Неприкосновенность частной жизни в практике современных СМИ

МОНАХОВ В. Н.: Несколько вводных замечаний, прежде чем мы перейдем собственно к теме. Предмет, собравший нас здесь в эти два дня, на мой взгляд, жизненно важен: "Неприкосновенность частной жизни в практике современных СМИ".

Как-то так по ситуации сложилось, что многие из нас приехали сюда неожиданно, и прежде всего для самих себя, а аргументом, убедившем в необходимости приехать, по-моему, явилась как раз значимость для всех нас темы, обсуждаемой сегодня -- как обеспечить неприкосновенность частной жизни. Дело все в том, что на сегодняшний день (впрочем, это все время так должно бы быть, но не всегда в реальности получалось) частная жизнь -- это самая большая часть нашей жизни, и только небольшие ее фрагменты отдаются нами обществу и государству, становясь соответственно общественной и государственной жизнью.

Слушая сегодня выступавших до меня, я подумал о том, как быстро меняется наша с вами оценка окружающего. Впрочем, для некоторых, может быть, и не очень быстро, но мне представляется важным отметить все-таки некие точки отсчета.

Многие ли коллеги, сидящие в этом зале, помнят то недоброй памяти время, когда, например, обычный контакт с иностранным корреспондентом в нашем славном городе был чреват определенными, довольно жесткими, санкциями? В данном случае я говорю о простом разговоре: кто ты, что ты, как смотришь на жизнь и т. д.

Давайте мысленно перенесемся всего лишь примерно на десятилетие назад, в конец 80-х годов. В Питере создан межпрофессиональный клуб "Перестройка" и становится одним из центров общественной жизни, не только городского, но и всесоюзного уровня, и я рад сейчас видеть в этом зале своих коллег по этому клубу. Так вот, у нас в клубе эта самая проблема контактов с иностранцами, точнее говоря, корреспондентами многочисленных зарубежных СМИ, слетавшимися на наши заседания как мухи на мед, стояла в то время чрезвычайно остро.

И мы, поразмышляв, пришли к выводу, что надо обратиться с этой проблемой к человеку, который в этом деле что-то понимает, причем к человеку из нашего лагеря, одной с нами политической крови. И мы пришли тогда к Анатолию Ежелеву, который возглавлял в тот момент Ленинградский Союз журналистов и спросили: вот, мол, многие инкорры домогаются интервью с нами, а мы боимся, поскольку знаем, чем это чревато, прежде всего, для нашей организации и по отношению к конкретным людям, организацию под этим предлогом прикроют (она и так-то висела на волоске). И он нам честно сказал: я тоже не знаю, у меня тоже были на этой почве проблемы, вылившиеся в объявление выговора по партийной линии.

Коллективным разумом мы все-таки нашли решение, которое было близко к гениальному. Мы решили, что все последующие контакты, последующие интервью с иностранными корреспондентами мы будем проводить не где-нибудь, а именно в помещении АПН.

Люди, помнящие то время, должны понимать всю "гениальную" хитрость этого выхода. С одной стороны, мы получали приличное помещение, куда не стыдно пригласить иностранного гостя, а, с другой, мы демонстрировали тогдашней власти свою "лояльность", ибо и они и мы знали чьим прикрытием была в ту пору организация под названием АПН.

Так вот сегодня эта проблема разговора с иностранцами для нас с вами уже не стоит. Молодые люди, сидящие в зале, могут даже сказать: о чем это он таком говорит?! А для нас в то время (я еще раз напомню, что прошло всего десять лет) проблема просто поговорить с иностранцем была проблемой государственной и лишь затем проблемой частной жизни. Да и то лишь в той степени в какой мы опасались попасть под пяту этого молоха -- супертоталитарного государства.
Сегодня это уже полностью проблема нашей с вами частной жизни и ее неприкосновенности. Так что и в этом аспекте мы уже чего-то добились.

