Выбранные места из переписки с д-ми (В. Мерцалов)

В. МЕРЦАЛОВ

ВЫБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ ПЕРЕПИСКИ С Д-МИ

Все партии врут. Истина эта известна даже детям. Кажется, даже домашним животным.

Но намеренно ли врут, стремясь скрыть свои настоящие цели, или врут нечаянно, не ведая того, по слепоте и наивности своей, хоть сколько-нибудь веря в свою правоту? То есть врут в расчете на мою, своего избирателя, глупость или по причине глупости собственной? 

Если бы их вранье меня напрямую не касалось, я бы и не обращал на него внимания. Но ведь врут-то они на мои деньги и, похоже, меня же при этом держат за дурака!

Вот почему я решил как-то обратиться к лидерам одной из политических партий, слывущей едва ли не самой интеллектуальной, с вопросом о том, чего они хотят на самом деле. Поводом мне послужило вот что.

По их словам, их искренним желанием было сделать свой народ, а значит, и меня, свободным. Как фельяны, они ставили свободу на первое место в ряду своих публичных приоритетов. Казалось бы, под этим лозунгом им суждена была победа. Но, как и фельяны, они проиграли. Почти никто им не поверил. Как политическая сила они едва выжили. Не поверил им и я. Ложь была уж слишком очевидной. Дело в том, что они участвовали в выборах, т.е. в борьбе за власть. Естественно, в связи с этим напрашивался вопрос: власть над кем? Напрашивался и ответ: над своим народом. Значит, и надо мной. Сам собой напрашивался и вывод: врут! Просто ловят в свой садок «человеков». И даже не на настоящую наживку, а на скверную мормышку. Лишь простак мог поверить, будто обретет вожделенную свободу, как только отдаст этой партии господство над собой. (Впрочем, таких простаков ведь и нашлось же изрядно – более пяти процентов!)

Свое обращение я назвал «Открытым письмом XYZ (скрою здесь ее название) и ее лидерам». Я опубликовал его в Интернете и разослал вождям партии. Вот отрывок из него.

«Господа, - писал я, - Вы отнюдь не скрываете своей цели: взять государственную власть в свои руки и сделать ее властью партии правых. Властью над кем? Над народом. (Над кем же еще?). Ради чего? По вашим словам, ради торжества демократии, народовластия. Но попробуйте объяснить, как сможет властвовать народ после того, как, отдав ее вам, останется без власти? И над кем, по вашему мнению, он, безвластный, будет властвовать?

Простите мне, господа, мое недоумение: вы сами понимаете, о чем говорите? Вы сами находите ли какой-нибудь смысл и какую-нибудь логику в своих словах?

В сущности, вы заявляете избирателям: «Граждане России! Мы хотим властвовать над вами. Когда над вами властвуют коммунисты, это плохо. Если властвовать будем мы, вам будет хорошо». Но зачем, скажите на милость, вам эта власть? Что касается коммунистов, то тут все ясно. Завоевание, захват и удержание власти для них всегда являлось делом более чем первостепенной важности, делом «жизни и смерти» – с ленинских времен до дней отчаянной борьбы за сохранение «6-й статьи Конституции». Но вы-то!.. Почему вы так рветесь к власти? Как я могу доверять вам, если вы обещаете мне свободу и защиту моих прав только в том случае, если я позволю вам властвовать над собой? Разве сами вы не сознаете, насколько фальшивы подобные декларации? Разве сами вы доверились бы людям, требующим себе власти над вами ради, якобы, полноценного служения вам; отнимающим у вас свободу, чтобы, якобы, надежнее гарантировать вам ее?

Вас можно было бы понять, если бы вы заявили: «Мы не хотим ни над кем властвовать. Мы вступаем в политическую борьбу не для того, чтобы добыть власть себе, а для того, чтобы, отняв ее у коммунистов, вернуть народу. Будучи демократами, мы убеждены, что не государство должно властвовать над обществом, а общество – над государством. Поэтому нашей политической целью является: упразднение института государственной власти. В достижении этой цели мы видим единственную возможность превращение государства из учреждения, господствующего над обществом, в учреждение, подчиненное и подконтрольное ему; из учреждения, независимого от общества и безразличного к нему – в учреждение, ему деятельно и преданно служащее». Заявление подобного рода, хотя и звучало бы непривычно, было бы, во всяком случае, исполнено здравого смысла и логики. Оно явилось бы естественным следствием одного из фундаментальных принципов демократии: «Не человек для государства, а государство для человека». Помимо этого, оно позволило бы ясно обозначить отличие вашей позиции от позиции любой другой политической силы. А чем сейчас вы отличаетесь, скажем, от «Единства» или даже от коммунистов? Чем, кроме стилистики своих речей и относительной молодости своих лиц? Как узнать вас среди других партий, пока вы неразличимо теряетесь в их сером ряду?

Еще раз призываю вас – не лишайте себя такой перспективы. Тем более, что на вас лежит долг, который вы сами приняли на себя – долг выразителей и защитников прав и свобод человека. Не государства, заметьте себе, господа, а именно человека».

Как ни странно, я получил на это письмо ответ. (Странно, поскольку политики обычно игнорируют вопросы, ответы на которые приоткрывают их истинные вожделения). Один из функционеров XYZ (я буду называть его «господин С.»), не соглашаясь, разумеется, с идеей упразднения государственной власти как цели политической деятельности либеральной партии, вынужден был, тем не менее, признать:

«Вы совершенно правы, подозревая XYZ в борьбе за власть. Задача любой серьезной партии – демократический приход к власти и управление страной (в том числе и Вами, здесь Вы тоже правы), на основе своей программы и идеологии.

