Экономический подход Гэри Беккера к человеческому поведению

В 1992 г. Нобелевской премии по экономике был удостоен 62-летний профессор экономики и социологии Чикагского университета Гэри С. Беккер за "распространение сферы микроэкономического анализа на целый ряд аспектов человеческого поведения и взаимодействия, включая нерыночное поведение".

Из экономистов мало кто сомневался, что одна из очередных Нобелевских премий будет присуждена именно ему. Гэри Беккер -- самый цитируемый из ныне здравствующих экономистов. И один из самых виртуозных. Он автор нескольких фундаментальных исследований и многих десятков статей. Три главные его книги -- "Экономика дискриминации", "Человеческий капитал" и "Трактат о семье" -- переиздавались дважды. Трудно назвать другого экономиста его поколения, на долю которого выпало бы подобное признание.

В профессиональном сообществе он давно уже пользуется огромным авторитетом. Предлагаемые им модели неизменно завоевывали репутацию классических и становились базовыми для последующих разработок. Он стоял у истоков целого семейства новых разделов экономической теории -- экономики дискриминации, теории человеческого капитала, экономики преступности, экономики домашнего хозяйства и др. Во многом благодаря именно его работам сегодняшняя микроэкономика выглядит принципиально иначе, чем два--три десятилетия назад. В 1987 г. он избирался президентом американской экономической ассоциации. Социологам имя Гэри Беккера известно почти так же хорошо, как экономистам (а ведь между двумя этими профессиональными сообществами издавна существуют весьма напряженные отношения).

Г. Беккер родился в 1930 г. в Потстауне (штат Пенсильвания). После окончания в 1951 г. Принстонского университета его научная судьба была тесно связана с двумя исследовательскими центрами -- Колумбийским и Чикагским университетами. Действительно, во всех его работах явственно различим дух чикагской школы.

"Экономический подход к социальным вопросам -- так сам Беккер определяет суть своего научного поиска, плодотворность которого продемонстрировал на примере таких внерыночных форм деятельности, как дискриминация, образование, преступность, брак, планирование семьи, а также при объяснении иррационального и альтруистического поведения, казалось бы, вовсе уж чуждых "человеку экономическому". Коллеги, ученики и последователи Беккера распространили этот подход на еще более экзотические для традиционной экономической науки явления -- от идеологических процессов и религиозной деятельности до суицидов и сексуальной активности.

Такая экспансия (или, как нередко выражаются, "экономический империализм") вдохновлялась представлением о принципиальной рациональности человеческого поведения. Предпосылка рациональности подразумевает, что оно целесообразно (ориентировано на получение будущих результатов) и согласовано во времени. Отталкиваясь от нее, Беккер широко раздвинул рамки неоклассической экономической теории, которая была осознана им как универсальный язык описания человеческого поведения, где бы и кем бы оно ни осуществлялось. Ее ключевые понятия -- редкость, цена, альтернативные издержки и т.п. -- стали все активнее прилагаться к cамым разнообразным аспектам человеческой жизни, включая и те, которые традиционно находились в ведении других социальных дисциплин.

Естественно, что теоретические новации Беккера далеко не всегда oжидaл благожелательный прием. Идея человеческого капитала, кажущаяся столь самоочевидной, была встречена в штыки педагогической общественностью, усмотревшей в ней умаление культурной ценности образования и низведение человека до уровня машины; острые споры разгорелись вокруг вывода, полученного на основе беккеровского анализа криминальной активности, о том, что введение или расширение применения в западных странах смертное казни могло бы заметно понизить в них уровень преступности; резко критической была реакция многих демографов и экономистов на "Трактат о семье"; разработанный Беккером "экономический подход" к человеческому поведению также натолкнулся на непонимание со стороны представителей различных социальных дисциплин. И стойкость, с какой Беккер отстаивал свои концепции, может вызывать только уважение.

Небольшая журнальная статья не в состоянии отразить все богатство идей и подходов, выдвинутых этим блестящим экономистом, поэтому нам придется ограничиться беглым и весьма фрагментарным "путеводителем" по его основным работам.

Экономическая теория дискриминации

Самым первым опытом проникновения экономической теории в нетрадиционные для нее области стала книга "Экономика дискриминации" [Becker G. The Economics of Discrimination. Chicago, 1957]. Дискриминация, по Беккеру, порождается специфическими предпочтениями некоторых агентов, не желающих вступать в контакты с представителями другой расы, национальности, религии и т.д. Таким образом, предприниматели, работники и потребители могут проявлять озабоченность не только уровнем доходов, количеством и качеством товаров и услуг, достающихся им на рынке, но и личностными характеристиками тех, от кого или совместно с кем они их получают.

Для оценки экономического значения подобной предубежденности Беккером было введено понятие "рыночный коэффициент дискриминации". Это та часть неравенства в доходах между группами, которая не сводится к различиям в производительности и продолжительности их труда. Его величина помимо распределения и интенсивности самих антипатий будет также зависеть от степени конкурентности товарных рынков и рынка труда, доступности образования, политических механизмов и т.д. Существенно, что такие предубеждения могут налагать издержки не только на дискриминируемых, но и на дискриминаторов. Так, чтобы привлечь работников лишь своей расы, предприниматель будет вынужден предлагать им заработную плату выше рыночной, так как фактически он будет находиться на более узком рынке рабочей силы, чем предприниматель-недискриминатор. Это та цена, которую ему придется уплачивать за следование своим предпочтениям.

