Каждое акционерное общество вынуждено искать путь между Сциллой и Харибдой. Сцилла называется «нарушение прав миноритарных акционеров», а имя Харибды - корпоративный шантаж. Нарушение прав - вещь вполне понятная: если кто-то не выполнил договор или присвоил чужую собственность, он, в сущности, преступник. Проблемы возникают только тогда, когда права и обязанности действующих лиц определены нечетко.
Корпоративный шантаж - совсем другое дело. Его даже определить трудно. В обыденной речи корпоративным шантажом или «гринмейлом» называют любое действие миноритарного акционера, которое противоречит интересам менеджеров или хозяев контрольного пакета. Но если «мажоритарии» хотят присвоить имущество мелких акционеров, а последние сопротивляются, это считается не гринмейлом, а справедливой борьбой за свои права.
О шантаже можно говорить только тогда, когда мелкий акционер нарушает какие-то этические нормы. Но поскольку в современной России отсутствует общепризнанный нравственный кодекс, каждый, кто обвиняет окружающих в аморальном поведении, опирается на свои личные принципы. К сожалению, далеко не всегда эти принципы произносятся вслух, отчего многие разоблачения корпоративных шантажистов выглядят довольно странно.
Вот, например, что пишет в газете «Век» Алексей Калягин о Кеннете Дарте. «В 1992 году он выкупил около 4% внешнего долга Бразилии, Спустя два года, когда эта страна договорилась со всеми 700 кредиторами о реструктуризации своего долга, один Дарт с планом не согласился и потребовал для себя особых условий. Вести с ним переговоры было невозможно, поскольку Дарт немедленно впадал в истерику и начинал орать. Причем нахрапистый Дарт заламывал за свое согласие такую астрономическую сумму, что правительство Бразилии в сердцах разбило то самое блюдечко и реструктурировало долги без участия Дарта. Тот подал в суд и оттягал у Бразилии более 800 миллионов долларов».
Калягин считает поведение Дарта безнравственным и демонстрирует это, употребляя такие выражения как «потребовал для себя особых условий», «истерика», «орать», «нахрапистый», «заламывал», «оттягал». Но ведь если мы попытаемся рассказать эту историю без эмоций, она будет выглядеть совсем по-другому: «В 1992 году Дарт одолжил Бразилии большую сумму. В 1994 году Бразилия не захотела рассчитываться и попросила отсрочку. Дарт отказался. Бразилия все равно не стала платить. Тогда Дарт подал в суд. Суд заставил Бразилию заплатить Дарту 800 миллионов долларов».
Объективно рассказав, что произошло, мы можем дать участникам событий и моральную оценку. Конечно, каждый свободен осуждать или оправдывать Кеннета Дарта. Но при этом будет нелишне объяснить, какой принцип лежит в основе морального суждения. Например, есть люди, убежденные, что стремиться к личному обогащению греховно. Во-вторых, есть люди, думающие, что когда к тебе обращается с просьбой кто-то слабый и бедный, ему надо помогать по мере сил. В-третьих, есть люди, уверенные, что всякий, кто дает в долг латиноамериканцам - враг белой расы. В-четвертых, есть люди, ненавидящие тех, кто поступает не как все и противопоставляет себя большинству. В-пятых, некоторые считают преступлением одалживать деньги косному и расточительному бразильскому правительству, тогда как тысячи предпринимателей-новаторов страдают от нехватки начального капитала.
Любой, кто относится хотя бы к одной из этих категорий, имеет основание осудить Дарта. А мы в свою очередь, можем говорить, согласны ли мы с подобными представлениями о добре и зле.
Было бы хорошо, если бы большинство противников «гринмейла» выработало общие представления о том, какие способы поведения мелких акционеров неэтичны. Об этом речи пока не идет. В России корпоративный шантаж последовательной моральной критике еще не подвергался, хотя и было много эмоциональных нападений. Чуть позже мы попытаемся систематизировать их, выделив те принципы, которые позволяют осудить Кеннета Дарта и ему подобных. Но перед этим стоить обратить внимание на западную практику: ведь в США «гринмейл» получил юридическое определение и облагается налогами по повышенной ставке.
Предложение купить акции считается «гринмейлом», если выполняются три условия:
Во-первых, продавец владеет акциями не более двух лет.
Во-вторых, в течение последних двух лет этот акционер (или связанное с ним лицо) делал или угрожал сделать открытое тендерное предложение по продаже этих акций.
В-третьих, это предложение не обращено ко всем акционерам с одинаковыми условиями.
Согласно налоговому кодексу США (Internal revenue code), доход от «гринмейла» облагается налогом по ставке в 50 процентов.
Очевидно, этот закон грубо нарушает права собственника, впрочем, как и любой закон, устанавливающий обязательные налоги. Но нас в первую очередь интересует другое - его этический смысл. Почему при выполнении этих трех условий в действие вступает штрафная санкция? Что здесь дурного?
Получается, если собственник владеет акциями более двух лет, ему позволено больше, чем тому, кто вошел в число акционеров недавно. Этому правилу вполне можно найти объяснение. Истинный совладелец предприятия вкладывает деньги надолго. Он должен чувствовать особую привязанность к компании, быть готовым делить с ней горести и радости. А тот, кто еще не доказал серьезность своих намерений, не является полноценным совладельцем и не может иметь таких прав, как основатели фирмы.
Второе условие, вероятно, введено, чтобы была возможность обозначить того или иного акционера как «недружественного». Если он предпринимал действия, способные снизить курс акций фирмы, очевидно, он не настоящий инвестор, намеренный связать свою жизнь с данным предприятием. Поэтому он и не должен распоряжаться своими акциями столь же свободно, как истинные совладельцы корпорации.
