 |
 |
|
||
|
||
| ||
|
Для глубокого проникновения в сущность рассматриваемых явлений, необходимо выделение в них общего и особенного, без чего невозможно выявить самые общие тенденции этих явлений. Решая эту задачу применительно к процессам приватизации в АРЕ и РФ необходимо подчеркнуть, что особое место в практике реформирования экономического пространства Египта и арабских стран вообще занимают вопросы либерализации экономических систем, проблемы разгосударствления и приватизации собственности, создания современных финансовых институтов, в том числе и рынков корпоративных ценных бумаг, свойственных современным рыночным экономикам. В известном смысле это соотносимо с тем, что происходит в России. Схожесть процессов, вызванная необходимостью структурной перестройки экономики, преодоления застоя, реформирования архаичных форм социальной организации общества заставляет присматриваться к опыту стран Востока, особенно в тех его сегментах, где успех достигается при относительно слабом финансовом обеспечении реформ, скрытом недовольстве властью и традиционалистском социально ориентированным типе общественного сознания. Попытки рассмотреть приватизацию как чисто экономический феномен позволяют утверждать об относительном характере приватизации как инструмента повышения эффективности экономики. Прежде всего необходимо проводить четкое различие между приватизацией в странах с рыночной экономикой и сильным государственным сектором, к которым безусловно относится Египет, и странами с преобладающей централизованно планируемой экономикой, список которых возглавлял СССР. Рецепты для двух моделей должны быть существенно различными, что связано прежде всего с тем, что в бывших социалистических странах приватизация, как правило, вызывает острый социальный протест. Приватизационный процесс в бывших социалистических странах и особенно государствах СНГ строился на применении особых приемов, которые отражали особые условия, существовавшие там. Необходимые для поддержки приватизации политические и экономические предпосылки отсутствовали, например, устоявшееся право частной собственности, соответствующая законодательная система, рынки капитала. Специфическими чертами России являлись также уникальные огромные территории, природно-климатические и географические условия. Серьезными проблемами являлись и субъективные - слабое понимание или полное незнание рядовыми гражданами, политическими лидерами и руководителями государственных предприятий законов рыночной экономики. Достаточно вспомнить "рыночную эйфорию" в средствах массовой информации в последние годы перестройки. Одновременно и более глубокие пласты национального сознания препятствовали проведению реформ буржуазного характера. Национальный менталитет практически всех народов СССР (за исключением, может быть, прибалтийских) и ряда стран реального социализма включал представления о социальной справедливости коллективистского и во многом уравнительного характера. Культурные архетипы ориентировали на нестяжательство и самоотречение. Кроме того, этатистский характер экономического базиса "реального социализма" определял идеологические представления и социальные установки, господствовавшие в советском обществе - неограниченность экономической власти государства и его ответственность за все, происходящее в экономике. Фактически в советском общественном сознании такой экономический порядок воспринимался, как безальтернативный. Его пережитки влияли и на приватизацию, и на развитие фондового рынка. Г.Дилигенский отмечал, что, "когда российский акционер становится жертвой несостоятельности компании и теряет свои деньги, он чаще всего не видит в своем проигрыше результат собственного неудачного решения, стихийных рыночных процессов или неспособности данной компании обеспечить надежные дивиденды, а винит в нем государство". [Г.Дилигенский. Приватизация :.. с. 72.]. Решить задачу "быстрого перевода страны на рельсы рыночной экономики западного типа... было невозможно, не подорвав принципы экономического этатизма, как на практике, так и в общественном сознании" [там же. С.74.]. В подобной обстановке "демократические" реформаторы были вынуждены неоднократно призывать "загонять людей в капитализм железной рукой", мизантропы стали утверждать, что "либерализм могут себе позволить только богатые люди" (стыдливо добавляя "и богатое общество"), а Пиночет чуть ли не стал любимым героем некоторых средств массовой информации. В большинстве развивающихся стран даже в тех, где этатистские настроения достаточно сильны (традиционно к ним относят мусульманские страны, входившие в состав Османской империи [см.: Развитие капитализма арабском мире. М. "Наука" 1988. с. 7-20.]), все-таки они не носили настолько законченный характер. Весьма вероятно, что это связано с аграрным сектором, который практически нигде в развивающихся странах не прошел испытания, аналогичного сталинской коллективизации, или самоликвидации в результате аграрного кризиса начала ХХ века (как в Западной Европе или США). Он обеспечивал возможность вести мелкое хозяйство, относительно слабо интегрированное в государственную экономику, тем самым ослабляя этатистские настроения в социальном сознании масс. Внешние факторы вообще играют существенную роль в инициализации приватизационных программ. Снижение доступности международных займов, нехватка иностранной валюты, уменьшение возможностей для экспорта товаров традиционных общественных предприятий, изменения в мировом общественном мнении общеэкономических и общеполитических оценок роли госсектора накладывались на внутренние трудности развивающихся стран и государств "реального социализма", вставших на путь рыночных реформ. Х.Б. Нанкани в этой связи отмечал: "Для правительств стало необходимым обеспечивать проведение приватизации в своих странах на уровне секторов и на макроэкономическом, чтобы конкурентные силы - как внутренние, так и иностранные - получили возможность создавать эффективное производство, обеспечивая этим возможность экономического роста". [Цит. по: Harry. G. Miller... P. 25.]. Крупнейший экономист - марксист конца ХХ века Эрнест Мандель отмечал, что "это не Маргарет Тэтчер отменила всесилие государства, а транснациональные силы". [Э.