| 27 август 2020 |  |
|
|
 |
 |
|
|
|
||||||
|
|
|
||||||
| Пользователь: [login] | |
настройки |
карта сайта |
статистика |
|
||||||
|
||||||||
|
|
|
||||||
|
Сможет ли советская экономика остаться левее американской? (О границах рынка в советских условиях)
аннотация 11.04.1989, Виталий Аркадьевич Найшуль
Бросить все к едреной фене - Оглавление
В настоящее время, когда наша страна стоит накануне одной из крупнейших в ее истории экономических реформ, богатая палитра зарубежных вариантов экономической жизни порождает представление о возможности, исходя из внеэкономических критериев, например, из раскладки политических сил, выбирать для себя любую точку на описанной шкале, или же двигаться по ней со скоростью, обеспечивающей в обществе и психологический, и идеологический комфорт. В данной работе мы будем неоднократно ссылаться на статью автора [1], в которой рассматривалась проблема выбора системы хозяйственного управления в процесссе проведения экономической реформы. В этой статье уже приводились рассуждения, указывающие на то, что возможностей для выбора не так много, и, даже более того, он ограничен:
Вид извне: проблема альтернативы Наибольшую роль частный сектор играет в самых крупных рыночных экономиках -- США и Японии. Наибольшая степень государственного регламентирования и наименьшая доля частного сектора была свойственна двум крупнейшим социалистическим странам -- дореформенным СССР и Китаю. По описанным ниже причинам страны с большим размером экономики тяготеют к крайним позициям на шкале экономической свободы. С увеличением размеров управляемой системы усиливаются формальная регламентация управленческих решений (Эта мысль неоднократно встречается у М.Вебера). Чтобы сохранить концептуальное единство системы и избежанить разрушительных неувязок, принимаемые решения должны исходить не только из практической целесообразности, но и согласовываться с интегрирующими систему принципами. Функционирование в рамках одной хозяйственной системы двух различных механизмов -- административного и рыночного, действующих на разных принципах, подрывает ее целостность. Поэтому рыночная система настолько, насколько это позволяют практичность и политические влияния, стремиться с помощью конкуренции и через действия органов власти вытеснить административные анклавы, а административная система, в пределах возможности и даже превышая их, агрессивно стремится избавиться от расшатывающих ее рыночных отношений. Примером действий рынка против административных сговоров является антитрестовское законодательство США, а примеры борьбы нашей административной системы со всеми свободными хозяйственными отношениями настолько хорошо знакомы читателю, что не нуждаются в повторении. Несмотря на то, что в экономике страны имеются зоны, которые заведомо не могут эффективно управляться административными средствами - сельское хозяйство или бытовое обслуживание, концептуальное единство системы требует создания таких анекдотических органов управления этими объектами, как Агропром или Министерство чистильщиков сапог. Практика показала, что рыночные отношения обладают свойством обходить установленные админстративной системой ограничения и для сдерживания рынка необходим не ограниченный формальными инструкциями контроль, который не вырождается в произвол только в относительно небольших экономических системах малых социалистических странах. В то же время, рынок действует тем эффективнее, чем больше его размеры и поэтому крупные капиталистические страны в наименьшей степени нуждаются в его коррекции с помощью государственного аппарата. В малых странах небольшие размеры внутреннего рынка и верно или неверно понятые проблемы экономического сувернитета вынуждают прибегать к административному регулированию даже при широком их участии в международном разделении труда и наличии политической воли к экономической свободе. Таким образом, для крупных экономических систем сверхдержав, в отличии от малых государств, выбор между административной и рыночной системой является альтернативным. Начав движение в сторону рынка, наша экономика для сохранения стабильности должна будет элиминировать основные зоны административного управления по крайней мере до уровня, принятого в крупных рыночных странах. Такой уровень государственного регулирования экономики оказался бы приемлемым для нашего хозяйства, если бы было возможно создать аналоги государственных институтов управления экономикой западных стран, и... если это стоило бы делать. В хозяйственном управлении западных стран задействовано большое количество государственных институтов, которые вряд ли могут оказаться полезными в практике строительства современного рыночного хозяйства в нашей стране. Они существуют не потому, что необходимы обществу, а потому, что представляют интересы влиятельных групп, поддерживают архаические традиции или устаревшие формы хозяйственной жизни. Множество организаций в западных странах пользуются той же недоброй славой, что и наше Министерство водного хозяйства. Наличие государственного регулирования ряда сфер экономической жизни позволяет им употреблять свое политическое влияние для интриг и получения тех или иных незаслуженных преимуществ, вести паразитический образ жизни. Например, в Соединенных штатах, Американская медицинская ассоциация, владеющая третьим по величине политическим фондом страны, получив от государства монопольное право определять требования к медработникам и систему их подготовки, ограничивает их численность и таким путем поддерживает зарплату среднего врача на уровне, превышающем доход миллионера и несколько меньшем оплаты президента страны. Американские фермеры заставляют государство за счет остальных трудящихся поддерживать цены на сельскохозяйственную продукцию на искусственно высоком уровне. Различные контролирующие органы, выпавшие из поля зрения общественных организаций и прессы, имеют свойство подчиняться давлению тех, за кем им по долгу службы следует присматривать. Эти паразитические явления объясняется излишними административными ограничениями деловой деятельности и недостатками политического механизма, и, безусловно, не нуждаются в копировании. Политически мотивированные и экономически вредные бюрократические институты свойственны всем западным странам. Помимо них, в Западной Европе, где в отличие от США, хозяйственные