Как показал Беккер, экономическое действие расовых и тому подобных предубеждений может как усиливаться, так и смягчаться в зависимости от внешних обстоятельств. Например, если дискриминируемая группа достаточно велика количественно и не отличается от дискриминирующей группы по качественным характеристикам, возможно существование чисто сегрегированных фирм, чтобы, скажем, в одних работали только белые, в других -- только негры или в одних -- только мужчины, в других -- только женщины. В таким случае действие дискриминации было бы полностью нейтрализовано и работники равной производительности получали бы равную оплату независимо от пола и цвета кожи. Отсюда следовал важный вывод, что дискриминация на рынке оказывается действенной только тогда, когда из-за недостаточной квалификации дискриминируемого меньшинства невозможно создание фирм, которые специализировались бы на использовании исключительно их труда.

Каково будущее рыночной дискриминации в долгосрочной перспективе? На этот вопрос Беккер не давал однозначного ответа. Как было уже отмечено, у предпринимателя-дискриминатора издержки окажутся выше, чем у предпринимателя-недискриминатора. Поэтому рыночная конкуренция должна вести к ослабению и в конечном счете к исчезновению данной формы дискриминации. Однако этот вывод неприложим к дискриминации, идущей от работников или от потребителей. Ее эффективное преодоление достижимо только при условии возникновения полностью сегрегированных фирм и товарных рынков (если, конечно, не считать возможных сдвигов в самой структуре предпочтений экономических агентов).

Своей работой Беккер открыл совершенно новый раздел экономической теории, получивший впоследствии бурное развитие: публикации по экономической теории дискриминации исчисляются сейчас многими тысячами. [Дальнейшее развитие этого направления исследований было связано с выдвижением понятия "статистическая дискриминация". Предприниматели могут предпочитать одну социальную группу другой не в силу психологической предубежденности, а по рациональным, как им кажется, соображениям. Если цвет кожи, по их мнению, коррелирует с уровнем производительности работников, то они могут, например, неграм предоставлять только худшие места. Но тогда эта ограничительная практика будет действовать по принципу самосбывающегося прогноза: поскольку у представителей дискриминируемого меньшинства из-за нее ослабевают стимулы к инвестированию в свой человеческий капитал, постольку их производительность и в самом деле оказывается ниже.] Но, как вспоминал позднее сам Беккер, первоначально его книга прошла абсолютно не замеченной экономистами. Зато она привлекла внимание некоторых социологов, и с этого момента начинается его тесное сотрудничество с факультетом социологии Чикагского университета, профессором которого он позднее стал.

Теория человеческого капитала

Классикой современной экономической мысли стала следующая крупная работа Беккера "Человеческий капитал" [Вескеr G. Human Capital. N.Y., 1964]. Хотя основной вклад в популяризацию идеи человеческого капитала был внесен Т. Шульцем (коллегой Беккера по Чикагскому университету), разработка микроэкономических оснований этой теории была дана в беккеровском фундаментальном труде. Сформулированная в нем модель стала основой для всех последующих исследований в этой области.

Человеческий капитал -- это имеющийся у каждого запас знаний, навыков, мотиваций. Инвестициями в него могут быть образование, накопление производственного опыта, охрана здоровья, географическая мобильность, поиск информации. Отправным пунктом для Беккера служило представление, что при вкладывании своих средств в подготовку и образование учащиеся и их родители ведут себя рационально, взвешивая соответствующие выгоды и издержки. Подобно обычным предпринимателям, они сопоставляют ожидаемую предельную норму отдачи от таких вложений с доходностью альтернативных инвестиций (процентами по банковским вкладам, дивидендами по ценным бумагам и т.д). В зависимости от того, что экономически целесообразнее, принимается решение либо о продолжении учебы, либо о ее прекращении. Нормы отдачи выступают, следовательно, как регулятор распределения инвестиций между различными типами и уровнями образования, а также между системой просвещения в целом и остальной экономикой. Высокие нормы отдачи свидетельствуют о недоинвестировании, низкие -- о переинвестировании.

Помимо теоретического обоснования Беккер первым осуществил и практический, статистически корректный подсчет экономической эффективности образования. Для определения дохода, например, от высшего образования из пожизненных заработков тех, кто окончил колледж, вычитались пожизненные заработки тех, кто не пошел дальше средней школы. В составе издержек обучения в качестве главного элемента выделялись "потерянные заработки", т.е. доход, недополученный учащимися за годы учебы. (По существу, потерянные заработки измеряют ценность времени учащихся, затраченного на формирование их человеческого капитала.) Сопоставление выгод и издержек образования дает возможность подсчитать рентабельность вложений в человека. По выкладкам Беккера оказывалось, что в США отдача высшего образования находится на уровне 10--15%, превышающем показатели прибыльности для большинства фирм. Это подтверждало его предположение о рациональности поведения студентов и их родителей.

