курить вино именно по системе Адама и Берара, то соединенные департаменты законов и экономии положили: обнародовать этот Высочайший рескрипт посредством Правительствующего Сената, с тем, однако же, что, если кто-либо в России, прежде нежели состоялся сей Высочайший рескрипт, производил винокурение по той же самой системе Адама и Берара, то компания не может лишить его права продолжать производство сие по сей системе". При подписании журнала, 13 мая, в постановлении были заменены слова "прежде нежели состоялся сей рескрипт" - еще более ограничительной оговоркой: "до обнародования сего рескрипта"! Таким образом, если принять в соображение, что сделана была указанная оговорка, а также, что изданный в тот же день общий закон обязывал всех патентодержателей сообщать описание своих изобретений (§ 5, 1°) и распространял это требование и на ранее выданные привилегии (§ 24), - то можно сказать, что, выдавая иностранцам Герену и Елглунду привилегию, Комитет министров и Государственный Совет сделали все, бывшее в их власти, для ограждения прав третьих лиц.

§ 47. Что касается самой записки Сперанского, то она имеет высокий интерес для всякого, изучающего историю русского патентного права. На четырех небольших страничках1 излагается весь вопрос со свойственной Сперанскому лапидарностью стиля и с необычайной, для того времени, полнотой. "Всякое изобретение есть собственность изобретателя, - говорит автор записки. - К удостоверению этой собственности есть два только способа: 1) тайна и 2) покровительство Прави-

1 См. то же дело Архива Госуд. Совета.

149

тельства. Часто первый способ бывает недостаточен, а потому прибегают ко второму. Отсюда возникли привилегии". "Главные пользы привилегий состоят в следующем: 1) (они) служат весьма важным поощрением; 2) они освобождают изобретателя от хранения тайны, всегда трудного... и 3) они удостоверяют общество, по истечении известного срока, к пользованию изобретением". "Что касается порядка выдачи, то исходным принципом должно быть признаваемо начало, что Правительство не может никогда ручаться ни в первенстве изобретения, ни в пользе его, ни в успехах. Чтобы ручаться в первенстве изобретения, посему должно знать все открытия и изобретения не только доселе бывшие, но и постепенно во всей Европе открываемые; знание — почти невозможное. В пользе и успехах изобретения Правительство также ручаться не может потому, что сие зависит от обстоятельств, ему не подвластных. Следовательно, привилегии выдаются без всякого предварительного рассмотрения". Из обязанностей лица, получившего привилегию, Сперанский указывает только одну - опубликование изобретения; но на этой одной обязанности он останавливается особенно подробно, как бы имея в виду компанию Герена, не желавшую сообщить свой секрет. "Привилегии не даются на изобретения, в тайне содержимые, ибо: 1) нельзя покровительствовать того, что неизвестно; 2)...; 3) нельзя разрушать споров, не обнаружив тайны; 4) два лица могут сделать одно и то же открытие; если изобретение было в тайне, то нельзя определить первенства... и 5) привилегии на предметы тайные не имеют никакой цели: ибо, если тайна непроницаема, то нет нужды в привилегии. Если же она может быть открыта, то привилегия не будет действительна. Открывший сию тайну всегда может доказать, что он сам собою дошел до изобретения". Я думаю, что и современный юрист не мог бы лучше доказывать необходимость опубликовывать описания патентуемых изобретений.

Что касается проекта статей, приложенного к "записке", то я подробно на нем останавливаться не буду, ибо - за некоторыми незначительными редакционными изменениями - он был принят Государственным Советом, утвержден Александром I и опубликован в виде "манифеста" от 17 июня 1812 г.1 Этим законом устанавливалась выдача привилегии на собственные и ввозимые из-за границы изобретения (brevets d'importation) на 3, 5 и 10 лет, по явочной системе, через Министра Внутренних Дел. Приоритет был установлен с момента выдачи привилегий, а не с момента подачи прошения — но с правом доказывать на суде факт более раннего изобретения. Выданную привилегию можно было оспаривать судом в случае отсутствия новизны. Пошлина взима-

1П. С. З.,№25143.

150

лась соответственно в 300, 500 и 1500 рублей. Опубликование описания должно было быть произведено самим изобретателем1. Последнее постановление почему-то и было введено Государственным Советом, вопреки записке Сперанского, устанавливавшей публикацию ех оffiсiо. Впрочем, неудобства системы добровольной публикации скоро обнаружились, - и уже 4 августа 1814 г. Министр Внутренних Дел (О. Козодавлев) вошел в Государственный Совет с представлением2 о необходимости перейти к системе официальной публикации, т.е. вернуться к проекту Сперанского. Составленное в этом смысле мнение Государственного Совета было утверждено 19 октября 1814 г.3

Если не считать только что указанного закона 19 октября 1814 г. да еще закона 11 сентября 1812 г. о порядке уплаты пошлин4, то можно сказать, что в области русского патентного права происходит, после издания закона Сперанского, затишье вплоть до начала 30-х гг. И действительно, опубликованные до этого периода времени законы и сохранившиеся дела Архива Государственного Совета показывают нам, что в течение двадцати первых лет применение закона о привилегиях только один раз у чиновников Министерства Внутренних Дел возникло крупное недоумение. Громадная переписка была создана по вопросу, так никогда и не решенному окончательно и гласившему: с какой камкой выдавать грамоты на привилегии? Дело в том, что уже в сентябре 1812 г. на утверждение Государя был представлен рисунок грамоты5, не понравившийся Александру Р. В марте 1814 г. ему представлен был новый рисунок, но "по занятию Его Императорского Величества важнейшими делами7, разрешения на то не последовало". А между тем Министру Внутренних Дел надо было как-нибудь выдавать привилегии тем изобретателям, которые имели на то право и терпели от замедления убытки. В ноябре 1813 г. Государственный Совет разрешает8 поэтому выдавать грамоты временные, без рисунка, чтобы их можно было обменять на окончательные патенты, когда будет утвержден рисунок. Но в декабре того же г. Министр Внутренних Дел входит с новым представлением и указывает, что он затрудняется применить такой порядок де-

1 Каждый из перечисленных моментов - кроме оспаривания судом - составляет отличие манифеста 1812 г. от ныне действующего закона.

2 Дело Архива Госуд. Совета, 1814 г., № 54.

3П.С.З.,№25711.

4 П. С. 3.,№ 25222, а.

5 Я привожу этот незначительный - сам по себе - курьез для того, чтобы показать, какое важное значение приписывалось в те времена выдаче привилегий: даже рисунок грамоты шел на Высочайшее утверждение!

6 Дело Архива Госуд. Совета, 1812 г., № 87.

7 Это было за неделю до вступления союзных войск в Париж! 'П. С. 3.,№25476,а.

151

лопроизводства к привилегии Фультона, "ибо возвращать из Америки патент, для перемены на другой, было бы неудобно". Государственный Совет, видимо, признав справедливость такого замечания, предписал тогда выдавать, грамоты с простой черной линией по краям1. Тем это удивительное "дело" и кончилось*.

Впрочем, вполне естественно, что первые 20 лет применения русского патентного закона оставили так мало письменных следов. Закон 1812 г. был основан на системе явочной, без предварительного рассмотрения, - и поэтому очевидно, что в административных учреждениях и не могло скапливаться такого материала, которым в состоянии были бы воспользоваться впоследствии историки права. Вся процедура была чисто формальная. Положение дела изменяется с изданием закона 1833 г.

§ 48. Уже в конце двадцатых годов стала серьезно сознаваться неудовлетворительность и недостаточная полнота большинства постановлений манифеста 1812 г.

Но только 29 сентября 1830 г.2 поручено было Министру Финансов, особо состоявшимся мнением Государственного Совета, "сообразив правила в Высочайшем манифесте 1812 года ... постановленные, - с настоящим ходом и направлением у нас мануфактурной деятельности и успехами отечественной изобретательности", составить проект нового и "во всех отношениях удовлетворительного закона о привилегиях". Особенное внимание было при этом обращено Государственным Советом на то обстоятельство, что "в течение последних 20 лет фабричные и мануфактурные заведения наши, распространяясь с невероятной быстротой, получили выгодное направление при видимом усовершенствовании отечественных изделий" - и что поэтому "ныне уже с большею разборчивостью надлежит допускать разнородные монополии, тем паче, когда на оные простирают домогательство лица, которым стоит только взять список изобретенного в чужих краях процесса, дабы получить привилегию"3. Вообще, по мнению Государственного Совета, закон 1812 г. допускал слишком "много облегчений к получению права на

1 П. С. 3., № 25527.

* После смерти Александра I рисунок грамоты был найден в его кабинете в числе других старых бумаг. Статс-секретарь Муравьев запрашивал по этому поводу Министра Внутренних Дел, в какой форме он выдает патенты. Тот ответил, что "привилегии пишутся на большом листе пергаментном самым лучшим почерком, каким пишутся грамоты в Сенат, но по сторонам никакого украшения не делается". Объяснение это, по-видимому, было признано удовлетворительным, а порядок делопроизводства - не требующим изменения. Дело Архива Госуд. Совета, 1812 г., № 87.

2 См. представление Министра Финансов в Государственный Совет от 13 января 1833 г № 153.

3 Из Журнала Мануфактур Совета, заседание 31 марта 1832 г. Государственный Совет имеет в виду так называемый brevets d'importation.

752

исключительные привилегии" - и потому более не соответствовал состоянию русской промышленности, не нуждавшейся в прежних особенных способах поощрения1.

Еще ранее, чем состоялось это распоряжение Государственного Совета, Министр Финансов (гр. Канкрин) поручил недавно перед тем образованному Мануфактурному Совету начать предварительные работы по составлению проекта.

Эти работы вылились, прежде всего, в форму особого рода enquête: был составлен вопросный лист из двенадцати пунктов, и членам Совета и московского его отделения поручено было дать подробные ответы. Вопросы эти были составлены умелой рукой и, для той эпохи, содержат интересные мысли2; ответы же получились - даже после общей сводки -весьма жидкие, напр.: "XII. Какими правами должны пользоваться лица, получившие привилегию?" - Ответ: "Правом собственности"3. На основании сведенных ответов, предложено было составить предварительный проект особому комитету из четырех членов Совета4.

Основная мысль этого проекта, одобренного Советом в заседании 4 июня 1830 г., выражена в следующих словах объяснительной записки. Не отрицая пользы привилегий вообще, "Совет не может, однако, не признать, что поелику всякая привилегия есть некоторый род монополии, то и нужно соответствующими постановлениями отвратить вредные следствия оной, дабы извлечь из самой сей монополии, елико возможно, большую выгоду для общества и сохранить полную свободу изобретательным умам". В развитие этой мысли Совет и вводит целый ряд - частью новых - постановлений: 1) привилегии выдаются на возможно более краткие сроки, 2) пошлины за них взимаются высокие, 3) привилегии не могут быть переуступаемы компаниям на акциях (!), 4) вводится обязательное эксплуатирование привилегий, 5) вводится предварительное рассмотрение изобретений, 6) не привилегируются "основные начала (principes) или действия, без применения их к какому-либо искусственному предмету" (!), 7) привилегии не выдаются, если на одно и то же изобретение они будут испрашиваться разными лицами, "так как это доказывает известность предмета", и т.д.

В конце 1830 г. проект был внесен в Государственный Совет, но был возвращен Министру Финансов для дополнения его некоторыми мелкими постановлениями (два главных из них касались: 1) сроков для brevets d'importation и 2) ведения реестров выданных привилегий для сообщения справок публике). В январе 1833 г. проект был внесен окончательно, а затем и утвержден 22 ноября 1833 г.

1 Этим желанием ограничить число выдаваемых привилегий объясняется, прежде всего, введение в новом законе предварительного рассмотрения (examen préalable).

