Меркантилизм как высшая стадия либерализма? - Работы Ростислава Капелюшникова - Библиотечка Либертариума

Позиция Виталия Найшуля притягательна своей парадоксальностью: аргументы классического либерализма привлекаются для обоснования преимуществ меркантилистической экономики. Думаю, Адам Смит был бы неприятно поражен подобным поворотом дела. И хотя меркантилистическая система (именуемая административным или бюрократическим рынком) рекомендуется как естественная, ненасильственная ступень к подлинно свободной экономике, ощущение парадокса, интеллектуального сальто-мортале все равно остается.

У предложенной концепции немало бесспорных достоинств. Во-первых, она исходит из фундаментальных ценностей, характерных для традиций именно либеральной мысли. Во-вторых, это одно из немногих целостных и оригинальных видений сегодняшней экономической ситуации, отличное от господствующих взглядов и предполагающее совсем иную, нестандартную стратегию реформ. В-третьих, она служит хоть каким-то противоядием от государствомании огромного множества людей, подчас противоположной политической ориентации, смешивающих по укоренившейся привычке "большое" государство с "сильным" и равно убежденных, что российское государство искони было сильным и никаким другим быть не может. Наконец, было бы просто замечательно, если бы В. Найшуль оказался прав в своем диагнозе, потому что это давало бы умеренные основания для сдержанного оптимизма.

Поэтому мои замечания на полях его статьи будут выражением не столько несогласия, сколько сомнения и неуверенности.

Развивая мысль Ф. Хайека, что централизованная плановая экономика не только неэффективна, но в строгом смысле вообще невозможна, В. Найшуль показывает, что так называемая командно-административная система в действительности представляла собой своеобразный рынок -- рынок согласований. В ее недрах сформировалась плотная сеть обменных (прежде всего -- бартерных) отношений, был выработан адекватный правовой механизм -- система обычного права, действовал специфический"поливалютный -- денежный режим. Рынок согласований был достаточно эффективен и, главное, спонтанно эволюционировал в нужном направлении -- к нормальной конкурентной экономике. Происходила постепенная децентрализация и автономизация процесса принятия решений, фактические права собственности -- на управление, получение дохода и даже на отчуждение -- спускались все ниже по ступеням иерархической лестницы, вместо вертикальных завязывались горизонтальные хозяйственные связи, а увенчаться этот спонтанный процесс должен был формированием частнособственнического режима.

(Стоило бы, впрочем, подчеркнуть качественный разрыв, которому предстояло при этом произойти. Ведь если в условиях бюрократического режима "пучки" правомочий закреплены за определенными местами иерархической системы, то в условиях обычного рынка -- за конкретными благами, представляющими экономическую ценность; поэтому в первом случае перераспределение прав собственности происходит путем перемещения агентов по этажам управленческой пирамиды, а во втором -- путем перехода самих прав от одного человека к другому.)

Меры из стандартного рыночного пакета -- административное дерегулирование, приватизация, оборачивающаяся новым переделом собственности, и жесткая финансовая политика -- нарушают естественную эволюцию саморазвивающейся экономической системы и неспособны дать ожидаемого эффекта. Предлагаемый В. Найшулем альтернативный вариант ориентирован на такую традиционную для либеральной мысли ценность, как минимизация уровня насилия в обществе. Этот альтернативный вариант имеет целью облегчить спонтанную эволюцию в направлении рынка и предполагает юридическое признание совершившейся де-факто "номенклатурной" приватизации, "денационализацию денег" (введение -- опирающейся на хайековские идеи -- свободной банковской системы) и создание возможностей для организованного ненасильственного дерегулирования экономики.

При организованном ненасильственном дерегулировании существующие неявные права собственности экономических агентов, занимающих разные места в иерархии, сначала легализуются, получают юридическое оформление, а затем открывается свободный обмен этими правами на рынке. "Административная рента", таким образом, не конфискуется, а выкупается, что обеспечивает мирный характер перехода к рынку.

