Глава 2. Создание стабильных денег

Предварительные условия для стабильности денег

Для меня стабильный денежный порядок есть одновременно цель и инструмент достижения других целей. Главное, что я хотел бы сообщить, это что условия, делающие возможным создание стабильного денежного порядка, далеко не сводятся к техническим деталям. И мне это обстоятельство представляется чрезвычайно важным. Сколько я понимаю, на свете нет таких технических, организационных или институциональных механизмов, которые могли бы компенсировать отсутствие в стране, стремящейся к достижению денежной стабильности, политической ответственности, политического и социального согласия. Для меня политическое и общественное согласие являются ключевыми предварительными условиями, и лично я посвящаю большую часть времени и сил созданию и поддержанию именно этих предварительных условий в моей собственной стране.

Мне кажется ошибочным предположение, что валютное управление или любое другое альтернативное институциональное устройство способны компенсировать недостаток политической ответственности или неспособность политиков создать надежную поддержку для рациональной экономической политики. Мне приходится взять на себя защиту стандартных институциональных форм -- хотя такая позиция не очень-то и выигрышна в интеллектуальном плане. Нам не нужны никакие новые социальные эксперименты. Мы уже получили свои 40 лет участия в весьма болезненном эксперименте, и этого более чем достаточно. Именно поэтому мы консервативны.

Проведение денежной политики

Для меня стандартное институциональное устройство означает двухуровневую банковскую систему и независимость центрального банка. Каким политическим рецептам должно при этом следовать? В принципе, я сторонник правил -- но правил понимаемых как ясные, прозрачные концепции, а не как жесткие технические предписания. Разумная денежная политика нуждается в ясном определении целей и приоритетов, и самой важной целью является стабилизация уровня цен.

Я воспринимаю монетаризм как вдохновляющую идею, а не как набор догматических и детальных технических предписаний. Моя, и не только моя задача заключается в решении вопроса -- как осуществлять денежную политику в период экономического перехода, когда наличествуют громадные колебания в уровне экономической производительности. Это ключевой вопрос. Все известные из учебников рекомендации весьма полезны для ориентации, но к ним нужно что-то добавить. К концу 1990-х годов мы получим превосходные динамические ряды для анализа наших ошибок, но сейчас мы не располагаем этими данными, а действовать приходится именно здесь и сейчас. Нам приходится проводить денежную политику при наличии всех возможных неопределенностей. Простого рецепта в такой ситуации быть не может, но у меня есть две рекомендации.

Прежде всего, на начальных этапах процесса трансформации следует проводить очень рестриктивную денежную политику. Во-вторых, наблюдаемый в процессе перехода болезненный спад производства не является стандартной депрессией. Поэтому не существует такого варианта экспансионистской политики, который помог бы смягчить спад или предотвратить рост безработицы. Было бы уместным высказывание, что наблюдаемый спад производства есть прямой результат трансформирующего потрясения, т. е. отказа от иррациональной экономической деятельности. И чем быстрее отомрет такого рода деятельность, тем лучше.

Я очень часто слышу в моей стране -- и, к моему величайшему сожалению, на Западе тоже -- что в Чехословакии, Венгрии и Польше имеет место депрессия или кризис, и что этот кризис требует экспансионистской экономической политики. Это очень опасное непонимание сути дела. Я не делаю оптимистических предположений об эластичности кривой совокупного спроса в период трансформации экономики, и я абсолютно уверен, что экспансионистская политика может иметь результатом одну только инфляцию. Вопрос в том, когда следует переключаться на менее рестриктивную денежную политику. Совершенно ясно, что для такой страны как Чехословакия этот момент наступает после дерегулирования цен. (Сегодня 95 процентов всех цен совершенно свободны, и это больше, чем было в большинстве стран Западной Европы 10 лет назад, и может быть даже больше, чем сегодня в некоторых западноевропейских странах). К менее рестриктивной денежной политике можно переходить после завершения дерегулирования цен, производства и приватизации важных секторов экономики. Но эта политика еще не все.

К моему величайшему сожалению мы не живем в простом однородном мире. Мы живем в неоднородном мире. Мы живем в смешанном мире с растущим частным сектором, который реагирует на сигналы рынка, и со сжимающимся, но все еще очень обширным государственным сектором, которые не реагирует на сигналы рынка. Государственные предприятия пребывают в состоянии предприватизационной агонии. Один из ваших бизнесменов недавно провел очень хорошую аналогию. Он сказал, что государственные предприятия в Чехословакии ведут себя как замороженные -- не двигаются, не пахнут, не реагируют. В таком сложном мире мы живем, и моя задача сейчас -- выбрать подходящий момент для смягчения денежной политики.

Есть еще ряд вопросов в сфере денежной политики, доводящих меня до головной боли. Нашей основной аналитической моделью является количественная теория денег со знаменитым уравнением обмена: MV = PQ. Мы мыслим в терминах этих четырех переменных и используем их для анализа ситуации и выбора экономической политики.