2 Напр: Вопрос 3. О протестах третьих лиц (введены только в 1896 г.); 4. Zusatzpatente; 5. Aufgebot; 10. Субъект патентного права и т.д.

3 Журнал Мануфактур Совета, заседание 16 января 1830 г.

4 Граф А.Г.Строгонов, ГОДАМ.Яценков, П.К.Ренненкампф и И.И.Мятлев.

153

IV

§ 49. Переходя к внутренней истории русского патентного права в разбираемом периоде, я должен, прежде всего, отметить, что факультативность выдачи остается в этот период основным принципом административной практики, точно так же как и в первом периоде.

По положению 1833 г. недостаточно было сделать новое изобретение, для того чтобы получить патент. Необходимо было, кроме того, еще изобретать в том направлении, которое было покровительствуемо правительством. Только в этом случае давалась милость-привилегия; во всех остальных - в милости отказывали, и никому и в голову не приходило требовать себе патента, как это можно сделать теперь.

Указанное различие можно нагляднее всего иллюстрировать следующим примером. В настоящее время проситель заботится, подавая прошение о привилегии, о том, чтобы в этом прошении были соблюдены все формальные требования закона - и, затем, чтобы была доказана новизна его изобретения. В 20-х же гг. проситель считал это недостаточным: в своем прошении он излагал еще и побочные свои заслуги, которые - по его мнению - могли подвинуть правительство на оказание ему особой милости. Купец и фабрикант Федор Битепаж изобрел печатную машину для ситцев. Подавая прошение о привилегии, он пишет1, что, "желая споспешествовать отечественной промышленности и распространить более и более заведение свое ... он купил дачу у генерала Герарда в Нарвской части, устроил там новое каменное двухэтажное здание, учредил машины и инструменты в самом лучшем виде, выписал иностранных художников и мастеров; и словом, "все то сделал, чего только требовать может благоустройство и совершенство такого заведения. Все это стоило ему долговременных трудов и великих издержек; но он не жалел никаких пожертвований, имея в виду общественную пользу. Посему он, фабрикант Битепаж, в уважение понесенных им убытков и в вознаграждение трудов просит даровать ему привилегию и т.д.". А в 1900 г. изобретатель пишет: "представляя при сем необходимые документы, прошу выдать мне" и т.д.; и если новизна его изобретения может быть доказана—то это прошу совершенно равняется требованию.

1 П. С. 3., 8 ноября 1818 г., № 27574.

154

Из этого основного различия проистекали и важные юридические последствия. В настоящее время комитет по техническим делам не вправе выдать привилегию на изобретение, в чем-нибудь не удовлетворяющее законным требованиям. В 40-х же годах Мануфактурный Совет считал вполне возможным давать, напр., такие заключения1: мещанин Клюкин изобрел способ добывать соду из трав; способ этот не нов; но, принимая во внимание, что сода, получаемая по этому способу, очень дешева, что она заменяет собою поташ, изготовление коего сопряжено с истреблением лесов, и что "стремление к обработке туземных сырых материалов, взамен иностранных, должно быть поощряемо" - Совет постановляет: выдать просимую привилегию.

Наоборот, если Совет признавал изобретение хотя новым, но вредным или не полезным для развития промышленности, то он отказывал в выдаче привилегии. И этого комитет сделать в настоящее время не может. Подробности о понятии вредного изобретения см. дальше, § 53.

Наконец, можно было понимать факультативный принцип еще шире и выдавать (подобно тому, как это делалось в XVII и XVIII веках) привилегии даже в тех случаях, когда никакого изобретения не имелось, а была - по мнению Совета - лишь наличность пользы для промышленности. И действительно, в разбираемом периоде было выдано много привилегий, составляющих как бы пережиток XVIII века и монополизирующих целые отрасли промышленности. "Не считая, чтобы устроение модели города С.-Петербурга было какое-либо само по себе новое изобретение или открытие (!)", Государственный Совет все-таки постановляет выдать на эту модель привилегию2, так как нельзя не поощрить промышленника, сделавшего "столь важные издержки". В 1843 г. Мануфактурный Совет постановляет выдать купцу Парману привилегию на устройство заведения для расположения пиявок, "дабы сделать это важное врачебное средство более доступным для недостаточных больных"3. Иногда такие монополии выдавались с совершенно произвольными ограничениями: купцу Герасимову - на учреждение в Иркутской губернии парового завода для выделки патоки4.

Перечисленные монополии* были выданы обычным порядком через Мануфактурный Совет. Но, в подавляющем большинстве случаев, они выдавались не так, как было установлено манифестом 1812 г. и по-

1 Журнал М. С., 9 октября 1848 г.

2 П. С. 3., 27 января 1826 г., № 93.

3 Журн. М. С., I апреля 1843 г.

4 Журн. М. С., 20 марта 1841 г.

* В этом и следующем § я употребляю термин "монополия" в его обычно-ходячем значении, в смысле табачной, винной, карточной и др. монополий, противополагаемых не мо-нополизаванным будто бы "привилегиям на изобретения". Ср. §§ 10 и 23, а также послесловие, II.

55

ложением 1833 г., а через Кабинет Министров. Это обстоятельство имеет некоторое историческое значение. Если монополии на введение постоянных почтовых карет между Москвой и Тулой1, на учреждение дилижансов между Москвой и Рязанью2 на заведение срочного пароходства между С.-Петербургом и Любеком3, на устроение буксирных пароходов на Онежском озере4, на устройство рыбных и звериных промыслов и торговых сношений по Ледовитому океану3 и на вырубку лесов в Печорском крае6 выдавались не тем путем, который был установлен для обычных привилегий; если, вдобавок, указанные монополии, почему-то, печатались в Полном Собрании Законов, а вторые не печатались7, - то все это доказывает существование в правительственных сферах смутного сознания о том, что указанные монополии и обычные привилегии суть две разные вещи. В чем заключается их различие? Ответ на этот вопрос всегда формулировался неверно. Говорили, что в первом случае не было изобретения, а во втором - такое имелось. Соображение это неверно: привилегии (в точном смысле) очень часто выдавались и на введение в России чужих изобретений (уст. пром., ст. 173), т.е. без того, чтобы проситель удостоверял наличность собственного своего изобретения; и в этих случаях, по юридической конструкции, являлось полное соответствие между вводителем малоизвестного в России изобретения (напр., на пароход в 20-х гг.) - и монополизатором уже весьма известного изобретения (тот же пароход в 30-х гг.). Вообще самая наличность и неналичность собственного изобретения является фактом, так сказать, метаюридическим; от нее зависит вопрос о справедливости или несправедливости выданной привилегии, но вовсе не вопросы о конструировании прав и обязанностей, из нее проистекающих. Если дано исключительное право заводить заводы для сахароварения in vасuо, то права монополевладельца не будут находиться ни в какой зависимости от того, кто и когда изобрел этот способ.

Монополия, в обычном значении этого слова, и патентное право могут быть различны исключительно по формальному признаку: только второе может быть требуемо, как

1 П. С. 3., 26 марта 1827 г., № 989.

2 П. С. 3., 10 декабря 1827 г., № 1603.

3П. С. З.,№3311.

4 П. С. 3., 29 ноября 1830 г., № 4150.

5 П. С. 3., 16 марта 1833 г., № 6059.

6 П. С. 3., № 3886.

7 Отмечу, кстати, что указателем к II Полному Собранию надо пользоваться с большой осторожностью: в нем пропущены некоторые указы по привилегиям (напр., 19 декабря 1818 г., № 27589) и приведены такие акты, которыми давалось простое дозволение, без тени какой бы то ни было исключительности (напр, полож. Комитета Министров от 8 и 29 апреля 1852 г. и 7 февраля 1828 г.).

156

npаво. По существующим же правовым воззрениям такое право требовать себе монополии имеется только у изобретателя, а не у просто сильно потратившегося фабриканта; поэтому (и только поэтому) ставят в отдельную категорию привилегии на изобретения, не отдавая себе ясного отчета о том, что юридическое различие может лежать только в наличности облигаторного принципа, а не в наличности изобретения. Могут в XX веке выработаться такие правовые воззрения, что все вдовы будут иметь право требовать себе монополии торговать, скажем, зельтерской водой: и тогда их права по продаже зельтерской воды - юридически - будут конструироваться в виде того же права запрещения, как и права изобретателя зельтерской воды. И тут, и там будет налицо облигаторная защита. Наоборот, как мы видели выше, в разбираемом периоде ни "знатные затраты", ни даже факт изобретения не давали права требовать монополии. И в этом периоде, следовательно, также нельзя было отличить монополии, в обыденном смысле, от патентного права потому, что ни тут, ни там не было ничего, кроме факультативной защиты; все старания провести какую-нибудь границу оказались тщетными1, и никто никогда не сумеет объяснить юридически, почему одни из этих актов печатались в Полном Собрании, а другие - нет.

По существующему закону, это различие может быть конструировано. Когда даровано было Ведомству Императрицы Марии исключительное право продавать благотворительные письма, то это была особая милость, оказанная Ведомству, и, следовательно, монополия в обыденном смысле. Выдача же обыкновенного патента изобретателю особым благодеянием вовсе не считается.

§ 50. Современное представление о праве изобретателя (облигаторный принцип) выработалось медленно, причем в разбираемом периоде можно с точностью изучить все фазы назревающей новой идеи.

Выше (стр. 155-156) я перечислил несколько примеров монополий, выданных в разбираемом периоде. Картина была бы неполной, если бы я не отметил тех случаев, когда выдача таких монополий происходила не гладко, после целого ряда затруднений. Комитет Министров, видимо, уже очень рано начал бороться против них, начал колебаться относительно целесообразности подобного рода исключительных прав. Уже в 1832 г., при выдаче 5-летней привилегии на учреждение пароходного сообщения

1 А между тем различие между правом и милостью отчасти сознавалось и в эту эпоху. Иначе, чем было бы объяснить, почему большинство из "монополий" выдавалось с такими произвольными органичениями, которых не бывало в "привилегиях". См. напр., привилегию Мяснова: "чтобы он отнюдь не перевозил в тех каретах писем, денег и посылок", 26 марта 1827 г., П. С. 3., № 989; в привилегии Столбикова установлена такса за пользование его буксирными судами, 29 ноября 1830 г., П. С. 3., № 4150.

157

между Любеком, Ригой и Либавою, Комитет Министров делает - как бы оправдываясь, глухую оговорку: "в пользу торговых предприятий никакие преимущества, одобрения и выгоды, взамен отдаваемых на оные капиталов, законодательством нашим не возбраняются"1. Немного позднее, в 1833 г., мнение Государственного Совета принимает вид защитительной речи адвоката, по пунктам опровергающего доводы воображаемых противников: "Государственный Совет принял в уважение: а) что содержание парохода (буксирного в Рижском порту) принадлежит единственно к предприятиям для общественной цели; б) что... предприятие такое доставит важные выгоды; в) что об исключительном праве на это предприятие ходатайствует не одно лицо, но общество купечествующих, представляемое Биржевым Комитетом; самое же право это ограничивается весьма кратким сроком, и в настоящее время нет ввиду никакого совместительства в сем предприятии, и, наконец, д) что капиталы, отваживаемые частными людьми и обществами на подобные общественные предприятия, требуют, по крайней мере, обеспечения со стороны соперничества в течение известного срока и т.д."2. Наконец, еще два г. позднее, в Комитете Министров происходит по вопросу о монополиях полное разногласие. Штаб-ротмистр Писарев просил монополии на заведение между С.-Петербургом и Москвой экипажей с широкоободными высокими колесами. Все члены, кроме двух, высказываются против выдачи такого исключительного права, не оправдываемого никакими соображениями о строгой справедливости. Два члена, Министры Финансов и Внутренних Дел, остаются при особом мнении, но и те стараются обосновать монополию Писарева не как произвольную подачку, брошенную первому встречному, а как вознаграждение, даруемое Писареву, по праву, за труды. "Хотя широкоободные колеса и не суть изобретение новое, но тем не менее доселе у нас еще не введены в употребление" и "могут быть полезны для сохранения самых шоссе"3. Николай I утвердил мнение двух Министров, "ибо от сего опыта последовать может особая польза". Но приблизительно с этого момента монополиям уже нанесен смертельный удар в правосознании русского общества, и число их быстро уменьшается. С начала 50-х гг. Мануфактурный Совет уже регулярно отказывает в выдаче монополии: Ремянникову - на учреждение в Восточной Сибири рафинадных заводов4, Краузе - на изготовление деревянных мер5, Пономареву — на выделку кирпича из найденной близ г. Хва-

1 П. С. 3., 16 августа 1832 г., № 5564.