системы несут на себе пережитки прежних веков, многие традиции государственного вмешательства связанны с архаичными формами самих рыночных отношений. Советскому экономисту, знакомившемуся с рыночным хозяйством по учебнику Самуэльсона, трудно представить себе, что до финансовой реформы 1985 г. во Франции, финансовые учреждения, хранящие деньги населения, могли передавать их банкам, кредитующим промышленность, только через посредство центрального государственного банка. Пример происходившего в последние годы дерегулирования экономик Англии и Франции показывает, что страны, породившие когда-то рыночный экономический механизм, вынуждены теперь завозить современный рынок из-за океана. Поэтому вряд ли нам стоит импортировать ненужные и заведомо устаревшие детали хозяйственного механизма этих стран. В самих Соединенных Штатах в действующем там экономическом механизме сохраняются устаревшие административные структуры, свившие себе гнезда в государственных учреждения, монополиях и крупных профсоюзах. Они образовались в период процветания крупномасштабного производства, предшествующий нынешней средне- и мелкосерийной промышленной эре, и в настоящее время, используя накопленное политическое влияние, продолжают требовать сохранения старых ригидных форм экономической жизни, обеспечивающих им незаслуженные преференции и создающих помехи динамичной американской экономике. Новый хозяйственный механизм должен закладываться в нашей стране с учетом того, что он станет работать на "полную проектную мощность" лишь через 20--30 лет, и к этому времени не должен оказаться безнадежно устаревшим. Поэтому, насколько это возможно, следует осмыслить текущий американский опыт и попытаться отделить современные прогрессивные экономические конструкции от старых, доживающих свой век. Западный опыт, который мы вряд ли сможем с собой унести И все-таки... в США существует знаменитая FDA (Администрация продовольствия и медикаментов), небольшой штат которой некоррумпирован и действительно преграждает путь к желудкам американцев различного рода нечисти, производимой гигантскими продовольственными и медицинскими фирмами. Можно быть уверенными, что эта организация запретила бы продажу доброй половины наших продуктов питания. Даже если очень "нужно" и очень влиятельным лицам, вряд ли выйдет из порта и войдет в него судно, которое не соответствует требованиям судового регистра, как наш "Адмирал Нахимов". Практически некоррумпированна судебная система. В Соединенных Штатах действует множество некоммерческих институтов власти, рассказ о деятельности которых может вызвать у нашего читателя только слезу умиления и недоверия к тому, что такое возможно. Почему же в одних случаях государственные органы достойно выполняют возложенные на них функции, а в других -- оказываются неэффективными и/или коррумпированными? Чтобы ответить на этот вопрос, полезно сравнить моральные последствия использования рыночных и административных методов регулирования. На нормальном рынке с достаточной конкуренцией все продавцы и покупатели поставлены в одинаковые, не зависящие ни от чьего либо произвола, условия. Американский экономист М. Фридман отмечал [2], что именно в рыночные сектора экономики хлынули, спасаясь от дискриминации во времена сенатора Маккарти, нелюбящие рынок американские левые и коммунисты. Совсем по другому действует механизм государственного регулирования. Каждое решение органа власти затрагивает те или иные группы населения, предприятия, отдельных людей. Как правило, он действует, учитывая мнения заинтересованных сторон, которые имеют тем больше возможностей для навязывания своей воли, чем больше их вес. Именно поэтому благие учреждения, задуманные для общей пользы, имеют свойство превращаться в кормушки для богатых и сильных. Административная власть способна принимать эффективные экономические решения лишь в тех относительно редких случаях, когда для нее определены четкие принципы деятельности и выполнимые инструкции, а сами лица, принимающие решения, имеют высокие деловые и моральные качества. Для того, чтобы оценить с этой точки зрения потенциал нашей государственности, нам придется на время отвлечься от современных экономических проблем и совершить исторический экскурс, рассмотрев процесс эволюции управления командной экономикой со времени ее зарождения. Бюрократическая ретроспектива или "солдаты партии" Нынешняя система управления народным хозяйством сложилась в первое пятнадцатилетие правления Сталина для решения задач военного строительства и индустриализации. Поставленные перед народным хозяйством цели на практике означали организацию относительно небольшого числа технически сложных крупномасштабных производств по заимствованной с Запада и "привязанной по месту", как говорят конструкторы, технологии. Развертывание этих производств ставило перед аппаратом управления множество сложных технических проблем, но не заставляло руководящих работников, кроме самого высшего звена, решать собственно экономическую задачу выбора из различных альтернатив распределения ресурсов. Относительно небольшое количество приоритетных производств, ограниченная номенклатура используемой ими совместно продукции и априорное знание затрат ресурсов, необходимых для выпуска единицы конечной приоритетной продукции, позволяло осуществлять распределение дефицитных ресурсов на самом верху иерарахической системы управления. Выбор же между распределением ресурса в приоритетный сектор или в остальное народное хозяйство практически всегда решался не в пользу последнего на всех уровнях хозяйственного управления. В соответствии с господствовавшей тогда экономической идеологией, оно приносилось в жертву приоритетным производствам и подвергалось, в случае необходимости, настоящему грабежу. Военно-командному типу управления экономикой соответсвовал и тип "настоящего" хозяйственного руководителя - "солдата партии", перед которым была поставлена вполне операционализированная задача -- не трогая другие приоритетные производства, любой ценой, как экономической, так и моральной максимизировать "свое". Командная экономика воспроизводила в приоритетных секторах ответственных, дисциплинированных, ограниченных и (часто) аморальных руководителей. С 50-х годов начался постепенный развал командной экономики. В таких отраслях, как электроника и химия, в военную