Огромное теоретическое значение имело введенное Беккером различение между специальными и общими инвестициями в человека (и шире -- между общими и специфическими ресурсами вообще). [Глава из книги Г. Беккера "Человеческий капитал", посвященная проблеме специалъных и общих инвестиций, публикуется в разделе "Переводы и рефераты" в этом номере журнала. -- Ред.] Специальная подготовка наделяет работников знаниями и навыками, представляющими интерес лишь для той фирмы, где они были получены (например, ознакомление новичков со структурой и внутренним распорядком предприятия). В ходе общей подготовки работник приобретает знания и навыки, которые могут найти применение и на множестве других фирм (обучение работе на ИБМ-совместимом компьютере). Беккер показал, что общая подготовка косвенным образом оплачивается самими работниками, когда, стремясь к повышению квалификации, они соглашаются на более низкую в период обучения заработную плату, и им же поэтому достается доход от нее. Ведь если бы ее финансирование шло за счет фирм, они всякий раз при увольнении таких работников лишались бы своих вложений, воплощенных в их личности. Наоборот, специальная подготовка оплачивается фирмами, и им же достается доход от нее, так как в противном случае при увольнении по инициативе фирм потери несли бы работники .

Это различие между общими и специфическими ресурсами стало позднее основой при разработке современной теории фирмы [Williamsоn O. The Economic Institutions of Capitalism: Firms, Markets, Relational Contracting. N.Y., 1985.]. Фирма определяется в ней как коалиция "взаимоспецифических ресурсов", т.е. ресурсов, которым нельзя подыскать готовой замены на рынке и которые поэтому в тандеме способны произвести больше, чем в комбинации с любыми другими ресурсами. Скажем, работник, много лет прослуживший у одного предпринимателя и накопивший большой запас специального человеческого капитала, не может рассчитывать на столь же высокую заработную плату в других местах, но и для предпринимателя он представляет большую ценность, чем новичок, которого можно найти на рынке. Фирма возникает как ответ на подобную ситуацию двусторонней монополии, чтобы обезопасить участников от недобросовестного поведения противной стороны и придать их отношениям устойчивый, долговременный характер. Понятие "специальный человеческий капитал" помогает уяснить, почему среди работников с продолжительным стажем работы на одном месте текучесть ниже и почему заполнение вакансий происходит в фирмах в основном за счет внутренних продвижений по службе, а не за счет наймов на внешнем рынке.

Не будет преувеличением сказать, что "Человеческий капитал" произвел настоящий переворот в экономике труда, стоявшей всегда в экономической теории несколько особняком. Отметим только три наиболее принципиальных момента: переход от текущих показателей к показателям, охватывающим весь жизненный цикл (пожизненные заработки); выделение "капитальных", инвестиционных аспектов в поведении агентов на рынке труда; признание человеческого времени в качестве ключевого экономического ресурса. В рамках теории человеческого капитала получали объяснение структура распределения личных доходов, возрастная динамика заработков, неравенство в оплате мужского и женского труда и многое другое. Благодаря ей изменилось и отношение политиков к затратам на образование. Образовательные инвестиции стали рассматриваться как источник экономического роста, не менее важный, чем обычные капиталовложения.

Продолжение исследований по проблемам человеческого капитала вскоре привело Беккера к формулировке простой и по сути универсальной модели распределения личных доходов [Human Capital and the Personal Distribution of Income: An Analitical Approach. In: Весker G. Human Capital (2nd ed.). Chicago, 1975, p. 94--144.]. Для этого он обратился к аппарату кривых спроса и предложения инвестиций в человеческий капитал. Выведенная им индивидуальная кривая спроса на вложения в образование, показывающая уровень их отдачи, имеет отрицательный наклон: длительное обучение часто сопровождается нарастанием физических и интеллектуальных нагрузок; чем больше уже накоплено учащимися человеческого капитала, тем дороже обходится ему потеря заработков; поздние инвестиции приносят доход в течение более короткого периода; с увеличением объема вложений повышается степень риска. Правда, существует и контртенденция, которая на определенном участке может менять наклон этой кривой на положительный: ведь полученное образование делает человека не только более эффективным работником, но и более эффективным учеником и, значит, может облегчать и ускорять накопление новых знаний. Чем одареннее человек, тем выше расположена кривая спроса (т.е. при тех же затратах он способен приобретать больший объем знаний и навыков).

Кривая предложения, показывающая, во что обходится финансирование дополнительной единицы человеческого капитала, имеет отрицательный наклон. Рациональный инвестор будет переходить от самых дешевых финансовых источников к более дорогостоящим -- от средств родителей и родственников (процент по ним равен для него нулю) к льготным займам от колледжей и университетов и, наконец, к банковским ссудам или сокращению потребления. Чем больше финансовые возможности учащегося и его семьи, тем ниже будет расположена его кривая предложения.

Неравенство в распределении человеческого капитала, а значит, и заработков, может порождаться как на стороне спроса, так и на стороне предложения. [Беккер выделил два возможных подхода к образовательной политике государства -- "эгалитарный" и "элитарный". В первом случае основной упор делается на детях, находящихся в худших социально-экономических условиях, во втором -- на наиболее одаренных.] Причем разброс в кривых спроса, как показал Беккер, будет приводить к более глубокому неравенству, чем разброс в книвых предложения. Но особенно неравномерной структура заработков окажется в случае отрицательной корреляции между этими кривыми, когда выходцы из богатых семей будут обладать в среднем и лучшими способностями.