Мандель. Капитализм на рубеже ХХI века: новый вызов левым. "Альтерантивы" 3/1995. c.8.] Внешние факторы, связанные с мировым капиталистическим хозяйством, как бы начинают играть независимую сильную роль как социальный фактор внутри стран. Его нередко поддерживает средняя буржуазия финансового, торгового и компрадорского характера, которая находит в приватизации средство упрочить свое положение за счет государственного сектора. На самом деле именно она и получает максимальную выгоду от приватизации. Чиновничество же получает возможность приобрести в собственность управляемую им государственное имущество. Этот момент является общим для России и Египта. Зато существенным различием между буржуазией РФ и АРЕ было то, что в Египте при президенте Мубараке (в годы правления которого и началась приватизация) целью экономической политики было развитие именно производственного сектора, особенно в промышленности. При приватизации принимались все меры по расширению производства. Налоговые льготы, предоставляемые предприятиям, расширившим производство (особенно экспортной продукции), делали выгодным развитие производства даже в условиях недостаточного спроса, что вело к тому, что торгово-финансовая буржуазия постепенно переходила к прямому участию в промышленной деятельности, а традиционно занятые в менее технологичных производствах (типа жилищного строительства) капиталисты начинали вкладывать средства в современные технологии. (Например, в 1995 г. был пущен завод, построенный при финансовом участии крупнейших подрядчиков, по производству фотокопировальных машин "Ксерокс"). До начала реформ экономика СССР представляла собой жесткую упорядоченную систему, защищенную от влияний извне (то есть от экономических и социальных условий, определяемых глобальным характером экономики конца ХХ века вообще и мировым рынком в частности) монополией внешней торговли. В рамках этой системы предприятия, по крайней мере крупные, практически находились под контролем системы планирования и хозяйственного управления, осуществлявшегося центральными органами - Госпланом, Госснабом, Совмином и опосредованно ЦК КПСС. Ключевой системообразующей чертой централизованно планируемой части экономики СССР была максимизация использования имеющегося производственного потенциала - нереализуемая часть его носила узкоспециальный или стратегически оборонный характер. В этих условиях перед органами, принимающими решения, вставала задача крайне точного планирования, когда баланс накопление - потребление должен быть рассчитан предельно точно, оптимизируя развитие технологий в условиях НТР, при том, что практически отсутствовали неиспользуемые резервы. К сожалению, планирующие органы не справились с этой задачей [представители Госплана РФ - специализированного планирующего органа традиционно жаловались на то, что характер их деятельности заключается не в долгосрочном планировании, но в "затыкании дыр"], и во второй половине столетия зачастую наблюдалась устойчивая тенденция технологического отставания советской экономики от западной и, имея в виду социальную ее ориентированность (принципиальное нежелание идти на повышение цен), перманентно возникали кризисы предложения (т.н. "дефицита"). Таким образом, проведенное в СССР огосударствление экономики, с одной стороны, позволило сделать мощный рывок в развитии науки, наукоемких производств, образовании, создании широкого слоя высокообразованного пролетариата, избежать экономической судьбы полуколоний типа Египта или Бразилии, а с другой, вело с 60-х гг. к снижению эффективности всего народнохозяйственного механизма (или, по крайней мере, сопутствовало ему). Параллельно государственному сектору в СССР и особенно союзных странах существовал кооперативный сектор и теневая экономика. Кооперативный сектор играл очень важную роль. В этой связи интересным представляется подход, предложенный рядом марксистских теоретиков, которые предполагают, что системные истоки кризиса социалистических экономик следует искать в противоречии между государственным и колхозно-кооперативным секторами и многоукладности экономики стран "реального социализма". [см., напр.,: Р.Косолапов. Говорил ли так Молотов? "Марксист" No.2/1994 г. с.116-117.] По их убеждению, появление социальных групп, активно участвовавших в приватизации, может быть связано именно с кооперативной сферой. В такой точке зрения безусловно имеется рациональное зерно. Теневая экономика представляет собой другой феномен, также тесно связанный с процессом формирования класса собственников, принявшего активнейшее участие в приватизации. Принято считать, что теневая экономика существует во всех странах, но особое распространение получило в развивающихся странах и странах с централизованно планируемой экономикой. Она представляет собой достаточно сложное явление, вокруг которого идут серьезные научные дискуссии. В общем можно отметить, что в мировой экономической науке термин "теневая экономика" и его синонимы объединяет по крайней мере четыре разных явления, имеющих некоторые общие черты. Формальным критерием выделения теневой экономики, является тот факт, что она не находит отражения в национальных системах экономической статистики. Очень важным свойством теневой экономики является то, что она использует практически исключительно наличные деньги. Прежде всего это экономическая деятельность внутри домашнего хозяйства. Традиционно в СССР под ней понимались сферы деятельности, которые в рыночной экономике таковыми не являются, и на первом этапе перестройки именно она впервые получила поддержку со стороны государства. Но даже в расширенном понимании этого понятия, включая и индивидуальную трудовую деятельность, представляется, что этот сегмент не принимал существенного участия в создании класса новых собственников в России в связи с предшествующей и идущей параллельно приватизации гиперинфляцией, которая наиболее серьезный удар нанесла именно мелким собственникам. Далее идет криминальная экономическая деятельность: контрабанда, торговля наркотиками, проституция, в известном смысле рекет. Согласно информации из МВД РФ, например, солнцевская преступная группировка активно инвестировала средства, полученные от криминальной деятельности в приватизацию, главным образом, в сфере услуг, строительства и пищевой промышленности. К 1993 г. 40% оборота товаров и услуг в России, по оценке МВД, контролировала организованная преступность. [См.: Ibrahim M. Oweiss. The Underground Economy with Special Reference to the Case of Egypt. National Bank of Egypt. Cairo. 1995. с.16.] Она не могла бы этого сделать без активного участия в приватизации. Наконец, очень важную роль сыграли в появлении новой буржуазии в России и так называемые традиционные "теневики", то есть представители делового мира СССР, занимавшиеся нелегальной экономической деятельностью. Размер нелегальной, нигде не зарегистрированной экономики превосходил все разумные пределы. Достаточно отметить, что в Средней Азии не территории Каракалпакии самый большой "колхоз" с многомиллионными оборотами не был нигде зарегистрирован и действовал вне рамок систем Госплана и Госснаба. Системы "теневой экономики", колхозно-кооперативный и общественный (например, "деньги КПСС", ВЛКСМ или профсоюзных организаций) сектора официальной экономики в условиях быстрого обесценивания сбережений населения фактически представляли собой единственные инвестиционные ресурсы в денежной форме, которые смогли бы участвовать в приватизации. Безусловно, их не хватало в условиях форсированной приватизации при том, что иностранный инвестиционный капитал недостаточно динамичен для немедленного реагирования в соответствии с темпами, предложенными российскими реформаторами. В практике наиболее развитых стран действует правило монетизации ВВП. Стоимость ВВП