Итоги реформ: взгляд социолога

Реальные экономические и социальные изменения в России за последние два с половиной года не были прямым результатом деятельности ни "правительства реформ" Гайдара, ни сменившего его "правительства практиков" Черномырдина. Это косвенный результат очередной неудачной попытки заставить страну жить по теоретической схеме. Реформаторы-идеалисты, движимые сугубо марксистской идеей доминирования экономических законов над социально-политической и административной реальностями, создали условия для того, чтобы освободить социальные группы, сформированные реальным социализмом, от пут каких-либо законов. Теперь в борьбе отраслевых и региональных групп с федеральной властью и между собой возникают новые правила, которые лет через десять, наверное, новое поколение университетских экономистов будет изучать, называя российскими модификациями общеэкономических законов.

Российское государство с 1991 года внешне изменилось до неузнаваемости и в то же время осталось родным: халявно-нахрапистым.

В реформаторской деятельности правительства Гайдара, с моей точки зрения, воплотились высшие достижения воровской логики этого государства. Члены "команды" пришли к власти с заимствованными на "Западе" идеями, намереваясь с помощью западных же кредитов направить энергию распада социалистического государства в русло формирования отечественного рынка. У них мало что получилось, не на тех напали, что называется.

Идеология умеренного экономического либерализма в применении к России оказалась неадекватной прежде всего потому, что новых экономических агентов не устраивала ее умеренность, а последователей социализма - ее радикальность. Установленные реформаторами границы государственного регулирования экономики оттолкнули от правительства людей, занятых личной приватизацией государственного имущества (бывшие госчиновники, ставшие банкирами и заводчиками, немедленно нашли способы практически полной элиминации государства из той, в основном заграничной, экономической ниши, которую заняли -- отсюда неконтролируемый экспорт капиталов и сырья) и спровоцировали ненависть госбюджетников всех видов, лишив их уверенности в завтрашнем дне и гарантированного государством потребительского статуса.

Устрашение потенциальных кредиторов последствиями неконтролируемого распада остатков СССР также мало что дало. Кредиторы может быть что-нибудь и дали бы существенное, но людям, контролирующим не только экономическую модернизацию, но и военно-политическую структуру. Правительство Гайдара никак не удовлетворяло этим требованиям и потому необходимых объемов кредитов не получило.

Тем не менее, позитивное значение года пребывания экономистов у власти очень велико. Однако это совсем не те достижения, о которых говорят Гайдар и его сторонники.

Позитивные итоги года "радикальной экономической реформы" -- это, на мой взгляд, как раз то, что ставится ему в вину социалистическими и фундаменталистскими оппонентами. Они заключаются в усилении социального расслоения, в коммерциализации власти (т.е. в увеличении коррупции), в обретении социальной структурой динамики за счет того, что все большая часть населения вынуждена "крутиться", но не потому, что у них такие ценности, а просто для выживания, а также деструкция административно-территориальной структуры России.

Насилие, совершенное интеллектуалами-экономистами над социальной структурой (а не над экономикой, как считают они сами) привело к началу конвертации государственных статусов, к практически легальному определению того, что стоит тот или иной государственный пост или необходимое экономическое и политическое решение. Повальная коррупция и взяточничество, разрушающее многоуровневую структуру имперского управления, с моей точки зрения, гораздо меньшее зло, нежели очередная революция (то есть насильственное изменение социальной структуры и отношений собственности), в результате которой к власти пришли бы люди, стремящие строить какое-нибудь очередное светлое будущее.

До недавнего времени в стране не было социального слоя, жизненно заинтересованного в экономической либерализации и в формировании другой политической системы. Реформы правительства Гайдара облегчили формирование этого слоя, нуждающегося прежде всего в реальном изменении отношений власти и собственности. "Новые люди" заинтересованы в ускорение социального расслоение (это увеличивает их социальную базу) и в формировании силовых институтов, которые могли бы контролировать поведение "новых люмпенов" (обратной стороны процесса формирования слоя "новых богатых").

Коммерциализация власти, как бы внешне неприглядно она не выглядела, также ускоряет формирование слоя "новых людей", заинтересованного в реальных изменениях отношений власти и собственности.

