Глава 7. Рыночный подход к перестройке денежного хозяйства

Разрешение российского денежного кризиса

За то, что мы живем не в лучшем из миров, а мы, экономисты, можем предлагать только второсортные решения, следует благодарить Адама и Еву. И хотя я всегда был сторонником гибкого валютного курса песеты и фунта стерлингов, и был против присоединения Испании и Британии к европейской валютной змее (ЕВЗ), и очень сожалел, что Пиночет привязал деньги Чили к картеровскому доллару, в этой статье я отстаиваю идею фиксированного валютного курса для России. В этом несовершенном мире мне постоянно приходится осаживать себя напоминанием о недостижимости совершенства, чтобы предлагаемые мною решения вели к выбору лучшего из реально возможного. Именно об этом я заботился, размышляя о российских проблемах.

Аллэн Мелтцер как-то сказал, что "мы знаем, что постоянный обменный курс не оптимален при всех обстоятельствах и для всех стран" (Allan Meltzer; 1993, р. 709). Сопутствующие постоянному обменному курсу проблемы были обнаружены еще в период золотого стандарта, и многие замечательные экономисты, в том числе Альфред Маршалл, сочли необходимым предложить своего рода эквивалент металлических денег, обеспечивающий привязку ценности денег к металлу, но при этом обладающий встроенными поглотителями шоков.

Со временем выявилось то, чего не предвидели теоретики начала XIX в.: динамика денег проциклична, т. е. в периоды бума объем квази-денег и денежных субститутов чрезмерно увеличивается, а в периоды спадов -- чрезмерно сжимается. Поскольку информация о цикле запаздывает и искажается, то чем дальше страна от финансового центра, тем эти колебания больше. Если гибкость цен и заработной платы не совершенна, хозяйство испытывает неоптимальные колебания. Вот почему руководители центральных банков Европейского сообщества (ЕС) всегда пристрастны в спорах об уровне заработной платы, хотя предлагаемые ими значения, конечно, всегда ошибочны.

В условиях постоянного обменного курса решающее значение имеет выбор валютного якоря: резкое повышение или понижение его котировки изменяет условия торговли, а это может тяжело отразиться на условиях хозяйствования. А что следует делать в случае банковской паники? Позволить публике изъять свои вклады, чтобы сдержать обещание поддерживать конвертируемость валюты?

Наконец, постоянный обменный курс создает еще одну проблему. Если эмитентом валюты, имеющей якорь, является правительство, то либо оно в достаточной мере балансирует свои доходы и расходы, либо никто не поверит, что оно действительно отказалось от сбора инфляционного налога. Вопрос об эмитенте это отдельный вопрос, и на деле представляет собой не проблему, а часть предлагаемого мною решения.

Ясно, что любое предлагаемое решение российских проблем будет несовершенным и неокончательным. Я сформулирую это иначе. Предлагаемый для России на переходный период денежный режим должен быть совместим с почти оптимальным в долгосрочной перспективе решением. Вот почему я предлагаю модифицированный вариант постоянного обменного курса: начав с такой модифицированной системы, опирающейся на немонополистическое валютное управление, Россия придет, в конце концов, к полноценной системе с почти автоматической стабилизацией ценности денег и с банковской конкуренцией -- а после этого можно будет избавиться от валютного управления.

Я хотел бы отметить, что проблемы организации денежного хозяйства чрезвычайно сложны и абстрактны. Для упрощения я начну с истории, которую услышал в передаче всемирной службы новостей БиБиСи, а потом на этом примере обобщу основные монетарные проблемы России в переходный период.

Репортер БиБиСи пригласил своего русского друга в ресторан Макдоналдс в центре Москвы. Его приятель, отставной армейский офицер, задумчиво заметил, что их гамбургеры стоят столько же, сколько его машина, купленная им на распродаже армейского имущества. Для просвещения слушателей журналист заметил, что хотя недавно чернорыночный курс рубля "по техническим причинам" повысился, занижение ценности валюты губительно действует на социальные связи. Стабилизация рубля есть первоочередная задача, и Запад должен предоставить достаточные кредиты для стабилизационного фонда, чтобы можно было поддерживать постоянный обменный курс.