либо равняется массе денег, находящихся в обращении (в Западной Европе), либо меньше ее на 20% (США). В России же . в условиях ваучерной приватизации уровень денежного обеспечения снизился с 76% от ВВП в 1991 г. до 8,5% в 1995 г. К началу реформ фактически на официальном уровне была признана неэффективность нерыночной системы СССР как экономико - политической системы, находящейся в противостоянии с остальным миром. Вместе с тем неэффективность экономической системы в реализации поставленной перед ней задачи начинала проявляться и ранее в виде структурной разбалансированности, неэффективности денежной системы, в виде возникновения и углубления кризиса потребления, роста внутреннего и внешнего долга, а также изменения структуры обмена с внешним миром - "сырьевого" экспорта, "проедания" золотого запаса, исчерпания природных ресурсов и ухудшения экологической ситуации. Усугубляла ситуацию и нереалистическая, несоответствующая внутренним ресурсам позиция СССР в "холодной войне". В самом начале реформ пошел демонтаж системы управления народным хозяйством. Кроме того, ранее закрытую систему превратили в открытую, обеспечив доступ в нее мирового рынка. М. Барабанов описывает сложившуюся ситуацию следующим образом: "К началу 1992 г. уцелевшие элементы системы, существовавшие до перестройки, представляли собой частично упорядоченное множество хозяйственных и иных структур, прежняя целостность которых была нарушена, а новые системообразующие и управляющие связи не установлены и даже конкретно не определены. Система нерыночного хозяйства, основанная на государственной (общественной) собственности и централизованном (детерминированном) управлении, оказалась в глубоком кризисе. Однако она еще не была полностью ликвидирована, поскольку преобладающая часть ее первичных элементов (предприятий) формально представляли государственную собственность. Кроме того, сохранялся некоторый контроль над ценами и доходами". [М.В.Барабанов. Системный кризис экономики России. Мировая экономика и международные отношения No.3/1995 г. с.19.] После начала процесса неолиберальных реформ пошел процесс создания системы, принципиально отличной от существовавшей до перестройки, основанной на внедрении механизма рыночных связей и частной собственности. При этом предполагалось, что мировое хозяйство должно послужить генератором преобразований. В момент начала приватизации требовалось определить границу предельного разгосударствления. Безусловно, производства, требующие усилий всего общества через долговременные программы научных исследований, подготовки высококвалифицированных кадров, огромных капиталовложений, в принципе не могли быть осуществлены в рамках частного капитала. Весь мировой опыт свидетельствует об этом. Требовалось просто выработать новые методы управления и организации. Египетская экономика перед началом реформ Общественный сектор в экономике АРЕ развивался быстрыми темпами после революции 1952 г., особенно после начала национализации и инвестиционных программ, развернутых при президенте Гамале Абдель Насере в конце 50-х. Египетское правительство внедрило элементы планирования, напрямую контролируя ключевые рычаги экономики и ставя своей целью развитие национальных ресурсов ради решения кардинальных для любого общества социально-экономических задач: ускоренного развития страны и справедливого распределения доходов. Э.Мандель отмечал, что "Египет Насера представлял собой, вероятно, наиболее продвинутую форму "огосударствления", проводимого мелкой буржуазией". [Э.Мандел. Власть и деньги. М. "Экономическая демократия". 1992. С.150.] И в 70-х годах при президенте Анваре Ас-Садате развитие общественного сектора продолжало поощряться путем разного рода преференций и налоговых льгот. Одновременно в условиях проводимой политики открытых дверей - "инфитаха" - начался неструктурированный приток иностранного частного капитала в страну. "В широком смысле, - писал В.Титоренко, - суть либерализации в Египте заключалась в предоставлении частным иностранным и местным инвесторам гарантий от некоммерческих рисков (секвестра, национализации, конфискации), существенных налоговых льгот, а также гарантий зарубежным вкладчикам свободы перевода прибылей на вложенный капитал и его репатриацию". [В.Титоренко. Экономические реформы... с.67.] К сожалению, в новых условиях значительное число общественных предприятий стали хронически убыточными с низкой производительностью, оборотом капиталов и ликвидностью и высокой задолженностью государственным банкам и другим кредиторам. С течением времени стало ясно, что издержки содержания общественного сектора в конечном счете превышает социальные и экономические блага. Это признавалось даже в советской науке, которая по идеологическим причинам поддерживала развитие общественного сектора АРЕ. [См. Г.И.Смирнова. Основные проблемы индустриализации Египта. 1952-1977. М."Наука". 1980. С.66-120.] В начале 90-х гг. Египетская экономика находилась в переходном состоянии. Застой в экономике при инфляции в 25%, дефиците бюджета в 20% и многих других проблемах рождал потребность в радикальных изменениях. Безработица превышала 20%, и 6 млн. египетских семей жили с ежемесячным доходом менее 45 долл. США, то есть 25% населения жили ниже уровня бедности. [См.: Nabil Marzouq. Workers facing an uncertain futire. "World of Work" N 8, 1995.] По мнению крупного египетского финансиста Ахмеда Фоды, экономика страны в 1980-е гг. полностью разбалансировалась. [См.: Ahmed S. Foda. Overview of the Egyptian Economy: A New Approach. "Business Monthly", July 1989. Cairo. с.6.] Все это рождало недовольство и выливалось в различные формы социального протеста - забастовки, стачки, а также разные типы мусульманского экстремизма, включая терроризм. Низкая общая эффективность экономики, высокая внешняя задолженность страны западным кредитным институтам, предоставлявшим большие кредиты АРЕ (в частности и для достижения политических целей в условиях противостояния "холодной войны"), стали в конце 80-х гг. предметом озабоченности МБРР и МВФ. В 1987 г. было подписано предварительное соглашение между АРЕ и МВФ, которое было дополнено в 1991 г. соглашением о необходимости проведения широкомасштабной программы экономических реформ. В 1991 г. началась программа экономических реформ и структурных преобразований (ПЭРСП), которая, надо отметить, на финансовом и макроэкономическом уровне привела к определенным успехам. Программа экономических реформ и структурных преобразований Структурные реформы в АРЕ начали проводиться с декабря 1990 г., хотя основания для них готовились с середины 80-х гг. Давление МВФ и Всемирного банка (ВБ) на правительство страны в области программы экономических реформ и структурных преобразований (ПЭРСП) касалось регулирования макроэкономическими средствами различных сфер - рационализации субсидий, изменений в тарифах и налогообложении, либерализации инвестиционного климата, юридической системы и внешней торговли, изменений в трудовом законодательстве, оживления рынка ценных бумаг и приватизации предприятий общественного сектора, которая являлась одним из наиболее важных факторов. ПЭРСП делилась на две фазы - первая, проводившаяся со второй половины 1991 г. до первого полугодия 1993 г., использовала Кредит Структурных Преобразований (КСП), предоставленный Мировым Банком, Африканским Банком Развития и Европейским Сообществом, и ей сопутствовало соответствующее Соглашение с МВФ. Результаты ПЭРСП - I расценивались как крупный успех. Дефицит бюджета снизился до 4% в 1992/93 финансовом году и до 2,5% в 1993/94 фин.