Вас не устраивает слово «власть»? Представьте себе Россию без власти. Ничего не представляется, кроме мерзости и крови.

Вас не устраивает борьба за власть? Вас не устраивает, что кто-то хочет решать Вашу судьбу? Выход прост: или проголосуйте за ту партию, которая не собирается приходить к власти, или создавайте свою.

Это серьезная работа, достойная серьезного политика».

Таким образом, все встало на свои места. Хотя я и не рассчитывал, конечно, что XYZ даст мне свободу, теперь же получил формальное подтверждение: нет, не даст. То есть, как бы и даст (ведь либералы все-таки!), но лишь столько, сколько захочет дать. (Так же, как обещает дать и любая другая партия – в ею же очерченных границах). Видимо, только такую «свободу», отмеренную гражданам чиновником-партийцем сообразно своему представлению о том, сколько им можно ее позволить, и понимают в XYZ как «свободу подлинную». Но я, признаться, вообще не считаю ее свободой и не вижу, чем она отличается от несвободы, от рабства. Ведь и раб не совсем лишен свободы!

«Создавайте свою партию», - советует мне господин С. Господи, да сколько ж можно идти «ленинским путем»! Это ведь по Ленину, чтобы совершить социальные преобразования, необходимо основать партию, ибо «...массы без организации лишены единой воли». Но разве эту волю «массам» диктует организация? Разве не является организация лишь выразителем «воли масс»? Вот и XYZ всего лишь воспользовалась волей народа к свободе, чтобы ему же и продавать какое-то время эту свободу в обмен на царствование над ним; продавать, пока народ не почувствовал обмана и в «массе» своей не отвернулся от XYZ.

С другой стороны, разве та подавляющая часть общества, которая ни на грош не верит ни одному слову, сказанному политиком, как действующим, властвующим, так и еще только взыскующим властвования, которая бойкотирует выборы, не ожидая от них никакого для себя проку, а тем самым, пусть и бессознательно, демонстрирует свое нежелание участвовать в действе самоотдачи своей свободы, самоподчинения очередному властоносцу, - разве эти миллионы людей не образуют силу, которая, не будучи никак организована, не имея ни идеологии, ни руководящих органов, ни членства, тем не менее во много раз превосходит силу любой организации? И разве факт наличия и роста этой силы не свидетельствует о том, что существование института выбора властей, института, разорительного для общества и вызывающего у него все большее разочарование, близится к концу?

Для того, чтобы его похоронить, не нужно создавать никаких партий. Он отомрет сам, ибо несовместим с чувством собственного достоинства человека, с его желанием быть свободным. Процесс отторжения его обществом развивается стихийно. Но любая из либеральных партий могла бы способствовать превращению его в процесс осознанный и целенаправленный, тем самым ускорив в какой-то мере естественный ход событий и избавив общество от многих издержек стихийной эволюции. Могла бы стать идеологом и знаменем этого процесса. Но для этого ей самой надо было бы перестать быть партией в привычном ей смысле этого слова, то есть союзом небольшого числа людей, объединенных стремлением приобрести власть над всеми. Она должна была бы переродиться в организацию, добивающуюся победы на выборах для того, чтобы, в случае успеха, признать формально и ввести в закон власть общества над собой. И, следовательно, превратить выборы Хозяина в выборы Слуги, превратить обновленное государство из властвующего над обществом учреждения, в учреждение, подвластное ему.

Об этом и шла речь в «Открытом письме XYZ». Но, похоже, неумение заглянуть дальше вчерашнего дня, увидеть перспективы общественного прогресса как раз и составляет в глазах ее функционеров важнейшую особенность серьезного, трезво мыслящего политика. Отсюда и этот очаровательный совет: «Создавайте свою партию...». Что ж, спасибо, господин C., но все же, как говаривал отвергаемый Вашей партией, но постоянно присутствующий во всех ее делах вождь, «мы пойдем другим путем». Или, проще сказать, мы пойдем. А вы, коли угодно, оставайтесь.

«Вас не устраивает слово «власть»?», - спрашивает меня господин С. Отчего же? Хорошее, внятное слово. Меня вообще устраивает любое слово, какое бы отвратительное явление оно ни обозначало, если употребляется к месту, в согласии с его смыслом. И не устраивает слово, даже самое возвышенное, когда его используют безграмотно и неряшливо. В данном случае, должен признать, меня не страивает слово «свобода».

В самом деле, вернемся вновь к письму господина С. «Вас не устраивает, что кто-то хочет решать Вашу судьбу?», - вопрошает он меня. До чего же откровенный вопрос! А кого это может устраивать? И господин С., догадываясь о моем ответе, тут же спешит на помощь. Выход прост, подсказывает он: создай свою партию, завоюй власть и станешь свободным. Он совершенно убежден: чтобы быть свободным, нужно иметь власть. Над кем властвуешь, от тех и свободен. Чем больше у тебя власти, тем больше и свободы. Что ж, с этим не поспоришь. Но отсюда выходит, что XYZ, от имени которой и выступает господин С., стремясь к завоеванию власти для себя, лишь о своей свободе и печется. При чем же здесь «гражданские свободы и права», о которых постоянно трындят ее вожди? Какой смысл вкладывают они в слово «свобода», когда пристегивают его к слову «человек» или «народ»? В контексте их речей оно звучит неуместно, его смысл искажается до противоположного. Оно-то и не нравится мне, когда исходит из их уст.