промышленность стали внедряться принципиально новые с экономической точки зрения технологии. Они производили гигантскую и постоянно обновляемую номенклатуру продукции, для нужд всех приоритетных заказчиков. В этих секторах военного промышленности стало невозможно давать сверху задания на производство продукции. Они должны были производить не то, что нужно центру, а то что нужно заказчику -- ситуация, которая сразу ломала характер взаимоотношений верха с низом. Не менее важно и то, что в неприоритетных секторах произошло исчерпание ресурсов. Окончательно захирела ободранная деревня. Подходил к концу и психологический ресурс, позволявший населению приносить себя в жертву "магниткам", а экономике -- не обращать внимания на сферу потребления. Множество производств, как приоритеных, так и неприоритетных, конкурировали теперь за каждый ресурс и проблему его распределения приходилось решать начальникам всех уровней. Ограниченность этих ресурсов создавала для каждого руководителя сеть всевозможных ограничений, которые в условиях административной системы носили жесткий характер. Эта жесткость легко может быть понята из сравнения административной системы ограничений с рыночной. И в рыночной, и в командной экономике ограниченный объем производства, скажем, электроэнергии приводит к ограничению ее потребления. Однако в рыночной экономике потребитель в состоянии перерасходовать электоэнергию, если при этом он достигнет производственных результатов, окупающих этот перерасход. Совсем другое положение складывается в административной экономике. Там превышение выделенных предприятию лимитов должно быть санкционированно иерархией администрации, которая, для того, чтобы "дать добро", должна была бы пересчитать изменненные ресурсные потоки во всем народном хозяйстве. Невозможность осуществления таких процедур в обозримые по времени сроки приводит к закреплению лимитной системы. Предприятие не может нарушить ресурсный лимит, даже если результаты изменения его производственной программы будут иметь положительное значение для народного хозяйства. Столь жесткая экономическая система на практике вряд ли смогла бы существовать. Поэтому в ней было санкционированны неопределенные ни правовым, ни, обычно, даже и административным способом, нарушения правил действий. Лимиты, инструкции, законы -- все можно нарушать в меру, которая определяется твоими взимоотношениями с административными иерархиями, в которые ты входишь. В сельской местности секретарь райкома партии попридержит районного прокурора, чтобы председатель колхоза мог нанять шабашку, которая позволит вытянуть план и колхозу, и району. Все ограничения становятся объектами торговли, но не обычной, а бюрократической, где продаются, или, точнее, обмениваются не только товарные ресурсы, но и власть, послушание, влияние. Можно сказать, что само подчинение, составлявшее основную черту сталинской административной системы, было пущено в оборот наряду с другими товарами и услугами. Руководитель хрущевского и, особенно, брежневского типа, это не служака, идентифицирующий себя с начальством - потому что начальства, даже непосредственного -- много, и каждое тянет в свою сторону, это и не профессиональный чиновник, для которого исполнение профессионального долга -- дело чести, -- ведь в условиях, когда нет закона, которому бы подчинялись все -- такой человек не полезен, а вреден системе.Этот руководитель -- торговец правилами и исключениями из них, законами и их нарушениями. У него столько же общего с бюрократом, как у вора с полицейским. Он уже не "солдат партии", а, так сказать, "торговец партии", и сама партия уже, соответственно, не "партия солдат", а "партия торговцев" [3,4]. В настоящее время в нашей стране имеется в наличии очень небольшая группа верных своему профессиональному долгу управленцев, из которых можно формировать работоспособные бюрократические учреждения, противостоящие напору свободных денег, рождающихся в сфере обращения любой рыночной экономики, даже самой регламентированной. Вряд ли можно построить структуры государственного управления и на личной преданности подчиненных своему начальству. В нынешних условиях дефицита ресурса эффективного административного управления, возможны только нижеследующие решения в области государственного строительства:
Попытаемся обозначить теперь общие контуры хозяйственного механизма, который может сложиться в СССР после экономической реформы. Исходя из необходимости поддержания целостности государственного устройства в условиях больших размеров экономики, нашей стране придется решить вопрос о выборе основного принципа хозяйственного управления между рынком и административной системой в терминах "или-или". Отсутствие конкретных политических влияний, породивших многие вредные западные институты государственного регулирования экономики, даст нам шанс отказаться от них, если только квалификация советских экономистов позволит им разобраться в зарубежном опыте и избежать его слепого копирования. Слабость современной государственной структуры нашей страны заставит нас во избежание хозяйственного хаоса искать внеадминстративные замены многих полезных, но неосуществимых здесь государственных институтов Запада. Обстоятельства вынуждают нас прийти к новому типу рыночной экономики, более свободному, чем существующие ныне на Западе. Как известно, в мировой экономической науке на рубеже 70-х годов произошла революция, в результате которой на смену доминировавшей длительное время концепции "неоклассического синтеза" пришла более современная точка зрения экономистов Чикагской школы и их последователей. "Неоклассический синтез" проповедывал смешанную бюрократическо-рыночную экономику, в которой государству отводилась значительная роль в регламентировании хозяйственной деятельности и, в особенности, в макрорегулировании экономики. К 70-м годам обществу стали понятны издержки этого подхода. На Западе, как и в нашей стране, стало ясно, что государство -- это далеко не беспристрастный добрый дядечка, на которого можно повесить решение всех вопросов, с которыми не справляются отдельные лица и их организации. Оказалось, что поэтизируемое многими экономистами государство склонно "тянуть одеяло на себя", поощрять фаворитизм, протекционизм, коррупцию и неэффективность. Разразившаяся в это время очередная научно-техническая революция потребовала быстрых децентрализованных структурных изменений в экономике, и неспособность бюрократической системы их осуществлять стала еще одной причиной кризиса старого подхода. Ученые Чикагской школы считают, что административное регулирование экономики -- сильнодействующее средство, лечение которым как правило вызывает последствия более тяжелые, чем сама болезнь. Они уделяют особое внимание обоснованию внегосударственных методов регулирования хозяйственной жизни общества. Рецепты ученых этого направления принесли блестящие результаты в США и Великобритании в эпоху Р.