2 П. С. 3., 17 ноября 1833 г., № 6578.

3 П. С. 3., 4 октября 1835 г., № 8440.

4 Журн. М. С., 10 мая 1851 г.

5 Журн. М. С., 13 октября 1855 г.

158

лынска глины1, и, наконец, Евреинову - на введение тауэров2. По последнему делу составляется и категорическое принципиальное постановление.

Последняя монополия была выдана - судя по Полному Собранию -в 1869 г. провизору Добровольскому на изготовление в Полтаве искусственных минеральных вод3.

Закончившаяся эволюция ознаменовывается, наконец, и чисто формальным актом, законом 30 марта 1870 г. Историческое значение этого акта обыкновенно изображается неверно: ему приписывают значение простого делопроизводственного закона; до 1870 г. выдавал-де привилегии Государственный Совет, а с 1870 г. привилегии выдаются "упрощенным порядком", "за подписанием одного Министра Финансов". Но только поверхностный наблюдатель может увидеть в законе 1870 г. обыкновенное "упрощение делопроизводства". После вышеизложенного очерка эволюции права, вырабатывающегося из милости, совершенно ясно, что в 1870 г. произведена была в России более коренная ломка системы патентного права, чем в 1812 г., 1833 г. или даже в 1896 г. В силу закона 30 марта 1870 г. выдача привилегий из свободной законодательной функции превращается в связанную подзаконную деятельность административного органа.

Это сделалось возможным только в тот момент, когда было признано, что изобретатель, находящийся в таких-то и таких-то условиях, имеет право на патент, что патент является только документом, констатирующим наличность этих условий. А такое констатирование может быть, конечно, произведено всяким органом подчиненного управления; нужно было, повторяю, только отрешиться от взгляда, что выдача патента сопряжена с оказанием особого благодеяния, принадлежащего к числу функций верховной власти.

Все указанные соображения весьма неясно сознавались в 1870 г. в Государственном Совете, как это видно из соответствующего "дела"4, в котором два мнения (за и против отмены Высочайшей санкции) изложены с величайшей подробностью, но с упущением из вида главной вышеуказанной руководящей идеи. Вопрос о совершившейся эволюции права изобретателя был оставлен как-то в тени: современникам, по-видимому, трудно было возвыситься до ясного понимания сущности того исторического процесса, который они призваны были завершить.

Первое представление статс-секретаря Рейтерна (от 4 ноября 1868 г.) было возвращено Министру Финансов в ноябре того же г. "для сношения с II Отделом Собственной Его Величества Канцелярии" по вопросу

1 Журн. М. С., 13 октября 1855 г.

2 Журн. М. С., 15 мая 1859 г.

3П.С. 3.,№ 41033.

4 Дело Архива Госуд. Совета, 1870 г., № 70.

159

о том, не потребует ли новый порядок делопроизводства изменения ст. 71 осн. законов1. Только через год удалось Министру Финансов сделать представление более успешное (16 октября 1869 г.).

В этом представлении указано, что Собственная Его Величества Канцелярия "не могла не согласиться с доводами Министра Финансов о неудобстве существующего сложного порядка рассмотрения дел о привилегиях". Несмотря на это в Канцелярии все-таки составилось два противоположных мнения по вопросу о том, возможно ли дозволить Министру Финансов выдавать привилегии собственною властью, без Высочайшей санкции. Следует за тем длинное и очень любопытное изложение "теоретических" аргументов в пользу каждого из этих мнений.

Было бы слишком долго излагать здесь эти аргументы, хотя они и имеют высокий исторический и теоретический интерес. Отмечу только, что первое мнение (за сохранение верховной санкции) опиралось преимущественно на соображение, "что привилегией даруется частному лицу исключительное право на действие, не допускаемое общими законами. Никто, например, не может препятствовать собственнику делать из вещей, ему принадлежащих, то или другое употребление, но, в силу данной какому-либо лицу привилегии на изобретение, это лицо получает право воспрещать другим, в известный период времени, заниматься исключительно ему предоставленным изготовлением известных предметов". Такое право может будто бы быть даровано только верховной властью. Второе мнение (за отмену санкции) аргументировало так: "привилегия", в смысле положения 1833 г., есть просто неудачно выбранный термин: "эта так называемая привилегия есть, на точном основании ст. 1262, не что иное, как акт, свидетельствующий, что описанное в оном изобретение было в свое время предъявлено правительству3. Если в этой же статье сказано, что этот акт предоставляет такому лицу исключительное право пользоваться сделанным изобретением... то таким предоставлением ни в чем не изменяется сущность самого акта, однородного со всяким другим актом, свидетельствующим о какой-либо иной собственности". Если из приведенной цитаты выкинуть неточные соображения о будто бы собственности изобретателя, то сущность неизменно и сведется к тому, что изобретатель имеет право на защиту, если его изобретение удовлетворяет условиям, установленным законом; право это создается общим законом, а "привилегией" только удостоверяется его наличность. Можно привести еще отры-

1 Гласит: "Привилегии, дарованные верховной Самодержавной властью частным лицам или обществам, изъемлют их от действия общих законов по тем предметам, на которые в тех привилегиях содержатся точные постановления".

2 Ныне уст. пром., ст. 168.

3 Я сказал бы: констатирующий наличность условий, требуемых законом для создания права.

160

вок из представления, ясно доказывающий, что "второе мнение" так, а не иначе смотрело на дело. А именно. В конце аргументации приведена весьма уместная аналогия из области авторского права. Прежде, говорит канцелярия, выдавались привилегии также и на книги. Но затем нашли более удобным установить в общих законах, при совокупности каких условий автор может вообще претендовать на защиту. И, таким образом, "частные привилегии вышли из употребления". Аналогия эта совершенно правильна, хотя, может быть, ее можно формулировать несколько иначе (ср. § 30): для авторов существовал период, когда выдача привилегии была делом свободного усмотрения, не связанной никакими нормами милости правительства; но у авторов раньше, чем у изобретателей, кончилась эволюция этой милости, превратившейся силой вещей в право.

Резюмируя все сказанное, я могу повторить, что разбираемый период характеризовался, прежде всего, отсутствием и, затем, постоянным назреванием облигаторного принципа. Сам период оканчивается одновременно с уничтожением понятия привилегии-милости.

Перехожу к анализу понятия объекта того права, которое устанавливалось только что указанным порядком.

§51. Таковым объектом являлось новое изобретение.

Понятие это не было специально определено ни в манифесте 1812 г., ни в законе 1833 г. Впрочем, из сопоставления нескольких отдельных отрывков Положения можно составить следующую конструкцию этого понятия. Изобретение не считается новым, если оно к моменту обсуждения дела в Совете "уже описано или вошло где-нибудь в употребление"1. Впрочем, ст. 197, п. 2 и 3 заключает в себе некоторое дополнение этой конструкции (а может быть, и противоречие). Пункт 2 ст. 197 говорит об изобретениях, которые "до поступления просьбы о привилегии (что не то же самое!) были уже введены в Российской Империи или известны из описаний". А пункт 3 той же статьи не говорит ни о подаче прошения, ни об обсуждении, а глухо высказывается об изобретениях, которые "находились уже где-нибудь в употреблении и без привилегии". Из сопоставления этих трех цитат следует, что, вероятно, закон определял новизну по моменту подачи (ст. 197, п. 2) и требовал, чтобы изобретение не было известно ни из опубликованных описаний (ст. 181 и ст. 197, п. 2), ни из введенных в употребление экземпляров его; но при этом введение в употребление в России было абсолютно препятствием для выдачи привилегии (ст. 192, п. 2; contra, ст. 181), а введение за границей только в том случае, если оно не было покрыто иностранной местной (?) привилегией (ст. 173, 197, п. 3; contra, ст. 181).

1 Уст. пром., изд. 1893 г., ст. 181.

167

Рассмотрение практики Совета только отчасти подтверждает эти тезисы, так как в ней замечается много колебаний. Прежде всего, плохо соблюдается точность в обозначении определяющего момента новизны - и мы можем поставить рядом такие дела, из которых в одном было отказано в выдаче привилегии потому, что до рассмотрения дела в Совете (но после подачи прошения) описание было опубликовано1, а в другом - привилегия была выдана, несмотря на опубликование, происшедшее до подачи прошения2 (за месяц; мотивировка: "ибо оба действия произошли почти одновременно"). Затем, сильно противоречит смыслу закона и часто наблюдаемая практика выдавать привилегии, несмотря на состоявшееся опубликование изобретения, в тех случаях, когда можно было доказать, что в соответствующей публикации проситель и был именно указан как автор данного изобретения. Ни малейшего основания для такой практики в законе нет, но Совет упорно держался той точки зрения, что "хотя данный способ и описан в иностранных журналах, но описан он как способ, изобретенный им, Брунеттом"3. Объяснить такую странную практику можно только тем, что в рассматриваемый период само представление о юридическом значении новизны было несколько иным, чем в наше время; по действующему закону постановления о новизне как бы защищают публику (третьих лиц) от (вредных) привилегий на изобретения, и без того известные. А в разбираемую эпоху не обращали внимания на эту общесоциальную сторону постановлений о новизне и искали в них только способ устранять лиц, ложно выдающих себя за изобретателей. Только таким взглядом на новизну можно, например, объяснить и следующую практику, совершенно ныне немыслимую. Очень часто против выдачи привилегии подавались протесты третьими лицами, доказывавшими, что изобретение им известно. Если впоследствии просителю удавалось войти в соглашение с протестующим, то Совет выдавал привилегию, не входя в обсуждение вопроса, насколько были правильны утверждения протеста. Вопрос о новизне и неновизне изображался в таких случаях каким-то частным делом двух спорящих лиц: "Принимая во внимание, что протестовавший против выдачи Хрулеву и Акатьеву привилегии иностранец Клейнгинтер ныне объявил, что он не имеет препятствий

1 Журнал М. С., 19 декабря 1852 г., дело Ролланда.

2 Журнал М. С., 8 октября 1853 г.

3 Журнал М. С., 11 марта 1868 г.; аналогичны журналы по делам Сореля, 20 октября 1849 г., Швитгау, 20 октября 1859 г. и т.д.

162

к выдаче означенной привилегии (а раньше он утверждал, что изобретение Хрулева ему известно), М. С. постановил: выдать и т.д."1.

Других отклонений от указанных тезисов мне подметить не удалось2.

§ 52. На изобретения, "уже известные в чужих землях без привилегии и даже описанные", все-таки выдавались иногда привилегии (так называемые brevets d'importation, вводные привилегии), "только в виде изъятия, по особому уважению правительства к ожидаемой от этого пользе и потребным на введение издержкам"3, и на сокращенный срок: не свыше шести лет4. Эти привилегии, выдававшиеся на заведомо чужие изобретения, представляют одно из наиболее типичных отличий разбираемого периода и вполне согласованы с "милостивым" характером патентного права вообще. Первому встречному дозволялось выписать иностранную Patentschrift и просить себе за чужое изобретение монополии в России как вознаграждения за свои "труды". Нужно, впрочем, отдать справедливость Совету торговли и мануфактур указанием, что за 63 года действия Положения таких вводных привилегий было выдано не больше 1% всего числа, да и те преимущественно относятся к тридцатым и сороковым годам.

