Высокая цена слитков - доказательство обесценивания банкнот (Лондон 1811) - ТОМ 2. Статьи и речи о денежном обращении и банках - Сочинения ДАВИДА РИКАРДО (в 3-х томах) - Книги и сборники - Библиотечка Либертариума

Введение

Автор последующих строк уже представил через посредство "Morning Chronicle" на суд общества некоторые размышления на тему о бумажно-денежном обращении. Он счёл целесообразным вновь опубликовать свои взгляды на этот вопрос в такой форме, которая скорее сможет вызвать плодотворное обсуждение. Основанием для этого является то величайшее беспокойство, с которым он наблюдает прогрессирующее обесценение бумажных денег. Его опасения возросли, когда он увидел, что большая часть общества совершенно отрицает это обесценение и что другие, признающие наличие его, приписывают его какой угодно причине, но только не той, которую автор считает единственно действительной. Чтобы применить успешно какое-либо средство против зла такого большого размера, весьма важно не оставить никаких сомнений насчёт причины этого зла. Опираясь на установленные начала политической экономии, автор ставит себе целью выдвинуть доводы, которые, по его мнению, доказывают, что бумажные деньги нашей страны давно уже подверглись да и теперь ещё подвергаются значительному обесценению и что причиной тому является излишек их количества, а не недостаток доверия к Английскому банку или сомнения в его способности выполнить свои обязательства. Автор делает это без какого-либо неприятного сознания, так как он вполне убеждён, что страна имеет в своём распоряжении средства восстановить бумажные деньги в их настоящей стоимости, т. е. стоимости монеты, для уплаты которой они должны служить порукой.

Ему известно, что он мало что может прибавить к аргументам, которые так искусно были развиты лордом Кингом и которые давно уже должны были убедить всех; но так как зло всё более обостряется, то он полагает, что общество не перестанет выказывать интерес к предмету, который по своей важности не уступает никакому другому и с которым так тесно связано всеобщее благосостояние.

1 декабря 1809 г.

Высокая цена слитков - доказательство обесценивания банкнот

Наиболее авторитетные писатели по вопросам политической экономии исходили из предположения, что драгоценные металлы, употребляемые для обращения товаров всего мира, распределялись до учреждения банков в известных пропорциях между различными цивилизованными нациями земного шара соответственно состоянию их торговли и богатства, а следовательно, и соответственно числу и частоте платежей, которые им приходилось производить. При таком распределении драгоценные металлы всюду сохраняли одну и ту же стоимость, а так как каждая страна одинаково нуждалась в количестве металлов, которое в данное время обращалось в ней, то не было никакого искушения ввозить или вывозить их.

Как и все остальные товары, золото и серебро имеют присущую им стоимость, которая не является произвольной, а зависит от их редкости, количества труда, затраченного на их добывание, и стоимости капитала, применяемого в рудниках для добычи их.

"...Свойства полезности, красоты и редкости, - говорит д-р Смит, - лежат в основе высокой цены драгоценных металлов, которые повсюду обмениваются на большое количество других товаров. Эта их высокая стоимость предшествовала и была независима от чеканки из них монеты и явилась именно тем качеством, которое сделало их пригодными для такого употребления" <Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. I, Соцэкгиз, 1935, стр. 155-156. - Прим. ред.>.

Если бы количество золота и серебра, употребляемое во всём мире в качестве монеты, было чрезмерно ограничено или излишне велико, то это ни в малейшей степени не повлияло бы на пропорции, в которых они распределялись бы между различными нациями; изменение в их количестве вызвало бы только сравнительное вздорожание или удешевление товаров, на которые они обмениваются. Меньшее количество монеты выполняло бы функции средства обращения так же хорошо, как и большее. 10 млн. были бы так же пригодны для этой цели, как и 100 млн. Д-р Смит замечает, что "самые обильные рудники драгоценных металлов или камней могут мало прибавить к мировому богатству. Продукт, стоимость которого обусловливается главным образом его редкостью, необходимо уменьшается в стоимости при обилии его" <Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. I, стр. 156. - Прим. ред.>.

Если в своём поступательном движении к богатству одна нация подвигается быстрее, чем другая, то первая предъявит спрос на более значительную долю денег всего мира и получит её. Торговля, количество товаров, платежи этой нации возрастут, и общее денежное обращение всего мира будет распределено соответственно новым пропорциям. Все страны будут поэтому содействовать удовлетворению этого действительного спроса.

Таким же точно образом, если какая-либо нация расточит часть своего богатства или потеряет часть своей торговли, она не сможет удержать то же самое количество средств обращения, которым она владела прежде. Часть его будет вывезена и распределится между другими нациями, пока не будут восстановлены обычные пропорции.

Пока положение стран по отношению друг к другу продолжает оставаться неизменным, то, как бы обширна ни была торговля между ними, их вывоз и ввоз будут в целом одинаковы. Англия могла бы вывезти из Франции больше товаров, чем ввезти в неё, но в результате она ввезла бы больше товаров в какую-нибудь другую страну, а Франция ввезла бы больше из этой последней. Таким образом, вывоз и ввоз всех стран будут взаимно уравновешиваться, необходимые платежи будут производиться при помощи векселей, металлические же деньги не будут передвигаться, потому что стоимость их во всех странах будет одинакова.

Если бы в какой-нибудь из этих стран был открыт золотой рудник, то средства обращения её понизились бы в своей стоимости, поскольку в обращение поступило бы возросшее количество драгоценных металлов, не могущих поэтому иметь такую же стоимость, как средства обращения в других странах. Золото и серебро в монете или слитках стали бы немедленно, повинуясь закону, регулирующему все остальные товары, предметами вывоза; они покинули бы страну, где они стали дёшевы, и направились бы в страны, где они дороже, и продолжали бы это делать до тех пор, пока рудник сохранял бы свою производительность и пока не восстановилось бы вновь отношение, существовавшее в каждой стране между капиталом и деньгами до открытия рудника, а золото и серебро не обрели бы всюду одинаковую стоимость. Взамен за вывезенное золото были бы ввезены товары, и хотя то, что обычно называется торговым балансом, было бы против страны, вывозящей деньги или слитки, стало бы всё же очевидно, что она ведёт в высшей степени выгодную торговлю, ибо она вывозила бы то, что для неё совершенно бесполезно, в обмен за товары, которые могут быть употреблены для расширения её промышленности и возрастания её богатства.

