Замечания по поводу канонического текста Хартии

Дело о мегабайте

O количественных ограничителях. На самом деле их в хартии вообще нет. Не случайны слова: "цифры ориентировочные". В единственном месте авторам документа изменила решительность. Они объявляют, запрещают, устанавливают - а цифирку-то назвать им слабо. Раз ориентировочные, то в некоем окончательном тексте хартии, каковым не может считаться, следовательно, настоящий текст, кто-то более умный (или те же авторы, поумнев) назовут сакральные числа, которым будет суждено сыграть в истории человечества роль, неизмеримо превышающую роль чисел "пи" и "е". Отсутствие решительности я истолковываю как неосознаваемое авторами ощущение чужеродности предлагаемых ограничений.

Если авторы и установят какое-то твердое количественное ограничение, то они должны представить себе поведение своих наследников у руля государства (ведь государство они не упраздняют, и управлять им по-прежнему будут самые достойные люди, сравнимые лишь с авторами хартии). Эти наследники будут знать, что отход от положений всех остальных статей хартии будет не просто ее нарушением как таковым; он будет означать и отказ от благородных принципов, впервые (или не впервые) сформулированных Тройкой. Отказ от принципа - это трудный шаг, и для порядочных людей чаще всего именно он выступает ограничителем в их действии. Мораль регулирует общество гораздо в большей степени, чем право, а хартия претендует на то, чтобы выразить некие моральные нормы современности. Но какой принцип нарушит превышение количественных пределов? Принцип слепого подчинения калькуляционным способностям Г.В.Лебедева, В.А.Найшуля и Г.В.Сапова, чьи набальзамированные останки уже много столетий служат святыней человечества? Потомки скажут: принципы Тройка определила на века, но конкретных обстоятельств нашей жизни, конечно, предусмотреть не могла. Замена атомов в молекулах ДНК и перемещение Солнца на новую орбиту - такие события, что можно увеличить государственные расходы до 10,0000001 процента, а размеры инструкций - на 1 килобайт. В конце концов, закон может ограничивать применение оружия, а сколько еще опасного оружия наизобретает человечество!

Можно быть повъедливее и спросить: как предполагается считать "расходы страны" и "национальное богатство"? Надо ли прилагать к хартии составляющую ее неотъемлемую часть статистическую инструкцию? И не являются ли статистические методы и результаты всего лишь следствием некоторых экономических теорий, преходящих интеллектуальных конвенций? Сохранится ли советская система тотального государственного статистического учета? Надо ли понимать, что государство вынуждено будет ввести регистрацию всякого прироста национального богатства и всех расходов страны просто для того, чтобы узнать пределы собственной деятельности (и, конечно, следить за укрывающимися - они самим фактом сокрытия богатства и расходов наносят ущерб государству, а оно состоит из юридических лиц и будет взыскивать ущерб через суд)?

Наконец, почему авторы забыли однозначно указать, что это вообще такое - "национальное богатство" и "расходы страны"? Общественность просит разъяснить.

Относительно статутного права (авторы почему-то назвали его "статусным"). Рано радоваться за "среднего человека": он, может быть, и осилит зазубривание "статутов", но прецеденты ему точно все не выучить. Известно, что суды могут творить свое право в случаях отсутствия указаний законодателя; даже в СССР эта возможность была предоставлена Пленуму Верховного Суда СССР. Так что любые внешнее ограничения на законодательство заставит общественную потребность в регулировании излится в судебное нормотворчество.

И, как и выше, повисает вопрос о методах "измерения" объема права.

Я должен согласиться с замечанием Лебедева, заявившего мне, что в хартии имеются и другие произвольные места, помимо "мегабайта". Только означать это должно вычищение хартии как актуального документа при сохранении ее как документа исторического.

Лебедев мне указал на произвольность ограничения налогов списком из НДС и подушного налога. Совершенно верно. Долой налоги! В хартийном государстве все платят только то, что сами обязались платить либо были обязаны решением суда.

Хартия как правовой акт

Вызывает сомнение статья 6 о верховенстве хартии и убеждение авторов в том, что хартия является юридическим документом, притом как бы по определению. Видимо, в своем упорном нежелании ознакомить публику с текстом хартии авторы исходят из принципа, что незнание закона не освобождает от обязанности его выполнения, и вскоре пришьют российскому народу тотальное дело о неисполнении самого главного юридического акта.

На самом деле хартия не может являться юридическим документом и по той роли, какую подобный документ должен играть в жизни нации, и невозможности практической реализации (из-за слабой терминологической проработанности, неоднозначности), и просто по механизму ее действия.

Хартия не говорит о том, что она понимает под "свободой", особенно "свободой деятельности". Статья 1 неявно определяет свободу как возможность ненасильственной деятельности, а статья 4 определяет насилие как любое ограничение свободы. Подозрительно похоже на замкнутый круг!

Хартия не говорит о том, что она понимает под "собственностью", а ведь именно собственность является одним из определений свободы.

Как неопределенный, декларативно-туманный документ, хартия, будь она наделена правовым статусом, потребует неустанной интерпретации. И уж наинтерпретировать можно все, что угодно!

Пожалуйста: что такое "оружие"? Средство насилия? Но почти все орудия человеческой деятельности могут быть ими. Выпускание дыма из труб не всегда есть насилие, но вполне может им быть; следственно, печь есть оружие; следственно, государство может в принципе регулировать ее "применение". Что же осталось от запрета на ограничение по соображениям общественной пользы?