Рейгана и М.Тэтчер, обеспечив колоссальный скачок в экономическом развитии этих стран. В нынешней ситуации дефицита эффективного административного управления в нашей стране идеи Чикагской школы, адаптированные к советским условиям, могут иметь фундаментальное значение в практике хозяйственного строительства. Это направление экономической мысли делает также акцент на создание условий для беспрепятственного проявления хозяйственной активности масс, что важно для нас в условиях Перестройки как с экономической, так и с политической точки зрения. Наконец, возможность создания экономического механизма, не требующего построения сложной административной структуры, пригодной для работы в новых хозяйственных условиях, открывает перед центральной властью альтернативный путь проведения экономических реформ через голову сопротивляющейся части номенклатуры. Восточный и западный экономический консерватизм Имеются определенные точки соприкосновения между позициями, которые занимают в СССР управленцы старой школы, которым приклеен ярлык бюрократов и консерваторов, и западные экономисты -- "неоконсерваторы". И те, и другие считают, что благие намерения часто приводят в экономике к адским последствиям. Более того, и зарубежнные консерваторы, которые явились свидетелями неэффективности государственного регулирования, и наши управленцы, которые каждый день сталкиваются с ограниченностью возможностей административной системы, понимают всю тщетность попыток либеральных экономистов как Востока, так и Запада нагрузить государственные органы выполнением не свойственных им функций. Неслучайным поэтому является глубокое уважение наших управленцев к западному опыту и насмешливое отношение к попыткам применить в нашей стране комбинированные реформы венгерского образца, чему автор этих строк был свидетелем в то время, когда работал в системе Госплана СССР. Конечно, в других отношениях позиции западных и восточных консерваторов диаметрально противоположны. Настоящий советский консерватор, признавая огромное различие в эффективности рыночной и административной экономики, считает, однако, что мы стоим на рельсах, с которых невозможно сойти. Кроме того он уверен, что различия в экономической культуре народов значат больше, чем различия в системе управления, и в качестве примера обычно сравнивает в таких случаях Эстонию и Россию. Западные консерваторы, с другой стороны, уверены в интернациональной значимости принципа экономической свободы, предъявляя, в свою очередь, в качестве примеров для сопоставления Восточную и Западную Германию, Северную и Южную Корею. И западные, и восточные консервативные идеи могут оказаться чрезвычайно полезными в проведении экономических реформ в нашей стране. Критика со стороны наших консерваторов позволит избежать грубых ошибок и легковесных решений, а работы западных консервативных экономистов помогут отобрать те элементы экономики западных стран, которые следует переносить на нашу почву.
* * *
Последующая часть статьи будет посвящена рассмотрению некоторых
конкретных ограничений, которые должны налагаться на государственную
экономическую деятельность для улучшения управления народным хозяйством
нашей страны.В цитированной выше работе автора доказывалось, что необходимым условием действующей рыночной экономической реформы является раздел государственного производственного имущества и передача его в групповую или индивидуальную собственность. Какова при этом должна быть роль государственных предприятий и должны ли они вообще сохраниться? Наиболее экономически развитая страна мира -- Соединенные Штаты Америки -- показывают пример крайне незначительных объемов государственной производственной деятельности. Применительно к условиям нашей страны, однако, в защиту государственных предприятий выдвигается целый ряд доводов. Очень часто считают, что наиболее важные производства "для надежности" должны остаться в руках государства. Похоже, однако, что эта расхожая точка зрения неверна со всех сторон. В современной экономической жизни важность производства того или иного вида продукции определяется более сложной, чем обычно принято думать, совокупностью факторов. Теперь уже хорошо известно, что отсутствие, например, в магазине колбасы или плохие жилищные условия персонала предприятия могут иметь тяжелые последствия для эффективности производства и даже приводить к технологическим катострофам. Наша экономика в настоящее время полностью замкнута, и в ней практически все виды производств одинаково важны. С другой стороны, гарантировать выпуск определенного вида продукции и ее качество, обеспечить соблюдение технологии производства значительно легче, если не прибегать к услугам государственных предприятий. Продукция, которая нужна, будет оплачена по такой цене, что найдутся желающие ее произвести. Ее качество сможет проконтролировать сам покупатель, потребительские общества, коммерческие исследовательские фирмы. Потребители могут также навязать подрядчику требования к технологии производства. В тех редких случаях, когда производственный процесс невозможно проконтролировать частными или общественными средствами, государственный контроль в отношении частного предприятия будет значительно эффективнее, чем в отношении государственного. Накладывая на деятельность этих предприятий те или иные необходимые ограничения, ни контролирующий орган, ни его начальство не должны будут заботиться о том, как именно каждое отдельное предприятие будет решать свои производственные проблемы в новых условиях. В отличие от нынешней ситуации, честный чиновник сможет, например, запретить выход в море ветхих судов типа "Адмирала Нахимова", и ни ему, ни его разнообразному начальству не придется ломать голову над доходами частного