|
||
Вступительное словоВажность этой маленькой книги, я полагаю, намного больше, чем можно ожидать от ее скромного размера и простого языка. Это книга о свободном обществе; о том, что в наши дни определялся бы как подтекст политики (policy implications) для ведения внутренних и иностранных дел; а в особенности о некоторых препятствиях и проблемах, реальных или воображаемых, лежащих на пути установления и поддержания этой формы социальной организации. В то время как ничего экстраординарного во всем этом нет, удивительным остается тот факт, что практически никто из тех, кто выступал за какую-либо альтернативную форму экономической организации, не предлагал аналогичного обоснования идей такого рода. Даже теперь растущая команда авторов, удостоивших нас подробной критикой капитализма и предсказаниями его неминуемой гибели, проявляет странную сдержанность в отношении каких-либо "противоречий" или других трудностей, которые могли бы иметь место в функционировании системы, которую они защищают или клянут. Значение отсутствия подобной критики, однако, слишком легко отметалось только потому, что ответственность за это, как правило, возлагалась в некотором смысле не на того, на кого следовало бы. Обвинять Маркса, возьмем наиболее частый пример, в неудавшейся попытке описать в "Капитале" подробности функционирования и проявления социалистического общества неоправданно; потому что эта работа есть в точности то, чем она и была задумана: остро критическое исследование капитализма -- такого, каким его представлял себе Маркс. Столь же бессмысленно обвинять Мизеса в том, что он не включил в свой "Социализм" обсуждение принципов системы свободного предпринимательства. Важно, однако, что Мизес все же обратился к такой задаче в специальной книге, тогда как Маркс этого так и не сделал. Следовательно, это книга, которую не удалось написать Марксу, то, чего даже не попытались сделать ни его последователи, ни другие критики либерализма. Настоящее значение этой книги, однако, следует искать не в этом узком и достаточно полемическом смысле, а в гораздо более фундаментальном и конструктивном. Несмотря на краткость, этот очерк позволяет ответить на большое число вопросов, рассеять сомнения и заблуждения, с которыми сталкивается большинство людей при решении спорных, часто эмоциональных, социальных и экономических проблем. Его особенное достоинство состоит в том, что в отношении всех затронутых вопросов Мизес предложил глубинный взгляд и анализ альтернативных точек зрения, что, безусловно, полезно. Поскольку читатель наверняка захочет сразу приступить к их изучению и рассмотрению, я не буду вторгаться со своими комментариями, за исключением одного. Вместо этого я теперь попытаюсь выделить те вопросы и возражения, которые обычно возникают у людей, рассматривающих дискуссионные положения, по которым высказывается здесь Мизес и которые стоит принять во внимание. Для удобства они перечислены в том порядке, в каком рассматриваются в тексте:
Тот, кто имел возможность непосредственно наблюдать, как определенные предубеждения, полуправда и кажущиеся очевидными "ценности" часто мешают людям всесторонне и объективно рассматривать незнакомые или непринятые взгляды в экономике, узнает многие перечисленные в этом списке вопросы. То, как Мизес отвечает на них, должно помочь широкому читателю (и начинающему студенту) продвинуться в направлении всестороннего взгляда на социальные проблемы, справиться со своими собственными сомнениями и подозрениями. Запрет этой книги в Восточной Германии, о котором Мизес упоминает в своем предисловии, становится понятным и является еще одним, непреднамеренным, свидетельством ее важности. И наконец я хотел бы бегло прокомментировать еще два момента. Первый момент несколько раз повторяется в книге, но в настолько сложных контекстах и в столь разных местах, что можно не заметить его всеобщности и важности. Это идея -- столь существенная в логике истинного либерализма -- о том, как зачастую важно и полезно совершать то, что Мизес в одном месте называет временными жертвами. Стремиться к немедленной выгоде, какой бы привлекательной она ни казалась, есть безумие в том случае, если делая это, человек лишает себя несоизмеримо большей выгоды в будущем -- выгоды настолько большей, что она более чем компенсирует и отказ от нынешних завоеваний, и тревоги ожидания. Конечно, немногие разумные люди, производя такого рода "расчет", при оговоренных условиях склонятся в пользу нынешней выгоды. Но " в этом и заключается основная трудность " люди не всегда делают благоразумные расчеты, и не всегда их в этом кто-то поддерживает. Такого рода упущения случаются при самых разных обстоятельствах и вовсе не относятся только к "обыкновенным" гражданам или потребителям. Это может происходить с бизнесменами в погоне за краткосрочными прибылями или сравнительными преимуществами; с законодателями, которые склоняются в пользу немедленного увеличения ставок минимальной зарплаты, выплат по социальному страхованию, тарифов или других налогов; с экономистами, которые рекомендуют увеличить предложение денег или перераспределять доходы; и с бесконечным числом других лиц. На самом деле, читателю хорошо бы поупражняться и попытаться найти в книге другие примеры, размышляя о современных проблемах и дискуссиях. В заключение необходимо сказать несколько слов о названии. Оригинал работы, опубликованной