Если бы вместо открытия в стране рудника в ней был учреждён банк наподобие Английского банка с правом выпускать свои банкноты в качестве средств обращения, то выпуск - путём ли ссуды торговцам или авансов правительству - большого количества банкнот, а следовательно, значительное увеличение суммы средств обращения привело бы к такому же результату, как и открытие рудника. Средства обращения понизились бы в своей стоимости, а товары повысились бы соответственно в цене. Равновесие между данной страной и остальными могло бы быть восстановлено только путём вывоза части монет.

Таким образом, учреждение банка этого типа и сопровождающий его выпуск банкнот действуют так же, как и открытие рудника, как побуждение к вывозу либо слитков, либо монеты, и выгодны лишь постольку, поскольку может быть достигнута эта цель. Банк заменяет дорогостоящие средства обращения такими, которые не имеют стоимости, и даёт нам возможность превратить драгоценные металлы (которые, хотя они и представляют весьма необходимую часть нашего капитала, не приносят никакого дохода) в капитал, который будет доставлять доход. Д-р А. Смит уподобляет выгоды, доставляемые учреждением банка, выгодам, которые могут быть получены путём превращения наших дорог в пастбища и хлебные поля и проведения дорог в воздухе. Дороги, как и монеты, весьма полезны, но ни те, ни другие не приносят дохода. Нашлись бы, правда, люди, которых устрашило бы то обстоятельство, что звонкая монета оставляет страну, и которые рассматривали бы торговлю, требующую, чтобы мы расстались с звонкой монетой, как невыгодную. Закон действительно рассматривает её как таковую и поэтому принимает меры против вывоза звонкой монеты. Однако достаточно весьма небольшого размышления, чтобы убедиться, что звонкая монета вывозится по нашему выбору, а не по необходимости, и что для нас в высшей степени выгодно менять излишние товары на такие, которые могут быть использованы производительно.

Вывоз звонкой монеты может быть предоставлен в любое время и без всякой опасности усмотрению отдельных лиц; монета не будет вывозиться в большем количестве, чем какой-либо другой товар, если только вывоз его не окажется выгодным для страны. Если бы вывоз монеты был выгоден, никакие законы не могли бы помешать ему на деле. К счастью, в этом случае, как и в большинстве других, раз в области торговли существует свободная конкуренция, интересы отдельного лица и интересы всего общества никогда не расходятся между собою.

Если бы возможно было добиться строгого выполнения закона против переплавки или вывоза монеты при одновременной свободе вывоза золотых слитков, то этот закон не доставил бы никаких выгод; он, наоборот, причинил бы большой убыток тем, кому пришлось бы, вероятно, платить 2 унции, а то и больше, золота в монете за 1 унцию золота в слитках. Это привело бы к подлинному обесценению наших средств обращения, и цены всех других товаров поднялись бы в том же самом отношении, в каком увеличилась бы цена золотых слитков. Владелец денег терпел бы в этом случае такой же убыток, какой испытал бы собственник хлеба, если бы был проведён закон, запрещающий ему продавать свой хлеб дороже, чем за половину его рыночной стоимости. Закон против вывоза монеты имеет такую тенденцию, но его так легко обойти, что золото в слитках всегда имело почти такую же стоимость, как золото в монете.

Оказывается, таким образом, что средства обращения одной страны не могут иметь в течение сколько-нибудь продолжительного времени большую стоимость, чем средства обращения другой страны, поскольку речь идёт об одинаковых количествах драгоценного металла. Излишек средств обращения есть только относительное понятие. Так, если бы сумма средств обращения составляла в Англии 10 млн., во Франции - 5 млн., в Голландии - 4 млн. и т. д., то даже при удвоении или утроении суммы средств обращения ни одна страна не заметила бы излишка в средствах обращения до тех пор, пока сохранилось бы прежнее отношение между количествами денег в этих странах. Цены товаров возросли бы всюду благодаря росту количества средств обращения, но ни одна страна не прибегла бы к вывозу денег. Но если бы данное отношение было нарушено тем, что в одной лишь Англии сумма средств обращения увеличилась вдвое, тогда как во Франции, Голландии и т. д. эта сумма оставалась бы без изменения, мы заметили бы излишек в средствах обращения; и по тем же основаниям другие страны ощутили бы недостаток в них, и часть нашего излишка вывозилась бы, пока не восстановились бы снова пропорции 10, 5, 4 и т. д.

Если бы во Франции унция золота имела большую стоимость, чем в Англии, и могла бы поэтому купить во Франции большее количество товаров, имеющихся в обеих странах, то золото немедленно начало бы уходить из Англии ради этой цели; мы предпочитали бы тогда посылать золото вместо каких-нибудь других товаров, так как оно являлось бы самым дешёвым товаром на английском рынке; ведь если бы золото было во Франции дороже, чем в Англии, то товары были бы там дешевле, и мы поэтому не посылали бы их с дорогого рынка на дешёвый, а, наоборот, они поступали бы с дешёвого на дорогой рынок и обменивались бы на наше золото.

Банк может продолжать выпуск своих банкнот, а звонкая монета может вывозиться с выгодой для страны до тех пор, пока банкноты остаются разменными на звонкую монету по предъявлению, потому что банк не может никогда выпустить банкнот на сумму большую, чем стоимость монеты, которая обращалась бы, если бы не было банка <cтрого говоря, количество банкнот могло бы превысить эту стоимость, ибо, по мере того как банк увеличивал бы количество мировых средств обращения, Англия удерживала бы за собой известную долю этого приращения>.

