Unfair use

Максим Отставнов, [email protected]
Опубликовано: 26.2.2002

Журнал "Компьютерра" | http://www.computerra.ru/ Этот материал Вы всегда сможете найти по его постоянному адресу: http://www.computerra.ru/offline/2002/432/16274/

Дурацкая ситуация, в которой оказались американские законодатели, понятна. С одной стороны, публично вытирать ноги о собственную конституцию, в которой хорошим английским языком сказано, зачем и в каких пределах вводится институт авторских и других исключительных прав, не очень удобно.
С другой - игнорировать частные интересы медиа-отрасли, занимающей серьезное место не только в статистике внутреннего продукта, но и в экспорте страны, с каждым годом все труднее. И не важно, насколько эти цифры отражают реальный оборот продуктов и услуг, а насколько - эмиссию фиктивных прав, - деньги не пахнут.

К чести американцев, нужно сказать, что сопротивлялись они долго. В стране, где демагогия идеологов "интеллектуальной собственности" оплачивается очень хорошо, ее проникновение на нормативный уровень затянулось аж до 1998 года: слова "интеллектуальная собственность" впервые появляются в печально известном DMCA. Но вряд ли "интеллектуальные собственники" чувствуют себя обиженными: зато, не изменяя объем их правомочий формально, по сути DMCA дает им в руки (технический) инструментарий для самостоятельного захвата дополнительных правомочий и грозит несогласным всякими суровыми карами.

Регулирование "средств обхода защиты контента" направлено, конечно же, не против "пиратов" (те как плевали на копирайт, так наплюют и на это регулирование, а технически снять любую шарлатанскую "защиту", право же, несложно), но против всех противовесов исключительным "имущественным" (отчуждаемым) правам, заложенных в институт авторского права. Против добросовестного использования в личных и общественно значимых некоммерческих целях. Против исчерпания прав в отношении экземпляра, правомерно пущенного в оборот. Против организации эффективного оборота произведений, срок охраны "имущественных" прав на которые истек.

Сценарий заключался, видимо, в том, чтобы, не отрицая прав аудитории, закрепляемых концепциями добросовестного использования, исчерпания и истечения срока прав, сделать их чем-то крайне сложно осуществимым, "факультетом ненужных вещей": есть экземпляр произведения, есть право изготовить копию при соблюдении определенных условий, но технически это злонамеренно затруднено, а те, кто мог бы помочь, запуганы до полусмерти. DMCA с большим основанием можно было бы назвать законом об охране злостных нарушителей авторского права.

По большому счету, проблемы DMCA должны решаться в рамках законодательного и конституционного процесса в Америке, а то, что проблемы эти весьма серьезны, чувствуют, видимо, и сами инициаторы: не случайно в качестве жертв первых "показательных процессов" выбраны иностранные граждане и компании. Возможно, если бы то же дело проф. Фелтена, упоминаемое Игорем Моцным в сегодняшней компьюномической статье (и освещавшееся нами), прошло бы все судебные стадии, развязка была бы более быстрой.

Я полностью согласен с нашим сегодняшним автором в том, что угроза подобной эрозии института авторского права существует и в России. В то же время исходные позиции у нас неплохи.

Российское законодательство об авторском праве далеко не идеально, но оно содержит, во-первых, традиционный для континентальных правовых систем блок неотчуждаемых ("личных") прав автора ("моральных" прав, как их называют англосаксонские юристы), а во-вторых, подробно расписанные правомочия "добросовестного использования" опубликованных произведений (хотя сам термин "добросовестное использование" у нас не принят).

Серьезным "проколом" стало усечение объема правомочий, относящихся к "добросовестному использованию", в Законе "О правовой охране программ для ЭВМ и БД" 1992 года и соответствующей статьи Закона "Об авторском праве..." 1993 года. В нем, фактически, "имущественные" права распространены на сферу частного не только копирования, но и исполнения ¹, что к домену copyright (исключительных "имущественных" прав) не относится и относиться не может. Причем новация проведена втихую, за счет "подкрутки" определения "воспроизведение", слепляющей в один неразличимый комок воспроизведение-копирование (получение нового экземпляра) и воспроизведение-исполнение (в ходе которого неизбежно "копирование" в оперативную память, так же как, впрочем, при исполнении фонограммы неизбежно "копирование" сигнала в динамик).

Сожаление вызывает не столько факт ничем не сбалансированной передачи дополнительных правомочий одной из сторон, сколько сама атмосфера, в которой серьезные юридические новации вводятся за счет, по сути дела, каламбура, игры слов.

Вот это и настораживает, настораживает легковесный подход к серьезным вопросам, то или иное решение которых может привести к весьма "долгоиграющим" последствиям.

1 (обратно к тексту) - Мне доводилось слышать совершенно фантастическую аргументацию в смысле того, что предоставление аудитории прав на исполнение и копирование в частных целях компьютерных программ убьет-де рынок разработки и распространения программ, специально рассчитанных на "домашнее" использование. При этом, видимо, предполагается, что основная масса аудио- и видеоносителей, в отношении содержания которых права fair use определены, предназначена не для домашнего использования. Если приглядеться к рынку "самых домашних" программ - компьютерных игр - в странах со сравнительно низким уровнем "пиратства", - можно обнаружить, что модель ценообразования на них явно тяготеет к рынку аудио- и видеопродукции, а не к рынку лицензий на проприетарное ПО, используемое обычно в бизнес-контексте. Видимо, игроки, осознанно или неосознанно, прямо или косвенно, "закладываются" на то, что копирование в частных целях (законное или нет) будет рассматриваться потенциальным покупателем носителя как альтернатива.