пароходства и размещением морских туристов. Нет никаких оснований и для того, чтобы на государственных предприятиях осуществлялось военное производство. Щедро оплачивая произведенную продукцию, государство сможет предъявлять любые необходимые требования к секретности и учету материалов. Пример США, где практически вся военная техника изготавливается на негосударственных предприятиях, показывает, что такого рода проблемы легко разрешимы. В то же время выпуск вооружений на частных предприятиях позволяет повысить конкуренцию между его изготовителями и тем самым улучшить его качественные характеристики и снизить стоимость. Кроме того, параллельное изготовление на частном предприятии продукции гражданского и военного назначения открывает широкие возможности для использования оборонных технологий в производстве невоенных товаров, что снижает для страны экономическое бремя военных расходов. Может быть, однако, государственные предприятия лучше управляются? И дореволюционная Россия [5], и западные страны, и нынешняя экономическая разруха в СССР убеждают нас как раз в обратном. Во всех странах государственные предприятия, как правило, оказываются более прожорливыми, отсталыми и неэффективными, чем частные. И на это имеются веские причины. Управляющий орган частной фирмы может и должен быть озабочен только ее эффективностью. Рыночные отношения сами увязывают производственную деятельность предприятия с потребностями народного хозяйства и его ресурсными возможностями. С другой стороны, руководство государственного предприятия занимает определенное место в административных иерархиях и поэтому вынуждено решать не только свои проблем, но и, через бюрократические иерархические цепочки, проблемы всей административной системы. Задача руководства частного предприятия поэтому операциональнее, что не может не сказываться на результатах его деятельности. Само госпредприятие является придатком огромного Левиафана -- государства, который, если захочет, может легко покрыть его "грехи". Поэтому такие предприятия в меньшей степени, чем частные, ориентируются на эффективность и повышение качества, а в большой степени -- на те или иные бюрократические интриги, позволяющие урвать льготы и дотации. Взаимоотношения государства, госпредприятий и коммерческих фирм заставляют вспомнить сказки о мачехе, ее родных и неродных детях. В жизни, как и в сказке, родные дети государства превращаются в ленивцев, и в конечном счете в их сундуках заводится гадюшник. В то же самое время падчерицы государства - частные фирмы -- хорошеют и богатеют. В пользу сохранения госпредприятий выдвигается еще один довод, связанный со спецификой наших нынешних условий -- возможностью потери управляемости при переходе власти над предприятими из рук профессинальных "бюрократов" в руки потенциально малоквалифицированных собственников. Однако эта проблема может быть решена в период проведения реформы путем обязательной кооптации в руководство предприятия его нынешних начальников различных уровней, а также путем увеличения доли собственности, распределяемой в адрес номенклатурных работников. Перейдем теперь от доводов "за" госпредприятия к доводам "против". Главной функцией государства в условиях рыночного хозяйства является установление "правил игры". Выполняя эту роль, органы власти будут затрагивать интересы не только коммерческих фирм, но и госпредприятий, создавая дополнительную работу для его руководства, а, значит, и для всей административной системы. Практика показывает, что госорганы, точно также, как и отдельные люди, совсем не стремятся создавать себе работу. Поэтому все решения органов власти, которые могут вызвать глубокую перестройку работы госпредприятий, будут блокироваться, что приведет к установлению неэффективных экономических отношений, и, в результате, к огромным народнохозяйственным потерям. Используя свои каналы взаимодействия с государственными структурами, госпредприятия становятся сверхустойчивой политической силой, имеющей колоссальное влияние на политический процесс. В результате формируются государственные хозяйственные мафии типа Минводхоза, принимаются заведомо неэффективные решения, в интересах мелких общественных групп в огромных масштабах растрачиваются народные ресурсы. Государственные предприятия, находящиеся в привелигированном положении, не вынуждаются конкуренцией к технологическим изменениям в той же степени, как частные. В результате они становятся рассадниками отсталой ресурсоемкой технологии: своими заказами они стимулируют производство устаревших видов продукции; используя каналы государственной власти, блокируют конкуренцию и навязывают потребителям изготовленные ими устаревшие товары. Для нашей страны важны не только пречисленные выше конкретные преимущества ограничения государственной деятельности в области экономики. Принцип запрещения государству иметь собственное производственное имущество еще более важен сам по себе. Вспомним, что в недалекой еще истории молодая американская конституция запретила государственнойы власти жаловать кого бы то ни было дворянскими титулами. В условиях, когда новая политическая система США только формировалась, этот запрет блокировал возможность старого европейского аристократического пути ее развития. Без конституционного запрещения государству иметь имущество, иначе как для целей управления, общество всегда будет склонно решать старыми привычными методами возникающие в процессе перестройки экономические проблемы. Неудача любой экономической деятельности вызовет желание передать ее в руки государства или же управлять ею с помощью прямых директивных методов. На стыках между государственным и частном сектором будут возникать экономические диспропорции, которые будут устранять по привычке, превращая частные предприятия в государственные, накладывая на них административные ограничения, связывая их системой государственных льгот и субсидий. В результате возникнет смешанная государственно-бюрократически-частная экономическая система, совмещающая, как это часто бывает, недостатки и рыночной, и административной экономики. В ней будет достаточно государственного регулирования, чтобы сделать хозяйственную ситуацию неопределенной и затруднить проявления инициативы, но недостаточно, чтобы прямыми административными методами выправлять возникающие из-за этого диспропорции. В