Если бы Английский банк попытался превысить это количество, то излишек банкнот немедленно вернулся бы к нему для размена на звонкую монету, так как наши средства обращения, понизившись в силу этого в своей стоимости, могли бы быть вывезены с выгодой и не могли бы быть удержаны в обращении нашей страны. Таковы, как я уже объяснил раньше, способы, при помощи которых наши средства обращения приходят к одному уровню со средствами обращения других стран. Как только будет достигнут этот одинаковый уровень, исчезнет всякая выгода, доставляемая вывозом. Но если банк будет выпускать вместо вернувшихся к нему банкнот новые, полагая, что то количество средств обращения, которое было необходимо в истекшем году, будет необходимо и в текущем году, или по какой-либо другой причине, то снова возродится и с теми же самыми результатами стимул к вывозу звонкой монеты, вызванный первоначально излишком средств обращения. Снова усилится спрос на золото, вексельный курс сделается неблагоприятным, и цена золотых слитков поднимется несколько выше их монетной цены, поскольку закон разрешает вывозить слитки, но запрещает вывозить монету; разница же в цене будет приблизительно равна достаточному вознаграждению за риск.

Таким образом, если бы Английский банк упорствовал в своём стремлении возвращать свои банкноты в обращение, из его сундуков можно было бы извлечь все гинеи до последней.

Если бы Английский банк, желая восполнить недостаток своего золотого запаса, скупал золотые слитки по повышенной цене и перечеканивал их в гинеи, то это не помогло бы беде: спрос на гинеи не прекратился бы, но вместо вывоза их переплавляли бы и продавали банку в форме слитков по более высокой цене. "...Работа Монетного двора, - заметил д-р Смит, намекая на аналогичный случай, - уподобилась работе Пенелопы: сработанное днём уничтожалось ночью" <Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. II, Соцэкгиз, 1935, стр. 115. - Прим. ред.>. Тот же самый взгляд высказывается и г-ном Торнтоном: "Установив, что гинеи в сундуках Английского банка уменьшаются с каждым днём, его руководители вполне естественно пожелали бы вернуть их всеми действительными и не чрезвычайно дорогими средствами. Они будут в известной мере расположены покупать золото даже и по убыточной цене и перечеканивать его в новые гинеи, но им придётся делать это как раз в то время, когда многие переплавляют частным образом то, что отчеканено. Одна сторона переплавляла бы и продавала, в то время как другая скупала бы и чеканила. И каждая из этих двух конкурирующих операций будет производиться не в видах действительного вывоза каждой переплавленной гинеи в Гамбург: эти операции, или по крайней мере значительная часть их, будут ограничены пределами Лондона, так как и те, которые чеканят из слитков гинеи, и те, которые переплавляют гинеи в слитки, живут в одном и том же месте и дают постоянную работу друг другу".

"Если мы предположим, - продолжает г-н Торнтон, - как мы это и делаем сейчас, что Английский банк ведёт такое же состязание с плавильщиками монеты, то он, очевидно, вступает с ними в очень неравный бой, и если бы даже банк устал в этом бою не так скоро, он, конечно, устал бы скорее, чем его противники".

Поэтому Английский банк был бы вынужден в конце концов пустить в ход единственное средство, имеющееся в его распоряжении, чтобы приостановить требования на гинеи: его руководители стали бы извлекать часть своих банкнот из обращения, пока стоимость остающихся банкнот не поднялась бы до стоимости золотых слитков, а следовательно и до уровня стоимости средств обращения других стран. Тогда отпала бы всякая выгода от вывоза золотых слитков, а вместе с ней и соблазн разменивать банкноты на гинеи.

Итак, с этой точки зрения оказывается, что соблазн вывозить деньги в обмен на товары или то, что называется неблагоприятным торговым балансом, порождается только излишком средств обращения. Но г-н Торнтон, который рассматривает этот предмет очень пространно, предполагает, что очень неблагоприятный торговый баланс мог быть вызван в нашей стране плохим урожаем и последовавшим за ним ввозом хлеба, причём страна, которой мы задолжали, выразила нежелание принимать в уплату наши товары. Поэтому баланс нашего долга чужой стране должен был быть выплачен из той части наших денег, которая состоит из монеты, а это привело к спросу на золотые слитки и возрастанию цены последних. Г-н Торнтон считает, что Английский банк оказывает значительное облегчение торговцам, заполняя своими банкнотами пустоту, причиняемую вывозом монеты.

Г-н Торнтон признаёт во многих местах своего труда, что цена золотых слитков измеряется золотой монетой, а также, что закон, направленный против переплавки золотой монеты в слитки и вывоза её, легко обходится. Но раз это так, то из этого следует, что никакой спрос на золотые слитки, вызванный той или иной причиной, не может повысить денежную цену этого товара. Ошибочность этого рассуждения происходит оттого, что автор не проводит различия между возрастанием стоимости золота и возрастанием его монетной цены.

При большом спросе на хлеб денежная цена его возросла бы, ибо, сравнивая хлеб с деньгами, мы в действительности сравниваем его с другим товаром; по той же самой причине, когда возникает большой спрос на золото, его хлебная цена должна возрасти, но ни в том, ни в другом случае один бушель пшеницы не будет стоить дороже другого или одна унция золота дороже другой. Одна унция слиткового золота не могла бы, пока цена его измеряется в золотой монете, иметь большую стоимость, чем унция золота в монете, или 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., каков бы ни был спрос на него.

Если бы этот аргумент не считался решающим, то я указал бы, что предполагаемая здесь пустота в обращении может быть обусловлена только уничтожением или ограничением бумажного обращения; эта пустота была бы скоро пополнена ввозом слитков, которые не преминули бы потянуться к прибыльному рынку, так как при уменьшении числа обращающихся денег увеличилась бы их стоимость. Как бы ни был велик недостаток в хлебе, вывоз денег лимитировался бы их возросшей редкостью. Спрос на деньги настолько всеобщ, и при настоящем состоянии цивилизации деньги имеют такое существенное значение для коммерческих сделок, что они никогда не будут вывозиться в излишнем количестве. Даже во время такой войны, как настоящая, когда неприятель пытается запретить всякую торговлю с нами, та стоимость, которую приобрели бы средства обращения при увеличении их редкости, предотвратила бы вывоз их в размерах, создающих пустоту в обращении.