Новые люди заинтересованы в сильном государстве. Эта заинтересованность проявляется (в искаженной форме) в локальных действиях по созданию собственных систем безопасности, в успешных попытках "выходить" на отдельных государственных функционеров, делая их своими агентами влияния. Но локальные преференции, получаемые отдельными "новыми людьми" или их группами взаимонейтрализуются и ускоряют распад существующих государственных институтов.

Старая социальная стратификация и новые люди

Сейчас в России сложилась многоуровневая система интересов, основанная на новой для страны социальной стратификации. Президент (вместе со своей администрацией), правительство и парламент представляют интересы России как наследника СССР. Они кормятся с факта существования России как государства. Предметом особой заботы федерального правящего слоя выступают армия, границы, таможенный и прочий режимы, отношения с "ближним" и "дальним" зарубежьем.

Функционеры местных органов власти (региональная элита) озабочены тем, как накормить население своих регионов и как выгоднее распродать остатки собственности СССР, оказавшиеся на их территории.

Следующий слой -- "директорский корпус" или бывшая отраслевая элита. Директора заводов и совхозов, председатели колхозов уже не олицетворяют для своих подчиненных власть. Сейчас директора -- в массе своей успешно -- пытаются присвоить властные возможности, проистекающие из прав собственности на ранее административно им подчиненные производственные мощности.

"Новые богатые люди", вовремя подсуетившись, приобрели личное спекулятивное состояние. Экспортеры редкоземельных металлов и нефти сейчас пытаются любым образом овеществить спекулятивный капитал, превратить его в недвижимость, в землю, в производственные мощности.

Большая часть населения страны -- народ (в том числе и интеллигенция) -- совершенно маргинальна. Отдельные представители народа постепенно обогащаются, переходят в слой "новых богатых", или опускаются в самый низ социальной иерархии, превращаясь в новых люмпенов.

Слой богатых людей пополняется также коррумпированными государственными функционерами и директорами коммерциализованных предприятий. В то же время, нижний слой социальной иерархии пополняется за счет людей, которые принадлежали к высшим стратам, но сейчас оказались нефункциональными.

Скорость социального расслоения очень велика (по меркам социологии, где время меряется поколениями), и люди, попавшие в ту или иную социальную страту весьма редко полностью понимают свое новое положение. В индивидуальном осознании своей социальной принадлежности действуют еще очень грубые различения и противопоставления. Более того, сами страты еще не оформлены ни экономически, ни институционально, и люди, по внешним признакам являющиеся членами одной социальной группы, внутренне (по самоощущению) еще относятся к социально-учетным группам доперестроечного общества.

В мировоззрении людей, уже ушедших из социализма, но продолжающих быть с ним связанными по происхождению, можно, как мне кажется, выделить две полярные тенденции. В одной из них государство рассматривается как самоценность, а награбленное и накопленное государством за семьдесят лет его истории считается общенародным достоянием. Присвоение (приватизацию) государственного имущества носители этого типа мировоззрения -- "новые бедные" -- считают воровством. "Новые бедные" не считают себя и других полноценными юридическими лицами (не признают себя существующими вне этого государства и помимо его), и потому протестуют против попыток лидеров государства раздать его собственность.

Во второй тенденции государство рассматривается как минимум силовых институтов, обеспечивающий неприкосновенность присвоенной у этого же государства собственности. Исповедующие эту точку зрения -- "новые богатые" -- считают себя сверхполноценными юридическими лицами и потому не удовлетворены тем, что государство считает их юрлицами "второй свежести" и предпочитает им трудовые коллективы, отрасли, предприятия, региональные органы власти, и прочее. "Новые богатые" считают, что государство -- они сами, и намереваются выстроить государство вокруг себя и из себя.

Для собственности в этом государстве, как нигде, применимо определение Прудона. В СССР и его наследниках все основные фонды ворованные, и каждый метр освоенного пространства -- чья-то украденная жизнь. Само государство занималось вооруженным грабежом всех и вся: своих граждан, других государств, природы, времени и пространства. А граждане занимались воровством и перепродажей украденого уже у государства.