В этом назидательном анекдоте переплелся целый пучок проблем.

1. Относительные цены товаров и услуг в России пребывают в полном беспорядке. Из-за административных ограничений и высоких трансакционных издержек ничто не имеет единственной цены, как в примере с автомобилем, купленным по дешевке из армейских запасов.
2. Наличных денег в обороте меньше, чем требуется существующим уровнем цен. Это часто бывает в период острой инфляции, особенно когда ценность металла, из которого штампуют разменную монету, оказывается выше номинальной ценности монет. В Италии я видел людей, расплачивающихся почтовыми марками.
3. Деньги не обладают внутренней конвертируемостью. За гамбургеры было заплачено долларами журналиста, поскольку очередь у рублевого входа в ресторан была намного длинней, чем у валютного -- а очередь есть один из методов снижения конвертируемости, а значит и курса валюты.
4. Отсутствует и нормальная внешняя конвертируемость. Либо в стране существует множество обменных курсов, либо относительные денежные цены товаров и услуг не соответствуют их бартерным ценам. Иными словами, покупательная способность твердой валюты совершенно произвольна.

Встречаясь с этими 4 проблемами, иностранные консультанты обычно пытаются решить их все одновременно. Эксперт подобно Александру Македонскому, пытается разрубить гордиев узел, а не терпеливо развязывать его. Если бы внутренние бартерные цены были освобождены, говорит консультант, почему бы потом не привязать курс рубля к доллару и зафиксировать его с помощью стабилизационного фонда и ограничительной денежной политики?

В России такое решение встретится с тремя трудностями (и я здесь не буду говорить о проблемах, созданных похожей политикой в Германии после объединения, и о том, что ожидает страны Общего рынка после перехода к единой валюте). Во-первых, другие бывшие советские республики могут принудить Центральный банк России монетизировать дефицит своих бюджетов, просто потребовав увеличить поставку денег (хотя Украина, отделившаяся от России после референдума 1991 г., больше не может на это рассчитывать). Во-вторых, правительство самой России никак не может свести доходы и расходы, и его бюджетные проблемы только увеличиваются. В-третьих, еще вопрос, поверит ли кто-нибудь в устойчивость политики правительства России, будет ли кто-либо рассчитывать на то, что выбранный валютный курс сохранится надолго. А под действием порожденных бюджетным дефицитом инфляционных ожиданий стабилизационный фонд растает, как весенний снег, и легко представить лучшие способы распорядиться твердой валютой, чем бросить ее на съедение валютным спекулянтам.

Теперь мы подошли к точке, где можно поставить под сомнение ортодоксальный проект реформирования денежного хозяйства России и других республик. Экономист с западным образованием, особенно если он работает на МВФ, инстинктивно стремится к полноценной системе управления деньгами: нужен российский центральный банк, который сможет отклонять просьбы правительства о предоставлении кредитов; банк должен установить обменный курс и с помощью стабилизационного фонда обеспечивать конвертируемость денег при выбранном курсе обмена; банк также должен с помощью процентных ставок корректировать дефицит внешнеплатежного баланса, ограничивая внутренний спрос и привлекая иностранный капитал; и банк должен помогать испытывающим трудности финансовым институтам и контролировать качество их кредитной политики.

Этот перечень наводит на ряд соображений. Можно запретить центральному банку России выдавать кредиты правительству, но может ли он, проводя операции на открытом рынке, не поддерживать цены на правительственные облигации? Кто может угадать правильный обменный курс до того, как безработица станет невыносимой? Предполагается ли стабилизационный фонд неисчерпаемым? Не станут ли результатом завышения процентных ставок большие премии, уравновешивающие эффект девальвации рубля? И все это в райской атмосфере морального хаоса.