Это только один только пример, показывающий, что определенное продвижение есть. Но тем не менее проблемы остаются. И ради их решения или хотя бы обсуждения мы здесь и собрались.

Мне представляется уместным построить свое сообщение с прицелом на некоторые конкретные вопросы, потому что роль устного сообщения, которое делается на такого рода обсуждениях (я понимаю, что не все с этим могут согласиться), заключается в том, чтобы оставить в сознании слушающих некие ступеньки в виде ориентиров в теме обсуждения вопросов, которые позволили бы в спокойной обстановке поразмыслить и более сущностно осознать содержание темы, затронутой выступающим.

Вот если пойти по таким ступенькам-вопросам, то в рамках моего сообщения первым делом надо поставить вопрос: а что же такое вообще частная жизнь. Хотя многие понятия, в том числе и это, на уровне обыденном сносно осознаются, но наша с вами задача сегодня попытаться определить его на более или менее сущностном уровне.

Мой вариант определения понятия частная жизнь примерно таков. Во-первых, это некое физическое и духовное (в понятие "духовная" входит и та информационная составляющая частной жизни, о которой говорил наш уважаемый гость из Венгрии) пространство, свободное от внешнего соглядатая, то есть наблюдателя, когда кто-то извне наблюдает за тем, как мы в этом пространстве себя ведем. Вторая составляющая понятия частной жизни -- это свобода от внешнего контроля, и в том числе, что самое главное, -- свобода от некоего внешнего регулирования или иного воздействия. Подразумевается также правовое воздействие, правовое регулирование. Вот это обстоятельство принципиально важно. Частная жизнь -- это не предмет правового регулирования, и ни в коем случае не должна являться таковым. Вопрос о соотношении права и частной жизни в демократическом обществе и правовом государстве может стоять только в смысле правового оформления "пограничной полосы" между обществом и государством, с одной стороны, и личностью, гражданином, с другой. Эта позиция принципиальная, коренная. Она не сегодня родилась и родина ее не наша с вами страна, но не будем забывать, что и в нашей стране, тогда еще в Советском Союзе, были люди, которые давным-давно все это понимали и -- что самое главное -- в доступных для того времени формах пытались это понимание донести до всех нас. Один из этих достойных людей -- наш сегодняшний модератор -- Маргарита Ефремовна Петросян. Еще в застойные 70-е появились ее работы, статьи на тему частной жизни. И мне никогда не забыть тех сложностей, с коими пришлось столкнуться, решая проблему доступа к этим, по преимуществу, закрытым тогда работам. Они были под грифом"

ПЕТРОСЯН М. Е.: "Для служебного пользования"..

МОНАХОВ В. Н.: Да, и находились они в Ленинграде в знаменитой "Публичке", не так далеко отсюда, в одном из ее подразделений, название которого всегда очень трудно переводить иностранцам, -- в спецхране. В то время получение разрешения на работу в спецхране было отдельной песней. Для этого мне пришлось даже начать писать диссертацию на эту тему. И только после того, как я получил направление из известного московского НИИ мне разрешили, и я получил заветный пропуск в спецхран "Публички", где и познакомился с "закрытыми" рефератами западных авторов по проблемам "прайвеси", подготовленными уважаемой Маргаритой Ефремовной.

Но вернемся к нашим баранам. Итак, частная жизнь -- это отсутствие внешнего соглядатая, отсутствие внешнего контроля, отсутствие внешнего воздействия, и, прежде всего, -- отсутствие правового регулирования самого содержания частной жизни.

Теперь идем дальше, углубляемся в проблему и задаемся следующим вопросом: а что такое право на частную жизнь? Можно, опять-таки, на уровне некой гипотезы (это ведь не устоявшиеся стандарты, о которых здесь сегодня много спорили: есть стандарты общепризнанные или нет) сформулировать ответ следующим образом: это возможность действовать по собственному разумению в рамках, определенных правовыми нормами. Вот как европейская правовая норма еще 70-го года передает эту же самую мысль: право жить своей жизнью при минимальном постороннем вмешательстве, в том числе и правовом.