Г-н Торнтон не объяснил нам, почему в другой стране имелось бы нежелание получать наши товары в обмен за её хлеб, а ему необходимо было бы доказать, что при наличии такого нежелания мы настолько считались бы с ним, что согласились бы расстаться с нашей монетой.

Если мы соглашаемся давать монету в обмен за товары, то это должно делаться нами свободно, а не из необходимости. Мы не ввозили бы больше товаров, чем мы вывозим, если бы не имели излишка средств обращения, который может поэтому стать частью нашего вывоза. Вывоз монеты вызывается её дешевизной и является не следствием, а причиной неблагоприятного баланса: мы не вывозили бы её, если бы она не шла на более выгодный рынок или если бы мы имели в своём распоряжении другой товар, который мы могли бы вывозить с большей выгодой. Вывоз монеты есть спасительное средство против избыточного обращения, но так как избыток или излишество средств обращения есть, как я уже старался доказать, только относительное понятие, то ясно, что иностранный спрос на монету порождается лишь сравнительным недостатком средств обращения во ввозящей стране - недостатком, который и вызывает повышение их стоимости.

Вывоз этот является всецело вопросом выгоды. Если бы лица, продавшие в Англию хлеб на сумму, скажем, в 1 млн., могли ввезти к себе товары, которые стоят 1 млн. в Англии, но за которые за границей можно выручить больше, чем при посылке туда 1 млн. в деньгах, то они предпочли бы товары; в противном случае они предъявили бы спрос на монету.

Иностранцы предпочитают получать золото в обмен на свой хлеб только на основании сравнения стоимости золота и других товаров на своём и на нашем рынках, раз золото на лондонском рынке дешевле, чем на их собственном. Если мы уменьшаем количество средств обращения, мы придаём им добавочную стоимость, а это побуждает иностранцев изменить свой выбор и предпочесть товары. Если я должен в Гамбурге 100 ф. ст., я буду стараться найти наиболее дешёвый способ уплаты их. Если я пошлю деньги, то, предполагая, что издержки пересылки составляют 5 ф. ст., погашение долга обойдётся мне в 105 ф. ст. Если я покупаю здесь сукно, которое вместе с расходами по пересылке будет стоить мне 106 ф. ст. и которое в Гамбурге продаётся за 100 ф. ст., то очевидно, что мне гораздо выгоднее послать деньги. Если покупка и расходы по пересылке металлических изделий для уплаты моего долга обойдутся мне в 107 ф. ст., я предпочту скорее послать сукно, чем металлические изделия, но я не пошлю ни один из этих товаров и отдам предпочтение деньгам, потому что последние представляют самый дешёвый экспортный товар на лондонском рынке. Те же самые основания будут руководить экспортером хлеба, если сделка происходит за его собственный счет. Но если Английский банк, "опасаясь за безопасность своего учреждения" и зная, что требуемое число гиней будет извлечено из его сундуков по монетной цене, счел бы необходимым уменьшить количество своих банкнот, находящихся в обращении, то стоимости денег, сукна и металлических изделий не относились бы больше друг к другу, как 105, 106 и 107; деньги стали бы наиболее дорогими из трех, и поэтому было бы менее выгодно использовать их для погашения заграничных долгов.

Если бы - и это является более важным случаем - мы согласились платить субсидию иностранному государству, то деньги не стали бы вывозиться, пока имелись бы товары, которыми можно было бы дешевле погасить платёж. Интересы отдельных лиц сделали бы вывоз денег ненужным <Это в полной мере подтверждается заявлением мистера Роза в палате общин, что наш вывоз превышает наш ввоз на сумму, кажется, в 16 млн. ф. ст. В возмещение за этот вывоз нельзя было ввезти никаких слитков, ибо хорошо известно, что раз цена слитков была в течение всего года выше за границей, чем у нас, то значительное количество нашей золотой монеты вывозилось; поэтому к стоимости баланса вывоза необходимо прибавить стоимость вывезенных слитков. Часть этой суммы иностранные государства могут быть нам должны, но остаток должен в точности равняться нашим расходам за границей, состоящим из субсидий нашим союзникам и содержания там нашей армии и флота>.

Итак, звонкая монета будет посылаться за границу для погашения долгов только тогда, когда она имеется в чрезмерном изобилии, когда она представляет самый дешёвый товар для вывоза. Если бы в такое время Английский банк платил по своим банкнотам наличными деньгами, то для этой цели потребовалось бы золото. Оно получалось бы по монетной цене, тогда как его цена в слитках была бы несколько выше его стоимости в монете, поскольку слитки могли бы вывозиться совершенно легально, а монета была бы запрещена к вывозу.

Очевидно, следовательно, что обесценение обращающихся денег является необходимым следствием их избытка и что при обычном состоянии национального денежного обращения это обесценение встречает противодействие в вывозе драгоценных металлов.

<В статье, помещённой в журнале, пользующемся большой и заслуженной известностью ("Edinburgh Review", v. I, p. 183), было указано, что увеличение количества бумажных денег вызовет только повышение бумажной или выраженной в средствах обращения цены товаров, но оставит без изменения их слитковую цену. Это было бы верно в такое время, когда денежное обращение состояло бы целиком из бумажных денег, не подлежащих размену на металлические деньги, но не тогда, когда последние составляют какую-либо часть денежного обращения. В последнем случае результатом возросшего выпуска бумажных денег было бы извлечение из обращения такого же количества металлических денег; но это не могло бы быть сделано без увеличения количества слитков на рынке и уменьшения вследствие этого их стоимости или, другими словами, возрастания слитковой цены товаров. Только вследствие этого падения стоимости металлических денег и слитков возникает искушение вывозить их; наказание же переплавку монеты является единственной причиной незначительной разницы между стоимостью монеты и слитков или незначительного перевеса рыночной цены над монетной. Но вывоз слитков - это синоним неблагоприятного торгового баланса. Какими бы причинами ни вызывался вывоз слитков в обмен на товары, по моему мнению, совершенно неправильно называть его неблагоприятным торговым балансом.