г., а инфляция опустилась к 1994 г. до 8%. [См.: Handoussa H. National Survey of Egypt. Economic Cooperation between Egypt and CEEC ans CIS. Mimeo. Cairo 1994. p.11.] Успех АРЕ в области привлечения иностранных инвестиций во многом являлся результатом понимания их ключевой роли катализатора для экономического роста не только в сфере привлечения финансовых ресурсов, но и, что, может быть, и важнее, в области технологий, управления и выхода на мировые рынки. В отчете ЮНИДО о ходе экономических реформ говорится:"эти меры (экономические реформы - С.Г.) внесли свой вклад в значительное улучшение состояния египетской экономики... экономические реформы помогают АРЕ занять исключительно выгодное положение и встретить растущий региональный спрос на целый перечень товаров обрабатывающей промышленности, начиная с пищевой и фармацевтической промышленности и заканчивая транспортным оборудованием и электротоварами". [Цит. по "Egyptian Mail" 24/12/1994.] В июле 1993 г. было принято решение о запуске второй фазы программы реформ - ПЭРСП-II. Мировой Банк выделил под эти цели второй транш КСП в 150 млн. долл. США, а МВФ кредит в 300 млн. [См.: Brindle Simon. Economic Reform. "Business Monthly". June 1993. с. 6.] Вторая фаза программы реформ в развитие первой концентрировалась вокруг макроэкономической стабилизации, фискальных и монетаристских реформ и завершения перехода от централизовано планируемой экономики к рыночной, где частный сектор должен был играть ведущую роль в экономическом росте и проектах развития. ПЭРСП-II предусматривала начало приватизации. По словам министра экономики и внешней торговли АРЕ М.М. Махмуда, в 1994-1995 фин.г. состояние экономики АРЕ устойчиво улучшалось. ВВП вырос на 4,5%, показывая устойчивую тенденцию к росту, а инфляция снизилась до 6%. Общий дефицит бюджета снизился до 5,9% ВВП, а нетто дефицит до 0,3%. [См.: "Аль Хаят" 24/9/95.] В области ценообразования в рамках ПЭРСП Египетское правительство устранило регулирование цен на все товары, кроме медикаментов и 10 базовых продуктов питания, ликвидировало сельскохозяйственные субсидии, за исключением хлопчатника. При этом в течении 1994 - 95 гг. МВФ и МБ вели жесткие переговоры с АРЕ, настаивая на удаление оставшихся субсидий и регулируемых цен. В области внешней торговли были значительно снижены пошлины и сняты практически все нетарифные ограничения за исключением остающегося в силе запрета на импорт текстиля, готовой одежды и битой птицы. Фискальная и налоговая политика претерпела серьезные изменения. Их цель - снижение бюджетного дефицита без ущерба для экономического роста и социального положения населения- была достигнута за счет снижения государственных расходов и увеличения доходов. Ключевым элементом в этом отношении были ликвидация субсидий, отмена государственной политики обеспечения занятости и снижение в 2 раза правительственных инвестиций. Кроме того, был введен ряд новых налогов и сборов - в 1991 г. общий налог на продажи, полный НДС в 1995 г. и разные виды гербовых сборов. Унифицированный подоходный налог заменил в 1994 г. социально диверсифицированные его формы. Одновременно проводилась и жесткая монетаристская политика. В 1991 г. появились первые казначейские обязательства, которые сыграли решающую роль в переходе АРЕ к неконтролируемой прямым образом ЦБ и правительством страны структуре учетных ставок. С октября 1991 г. правительство перестало вмешиваться в определение курса обмена национальной валюты, и он к 1993 г. практически зафиксировался, несмотря на попытки МВФ и МБ заставить правительство Египта искусственно девальвировать фунт. Как результат в АРЕ повысилось доверие к национальной денежной единице, начался приток капитала в страну. Депозиты в египетских фунтах в банках АРЕ в период с 1991 по 1993 гг. выросли на 60%. [См.: Handoussa H. National Survey of Egypt... p. 19.] Таким образом, можно отметить, что к моменту начала приватизации египетское правительство сумело достичь финансовой стабилизации и только после этого под сильным нажимом МВФ перещло к передаче государственной собственности в частный сектор. Общественное отношение к приватизации В самом начале 90-х годов в России по отношению к приватизации сложилось определенная общая позиция. Самые разные партии от либеральных до называвших себя коммунистическими выступали за приватизацию и смешанную экономику. Однако в отношении подходов существовали разные мнения. Проще всего провести водораздел между либеральными течениями, выступавшими за приоритет частной собственности, и движениями этатистскими, которые ратовали за примат государственных форм собственности. На самом же деле можно утверждать, что за теми или иными концепциями стояли не идеологические соображения, но гораздо более прозаические. Размежевание общества на разные элитные группы и слои, вступившие в борьбу за раздел общенародного достояния, вызывало необходимость соответствующей идеологической поддержки. Элементы партийной номенклатуры, которые первоначально выступали против приватизации "по Чубайсу", обнаружили в ней возможность закрепления своего статуса собственников. Позиции хозяйственной номенклатуры и прежде всего директорского корпуса носили более двойственный характер. Директора разделились на тех, кто более или менее успешно интегрировался в рыночные отношения, и тех, кто по объективным или субъективным причинам пытались усилить государственное вмешательство в экономику. Например, опросы общественного мнения среди сотрудников приватизируемых предприятий показали, что 38,9% респондентов полагают, что дирекции поддерживают изменения формы собственности, а 42,9% считают, что администрация против перемен. [На пути к экономической демократии... т.2. с.100.] Наконец, нарождавшиеся новые элиты требовали своего куска государственного пирога. Учитывая реальное соотношение социальных сил в советской экономике, авторы реформ сознательно мирились с перспективой первоначального перехода бывшей государственной собственности, главным образом, в руки старой хозяйственной номенклатуры: директорского корпуса, чиновников экономических министерств и пр., полагая, что введение даже формальной системы частнособственнических отношений придаст необратимый характер процессу реформ, имея в виду, по словам Е.Гайдара, что приватизация "раскрывает ... путь к нормальной экономической конкуренции, благодаря которой собственность все равно переходит в конце концов к тому, кто сможет ей эффективно распорядиться". ["Известия" 10/1/1995.] Как отмечал один из идеологов приватизационных реформ А.