Установление прав собственности там, где прежде их не существовало, служит, как известно, предпосылкой для образования новых рынков и последующего эффективного перераспределения ресурсов общества. Возможность взаимовыгодного обмена улучшает положение участников независимо от того, что является объектом сделки -- автомобили, мясо, кредитные ресурсы, экспортные лицензии, талоны на водку или право на прописку. В конце концов, в результате серии обменных сделок права собственности попадают к тем, для кого они представляют наибольшую ценность.

Пионер этой идеи, нобелевский лауреат Рональд Коуз, предлагал в свое время ввести права частной собственности на радиоволны разной частоты, что позволило бы создать эффективный радиовещательный рынок. Позднее в экологической политике получили распространение интересные эксперименты со свободной куплей-продажей прав на загрязнение окружающей среды.

В. Найшуль приводит в своей статье условный пример с "мясными сертификатами", где местные власти за цену в 8 руб. продают всем желающим право "нестояния" в очередях. (Кстати, авторский комментарий здесь не совсем точен, представляя дело так, будто это государство выкупает у потребителей право приобретения товара по льготной цене.) Поскольку для многих сэкономленное таким образом время представляет ценность большую, чем 8 руб., подобная сделка оказывается выгодна и им, и государству.

На мой взгляд, не все в нарисованной картине, по крайней мере, в рекомендательной ее части, достаточно убедительно.

1. Пожелание легализовать и кодифицировать нормы обычного права легче высказать, чем осуществить на деле. Они потому и остаются неписанными, что с трудом поддаются не только рациональной формулировке, но и даже осознанию.

Из исследований пословичного фольклора известно, что среди пословиц всегда можно встретить пары с прямо противоположной житейской мудростью. Если в одной говорится, что не в богатстве счастье, а в любви, то на нее непременно отыщется другая, утверждающая, что счастье не в любви, а в богатстве. Точно так же напрасно ждать непротиворечивости и последовательности от обычного права. Какой из норм (правильнее было бы сказать: какой из привычных практик) следует отдать предпочтение, если они предлагают разные решения для одних и тех же случаев? Здесь можно ожидать многочисленных конфликтов прав.

Кроме того, для таких норм не существует принудительных механизмов правовой защиты: неписанные правила поведения соблюдаются лишь до тех пор, пока это выгодно (точнее: "не невыгодно") всем участникам. Именно взаимный экономический интерес побуждает воздерживаться от их нарушения, продлевает им жизнь. При быстрой смене общих "правил игры" многие привычные способы поведения утрачивают смысл, многие нормы обычного права перестают быть "обычными".

Обычное право по самой своей сути имеет тенденцию поддерживать status quo, каким бы оно ни было. По его логике, все существующее и впрямь разумно (законно, оправданно, эффективно). Полагаться на него в эпохи резких социальных разломов рискованно: формальное юридическое закрепление норм обычного права может способствовать консервации всего отжившего, тормозя процесс спонтанной эволюции. Именно незакреплеиность в законодательных актах придает им пластичность, способность к быстрому реагированию на меняющиеся условия.

В. Найшуль предлагает разрешить открытую торговлю монопольными преимуществами и привилегиями, поддерживаемыми нормами обычного права. Для многих случаев это мудрый совет. Но не менее естественна и либеральна политика, наделяющая равными правами всех, кто были этих прав лишены. Вообще складывается впечатление, что в кризисные времена, вроде нынешних, любая политика "точной настройки" обречена на неудачу, а срабатывают только простые, зримые, всем понятные меры. Условно говоря: Указ о коммерциализации торговли изначально не имел шансов на успех, а Указ о свободе торговли -- имел. И сколько бы ни хитроумничали мы с той же схемой "мясных сертификатов", все равно очень скоро от нее пришлось бы отказаться и, не мудрствуя лукаво, отпустить цены.