Когда обращение состоит всецело из бумажных денег, всякое возрастание их количества повышает денежную цену слитков (не понижая, однако, их стоимости) таким же образом и в том же отношении, в каком оно повышает цены других товаров; по той же причине это возрастание понижает вексельные курсы. Это понижение является, однако, только номинальным, а отнюдь не реальным; оно не повлечёт за собой вывоза слитков, потому что действительная стоимость слитком не уменьшилась, так как не произошло никакого увеличения их количества на рынке>.

Таковы, по моему мнению, законы, которые регулируют распределение драгоценных металлов по всему миру и которые обусловливают и ограничивают их перемещение из одной страны в другую, регулируя стоимость их в каждой из них. Но, прежде чем я перейду на основе этих принципов к анализу главного предмета моего исследования, мне необходимо будет показать, что является в нашей стране стандартной мерой стоимости, представителем которой должны являться и самые бумажные деньги; определить их нормальное состояние или их обесценение можно только путем сравнения с такой мерой.

Можно утверждать, что ни в одной стране, где находящиеся в обращении деньги состоят из двух металлов, не существует постоянной меры стоимости <строго говоря, не может существовать никакой постоянной меры стоимости. Мера стоимости сама по себе должна была бы быть неизменной; но таковым не может быть ни золото, ни серебро, потому что оба они подвержены колебаниям (в своей стоимости), так же как и другие товары; между тем опыт учит нас, что хотя изменения в стоимости золота или серебра могут быть значительны при сравнении отдаленных друг от друга периодов, но по отношению к коротким промежуткам времени стоимость их до известной степени устойчива. Именно это свойство помимо других преимуществ делает их более пригодными, чем всякий другой товар, для выполнения функций денег; поэтому с точки зрения, с которой мы рассматриваем их, золото и серебро могут быть названы мерой стоимости>, потому что эти металлы постоянно подвергаются изменению в стоимости по отношению друг к другу. Как бы точно ни устанавливали директора Монетного двора относительную стоимость золота и серебра в монете в тот момент, когда они фиксируют это отношение, он не в состоянии предупредить повышение стоимости одного из этих металлов, в то время как стоимость другого остается неизменной или снижается. Когда это случается, то монеты, вычеканенные из одного из металлов, будут переплавляться в слитки, чтобы быть проданными за другой. Г-н Локк, лорд Ливерпуль и многие другие писатели основательно исследовали этот предмет, и все они согласны, что единственное средство против зла, причиняемого этим путём денежному обращению, заключается в утверждении только одного из двух металлов стандартной мерой стоимости. Г-н Локк считал наиболее пригодным для этой цели металлом серебро и предложил, чтобы золотой монете предоставили находить самой свою собственную стоимость и представлять в обращении большее или меньшее число шиллингов в зависимости от изменения рыночной цены золота по отношению к серебру.

Лорд Ливерпуль, напротив, утверждал <"A Treatise on the Coins of the Realm", Oxford 1805, p. 152-155>, что золото не только является наиболее пригодным металлом для выполнения функций всеобщей меры стоимости в нашей стране, но что в силу общего соглашения всего народа оно сделалось уже таковой, принималось за таковую иностранцами и соответствовало наилучшим образом росту торговли и богатства Англии.

Он поэтому предложил, чтобы только золотая монета служила законным платёжным средством для сумм, превышающих одну гинею, а серебро - для сумм, не превышающих этого размера. В силу существующего закона золотая монета является законным платёжным средством для всех сумм, но в 1774 г. было постановлено: "В пределах Великобритании или Ирландии уплата серебряной монетою королевства суммы, превосходящей 25 ф. ст., в один раз не может почитаться законной; серебряная монета не может также почитаться законным платёжным средством для большей стоимости, чем та, которая соответствует ей по весу, т. е. 5 шилл. 2 пенса за каждую унцию серебра". Правило это было возобновлено в 1798 г. и остаётся в силе до настоящего дня.

Согласно ряду соображений, приводимых лордом Ливерпулем, не может, повидимому, подлежать никакому сомнению, что золотая монета была главной мерой стоимости уже в течение почти столетия. Это, думается мне, следует, однако, приписывать неточному определению монетных соотношений. Золото было оценено слишком высоко, поэтому серебро, имеющее свой стандартный вес, не могло оставаться в обращении.

Если бы было издано новое правило и серебро было бы оценено слишком высоко или (что то же самое) если бы рыночное соотношение цен золота и серебра стало больше, чем соотношение, установленное Монетным двором, то тогда золото исчезло бы из обращения, а серебро стало бы стандартным средством обращения.

Это может потребовать дальнейших разъяснений. Стоимость золота в монете относится к стоимости серебра в монете, как 15 9/124 : 1. Одна унция золота, которая перечеканивается в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. золотой монеты, стоит согласно монетному уставу 15 9/124 унции серебра, потому что такое количество серебра по весу тоже перечеканивается в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. серебряной монеты. Пока отношение стоимости золота к стоимости серебра будет на рынке меньше, чем 15 : 1, как это было в течение многих лет до последнего времени, золотая монета неизбежно останется стандартной мерой стоимости; ведь ни Английский банк, ни какое-либо отдельное лицо не послали бы 15 9/124 унции серебра на Монетный двор для перечеканки в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., если бы они могли продать это количество серебра на рынке за сумму большую, чем 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. в золотой монете, а они могли бы это сделать при условии, что унцию золота можно купить меньше, чем за 15 унций серебра.

