Год Гайдара

Опыт гайдаровского года поистине бесценен. Сторонники либеральной реформы получили наиболее весомые доказательства своих, по мнению многих, экстравагантных утверждений. В России невозможна реформа иная, нежели либеральная. Вариант "экономики просвещенного государства" позорно рухнул.

Еще и еще раз повторю: нынешняя, послеавгустовская власть в России - не первая посткоммунистическая, а последняя коммунистическая. Сегодня в просвещенных кругах принято коммунизм считать бранным словом, синонимом вселенского зла. На самом деле коммунизм в своих основаниях исходит из желания насильно облагодетельствовать человечество или его часть. Желания, может быть, доброго, но аморального.

* * *

Мы имеем драгоценный опыт подлинной реформы. Я говорю о ликвидации цензуры (Главлита). Контроль потоков информации был не случайным порождением саморасширяющейся государственной машины, а ее фундаментом.

Техника и образование подкосили этот контроль. Он оказался в нокдауне при появлении магнитофона, особенно кассетного; нокаут ему нанес ксерокопировальный аппарат. Протяни он еще пяток лет - персональный компьютер окончательно добил бы его. Спрос на квалифицированную рабочую силу требовал от режима увеличить производство думающих людей, а думать - означает постоянно пытаться преодолеть внешне заданные информационные барьеры и логические конструкции.

Но этот контроль был именно реформирован, и реформирован самым что ни на есть образцовым образом. Фактически вместо реформы цензуры - ее отменили. Исчезла контора, исчезли люди, по профессии и должности вскрывавшие вред от свободы печати и информации. И ничего, и все остались довольны, и никакие государственные секреты (что за абсурдное выражение! Секреты могут быть только личные, интимные или коммерческие, за счет фирмы, - я же как налогоплательщик не собираюсь оплачивать сокрытие того, что делается за мои деньги, от меня же самого) не подорвали наше благоденствие.

А теперь попробуем вообразить, что бы стало с цензурой, если бы ее реформировали по-гайдаровски.

Конечно, публикации на социально-экономическую тематику теперь не цензуровались бы никаким московским Главлитом. Они бы контролировались всего лишь областным управлением печати по усмотрению местной администрации и Совета.

Художественная литература печаталась бы вообще без цензуры (отечественная, конечно, - для печатания переводных книг надо было бы просто-напросто получить общую лицензию в Министерстве печати и информации и квоту на конкретное количество печатных листов в Управлении информационного рынка Министерства внешнеэкономических связей).

Политическая литература, понятное дело, затрагивает слишком серьезные общегосударственные интересы, и предварительное разрешение на ее публикацию давал бы совершенно новый орган - Комитет по защите свободы слова при Президенте Российской Федерации, созданный на базе торжественно упраздненного Главлита во главе с каким-нибудь писателем. Россия вступила в эпоху плюрализма, политические дискуссии очень разнообразны, не то что при проклятом застое - и новый Комитет срочно начал бы создавать специальные управления контроля монархической печати, красно-коричневой печати, демократической печати, а также специальное Четвертое управление печати по проблемам межнациональных отношений с откомандированными экспертами Министерства безопасности.

Новый демократический начальник цензуры начал бы смелую борьбу за свободу печати. Десятки журналистов, в том числе из провинции, добросовестно приступили бы к освоению нелегкого цензорского дела. Под давлением реакционной части Съезда народных депутатов и некоторых околопрезидентских кругов ряд газет, конечно, пришлось бы закрыть. Но сохранение (с небольшими кадровыми жертвами) большей части печати и даже разрешение на выпуск новых изданий, бесспорно, обеспечили бы новому цензурному начальству места в Пантеоне рядом с Никитенко и Гончаровым.

Наш пример - не просто анекдот. История Госкомцена, восставшего из пепла, позволяет провести более глубокие аналогии.

А если говорить серьезнее, то слишком часто и во многом реформа образца 1992 года исходила из принципа "поставить хороших людей". А куда поставить? На старые должности, в старые конторы. Слишком увлеклись переименованием и преобразованием ведомств. Вместо их упразднения - на их, как говорится, базе создавали новые, с теми же или минимально измененными правами и обязанностями.

Оказалось, что место сильнее человека. Ведь "место" - это не бездушный набор шкафов, столов и телефонов, а сложная и стройная система таких же живых людей, старательно и добросовестно делающих вредное и ненужное дело. Этих людей много, и они заставляют жить "нового человека" своей жизнью по своим правилам.

Кстати, можно предположить, что сознательно или бессознательно, но проходила и селекция внутри ранее не очень структурированного круга так называемых "молодых экономистов". Старая система управления "переварила" практически всю молодежь, которая в нее попала, - но попала, и была приглашена, и согласилась пойти в нее в основном та молодежь, которая была уже внутренне готова командовать. По-новому, конечно, по-научному. Умными словами, то есть. А можно и старыми.

Часть проколов была просто скандальной. Так, существование Госкомцена даже не должно было подлежать обсуждению в круге людей, называющих себя экономистами. Однако его переделали сперва в комитет при Минэкономики, а потом, в самый гайдаровский разгар, даже повысили его статус, сделав самостоятельным. Теперь это ведомство интенсивно распространяет гниение вокруг себя, на каждом углу пропагандируя абсурдные предложения по контролю цен под собственным руководством, по созданию своих территориальных подразделений и т.д.

А как объяснить сохранение Госплана? И даже культивирование представления об особой реформаторской роли этого учреждения? Если они там в Госплане здорово умеют считать да прогнозировать - пусть делают это на коммерческой основе. В бизнесе профессиональным аналитикам платят очень даже хорошо. И пусть их рекомендациям следуют те, кто им доверяет, а не все те, кому просто выпало несчастье проживать с ними в одной стране. Честно сказать, я не верю в количественную прогнозируемость нашей экономики на нынешнем этапе вообще, а в возможности Госплана - особенно. Так что более реалистическим способом отвязаться от него без головной боли мне видится коммерциализация Госплана не как интеллектуального центра, а просто как владельца бесценных конторских помещений и развитого соцкультбыта. Сплошная польза и накакого вреда. Торговля всем этим добром вполне обеспечит персонал Минэкономики полезным и доходным занятием, возможности реального бизнеса возрастут, а у властей свалится гора с плеч.

Члены так называемой "команды Гайдара" очень часто, отвечая на упреки в непоследовательности и даже реакционности некоторых их мер, ссылаются на давление со стороны - парламента, президентских денщиков, оппозиции, профсоюзов и т.д. Хочется спросить - так что же вы молчали? Ведь ваше открытое выступление, обличающее указание на конкретных противников было бы мощнейшим орудием. Вместо этого была разыграна комедия отставки на Шестом съезде, и именно тогда, когда она не диктовалась борьбой за конкретное дело, решение, мероприятие (говорилось, будто эта комедия добавила Правительству особый авторитет и независимость от Верховного Совета) - по поводу совершенно безобидного постановления. Неовооруженным глазом было видно, что верхушка вполне манипулируемого съезда никоим образом не желала снимать Правительство. Зато потом, когда рекой потекли кадровые и институциональные перестановки, анекдотические указы и законы, когда, наконец, Гайдара с командой стали "съедать" - командная способность к совместным действиям как-то не проявилась...