ней будет легче преуспеть, игнорируя к своей выгоде очередное государственное мероприятие в экономической сфере и подкупая госчиновников, чем усовершенствуя производство и внедряя новые приемы деятельности. Быть мошенником и выжигой будет в ней значительно удобнее, чем деловым человеком. И население будет совершенно справедливо полагать, что "с праведных трудов нельзя построить каменных палат" и считать всех хозяйственников ворами. Значит и идти в хозяйственники будут люди, которым наплевать на то, кем их считают окружающие. В этой экономике будет и борьба с конкурентами путем подкупа госаппарата; и всеобщая продажность контролирующих служб; и госрэкет; и государственные хозяйственные мафии и беспомощность людей, к ним не принадлежащих; и, как экономический итог, застой и низкий жизненный уровень широких слоев населения при баснословных барышах аморальной кучки сильных сего мира. По тем же причинам, по которым для нашей страны необходим запрет государственной собственности на производственное имущество, должны быть наложены конституционные запреты или, по крайней мере, жесткие ограничения на права органов власти влиять на условия коммерческих договоров между третьими лицами и, в частности, регулировать контрактные цены. Большинство сторонников рынка в нашей стране уверено, что даже после проведения широкомасштабной экономической реформы, государство должно и будет определять и стимулировать приоритетные направления развития экономики, с тем чтобы обеспечивать неуклонное движение народного хозяйство по пути прогресса. Имеются, однако, веские основания сомневаться в том, что государственные органы могут правильно определять направления экономического развития. В самом деле, поскольку каждый отдельный заказчик лучше представляет, что ему нужно, чем думающие за него государственный чиновник или ученый, то и конечные цели производства определяются на рынке гораздо эффективнее, чем в коридорах власти и в тиши научно-исследовательских организаций. Тоже самое относится и к способу, которым нужные обществу потребительские ценности будут произведены -- руководители предприятия, как правило, лучше знают его возможности, чем работники вышестоящих главков, министерств, Госпланов СССР и союзных республик. В пользу перспективного планирования, однако, выдвингается ряд доводов. Например, часто говорят, что государственные органы, зная перспективу экономического развития, могут поощрять независимых производителей следовать их директивам. На самом деле, государственные органы могли бы дать направление экономическому развитию только в том случае, если бы они лучше, чем отдельные лица и организации, знали бы, и притом в деталях, будущее народного хозяйства. На практике, однако, это условие никогда не выполняется, и читатели легко могут проверить эффективность прогнозирования, сравнив перспективные расчеты 10--20-летней давности, проведенные нашими лучшими научно-исследовательскими институтами, с нынешней экономической реальностью. За вычетом отдельных верных замечаний, сделанных классными экономистами, почти все прогнозы оказались "липой". А ведь прогнозы рассчитывались для "застойного" времени, когда в народном хозяйстве происходили очень медленные структурные изменения. Нетрудно представить себе достоверность будущих прогнозов в условиях бурной перестройки. Отметим, что подобным гаданием на экономической гуще занимаются не только у нас в стране. И на Западе существует немало контор, паразитирующих на любопытстве отдельных организаций относительно экономического будущего. И точность пророчеств у них ничуть не выше, чем у их советских колллег. В Японии, например, рекомендации прогнозистов привели в действия государственные рычаги поощрений, в результате чего путем напряженных усилий всей страны чрезмерно развились такие отрасли, как судостроение и цветная металургия, которые затем, спустя короткое время пришлось выбросить на свалку. Перспективное планирование часто оправдывают также тем, что государственные органы на основе зарубежного опыта могут ускорить процесс модернизации, спланировать прыжок в будущее. Нетрудно видеть, однако, что импорт отдельных зарубежных достижений лучше производить в децентрализованном порядке -- через открытые в мир рынки информации, капитала, квалифицированного труда и товаров. Ведь не располагая детальными знаниями ни особенностей импортируемых технологий, ни потребностей собственной экономики, государственне органы могут только навязывать народному хозяйству чуждые или даже просто не нужные производства, что уже не раз наблюдалось и в нашей стране, и в других слаборазвитых странах. В то же время государства Юго-Восточной Азии наглядно демонстрируют всему миру преимущества децентрализованной модернизации. Вряд ли может оказаться успешными и централизованное заимствование с Запада макроэкономической структур. Их копирование, особенно в условиях низкого уровня экономического развития, напоминает тщетные старания Эллочки-людоедки повторить образ жизни миллиадерши Вандербильд, и никак не может считать рациональной хозяйственной политикой. Как раз наоборот, успешное экономическое развитие страны достигается тогда, когда ее хозяйственники, экспериментируя каждый в своей собственной области и конкурируя между собой и на внешнем рынке, все вместе вырабатывают особенный, неповторимый тип экономики. Высокоразвитая Австралия, например, не стала повторять структуру народного хозяйства США и достигла блестящих результатов, специализируясь, на некоторых видах сельскохозяйственного производства, а маленький Гонконг нашел свое место в мире, став ведущим производителем детских игрушек. Наша страна также обладает набором специфических экономических характеристик, которые должны порождать ее собственную уникальную народнохозяйственную структуру. Сказанное выше не означает, что экономическим прогнозированием вообще не стоит заниматься. Любители разрабатывать перспективные направления развития народного хозяйства могут создавать коммерческие консультационные фирмы, выполняющие платные заказы организаций, желающих знать что будет, а те, в свою очередь уже сами смогут решать слушаться или не слушаться их советов. При этом некоторые коммерческие консультационные фирмы смогут заработывать себе неплохую репутацию, если будут часто делать правильные предсказания. Но не в