Со структурной точки зрения, то есть состава конкретных правомочий, входящих в эту общую конструкцию права на частную жизнь, то, на мой взгляд, эту конструкцию образуют две взаимосвязанные группы правомочий: первая -- собственно неприкосновенность частной жизни или физическая составляющая ее неприкосновенности. Именно об этом говорил Иван Секей, когда он упоминал стены дома моего, в который нельзя войти без моего разрешения. И вторая группа -- информационная составляющая этой частной жизни. Именно она во все большей степени становится наиболее важной составляющей права на неприкосновенность частной жизни, ибо сегодня входить в наш дом собственно и не нужно. Можно установить напротив дома соответствующую аппаратуру и всю информацию снимать, даже не касаясь стен и уж тем более не входя туда. Это самая главная и перспективная часть проблемы защиты и охраны неприкосновенности нашей с вами частной, личной жизни. И об этом, собственно, сегодняшний наш семинар -- в той его части, которая названа "новыми информационными технологиями".

Теперь что такое неприкосновенность частной жизни? Хотя это конституционно-правовая конструкция (она записана в ст. 23 нашего Основного закона), но, на мой взгляд, это все же определенная поэтическая метафора. Почему так? Потому что нельзя думать и наивно предполагать, что это некая абсолютная неприкосновенность. Конечно же это не так, личная жизнь, частная жизнь прикосновенна, если можно употребить такое словосочетание, но тут очень важно насколько четко прописаны в законах те исключения неприкосновенности, которые возможны. Они должны быть предельно четко определены правовыми нормами. Правовыми нормами законодательного уровня, а не инструкциями типа СОРМа, о которых так интересно вчера Юрий Иннокентьевич рассказывал. А для прецедентных правовых систем -- соответственно, судебно-правовыми прецедентами органов судебной власти.

Вот тут мы плавно подходим к ситуации, когда пришло время поразмышлять, а как же соотносятся категории "частная жизнь", "право на частную жизнь" с деятельностью того общественного и/или государственного института, который называется средствами массовой информации.

Есть такое выражение: "Голливуд -- это фабрика грез", так вот по аналогии с этим выражением можно сказать, что редакции СМИ -- это фабрики этой самой массовой информации. И если определить на уровне образа в каких отношениях находятся частная жизнь в ее неприкосновенности и деятельность средств массовой информации, то можно употребить следующие слова: частная жизнь -- это как раз самый лакомый кусочек для СМИ, особенно имеющих желтоватый оттенок.

Если справедливо утверждение о том, что средства массовой информации -- это сторожевой пес демократии, как об этом очень любят говорить американцы, то информация о частной жизни общественных деятелей, политиков, представителей власти -- это лакомая пища для этого пса. А вот информация о частной жизни обычного бюргера, по общему правилу, -- запретный плод. Поэтому желание пса питаться именно лакомой пищей вполне естественно. Так что, надо себе прекрасно отдавать отчет о пределах наших возможностей воздействия на ситуацию. Ведь мы никогда не сможем добиться того, чтобы частная жизнь была стопроцентно неприкосновенна. И не только со стороны государства, но и со стороны средств массовой информации. Да, пока еще в нашем сознании бытует мнение, что главный нарушитель частной жизни -- государство. Иного с нашим историческим опытом и не дано. Но все в большей и большей степени пальму первенства главного нарушителя частной жизни и в нашей стране перехватывают именно СМИ.

Осознавая эту зримую тенденцию, нужно четко представлять себе, какие правовые средства реагирования на нее у нас с вами есть -- правовые и этические.