Что касается "произвольного разрыва" неявного социального контракта между обществом и государством, то точных условий контракта не знает никто, включая непосредственных его участников, то есть -- всех нас. Сам этот "контракт" не остается неизменным во времени, искусство политики (в том числе, конечно, и экономической) в том и состоит, чтобы не переходить грань допустимого.

Понятие обычного права не имеет ясно различимых границ, при желании оно может вместить все что угодно. Скажем, если российские экономические агенты не ожидают от властей ничего кроме очередных подвохов, то нельзя ли отсюда заключить, что непрерывное тасование общих "правил игры", равно как и раздача льгот и привилегий, является одним из "обычных прав", признаваемым всеми за государством, так что для осуществления идеи ненасильственного дерегулирования его пришлось бы выкупать у государства всем миром?

2. В. Найшуль поддерживает "номенклатурную" приватизацию, поскольку она происходит не бюрократическим, а естественным путем и всего лишь легализует существовавшие де-факто неявные права собственности. При этом он вынужден отказываться от одной из традиционных для либерализма ценностей: установки на максимально широкое рассредоточение собственности в обществе.

Тем не менее, едва ли "номенклатурную" приватизацию можно считать уже свершившимся фактом: все-таки новые хозяева приватизированных объектов пока еще не могут продать их, завещать, отдать в залог и т.д.

Нежелание же работников иметь над собой в качестве собственника физическое лицо при безразличии к юридическому статусу предприятия связано, как мне кажется, не с предпочтением более обезличенных, формализованных отношений с начальством, а с вещами куда более простыми " опасением потерять место и страхом перед несравненно более высокой трудовой нагрузкой, если дело попадет в руки "настоящего хозяина". Ведь пока меняются вывески: "объединение" на "концерн", "концерн" -- на "корпорацию" и т.д. -- остается надежда, что можно будет продолжать жить по-старому, ничего не меняя. И, по-видимому, эта надежда вполне обоснована. Вместе с тем опыт достаточного числа малых (и немалых) возникших в последние годы частных предприятий показывает, что у их работников быстро вырабатывается лояльность к новому владельцу и даже неподдельный фирменный патриотизм.

Целесообразным в этом смысле представляется нечто, прямо обратное рекомендациям В. Найшуля: лучше, чтобы приватизация происходила (насколько это технически и социально возможно) в пользу физических, а не юридических лиц, чтобы естественные процессы эволюции частной собственности начинались с самых простых, юридически прозрачных ее форм.

В перечне критериев приватизации, приводимом в статье, -- естественность, бесконфликтность и скорость -- отсутствует еще один, не менее важный: возможность последующего свободного отчуждения прав собственности в ходе рыночного обмена с минимальными издержками и затратами времени. Бесспорно, какая бы схема приватизации ни была принята, отыскать "с первой попытки" наиболее эффективного собственника вряд ли удастся да это и ни к чему. В конечном счете его поиском займется сам рынок. В этом смысле предпочтительнее те формы, которые не блокируют последующую передачу прав собственности, не препятствуют рынку в нахождении собственника, для которого они представляют наибольшую ценность. Легализация же результатов "номенклатурной" приватизации, похоже, может привести к возникновению таких "клановых" организационных структур, при которых последующие рыночные операции по купле-продаже прав собственности будут парализованы.

3. Предложение легализовать "советское" обычное право, включающее среди прочего и возможность купли-продажи любого регламента, плохо согласуется с одновременно высказанным требованием ясных, не знающих исключений, законов, четких и детальных, как военные уставы, административных правил, эффективной, "веберовской" бюрократии, не имеющей нужды пускаться в безоглядную торговлю упомянутыми регламентами.

В статье В. Найшуля спонтанная эволюция предстает как безусловное благо, как самостоятельная ценность. Думается, это несколько односторонняя оценка. В одних случаях спонтанная координация выступает как игра с положительной суммой (принцип невидимой руки Смита), в других -- приводит к стагнации или даже лавинообразному нарастанию негативных последствий, что противоречит интересам всех и каждого из членов общества. Все зависит от рамочных условий, в которых она протекает, от общих правил игры, придающих системе минимум устойчивости и определенности.