Но если отношение стоимости золота и серебра превышает установленное Монетным двором отношение 15 9/124 : 1, то золото не будет посылаться на Монетный двор для чеканки, ибо, поскольку каждый из этих металлов является законным платёжным средством на любую сумму, владелец унции золота не пошлёт её на Монетный двор для перечеканки в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. золотой монеты, пока он может продать золото, а в подобном случае он это сможет сделать за большую сумму, чем 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. в серебряной монете. Не только золото не будет посылаться на Монетный двор для перечеканки, но торговец, противозаконно торгующий золотом, будет переплавлять золотую монету и продавать её в виде слитков за большую сумму, чем её номинальная стоимость в серебряной монете. Таким образом, золото исчезло бы в этом случае из обращения, и серебро стало бы стандартной мерой стоимости. Так как золото испытало в последнее время значительное повышение стоимости в сравнении с серебром (унция стандартного золота, которая в среднем за много лет равнялась по своей стоимости 14 3/4 унции стандартного серебра, теперь стоит на рынке столько же, сколько 15 1/2, унций), то дело обстояло бы так именно теперь, если бы был отменён закон, ограничивающий права Английского банка по размену банкнот, и была бы допущена такая же свободная чеканка серебра на Монетном дворе, как и золота. Но в парламентском акте 39-го года царствования Георга III имеется следующая статья:

"Принимая во внимание, что до тех пор, пока не будут введены меры, признанные необходимыми, могут возникнуть неудобства от чеканки серебра; принимая во внимание, что в силу существующей низкой цены на слитки серебра, вызванной временными обстоятельствами, на Монетный двор доставлено было небольшое количество слитков серебра для перечеканки в монету и есть основание полагать, что в дальнейшем может быть предъявлено ещё некоторое количество его и что поэтому необходимо прекратить на время чеканку серебра, да будет постановлено, что со дня опубликования настоящего закона слитки серебра не должны быть принимаемы для чеканки на Монетном дворе, а также не должна быть выдаваема та серебряная монета, которая могла уже быть в чеканке, несмотря ни на какой закон, противоречащий настоящему".

Закон этот и теперь сохраняет свою силу.

Могло бы поэтому казаться, что законодательство ставило себе целью признать золото эталоном денежного обращения в нашей стране. Пока этот закон сохраняет свою силу, серебряная монета должна употребляться только для мелких платежей, а для этой цели вполне достаточно находящегося в обращении количества этой монеты. Для должника могло бы быть выгодно уплачивать свои большие долги в серебряной монете, если бы он мог перечеканить слитки серебра в монету, но, не имея возможности сделать это благодаря вышеупомянутому закону, он по необходимости вынужден уплачивать свой долг в золотой монете; последнюю он может получить на Монетном дворе за свои слитки золота в любом размере. Пока этот закон остаётся в силе, золото во всяком случае должно всегда оставаться эталоном денежного обращения.

Если бы рыночная стоимость унции золота стала равной стоимости 30 унций серебра, золото оставалось бы всё же мерой стоимости, пока названное запрещение сохраняло бы свою силу. Ровно ничего не изменилось бы для владельца 30 унций серебра оттого, что он узнал бы, что мог когда-то уплатить долг в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., приобретя 15 9/124 унции серебра для перечеканки в монету на Монетном дворе; ведь в данном случае он всё равно не имел бы других путей погасить свой долг, кроме продажи своих 30 унций серебра по рыночной стоимости, т. е. за унцию золота, или за 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. золотой монеты.

Публика несла в различные периоды весьма серьёзные потери от того обесценения обращающихся денег, которое было результатом противозаконной порчи монеты.

Пропорционально степени порчи монеты возрастают в своей номинальной стоимости цены всех товаров, на которые можно обменивать монету, не исключая золотых и серебряных слитков. Соответственно этому мы находим, что до перечеканки, произведённой в царствование короля Вильяма III, серебряная монета была испорчена в такой степени, что унция серебра, которая должна была содержаться в 62 пенс., продавалась за 77 пенс., а гинея, которая была оценена на Монетном дворе в 20 шилл., принималась во всех сделках за 30 шилл. Зло это было тогда устранено при помощи перечеканки. Такие же последствия были порождены порчей золотой монеты и были исправлены в 1774 г. тем же самым путём.

Наша золотая монета продолжала сохранять почти стандартную пробу 1774 г., но наши серебряные деньги снова подверглись порче. Испытание, произведённое на Монетном дворе в 1798 г., показало, что наши шиллинги оказались на 24%, а шестипенсовики на 38% ниже своей монетной стоимости. Мне сообщили, что после нового испытания, произведённого недавно, они оказались ещё значительно более обесценены. Они не содержат, следовательно, столько чистого серебра, сколько содержали в царствование короля Вильяма. Однако до 1798 г. это ухудшение монеты не сопровождалось такими последствиями, какие мы наблюдали в предыдущем случае. Тогда и золотые и серебряные слитки поднялись в цене пропорционально порче серебряной монеты. Все иностранные вексельные курсы стояли против нас на полные 20%, а некоторые из них ещё выше. Но хотя порча серебряной монеты продолжалась много лет, она до 1798 г. никогда не приводила к повышению ни цены золота, ни цены серебра и не производила никакого воздействия на вексельный курс. Это убедительно доказывает, что золотая монета считалась в течение этого времени стандартной мерой стоимости. Какое-либо ухудшение золотой монеты произвело бы тогда такое же действие на цены золотых и серебряных слитков, а также на вексельные курсы, какое производилось прежде порчей серебряной монеты <когда до перечеканки в 1774 г. порче подверглась золотая монета, то золотые и серебряные слитки поднялись в цене выше своей монетной цены и немедленно понизились, как только золотая монета достигла своего теперешнего совершенства. Вексельные курсы в силу тех же причин превратились из неблагоприятных в благоприятные>.