В этой связи мне вспоминается как не так давно, в мае месяце 1998 года в Нижнем Новгороде состоялся очень интересный международный круглый стол "Право граждан на информацию и защита неприкосновенности частной жизни". Эта встреча была весьма интересна уже самим составом участников, доселе не собиравшихся так представительно за одним столом. Три основных "стратума" там собрались: правозащитники, ученые-исследователи и люди с погонами -- практики, так сказать, прикосновенности к нашей с вами частной жизни -- сотрудники МВД, ФСБ, налоговой полиции, et setera.

Вот в этом зале я с радостью вижу представителя Главного управления внутренних дел Санкт-Петербурга. Представители же местного ФСБ и их московский коллега не пришли. Там же они были представлены, видимо, потому что местом проведения был не "Гражданский контроль", наверное, не очень понятная для них организация, а нижегородский юридический институт МВД РФ. Очень, кстати, хороший институт, я просто впервые увидел такой высокий уровень образования в ведомственном ВУЗе. Они готовят специалистов для работы в сфере борьбы с экономической преступностью, так называемой беловоротничковой.

Почему я об этом сюжете сейчас говорю? Потому что там в Нижнем впервые услышал обратную, так сказать, точку зрения на предмет "частная жизнь -- СМИ". Пять или шесть выступающих из разных мест нашей страны говорили примерно об одном и том же применительно к СМИ и мысль была примерно такая: уважаемые правозащитники, уважаемые юристы, законодатели, деятельность спецслужб по негласному добыванию информации регламентируется на сегодняшний день у нас в стране достаточно жестко, с точки зрения соблюдения определенных прав человека и гражданина. Наша "Библия" в этом деле, закон на который мы молимся -- "Об оперативно-розыскной деятельности", -- с момента своего принятия в 1992 г. прошел уже ряд итераций, доводок. И все они имеют демократический вектор. Это действительно так, вот в прошлом году ввели в него норму о неприкосновенности частной жизни, о которой вчера говорил Юрий Иннокентьевич Вдовин.

Так вот, возвращаясь к изложению их логики: мы строго зажаты рамками Закона "Об оперативно-розыскной деятельности" (мы -- спецслужбы). А как обстоит дело у господ журналистов? Они что, не добывают эту же самую информацию (жареную), которую потом транслируют по телевидению и печатают? Добывают, -- все согласно кивнули головами. А какими ограничениями их деятельность обставлена, с точки зрения закона? Прежде всего для обеспечения неприкосновенности той же самой частной жизни? Что об этом записано, например, в главном для журналистов Законе "О средствах массовой информации"? Там есть некоторые позиции на этот счет, но все, наверное, согласятся с тем, что там существуют не столь жесткие ограничения, как для спецслужб. Да, наверное, существуют разные возможности у этих институций, разные факторы влияют на деятельность этих "двух С" -- спецслужб и СМИ. Спецслужбы на то и спецслужбы, чтобы иметь более четкие процедуры "работы с информацией" на определенных ее стадиях: от "сбора-добывания" через "хранение" к "использованию" и, в достаточно ограниченных случаях, к "распространению". Но сама по себе необходимость более четкой законодательной прописи правил информационного поведения СМИ на нашей с вами частной духовной и физической территории -- частной, личной, семейной жизни -- представляется мне непреложной. Это новая опасность для нашей страны, ее нужно осознавать, не забывая (я еще раз это подчеркиваю, чтобы предупредить возможный упрек о том, что не в ту сторону, мол, пошел), и о роли спецслужб. Надо ли говорить о проблемах контроля за деятельностью спецслужб? Надо, безусловно. Но об этом уже много говорилось, я просто стараюсь в наш разговор, как в мозаичное полотно, добавить те элементы, о которых сегодня и вчера еще не говорили. Кстати, эта позиция -- необходимость контроля со стороны гражданского общества за деятельностью СМИ -- требует, на мой взгляд, внимания и со стороны "Гражданского контроля". Есть уже аналогичная организация, Юрий Иннокентьевич, работающая именно с точки зрения контроля за средствами массовой информации.