Схематически последовательность событий выстраивается у В. Найшуля в такую примерно цепочку: в условиях социализма классического типа сфера компетенции каждого участника жестко регламентировалась и контролировалась сверху; однако за этим мелочным формализованным распорядком и рядом с ним зарождались и развивались многочисленные неписанные правила, образовавшие уникальную систему обычного права. При этом одни агенты получали на определенных условиях монопольные преимущества и привилегии (права "первого ранга"), а другие -- занимались их раздачей (права "второго ранга"). С какого-то момента началась нелегальная торговля административными запретами и разрешениями; вместо того, чтобы бороться с ними как со "злоупотреблениями", нужно легализовать эту форму рыночного обмена. Тогда монопольные преимущества, льготы и привилегии будут приобретаться теми, для кого они представляют наибольшую ценность. Чем больше откупившихся от того или иного запрета, тем меньше смысла его сохранять, чем больше заплативших за то или иное исключительное право, тем менее исключительным оно становится. В связи с этим рано или поздно ограничение, превратившееся в предмет легальной торговли, само по себе отомрет. Конечным пунктом этого спонтанного процесса окажется ненасильственное освобождение экономики и превращение меркантилистического общества в либерально-рыночное.

Но хотя этот благоприятный исход и возможен, он, по меньшей мере, неочевиден. Не вполне понятно, как и кем будут выкупаться права "второго ранга" и почему они будут выводиться из оборота. Пусть какой-то запрет выкуплен большинством заинтересованных лиц, так что его можно считать недействующим. Но пока за носителем власти сохраняется право на установление административных ограничений, в его интересах вместо прежнего запрета ввести новый, повторяя таким образом вновь и вновь выкупной цикл. Скажем, в том же примере с "мясными сертификатами", поскольку местная власть наживается на продаже "прав на нестояние в очереди", она оказывается кровно заинтересована в том, чтобы очереди были намного длиннее. А если права "второго ранга" на предоставление за плату льгот и привилегий сохраняются, то административная рента увековечивается и чудесного превращения меркантилистической экономики в либерально-рыночную можно так и не дождаться.

Теоретически известно (это показал Джордж Стиглер), что в идеальном мире с нулевыми трансакционными издержками монополистам можно дать достаточную "взятку" за то, чтобы они начали вести себя так, как если бы существовали условия совершенной конкуренции. Но как провести этот выкуп монопольной ренты в реальном мире с положительными трансакционными издержками? Из статьи Виталия Найшуля это не вполне ясно.

Намного более вероятно, что легализация торговли административными запретами и разрешениями приведет к формированию так называемой "корпоративистской" экономики, или экономики организованных групп. Главными действующими лицами выступают в ней не частные агенты и не государственная власть, а мощные группы со специальными интересами -- отраслевые или территориальные кланы, крупные корпорации и профессиональные союзы. Это -- непрекращающаяся гражданская война, только (до поры до времени) "холодная", мирными средствами. Граница между сферой государственного управления и сферой бизнеса в этом случае полностью размывается: государство вовлекается в торговлю монопольными правами, лицензиями, откупами, королевскими патентами и тому подобной продукцией административной деятельности. Корпоративистская экономика " крайне неустойчивое образование, почти лишенное управляемости и не способное существовать без гиперинфляции.

Хотелось бы воздержаться от мрачных прогнозов, однако недавний приход в правительство целой когорты представителей директорского корпуса наводит на мысль, что российская экономика двинулась именно по этой дороге -- дороге, ведущей к легализации обычного директорского права, созданию мощных корпоративных группировок, безудержной торговле льготами и привилегиями, короче -- к "rent-seeking, society" в самых непотребных его формах.


[email protected]		Московский Либертариум, 1994-2020