Задача по справедливому разделу краденого не может быть решена в принципе, краденое можно только перекрасть, чем активно занималось население страны последние 30 лет. Кто-то украл больше, кто-то меньше, но все граждане нуждаются в легализации краденного. Пока ворованные ценности оставались таковыми, с ними невозможны были обычные коммерческие операции, их можно было либо потреблять либо обменивать втихую на такое же краденое барахло. Реальная экономическая динамика начнется тогда, когда с украденным станут обращаться как с собственностью. Экономическое содержание сегодняшнего -- первого -- этапа модернизации составляет легализация права владения имуществом и ресурсами, украденными у этого государства.

Политическое содержание того, что происходит, можно рассматривать как реакцию на легализацию прав собственности. Каждый человек в этой стране считает, что то, чем он распоряжается, получено им честно, по праву, заработано, в то время как все остальные противозаконно распоряжаются краденым. Граждане стремятся получить в легальное владение то, что им, по их мнению, принадлежит, но протестуют против аналогичный действий и устремлений всех остальных. Обвинения в коррупции являются основным аргументом в политических дискуссиях сегодняшнего дня. Большая часть этих обвинений соответствуют действительности. В России нет человека, который бы не крал или не пользовался бы краденым.

Основное требование тех, кто требует "навести порядок", заключается в том, чтобы посадить воров и коррупционеров, а именно тех, на кого они показывают пальцем. В этих требованиях просвечивает неосознанное желание вновь вернуться к тому социальному состоянию, когда можно было пользоватся краденым и в то же время искренне верить в свою внутреннюю честность и порядочность. Для стремящихся к порядку краденое государством имеет большую легитимность, чем краденое гражданами этого государства. Поэтому предлагается отобрать уворованное отдельными членами социалистического общества в пользу государства, все еще продолжающего легально обкрадывать своих граждан.

Эволюция отношений административного рынка в ходе экономической реформы

Общим для представителей всех слоев нового общества, как мне кажется, является забвение своей новейшей истории. Из памяти политических и экономических деятелей посперестроечного времени вытеснено ближайшее (5--10-летнее) прошлое. Граждане государства размышляют о том, что было до социалистической революции, в 20-е, 30-е или 60-е годы так, как будто это было вчера. И совершенно не задумываются над тем, чтобы было в 70-е и 80-е годы и что собственно определяет происходящее с ними сегодня.

Постперестроечная расстановка сил возникла не из НЭПа и не из сталинской репрессивной системы, а из отношений административного рынка, сложившихся в годы царствования Брежнева.

Власть на административном рынке тогда была распределена по отраслевым и территориальным иерархиям управления. Это распределение было неравномерным, и в каждый конкретный момент доминировали какие-либо отраслевые или территориальные группы (т.н. мафии -- днепропетровская, свердловская, средмашевская и пр.). Неравномерности в распределении власти были причиной конфликтов в системе, выглядевших как противостояние между первыми лицами одного партийно-номенклатурного ранга. Результаты борьбы "мафий" проявлялись прежде всего в личных перемещениях первых лиц в иерархиях отраслевой и территориальной власти.

Сами территориально-отраслевые иерархии существовали за счет того, что высшие уровни управления территорий и отраслей отчуждали (грабили) произведенное на низших уровнях (эта процедура называлась выполнением планов поставок продукции государству), а потом распределяли награбленное в соответствии с брежневскими критериями социальной справедливости, согласно которым каждая область, город, район, предприятие и отдельный гражданин получали от государства деньги и товары по социально-экономическим нормативам, "по труду".

В борьбе с государственной робин-гудовской логикой вызрели отношения административного рынка, когда практически любой (в том числе и силовой) ресурс государства стал предметом торга. После того, как подавляющая часть ресурсов стала товаром на административном рынке, обнаружилась двойственность государства: оно с одной стороны было (принимало решения, применяло санкции), а с другой -- государства не было, поскольку даже применение санкций становилось предметом административного торга. В конце концов само существование СССР стало в Ново-Огарево предметом административного торга, закончившегося самоликвидацией союзного уровня иерархии.