ВДОВИН Ю. И. (зам. председателя "Гражданского контроля"): с таким же названием?

МОНАХОВ В. Н.: Нет, название у них другое. Название у них более звучное, чем у вас -- "Народ против СМИ".

Эта организация не столичная, она райцентровская. Причем района даже не в центре нашей страны, а в Свердловской области, на Урале. И тут, наверное, вполне приложима мысль о том, что центр (духовный, душевный) России располагается как раз в райцентре, а не в центре Садового кольца. Предмет деятельности этой организации -- защита основного, с их точки зрения, права граждан -- права на информацию. СМИ, по нашему законодательству, никакой там не сторожевой пес, как за бугром, а проводник информации от источника к потребителю -- гражданину. Вот, с точки зрения уральского "народа", проводник свою функцию выполняет или плохо или недостаточно хорошо. Коли так, надо его подправить, для этого и объединились в общественную организацию и, среди прочего, шлют письма к нам в Судебную палату с обращениями против своих СМИ.

Господин Исаков нам вчера рассказывал про публикацию в газете "Время" о сетевом компромате. Это, кстати, не единственная публикация на эту тему. Уже после той статьи появилось большое интервью с Глебом Павловским в "Комсомольской правде", где он интересно размышляет по этому поводу.

Как мне представляется, все эти "Когти" и "Слуховые окна" -- результат взаимодействия, по моей уже упомянутой здесь терминологии, "двух С" -- спецслужб и СМИ, вернее сказать, представителей (возможно бывших) этих двух корпоративных сообществ -- журналистского и спецслужб. И те и другие по своей сути -- информационщики, а предмет их целенаправленного информационного интереса опять-таки наша с вами частная, личная, семейная жизнь.

В данном же случае они отрабатывают технологию вбрасывания в общество "грязной информации" через Интернет. Дело в том, что правовой режим этой информационно-коммуникативной субстанции достаточно не определен, что и позволяет им надеяться на уход от возможных неприятностей с законом. Эти их надежды не должны оправдаться и это должно быть в центре общественного внимания по мере приближения декабря этого года и лета следующего. Иначе сбудутся пессимистические пророчества Глеба Павловского, высказанные им в "Комсомолке", о том, что в ближайшее время на нас обрушится шквал компромата, который похоронит и его потребителей, и распространителей, и создателей.

Итак, и у нас появилась новая -- интернетовская -- опасность вторжения в частную жизнь, нарушения ее неприкосновенности.

В решении проблем ее нейтрализации, наработки навыков решения иных аспектов защиты частной жизни для нас весьма значим международный опыт в этой сфере.

Если взять Европу, то здесь институт неприкосновенности частной жизни практически везде существует, но его защита по-разному оформлена с точки зрения права. Скажем, в Германии и Нидерландах это только конституционно-правовой институт и ни в рамках уголовного, ни в рамках гражданского законодательства развития этого конституционного института нет. Во Франции другая, исключительно гражданско-правовая модель. В Конституции Франции об этом не говорится ни слова, но есть довольно эффективно работающая статья Гражданского кодекса, которая воздействует на ситуацию рублем, точнее франком. Шведы защищают свою частную жизнь косвенно, через закон о клевете.

Есть страны, и о них больше всего знает именно Маргарита Ефремовна, -- это США, Канада, где приняты на сей счет специальные законы, так называемые Privacy acts, примерно одинаковые в англо-саксонском мире. Какова картинка у нас? У нас это одновременно и конституционно-правовой институт, есть соответствующие нормы в Конституции, 23 и 24 статьи. Много раз о них говорилось. И есть нормы Уголовного кодекса -- статья 137, и Гражданского -- статья 150. Об этом вчера говорил профессор Исаков.