Важно, что предложенная Беккером модель охватывает неравенство доходов не только от труда (по существу от человеческого капитала), но и от собственности (от полученных в дар или по наследству иных активов). Отдача от вложений в человека в среднем много выше, чем от вложений в физический капитал. Однако в случае человеческого капитала она убывает с ростом объема инвестиций, тогда как в случае иных активов (недвижимость, ценные бумаги, банковские депозиты и т.п.) уменьшается мало или вообще не меняется. Поэтому стратегия рациональных семей будет такова: сначала инвестировать в человеческий капитал детей, поскольку отдача от него сравнительно выше, а затем, когда по мере убывания она сравняется с нормой доходности прочих активов, переключаться на инвестирование в них, с тем чтобы впоследствии передать их детям в дар или в наследство. Исходя из этого, Беккер установил важную закономерность: семьи, оставляющие наследство, осуществляют оптимальный размер инвестиций в человеческий капитал детей, тогда как семьи, не оставляющие наследства, по большей части недоинвестируют в их образование.

В одной из позднейших работ (совместно с Н. Томсом) Беккер обратился к другому аспекту этой проблемы, попробовав оценить, насколько устойчиво экономическое неравенство во времени, т.е. в какой мере оно передается из поколения в поколение [Весkеr G. and Тоmes N. Human Capital and the Rise and Fall of Families. -- "Journal of Labor Economics", 1986, v. 4, No. 1.]. Проанализировав данные по нескольким индустриально развитым странам, он пришел к заключению, что коэффициент трансмиссии неравенства в заработках по всем каналам -- как генетическим (дети одаренных родителей, как правило, наследуют лучшие способности), так и социокультурным (выходцы из богатых семей получают лучшее образование, располагают более обширными связями) -- составляет примерно 0,3. Это означает, что если у кого-то заработки в 2 раза выше средних, то у его сына они будут выше средних (для его поколения!) лишь на 30%, у его внука -- на 9% и т.д. Другими словами, экономические преимущества сходят на нет на протяжении жизни примерно трех поколений -- от деда к внуку. Правда, противоположное движение -- подъем выходцев из бедных семей к среднему уровню -- может совершаться медленнее, а неравенство в доходах от собственности в гораздо большей мере передается из поколения в поколение. Тем не менее полученные Беккером результаты можно расценить как свидетельство поразительно высокой вертикальной мобильности, характерной для современных западных открытых обществ.

Новая теория потребления

Столь же революционизирующим оказалось и воздействие "новой теории потребления", сформулированной Беккером в статье "Теория распределения времени" [Becker G. Theory of the Allocation of Time. -- "Economic Journal", 1965, v. 75, No. 299.]. В ней отвергалась жестокая дихотомия между работой и досугом. Нерабочее время нельзя считать полностью свободным, поскольку значительная его часть посвящается особому виду деятельности -- "домашнему хозяйствованию". Необходимо поэтому различать товары (goods), приобретаемые на рынке, и "потребительские блага" (commodities), являющиеся конечным продуктом деятельности в домашнем секторе и фактическим источником полезности. Спрос предъявляется не на рыночные товары сами по себе, а на извлекаемые из них полезные эффекты, или атомарные объекты выбора, по терминологии Беккера. В конечном счете потребителей интересует не мясо, а бифштекс, не пылесос, а убранная комната, не обучение хорошим манерам, а вежливый ребенок.

Каждая семья предстает в беккеровской трактовке как мини-фабрика, которая с помощью "производственных факторов" (рыночных товаров, времени членов семьи, других ресурсов) выпускает "конечную продукцию" (базовые потребительские блага). Эти блага могут производиться с применением различных технологий: питаться можно дома или в ресторане, убирать комнату самому или нанимать прислугу, и выбор между ними будет зависеть от дохода семьи и от цен на соответствующие "факторы производства". Ключевым для домашнего производства ресурсом оказываются затраты человеческого времени. Как и в случае образовательных инвестиций, показателем ценности времени в домашнем секторе могут служить потерянные заработки.

Такой подход приводит к переосмыслению самих понятий "цена" и "доход". Цена любого блага распадается как бы на две части -- явную, рыночную (плата при покупке мяса) и неявную, временную (ценность времени, пошедшего на приготовление бифштекса). Соответственно, "полный доход" семьи складывается из явного, денежного дохода и потерянных заработков, недополученных из-за отвлечения ее членов на работу по дому. Поведение семьи становится возможным описывать в терминах, хорошо знакомых каждому экономисту, -- эффектов дохода и замещения. Это позволило Беккеру объяснить различия в активности на рынке труда между мужчинами и женщинами, распределение времени членов семьи в зависимости от их производительности в домашнем секторе, последствия применения более совершенного бытового оборудования и др. Скажем, расширение возможностей занятости для женщин и повышение оплаты их труда на рынке равнозначно фактическому удорожанию благ, производимых ими в домашнем хозяйстве. А это должно вызывать замещение более времяемких видов домашней деятельности менее времяемкими и вести к общему перераспределению их времени в пользу рыночного сектора.