Пока средства обращения различных стран состоят из драгоценных металлов или из бумажных денег, разменных во всякое время на металл, пока металлическое обращение не испорчено обрезыванием и стиранием, паритет этих денег может быть установлен при помощи сравнения их веса и пробы. Так, паритет между Голландией и Англией составляет около 11 флоринов, потому что чистое серебро, которое содержится в 11 флоринах, равняется по весу чистому серебру, содержащемуся в 20 полновесных шиллингах.

Этот паритет не устанавливается и не может быть установлен абсолютно; так как в Англии эталоном торгового обращения является золото, а в Голландии - серебро, то фунт стерлингов, или 20/21 гинеи, может в различное время стоить больше или меньше, чем 20 полновесных шиллингов, и поэтому стоить больше или меньше, чем их эквивалент в 11 флоринов. Для нашей цели будет достаточно определить паритет или в серебре, или в золоте.

Если я имею долг в Голландии, то, зная паритет, я знаю также количество наших денег, которое необходимо для погашения этого долга.

Если мой долг составляет 1 100 флоринов и золото не изменилось в стоимости, то на 100 ф. ст. в нашем чистом золоте можно купить столько голландских денег, сколько необходимо для уплаты моего долга. Вывозя поэтому 100 ф. ст. в монете или (что то же самое) уплатив торговцу слитками 100 ф. ст. в монете и возместив ему издержки, связанные с их транспортом, как фрахт и страховка, а также его прибыль, я покупаю у него вексель, который погасит мой долг, он же вывезет слитки, чтобы дать своему корреспонденту возможность уплатить вексель, когда наступит срок платежа.

Эти расходы представляют, таким образом, крайние пределы неблагоприятного вексельного курса. Как бы ни был велик мой долг, - пусть он равняется даже наиболее крупной субсидии, которую когда-либо наша страна давала союзной стране, - всё же, пока я могу платить торговцу слитками монетой установленной стоимости, он будет охотно вывозить слитки и продавать мне векселя. Но, если я буду платить ему за его вексель неполновесной монетой или обесцененными бумажными деньгами, он не пожелает продать мне свой вексель по этой норме, так как, раз монета неполновесна, она не содержит того количества чистого золота или серебра, какое должно содержаться в 100 ф. ст. Торговец слитками должен будет поэтому вывезти дополнительное количество таких испорченных монет, чтобы иметь возможность оплатить мой долг в 100 ф. ст. или их эквивалент в 1 100 флоринов. Если я плачу ему бумажными деньгами, то, не имея возможности послать их за границу, он рассчитает, может ли он на них купить столько золота или серебра в слитках, сколько содержится в той монете, заместителем которой являются бумажные деньги. Если это окажется возможным, то бумажные деньги будут для него так же приемлемы, как монеты, если же нет, он будет рассчитывать на дальнейшую премию за свой вексель, равную по своей величине обесценению бумажных денег.

Итак, пока обращающиеся деньги состоят из полновесной монеты или из бумажных денег, разменных по предъявлению на полновесную монету, вексельный курс может быть выше или ниже паритета только на сумму расходов по пересылке драгоценных металлов. Если же в обращении находятся обесцененные бумажные деньги, то вексельный курс неизбежно понизится пропорционально степени их обесценения.

Таким образом, вексельный курс является достаточно точным критерием для суждения о степени порчи обращающихся денег, происходящей или от обрезывания монеты, или от обесценения бумажных денег.

Сэр Джемс Стюарт замечает, что "если бы наша мера длины - фут - была изменена сразу во всей Англии путём увеличения или уменьшения его на соответственную часть его установленной длины, то это изменение можно было бы лучше всего раскрыть путём сравнения нового фута с парижским футом или футом какой-нибудь другой страны, который не подвергся бы никакому изменению.

Точно так же если бы фунт стерлингов, который является английской денежной единицей, оказался изменённым и если бы изменение, которому он подвергся, было трудно определить в силу осложнившихся условий, то лучшим путём для определения этого изменения было бы сравнение прежней и настоящей его стоимости с деньгами других наций, которые не испытали никакого изменения; вексельный курс выполняет это с наибольшей точностью" <James Stuart, An Inquiry into the Principles of Political Economy, London 1767, v. I, p. 534. В другом месте автор говорит: "Вексельный курс является поэтому, по моему скромному мнению, одним из лучших мерил для определения стоимости теперешнего фунта стерлингов" (р. 570)>.

Критик "Edinburgh Review", говоря о памфлете лорда Кинга <"Мысли об ограничении размена банкнот на звонкую монету", июль 1803>, замечает: "Из того, что наш ввоз всегда состоит частью из слитков, ещё не следует, что торговый баланс всегда будет в нашу пользу. Слитки, - говорит он, - представляют товар, спрос на который, как и на всякий другой товар, изменчив и который может войти, как и всякий другой товар, в перечень ввозных или вывозных товаров. Этот вывоз или ввоз слитков не будет воздействовать на движение вексельного курса иным путём, чем вывоз или ввоз каких-нибудь других товаров".

Никто не вывозит и не ввозит слитков, не справившись раньше с уровнем вексельного курса. Только при помощи этого уровня можно определить относительную стоимость слитков в двух странах, между которыми устанавливается вексельный курс, поэтому торговец слитками осведомляется об уровне вексельного курса таким же точно образом, как другие купцы знакомятся с прейскурантом, раньше чем они решают вопрос о вывозе или ввозе других товаров. Если 11 флоринов в Голландии содержат такое же количество чистого серебра, как 20 полновесных шиллингов, то серебряный слиток, равный по весу 20 полновесным шиллингам, никогда не будет вывезен из Лондона в Амстердам, пока вексельный курс находится на уровне паритета или неблагоприятен для Голландии. С вывозом его необходимо сопряжены некоторые расходы и риск, а термин "паритет" как раз и означает, что в Голландии путём покупки векселя и без всяких других издержек можно получить определённое количество серебра в слитках такого же веса и чистоты. Кто будет посылать слитки в Голландию с издержками в 3 или 4%, когда, покупая вексель по паритету, он в действительности получает приказ на доставку своему корреспонденту в Голландию слитка такого же веса, какой он готов был послать?