Но, надо сказать, и со словом «власть» у них, похоже, тоже не все ладится. «Представьте себе Россию без власти, - пишет господин С. – Ничего не представляется, кроме мерзости и крови».

Вот ведь как забавно выходит: что ни реплика, то саморазоблачительное признание. Само собой разумеется, что ни в «Открытом письме XYZ», ни в какой-либо из статей я никогда не призывал оставить Россию без власти. Везде речь шла только о том, что следовало бы оставить без власти государство. При этом термин «государство» я употреблял в его собственном значении, то есть в том значении, которое господин С. должен был бы усвоить еще в школе: административное учреждение, создаваемое обществом в своих интересах, обладающее рядом признаков, в числе которых первым обычно называется «наличие государственного аппарата», то есть наличие сонма чиновников разных рангов, персонифицирующих собою государство. Таким образом, выражение «безвластное государство», которое можно найти и в «Открытом письме», служит определением той ситуации, при которой чиновник не имеет власти над гражданином. Его можно прочесть как «чиновник без власти». Но читать как «Россия без власти» - значит признаться в неумении читать.

Впрочем, следует заметить, что отождествление понятий «государство» и «общество», и даже понятий «государство» и «страна», отождествление, свидетельствующее о невежестве того, кто его допускает, весьма распространено в среде наших наставников и учителей по части обществознания и политологии. Но разве можно их в том винить, если оно не только в быту имеет широкое хождение но и возведено в закон, да не в простой, а в Основной; если в первой же статье Конституции РФ утверждается, что «Россия есть... государство». Не страна, оказывается, а именно и только государство. То есть то самое административное учреждение, важнейшим признаком которого является наличие чиновничьего аппарата. Пусть у России есть и другие «признаки» - ее народ, земля этого народа, его язык, история и т.п., - они, видимо, несущественны. Главное – чиновники. Пока есть чиновники – есть и Россия. Они – она и есть. «Россия есть государство». Так что грех господина С. даже нельзя считать грехом. Пойми он меня верно – чего доброго нарушил бы Конституцию.

Но в его суждениях кроется и другая, тоже весьма типичная для партийных теоретиков ошибка. И на нее стоит особо обратить внимание.

Ошибка эта заключается в неумении различать по смыслу выражения «власть чиновника» и «власть закона». Между тем, они не более схожи, чем выражения «милостивый государь» и «государь император». Действительно, в той сфере общественных отношений, в которой господствует закон, чиновник вынужден играть лишь роль исполнителя. Ему приходится подчинять свои действия и решения требованиям закона. И когда эти требования заявляет гражданин, заявляет как свои собственные требования, чиновнику приходится подчиниться воле гражданина как воле закона. Простора для произвола, для демонстрации своей власти у чиновника в этой ситуации просто не остается. Напротив, в сфере отношений, куда закон и не заглядывал, законом становится воля чиновника. Вот здесь он в полной мере властвует. Здесь гражданин – всего лишь проситель, вынужденный через слово кланяться настоящему хозяину жизни.

Не стану углубляться в эту тему, и без того подробно исследованную публицистикой, чтобы прийти к выводам, лежащим на поверхности. Например, к выводу о том, что власть чиновника, поскольку он является государственным служащим, есть ни что иное, как власть государства над гражданином, реализуемая чиновником, а власть закона, поскольку закон защищает гражданина, есть ни что иное, как власть гражданина над государством. Или к выводу о том, что власть государства и власть закона – «две вещи несовместные». Государство восполняет своей властью закон в его отсутствие (вспомним, например, начало 90-х годов: постоянное запаздывание законов, необходимых для осуществления реформ, растерянность населения и реформирование страны на основе Указов Президента, постановлений правительства , приказов и инструктивных писем министерств, а в конечном счете – по усмотрению чиновников, хоть чем-нибудь руководящих – вот когда государство было на гребне власти!). В свою очередь, власть закона, поскольку на нее может опереться гражданин в диалоге с государством, есть средство ограничения государственной власти. Что усиление власти государства (над обществом) возможно лишь за счет ослабления власти общества (над государством), а следовательно, власти закона. И наоборот. Наконец, к тому выводу, что две «разновидности» власти не надо путать, чтобы не оказаться в положении человека, садящегося за рояль, но не умеющего отличить черное от белого.

Когда я говорю о «безвластном государстве», то имею в виду (и всякий раз это подчеркивал) полновластный народ и полновластный закон. Это означает, что общественное устройство в условиях безвластного государства предполагает, в частности, следующее. Во-первых, право гражданина опротестовать в ближайшем суде любой закон (не говоря уже о других актах государства или его чиновников) в случае, если в этом законе он усматривает нарушение своих прав, гарантированных ему Конституцией. А суд, найдя жалобу гражданина обоснованной, должен иметь право приостановить действие закона в целом или в какой-то его части до внесения необходимых поправок или отменить его вовсе. Всякий суд, а не только Конституционный. По заявлению всякого гражданина. И рассмотрение должно быть произведено в короткие, жестко регламентированные сроки. В итоге общество получило бы законы, одобренные и принятые им самим. Законы, которые (возможно, в результате ряда судебных процедур) воплотили бы в себе формулу согласования интересов всех социальных групп, которых эти законы косаются. Как известно, отвергаемые обществом законы обычно им и не исполняются (насколько это позволяет карательная система государства), а со временем неизбежно отмирают. В данном же случае общество получило бы свод жизнеспособных законов, соблюдение которых стало бы предметом заинтересованности не государства, а непосредственно самого общества. (При этом, разумеется, дело охраны правопорядка оно возложило бы на государство, оставив за собой, за каждым своим членом, право контролировать исполнение государством этой своей обязанности и право, опять же, в судебном порядке, в любой момент привлечь любого его чиновника, до Президента включительно, к реальной, прежде всего материальной, ответственности).