Данный подход составил теоретическую основу "экономики домашнего хозяйствования", еще одного раздела экономической теории, сложившегося во многом благодаря новаторским разработкам Беккера.

Экономический анализ преступности

Ярким примером "экономического империализма" стала статья Беккера "Преступление и наказание: экономический подход" [Becker G. Crime and Punishment: An Economic Approach. -- "Journal of Political Economy", 1968, vol. 76, No. 2.]. В своем анализе он исходил из того, что преступники -- не психопатологические типы и не жертвы социального угнетения, а рациональные агенты, предсказуемым образом реагирующие на имеющиеся возможности и ограничения. Выбор преступной профессии следует понимать как нормальное инвестиционное решение в условиях риска и неопределенности. Отсюда вытекает, что уровень преступности должен зависеть от соотношения сопряженных с нею выгод и издержек (как денежных, так и неденежных). Он будет определяться разностью доходов от легальной и нелегальной деятельности, вероятностью поимки и осуждения, тяжестью наказания и т.д. Если так, то, например, высокий процент рецидивизма не должен удивлять, поскольку ожидаемая продолжительность отсидок учитывается преступниками заранее, в момент выбора сферы деятельности.

Беккер установил, что, когда речь идет об индивидуумах с выраженной склонностью к риску (а именно к этой категории относится большинство преступников), повышение вероятности задержания оказывается намного более эффективным средством предупреждения преступности, чем увеличение сроков заключения. Он показал также, что лица с высоким образованием более склонны к преступлениям, требующим значительных денежных затрат, а лица с низким образованием -- к преступлениям, требующим значительных затрат времени. Для первых более тяжким наказанием оказывается тюремное заключение, тогда как для вторых -- выплата денежной компенсации (определяющим является опять-таки фактор потерянных заработков).

Экономический подход к преступности завоевал широкую популярность и стал применяться при анализе самых различных разделов законодательства и, более того, даже при вынесении судебных решений.

Экономика семьи

Экономике семьи посвящено, пожалуй, наибольшее число работ Беккера, в том числе монументальный "Трактат о семье" [Becker G. A Treatise on the Family. Cambridge, 1981.]. Не осталось, наверное, ни одного из аспектов жизни семьи, не истолкованных в свете экономического подхода. Это и разделение труда между полами, и действие механизмов брачного рынка, и выбор между количеством детей и их "качеством", и динамика разводов, и роль альтруизма, и эволюция института семьи в длительной исторической перспективе. Остановимся лишь на некоторых темах, занимающих важное место в исследованиях Беккера.

Разделение труда в семье. Практически все общества прибегают к жесткому разделению труда между полами, когда женщины специализируются на деятельности в домашнем секторе, а мужчины -- в рыночном. Обычно такую специализацию объясняют действием либо биологических, либо социокультурных (таких, как дискриминация) факторов, но при этом, полагает Беккер, недоучитывают главное: что она прежде всего результат рациональнее выбора. Эффективность человеческих инвестиций прямо зависит от продолжительности периода, в течение которого они используются: у того, кто занят своей профессиональной деятельностью полный день, уровень отдачи образования будет много выше, чем у того, кто уделяет ей лишь половину дня, а, допустим, другую посвящает домашним заботам. Поэтом достаточно небольших исходных различий между полами, будь то биологического происхождения (когда, скажем, женщины обладают лучшими возможностями в выкармливании детей) или социального (когда в некоторых профессиях предпочтение отдается мужчинам), чтобы побуждать их специализироваться на накоплении человеческого капитала какого-то одного типа -- повышающего производительность либо преимущественно дома, либо преимущественно на рынке. Беккер подчеркивает, что конечным результатом подобной специализации, обусловленной вполне рациональными соображениями, может оказаться жесткая система разделения труда и устойчивый разрыв в производительности и оплате труда мужчин и женщин.

Анализ "брачного" рынка. Заключение брака интерпретируется Беккером по аналогии с созданием партнерской фирмы: люди вступают в брак, если ожидаемый объем выпуска совместно производимых ими потребительских благ превосходит арифметическую сумму выпусков, которые они могут производить порознь. Взаимодополняемость мужского и женского труда создает достаточно сильный стимул для образования таких союзов. (Интересно отметить: вопреки общепринятому мнению, Беккер утверждает, что экономическим интересам женщин больше отвечала полигамия, а не моногамия, так как она намного увеличивала спрос на женщин, усиливая тем самым их позиции на брачном рынке.)

Однако, поскольку потенциальные партнеры не идентичны, а информация о них несовершенна, созданию семьи обычно предшествует поиск (иногда очень длительный). Он может вестись как экстенсивно (увеличение числа контактов), так и интенсивно (лучшее знакомство с имеющимися кандидатами). Поиск на брачном рынке аналогичен поиску на рынке труда, и рациональные агенты прекращают его, когда ожидаемая полезность от вступления в брак оказывается для них выше как ожидаемой полезности от холостой жизни, так и дополнительных издержек, сопряженных с продолжением поиска лучшей пары.