Административный рынок мог существовать в условиях, когда административные статусы торгующихся были однозначно определены. Каждая из иерархий на каждом уровне своей организации эмиттировала до перестройки свои административные деньги. И все знали, что бумажки со штампом "ЦК КПСС" стоили больше, чем бумажки со штампом обкома партии или Советов народных депутатов. Листы бумаги в ходе делопроизводства наделялись функциями ценных бумаг, у каждого вида которых был определенный круг хождения. Полной, в том числе и инвалютной корвертируемостью обладали только бумаги, визированные членами Политбюро ЦК КПСС, в то время как все остальные бумаги конвертировались от случая к случаю. Неполная ковертируемость социалистических ценных бумагпостановлений создавала некоторую неопределенность в их обращении.

Эта неопределенность компенсировалась особым видом отношений административного рынка -- взаимообменными отношениями, при которых чиновники одного уровня обменивались административными услугами по их потребительской стоимости. Чиновнику можно было "дать в лапу" за нужное решение, а можно было надавить на него сверху и получить тот же самый результат. Но в любых ситуациях был ясен статус человека, принимающего решение. После крушения высшего уровня административного рынка - органов управления СССР исчез генератор определенности статусов, то есть система, которая определяла старшинство, ранг административной валюты.

Естественно, что на административном рынке началась паника, девальвация всех валют и борьба между эмитентами за старшинство. Последнее и составляет смысл политической жизни эпохи постперестройки.

Точками, в которых собственно и концентрируются силовые усилия борющихся сторон, стали сопряжения отраслей и территорий -- традиционные для этого государства места конфликтов. Отрасли в ходе преобразований были "опущены" до уровня, на котором они непосредственно столкнулись с региональными органами власти в борьбе за перераспределение ресурсов. Регионы поднялись до статуса самоопределяющихся во многих отношениях административных субъектов. В логике административного рынка стабильность может быть достигнута только тогда, когда отрасли и регионы самосогласуются, то есть когда некоторая совокупность отраслей, расположенных в регионе, замкнется в административнотерриториальное образование государственного ранга, органы управления которого создадут генераторы определенности статусов. Сейчас однако борьба между отраслями и регионами идет с переменным успехом.

Каждое из сегодняшних действующих лиц хочет, чтобы пространство под ним было организовано как административный рынок (чтобы он и именно он был генератором определенности статусов), но чтобы пространство над ним и рядом с ним было организовано чисто рыночным образом, чтобы все были равны административно, а различались только обьемом денежных ресурсов, имеющихся в распоряжении или собственности.

"Новые богатые", каждый по отдельности, сейчас намереваются эмитировать собственные валюты. Но эти валюты не котируются не только другими "новыми богатыми", но и остатками государства. Если государство воспрянет в своем прежнем виде (это эквивалентно воссозданию административного генератора определенности статусов), то "новые богатые" получат в лучшем случае статусы эмитентов административной валюты 10 ранга.

Административная реформа как другой путь

Аргументы экономистов, начавших реализовывать краденые на Западе идеи и волею обстоятельств ставших государственными чиновниками, логически просты. Они утверждают, что перешли от слов к делу, освободив пространство для действия всемогущих законов рынка. Однако результаты действий отпущенных ими из социалистической тюрьмы законов почему-то проявляются в форме, не интерпретируемой в терминах канонических теорий. Экономисты, как и полагается советским обществововедам, находят множество обьяснений этому, но в терминах вовсе не экономических, а политических и обыденных. Враги из Верховного Совета и из администрации Президента в их объяснениях оказываются сильнее объективных и нерушимых законов рыночной экономики.

Но главным объективным обстоятельством, нарушившим планы реформаторов, стало российское пространство. Необходимость кредитовать завоз грузов на российские Севера, весенние сельхозработы на огромном пространстве Евразии, а также содержание на этом пространстве вооруженных сил бывшего СССР заставили их изменить свои планы, несколько протрезветь и ускорили трансмутацию экономистов в бюрократов.

Пространственный фактор, внешний с точки зрения канонической экономической теории, оказался решающим. Многие, если не все проблемы России как части Евразии проистекают (и проистекали) из необходимости контролировать огромное и плохо освоенное географическое пространство, превращая его в экономическое и социально-политическое пространства. Четыреста лет шло освоение нынешней российской географии, в ходе которого маргиналы разных сортов -- от казаков до зеков -- колонизировали населенные автохронными народами территории, превращая их в провинции империи. При этом система имперского управления и отношения между Центром и периферией менялась от века к веку лишь по форме.