Понятно, что в этих условиях отпала бы нужда в так называемых «представительных органах власти» - во всякого рода «советах», «думах», «парламентах».Кому они были бы нужны и для чего, если бы каждый гражданин имел возможность самостоятельно и эффективно защищать свои интересы? Кто отдал бы их защиту в чужие и случайные руки, когда был бы способен на это сам? Пусть законы издает Президент. Пусть издает любые законы, какие ему заблагорассудится. Если закон выйдет дурной, он тут же будет отменен обществом. Выйдет толковым – общество его примет и введет в свой обиход.

Во-вторых, термин «безвластное государство» подразумевает право гражданина вчинить государству иск за его бездействие, в частности, по поводу пробелов в законодательстве. Наличие такого пробела наделяет чиновника властью над гражданином. Столкнувшись с проявлением подобной власти, гражданин мог бы с легкой душой подчиниться ей, затем подсчитать убытки от своего послушания и предъявить государству к оплате счет на итоговую сумму. Это был бы счет к государству за то, что оно позволило чиновнику своею властью причинить гражданину ущерб. Можно предположить, что такая мера стимулировала бы усердие государства к тому, чтобы как можно скорее залатать все прорехи в полотне современного законодательства, и, тем самым, в максимальной мере защитить население от проявлений чиновничьей, то есть его же, государства, власти.

И вот я стараюсь представить себе Россию страной безвластного государства. Присматриваюсь и так, и этак, а видится одно и то же: общество со своими проблемами, спорами и конфликтами, и тем не менее как никогда прежде стабильное, безопасное, с надежно предсказуемым будущим, общество, в котором царит закон и порядок.

А затем я пытаюсь вообразить себе Россию такой, какой она мечтается господину С. и его товарищам: государство, властвующее над народом, и народ, отстраненный от власти, покорный своему государству. Что же ассоциируется с таким порядком вещей? СССР, Постановления Пленумов ЦК КПСС, пятилетки, разваливающаяся экономика, лагеря, афганская война... А из нынешних времен: разорение страны, беспризорщина, нищие, но почти недоступные здравоохранение и образование, терроризм, невиданное доселе разбухание государственного аппарата, чеченская война. Пытаюсь себе представить что-то полезное и благое, исходящее от государственной власти (не от государства, подчеркну, а от власти государственной), но, увы, «ничего не представляется, кроме мерзости и крови».

Впрочем, надо сказать, что в своем письме господин С. забыл, видимо, употребить еще один довод, который должен был бы сразить меня наповал: он почему-то не назвал меня анархистом. Но это упущение восполнил один из его единомышленников (так, во всяком случае, мне кажется), опубликовав в «Электронной газете» реплику на мое «Открытое письмо». «Вы обращаетесь не по адресу, - уведомил меня он (или она? Из подписи не ясно). – XYZ – это партия либералов, а не анархистов. ...Не старайтесь реанимировать идеи, многократно уже испробованные и отвергнутые исторической практикой».

Не стану спорить насчет «исторической практики». Но что касается обвинения в анархизме, то его я игнорировать никак не могу.

Все, что связывает меня с анархизмом – это убежденность в том, что человек рождается свободным и свободным должен оставаться до последнего дня жизни. Это отвращение к властвованию человека над человеком, к самой возможности такого властвования и, разумеется, к законам, возводящим это властвование в ранг священного права. И если этого достаточно, чтобы зачислить меня в категорию анархистов, то, пожалуй, к ней следовало бы отнести и всех, кто симпатизирует, например, французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года или Хартии прав человека ООН 1948 года. Словом, в этом случае надо было бы признать, что учение анархизма уже давно победило во всем мире.

Но ведь к одной лишь идее свободы это учение отнюдь не сводится. Вспомним, как изображает оно общественный уклад. Общество, согласно нему, это огромная коммуна, живущая по законам обычного права. В этой коммуне нет государства, нет никакой власти, нет частной собственности – нет собственности вообще, - нет денег (их заменяют «трудовые чеки» или «марки»)... Вот главные признаки общества, устроенного на началах анархизма. И, должен признать, такое его устройство мне кажется бесчеловечным. Естественно, что ничего похожего на подобные идеи ни в «Открытом письме», ни в других моих статьях автор реплики в «Электронной газете» найти не мог. Так отчего же я анархист? Только оттого, что называю государственную власть неоправдываемым злом? Если так, то логика, ведущая к подобному выводу, превращает в анархиста скорее того, кто ею руководствуется, нежели того, в чей адрес этот вывод направлен.