Как же протекает процесс "сортировки" на брачном рынке, "разбивки" соискателей на отдельные супружеские пары? Общий принцип, установленный Беккером, таков: когда какие-то личностные характеристики являются комплементарными (взаимодополнительными) в семейной жизни, сильнее тенденция к заключению браков между похожими друг на друга партнерами; когда какие-то характеристики оказываются субститутами (взаимозаменяемыми), сильнее тенденция к заключению браков между непохожими друг на друга партнерами. Так, на брачном рынке предпочтение отдается партнерам, близким по росту, цвету кожи, образованию, коэффициенту интеллектуальности, социальному происхождению, но отличающимся по уровню заработков. Вывод не очевидный, но согласующийся с имеющимися данными. Действительно, чем выше потенциальные заработки жены, тем дороже обходится ее неучастие в рабочей силе и тем экономически нерациональнее (а значит, и неустойчивее) брак. Противоречит расхожему мнению и тот факт, что состоятельные люди раньше вступают в брак и реже разводятся. Беккер связывает это с тем, что они женятся на лучших по личностным характеристикам женщинах, так что прирост благосостояния от образования семьи оказывается у них выше, чем у остальных.

Аналогичным образом разводы происходят тогда, когда полезность от сохранения брака оказывается ниже ожидаемых выгод, связанных с его расторжением. Несовершенством информации на брачном рынке объясняется, почему большинство браков распадаются в первые годы совместной жизни. Чем длительнее брак, тем ниже вероятность развода, так как супруги накапливают специальный -- по отношению к данной семье -- человеческий капитал (навыки, привычки, установки), и ее распад сопровождается для них большими потерями. Увеличение числа разводов в развитых странах, по мнению Беккера, вызвано прежде всего возросшей активностью женщин на рынке труда, что резко понизило для них издержки, связанные с жизнью вне брака или с попытками повторного создания семьи.

Экономическая теория рождаемости. Уже в одной из своих ранних статей Беккер высказал мысль, что решение иметь детей аналогично другим инвестиционным решениям, принимаемым рациональными агентами [Becker G. An Economic Analysis of Fertility. In: Demographic and Economic Change in Developed Countries. Princeton, 1960.]. Дети выступают в его трактовке как своего рода "блага длительного пользования": они для родителей источник удовлетворений (в современном обществе по преимуществу неденежных), но их содержание и воспитание требует немалых затрат, как явных, так и неявных (и прежде всего времени родителей). Спрос на детей поэтому отрицательно связан с издержками по их содержанию и положительно -- с уровнем дохода родителей. Казалось бы, этому противоречит тенденция к сокращению размеров семьи в ходе экономического роста. Однако при более высоких ставках оплаты возрастает не только доход семьи -- дорожает фактически и время родителей. Поскольку же воспитание детей -- процесс чрезвычайно времяемкий, "эффект цены" перевешивает "эффект дохода", так что с повышением заработной платы, предлагаемой на рынке, спрос на эти "блага" (т.е. рождаемость) сокращается.

Не менее важный элемент планирования семьи, впервые проанализированный Беккером, -- выбор между количеством детей и их качеством (состоянием здоровья, уровнем образования и т.д.). В известной мере, как было им выявлено, качество и количество взаимозаменяемы, причем они связаны сложной, нелинейной зависимостью. Здесь действует своеобразный механизм мультипликатора, когда сокращение спроса на количество детей повышает спрос на их качество, но это вызывает еще большее падение спроса на количество, что в свою очеред подталкивает к дополнительному росту спроса на качество, и т.д. Поэтому даже небольшое удорожание содержания детей (например, из-за падения экономической ценности их труда в городских условиях по сравнению с сельскими) может запустить этот мультипликативный процесс и привести к резкому сокращению рождаемости. [В основе этого механизма лежит тот простой факт, что повышение качества не может ограничиваться одним ребенком, а в той или иной мере распространяется на всех детей в семье. Нет ничего удивительного, если состоятельная семья имеет один подержанный автомобиль, а другой -- новейшей марки, но было бы странно, если бы в ней бок о бок с "дорогостоящими" детьми росли и "дешевые".] Кроме того, и экономический рост, повышая нормы отдачи образования и стимулируя тем самым спрос на качество детей, также может все сильнее подрывать спрос на их количество. Именно эти два фактора, по мнению Беккера, и лежали в основе резкого сокращения размеров семьи в индустриально развитых странах. Сам он оценивает анализ взаимодействия между спросом на количество и качество детей как одно из крупнейших достижений экономической теории рождаемости.

Роль альтруизма. Целая серия работ Беккера посвящена доказательству того, что модель "человека экономического" не связана жестко с одним определенным типом мотивации. В частности, в нее вполне вписывается альтруистическое поведение. Альтруизм понимается при этом как положительная зависимость между функциями полезности разных людей: например, благосостояние матери тем выше, чем благополучнее ее ребенок. (Другими словами, функция полезности ребенка входит как один из аргументов в функцию полезности матери.) Зависть означает аналогичную зависимость, но только отрицательную: завистнику тем лучше, чем хуже другому, и, наоборот, тем хуже, чем другому лучше. Соответственно, эгоизм предполагает отсутствие взаимосвязи между функциями полезности разных людей.