Напряжения и несуразности в социальной структуре империи не переходили в новое качество, в новую социальную организацию общества (как это было в Европе), а элиминировались в направленной или ситуативной эмиграции маргиналов, которые, заселив новые имперские территории, тут же воспроизводили социальную структуру империи, ее уклады, слои, страты и государственные институты. Сосланные, высланные, бывшие каторжане и просто сбежавшие от долгов (или их потомки в первом поколении) становились губернаторами, уездными начальниками, мировыми судьями, комиссарами, председателями исполкомов и секретарями обкомов, им даровали наследуемое или личное дворянство, членство в КПСС и право практически безраздельного управления территориями размером с европейское государство.

В ходе географического и социального освоения не возникало потребности и необходимости в экономической модернизации. Колонизируемые территории становились сырьевыми придатками Центра, от которых отчуждались ресурсы и которым распределялись необходимые для поддержания жизни и социальной структуры ресурсы. Унифицированные экономические отношения между Центром и периферией определили и унифицированную территориально-административную организацию государства, в котором структура власти на любом уровне административного управления воспроизводила болееменее точно структуру вышележащего уровня.

Два любых смежных уровня административно-территориальной иерархии находились (особенно в Советское время) в перманентном конфликте по поводу соотношений между отчуждаемыми от нижерасположенного уровня ресурсами и распределяемыми вышележащим уровнем (в пользу нижележащего) промышленными, продовольственными и сырьевыми товарами.

Такие отношения между смежными уровнями административно-территоральной иерархии не требовали никаких экономических новаций, ведь единственным способом решения проблем отчужденияраспределения было повышения статуса уровня (республики, области, района, города) в административной иерархии, которое автоматически обеспечивало право на увеличение объема ресурсов, отчуждаемого от нижних уровней и право на увеличение распределяемого именно данным уровнем ресурса.

Однако начался период сокращения добычи энергоресурсов. Исчезла и даровая рабочая сила (сажать стало некого, и более того, труд зэков перестал быть эффективным). Обычному пути снятия напряжений в системе (в частности, их вооруженному экспорту, такому, как агрессия в Афганистане) был положен естественный, с точки зрения ведущих мировых держав, предел. В результате система оказалась неэффективной, необеспечивающей отчуждения необходимого объема ресурсов у любого из нижних уровней иерархии и необходимого же объема распределения их любым верхним.

Политическая организация

Мне кажется, что нужно исходить из того, что административный рынок и административные статусы "не задушишь, не убьешь". Но можно способствовать тому, чтобы генераторы определенности статусов возникли на самых нижних из существующих ныне уровней иерархии, лучше бы на уровне административных районов и округов. И чтобы пространство нынешних областей и республик не было иерархизировано.

Налоговая система и силовые структуры государства сейчас переориентируются на иждивение на новых людях -- предпринимателях. Вместо того, чтобы поддерживать структурную перестройку, эти государственные институты ориентируются на ее задержку и воспроизводство существующих диспропорций. Вместо государства как места кормления появились коммерческие организации в том же качестве. Поэтому становится жизненно необходимым для бизнеса создание собственных политических институтов.

Идеология объединения новых богатых может быть предельно либеральной -- до тех пор, пока не придется реально управлять страной. Государство, возникшее из политических объединений новых людей, должно будет прежде всего обеспечить социальные гарантии им самим.

Государство -- форма сопряжения политических и экономических отношений в системе властных институтов. Сейчас распадаются силовые институты, и прежнее единство политики и экономики осталось в доперестроечном прошлом. Политическая реальность сейчас отделена от экономической и противопоставлена ей. Они развиваются по собственным законам. Следствие этого -- исчезновение нормативного пространства, где только и возможны предсказуемые действия. Для выживания необходимо переходить к паевому содержанию силовых институтов, к прямому кормлению их, не опосредованному центральными и местными налогами.

Будущее российское государство может возникнуть только из политических организаций "новых людей". Только они (как социальная группа) жизненно заинтересованы в сохранение единого языкового, культурного и финансового пространства. Это пространство может стать новой Россией, границы которой не обязательно совпадут с границами существующей федерации, бывших СССР и СЭВ.