Что касается дел Совета, то они представляют почти сплошь борьбу n p о т и в института вводных привилегий, от выдачи которых Совет всячески старался уклониться, руководясь мнением, высказанным еще в 1842 г. тогдашним директором Императорской бумажной фабрики: "Справедливо ли выдавать такие привилегии?., и не пострадают ли отечественные фабриканты от того, что они, сверх значительных издержек на выписку из чужих краев и постановку машин требующихся, должны будут платить еще за право воспользоваться этим изобретением?"5.

Поэтому отказы в выдаче вводных привилегий чрезвычайно часты. Эрдклозеты "получили уже у нас значительную известность и по причине простого устройства означенных клозетов, на введение которых не может потребоваться больших издержек"6, - а потому постановляется: в выдаче вводной на них привилегии отказать. В тех случаях, когда вводная привилегия все-таки выдавалась, ее часто окружали произвольными ограничениями, напр., "чтобы такая привилегия не мешала фабрикантам, уже введшим данную машину в России или уже pе-

1 Журнал М. С., 5 марта 1860 г.; аналогично дело Экстрема, журнал 12 июня 1841 г.

2 Ср. наиболее типичные журналы: Б p е м м е , 2 декабря 1868 г.;Дарниса,5 мая 1860 г.; также 12 ноября 1836 г., 5 марта 1860 г. и т.д.

3 Уст. пром., ст. 173.

4 Уст. пром., ст. 185.

5 Журнал М. С., 13 августа 1842 г.

6 Журнал М. С., 11 марта 1868 г.

163

шившим ее ввести, - впредь пользоваться данным изобретением1". Особенно же часто приходилось просителям представлять удостоверения, что они приобрели от изобретателя право испросить привилегию в России на данное изобретение. Но такая привилегия должна, собственно, быть рассмотрена не как вводная, а как основная привилегия, испрошенная правопреемником изобретателя2. Вообще же вводным привилегиям оказывалось всяческое притеснение; если, напр., на одну и ту же машину два лица просили привилегию - один как на собственное изобретение, а другой - как на введение, то ст. 183 (предписывающая из двух одновременных просителей отказывать обоим) не применялась, а привилегия выдавалась подлинному изобретателю беспрепятственно3.

При пересмотре закона 1833 г., вводные привилегии были совершенно уничтожены, ввиду того "в настоящее время не существует условий, оправдывавших прежде необходимость этого института... Шестьдесят лет тому назад промышленное развитие России было совершенно ничтожно; вследствие чего введение чужого изобретения в наше промышленное производство в то время, при трудных сношениях с Европой и при ничтожном распространении сведений об успехах промышленности за границей, могло быть поощряемо этим путем... В настоящее же время всякое полезное изобретение становится у нас известным довольно скоро, и сама возможность применения его в промышленности, ввиду распространения технических знаний, уже не представляет затруднений"4.

§ 53. Кроме новизны, Положение 1833 г. требовало от изобретения еще и других свойств, в чем оно расходилось с ныне действующим законом. Исходя из анализированной мною мысли (стр. 153-154), что привилегии выдаются как бы в награду за "знатные труды", в виде особенной милости - Положение требовало, с одной стороны, чтобы привилегируемое изобретение не было "незначительным, не обещающим никакой существенной пользы, доказывающим единственно остроту ума (?)"5, а, с другой - чтобы оно "не могло обратиться во вред обществу или государственным доходам (?)"6, чтобы вообще от него ожидалась польза"7 и чтобы в нем "не содержалось ничего вредного или опасного"8.

1 Журнал М. С., 13 августа 1842 г.

2 Журнал М. С., 26 марта 1851 г.

3 Журнал М. С., 13 октября 1855 г.

4 Мотивы закона 1896 г. Представление Министра Финансов 14 марта 1895 г., № 5641 стр. 118.

5 Уст. пром., ст. 175.

6 Там же.

7 Уст. пром., ст. 180. "Уст. пром., ст. 181.

164

На основании первого из указанных положений, Совет отказывал поэтому в выдаче привилегий на помаду для чищения лайковых перчаток1, на способ приготовления дамских пуклей2 и т.д. А так как, по справедливому замечанию Сперанского, важность и неважность изобретения зависят от причин, правительству не подвластных и мало ему известных, - то и происходили постоянно пререкания о том, есть ли данное изобретение незначительное или, наоборот, значительное. Новый закон выкинул это постановление, справедливо считая, что техническая значительность изобретения не может быть определена apriori и что от выдачи привилегии даже на весьма незначительное изобретение никакого вреда никому быть не может. Таким образом, комитет по техническим делам ныне избавлен от необходимости судить о весьма щекотливом предмете.

Еще большее значение имел второй пункт, который из условия невредности нередко переходил в положительное требование доказанной полезности. Нередко Совет, раньше чем выдать привилегию, предписывал произвести опыты для испытания пригодности изобретения: опыты эти производились "в большом виде, в присутствии комиссии"3, - с пятью заиками мужеского пола4, - для строительных материалов даже "во все четыре времени года"5. Если, на основании этих опытов, устанавливалось, что изобретение может быть опасно для лиц, пользующихся им, или для рабочих, изготовляющих его, - то в выдаче привилегии отказывалось. Поэтому не выдана была привилегия на аппарат, "который, по мнению Совета, может быть причиною, что целый поезд сойдет с рельсов"6, или на судно лейтенанта Яковенка, "потому что оно может представить затруднение в управлении им и тем препятствовать свободному судоходству"7, или на газовые свечи, "потому что их употребление опасно"8 и т.д. С другой стороны, отказано в выдаче привилегии на лак из коллодиона, потому что изготовление его грозит опасностью для рабочих9, и на способ беления сахара, при котором выделяются вредные для рабочих газы10. Но все эти умозаключения были бы еще не так опасны для интересов просителей, если бы иногда

1 Журнал М. С., 1 апреля 1843 г.

2 Журнал М. С., 5 июля 1835 г.

3 Журнал М. С., 24 мая 1834 г.

4 Привилегия Геляертана, 13 августа 1829 г., П. С. 3., № 3093.

5 Журнал М. С., 15 мая 1859 г.

6 Журнал М. С., 8 декабря 1855 г.

7 Журнал М. С., 30 октября 1859 г.

8 Журнал М. С., 30 октября 1859 г. - Ср. также журналы М. С., 17 ноября 1869 г., 9 октября 1843 г., 24 мая 1839 г. и 30 октября 1859 г.

10 Журнал М. С., 17 октября 1851 г. 10 Журнал М. С., 20 декабря 1834 г.

165

Совет не переходил в роль оценочно-испытательной комиссии и не отказывал в выдаче привилегии "до представления образцов одинаковых с Венскими ландкартами, с которыми произведения Соловьева никакого сравнения не выдерживают"1; или "система устройства мостовой Барберо одобрена быть не может, а потому отказать"2; в одном случае члены Совета испробовали представленное изобретение (папиросы) в самом заседании и затем сделали такого рода постановление: "Хотя Правительство, выдавая привилегию, и не ручается в пользе изобретения, однако, при столь явной безуспешности изобретения Массена, Совет положил отказать ему в привилегии, выдача которой могла бы только вводить в заблуждение3".

В последних словах кроется и объяснение подобной тенденции советской практики. В наших законах вообще наблюдается стремление опекать неразумных и непонимающих своих интересов граждан, - а при выдаче привилегии, вдобавок к этому, еще считались с теорией некоторой апробации, косвенно высказываемой правительством полезному для развития промышленности изобретению4. Ныне действующий закон предоставляет Комитету выдавать привилегии на изобретения и вредные, и невредные, справедливо предполагая, что всякий покупающий изобретение сам должен осведомиться о его технических достоинствах, что никакой административный орган не может быть компетентной экзаменационной комиссией для изобретений, и что, наконец, получение привилегии никого не освобождает от подчинения существующим законам, и без того изданным в громадном количестве и запрещающим употребление опасных продуктов и процессов.

Последнее соображение в особенности неясно сознавалось в разбираемый период. Ввиду того, что выдача каждой привилегии совершалась законодательным путем, Совет всегда смотрел на привилегии не как на право отрицательно-исключительное (т.е. как право запретить третьим лицам фабрикацию данного продукта), а как на право с положительным содержанием (т.е., как право эксплуатировать данное изобретение). Мануфактурный Совет упорно держался того мнения, что получившему привилегию как бы разрешено заниматься эксплуатацией данного продукта. Точка зрения, конечно, ошибочная: привилегия единственно удостоверяет, что

1 Журнал М. С., 4 марта 1843 г. - Ср. журнал М. С., 13 октября 1855 г.: "отказать в привилегии на те части изобретения, испытание которых в Америке доказало их неудобство в практическом отношении".

2 Журнал М. С., 29 июля 1843 г.

3 Журнал М. С., 8 декабря 1855 г.

4 "Просимая привилегия не только не содействовала бы к предполагаемому у нас Правительством усилению льняной промышленности, но, напротив того, остановила бы стремление наших льнопрядильщиков". Поэтому - отказать. Журнал М. С., 22 июля 1852 г.

166

данный изобретатель может запретить другим лицам фабриковать данное изобретение; вопрос же о том, может ли сам изобретатель фабриковать, остается открытым и выдачей привилегий никоим образом не разрешается*. Это начало ясно выражено в ст. 23 ныне действующего закона. До 1870 г. оно было обыкновенно упущено из вида. Только этим и можно, таким образом, объяснить, что привилегии не выдавались за вредные для рабочих технические процессы или что привилегия на паровой котел выдавалась с само собой разумеющеюся - по нашим воззрениям - оговоркой, что "при устройстве и употреблении онаго, в точности должны быть соблюдены правила, установленные в прил. к ст. 44 Устава о пром."1.

Отмечу, кстати, что только этим смешением положительной и отрицательной функций патентного права можно объяснить и странную, с современной точки зрения, практику Совета не выдавать привилегий на изобретения, относящиеся к монополизированным в государстве промыслам. Так, Совет отказывал в выдаче привилегий на аморфные спички, "так как предполагается приготовление спичек сдать на откуп"2. Невысказанная неправильная мысль, лежащая в основании такого отказа, была следующая: "Мы выдадим привилегию, - узаконены будут откупа, - а патентодержатель будет продолжать фабрикацию в силу своей привилегии"3. Правильно же было бы сказать: "После создания откупов, патентодержатель будет по-прежнему иметь право запретить третьим лицам пользование его изобретением; вопрос же о том, кто имеет право фабриковать спички, обсуждается по совсем иным нормам; привилегия имеет функцией только указать, кто не имеет права употреблять данный способ". Все это в разбираемом периоде совершенно не сознавалось, и привилегия часто не выдавалась, "потому что чеканка монеты есть монополия правительства"4, - или "потому, что привилегия эта (на кран) могла бы потребовать (?) изменения откупных условий"5; а когда привилегию (на шипучий пунш) выдавали, то брали расписку в том, что патентодержатель будет

* Разбираемое отличительное свойство старых русских привилегий вполне аналогично с явлениями, наблюдавшимися на Западе. Ср. о пермиссивности старинных привилегий § 23 in fine и примечание на стр. 151. Ср. также послесловие, П.

1 Журнал М. С., 30 октября 1859 г.

2 Журнал М. С., 5 декабря 1855 г.

3 Только этим и можно объяснить следующий невероятный факт. Столбкову выдана 29 ноября 1830 г. (П. С. 3., № 4150) привилегия на заведение буксирных пароходов на Онежском озере, с оговоркой: "чтобы в случае окончания, до истечения 10-летнего срока, обвода каналов около Онежского озера, он не имел какого-нибудь к казне иска (!)". Эту оговорку можно понять только с точки зрения пермиссивной функции выданной привилегии.