Отталкиваясь от такого понимания, Беккер сформулировал ставшую знаменитой "теорему о дурном ребенке", раскрывающую роль альтруизма в семье. Она гласит, что если глава семьи (бенефактор) является альтруистом, то даже "дурной" ребенок (бенефициарий), движимый исключительно эгоистическими мотивами, все равно будет демонстрировать альтруистическое поведение. Говоря иначе, эгоист будет учитывать интересы других членов семьи и так же, как они, стремиться к максимизации выпуска потребительских благ, производимых семьей.

Это можно пояснить на простом примере [Весker G. A Treatise on the Family, p. 288.]. Пусть эгоист Том может предпринять некое действие, которое, увеличив его доход на 1 тыс., сократило бы доход его сестры Джейн на 1,5 тыс. долл. В "теореме о дурном ребенке" утверждается, что альтруистическое поведение отца удержит Тома от подобного поступка. Если бы он совершил его, общий доход семьи уменьшился бы на 500 долл. Отец, пекущийся о благосостоянии как Тома, так и Джейн, постарался бы тогда перераспределить бюджет семьи таким образом, чтобы сокращение уровня потребления затронуло отдельных членов примерно в равной мере: поэтому он сократил бы свои трансферты для Тома более чем на 1 тыс., увеличив их при этом для Джейн менее чем на 1,5 тыс. долл. В итоге Том остался бы в проигрыше, и потому-то, предвидя подобное развитие событий, он станет воздерживаться от любых действий, наносящих ущерб благосостоянию семьи (как бы плохо ни относился он к другим ее членам), и делать все от него зависящее для улучшения ее положения. Так альтруизм главы семьи может побуждать к кооперативному поведению всех остальных ее членов и способствовать максимизации общего уровня их благосостояния. [Конечно, альтруизм приводит к экономически эффективным результатам далеко не во всех ситуациях. Беккер подробно разбирает случаи, когда альтруизм оказывается неэффeктивeн, а также рассматривает механизмы, могущие служить его заменой.]

Это, по мысли Беккера, помогает понять, почему на рынке преобладает эгоистическое, движимое собственным интересом поведение, тогда как в пределах семьи -- альтруистическое. Дело не в том, что фирмам альтруизм чужд. Просто на рынке он менее эффективен, чем эгоизм. Экономистами давно установлено, что денежные трасферты больше отвечают интересам получателей, чем выплаты в натуре. Поэтому и помощь альтруистически настроенных фирм окажется эффективнее, если она будет принимать форму денежных пожертвований, а не снижения цен на выпускаемую ими продукцию. Другими словами, даже альтруистические фирмы будут вести себя эгоистически (стремиться к максимизации прибыли), чтобы иметь больше возможностей для развертывания филантропической деятельности.

"Теорема о дурном ребенке" подводит также к предположению, что, как ни странно, у альтруистов больше шансов на выживание в процессе естественного отбора. И не только потому, что альтруистические семьи имеют в среднем больше детей. Кроме того, они склонны больше инвестировать в своих детей, что способствует их преуспеянию во взрослой жизни. Поэтому, полагает Беккер, в ходе развития человечества альтруизм должен был постепенно распространяться среди все большего числа семей.

В исследованиях Беккера последних лет преимущественное внимание уделяется уже не микро-, а макроэкономическим аспектам поведения семьи. В них он стремится преодолеть барьер, исторически сложившийся между экономической наукой и демографией после того, как несостоятельной была признана теория Мальтуса. Усилия Беккера направлены на разработку моделей экономического роста, где рост населения выступал бы в качестве эндогенной, а не экзогенной переменной, т.е. определялся бы решениями на уровне семьи. В них прослеживаются сложные взаимосвязи таких факторов, как темпы экономического роста, уровень рождаемости, норма процента, инвестиции в человеческий капитал, сбережения, альтруизм, социальное обеспечение и др. Это, возможно, будет способствовать восстановлению авторитета теории экономического роста, во многом утраченного ею после всплеска исследовательской активности конца 50-х -- начала 60-х годов. [Обзорная статья Г. Беккера, посвященная этим проблемам, будет опубликована в ближайших номерах журнала. -- Ред.]

"Экономический подход" как исследовательская программа

Осмысление "экономического подхода" в качестве всеобщей поведенческой парадигмы было осуществлено Беккером в его итоговой книге "Экономический подход к человеческому поведению". "В самом деле, -- замечает он в ней, -- я пришел к убеждению, что экономический подход является всеобъемлющим, он применим ко всякому человеческому поведению -- к ценам денежным и "теневым", вмененным ценам, к решениям, повторяющимся и однократным, важным и малозначащим, к целям, эмоционально нагруженным и нейтральным, к богачам и беднякам, мужчинам и женцинам, взрослым и детям, умным и тупицам, пациентам и врачам, бизнесменам и политикам, учителям и учащимся" [Весker G. The Economic Approach to Human Behavior. Chicago, 1976, p. 8.].

Беккер исходит из того, что все человеческое поведение в целом подчинено одним и тем же фундаментальным принципам. Он выделяет три важнейших -- максимизирующего поведения, рыночного равновесия и устойчивости вкусов и предпочтений: "Связанные воедино предположения о максимизирующем поведении, рыночном равновесии и стабильности предпочтений, проводимые твердо и непреклонно, образуют ядро экономического подхода в моем понимании" [Беккер Г. Экономический анализ и человеческое поведение. -- "Тезис", 1993, т. 1, вып. 1, с. 27.].