Отсюда можно понять, что я настроен скептично. Мой скептицизм делается еще большим с учетом вероятности реальных потрясений в стране, переживающей такие изменения и которая должна приспособиться к этим потрясениям, располагая монопольно эмитируемой валютой, курс которой по отношению к доллару фиксирован. И плюс ко всему, весь этот "эксперимент с центральным банком" просто невозможен в России, поскольку после 70 лет коммунизма и ряда неудачных попыток провести реформы правительство не пользуется никаким доверием.

Некоторые ложные представления о денежной реформе

Россия должна выбирать не между валютным управлением и центральным банком, а между монопольным эмитентом денег и конкурентной эмиссией. К тому же профессионал не может размышлять об институтах переходного периода, не заботясь, одновременно, о достижении долгосрочной стабильности. Учитывая положение в стране, может быть намного экономичней и эффективней решать вопрос по частям, не пытаясь решить разом все проблемы. Забудем о всеобъемлющей денежной реформе, о сбалансированности бюджета и стабилизации внешнеплатежного баланса и попытаемся утвердить не имеющее монопольных полномочий валютное управление, которое смогло бы постепенно врасти в систему, причем так, чтобы правительство даже не заметило, что же происходит. В конце концов, Архимед требовал единственную точку опоры, чтобы перевернуть весь мир -- и для этого ему не потребовалась бы помощь Геркулеса. Для проведения денежной реформы в России не нужны ни Наполеон, ни его Великая армия. Нужна партизанская тактика.

Прежде чем перейти к изложению постепенных методов проведения денежной реформы в России, я подвергну критике три ложных идеи, замеченных мною в полемике между сторонниками системы с центральным банком и свободной банковской системы.

Во-первых, ошибка думать, что предложение о создании центрального банка, управляющего национальной кредитной и платежной системами, так уж отлично от идеи валютного управления. Легко добиться того, чтобы центральный банк функционировал в режиме валютного управления, а валютное управление столь же легко трансформируется в центральный банк (Dowd, 1993).

Давид Рикардо в своей работе 1816 г. Proposals for Economical and Secure Currency предложил лишить Банк Англии права эмиссии и передать его своего рода валютному управлению. Предлагалось учредить Департамент казначейских бумаг, который бы автоматически эмитировал деньги под залог больших слитков золота, получивших название "Рикарды". Проект не был принят, но логика великого человека ясна. Он полагал, что причиной делового цикла было неверное финансовое поведение частных эмитентов. Поэтому он предлагал: запретить частную эмиссию; оставить провинциальным банкам только депозитные и кредитные функции; национализировать эмиссию денег. Но Рикардо, зная по опыту приостановки размена бумажных денег на золото, что опасно доверять правительству или директорам банка право эмиссии, не обусловленное никакими правилами и обязательствами, предложил конституционный закон эмиссии. Этот "закон валютного управления" не был принят при жизни Рикардо, и частичная и неполноноценная система частной эмиссии банкнот продолжалась до принятия в 1844 г. Закона о банках. Этот закон стал посмертной и эфемерной победой Рикардо.

Закон 1844 г. отделил дисконтное отделение Английского банка от эмиссионного, так что эмиссия стала возможна только под золотое обеспечение, а изъятие золота должно было вести к аннулированию соответствующих выпусков банкнот. В силу этого предполагалось, что Банк Англии будет функционировать в режиме валютного управления. Но у этого валютного управления был один существенный недостаток: право монопольной эмиссии, хотя и с определенными законом ограничениями. С началом спада 1865 г. банк попросил правительство временно отменить конвертируемость -- совершенно приемлемый и даже разумный способ предотвратить повальную утечку банковских депозитов, но только в ситуации, когда наличествует конкуренция между деньгами. Но если центральный банк предпочитает монополию, тогда для него нет ничего легче, чем возложить ответственность за кризис на конкурентные центры эмиссии, объявить себя ответственным за проведение анти-циклической политики и потребовать устранения конкурентов. Вскоре после этого Уолтер Багехот (Walter Bagehot [1873]), бывший в глубине души сторонником свободы банковского дела, в своей классической работе Lombard Street поддался предрассудку, что эмиссию валюты можно доверить только обладающему монопольными полномочиями центральному банку, и одобрил возникновение учреждения, способного к произвольным действиям в сфере денежной политики.