"Государство не может владеть имуществом иначе..." Но государство, судя по хартии, состоит исключительно из юридических лиц. Эти лица могут (см. статью 1) приобретать землю, и собственность эта будет (см. статью 2) неприкосновенна. Каким образом будет тогда реализовываться положение о "не владении государства имуществом иначе как..."? Отобрать имущество нельзя - ведь юридические лица, являющиеся государственными органами, не могут быть дискриминированы по этому признаку, так как это запрещает статья 3.

Что такое "орган государства" (который должен являться юридическим лицом)? Точнее сказать, несет ли он гражданскоправовую ответственность за деяния, совершенные им по санкции, данной ему при учреждении или формировании именно как государственного органа? Так, суд, безусловно, может быть ответчиком по иску о неплатеже арендной платы за занимаемое им помещение; но будет ли он возмещать ущерб, понесенный в результате его несправедливых приговоров? а справедливых приговоров?

Неясно, что авторы подразумевали под терминами "лица" или "никто", "никого", "все" и т.д. Судя по статье 1, лица (дееспособные лица) - это и граждане, и юрлица. Но наша цель - защита прав именно людей, а не юридических фантомов, создаваемых для облегчения людской жизни.

Более фундаментальный вопрос: что такое государство? Это "высшая инстанция, принимающая решения и т.д.". Что-то похоже на "ядро политической системы, направляющую силу общества"... Что означает "принятие решений"? Государство - это не юридическое лицо, так как его органы (?) обязаны быть ими. Что есть государство в отличие от набора своих органов? Как можно проследить за исполнением им его обязанностей? Кому вчинять иск - конкретному органу? То есть государство сводится к совершенно непонятному классу лиц с неясными взаимоотношениями, происхождением и статусом - "органам".

Насколько можно судить, из текста Хартии вытекает, что вся земля данной страны является объектом частной собственности и ни в коем случае не может принадлежать государству (кроме "прямо предназначенной для осуществления дозволенной деятельности" - что это означает, неведомо. Или можно отбирать законно, на основании статьи 1, приобретенную землю у государственного юридического лица?). Значит ли это, что их владельцы могут образовать некое сообщество, мини-страну, допуская туда новых лиц только в соответствии с договором о подчинении установленным владельцами правилам? Тогда любое нарушение хартии можно будет инкорпорировать в этот договор и великое дело пойдет прахом.

Наконец, в хартии отсутствует такая важнейшая часть нормального правового документа, как порядок ее изменения. Американская конституция с ее Биллем о правах, мифологизированный образ которой становится все более популярен у нас, предусматривает такой порядок. Отцы-основатели понимали, что писание законов сразу на века - занятие бесперспективное.

Между прочим, американская конституция писалась для целей, строго противоположных тем, которые ставят авторы хартии. Ее задачей было организовать сильное централизованное государство (по тогдашним меркам) на месте слабого и децентрализованного. Билль о правах был инкорпорирован в конституцию как раз для того, чтобы задобрить антифедералистов, которые усматривали в новом государственном устройстве зародыш будущих нарушений подлинной свободы (и оказались правы...).

Я все более склонен считать, что отказ от Статей конфедерации в пользу конституции и предотвращение сецессии в Гражданской войне принесли Штатам могущество, но лишили свободы.

Еще одна особенность американской конституции - высокая степень расплывчатости, неопределенности. Она позволяет последующим поколениям видеть в ней то, что им больше всего нравится, и открывает огромное пространство для интерпретации. Потому-то она и жизненна.

Здесь мы подходим к очень важному противопоставлению. Законы изменчивы и преходящи, а принципы тверды и вечны. Стремясь к стабильности хартии, необходимо отбросить ее понимание как юридического документа и выбросить соответствующие процедурные примочки.

Люди, государство и законы

Хартия, как представляется, исходит из постоянного, хотя и неявного противопоставления "людей" ("лиц") и государства, а также их вместе взятых - и "закона".

Предположение, что Закон может действовать сам по себе, вопреки воле людей - это одушевление понятия. Закон не может быть ничем, кроме специфического выражения актуальной воли людей. Если они расходятся, мертвый закон будет растоптан живыми людьми.

Есть просто бесконечный опыт. Всю вторую половину XIX века образцом в Европе служила бельгийская конституция 1830 года. С нее списали, я думаю, добрый десяток конституций - и где они? Какова судьба тех законов, которые американцы нарисовали для тихоокеанских стран после Второй мироваой войны? Что стало с африканскими конституциями?

Предписывать законы - глупо, если они не существуют имплицитно в системе ценностей решающей части общества.

Авторы хартии, похоже, не вполне ощущают отсутствие абсолютной границы между государством и гражданами. Это видно из того, что они постоянно пытаются как-то ущучить государство. У авторов какой-то фрейдистский комплекс - они государство ненавидят и боятся, уничтожают и все время ожидают его чудовищного возрождения. Слишком много чести для государства!

В конце концов, зачем авторы вообще его сохраняют? Упразднить его, ди и дело с концом. Но нет, боятся. Значит, уважают.

Вот это и называется манихейством, верой в дьявола вместо веры в бога. Целью становится не приближение к богу, а бегство от дьявола.

По приписываемой силе авторы расставили людей (общество), государство и закон абсолютно наоборот по сравнению с реальным положением вещей. У них слабое общество постоянно страдает от более мощного государства, но может быть защищено могучим законом (хартией).

Авторы просто удвоили и даже утроили сущности. Я убежден, что не бывает государства, принципиально вредного людям - просто потому, что государство является формой реализации их интересов. Другое дело, как оценивать эти интересы - нам сегодняшним вчерашние интересы кажутся безумными, так ведь и живем мы не вчера. Государство меняется вместе (или чуть позже) с изменениями системы ценностей, господствующей в обществе.

Так что надо быть проще. Надо сформулировать принципы и не пытаться придумать будущее.