В самом деле, нетрудно заметить, что теоретические воззрения анархизма и современного либерализма исходят из одного общего, причем, ошибочного тезиса. А именно, тезиса, гласящего, что государство без власти существовать не может. Слепо веря в его истинность, анархисты, не приемля государственную власть, настаивали на необходимости уничтожения вместе с властью и самого государства. Равным образом и современные либералы, пребывая в том же ослеплении, стараются сберечь государство, стеной вставая на защиту государственной власти. Между тем, симбиоз государства и власти на самом деле есть явление не только не обязательное, но даже противоестественное. Лишь будучи разлучено со властью и отдано во власть общества, государство способно вернуться к своему естественному предназначению – быть служебным общественным институтом. И в этом качестве стать, наконец, и сильным, и дееспособным (общество заставит его стать таким). Для моего же оппонента из «Электронной газеты», как и для любого анархиста, понятия «государство» и «власть» все еще остаются синонимами. И именно поэтому, прочтя фразу о безвластном государстве, он усмотрел в ней покушение на самое государство. Так кто же из нас в действительности анархист, или, вернее сказать, у кого из нас больше точек соприкосновения с этим учением?

Господин С., одарив меня коротким письмом, приложил к нему пространный Манифест XYZ. Наверное, имелось в виду, что содержание Манифеста откроет мне глаза на все мои заблуждения. Я, конечно, не мог ему не ответить, и вот этот ответ.

«Уважаемый господин С.!

Спасибо за Манифест XYZ. Однако, в чем он, по Вашему мнению, должен был бы меня убедить? Не подтверждает ли он скорее правоту моих слов? Судите сами.

Вот, например, в Манифесте в качестве «фундаментальной ценности», провозглашается «личная свобода» («Наши либеральные цели и ценности»). Этот тезис, разумеется, не вызывает сомнений. Но тут же, через пару запятых – «разделение ветвей власти». А это что за драгоценность либерализма? Почему государственные ветви должны быть ветвями власти? И как их власть сочетается с «личной свободой»? Давайте-ка все же договорите эту свою мысль до конца, дайте ей точное и простое выражение. Тогда, как Вы понимаете, она может звучать примерно так: «Мы признаем одной из фундаментальных ценностей либерализма право чиновника из своего кресла властвовать над гражданином. Определение границ этой власти мы признаем прерогативой государства, т.е. самих же этих чиновников. А вне ее пределов – да здравствует личная свобода!».

Вот Вам и весь Ваш либерализм. «Владейте нами, казните нас и милуйте, топчите и разоряйте, но не жгите уж совсем дотла, не отнимайте последней нитки, и тогда будете в глазах преданных холопов ваших воплощением либерального идеала!».

В том же Манифесте вы сами же и признаете: «Государство в лице своих институтов и отдельных чиновников постоянно нарушает Конституцию и законы Российской Федерации, особенно в сфере прав и свобод человека и гражданина» («Вызов правового нигилизма»). Отчего так? Оттого, что ветви недостаточно разведены? Может быть, для пущего торжества демократии, их нужно учредить не три, а тридцать три и все их устремить в разные стороны? Или все же дело в том, что на стороне государства, независимо от его развесистости, власть, реальная, ломовая, во всякий момент способная скрутить в бараний рог любого гражданина, где бы он ни был и чем бы ни занимался, а на стороне гражданина – лишь какое-то незримое, неощутимое, игрушечное, балалаечное «право контроля»?

Что означают фразы о «демократическом контроле общества над государством», о «демократической подотчетности государства»? В этой «подотчетности» вы видите свой «либеральный ответ» на «правовой нигилизм» властей. И как вы собираетесь ее добиться, когда, по вашим же словам, у государства нет уважения к демократическому правопорядку, нет эффективных институтов правоохраны и правоприменения? Будете воспитывать его возвышенными речами? И только-то? А что-нибудь настоящее вы можете предложить? Что-нибудь такое, что заставило бы государство уважать своих граждан, что сделало бы немыслимым его пренебрежение к их личной свободе? Нет, господа, как видно, не можете. О чем и свидетельствует ваш Манифест.

А у Вас, господин С., так-таки и не возникает никаких «претензий к идеологии XYZ»?

«Иногда в уме моем даже мелькала кощунственная мысль: а ведь без начальства, пожалуй, лучше! И что всего несноснее: чем усерднее я гнал эту мысль от себя, тем назойливее и образнее она выступала вперед, словно дразнила: лучше! лучше! лучше!»

(Салтыков-Щедрин, «Убежище Монрепо»).

Или вот еще – о собственности. «Либеральный ответ, - заявляете вы, - ...состоит в утверждении прав собственности как священных и неприкосновенных». Браво! Только вот позвольте уточнить: неприкосновенных -- для кого? Неужто для государства? Если да, то больше ничего и не надо! Ведь если гражданин, как собственник, сделается неприкосновенным для государства, государству ничего не останется, как превратиться в преданного слугу своего кормильца-гражданина. И уже тогда гражданин, заручившись столь могущественным «телохранителем», окажется неприкосновенным ни для кого! Надежнее такой защиты его статуса собственника придумать уже нельзя!