коем случае нельзя давать прогнозистам права требовать от страны, чтобы она жила так, как они находят нужным, а стране - позволять себе верить в их околонаучные гороскопы. В противном случае, как писал еще в свое время великий английский экономист А. Смит, промышленникам (а значит и всем нам) придется расплачиваться за ошибки управляющих страной королей. Государство должно не учить людей, что им делать, а содействовать экономической свободе, при которой люди, знающие что делать, могли бы воплотить свои замыслы в жизнь. Государство не имеет достаточной информации о будущем для принятия решений о поощрении тех или иных видов деятльности. Поэтому ему должно быть запрещено устанавливать преференции и дискриминации, и, в частности, дифференцировать общегосударственные налоги. Сложная система дифференциированного налогообложения приводит не только к хозяйственным диспропорциям, но и является постоянным источником криминогенных ситуаций. "Сильные мира сего" используют ее для уклонения от уплаты налогов, а коррумпированные работники финансовых органов, толкующие ее правила -- для получения обильных взяток. В нашей стране проблема построения эффективной системы налогообложения осложняется разрешительной общественной моралью в отношении обмана государства, а также отсутствием опыта налоговой деятельности в условиях экономической свободы. Поэтому чтобы быть реалистической, налоговая система должна быть в достаточной степени проста, а сами налоги -- не слишком обременительными. Установление единого общегосударственного подоходного налога без каких-либо льгот, взимаемого с организаций и средне- и высокоообеспеченных слоев населения и не превышающего трети доходов, может стать на первых порах наилучшим решением этой проблемы. Единый общегосударственный подоходный налог должен дополняться системой местных налогов, предназначенных исключительно для финансирования нужд соответствующих территорий. Защитой от чрезмерных местных налогов должно стать широкое представительство обеспеченных слоев населения в органах власти и конкуренция между территориями за размещение выгодных производств. Финансирование интелектуальной деятельности В нашей стране уже длительное время действует уникальная государственная система управления и финансирования в науке, образовании, здравоохранении, искусстве. Она распределяет по иерархиям "сверху вниз" общественные средства на исследования, образование, лечение в условиях, когда специфический характер интелектуального труда не позволяет оценить эффективность расходования денег. Понятно, что в этой системе среди высокопоставленных меценатов за общественный счет господствует фаворитизм, а подчиненные упражняются не столько в интелектуальной деятельности, сколько в искусстве формирования больших или малых мафий умственного труда. Чтобы внести какую-то видимость "объективности" в процесс распределения ресурсов и оценку труда, применяются системы формальных нормативов, которые убивают почти все ценное, что уцелело в результате мафиозного разбоя. Дополнительные деньги, затраченные государством в интелектуальной сфере, имеют чрезвычайно низкие шансы попасть в распоряжение хороших учителей и врачей, талантливых ученых, писателей, музыкантов и других деятелей культуры. Если государство требует порядка в распределении денег, они размазываются почти равномерным тонким слоем среди всех лиц, причисляемых к данной профессии, а если оно оставляет право распоряжаться ими нижестоящим руководителям, они становятся достоянием мафиозных структур и дают им еще больше власти над немногими действительными мастерами своего дела. Для того, чтобы наладить процесс ответственного финансирования интелектуальной деятельности, нужно снова вспомнить, кому нужны наука, искусство, образование, здравоохранение. Прикладные научные исследования, например, нужны людям (или организациям) которые не могут без них разобраться в своей текущей деятельности. И они с удовольствием заплатят за любую полезную для них информацию. Фундаментальные научные исследования нужны ученым, занимающимся прикладными исследованиями, и только они (если сами работают на реального заказчика) могут дать оценку их полезности для решения сегодняшних задач и сделать на них заказ. Однако научные исследования, особенно фундаментальные, имеют свою внутреннюю логику развития и поэтому не могут финансироваться, исходя только из необходимости решения текущих задач. Необходимо безвозмездное финансирование науки, которое может осуществляться как государством, так и частными лицами и организациями -- но с разным результатом. Мировой опыт показывает, что исследования, в течение долгого времени имеющие хорошую репутацию в обществе, относительно легко получают значительные суммы средств вне зависиости от источника финансирования -- государственного или частного. В тоже время новейшим, не получивших еще широкого признания научным работам добиться государственного финансирования намного труднее, чем частного, поскольку, имея на руках положительные отзывы уважаемых людей, значительно легче уговорить директора крупной фирмы или миллионера, чем какое-либо министерство науки. С другой стороны и в нашей стране, и за рубежом государство в гораздо большей степени, чем "частники" склонно поддерживать в науке мафиозные структуры, тормозящие ее развитие. Сказанное выше о науке в равной степени относится и к другим сферам интелектуальной деятельности. Таланты практического учителя и врача лучше всего оценят его ученики и пациенты, а научные результаты в медицине и педагогике -- те, кто будут их применять. Массовые виды искусства вряд ли нуждаются в финансовой заботе -- они сами являются высокодоходными коммерческими предприятиями. Однако и элитарное искусство может жить (пусть и не на такую широкую ногу, как массовое) за счет своих потребителей, в число которых могут входить и щедрые благотворители. Частное финансирование интелектальной деятельности, так же как и государственное, имеет свои недостатки. Один из главных -- то, что жертвователь, располагающий значительными средствми, как правило, лучше разбиракется в том, как их заработать, чем в том, как их истратить. Поэтому он вынужден полагаться на мнение авторитетов, которые, как мы хорошо знаем из нашей же практики, могут быть дутыми величинами. Тем не менее его траты более ответственны, чем у