4 Журнал М. С., 6 мая 1860 г.

5 Журнал М. С., 31 января 1853 г.

167

во всем подчиняться положению об откупах1, т.е. "будет этот пунш разливать в посуду семиричной меры" и т.д.2

§ 54. Сама выдача привилегий производилась несколько иначе, чем в настоящее время, и главной отличительной чертой делопроизводства была следующая.

Прежде всего, выдача привилегий не была сосредоточена в одном каком-нибудь учреждении, а была разбросана по разным министерствам. Эта разбросанность объясняется господствовавшим в то время взглядом, что привилегии должны способствовать развитию определенной области промышленности3: а так как о состоянии, напр., сельского хозяйства и об его нуждах лучше всего осведомленным считалось Министерство Государственных Имуществ, то оно и было призвано решать, какие привилегии следует, а какие - не следует выдавать. Таким образом, привилегии выдавались частью от Министерства Внутренних Дел, по Департаменту Мануфактур и Внутренней Торговли (ас 1821 г., после перехода этого Департамента в ведение Министра Финансов, перешли в Министерство Финансов и привилегии), - частью от Департамента Земледелия и Сельской Промышленности4, - и, наконец, частью от Медицинского Совета5. Такой порядок был, конечно, сопряжен с большими неудобствами как для самих выдающих привилегии учреждений, так и для просителей. Первым приходилось тратить время на бесконечные споры о компетенции6; хотя подробное исчисление предметов, отнесенных к ведению Министерства Государственных Имуществ, и было сделано еще в 1841 г.7, но уже в 1852 г. пришлось список переделывать сызнова, причем сам Мануфактурный Совет в журнале своем признал, что "решительно невозможно разграничить предметы с

1 Журнал М. С, 9 октября 1847 г. Ср. также привилегию Рудакова на самомерный кран, от 27 июня 1832 г. (П. С. 3., № 5467): "выдача оной не освобождает употребляющих таковой кран от ответственности по откупным условиям, в случае каких-либо особых злоупотреблений (еще бы!)"... "В сих случаях употребление означенного крана может быть воспрещено".

2 Кроме перечисленных условий патентуемости изобретений, нужно обратить внимание еще на ст. 174 и 176 Уст. о пром. Первая запрещала выдачу привилегии на "основные начала, без применения их к какому-либо искусственному предмету", а вторая - "на изобретения, до боевых потребностей и до средств обороны государства относящиеся". Ср. дело Архива Госуд. Совета, 1868, № 150 и П. С. 3., 22 апреля 1868 г., № 45757.

3 Ср. введение, III, passim.

4 П. С. 3., 23 октября 1840 г., № 13888; Св. Зак., том XII, ч. 2, Устав Сельского Хозяйства (изд. 1893), ст. 25.

5 Св. Зак., том XIII, Устав врачебный (изд. 1892 г.), ст. 553.

6 "По невозможности определить во всех случаях, к которому из этих Министерств принадлежат тот или другой предметы просимой привилегии, происходили нередко недоумения и противоречащие постановления, которые изложены в переписи обоих Министерств". Журнал М. С., 13 ноября 1831 г. .

7 Журнал М. С., 31 июля 1841 г.

168

такой определенностью, чтобы впредь не встретилось недоразумений"1. Неопределенностью компетенции пользовались ловкие люди, и случалось, что проситель, которому дважды отказано было в Министерстве Финансов в привилегии на "насос", обращал его в "насос для сельского хозяйства и других целей" и получал привилегию в Министерстве Государственных Имуществ.

Для просителей неудобства были также очень большими, и мы имеем свидетеля, что некий Землин, изобретатель шипучего напитка, был отослан со своим "вином" из Департамента Торговли, куда он сначала обратился, в Департамент Сельского Хозяйства, а там, после долгих хождений, получил ответ, что "хотя сей напиток и назван медовым вином с игрою, но не может быть причислен к винам не только обыкновенным, но и шипучим, а принадлежит, подобно меду, пиву, квасу и т.д., к разряду других искусственных напитков", находящихся в ведении Министра Финансов2.

Отмечу также, что до 1867 г. привилегии для территории Царства Польского выдавались особо, в так называемой Правительственной комиссии внутренних и духовных дел3.

Вторым отличительным признаком разбираемого периода было также и то обстоятельство, что ни для одного из перечисленных учреждений выдача привилегии не являлась главной и специальной обязанностью. В 30-х гг., когда составлялось Положение, число прошений о выдаче привилегии колебалось между 10 и 20 в год - и, следовательно, составители Положения сочли себя вправе возложить рассмотрение этого ничтожного количества побочных дел на три учреждения, в сущности, созданные для совсем иных целей. Но, с течением времени, количество прошений стало быстро увеличиваться и дошло, в 90-х гг., до 800-1000 в год. Большинство этих дел легло тяжелым бременем на Совет торговли и мануфактур, которому, в конце концов, пришлось почти исключительно посвятить свои заседания выдаче привилегий и совсем забыть о той цели, для которой он был создан4. Прямым следствием такого непредвиденного обременения Совета торговли и мануфактур была яркая неудовлетворительность всего делопроизводства. Неудовлетворительность эта лучше всего изложена в самом представлении Министра Финансов об изменении Положения 1833 г.5

1 Журнал М. С., 17 января 1852 г.

2 Журнал М. С., 20 марта 1853 г.

3 Отменено указом 16 февраля 1867 г. Ср. уст. пром., ст. 167, примечание.

4 "Содействовать правительству в изыскании мер на пользу торговой и мануфактурной промышленности", т.е. чисто совещательная функция. Ср. Св. Зак., том I, ч. 2, учреждение минист. (изд. 1892), ст. 561.

5 См. представление 14 марта 1895 г., № 5641, стр. 119 и ел.

169

В настоящее время, говорит представление, в состав Совета входят 24 члена, избираемые преимущественно из фабрикантов и торговцев. Лица эти почти все обременены собственными сложными торговыми и промышленными занятиями и поэтому не могут уделять достаточно времени сидению (не оплачиваемому) в заседаниях Совета. К тому же не больше одной пятой из числа их имеют специальную техническую подготовку. Совет собирается - с большим трудом - на 25 заседаний в год и, при всей спешности и неаккуратности рассмотрения, не успевает сделать в год больше 600 дел, так что каждогодно откладывается нерешенных 200-300 дел, все больше и больше увеличивающих огромные "залежи". Прямым результатом всего этого является невероятная медленность делопроизводства, не обеспечивающая к тому же и добротности результатов. Дела лежат по 3, 4 года - а потом решаются кое-как. "Ввиду медленности делопроизводства, до 10% просителей вынуждены, потеряв напрасно время, сами прекращать дело об испрошении привилегий и приступать к тайной эксплуатации"1.

Всем этим неурядицам положен был конец законом 1896 г., создавшим учреждение, специально и единственно занимающееся выдачей привилегий (Комитет по техническим делам).

§ 55. Что касается вопросов внутреннего делопроизводства (так сказать, части канцелярской), то я остановлюсь на ней только вкратце, поскольку эти распорядки имели влияние на право патентодержателей.

Для того, чтобы определить степень новизны изобретения, оно подвергалось предварительному рассмотрению. При этом только в самые последние годы действия Положения 1833 г. созданы были при Совете пять должностей специалистов-экспертов. А ранее рассмотрение производилось исключительно путем истребования "заключений" от подходящих по специальности учреждений; эти последние тянули годами "рассмотрение" дел - а потом благополучно отписывались. Особо строгого выбора, кому посылать на заключение, не делалось: сносились с ремесленной управой, с академией наук, с департаментом "разных податей и сборов", со штабом корпуса горных инженеров, а то и с комитетом сахароваров при московском обществе сельского хозяйства. Гарантий такое рассмотрение, конечно, не давало никаких: точность его была высоко сомнительна, а однообразие и вовсе отсутствовало.

Установление действительной новизны изобретения и теперь-то представляет большие трудности2. А при прежних порядках оно, подчас,

1 См. представление 14 марта 1895 г., № 5641, стр. 121.

2 Ср. отзыв графа Строганова 1835 г., отчасти справедливый и для настоящего времени. "Нахожу невозможным обстоятельно и утвердительно отвечать на вопрос: находится ли это изобретение уже в таком точно виде описанным в каких-либо сочинениях? Во-первых по ограниченному числу книг и сочинений технологических, которые у нас имеются; во-вторых, что Россия в отношении рукодельной промышленности недовольно центральна, чтоб можно было в ней постоянно быть извещаемым о всяком новом изобретении и усовершенствовании, постепенно выходящем в свет и описывающемся в бесчисленном множестве сочинений, издаваемых ежедневно, периодически и отдельно, во Франции и Англии и в других государствах Европы". Журнал М. С., 31 января 1835 г.

170

являлось совершенно неисполнимым. И вот для того, чтобы облегчить Совету эту задачу, составители Положения 1833 г. прибегли к героическому средству, долженствовавшему заменить недостающую точность сведений о новых изобретениях. Статья 183 гласила: "Если на один и тот же предмет испрашиваема будет привилегия разными лицами во время производства, то привилегия вовсе не дается (т.е. ни тому, ни другому)". А мотивы категорически указывают основание такой беспримерной в летописях патентного права нормы: "так как сие доказывает известность предмета".

Можно представить себе, какое пагубное влияние на права изобретателей имела эта статья1. Не надо забывать, что делопроизводство по выдаче привилегий тянулось от 2 до 6-8 лет; всякому конкуренту достаточно было, следовательно, представить собственное прошение о выдаче привилегии на то же изобретение - для того, чтобы лишить первого изобретателя всех его прав. Можно только удивляться, что, несмотря на ст. 183, вообще удавалось выдавать какие-нибудь привилегии: за 3-5 лет кто-нибудь неизбежно должен дойти до той же мысли, на какую натолкнулся первый изобретатель. Конечно, ст. 183 позволяла Совету весьма простым способом разрешать все споры между одновременными изобретателями, не входя в обсуждение заимствований, похищений и т.п. Но этот способ являлся все-таки только грубым рассечением гордиева узла. Статья 183 приводила нередко к таким явным несправедливостям, что Совет во многих случаях прямо обходил ее2.

Законом 1896 г. указанная статья совершенно отменена.

Если произведенным предварительным рассмотрением устанавливалась новизна изобретения и его соответствие другим требованиям закона (см. выше, §§ 51-53), Мануфактурный Совет представлял Государственному Совету о возможности выдачи привилегии. Получив разрешение Государственного Совета и верховной власти, Министр Финансов выдавал привилегию (продолжительность ее определялась администрацией, соответственно "употребленным трудам и издержкам" -а не самим просителем, как это делается ныне) и производил законные публикации в ведомостях (уст. пром., ст. 181 и 188-190). Отмечу при этом, однако, что архив Мануфактурного Совета позволяет предполагать, что перечисленные статьи не всегда соблюдались с щепетильной

1 Ср. представление Министра Финансов 14 марта 1895 г., № 5641, стр. 43-44,116-117 и 149.

2 Ср. журналы М. С., 13 мая 1843 г. (Нобеля и Огрева), 6 ноября 1847 г. (Геймана), 15 марта 1856 г. (Мурра), 11 ноября 1860 г. (Лопатина) и т.д.

171

точностью. Мы находим, например, в своде привилегий указание, что привилегия ген.-адъют. Шильдера была выдана под незаконным условием, что "описание будет храниться нераспечатанным в департаменте торговли и мануфактур до истечения срока привилегии, а по прошествии этого срока будет распечатано и обнародовано1". Привилегия Евреинова также была оставлена в тайне, до тех пор "пока он испросит себе привилегии за границей2". Привилегия Кобызева3 "опубликована" со следующей поразительной оговоркой: "Подробное описание сих машин не помещается потому, что оно без чертежей не понятно, а чертежей нельзя приложить по слишком большому их числу". Мало соблюдалась также ст. 178, о внесении пошлин, так как многие привилегии были выданы даром4.