Но это означало бы отказать государству в праве устанавливать налоги, т.е. означало бы упразднение налоговой системы в принципе. Конечно, если подумать, то вместе с ней отпала бы не только угроза частной собственности, но исчезла бы и теневая экономика, вернулись бы вывезенные деньги, госаппарат сократился бы в несколько раз, вся сфера гражданского оборота (сделки и проч.) сделалась бы чище и честнее, отсохли бы корни коррупции, наполнилась бы казна и т.д., и т.д. (Механизм наполнения казны в отсутствие налоговой системы рассматривается в других моих статьях, в частности: «Забудьте слово «налог»!», «Мифическая реальность»). Но так далеко, т.е. далеко настолько, чтобы отнять у государства привилегию попирать право частной собственности гражданина и забирать себе из нее столько, сколько ему захочется, вы, конечно, пойти не можете. Даже мысли об этом не способны допустить! («Налоги должны поощрять экономическую, предпринимательскую, трудовую активность человека, чтобы был разумный надежный стимул хорошо работать, много зарабатывать и честно платить налоги». – «Год после выборов», с.12). Вот просить, убеждать, уговаривать государство снизить налоги – на это только вашей отваги и хватает. Но заявить ему: «Если гражданину не позволено посягать на чужую собственность, то тем более это непозволительно тебе, ибо ты не выше гражданина и у тебя не может быть больших прав, чем у него» – заявить такое государству – это для вас уже чересчур.

Так что частная собственность для вас, как видится, - корова, конечно, священная, но только тогда, когда во внимание не берется государство. Ему вы рады позволить доить ее, сколько угодно. Надо ли удивляться, что она такая тощая?

Итак, личная свобода – но лишь под надзором государства и в им отмеренных пределах; частная собственность – но лишь на то, что от нее останется, когда ею вдоволь попользуется государство. Не чувствуете ли Вы сами в логике своих «либеральных» тезисов непреодолимое поползновение к наступанию на собственные ноги?

«...Найдутся личности, которые непрочь еще похорохориться, устроить недоразумение и погарцовать перед застигнутой врасплох толпой в качестве заправских деятелей; но большинство отлично понимает, что являться в публику с запасом забытых слов – именно значит только длить бесплодные недоразумения. Положим, что эти выцветшие слова в былое время были полны содержания и освещали жизнь, но какое дело до них современности? В былое время они были и хороши и необходимы, а теперь...» (Там же).

То, что вы прислали мне, г-н С., - лучшее, во всяком случае, самое свежее подтверждение моих слов о наивности и безграмотности ваших вождей. Не скажу, чтобы в Манифесте не было ничего, достойного поддержки и приветствия. Напротив, правильных деклараций в нем предостаточно. (Например, о необходимости воспитания «нового демократического гражданского сознания, основанного на понимании государства как важной и далеко не единственной функции самого общества, как инструмента для решения осознанных обществом проблем». Надо лишь подивиться, почему такого понимания нет у вас самих. Подивиться тому, что его отсутствие проступает не только в ваших словах, но и в вашем молчании, в частности, по поводу 1 статьи Конституции, гласящей, что Россия – это вовсе не страна, населенная своим народом, а именно и только государство, т.е. эта самая функция, но функция, объемлющая и исчерпывающая все общество). Повторю, декларации ваши порой отменно хороши. Беда только в том, что они – не более чем декларации. В них нет связи, нет логики и оттого нет силы, способной к делу. Манифестов подобного рода, как Вам, наверное, известно, напринято в последнее десятилетие бесчисленное множество. И что с того? Кто их помнит? И кто вспомнит через год этот Манифест? Ваше сочинительство струится в стороне от хода реальной жизни, на который сами вы не умеете повлиять и даже не хотите узнать, как это можно было бы сделать».

Демонстрацией Манифеста господин С., видимо, исчерпал все свои аргументы. Уведомив меня о получении письма, он на прощание назвал мои вопросы «риторическими, т.е. не требующими ответа по определению», и на этом наша переписка прекратилась.

Но к тому времени я получил еще один ответ на мое обращение. Да не от кого-нибудь, а от одного из наиболее влиятельных лидеров и теоретиков XYZ – Сергея К. Ответ бесподобный и по откровенности, и по стилю. Вот он:

«Отвечу тебе прямо, как политик политику. Я всегда говорил только правду, я не Виктор Степаныч и не ЕБН.

Моя цель – власть правых. Над кем? Конечно над таким как ты. Кто сильнее и хитрее, тот и властвует и обогащается, или ты такой наивный и полагаешь, что человек, находящийся у власти, может ставить интересы общества выше собственных.

Я хитрее, я и буду властвовать, вместе с сильными. Или ты за власть народа? Над кем? Онанист, что ли?

Запомни, маленький смешной Буратино:

С сотворения мира всегда правило, правит и будет править меньшинство, а не большинство. Это верно для всех форм и типов управления, для монархии и для демократии, для эпох реакционных и для эпох революционных. Из управления меньшинства нет выхода. Вопрос лишь в том, правит ли меньшинство лучшее или худшее. Одно меньшинство сменяется другим. Вот и все».

Вот уж подарок так подарок! Чего еще я мог желать? Оставалось только поблагодарить моего наставника за честность и прямоту. Что я и сделал.

«Сергей,

Совершенно случайно, коротая время, заглянул вчера на твой сайт, и вдруг, неожиданно для себя, обнаружил на форуме твой ответ на мое письмо («Открытое письмо XYZ»), которое я посылал тебе, кажется, еще в январе. Спасибо. Но согласись, впрочем, что ответ у тебя вышел не самый удачный: в двух строчках две орфографические ошибки и несколько смысловых противоречий.

Позволь мне еще раз объяснить смысл моего обращения к тебе, выражаясь теперь уже языком твоих собственных «прямых» поучений.