Третье условие выглядит довольно странно: корпоративному шантажисту все равно, кто купит у него акции, поэтому ничто не должно удерживать его от того, чтобы шантажировать всех на одинаковых условиях. Возможно, законодатель исходил из того, что хорошие акционеры все делают сообща и друг от друга ничего не скрывают. А если кто-то делает предложение не всем акционерам сразу, а только самым крупным, то это гринмейлер.
Таким образом, американский закон неявно прописывает предпочтительный для государства моральный облик акционера. Хороший инвестор вкладывает деньги более, чем на два года, и не пытается продать свои акции в приватном порядке, если ранее угрожал выставить их на публичный тендер. Корпоративный шантажист виновен в том, что не проявляет постоянства, не любит фирму, в которую вложил деньги, и проявляет неуважение по отношению к другим акционерам, так как осуществляет свои комбинации в тайне от них.
Любопытно, что подобный этический стандарт, хотя и ставит в привилегированное положение «старых», приросших к компании акционеров, вовсе не враждебен по отношению к краткосрочным биржевым спекуляциям. Он просто настаивает, чтобы они оставались «безличными»: отношения спекулянта со всеми другими акционерами должны быть одинаковы. Если же спекулянт хочет сделать инвестиции менее, чем на два года, но продать акции на внебиржевом рынке и по цене «превышающей рыночную», это тоже допустимо. Но только при условии, что в прошлом данный акционер не устраивал и не пытался устроить открытых тендерных предложений по продаже этих акций.
Упрощенно такую позицию можно изложить следующим образом: есть стратегические инвесторы и «честные спекулянты», которые могут делать со своими акциями что угодно. Но если кто-то хочет действовать одновременно столь же неформально, как первые, и так же гибко, как вторые, его поведение неэтично.
В России фондовая биржа пока не пользуется таким престижем, и в общественном мнении разница между «честным спекулянтом» и корпоративным шантажистом отсутствует. Зато представление о «настоящем инвесторе» ощущается достаточно четко. Акционер должен покупать акции с тем, чтобы передать их детям. Нормальным управлением считается такое, когда менеджер и владелец контрольного пакета - это одно лицо, но при этом все активы должны быть сосредоточены в головной компании. Миноритарные акционеры имеют право на получение точной отчетности компании, а также могут рассчитывать на дивиденды. Однако влиять на стратегию компании они не должны. И хотя практика очень далека от подобного сценария, большая часть комментариев строится на том, что именно он берется как идеальная точка отсчета.
Эта модель кажется мне вполне разумной и морально оправданной. Конечно, ни в коем случае не следует насаждать ее при помощи государственного насилия. Однако на практике государство зачастую пытается сделать нечто противоположное: сдвинуть состояние дел от золотой середины к одной из крайностей. Региональные власти обычно поддерживают тех крупных собственников, которые стремятся присвоить доли миноритарных акционеров. Федеральное правительство, наоборот, имеет склонность к разрушению больших корпораций, где управление находится в руках главного владельца. Закон запрещает менеджерам компании занимать более четверти мест в совете директоров. Правила банкротства позволяют временному управляющему осуществить фактически полный захват всех активов компании. С другой стороны, в регионах процветает обычай не извещать акционеров о времени и месте собрания и решать все вопросы на повторных собраниях, где 16-процентный пакет акций уже может играть роль контрольного.
В настоящее время вопросы поведения акционеров еще рано переводить в моральную плоскость, так как главной бедой является не узкий временной горизонт миноритариев и не отсутствие у них чувства долга перед компанией. Российские проблемы проще и грубее. Следует вести речь не о том, какие способы использования собственности достойны и какие недостойны, а о том, что само приобретение собственности не должно иметь грабительский характер. Участники рынка должны в первую очередь отказаться от наиболее неестественных элементов корпоративной жизни. Можно указать четыре наиболее распространенных способа ущемления прав акционеров, причем два из них направлены против миноритариев, а два - против мажоритариев.
В арсенале менеджеров - принудительный выкуп дробных акций, возникших в результате консолидации. Кроме того, остается популярной практика недопуска акционеров на годовое собрание с целью увеличить свое влияние на повторном собрании, где для кворума достаточно присутствия 30 процентов голосующих акций.
В свою очередь, аутсайдеры пользуются законом, порождающим дискриминацию инсайдеров: ведь он, не считаясь с распределением акций, ограничивает число мест в совете директоров, которое последние могут занять. Помимо этого, они могут пользоваться несбалансированным законом о банкротстве, который дает внешнему управляющему фактически неограниченные полномочия.
Государство вполне может отменить законы, оправдывающие эти разрушительные обычаи. С Нового года должен уйти в прошлое принудительный выкуп дробных акций при консолидации. Если эта тенденция дойдет до своего логического завершения, мы сможем сказать, что теперь российское право действительно защищает собственников, как крупных, так и мелких. И тогда можно будет говорить о более тонких этических нормах.
Может быть, покупка акций, совершаемая с целью препятствовать планам главного акционера, действительно будет считаться дурным тоном. Не исключено, что в России сложится «итальянская» модель корпорации, когда роль фондового рынка минимальна. Возможно, произойдет обратное, и восторжествует американский стандарт, в соответствии с которым фирма не имеет ничего общего с семьей, а скорее напоминает товар, который залежался в магазине и ждет распродажи. Хочется надеяться, что данный вопрос будет решен не государственным принуждением, а добровольным выбором свободных ассоциаций участников рынка. Но прежде чем задуматься об этом выборе, мы должны изжить дикую грабительскую практику, которая существует сегодня.