Если, наоборот, обнаруживалась неновизна изобретения, то в привилегии Совет отказывал собственной властью, не делая никаких представлений Государственному Совету, а просто предписывая "сообщить просителю доказательства, что описываемое им производство известно"5. Однако простым отказом дело, обыкновенно, не кончалось. А именно, в Положении была одна несчастная статья, позволявшая просителям тянуть свои дела почти неопределенное время. Это была ст. 182, гласившая: "Получивший отказ в привилегии за неясность, неопределительность и неполноту представленного описания может представить вторично требуемые объяснения и дополнения". Следовательно, стоило просителю представить новое, более "определенное" описание - и вся машина начинала действовать сызнова: Совет призывался перерешать дело, как бы становясь судьей относительно справедливости собственного своего предыдущего постановления.

§ 56. Выданная привилегия создавала для ее собственника ряд специальных прав и обязанностей.

Что касается прав патентодержателя, то они регулировались в разбираемом периоде весьма неточной в юридическом отношении (по формулировке) ст. 171; а именно, получив привилегию 1) "один мог пользоваться изобретением как неотъемлемой (?) и исключительной (?) своею собственностью, и, вследствие того, вводить (?), употреблять (?), дарить, завещать и иным образом уступать другому как

1 Свод, 1839 г., стр. 319.

2 П. С. 3., указ 25 февраля 1849 г.

3 25 октября 1843г.

4 Напр., Иванкову, 13 апреля 1831 г.; ср. журнал М. С., 30 января 1847 г. (если не выдать беспошлинно, то он не введет изобретения "и так не прекращена будет напрасная трата топлива, от чего последует ущерб несравненно важнее, нежели от невзноса пошлинной суммы"); ср. журналы М. С., 11 февраля 1854 г. и 23 июня 1855 г.

5 Журнал М. С., 26 марта 1851 г.

172

предмет (!), на который выдана привилегия, так и саму привилегию ... и 2) преследовать судом всякую подделку".

Отмечу, что, при толковании этой статьи, практика отличалась от современного режима двумя главными чертами. Во-первых, необычайно попустительным отношением к контрафакторам. Подделкой признавалось "точное и во всех существенных частях сходное производство" изобретения1, и даже явные подделыватели часто ускользали от наказания. Происходило это главным образом оттого, что публика и судьи относились вообще недоброжелательно ко всем "монополистам"; правовоззрение еще смотрело на привилегии как на милость - и всячески старалось сузить их объем; да и вообще уважение к чужому труду, особенно столь мало осязательному, как труд изобретателя, было в зачаточном состоянии: в этом отзывались пережитки старых времен.

Борьба с контрафакторами была возможна только в случаях очевиднейших, грубейших подделок.

Другим моментом, еще более ярко отличительным для анализируемого периода, было начало официальности охраны прав изобретателя. В настоящее время иски о контрафакции начинаются только по жалобе потерпевшего. Но до 1870 г. привилегия была актом Высочайшей милости, запрещавшим третьим лицам фабриковать данный продукт. Поэтому все власти призывались к наблюдению за точным исполнением Высочайшего повеления. До 1833 г. о каждой выданной привилегии - для сведения и исполнения - даже посылались указы "во все губернские правления и правительства, в канцелярию войска донского, градоначальникам и Бессарабскому губернатору". А когда кто-нибудь начинал иск о контрафакции и накладывал на изобретение арест, то и об этом все перечисленные власти также извещались указами2.

Но на практике это начало официальности всегда оставалось, конечно, мертвой буквой, - и я даже не упоминал бы о нем, если бы оно из постановления, продиктованного наилучшими намерениями, не превратилось, силою судеб, в норму весьма вредную для охраны прав изобретателей. Случился такой неожиданный результат самым естественным образом.

Запрещается ли ввозить в Россию произведения, на которые выдана привилегия? Мануфактурный Совет подробно обсуждал этот вопрос3 и пришел к категорически отрицательному ответу. Положение "дает получившему привилегию право преследовать нарушение оной производством того же самого изобретения только в пределах России, но не может простираться до запрещения привоза из чужих краев изделий или произведений, приготовленных по привилегирован-

1 Уст. пром., ст. 172.

2 Напр., П. С. 3., 31 октября 1816 г., № 26498.

3 Журнал М. С., 8 декабря 1855 г.

173

ному в России способу". Почему Совет не допускает возможности запрещения ввоза, ныне существующего во всех европейских государствах? Да просто потому, что такое запрещение невозможно-де осуществить на практике. "Вводить постепенно в таможенный тариф, в число запретительных статей, все предметы (!), на которые выданы в России привилегии, невозможно без совершенного стеснения торговли, во вред казне и частным лицам". Опека над частными интересами граждан и злоупотребление официальным моментом репрессии, по-видимому, никогда не приводили к более диким результатам. Совет даже и не предполагал, что можно запретить ввоз патентованных продуктов, нисколько не обременяя таможенных чиновников.

§ 57. Мне остается, наконец, изложить совокупность обязанностей патентодержателя в разбираемый период.

Такие обязанности распадались на три категории. Об уплате пошлин я говорил выше. Затем, ст. 191 предписывала патентодержателю "привести изобретение в полное действие не позже, как в продолжение четверти срочного времени" и представить о том удостоверение подлежащего начальства. Постановление об обязательной эксплуатации сохранено и в современном законе1.

Наконец, ст. 194 содержала несколько странное постановление. "Если получивший привилегию ... сделает какое-либо существенное изменение или усовершенствование, с важными приспособлениями или облегчениями в производстве, то ... во всяком случае он обязан объявить о том департаменту". Точный смысл этой статьи, а в особенности соотношение к ст. 197, п. 5 - представляется очень спорным. В одном из процессов Ауэра Петербургская палата признала, что ст. 194 содержит в себе как бы совет изобретателю и что неисполнение этого совета не обеспечено никакой санкцией. Историческая справка, однако, убеждает нас в противном: санкция в законе есть; она выражена (плохо) в ст. 197, п. 5 - и заключается ни больше, ни меньше, как в уничтожении привилегии Dura lex, sed lex. "Привилегии прекращаются:... 5) если впоследствии откроется; что... при исполнении в изобретении сделаны такие существенные изменения и усовершенствования, без которых нельзя было достигнуть надлежащей цели, и что вообще оно не сходствует с действительным производством".

Поводом к введению в Положение ст. 194 (так же, как и ст. 174) несомненно послужило дело Берда, долгое время волновавшее Мануфактурный Совет и всех сахарозаводчиков. Когда в начале 1830 г. был осмотрен завод Берда, то оказалось, что сахароварение производилось на этом заводе не вполне согласно с тем способом, который был описан в

1 Закон 20 мая 1896 г., ст. 24.

174

привилегии, выданной Берду в 1824 г. Два заседания были посвящены обсуждению вопроса: что делать с этой привилегией? Наконец, 27 февраля 1830 г., большинством восьми голосов против трех, решено было оставить привилегию в силе, потому что-де закон не возбраняет делать улучшения и усовершенствования и не принуждает изобретателя опубликовывать таковые. Министр Финансов таким решением оказался недоволен и приказал все дело пересмотреть сызнова. Одновременно в Совет была подана петиция 14 сахарозаводчиков, просивших об уничтожении привилегии. "Если найдено было, - указывали они, - какое-нибудь отступление, то такое уклонение от принятой Бердом торжественно (?) на себя обязанности само собой прекращает привилегию, ибо малейшее отступление должно быть признаваемо за добровольное его отречение (!) от привилегии"1. Совет опять отказался кассировать привилегию.

Тогда Министр Финансов убедился, что манифест 1812 г. не давал ему возможности бороться с патентодержателями, которые пожелали бы скрывать дальнейшие сделанные ими усовершенствования патентованного способа. Между тем, по тогдашним воззрениям, требование опубликования не только патентованного процесса, но и всех последующих его улучшений казалось совершенно справедливым: точная соразмерность услуги изобретателя и данной ему награды еще не доходила до того математического взвешивания, которое ныне применяется в патентных делах, и правительство считало себя вправе желать, чтобы облагодетельствованный изобретатель проявлял некоторую благдарность души, не торговался о том, немного раньше или немного позже сделано им изобретение, - и, со своей стороны, способствовал правительству-благодетелю в осуществлении преследуемых этим последним целей. Цели эти были - развитие промышленности; фабрикант же, вроде Берда, позволявший себе утаивать новые усовершенствования, конечно, не способствовал развитию промышленности и показывал себя недостойным оказанной ему милости.

Резолюцией 5 мая 1830 г., Министр Финансов сохранил в силе привилегию Берда - но тотчас же были приняты меры2, чтобы впредь можно было в аналогичных случаях бороться энергичными мерами с "неблагодарными" изобретателями. Так возникли ст. 194 и 197, п. 5. Конечно, в 1898 г. С.-Петербургской палате постановления их должны были показаться странными. Но, истолковав ст. 194 только в смысле совета, палата исказила смысл закона. Задача историка права - отмечать подобные ошибки, вызываемые исключительно незнакомством с генезисом отечественного права.

1 Петиция добавляет: "Чтобы никто ни под каким условием не мог получать вообще привилегии на сахароварение посредством паров, где основное начало есть паровое производство (vacuum)". Ср. ст. 174 уст. промышл.

2 Напомню, что месяц спустя после резолюции рассматривался в Совете проект нового закона, т.е. положения 1833 г.

775

§ 58. Переходя к истории третьего периода развития патентного права, я принужден сделать небольшую оговорку. В смысле внутренней истории права период этот (1870-1896 гг.) не имеет самостоятельной физиономии. Не нужно забывать, что закон 1833 г. продолжал действовать вплоть до 1 июля 1896 г. во всех своих деталях, кроме делопроизводственного момента невнесения в Государственный Совет. Я указывал выше, что закон 1870 г. именно понимался, в свое время, как норма формального права. Авторы его не в состояния были отойти в сторону от совершенного ими дела и, окинув взором всю совокупность эволюции, оценить свое детище так, как оценивает его спокойный взор отделенного четвертью века исследователя. Конечно, в настоящее время мы должны признать, что закон 1870 г. скристаллизовал важный момент эволюции; но этого-то и не сознавали1 люди 70-х гг. Для них облигаторный принцип был той атмосферой, в которой они выросли в 60-х гг. и в которой, по-прежнему, они продолжали двигаться и в 70-х гг.

Поэтому повторяю, с точки зрения внутренней истории права, период 1870-1896 гг. не имеет особой физиономии: учения об объекте, субъекте, установлении и прекращении патентного права остаются те же, что и во второй период. Если бы я хотел быть вполне точным, то я должен был бы несколько изменить этот тезис. Дело в том, что двадцать пять лет в развитии столь молодого института, как патентное право, являются очень значительным периодом. Конечно, практика должна была измениться за двадцать пять лет (1870-1895 гг.): в особенности ввиду того, что с 1880 г. на устарелый закон начинает сыпаться целый ряд нареканий и жалоб. Конечно, было бы очень интересным проследить, по подлинным делам Мануфактурного Совета, - так как это сделано было мной для периода 1833-1870 гг., - какие новые оттенки в толковании закона 1833 г. внес этот орган в своей новой, более самостоятельной роли. Одно случайное обстоятельство делает эту работу физически невозможною*: я думаю, впрочем, что потеря для науки не

1 Или, во всяком случае, сознавали лишь отчасти: см. послесловие, II.

* Случайное обстоятельство это заключается в следующем: до 1870 г. журналы М. Совета писались по заседаниям и сохранялись в архиве в виде больших переплетенных томов, допускающих пользование без особых затруднений. С 1870 г. журналы эти стали писаться на отдельных листах и вшиваться в индивидуальные "дела", так что изучить их можно лишь пересмотрев десятки тысяч старых пыльных дел: работа, которой я убоялся...