Вторая ложная идея заключается в том, что надежная валюта возможна только в стране со сбалансированным бюджетом, или что надежность валюты автоматически ведет к сбалансированности государственного бюджета. История Испании доказывает обратное. Император Карл V, попав в долги, был вынужден передать права на эксплуатацию Венесуэлы своим нюренбергским банкирам -- Фуггерам. Его сын Филипп II настолько запутался в долгах, что за время своего правления ему пришлось трижды приостанавливать уплату долгов (он при этом всегда делал исключение для пары иностранных банкиров, так что сохранялась возможность набирать кредиты и дальше). Но ни Карл V, ни Филипп II не занимались порчей монеты, и испанские дублоны и риалы в течение почти 100 лет оставались лучшей валютой мира. Эти два короля в случае бюджетных проблем прибегали либо к платежам натурой, либо откладывали уплату долгов, но не прибегали к инфляции. Позднее короли из династии Габсбургов, особенно Филипп IV, покровитель Веласкеса, начали портить монету, подмешивая в серебро риалов все большие количества меди. Но в последней четверти XVII века сын Филиппа IV полудебильный Карл II вернулся к чеканке полноценной монеты, что оказало чудодейственное влияние на экономику.

Еще яснее доказывает отсутствие обязательной связи между дефицитом государственного бюджета и инфляцией история великого испанского либерала, министра финансов в 1868--1870 гг. Лауреано Фигуерола. Выпушенные им серебрянные песеты ознаменовали начало 75-летнего периода стабильности денег. Но когда он после революции 1868 г. вступил в должность, казна была совершенно пуста, и положение усугублялось тем, что под давлением своих чрезмерно революционных коллег ему пришлось отменить ряд акцизных налогов. Сначала он подумывал о самоубийстве, но затем принял лучшее решение -- сдал ртутные рудники Альмадены в качестве прибыльного обеспечения займа в аренду Ротшильдам. Проценты по займу были высоки, но казна избежала банкротства. Конечно, в XIX веке были повторяющиеся и гораздо менее почтенные попытки разрешить проблемы казны с помощью учреждения национального банка, который получал монополистические права в обмен на обязательство покрывать расходы правительства. Но Фигуерола не пал так низко, и Банк Испании был создан уже после него.

Отсюда ясно, что в прошлые столетия министры всегда осознавали возможность погашения долгов за счет продажи или сдачи в аренду государственной собственности или выпуска облигаций. Именно поэтому церковные и муниципальные земли в Испании были приватизированы в 1835 и 1865 гг., соответственно. Вывод прост: в России с ее ожидающей приватизации государственной собственностью на 3 трлн. долл. нет никакой необходимости прибегать к инфляционному налогу.

Третья ложная идея -- чтобы публика поверила в надежность новых денег и в устойчивость правительственной политики нужно в период денежной реформы прибегнуть к суровой дефляции. Кризис доверия к новым деньгам возможен только в случае, если речь идет об официальном рубле, который традиционно был подчинен казенным запросам. Но в случае новой параллельной валюты, резервное обеспечение которой недоступно для правительства, а эмиссия передана в руки частной компании или, еще лучше, в руки международной организации типа МВФ или Международного банка развития, -- нет никакой нужды в самобичевании для доказательства надежности денег и собственной искренности. Эту параллельную валюту с плавающим курсом относительно рубля можно для начала выпускать в очень небольших объемах, не заботясь о конъюнктуре. В конце концов, в случае изобретенной Дж. М. Кейнсом архангельско-мурманской эмиссионной кассы, привязанные к фунту стерлингов рубли Британского экспедиционного корпуса принимались потому, что верили в их надежность, и эта вера оказалась оправданной. Благодаря тому, что резервное покрытие этих денег находилось за рубежом, все эмитированные деньги были погашены (Hanke and Schuler, 1991).