Специальные законы у нас тоже готовятся. Скажем, проект ФЗ "О персональных данных", который вчера нам роздали. У меня к нему тоже есть свои претензии, так сказать, с учетом моей темы, того, что СМИ -- это фабрика массовой информации, а персональные данные -- это пища для сторожевого пса демократии -- СМИ.

В том проекте, который мы получили (о "фабрике" и "псе"), о СМИ упоминается только в одном контексте. Там, напомню, сказано, что реестр субъектов, владеющих персональными данными, публикуется в средствах массовой информации тиражом не менее 100 тысяч. Лишь об этом обеспокоились авторы проекта о персональных данных, а для того, чтобы установить особый правовой режим сбора, хранения и использования персональных данных в редакциях средств массовой информации -- сил, видимо, не хватило.

Наши уважаемые коллеги из Германии могли бы очень много на эту тему рассказать, если бы не улетели раньше. У них соответствующие нормы заложены и в законах о персональных данных, и в законах о средствах массовой информации. То есть они пошли с двух сторон. И поэтому у наших немецких коллег, на уровне правоприменения, практически нет проблем. Законодатель взял этот круг общественных отношений в двойные клещи: и со стороны законов о персональных данных, и со стороны законов о СМИ.

Видимо, нам с вами, уважаемые коллеги из Государственной Думы, надо идти именно по этому пути. И, кстати говоря, немецкая правовая система для нашей правовой системы наиболее близкая.

Значит, нужны соответствующие поправки и в проект закона "О персональных данных", и в базовый Закон РФ "О СМИ", и в закон "О телерадиовещании". Кстати, в одной из многочисленных редакций-поправок к закону "О СМИ" была, на мой взгляд, заслуживающая внимания и дальнейшего развития поправка на сей счет. Она предлагала: дополнить ст. 41 действующей редакции закона "О СМИ" новой нормой, примерно следующего содержания: главный редактор СМИ несет административную или уголовную ответственность в соответствии с действующим законодательством за неправомерное использование персональных данных.

Можно говорить очень много на эту тему и с точки зрения того, какие конкретные проблемы есть, и как они решаются. Я закончу свое выступление лишь небольшой фрагментацией опыта нашей Судебной Палаты по тематике нашей встречи.

А конкретнее о нашем опыте наработки тех принципов баланса, о которых говорила сегодня Маргарита Ефремовна (баланса между свободой массовой информации и необходимостью защиты неприкосновенности частной жизни). Эта наработка идет параллельными усилиями законодателей (их труд, поверьте мне, не очень сладок), и, одновременно, в ходе деятельности судебной правовой системы. Эта работа должна быть взаимосвязана. Примерно по этой модели, так сказать, правовых сообщающихся сосудов: "законодатель--суд" работают все эффективные правовые системы регулирования во всем мире с теми или иными модуляциями.

Сейчас я хотел бы рассказать о так называемой "общественной фигуре". Это фигура права, дающая возможность средствам массовой информации больше знакомиться с его частной жизнью (возьмем сейчас только этот аспект, хотя защита чести и достоинства общественной фигуры тоже имеет свои нюансы), чем, скажем, обычный рядовой гражданин. То есть если ты вышел на этот общественный подиум как общественный деятель (это может быть государственный деятель, политик известный, это может быть спортсмен известный), то, купаясь в лучах общественной славы, общественного внимания, ты должен идти на определенные изъятия из своих прав, в том числе права на неприкосновенность частной жизни. Впервые на правовом уровне это было закреплено в известном решении Верховного Суда Соединенных Штатов Америки еще в их перестроечные годы (их перестройка была в 60-х) по делу Салливан против "Нью-Йорк Таймс".

После этого -- знаменитое дело уже в Европе в 1986 г., когда австрийский журналист Лингенс пострадал за написание нелицеприятной статьи о канцлере Австрии Бруно Крайски. Он был обвинен в уголовной диффамации и осужден Венским судом по ст. 111 УК Австрии. Европейский Суд по правам человека признал, что подобные действия австрийских судов не были необходимыми в демократическом обществе и не были соразмерны преследуемой цели. Как итог они нарушили ст. 10 Европейской Конвенции о правах человека.