Д.Радыгин, "Реальная цель... была лишь одна: временное массовое перераспределение и закрепление прав частной собственности в российском обществе при минимуме социальных конфликтов в расчете на последующие трансакции в пользу действительных эффективных ответственных собственников". [А. Радыгин. Реформа собственности в России: на пути из прошлого в будущее. М. "Республика". 1994. С.12.] Дальнейший передел собственности, превращение "социалистических" хозяйственников в капиталистов и интенсивное рыночное развитие производства оставлялось на следующий этап приватизационного процесса, который должен осуществляться на рынках ценных бумаг. Такое понимание логики реформ на первый взгляд противоречит законодательным нормам ее осуществления. В этих методах видную роль играют права собственности наемных работников на приватизируемые предприятия. Так, по "второму" варианту приватизации 51% уставного капитала приобретал трудовой коллектив, 10% отдавалось ему (без руководящих работников) и по "первому" варианту. Однако такие требования диктовались главным образом политическими и пропагандистскими соображениями. Несомненно у стратегов ваучерной приватизации были расчеты на формирование в массах работников, ставших акционерами, "рыночной" или собственнической психологии, но психологический фактор не был решающим. Основной задачей было создание именно слоя крупных частных собственников. Известный экономист левой ориентации О.Смолин отмечал: "ваучерная приватизация по Чубайсу мотивировалась именно тем, что каждый гражданин должен получить равную долю общественного богатства. При этом автор проекта многократно публично заявлял, что на ваучер каждый сможет купить "Волгу"... Еще до начала проекта было совершенно очевидно, что данная модель приватизации экономики вредна, социально бесполезна, но политически почти гениальна, поскольку привлекает всех и якобы в равных долях к растаскиванию общественного богатства". [О.Смолин. Демократические левые в России: обозримое будущее - работа в оппозиции. "Альтернативы" No.3/1995. с.4.] Косвенно это подтверждается отсутствием каких-либо действий со стороны правительства по институциональному закреплению прав трудовых коллективов. Этот подход к приватизации вызвал критику со стороны "либеральных радикалов" типа Л.Пияшевой, которые выступали против "номенклатурного" характера приватизации "по Гайдару и Чубайсу", требуя недопущения директорского корпуса к приватизации. В действительности они расходились не в конечных целях, но в характере первого этапа приватизации, который радикал-либералы предполагали затягивающим процесс перехода собственности в руки "настоящих" хозяев. Правительственные же стратеги приватизации учитывали тот факт, что реально в стране не первом этапе еще не было крупных капиталистов, способных "переварить" крупные предприятия. Интересы этих слоев и элит по вопросам о темпах и формах приватизации выражали различные политические группы. В общем виде их можно разделить следующим образом:
В АРЕ правительство было достаточно осторожным. Оно считало необходимым получить политическую поддержку своим планам, для чего пыталось расширить базу участников приватизации. Руководство страны не желало проводить приватизацию ради ее самой. С этим связаны многочисленные отмены ранее назначенных мероприятий, затяжки и проволочки. [Например, депрессия в туризме и соответствующее снижение спроса на активы вызвала решение Генеральной организации по туризму и гостиницам отложить планируемую ранее приватизацию плавучих гостиниц до момента выхода отрасли из кризиса, хотя ряд стационарных гостиниц, как, например, "Меридиан", уже были приватизированы или находились в процессе. "Аш Шарк Аль Аусат" 31/5/1994.] Это же приводило и к частой смене "правил игры". Важно отметить, что для Египта вообще не характерно убеждение, что приватизация является практически единственным способом перестройки народного хозяйства. Как результат, ход приватизации там критикуют как "слева" профсоюзы и оппозиционные партии, так и "справа" МВФ, который наряду с "Парижским клубом" полагает, что приватизация идет слишком медленно. В АРЕ ряд экспертов высказывали сомнения в способности кадров в руководстве страны успешно осуществлять приватизацию. "Те же люди, - пишет А.Льюис,- кто были преданы идее централизованного планирования, сейчас ведут Египет по пути приватизации, и кое-кто удивляется, может ли широкая приватизация быть осуществлена без политических реформ". [A.Lewnes. The Push to Privatize. Cairo Today. May 1992. P.62.] Еще более абсурдный характер это приобретало в России, когда люди, получившие ученую степень по математическим методам планирования в централизованной экономике, возглавляли программу разгосударствления, а главными апологетами капиталистического развития становились профессиональные преподаватели научного коммунизма. Директор Ст-Петербургского фондового института Ю.Ермоленко отмечал, что "господа А.Чубайс, Д.Васильев, А.Кох и иже с ними - не специалисты в области фондового рынка... в их речах нет не только ни одной оригинальной или свежей мысли, а часто отсутствует понимание того, о чем они говорят. Это сплошное общее место". [Ю.Ермоленко Приватизация...] Политические реформы, правда, осуществлялись последовательно, и эта последовательность нашла свою кульминацию в роспуске Конституционного суда, отмене Конституции, разгоне парламента со стрельбой из танков в центре столицы. По мнению апологетов приватизации, рассматривая институциональную стратификацию противников приватизационных программ, следует отметить следующие группы - профсоюзы и организации трудящихся, директорский корпус государственных предприятий и различные политические группы левого, националистического или популистского характера. Практические полевые исследования, проведенные социологами, однако показывают, что это не совсем корректное заключение. В России при общем преобладании крайне негативного восприятия результатов ваучерной приватизации имелись существенные различия в оценке ее различными социальными группами. Так, доля руководителей, видевших в ваучеризации шаг к формированию слоя собственников, в три раза превышала эту долю среди неквалифицированных рабочих. В этом, судя по всему, сказывается различие между теми, кто в силу своего социального положения смог реально приобщиться к процессу разгосударствления собственности, и теми, кто был лишен этой возможности. [См. Г.Дилигенский Приватизация... с. 71.] В России связи между производственниками и политическими кругами (особенно в регионах) были особенно тесны. Был создан блок профсоюзов и Союза промышленников и предпринимателей, сыгравшей важную роль в смещении Е.Гайдара с поста премьер-министра и замещении его В.Черномырдиным, представлявшим интересы определенной группы промышленников. Еще в большей оппозиции приватизации находились "красные директора" - сторонники КПРФ, которых буржуазная пресса считала и продолжает считать чуть ли не главными врагами экономических реформ. Интересно в этой связи мнение патриарха советской индустриализации Л.