«С сотворения мира всегда правило, правит и будет править меньшинство, а не большинство, - вразумляешь ты меня, убогого, хотя про «правление большинства» я, кажется, нигде и не заикался. – Вопрос лишь в том, правит ли меньшинство лучшее или худшее». Вот те раз! Так оригинально начал: «Отвечу тебе прямо, как политик политику» (в каком сне ты видел политика, способного сказать что-нибудь прямо хотя бы самому себе? Да и не политик я, уволь, совсем не политик!), - и так невнятно закончил – «лучшее или худшее». Как об этом судить? Где критерий? И не все ли, наконец, равно? Мне, например, совершенно наплевать, какой масти меньшинство будет властвовать надо мною. Ибо для меня неприемлема сама мысль о том, что кто-то – неважно, недоумок или мудрец – может обладать правом дирижировать течением моей жизни помимо моей воли. Я уже вырос из того возраста, когда переживал, кто будет моим властителем. И когда волновался: будут ли выборы честными? Что может быть унизительнее: добровольно выбирать себе хозяина и нервничать насчет того, настоящий ли состоялся барин или подложный? А потом еще, чего доброго, бегать по улицам с плакатом: «Требую пересчета голосов! Хочу настоящего!». Какая же это, если вдуматься, мерзость, какое самооплевание – «свобода выборов власти»!

Не удивляйся, Сергей. Все очень просто: не знаю, как ты, а я родился свободным (хотя и понял это с большим запозданием). И не я один. Ты будешь смеяться, но лет 50 назад ООН была принята некая декларация («Всеобщая декларация прав человека»), первая же статья которой начинается словами: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». И правах, Сергей! Мне почему-то кажется, что эта фраза верна. А коли так, то с какой бы стати мне отдавать тебе особые права на себя? Такие права, каких я и сам бы не имел? Согласись, я был бы дураком, если бы добровольно учудил такое. Я даже скажу больше: мне глубоко отвратительно само это явление – власть человека над человеком. Мне отвратительно, когда не то что надо мной, но где-то в стороне от меня кто-то один (например, ты) властвует над другим. (Или меньшинство над большинством, или большинство над меньшинством). От такого порядка вещей смердит чем-то давно прокисшим, как от застоявшихся ленивых щей. Вот что для меня твое «меньшинство» и «большинство».

А для тебя?

О, для тебя это, конечно, вопрос первостепенной важности. Правда, заключается он не в том, «правит ли меньшинство лучшее или худшее». Тут ты, как вам, «правым» и «левым», одинаково свойственно, то ли меня по своей прямоте хотел надуть, то ли, как политик, сам с собой слукавил. Вопрос для тебя звучит так: «Где я – во властном меньшинстве или подвластном большинстве? А если в меньшинстве, то в том ли, или не в том?» Поясню: «то» – это меньшинство, наступив на которое ты можешь шагнуть в Президенты. «Не то» – это меньшинство, не дающее опоры для широкого шага вверх. Признайся, Сергей, «как политик политику», что в такой редакции твой «вопрос» звучит и прямее, и откровеннее. Разве нет?

Нечего и говорить, конечно, что ты в «меньшинстве». Но «то» ли это «меньшинство»? Вот твой главный вопрос! И мы оба знаем, что нет, «не то». Назову хотя бы две причины, побуждающие к такому выводу.

Первая. XYZ – партия малопопулярная. В отдаленной перспективе у нее, конечно, есть шансы окрепнуть и набрать вес. Но к тому времени ей, скорее всего, придется переродиться в другую организацию и сменить своих вождей. К нынешним у общества, как ты понимаешь, доверия нет. Все они – Г., Ч., да и ты, Сергей, - уже отстрелянная обойма. (Результаты стрельб как раз и свели к ничто былой авторитет «демократов»).

И вторая. XYZ – партия глупая. Нет, конечно, не глупее других, но ведь не на КПРФ же и равняться!

Да и ты, Сергей, уж слишком прост! «Из управления меньшинства нет выхода». Полно тебе! Так-таки и нет? Или нет потому только, что ты его не видишь? Позволь тебе помочь: прочти мою статью «Мифическая реальность». Она есть в Интернете. Выход существует, Сергей, и не только простой и очевидный, но – что гораздо важнее – неизбежный, неотвратимый. Не поленись, прочти статью. А то эпоха государственного рабства закончится (а что такое это твое «управление меньшинства», как не последний клок шерсти облезшего за века рабства?), а ты и не поймешь, что происходит.

Подведу черту.

Ты человек обеспеченный и благополучный, но на своей политической мечте – мечте о президентстве – тебе, наверное, придется поставить крест. Ни в своей партии, ни в самом себе у тебя нет опоры для восхождения на Олимп. Тебе нечего сказать избирателям кроме того, что уже терто-перетерто и твоими предшественниками, и твоими соратниками, и твоими конкурентами. Возможно, впрочем, что тебя такое положение вещей и устраивает. А может быть, ты и не думаешь, что оно таково. Тогда действуй, как сам умеешь. Выборы уже скоро. 