в 1927 году, был озаглавлен "Liberalismus" и таким образом дополнял, как указывалось ранее, книгу Мизеса о социализме (Socialismus). Тот факт, что было желательно или необходимо, когда готовился английский перевод в начале 60-х годов, переименовать ее в "Свободное и процветающее сообщество" ("Free and Prosperous Commonwealth"), ярко иллюстрирует то, что, я полагаю, является настоящей трагедией в интеллектуальной истории: подмена термина "либерализм". Отмеченная проблема не является только терминологической; ее нельзя отмести как простой пример общей деградации языка -- так называемой энтропии слов, -- когда прежние особенности смысла и тональности со временем теряются. Здесь мы имеем больше чем девальвацию термина, каким бы важным он ни был. Перед нами " сущностный вопрос огромного практического и интеллектуального значения. Прежде всего, слово "либерал" имеет ясные этимологические корни, отражающиеся в идеале личной свободы. Оно также имеет ценные исторические основания в традиции и опыте, а также богатое и обширное литературное наследие в области социальной философии, политической мысли, художественной литературы и т.д. По этим и многим другим причинам важно, чтобы та точка зрения, которая содержится в этой книге, имела бы исключительное и неопровержимое право именоваться либеральной. И все же, несмотря на все это, термин "либерализм" вышел из XIX столетия и перенесся через Атлантический океан, изменив свой смысл -- и не отчасти, а практически на прямо противоположный! Возникшие в результате этого путаница и неточности таковы, что трудно представить себе, как можно было так затуманить его содержание и смысл даже с помощью преднамеренного плана. Но самое печальное заключается по крайней мере в двух следующих соображениях. Одно касается того поразительного согласия, с которым полноправные наследники либерализма не только позволили ускользнуть этому названию, но фактически отказались от него благодаря своей готовности употреблять его в качестве посрамляющего слова для крипто-социалистов, для которых уже существовало более подходящее название. В сравнении с этим зрелищем древняя басня о Верблюде и хижине кажется лишь мягким примером перераздела. Другое соображение -- это скорее просто сожаление. Потеря термина "либеральный" создала ряд придуманных терминов-суррогатов или вымученных парафраз, например, "либертарианский", "либерализм XIX века" или "классический" либерализм. Не существует ли случайно "неоклассического" либерализма, о принадлежности к которому уже кто-то заявил? Что же, неужели термин "либерализм" теперь для нас потерян безвозвратно? В приложении к первому немецкому изданию (включенному в перевод) Мизес говорит об изменяющемся значении термина и намекает на возможность вернуть его изначальное значение. Но в предисловии к английскому изданию 1962 году он, по-видимому, оставляет всякую надежду сделать это. Я должен с уважением возразить. Поскольку в соответствии с любыми разумными аргументами либерализм "открыли" мы, я считаю, что мы же и обязаны попытаться восстановить первоначальное значение термина, хотя бы из принципа. Но на то и существуют другие причины. Во-первых, "либерализм", как подчеркивает Мизес, означает больше, чем только экономическую свободу, он действительно необходим как наиболее удобный и выражающий суть термин. Кроме того, чтобы четко и недвусмысленно общаться с широкой публикой, чья поддержка в конечном счете существенна, нам необходим единственный и ясный термин, а не какое-то словесное изобретение, которое должно ублажать слух человека с улицы. Более того, нынешнее время и обстоятельства этому благоприятствуют -- растущее всеобщее разочарование в правительственном вмешательстве и возрождающееся осознание необходимости индивидуальной свободы выбора могут более охотно отождествляться с уважаемым и всеобъемлющим именем. Что же сделать, чтобы вновь завоевать наше же собственное имя? Наиболее вероятно, что это может быть достигнуто простым обратным ходом того процесса, в результате которого мы его потеряли. Сначала надо перестать употреблять его в неправильном значении, а затем настойчиво утверждать его правильное употребление (этот термин еще употребляется в некоторых частях мира). И наконец, как можно реже мириться с захватом его теми, кто не имеет ни малейших законных оснований претендовать на него, - их следует принудить к тому, чтобы они подыскали себе такое имя, которое соответствует их взглядам -- так же, как либерализм соответствует нашим. Некоторые будут неоправданно беспокоиться по поводу неизбежного смешения доктрин -- я подозреваю, что эта тревога была отчасти причиной проявленной нами ранее неподобающей поспешности при уходе из нашего жилища, -- но это та цена, которую на этот раз мы должны быть готовы заплатить. Во-первых, некоторая путаница сохраняется и сейчас, так что вполне терпимым будет ее небольшой и временный рост. Кроме того, путаница является обоюдонаправленной, т.е. издержки несут и другие, и на этот раз, возможно, неудобство заставит "верблюда" убраться. Таким образом, настоящее издание возвращает к первоначальному названию книги. Надеюсь, что другие будут действовать сообща и употреблять этот термин без извинений или оговорок, он в них не нуждается, так что Либерализм в конечном итоге получит назад свое традиционное и правильное значение.
Луис М. Спадаро |
Московский Либертариум, 1994-2020 |