Кагановича. Он в 1991 году отмечал: "мы такие глубокие корни вырвали и пустили! Приватизацию Магнитогорска не сделаешь, приватизацию Кузнецстроя, Краматорского машиностроительного завода не сделаешь, приватизацию железных дорог не сделаешь, приватизацию тракторных, комбайновых заводов не сделаешь. Могут, конечно, попробовать акционерные общества сделать, но эти акционерные общества могут быть и фиктивными акционерными обществами для отвода глаз западноевропейских капиталистов, чтобы они думали, что у нас меняется существо". [Ф.Чуев. Так говорил Каганович. М. "Отечество". 1992 с.145.] В Египте же одним из критериев выбора объектов приватизации было позитивное отношение к ней администрации, и разгосударствление проводилось во многом фиктивно, что представители МВФ и ВБ отмечали на переговорах с правительственными делегациями страны об урегулировании задолженности. В АРЕ противодействие директорского корпуса приватизации в течении длительного времени пытались уменьшить путем разного рода реформ рыночного характера. Жесткая конкуренция с появлявшимися еще со времен Садата новыми частными предприятиями проводила своего рода "естественный отбор" среди директорского корпуса. Тем не менее одним из критериев, выбранных Бюро по Общественной Приватизации при министерстве по делам общественного сектора АРЕ для селекции предприятий первого "пакета" приватизации, была лояльность администрации предприятий программе приватизации. Важно помнить, что в АРЕ отдельные отрасли получали государственную поддержку в виде субсидирования, кредитов и т. д., которые позволяли выпускать продукцию даже в условиях хронической финансовой убыточности благодаря политическим связям. Руководители важнейших отраслей промышленности обычно имеют большое политическое влияние, основанное как на личных связях с государственными служащими, так и на способности организовывать влиятельные группировки с четким политическим мировоззрением. Его можно свести к следующему - суть экономической деятельности состоит не в перемещении "разноцветных бумажек, металлических кружочков и записей в бухгалтерских книгах", но в реальном производстве материальных ценностей. Если завод производит продукцию, которую население потребляет, хотя предприятие и является финансово убыточным, то это все равно лучше, чем закрытие завода и отказ от потребления. Классическим примером является гигант египетского автомобилестроения "Наср Автомотив", построенный еще в пятидесятых годах и с тех пор безнадежно технически устаревший. Хотя его мощности в условиях конкуренции с частным сектором и импортом загружены менее, чем на 10%, его директор Саид Эль Наггар, имеющий тесный контакт с министерством промышленности АРЕ, умудряется поддерживать его на плаву. Надо заметить, что аппарат правящей партии АРЕ - Национально-демократической, несмотря на громогласные заявления своего руководства фактически находится в блоке с директорами. Говоря об общем и особенном в приватизации в АРЕ и РФ, следует подчеркнуть еще одно обстоятельство. Одно из основных преимуществ приватизации - в теории - резкое оживление инвестиционной деятельности. Например, в российской правительственной программе "Реформы и развитие российской экономики в 1995-97 годах" стимулирование инвестиций определено в качестве важнейшей практической задачи. По мнению А.Астаповича и Л.Григорьева, "главный упор (приватизации - С.Г.) должен быть сделан на такие факторы, как новые инвестиции, корпоративный контроль, развитие производства на новой технической базе, устойчивая занятость. С учетом этого целесообразно создавать условия для быстрого вхождения иностранных инвесторов в приватизацию, что обеспечило бы повышение эффективности производства на российских предприятиях, их связь с мировым рынком". [А.З.Астапович, Л.М.Григорьев. Иностранные инвестиции... с.27.] Одним из ключевых проблем, возникающих, по мнению руководителей Мирового банка, при приватизации, состоит в том, что ресурсы мирового рынка капитала ограничены. Приватизация, с точки зрения ее адептов, представляет собой эффективный механизм привлечения иностранных инвестиций. Вместе с тем, "для инвесторов... приватизация создает большие возможности, но не является процессом, независимым от общих условий накопления". [А.З Астапович, Л.М. Григорьев. Иностранные инвестиции в России... с.19.] При приватизации крупной материальной собственности накопление финансового капитала в руках частных лиц, "к чему в конечном итоге свелись все перестроечные реформы", теоретически должны смениться тенденцией перевода денежного капитала в реальный. Но даже чисто с позиций экономической теории без учета политических и социальных факторов это не может произойти раньше, чем капитал ассимилирует все запасы недвижимости и прочих ресурсов, а средняя норма прибыли не опустится до пределов, обеспечивающих выгодность вложений в материальное производство, а при всей поспешности российской приватизации к 1995 г. не менее половины всех основных фондов принадлежало государству. [См.: М.В.Барабанов. Системный кризис... с.22.] Интересно сравнить российскую ситуацию с инвестиционной обстановкой в АРЕ. Министр по делам предприятий общественного сектора Атеф Обейд на симпозиуме по административной реформе 16 сентября 1995 г. подтвердил, что государство будет ограничивать свое участие в инвестиционной деятельности только сферой инфраструктуры. "Частный сектор, - заявил он, - располагает достаточной квалификацией для инвестирования во все области", призвав при этом инвесторов вкладывать капитал и в такие области, как генерирование электроэнергии, водоснабжение и канализационные системы. [См.:"Аль Ахбар" 17/9/95.] (С другой стороны, по сообщению газеты "Аль Гумхурия", телефонные компании, например, приватизироваться не будут из соображений национальной безопасности [см.:"Аль Гумхурия" 1/3/1994.]). По сведениям из Министерства экономики АРЕ, доля предприятий частного сектора в проектах развития выросла с 15% в 1981г. до 50% в 1994 году. [См.:"Egyptian Mail" 24/12/1994.] По расчетам Министерства экономики РФ для нового технологического рывка в российскую экономику требовалось инвестиционных вливаний на сумму в 150 млрд. долл. США. На деле же полный объем денежных средств в России с учетом наличных средств населения не превышал 50-60 млрд. долл. США . Положение усугублялось еще и тем фактом, что свободные денежные средства использовались для покрытия дефицита бюджета при непрерывном сокращении инвестиционной активности государства. К концу 1995 года доля государственных ценных бумаг в индексе М2 превысила 50%. [См.: Я.