чиновника, распределяющего чужие деньги, а, потому, лучше и результаты. Для оздоровления интелектуальной жизни общества необходимо, чтобы по мере проведения экономической реформы и появления крупных частных источников финансирования была бы сокращена государственная деятельность в этой сфере. Платность в образовании и здравоохранении ставит проблему их доступности для малообеспеченных контингенов населения, которая должна преимущественно решаться государственным субсидированием их спроса, а не его вмешательсвом в эти важнейшии отрасли общественной жизни. В ряде случаев результаты экономической деятельности, плохие или хорошие, так распространяются среди их потребителей, что бывает практически невозможно взять с них деньги или компенсировать им понесенный ущерб. Обычно в таких случаях прибегают к услугам государства, которое либо финансирует деятельность полезных предприятий, либо облагает налогом ущерб, наносимый вреднымии. Рассмотим классический пример такого рода деятельности, чтобы понять сможет ли здесь в наших условиях помочь государство. Как известно, большой положительный внешний эффект имеет работа маяка, который чрезвычайно полезен, несмотря на то, что не может брать с проходящих кораблей деньги за обслуживание. Означает ли это, что маяки обязательно должны быть государственным? Наш богатый хозяйственный опыт легко позволяет в этом случае представить себе их судьбу. Годами может, например, решаться вопрос о строительстве нового маяка. Смотрителям маяков могут забыть поднять вовремя зарплату и они -- от аппатии -- станут выключать их на ночь, укладываясь спать. Можно предположить, что новый маяк появится значительно быстрее, будет сделан значительно лучше и, что главное, поставлен именнно там, где он нужен, если "маячное дело" будет в руках ассоциации владельцев кораблей, или же просто одна из судоходных компаний или богатый судовладелец пожертвует на него свои деньги. Недостатки государственных служб, объединенных под названием собеса связаны не только со скудностью средств, выделяемых на эти цели, но и с неэффективностью самой этой системы. Советские люди не знают, сколько они отдают из своего заработка на эти цели и что они будут иметь за это: обеспеченную старость или нищету, которая заставит их собирать бутылки на улицах. Вообще говоря, система социального обеспечения должна решать два типа задач.
Эффективность административного регулирования хозяйственной жизни тем выше, чем более однородную экономическую структуру имеет территория, на которую распространяются эти правила. Поэтому в ситуации, когда экономика страны в достаточной степени гарантированна от административного произвола и действуют общенациональные рынки товаров, труда и капитала, интегрирующие все территории страны, целесообразно передавать оставшиеся полномочия хозяйственного регулирования настолько "вниз", насколько это представляется в каждом случае возможным. В рамках этого общего рынка возможна автономизация не только союзных республик, но и отдельных крупных территорий самой России. Уже в настоящее время в составе России выделяются 10 крупных экономических районов, каждый из которых имеет особый тип хозяйствования и уклад жизни: Северный, Центральный, Волго-Вятский, Центрально-Черноземный, Поволжский, Северокавказский, Уральский, Западносибирский, Восточносибирский и Дальневосточный [7]. Эти районы могут стать основой внутренних российских "республик", автономных в решении вопросов внутренней хозяйственной жизни, а также образования, здравоохранения, социального обеспечения и местного права. Течение экономической реформы в нашей стране в большой степени определяется способностью органов государственного управления удерживать народное хозяйства от распада и дезорганизации. Эта способность власти в первую очередь зависит от соотношения управленческих нагрузок, которые прямо связаны с кругом решаемых ею задач, и ресурсом административного управления, который составляют наличествующие в обществе дееспособные государственные структуры. В настоящее время наше общество вдруг встало перед лицом удивительной для него беспомощности в прошлом почти-что всемогущего государства. И население, и управляющая страной власть, и ее советники-ученые оказались не готовы жить и действовать в незнакомых им условиях слабого государства.(Тезис о слабости советского государства был высказан еще в 1982 г. Б.П. Курашвили в докладе в ЦЭМИ АН СССР). Органы власти продолжают принимать постановления, которые не будут выполняться; население по-прежнему просит помощи у беспомощного и защиты у бессильного государства; теоретики продолжают предлагать реформы, более сложные и трудные в управлении, чем существовавший дореформенный порядок. Время изменилось, и все три вышеперечисленные общественные группы вынуждены будут играть в новые, непривычные для них игры. Население придется жить без кнута в условиях свободы, которую оно не желало. Государство вынуждено будет отказаться от привычной роли сердитого командира и довольствоваться не менее почетным амплуа арбитра. А ученым-обществоведам придется вместо того, чтобы давать государству новые, дополнительные поручения, искать способы избавлять его от управленческих перегрузок, усиливающихся при проведении реформ. Предложенная вашему вниманию работа ставила перед собой именно эти цели. В ней сделана попытка объяснить необходимость резкого сокращения вмешательства государства в хозяйственную деятельность, обрисовать часть управленческих задач, которые могут и должны решаться без госаппарата, а также наметить контуры нового типа государственности, возникающей на развалинах старой (Изложенные в статье конкретные примеры сокращения государственного регулирования экономики рассматриваются автором не как окончательные рекомендации, а как зачин для дискуссии). Кроме того, она ставила свой задачей подвинуть нашу экономическую мысль с того тупикого направления, которое, обманывая желающую быть обманутой власть, ставит нереальную цель превратить хозяйственную систему огромной и великой страны в странную мешанину из экономик Венгрии, Китая, Польши и Югославии, самих находящихся в кризисном или близком к нем положении. Апрель 1989 г. [1]. Найшуль В. Проблемы создания рынка в СССР, в сб. Постижение, М., Прогресс, 1989. |
|
|
|
| [email protected] | |
Московский Либертариум, 1994-2020 |
|
|
|