Ненадежность официальных данных

Проблема недостоверности данных о ценах и объемах производства хорошо известна. При прежнем режиме статистика приукрашивала коммунистическую систему. Но в процессе перехода к рыночной экономике официальная статистика зачастую дискредитирует реформы. Многие виды экономической деятельности, осуществляемой в бурно разрастающемся частном секторе, просто не попадают в поле зрения статбюро, а потому избегают анализа. Официальные данные в нашей стране просто не отражают изменения деловой активности, возникающие в результате приватизации малых предприятий. Например, в публикуемые статистические данный о розничной торговле включаются только данные о предприятиях с числом занятых более 100 человек. К ноябрю 1991 года товарооборот для такого рода предприятий сократился примерно на 35%. Для любой стандартной и стабильной экономики, а особенно для плановой, где большинство торговых предприятий попадают в эту категорию, эта информация была бы очень значимой, но для нас сейчас она просто не имеет смысла. Тем не менее, информация о столь значительном спаде в розничной торговле попала на первые страницы газет не только Чехословакии, но и New York Times. Недостоверность данных о ценах и объемах производства является, поэтому, очень важным вопросом.

Является ли денежная политика явно ограниченной?

Но не это является нашей главной проблемой. Я опасаюсь, что наша денежная политика, быть может, является чрезмерно рестриктивной. Я предполагаю, что в стране, которая переходит от системы центрального планирования к рыночной системе хозяйства, объем трансакций растет намного быстрее, чем объем производства. Так что если денежная политика ориентирована на то, чтобы увеличивать предложение денег пропорционально объему производства, она окажется явно рестриктивной. Именно по этой причине я испытываю некоторые сомнения в нашей денежной политике.

Почему объем трансакций растет быстрее, чем объем производства? Для этого есть, по крайней мере, три причины. Во-первых, в прошлом у нас существовали трансакции только по поводу текущего производства, тогда как в переходном периоде мы имеем большой объем сделок по передаче собственности из рук в руки. В новой, только возникающей рыночной экономике различие между трансакциями по поводу текущего производства и трансакциями по поводу прав собственности очень велико. Так что объем денежной массы, рассчитанный на обслуживание сегодняшнего объема производства, может оказаться недостаточным относительно действительного спроса на деньги. Это серьезная проблема.

Во-вторых, в мире центрального планирования у нас существовали только реальные трансакции -- платежи за товары и услуги. Финансовый сектор просто не существовал. Но в период перехода к рыночной системе финансовые трансакции становятся важными и увеличивают спрос на деньги.

Наконец, существует еще одна важная причина значительного роста объема трансакций в экономике, переходящей от плана к рынку -- громадное умножение числа посредников по мере расширения рыночных отношений. В прошлом экономические трансакции нередко осуществлялись в рамках административных структур внутри больших предприятий -- без посредничества денег. Но сегодня число экономических посредников и агентов сильно возросло, а на смену потоку товаров внутри одной большой фирмы пришли тысячи трансакций между тысячами фирм. Это институциональное изменение является еще одной причиной чрезвычайного роста спроса на деньги и, одновременно, объясняет трудности точной оценки спроса на деньги.

Денежная политика должна быть явно ограничительной еще и потому, что наши коммерческие банки столь явно консервативны. Сегодня в Центральной Европе мы сталкиваемся с двумя образцами поведения коммерческих банков. В Польше и бывших республиках Советского Союза коммерческие кредиты предоставляются с большой легкостью. А в Чехословакии вновь возникшие коммерческие банки пытаются вести себя очень консервативно и явно чрезмерно осторожничают. (Новые директора банков не расстаются с сигарами как Поль Волкер, и когда к ним приходит новый предприниматель, он слышит: "Вы не выглядите достаточно надежным".) Быть может, в этом отражается несовпадение менталитета в разных странах Восточной и Центральной Европы. Мы в Чехословакии и прежде отличались чрезмерной осторожностью, и явно консервативное поведение наших коммерческих банков создает просто еще одну, подлежащую разрешению проблему. Нет причин принуждать банки к выдаче большего числа кредитов, но есть опасение, что они, быть может, слишком уж боятся риска.

Другие проблемы, возникающие при создании нового монетарного порядка

Я бы хотел отметить еще три вопроса. Во-первых, нужно понять -- должна ли страна пытаться войти в мировой рынок в одиночестве, или ей -- для интеграции в мировой рынок -- следует организовать региональный валютный союз. Мой ответ прост. Нет никаких оснований создавать сложные, изощренные и искусственные валютные структуры. Создав "клуб нищих" -- как я это обычно называю -- мы просто усложним себе вход в мировую экономику.

Второй вопрос таков: следует ли нам ограничить конвертируемость валюты конвертируемостью текущих счетов, или нужно немедленно впрыгивать в мир конвертируемых капитальных счетов. У меня нет возражений против полной конвертируемости, но по чисто практическим причинам представляется, что конвертируемость на уровне текущих счетов сегодня для нас совершенно достаточна. Она достаточна потому, что открывает страну для мира. Мы не собираемся планировать уровень конкуренции на внутреннем рынке. С нашей точки зрения лучший способ ликвидировать отечественные монополии -- открытие страны для международной конкуренции, и конвертируемость текущих счетов для этого более чем достаточна.

Третий вопрос -- нужен ли нам плавающий или фиксированный валютный курс? Меня с самого начала приводила в ужас идея фиксированных валютных курсов. В то же время я помню, что МВФ было шокировано моим предложением ввести плавающий валютный курс. Я действительно боялся того, что объявление сильно заниженного фиксированного курса за три дня до либерализации цен способно породить только порочный круг инфляции. Мне хотелось, чтобы валютный курс хотя бы какое-то время был плавающим, чтобы уж потом объявить" фиксированный курс. Я рад, что ошибался в данном вопросе. Мы заранее объявили фиксированный курс, и ничего не случилось. И мне представляется, что нет ничего пагубного в том, чтобы использовать фиксированный валютный курс в качестве якоря для всех остальных денежных переменных.