Конкуренция

На мой взгляд, и центральный банк, связанный строгими конституционными правилами, и валютное управление, эмитирующее единственное законное средство платежа, являются не лучшими решениями потому, что даваемые им законом монопольные полномочия есть довольно опасная привилегия. Деньги обладают некоторыми признаками естественной монополии, но без государственной поддержки эта монополия ограничена в пространстве и во времени. При отсутствии государственного валютного контроля эта монополия наталкивается на ограничения. Первым шагом к действительно превосходному решению этих проблем является устранение правовой монополии на эмиссию. При отсутствии монополистических ограничений деньги валютного управления будут доминировать, если только их одобрит публика.

Более того, как отмечает Кевин Доуд (Kevin Dowd, 1993) валютное управление постепенно утратит свою долю рынка в пользу частных банкиров, которые будут эмитировать конкурирующие валюты, деноминованные в денежных единицах валютного управления. Таким образом может образоваться полнокровная свободная банковская система. Точно также при наличии нескольких конкурирующих между собой центральных банков жители смогут выбирать деньги для различных видов трансакций (швейцарские франки для пенсий и пезо для оплаты автобусов). Тот из конкурирующих центральных банков, который в некоей местности приобретет наибольшее число пользователей, навяжет свои правила эмиссии всем остальным, поскольку именно его политика будет в наибольшей степени отвечать потребности клиентов в стабильности и надежности.

Кстати говоря, не славянские республики СНГ уже заявили о своем желании эмитировать собственную валюту. Подобно мольеровскому персонажу они, не сознавая того, говорят искаженной прозой идеологии свободных банков.

Вопрос не в том, будет ли у нас центральный банк или валютное управление, а -- будут ли возможности для развития конкуренции виртуальных или реальных валют. Под "виртуальной" я имею в виду таких новых участников, как Visa, American Express, или банк Гонконга и Шанхая, которые сами принимают решение, когда выйти на рынок и предложить собственные средства платежа. В конце концов, три этих организации уже предлагают квази-деньги, а может быть и настоящие банкноты.

Роль денег

До сих пор мы не углублялись в причины того, почему идут столь жаркие диспуты об организации эмиссии. Чтобы понять, нужно разобраться -- какова же роль денег в современном обществе. И ответы не сводятся к сфере чисто экономических отношений.

Если бы люди имели возможность свободно выбирать валюту, тогда со временем возникла бы валюта или валюты, выполняющие две следующие роли.

Во-первых, возникли бы деньги как единица счета -- для сопоставления относительных цен на товары и услуги. Эта единица счета станет -- при минимальных издержках -- источником важной информацию, но при совершении актов обмена она должна быть в голове участников сделки. Фактически, это умозрительная конструкция, которая, по словам Эужение Фама (Eugene Fama, 1982), может служить просто единицей для нужд бухгалтерского учета. Такие бестелесные единицы счета не редкость в истории: мараведи в испанской империи, ливры (livre tournois) во Франции XVII и XVIII веков, гинеи в Saville Row. Но для того, чтобы эта единица имела и социальное бытие, нужно ее определить институционально и, если возможно, без участия государственной власти. Никто не будет заинтересован в формировании и поддержании такой счетной единицы, если он не сможет также осуществлять реальную эмиссию денег и получать соответствующую прибыль.