Первый из этих принципов подразумевает, что люди ведут себя рационально, т.е. стремятся к достижению наилучших из возможных результатов (напомним, что к вопросу о мотивах это не имеет прямого отношения: мотивы могут быть у них и эгоистическими, и альтруистическими, и какими угодно еще).

Второй связан с одной из центральных для Беккера идей о вездесущности "неявных цен", "неявных издержек" (типа потерянных заработков). Можно поэтому утверждать, что деятельность людей всегда и во всех случаях координируется рынками -- явными или неявными (хотя и с разной степенью эффективности, конечно). "Образовательный рынок", "брачный рынок", "рынок идей", "рынок преступности" -- не простые метафоры: именно они придают взаимосогласованность разрозненным действиям отдельных участников.

Обоснованию принципа устойчивости человеческих предпочтений посвящена специальная статья Беккера (написанная им совместно с Дж. Стиглером) -- "О вкусах не спорят" [Stig1er G. and Вeсkеr G. De Gustibus Non Est Disputandum. -- "American Economic Review", 1977, vol. 67, No. 2.]. Казалось бы, это никак не согласуется с очевидными фактами изменчивости и неединообразия предпочтений людей разных стран и эпох. Однако здесь нужно иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, в формулировке Беккера и Стиглера стабильность предпочтений предполагается по отношению к базовым потребительским благам, а не к рыночным товарам. Например, смена мод не свидетельствует о прихотливости человеческих вкусов, потому что саму потребность отличаться от окружающих можно считать постоянной.

Во-вторых, необходимо учесть роль "потребительского капитала", представляющего собой фонд специальных навыков и способностей, формирующихся у человека в процессе потребления тех или иных благ. Так, пристрастие или равнодушие к классической музыке объясняется, по мнению Беккера и Стиглера, не расхождениями во вкусах, а тем, что разные люди -- в силу разности накопленных ими знаний и умений -- обладают неодинаковой производительностью в выработке конечного потребительского блага -- "наслаждения от прослушанной музыки". Принцип стабильности предпочтений имеет для Беккера эвристическое значение: он предполагает, что, если поведение людей стало другим, причины этого следует искать не в сдвигах в их внутренней системе ценностей, а в их реакции на изменившиеся внешние условия, ограничивающие поле выбора. Столь частые в исследованиях по социальным проблемам ссылки на иррациональность поведения людей, невежество или внезапные сдвиги в шкале ценностей Беккер считает научным пораженчеством.

Экономический подход, базирующийся на этих принципах, убежден Беккер, обеспечивает всеобъемлющую рамку для объяснения всего человеческого поведения: "Я утверждаю, что экономический подход уникален по своей мощи, потому что он способен интегрировать множество разнообразных форм человеческого поведения" [Беккер Г. Ук. соч., с. 26.]. Как следствие, неоклассическая экономическая теория начинает претендовать на статус всеобщей грамматики наук об обществе и становится плацдармом для вторжения в пределы смежных социальных дисциплин. Именно здесь лежат истоки "экономического империализма", вдохновителем и главным проводником которого, несомненно, был Г. Беккер. "Колонизации" экономистов (с неодинаковым успехом, конечно) уже подверглись не только политология, социология или правоведение, но даже биология и науковедение.

"Имперские притязания" экономической науки вполне естественно вытекают из представления о единстве человеческого поведения. Экономисты вслед за Беккером отказываются верить, что жизнь человека поделена на изолированные отсеки, так что он действует рационально, совершая малозначащие поступки, но почему-то начинает вести себя иначе при решении таких жизненно важных проблем, как поступление в колледж, заключение брака или возбуждение судебного иска. Но раз так, то поведенческую модель, объясняющую его поведение на ферме, бирже или в банке, необходимо использовать и в тех случаях, когда дело касается семьи, клуба, правительственного учреждения или политической партии. Как ни удивительно, но многие представители "колонизуемых" территорий отнеслись к "экономическому подходу" с интересом и энтузиазмом, и на таких междисциплинарных перекрестках уже успели сложиться новые, перспективные подотрасли научного знания (экономика права, "новая история" и др.).

Свою Нобелевскую лекцию Гэри Беккер заключил такими словами: "На меня производит сильное впечатление, как много экономистов проявляют желание заниматься исследованием социальных вопросов, а не тех, что традиционно составляли ядро экономической науки. В то же самое время экономический способ моделирования поведения нередко привлекает своей аналитической мощью, которую обеспечивает ему принцип индивидуальной рациональности, специалистов из других областей, изучающих социальные проблемы. Влиятельные школы теоретиков и исследователей-эмпириков, опирающихся на модель рационального выбора, активно действуют в социологии, юриспруденции, политологии, истории, антропологии и психологии. Модель рационального выбора обеспечивает наиболее перспективную основу, имеющуюся в нашем распоряжении, для унифицированного подхода представителей общественных наук к изучению социального мира" [Весker G. The Economic Way of Looking at Life. Nobel Lecture, December 1992, p. 27.].