Миркин. Российский фондовый рынок... с. 5.] Для сравнения, можно отметить, что в 1990 г., по данным Мирового банка, АРЕ была шестым государством среди 85 стран с низким и средним уровнем развития по размеру привлечения иностранных инвестиций. Они составляли 947 млн. долл. США, что представляло собой 11,6% от общего объема инвестиций в стране [см.: Dakhlia Khalifa Privatization in Egypt...], а приватизация в стране фактически и не начиналась. Например, к середине 1993 г. из 982 млн. ег. ф. (296 млн. долл. США) инвестиций в пищевую промышленность - 683 млн. ег. ф. (206 млн. долл. США) или 70% составляли инвестиции из иностранных источников. [См.: "Egyptian Mail" 24|/12/1994.] Но привлекательность страны для инвесторов возникла не сама по себе. Она была функцией экономических реформ, проходящих в стране, среди которых важную роль играли реформы в финансовом секторе. Гарантии свободы перевода прибылей и репатриации иностранного капитала, государственная защита иностранной собственности от некоммерческих рисков, оздоровление финансовой сферы, всестороннее поощрение государством страховой системы, сочетающееся с жестким контролем за добросовестностью ее деятельности, создание свободных экономических и экспортных зон с действительно льготным режимом, общее льготное налогообложение новых и особенно иностранных инвестиций и таможенный режим, эффективно сочетающий привлекательные черты для инвесторов с элементами протекционизма, - именно эти черты, а не "кастрированная" приватизация по египетскому образцу сделали страну привлекательной для инвесторов. К сожалению, отсутствие указанных признаков в России не позволяет ей до сих пор сделать свою экономику достаточно подходящим и надежным объектом для более или менее значимых иностранных инвестиций. В России правительственные источники финансировали не более 15% всех инвестиций в 1991-1994 гг. При этом доля иностранного капитала в неправительственных инвестициях не превышала 3%. [См.: К.Гусева, Н.Маркова. Возможности активизации инвестиционной деятельности "Экономист". No.3/1995. с.3.] Правительство предполагало компенсировать спад в традиционных отраслях российской экономики за счет так называемых "точечных" инвестиций - ускоренного роста конкурентоспособных производств. Тем не менее всеобщий характер экономического спада препятствовал выполнению такой программы. В 1994 году производственные инвестиции снизились на 33%, а за первые 9 месяцев 1995 года на 21%. [См.: Я.Миркин. Российский фондовый рынок: что дальше?. "Рынок ценных бумаг" No.2/1996.] Ориентация на "открытую" экономику, усугубившаяся "прозрачностью" границ России после распада СССР, открывшая широкие пути для контрабанды, привела к вытеснению российской продукции импортными товарами как в сфере ТНП, так и машинотехнической продукции. К особенно серьезным последствиям привел кризис именно в сфере ТНП за исключением специфических секторов (табачная и винодельческая промышленность и некоторые другие) и некоторых географических районов, где подобная промышленность работала на относительно широкий внутренний рынок, прежде всего, Москвы. Стратегия реформ, основывавшаяся на выборе "ключевых" отраслей, неявно предполагала, что ими будут именно легкая и пищевая промышленность и строительство. Массовый и высокоэластичный спрос на товары именно этих секторов, низкая капиталоемкость, быстрая окупаемость капитальных вложений, дефицитность потребительского рынка, невысокие требования к сырьевой базе, низкие транспортные издержки и уровень оплаты труда - все это должно было сделать именно эти сегменты экономики наиболее привлекательными для инвесторов и обеспечить приоритетное развитие в условиях перехода к рыночной экономике. Однако именно эти отрасли и оказались в наиболее глубоком коллапсе. Острейший кризис сбыта может быть проиллюстрирован хотя бы тем фактом, что рост цен на продукцию легкой промышленности за 1991-1994 годы был в 2,6 раза ниже общего роста цен. [См.: К.Гусева, Н.Маркова. Возможности ... с. 6.] В других отраслях также наблюдалось вытеснение отечественной продукции, хотя и более низкими темпами. Существенным фактом является и то, что логика реформ в России на практике неявно предполагала переход от экстенсивной нерыночной модели к экстенсивной же, но уже рыночной (на уровне микроэкономики, то есть предприятий). Наращивание же интенсивных компонентов рыночной экономики как бы оставалось "на потом". Решительность реформаторов кабинета Е.Гайдара в проведении приватизации основывалось на некорректном предположении о том, что российская экономика ни в одном секторе, за исключением военной промышленности, не производила конкурентоспособной продукции. Эта позиция легко опровергается статистикой внешней торговли. [См. Счетная палата Российской Федерации. Отчет... с. 6.] С другой стороны, мировой рынок предъявляет широкий спрос на сырье и полуфабрикаты, что обусловливает наибольшую устойчивость добывающих отраслей в условиях кризиса. Доля добывающих отраслей в ВВП за 4 года поднялась с 15,5% до 23,5%. Темпы снижения производства за годы реформы, например, на предприятиях ТЭК были в 2 раза ниже, чем в среднем по промышленности, а в цветной металлургии более, чем в 1,5 раза. [См.: К.Гусева, Н.Маркова. Возможности... с. 6.] Но ситуация в этих отраслях слабо сказывается на общем инвестиционном кризисе в стране. Высокая капиталоемкость и длительные сроки окупаемости капитальных вложений делают их непривлекательными для частных инвестиций, которые могут реализовываться только в виде портфельных инвестиций, но общая организационная и правовая неразбериха в отношении рынка ценных бумаг препятствует и этому, так что более выгодно финансирование их за счет связанных внешних кредитов. Кроме того, с точки зрения макроэкономической теории, ситуацию усугублял и тот факт, что относительные преимущества российской экономики - дешевая и высококвалифицированная рабочая сила - не использовались, так как именно более динамично развивающиеся отрасли добывающей промышленности и металлургии характерны именно самой низкой доли стоимости рабочей силы в общем капитале (высокой фондоемкостью). Не менее 50% от 12-13 млрд. долл. США общих иностранных кредитов, обещанных России в 1995 г., должны были идти именно на импорт оборудования для сырьевого сектора. [См.: там же с. 7.] Реально же объем иностранных инвестиций в Россию за этот период не превысил 4-5 млрд. долл. США при том, что вывезено из страны было средств на несколько десятков млрд. долл. США (с учетом нелегального вывоза валюты и остатков наличных средств у населения в валюте - "своего рода беспроцентный кредит странам - эмитентам валюты").[См.: Я.Миркин. Российский фондовый рынок...] Известный кризис неплатежей резко снизил инвестиционные возможности самих предприятий. Стремление же населения к увеличению сбережений вплоть до такого уровня, что общий их объем превысил 78 трлн. руб. или две трети годового объема капвложений по стране [см.: К.Гусева, Н.