Во-вторых, возникнет средство обмена, обладающее совершенной конвертируемостью в товары и услуги местного и международных рынков (а также в другие местные и международные конкурирующие валюты). Это средство обмена будет привязано к собственной стабильной единице счета или numeraire, ценность которой не будет зависеть от произвола властей -- это может быть иностранная валюта или благородные металлы, или корзина сырьевых товаров. Благодаря наличию якоря курс этих денег сможет свободно плавать относительно других валют, даже относительно тех, которые деноминованы в той же единице учета. При хорошей постановке дела это средство обмена может одновременно выполнять обе главных функции, т. е. служить стандартом ценности и средством обмена. Важность правильной постановки дела объясняет, почему деньги обычно не приносят держателям процентов. Эмитент получает за свои услуги сеньораж, т. е. разницу между издержками на эмиссию не приносящих процента денег и процентом, получаемым им от безрисковых облигаций, составляющих 100-процентное резервное покрытие (или 80-процентное, как в случае с кейнсовой эмиссионной кассой в Архангельске).

Третью функцию денег ошибочно, на мой взгляд, считают важной: функцию накопления ценности. В примитивных нефинансовых экономиках эта функция может быть довольно существенной, но с развитием финансовых рынков эту роль все в большей степени принимают на себя не деньги, а банки, управляющие портфельными инвестициями (Fama, 1982).

Увы, но хотя люди свободны выбирать единицу счета, как в сегодняшней России они выбирают доллар США, средство обмена для них выбирает правительство. А когда стандарт ценности не имеет воплощения в средстве обмена, результатом оказывается рост трансакционных издержек. Как сказал Маршал Макклюен, "средство и есть смысл" ("medium is the message").

Все кажется столь ясным: кто же может выступать против радостей материнства и яблочного пирога? Какой политик откажется принять сторону ангелов? Но это лишь часть реальности. Эмиссия денег имеет политические аспекты, и из-за них стремление к стабильному уровню цен начинает выглядеть как чистейшее ханжество. Для участников правительственной команды главная роль денег, даже если они хотят быть переизбранными -- политическая. На политической сцене деньги не есть инструмент политики цен, но прежде всего -- инструмент фискальной политики с двумя главными функциями: обслуживать рост государственных доходов и их перераспределение.

Более знакома роль денег в увеличении государственных доходов. Вышеописанный законный доход эмитента (сеньораж) увеличивается и превращается в инфляционный налог. При этом налоговая база съеживается, так что наступает естественный, достигаемый с немалыми издержками предел государственных доходов, которые могут быть собраны с помощью этого скрытого налога. Этот сюжет превосходно раскрывает Джон Мейнард Кейнс, указавший на то, что советские власти использовали колеблющийся темп инфляции как налог с оборота, а чтобы предотвратить демонетизацию хозяйства выпускали параллельную валюту -- золотой червонец (Keynes: 1923, chap. 2, с очень поучительным названием "Государственные финансы и изменение ценности денег").

Менее известен другой аспект греховных отношений правительства и денег, раскрываемый Маастрихтскими соглашениями, согласно которым с января 1999 г. в Европе будет существовать общая валюта. Иметь единый и фиксированный обменный курс для европейских валют есть то же самое, что единая валюта, которая станет причиной региональных дисбалансов. Эти "дисбалансы" есть одно из политических "преимуществ" монополизации права на эмиссию для большой территории, потому что у политиков появится ответственная роль -- "корректировать" дисбалансы. И в самом деле, приложение к Маастрихтскому трактату предусматривает создание "фонда выравнивания", откуда правительства стран, страдающих теми же болезнями, что и бывшая ГДР, будут получать трансфертные платежи -- настоящий хлеб политики.

Параллельная валюта для России

Теперь мы можем сформулировать реалистическую программу денежной реформы для России. Я предлагаю использовать в России конкурентно действующее валютное управление. Такую реформу не следует считать экспериментаторством (Klaus; 1993, р. 527): она лишь использует экспериментальный метод. В России следует учредить частное валютное управление для выпуска заякоренной валюты, которая не должна иметь статуса законного средства платежа (т. е. обязательного к приему на всей территории страны. -- Пер.), не должна являться законными деньгами какой-либо территории или реформированной версией рубля. Это должна быть параллельная, открытая для конкуренции валюта, не имеющая никакого отношения к правительству и к дефициту его бюджета.