176

является слишком большой. Период 1870-1896 гг. есть период чрезвычайного обременения Мануфактурного Совета делами о привилегиях (см. выше, § 54). Число прошений все росло, а число членов Совета все уменьшалось. Немудрено поэтому, что период 1870-1896 гг. скоро становится периодом спешной, полумеханической работы: Совет физически не имел возможности добросовестно рассматривать все дела. При таких условиях и журналы его - единственный источник для истории патентного права в это время - становятся бледными, не индивидуальными. Разбираемый период есть период полного застоя в развитии административной практики.

§ 59. Главное значение разбираемого периода заключается в той роли, которую он сыграл во внешней истории русского патентного права. Период 1870-1896 гг. есть период выработки действующего Положения 20 мая 1896 г. С этой точки зрения я и позволю себе его изобразить1.

Внешний толчок для пересмотра закона 1833 г.*, по крайней мере насколько можно судить по имеющимся в бывшем Департаменте Торговли и Мануфактур данным, исходил от графа Игнатьева, в то время председателя общества для содействия русской промышленности и торговли2. 31 декабря 1892 г. он представил в Департамент доклад Е.И. Рагозина "О влиянии привилегирования изобретений на развитие промышленности" и просил, согласно заключениям этого доклада, чтобы закон 1833 г. был изменен в трех пунктах:

1) чтобы были уничтожены три абсолютные срока (3, 5 и 10 лет) и взамен их был введен общий максимальный срок в 20 лет;

2) чтобы единовременные пошлины (90 р., 150 р. и 450 р.) были заменены ежегодной пошлиной в 10 р., начиная с шестого г. действия привилегии;

3) чтобы ст. 183 о прекращении дела в случае подачи прошений на то же изобретение несколькими лицами была заменена постановлением: привилегия выдается первому лицу, представившему описание изобретения (ср. § 51).

В ноябре 1893 г. было испрошено Высочайшее разрешение на внесение в Государственный Совет проекта нового закона — и затем работы начинают деятельно подвигаться вперед.

1 На основании трехтомного "дела" Департамент Торговли и Мануфактур, 1893 г., № 15.

* Замечу, что изложение §§ 59 и 60 имеет исключительно оценочный характер.

2 Несомненно, что недостатки закона 1833 г. обсуждались много раньше в И.Р. Техническом Обществе, например, на съезде 1882 г. Я не касаюсь этих работ, потому что они не имеют почти никакого юридического характера, сводясь к бесконечно-однообразным спорам: как понизить пошлины? - как ускорить делопроизводство? - выдавать ли привилегии иностранцам? и т.д.

777

9 августа 1894 г. проект был сообщен на заключение членам Мануфактурного Совета и некоторым другим сведущим лицам. Проект этот (в дальнейшем тексте я называю его "Проект I") распадался на две части: I. Общие положения и II. Порядок производства и рассмотрения дел о привилегиях.

Постановления этого проекта могут быть разделены на четыре категории:

A. Такие, которые взяты были проектом I из старого Устава промышленности и не перешли в окончательное Положение. Сюда относятся:

Статья 1 (пересказ ст. 167 Устава): "изобретение есть собственность изобретателя".

Статья 2 (пересказ ст. 168 Устава): "что такое привилегия?"

Статья 3 (пересказ ст. 169 Устава): "в чем ручается правительство, выдавая привилегию?"

Статья 10, прим. (пересказ, ст. 170, прим.): "о подсудности".

Статья 19 (пересказ ст. 172): "что есть контрафакция?"

B. Такие, которые взяты были проектом I из старого Устава и вошли в окончательное Положение. Сюда относятся:

Статья 4 (первая часть ее есть пересказ ст. 177 Устава): "кому выдаются привилегии?". Ныне ст. 2 Положения.

Статья 10 (пересказ ст. 170, с введением двухлетнего преклюзивно-го срока): "оспаривание выданных привилегий". Ныне часть ст. 26 Положения.

Статья 11 (пересказ, ст. 171): "о правах держателя привилегий". Ныне ст. 22 Положения.

C. Такие, которые сочинены были вновь, но в текст Положения не вошли. Сюда относятся:

Статья 4 (конец): "привилегии выдаются также и обществам, товариществам и фирмам (?)". Ср. ст. 177 и 193 Устава.

Статья 5, пункт б: привилегии не выдаются на изобретения, "явно противоречащие законам природы".

Статья 5, пункт г: привилегии не выдаются на изобретения "заведомо угрожающие вредом обществу или государственным доходам". Ср. Устав ст. 180, in fine.

Статья 6: "понятие существенной новизны".

Статья 8, прим. 1 : "пошлины могут быть вносимы за несколько лет вперед".

Статья 12: экспроприация изобретений.

Статья 22, прим. 1: формы чертежей, подаваемых при прошениях (ныне вынесено в инструкцию).

D. Hовые постановления, вошедшие в окончательное Положение. Сюда относятся:

Новизна (ст. 5, д, е и ж, ср. Положение, ст. 4, в, г и д).

Сроки (12 лет) и пошлины (2480 р. по прогрессивной шкале) - ст. 7 и 8 - (ныне изменено, ст. IV и ст. 16, начало).

Приоритет со дня подачи прошения, ст. 10 (ныне ст. 15).

Опубликование передач - ст. 13 (ныне ст. 25).

Дополнительные и зависимые привилегии, ст. 14 и 15 (ныне ст. 27, и 28).

Обязательная эксплуатация - ст. 16 (ныне ст. 24).

Порядок производства - ст. 20-32 (ныне ст. 5-14 и 17-21, с изменениями).

Утеря документов - ст. 33 (ныне) ст. 30).

Министерские инструкции - ст. 34 (ныне ст. 31).

Таким образом, главные достоинства проекта I заключались в следующих пунктах:

1. Предположено было учреждение (Комитет по Техническим Делам), которое отныне должно было централизовать все дела о выдаче привилегий, до сих пор разбросанные по разным министерствам. Этот же Комитет должен был заниматься выдачей привилегий как исключительной своей функцией - чего также не было при старом порядке: Мануфактурный Совет ведал, кроме привилегий, еще и много посторонних дел (ср. § 54).

2. Уничтожалась выдача привилегий на введение в Россию чужих изобретений (уст. пром., ст. 173).

3. Уничтожались абсолютные сроки выдачи привилегий с взносами пошлин praenumerando за весь срок сразу (уст. пром., ст. 185) - и предлагалось заменять их единообразной выдачей на двенадцать лет, с предоставлением просителю отказываться от своего права раньше срока (напр., не уплачивая соответственной пошлины). Самые пошлины разверстывались на ежегодно возрастающие взносы.

4. Уничтожалась ст. 176 Уст. пром. о невыдаче привилегий на оружие и военные приспособления.

5. Значительно ослаблялась строгость ст. 191 уст. о пром., относительно обязательной эксплуатации изобретений.

6. Уничтожалось запрещение передавать привилегии компаниям на акциях (ст. 193).

7. Вводилось неизвестное уставу о промышленности понятие охранительного свидетельства.

8. Вводилось понятие протестов третьих лиц против выдачи привилегий.

179

9. Упорядочивалось обжалование решений Комитета введением второй инстанции, чего совершенно не было в уставе (ср. ст. 182).

10. Установлялся приоритет со дня выдачи охранительного свидетельства (ср. уст. пром., ст. 183).

В течение сентября и октября месяцев 1894 г. стали поступать отзывы тех лиц и учреждений, коим Проект I был сообщен на заключение, и в том числе от Варшавского, Одесского и Московского комитетов Торговли и Мануфактур. Я не буду излагать этих отзывов в подробностях, так как их положения интересны лишь постольку, поскольку они нашли свое выражение в составленном на основании их "Проекте II". Этот второй проект был изготовлен в ноябре 1894 г. и немедленно же был разослан на заключение подлежащим министерствам.

Главные отличия Проекта II от Проекта I заключались в следующем.

1. Исключены были постановления относительно непатентуемости изобретений, "угрожающих вредом обществу или государственным доходам" и "противных общественной нравственности". Две эти нормы были заменены одной, тоже не особенно удачной: "предметы, угрожающие вредом государственным или общественным интересам (?)".

2. В определении понятия новизны была уничтожена утеря новизны для тех изобретений, которые "получили известность" не из "литературы" и не из "употребления" (а каким-нибудь иным способом, например, из лекции профессора).

3. Вычеркнуто было постановление о непатентуемости "таких незначительных изменений в известных уже предметах, которые, не заключая в себе признаков существенного изобретения или усовершенствования, представляют собою лишь решение простейших, встречающихся в промышленной практике, задач".

4. Введено было новое постановление о непатентуемости "питательных, вкусовых и химических продуктов, независимо от способов их изготовления".

5. Введено было постановление о солидарности русских привилегий с соответствующими иностранными (ср. Проект III, ст. 7, прим.,-стр. 183).

6. Уничтожена была ст. 19, содержавшая попытку определить понятие контрафакции1.

1 "Самовольное воипроизведение предмета привилегий в его существенных чертах, хотя бы при этом сделаны были некоторые маловажные изменения, а равно распространение, без согласия владельца привилегии, предметов, тождественных с привилегированными или сходных с ними в тех новых частях, которые вошли в состав выданной привилегии, составляют нарушение привилегии...". Можно радоваться тому, что эта "статья" не вошла в текст закона.

180

7. Введена была уплата 15 р. пошлины за каждый протест (в Государственном Совете эта пошлина опять была вычеркнута).

8. Уничтожена была возможность уплачивать патентные пошлины непосредственно в Комитет (что ныне создало массу затруднений, ср. кн. III, гл. 3).

9. Уничтожено было двойное опубликование выданных привилегий: в изданиях министерства и в "Собрании узаконений и распоряжений Правительства".

В ответ на Проект II поступили отзывы следующих учреждений1: Министерств юстиции, внутренних дел, земледелия и государственных имуществ, военного и морского - а также от особо учрежденной комиссии при Императорском Русском Техническом Обществе (наиболее подробная записка).

Сущность этих отзывов заключалась в следующем.

Министры внутренних дел и земледелия и государственных имуществ соглашались на централизацию патентного дела в Министерстве Финансов. Первый, следовательно, предлагал передать все дела о выдаче привилегий на лекарства из Медицинского совета - в Комитет по техническим делам. А второй давал такое же согласие на перенос дел об изобретениях, касающихся сельского хозяйства.

Министры военный и морской отказались присоединиться к проекту, поскольку он отменял ст. 176 Устава о промышленности (о непатентуемости оружия и воинских приспособлений). Они доказывали, что выдача патентов на этот разряд изобретений повлечет массу затруднений а также, что предлагаемый Министром Финансов институт экспроприации изобретений не может дать удовлетворительных результатов (все эти соображения подробно изложены в соответствующих частях догматической работы, ср. кн. II, гл. 1 и кн. III, гл. 5).

Министр Юстиции сделал несколько формальных замечаний, которые будут указаны при рассмотрении соответствующих статей действующего Положения.

Наконец, Императорское Русское Техническое Общество в подробно, но довольно плохо разработанной записке просило: 1) чтобы заведование выдачей привилегий было поручено особому центральному учреждению под председательством лица, назначаемого Высочайшей властью; 2) чтобы привилегии выдавались не менее как на 20 лет; 3) чтобы пошлины были значительно уменьшены и взимаемы в таком размере: 10, 20, 30 и т.д. рублей; 4) чтобы был определен максимальный срок делопроизводства (1 год) по каждому делу о выдаче привилегий; 5) чтобы представление "предварительного" (краткого) описания было

1 По данным представления Министра Финансов, 14 марта 1895 г., № 5641.