На всякий случай должен оговорить, что я вовсе не преследую цели всеми силами помочь Сергею К. избраться Президентом. В том качестве, в котором ты себя заявил («я буду властвовать... над таким как ты») ты меня не интересуешь. Властитель мне не нужен. (А кому он нужен? Лишь прирожденным холуям и холопам. Только они могут избрать тебя себе в цари. Но тогда только они и составят твое царство. Велика честь!) А вот кто мне нужен, так это слуга. Молодой, расторопный, хитрый... Становись моим слугой – и не только моим, но и этих холуев, чтобы сделать и их свободными – тогда и только тогда быть тебе Великим Президентом!

(Ты ведь никогда не врешь, верно? О себе ты пишешь: «Я всегда говорил только правду...», - хотя и добавляешь: «Я хитрый!». Ну так и исполни обещание, которое твоя партия дала, надо полагать, и от твоего имени, в своем Манифесте, в своем «либеральном ответе» на «вызов всевластного государства». Помнишь тезис о «понимании государства как важнейшей и далеко не единственной функции самого общества, как инструмента для решения осознанных обществом проблем»? Инструмент-то не властвует, а служит. Вот и стань этим «инструментом», этой «функцией». Или все же ты и тут по прямоте своей совра... то есть схитрил?)».

Ответа не последовало

* * *

Зачем я вспомнил об этой переписке и зачем публикую ее?

Я замечаю, что многие честные и неглупые люди (составляющие, кстати сказать, основной электорат XYZ) оболванены и отравлены сегодня либеральной демагогией ничуть не меньше, чем в свое время были отравлены демагогией коммунистической.

XYZ старается внушить, что ее цели искренне изложены в Манифесте. И многие этому верят. Но к чему сводятся действительные намерения ее вождей? Что они должны были бы сказать своим избирателям, если бы оказались вынуждены говорить по-настоящему откровенно? Наверное, вот что.

«Власть делает свободным. Будь власть у тебя, народ, свободным был бы ты. Но мы хотим сделать свободным не тебя, а себя. Поэтому хотим власти. Дай нам ее! Ты, народ, догадываешься, конечно, что нам на тебя наплевать. В свою очередь и мы понимаем, что тебе наплевать на нас. С какой стати тебе за нас голосовать? Но мы можем договориться. Какую бы партию ты ни возвел на трон, она тебе в благодарность отрежет кусок от пирога свободы. Мы обещаем, что от нас ты получишь самый большой кусок. Этой щедростью мы, партия демократов, либералов, и отличаемся от остальных.

А если захочешь свободы и власти себе – то это без нас. Создай себе еще какую-нибудь партию - «Народной воли», например, - чтобы войти в тот круг, где вершится раздел власти над тобой. Но ты ведь понимаешь, что и эта партия, как и любая из нас, едва родившись, взалкает власти себе, а не тебе. Так стоит ли тратить на нее силы, когда мы уже есть?

Подумай, народ, и проголосуй разумно. Сделка ведь выгодная! Не ерепенься, все равно Хозяину у тебя быть. Подумай, и признай своего Хозяина в нас!»

Партия, которая перестала бы врать и неуклюже, беспомощно путаться в своих обещаниях, «программных тезисах» и «манифестах», наверняка получила бы солидное преимущество перед остальными. Вранье и глупость – не самые выигрышные козыри в политическом раскладе. Тем более, что «правду говорить легко и приятно». А отказавшись от вранья, она либо вызвала бы к себе отвращение народа – как XYZ, выскажись она откровенно, - либо стала бы воплощением общественной воли, гарантировав себе победу на любых выборах.

Всякой партии стоит усвоить простую истину: народ хочет победы не ей, а себе. Поэтому победить, не оставляя надежды конкурентам, она может только в том случае, если принесет победу народу. То есть, если отдаст народу власть над государством. И тогда народ, в благодарность, отдаст государство этой партии. В этом и будет заключаться ее победа.

Любой политический порядок его современникам кажется незыблемым и вечным. А его обвал – внезапным и необъяснимым. Внезапно пала Российская империя. Внезапно развалился СССР. Кто мог представить накануне его распада, что стране, в которой родился, остается жить считанные часы? Найдется ли партия, у которой хватит ума понять, что часы и нынешнего порядка вещей, нынешнего властвования государства над обществом, уже сочтены?

Впрочем, на партийные умы надежды мало. Нам, беспартийным гражданам, надо рассчитывать только на себя. Но что ж мы делаем с собой?

В день выборов Иван Иванович, как на Пасху, надевает галстук и идет выбирать себе господина. И благо бы только себе. Но ведь он, голосуя, сажает этого господина и на голову Ивана Никифоровича. Зачем? Разве Иван Никифорович его на это уполномочивал? Впрочем, и Иван Никифорович, в свою очередь, начистив башмаки, тоже приходит на избирательный участок, чтобы попытаться отдать не только себя, но и Ивана Ивановича во власть уже своего кандидата. Опять же, зачем? Кто от этого может выиграть, кроме тех же кандидатов? Они-то выигрывают свободу от обоих Иванов. А что приобретают Иваны?

В сущности, голосуя, мы предаем друг друга и самих себя. Предаем не ради барыша, а себе ж в убыток. И сами умножаем взаимную вражду. Почему? Из чувства долга!

Но я не чувствую себя должником. Тем более должником у завравшихся партий и их спесивых вождей. Я понимаю, конечно, что на ближайших выборах мой народ вновь предаст меня во власть очередного избранца. Но сам я не предам его, чтобы не предать себя. Мне дорога моя свобода. Никто из моих рук не получит власти надо мной. А значит, и над моим народом.

Об этом я и захотел сказать, листая свою переписку с д-ми.