И вот наше дело (как бы в этом ряду -- третье). Оно состоялось не так давно, опубликовано оно в пятом номере "Новой газеты" за 1999 год. К сожалению, петербуржцы не смогут его прочитать в этом номере, потому что питерская редакция этой газеты его не опубликовала. Но в московском варианте вы можете его прочитать. Это, без ложной скромности могу сказать, достаточно этапное решение Судебной Палаты. Решение по иску мэра Новороссийска Прокопенко. Прокопенко против "Новой газеты".

Фабула дела такова: Арсен Рстаки -- это журналист отдела журналистских расследований "Новой газеты" вместе со своими коллегами занялся ситуацией вокруг Новороссийска. Ее компоненты, надеюсь, известны: порт, нефть и все, что с этим связано -- криминализация всего и вся.

Смысл этой публикации, которая появилась примерно год назад под выразительным заголовком "Малая земля была неприступной, стала преступной" был в том, что криминализация, охватившая город, порт и т. д., почти наверняка захватила и городскую власть. Прямо это не утверждалось, но всем фактологическим составом подводилось к мысли: роль мэра этого города была в том, что он, если и не участвовал напрямую в этой криминализации и коррупции, царствующей в этом городе, то по крайней мере, не принял надлежащих мер для ее уменьшения. Мэр по этому поводу, что называется, возмутился и прислал к нам развернутое заявление с просьбой: наказать журналиста, "Новую газету" и передать дело в Генеральную прокуратуру, поскольку там, с его точки зрения, есть состав клеветы и оскорблений -- уголовно наказуемых деяний.

Мы долго занимались, это очень сложная проблема, мы орган хоть и квазисудебный, но действующий по судебной процедуре, то есть сами следствие не ведем, в течение примерно года ("висяк" у нас был такой) разбирательство по этому поводу готовилось. Обычный срок рассмотрения исков у нас от двух недель до месяца, а тут целый год. Но мы в этом не виноваты, поскольку соответствующие спецслужбы, правоохранительные органы, куда мы обратились с просьбой проверить ту информацию, о которой написал журналист Арсен Рстаки, тянули с ответом, всячески перепроверяя его материалы.

И вот мы получили соответствующие ответы из ФСБ, Генеральной прокуратуры, МВД. Их смысл сводился к тому, что да, на сегодняшний день, мы возбудили несколько десятков уголовных дел по тем фактам, которые описал журналист. Вместе с тем, уголовное дело против мэра Прокопенко не возбуждено. Смысл нашего решения, по получении этой информации, заключался в признании, что и редакция "Новой газеты", и журналист Рстаки руководствовались общественными интересами.

Цель публикации, с нашей точки зрения, была достигнута. Поднята важная проблема, на нее обращено внимание соответствующих правоохранительных органов. Да, Рстаки допустил в ходе этого журналистского расследования определенные ошибки. Например, не встретился с господином Прокопенко. А ведь это принцип любого расследования -- выслушай другую сторону. Он этого не сделал, хотя ничто ему в этом не препятствовало. Короче, следуя правилу "лучше один раз прочитать, чем два раза услышать", переадресую вас к тексту нашего решения, вводящего в наш российский правовой оборот новую категорию -- "общественная фигура". Я надеюсь, что она позволит журналистам более эффективно (в социальном смысле) поднимать общественно значимые вопросы, защищать общественные интересы. Попытка через прецедент ввести этот правовой институт, который у нас только еще развивается, является самым, с нашей точки зрения, значимым в рамках этого нашего решения. Кто этим заинтересовался, может еще посмотреть мартовский (1999 г.) номер "Журналиста" с моей статьей на эту тему.

Вот, пожалуй, на этом примере я завершу. И перейдем к жанру вопросов и ответов.