Валютное управление не должно выпускать официальной валюты, как в Гонконге. Параллельная валюта может иметь для начала постоянный курс обмена на доллары, например, но когда доверие к ней укрепится и станет ясной истинная природа доллара, можно будет прикрепить ее к металлу. Курс новой валюты относительно всех других, особенно относительно рубля, должен быть плавающим.

Когда система частных конкурирующих валют утвердится -- с одной или с несколькими единицами счета -- валютное управление может исчезнуть (Dowd, 1993). Если валютное управление, как нам показали Стив Ханке и Курт Шулер (Hanke and Schuler, 1993) не может не быть крайне ограниченным: с малым числом отделений, с единственной функцией -- обменивать бумажные деньги на валюту покрытия и наоборот, и с очень регламентированными операциями по инвестированию резервных средств, -- тогда активный и вполне надежный частный эмитент сможет вытеснить валютное управление, предложив рынку очевидно надежные деньги. В целом Кевин Доуд (Kevin Dowd; 1993, р. 565) прав, когда говорит о необходимости правила, предусматривающего закрытие валютного управления при выполнении определенных требований -- чтобы оно не превратилось в постоянно действующее учреждение или не выродилось в центральный банк.

Привлекательность открытого для конкуренции валютного управления в том, что не нужно ждать, пока российский бюджет будет сбалансирован, не нужно мешать другим республикам монетизировать внутреннюю задолженность посредством рублей, и не нужно ждать, когда народ поверит в антиинфляционную политику Ельцина. Можно отложить достижение всех этих благих целей, потому что, как показал ленинский эксперимент с червонцем, параллельная валюта может распространяться в любых условиях. Со временем финансовая недобросовестность может принять более скромные формы, а накопленный дефицит будет покрыт за счет средств от продажи госсобственности.

Для начала эмиссии новых денег нужен небольшой -- сравнительно с суммами, нужными для спасения существующего рубля -- резервный фонд в твердой валюте. По оценкам Ханке и Шулера (Steve Hanke and Kurt Schuler, 1993. р. 693) эмиссию новых денег можно начинать с резервным фондом в 4,1 млрд. долл. Таким образом мы могли бы разрешить проблемы переходного периода и при этом вывести деньги из-под влияния политиков надежнее и проще, чем с помощью поправок к конституции или провозглашения независимости центрального банка.

Литература

1. Bagehot, Walter. Lombard Street New York: Scribner, Armstrong & Co., 1873.
2. Dowd, Kewin. "Money and the Market: What Role for Government?" Cato Journal 12 (3) (Winter 1993): pp. 557--576.
3. Fama Eugene F. "Fiduciary Currency and Commodity Standards" Working Papaers No. 77, Center for Research in Security Prices, Graduate School of Business, University of Chicago, June 1982.
4. Hanke, Steve H., and Schuler, Kurt. "Ruble Reform: A Lesson from.Keynes." Cato Journal 10 (3) (Winter 1991): pp. 655--666.
5. Hanke, Steve H., and Schuler, Kurt. "Currency Boards and Currency Convertibility." Cato Journal 12 (3) (Winter 1993): pp. 687--705.
6. Keynes, John Maynard. A Tract on Monetary Reform (1923). Collected Writings of John Maynard Keynes, Vol. 4. London: Mac-millan and St.Martin's Press for the Royal Economic Society, 1971.
7. Klaus, Vaclav. "Creating a Stable Monetary Order." Cato Journal 12 (3) (Winter 1993): pp. 527--531.
8. Meltzer, Allan H. "The Benefits and Costs of Currency Boards." Cato Journal 12 (3) (Winter 1993): pp. 707--710.
9. White, Lawrence H. Competition and Currency: Essays on Free Banking and Money, New York: New York University Press, 1989.