181

признано достаточным для получения охранительного свидетельства; 6) чтобы все судебные дела о привилегиях были сосредоточены в особом судебном отделении Комитета.

Насколько я мог проследить, ни одно из этих шести (а также остальных 21) пожеланий комиссии на редакцию окончательного проекта (III) не повлияло.

Окончательный проект был составлен в начале 1895 г. и в марте представлен в Государственный Совет.

От Проекта II он отличался лишь немногими несущественными изменениями. А именно:

1. В ст. 7 были вставлены слова "по желанию просителей".

2. Введено было новое примечание к ст. 9 (см. ниже текст Проекта III).

3. В конце примечания к ст. 10 было вычеркнуто постановление о том, что в случае споров о привилегиях "судебные места требуют заключения Департамента Торговли и Мануфактур".

4. Добавлен конец ст. 11.

5. Исключена ссылка в ст. 12, касавшейся экспроприации - на ст. 575-578 зак. гражд.

5. В ст. 21 уничтожены детальные постановления о формах чертежей; вместо них сделана была ссылка на "инструкцию".

7. Точнее определено значение охранительного свидетельства (ст. 23).

8. В ст. 25 прибавлено примечание о том, что о военных изобретениях, а также о лекарствах и сельскохозяйственных приборах Комитет должен запрашивать отзывы подлежащих министерств.

§ 60. Ввиду особенной важности Проекта III для понимания соответствующих постановлений действующего Положения, а также ввиду того, что этот проект до сих пор не был доступен публике, я позволяю себе привести из него первую, наиболее важную, часть ("Общие положения").

ПРОЕКТ (III)
положения о привилегиях на изобретения и усовершенствования

1. Всякое новое изобретение или усовершенствование, могущее быть предметом промышленного производства или употребления с промышленною целью, составляет собственность того лица, кем оно сделано, и лицо это, для обеспечения прав своих на эту собственность, может испросить себе исключительную привилегию.

2. Привилегия есть акт, выдаваемый правительством поименованному в нем лицу или лицам, свидетельствующий, что описанное в нем изобретение или усовершенствование было в свое время предъявлено правительству, и предоставляющий означенному лицу или лицам исключительное право пользоваться сделанным изобретением или усовершенствованием, как своею собственностью, на все время действия привилегии.

3. Выдача привилегии не выражает ручательства правительства ни в пользе и успехах заявленного изобретения или усовершенствования, ни в точной принадлежности такого лицу, получившему привилегию, но лишь свидетельствует, что предмет привилегии в том виде, как он в ней описан, не был ранее известен учреждению, заведующему делами о привилегиях, или привилегирован в России..

Примечание. Выдача привилегии не освобождает владельца последней от подчинения как существующим, так и могущим быть изданными постановлениям закона или распоряжениям правительства относительно производства или эксплуатации предмета привилегии.

4. Право получения привилегий предоставляется как русским подданным, так и иностранцам, и притом на одинаковых основаниях как самим изобретателям, так и правопреемникам их, в том числе обществам, товариществам, фирмам и т.п.

5. В изъятие из общего правила статьи 1 сего Положения, привилегированию не подлежат: а) основные начала, без указания способов или орудий к применению их с промышленной целью; б) изобретения, явно противоречащие законам природы, как, например, вечные двигатели; в) предметы, угрожающие вредом государственным или общественным интересам; г) изобретения, которые уже были привилегированы в России или получили применение без выдачи на них привилегии, или же были описаны в русской литературе с достаточной для воспроизведения их подробностью, до дня подачи прошения о выдаче привилегии; д) изобретения, известные за границей и там не охраняемые привилегиями, а также изобретения, привилегированные за границей на другое имя и не переуступленные в исключительное пользование лицу, испрашивающему на них в России привилегию; е) такие незначительные видоизменения в известных уже предметах, которые не заключают в себе признаков изобретения или усовершенствования, и ж) питательные, фармацевтические, вкусовые и химические продукты, независимо от способов их изготовления.

6. Привилегии выдаются при условиях, когда предмет изобретения или усовершенствования представляет существенную новизну: или а) в одной или в нескольких частях, или б) в совокупности составных его частей, или в) в своеобразном сочетании означенных частей, хотя бы таковые в отдельности и были до того известны, но в России не привилегированы.

Примечание. В состав одной и той же привилегии могут входить и несколько отдельных предметов, но при условии, когда они, в своей совокупности, составляют один определенный способ производства.

7. Действие выданных привилегий может быть продолжено, по желанию просителей, не долее двенадцати лет со дня их подписания, при условии своевременного взноса причитающейся за них пошлины (ст. 8).

Примечание. Срок выданной в России привилегии на изобретение или усовершенствование, привилегированное за границей, не может простираться долее окончания полного срока иностранной привилегии.

8. За пользование привилегией взимается особая в казну пошлина, уплачиваемая вперед за каждый год, в следующем размере: [20, 30, 40, 60, 80, 100, 150, 200, 300, 400, 500, 600 р. Всего 2480 р.].

Независимо от сего, просителями, на расходы по рассмотрению прошения и на публикации, вместе с подачей прошения вносится тридцать рублей.

Примечание 1. Означенная в сей статье пошлина за пользование привилегией может быть вносима, по желанию просителей, и за несколько лет вперед.

Примечание 2. Деньги, внесенные в уплату на предварительные расходы по рассмотрению прошения, а также и самая пошлина за пользование привилегией ни в каком случае не возвращаются.

Примечание 3. В случае удостоверенной бедности просителей, Министру Финансов предоставляется право освобождать их от уплаты указанной в сей статье пошлины за первые три г. действия привилегии и выдать без взноса оной привилегию, под условием прекращения ее действия, если проситель не внесет пошлины полностью в течение трех лет со дня выдачи привилегии; но правило это не относится к взносу на расходы по рассмотрению прошения.

9. Привилегии на изобретения или усовершенствования выдаются первому заявившему о том ходатайство, хотя бы во время производства дела поступили просьбы и от других лиц о выдаче привилегии на тот же предмет.

Примечание. Если в один и тот же день поступят от двух или более лиц прошения о выдаче привилегии на изобретения или усовершенствования, которые по рассмотрении окажутся новыми, но тождественными между собою, то означенные лица поставляются о сем в известность, на предмет соглашения между ними для получения привилегии на общее их имя. Если согласия (sic) о сем, удостоверенное надлежащим порядком, не будет доставлено в течение шести месяцев со дня, помеченного на объявлении, привилегия на означенное изобретение выдана быть не может, за исключением случаев, когда судом будет установлено, кто именно из заявивших должен быть признан первым, имеющим право на получение привилегии.

10. Привилегия, правительством выданная, не лишает никого права, в течение первых двух лет со дня ее опубликования, оспаривать судебным порядком как принадлежность поименованного в оной изобретения, так и правильность самой ее выдачи.

Примечание. Все споры о привилегиях разрешаются в общих судебных установлениях, на основании устава гражданского судопроизводства, а в местностях, где не введены в действие судебные уставы, - порядком, определенным в законах о судопроизводстве и взысканиях гражданских.

11. Получивший привилегию имеет право во все время действия оной пользоваться поименованным в ней изобретением или усовершенствованием, как исключительной своей собственностью, и вследствие того может: 1) употреблять, изготовлять и распространять предмет изобретения; 2) дарить, завещать или иным образом уступать привилегию, на законном основании, другому лицу, а также товариществам или компаниям, и 3) преследовать по суду подделку и всякое нарушение его прав по привилегии, а равно искать удовлетворения в понесенных от того убытках. Сверх того, получивший привилегию приобретает право преследовать по суду всех лиц, нарушавших, - в промежуток времени со дня опубликования в указанных в ст. 23 периодических изданиях о выдаче охранительного свидетельства до дня выдачи привилегии, - его права как изобретателя.

12. Когда, по соображениям государственной или общественной пользы, правительством будет признано необходимым изъять привилегию из частного обладания в свое исключительное пользование, либо сделать предмет оной общим достоянием, то право на такую привилегию отчуждается на основании особых, в установленном порядке утвержденных, правил. На тех же основаниях устанавливается и всякое иное пользование Правительства выданною кому-либо привилегией.

13. О всякой передаче права на привилегию должно быть доведено до сведения Департамента Торговли и Мануфактур, который делает об этом публикацию за счет заявителя. При означенном заявлении необходимо представить и надлежащие документы, удостоверяющие совершение передачи.

14. До истечения первого г. со дня выдачи привилегии изобретатель или его правопреемник могут просить о выдаче дополнительной привилегии; она, однако, отнюдь не должна касаться существа тех новых частей, на основании новизны которых привилегия была выдана, а может лишь расширять объем выданной привилегии прибавлением новых частей, или присоединением указаний о пользовании привилегированным предметом, необходимых для достижения предположенной изобретателем цели. Дополнительные привилегии подлежат оплате суммою в 30 р. на предварительные расходы по рассмотрению - при подаче прошения, и пошлиною в 20 руб. - пред выдачей привилегии. Изобретения и усовершенствования, существенно изменяющие новые части, указанные в главной привилегии, подлежат рассмотрению на общем основании.

15. Привилегия на усовершенствование, дополняющая или изменяющая главную привилегию, выдается также всякому постороннему лицу на общем основании, но преимущественное право на получение такой привилегии, до истечения годичного срока со дня выдачи главной привилегии, принадлежит лицу, получившему эту последнюю. Постороннее лицо, получившее привилегию на усовершенствование, может пользоваться новыми частями главной привилегии только с разрешения ее владельца; в свою очередь, этот последний может пользоваться сделанными изменениями или новыми частями, указанными в привилегии на усовершенствования, выданной постороннему лицу, не иначе, как с его разрешения.

16. Привилегии, испрашиваемые на предметы, к производству коих в России не усматривается затруднений, могут быть выданы, по усмотрению правительства, с оговоркою, что действие их, по истечении трех лет со дня выдачи привилегии, будет прекращено, если владелец привилегии ограничится только ввозом таких предметов из-за границы, но не организует, сам лично или через кого-либо производства этих предметов промышленным путем в России и не представит об этом, в упомянутый срок, в Департамент Торговли и Мануфактур надлежащего удостоверения фабричного инспектора, губернского механика или других подлежащих правительственных лиц, или учреждений, по определению Министра Финансов.

17. Привилегии прекращаются: 1) истечением срока (ст. 7); 2) невнесением установленного пошлинного сбора вперед за каждый год действия привилегии (ст. 8); 3) несоблюдением установленных в ст. 16 правил о приведении в существенное действие; 4) если в течение первых двух лет со дня опубликования привилегии поступят от заинтересованных лиц заявления о недействительности ее и судом будет доказано, что привилегия выдана не по принадлежности или вопреки установленным правилам.

Примечание 1. Срок дополнительной привилегии заканчивается со сроком главной.

Примечание 2. Действие привилегии может быть прекращено судом полностью или только в отношении некоторых частей.

18. О прекращении привилегии публикуется во всеобщее сведение, и тогда всякий имеет право беспрепятственно пользоваться тем изобретением или усовершенствованием, на которое выдана была привилегия.

Проект Министерства Финансов был рассмотрен в Государственном Совете в начале 1896 г. (общее собрание 29 апреля 1896 г.) и подвергнут значительной переделке. Эта переделка, прежде всего, касалась системы изложения, которая была значительно улучшена. Затем, редакционная сторона закона также много выиграла после обсуждения его в департаментах. Что же касается изменений по существу, то я не могу излагать их здесь, так как я принужден бы был предвосхитить выводы моей догматичекой части.

Замечу только, что в Государственном Совете, кажется, впервые коснулась проекта рука знающего юриста (до тех пор обсуждали закон все только техники...). И если бы не изменения, внесенные именно Государственным Советом, то закон о привилегиях причинял бы толкователям еще много больше горя, чем теперь.

Московский Либертариум, 1994-2020