Маркова. Возможности... с. 9], не оказало существенного влияния на общий инвестиционный кризис. Во-первых, значительная доля населения по-прежнему рассматривала покупку наличной валюты как наименее рискованную форму сбережений. Во-вторых, в 1994 г. при покупке ценных бумаг население предпочитало вкладывать средства в финансовые "пирамиды", а в 1995 - 1997 гг. - в государственные ценные бумаги, что при неэффективном манипулировании государственными расходами не вело к улучшению инвестиционного климата. Социальная стратификация общества вела к изменению структуры массовых сбережений в пользу увеличения доли групп населения с высоким доходом, более активно принимавших участие в "бегстве капиталов". При этом качество денежных ресурсов в стране в целом оставалось низким. Свыше 60% составляли денежные средства на руках у населения [Я.Миркин. Российский фондовый рынок...], которые имеют более краткосрочный характер, предназначены в большей мере на потребление, тяжелее поддаются структурному финансовому перераспределению и направлению в инвестиции. Страховой характер вкладов представителей бедных страт в банках вел к их высокой подвижности. Так, например, доля накоплений и сбережений во вкладах и ценных бумагах населения в 1994 г. колебалась от 8,7% в до 2,6%. [См.: К.Гусева, Н.Маркова Возможности... с.10.] Таким образом, можно отметить, что общая инвестиционная обстановка в России к концу 1996 года оставалась неблагоприятной. В целях привлечения крупных инвесторов при приватизации предприятий продажа акций с 1994-95 годов осуществлялась пакетами, составляющими не менее 15-25% уставного капитала по следующей схеме: первоначально - по инвестиционному конкурсу (на аукционе), оставшиеся акции на специализированных аукционах по продаже акций. Наряду с этим, осуществлялись портфельные продажи акций наиболее крупных предприятий. Главным препятствием для продвижения иностранных инвестиций считается политическая нестабильность, общий экономический кризис, отсутствие соответствующей четкой законодательной базы, необходимой информационной системы. Иностранные инвестиции в экономику РФ требуют наличия определенной инфраструктуры и прежде всего банковских, финансовых и страховых институтов, действующего фондового рынка. Сама по себе приватизация не в состоянии компенсировать их отсутствие. Особенно это важно в связи с тем, что наиболее динамичный вид инвестиций это именно инвестиции в ценные бумаги. Государственная поддержка этих институтов является необходимым условием успеха приватизации не как кратковременного периода перевода предприятий в частный сектор, а как инструмента повышения эффективности национальной экономики. Хотя вопросы приватизации обсуждались в стране с конца 70-х гг. [см. напр. Khaled Sherif. A Moot Debate. "Business Review / Cairo Today". 1990], первые практические шаги в области приватизации были сделаны только в 1990 г. До начала формальной программы приватизации было принято ряд мер по скрытому сокращению или ограничению роли общественного сектора в экономике и увеличению доли частного сектора. В целях расширения базы владения предприятиями и широкого участия в них местных и иностранных инвесторов использовались полная или частичная продажа неиспользуемых фондов и активов в отраслях, где такие реформы не вызывали широкого протеста, например, гостиниц. Одновременно с этим применялось реструктурирование и развитие предприятий общественного сектора за счет привлечения частного капитала в виде совместных предприятий. С 1990 г. по 1992 г. пошла первая волна приватизации, затронувшая в основном сельскохозяйственные и туристические предприятия (87% всех продаж). [См.: Handoussa H. National Survey of Egypt... p. 40.] Преимущественно это произошло после разрешения губернаторам провинций приватизировать подведомственные им мелкие фермы и компании, сельскохозяйственные, главным образом. Из 1850 таких предприятий проданы были 1700. [См.: Nada Halim. Towards a Free Economy."Business Monthly", August 1994. Cairo. р. 7.] Вместе с тем введенные ограничения позволяли приватизировать только предприятия с капиталом не более 50000 ег. ф. Реагируя на эти условия, например, губернатор провинции Суэц заявил, что в его провинции такого рода мероприятия не могут быть проведены из-за отсутствия компаний с капиталом менее этой суммы. [См.: Khaled Sherif. A Moot Debate. "Business Review / Cairo Today". 1990.] В 1990 г. было объявлено о плане приватизации 125 предприятий и желании правительства продать свою долю в 250 смешанных компаниях и 23 смешанных банках, где оно не располагало контрольным пакетом акций. [См.: Nada Halim. Towards a Free Economy."Business Monthly", August 1994. Cairo. р. 6.] В рамках ПЭРСП определились основные направления реформирования предприятий общественного сектора. Программа включала три основных элемента: приватизация нестратегических общественных предприятий, реформирование юридической и институциональной системы, определяющей их деятельность, и стимулирование конкуренции между самими общественными предприятиями и компаниями частного сектора. Фактически подготовка программы приватизации в стране началась в 1992 г., когда консультативный орган при Министерстве по делам предприятий общественного сектора (МДПОС) - Бюро по общественным предприятиям (БОП) подготовило опубликованный в феврале 1992 г. план под названием "Общие процедуры и направления правительственной программы по приватизации, реструктурированию и системе вознаграждения". "В это время,- писала специалист по вопросам приватизации Дахлия Халифа,- страна уже прошла стадию вопросов "для чего и как приватизировать" и стала задаваться другими: "что и когда приватизировать". [Dakhlia Khalifa. "Privatization in Egypt"."Business Monthly", Febuary - March 1994. Cairo. р. 26.] Ответы на эти вопросы существенно отличались от ответов, принятых в России. Программа БОП прояснила основные принципы принятой в АРЕ программы приватизации, которые сводились к следующим:
125 предприятий - кандидатов на приватизацию - согласно плану были разделены на три "пакета" на период с 1992/93 по 1996/97 финансовые годы. БОП установило критерии на выбор первоочередных предприятий. К ним относились:
Хотя рассмотрение кандидатов проходило по всем предприятиям общественного сектора, в первых трех пакетах были компании из следующих отраслей - розничной торговли, химической, текстильной, строительной, медицинской, пищевой промышленности, промышленности строительных материалов, производства ТНП, транспорта и туризма. Одновременно должна была быть приватизирована доля общественного сектора в совместных предприятиях, хотя окончательные решения о продаже принимались на заседаниях соответствующих холдинговых компаний. Таковы в самом общем виде общие и особенные предпосылки приватизации в России и Египте и среда ее осуществления. Их анализ показывает, что принципиальная специфика приватизационных процессов в двух странах не исключает наличия в них общих и даже универсальных для большинства стран мира моментов. Их вычленение - теоретическая основа дальнейшего углубленного изучения рассматриваемых процессов в РФ и АРЕ, необходимое условие для достаточно точного определения главных тенденций их дальнейшего развития, а следовательно и принципов деятельности осуществляющих их субъектов. |
|
| Московский Либертариум, 1994-2020 |
|