Столь же резонно было бы утверждать, что если цена хлеба в Англии выше, чем на континенте, то хлеб, несмотря на все расходы по его вывозу, будет послан туда, чтобы быть проданным на более дешёвом рынке.

Отметив уже выше расстройства, которым подвергается металлическое обращение, я перейду теперь к рассмотрению тех из них, которые, хотя и не вызываются испорченным состоянием золотой или серебряной монеты, тем не менее более серьёзны по своим конечным результатам.

Наши средства обращения почти целиком состоят из бумажных денег, и нам следует наблюдать за обесценением последних с такой же бдительностью, как за обесценением металлических, а именно это мы упустили из виду.

Парламент, ограничив права Английского банка платить наличными, дал возможность директорам этого учреждения увеличивать или уменьшать по своему произволу количество и сумму банкнот, а так как этим путём были устранены существовавшие прежде препятствия к излишнему выпуску банкнот, то директора приобрели тем самым власть увеличивать или уменьшать стоимость бумажных денег.

Я прослежу существующее зло до самого его источника и докажу наличие его при помощи двух безошибочных критериев, которые я упомянул выше, а именно вексельного курса и цены слитков. Я использую при этом отчёт г-на Торнтона о деятельности Английского банка до приостановки размена, чтобы доказать, что Английский банк явно действовал сообразно с тем принципом, признание которого было подчёркнуто самим г-ном Торнтоном, а именно, что стоимость банкнот зависит от их количества и что банк устанавливал колебания в их стоимости при помощи только что указанных мною критериев.

Г-н Торнтон говорит: "Когда вексельный курс страны становился иногда столь неблагоприятным, что вызывал существенное превышение рыночной цены золота над его монетной ценой, то директора Английского банка, как это явствует из показаний, данных некоторыми из них перед парламентом, бывали расположены прибегать к уменьшению количества банкнот, как к способу уменьшения или устранения повышения цены золота, заботясь, таким образом, о безопасности своего учреждения. Сверх того они всегда держались обыкновения соблюдать известные границы при выпуске своих банкнот в силу тех же благоразумных оснований". И в другом месте он говорит: "Когда цена, которой наша монета может достигнуть в чужих странах, такова, что вызывает искушение вывозить её из королевства, директора банка, естественно, уменьшали до некоторой степени количество своих банкнот из опасения за безопасность своего учреждения. Уменьшая количество банкнот, они повышают их стоимость, а повышая их стоимость, они повышают также стоимость обращающейся в Англии монеты, которая обменивается на них. Таким образом, стоимость нашей золотой монеты сама приспособляется к стоимости обращающихся банкнот, а последним директора банка придают такую стоимость, какая необходима, чтобы предупредить значительный вывоз; эта стоимость иногда выше, иногда несколько ниже цены, по которой сбывается наша монета за границей".

Итак, Английский банк, сознавая необходимость обеспечить безопасность своего учреждения, всегда предупреждал, до издания закона об ограничении оплаты наличными, чрезмерно обильные выпуски бумажных денег.

Так, мы находим, что в течение 23-летнего периода до прекращения платежей звонкой монетой в 1797 г. средняя цена золотых слитков составляла 3 ф. ст. 17 шилл. 7 3/4 пенса за унцию, приблизительно на 2 3/4 пенса ниже их монетной цены, а в течение 16 лет, до 1774 г., она никогда не была значительно выше 4 ф. ст. за унцию. Следует вспомнить, что в течение этих 16 лет наша золотая монета пострадала от снашивания и 4 ф. ст. такой стёртой монеты не весили поэтому, вероятно, столько, сколько унция золота, на которую они обменивались.

Д-р А. Смит рассматривает всякое постоянное превышение рыночной цены золота над монетной как следствие состояния звонкой монеты. Пока монета сохраняет свой стандартный вес и чистоту, рыночная цена золотых слитков, по его мнению, не может намного превзойти монетную цену.

Г-н Торнтон утверждает, что это не может быть единственной причиной. "Мы испытали, - говорит он, - в последнее время колебания в наших вексельных курсах и соответствующие изменения на рынке сравнительно с монетной ценой золота, составлявшие не менее 8 или 10%, в то время как состояние нашей монеты во всех отношениях оставалось неизменным". Г-н Торнтон должен был принять во внимание, что в ту пору, когда он писал, Английскому банку нельзя было предъявлять банкноты для обмена на звонкую монету и что именно это являлось той причиной обесценения денег, которой д-р Смит не мог предвидеть. Если бы г-н Торнтон доказал, что в цене золота произошло колебание в 10%, в то время когда банк оплачивал свои банкноты звонкой монетой, и что монета была полновесной, то лишь в этом случае он доказал бы, что д-р Смит трактовал этот важный вопрос недостаточно и неудовлетворительно.

<До тех пор, пока монеты из обоих металлов являются законным платёжным средством и нет никаких запрещений чеканки обоих металлов, превышение рыночной цены над монетной ценой золотых или серебряных слитков может быть вызвано изменением в относительной стоимости этих металлов, но вызванное этой причиной превышение рыночной цены над монетной будет сейчас же замечено, так как оно коснётся цены только одного из этих металлов. Таким образом, золото было бы равно или ниже монетной цены, когда серебро было бы выше, или серебро было бы равно или ниже своей монетной цены, когда золото было бы выше.

В самом конце 1795 г., когда Английский банк имел в обращении значительно больше банкнот, чем в каком-либо предыдущем или последующем году, т. е. когда уже начались его затруднения и он, повидимому, отказался от всякого благоразумия в ведении своих дел и сделал своим единственным директором г-на Питта, цена золотых слитков на короткое время возросла до 4 ф. ст. 3 шилл. или 4 ф. ст. 4 шилл. за унцию. Однако директора всё же имели некоторые опасения насчёт последствий. В докладной записке, посланной г-ну Питту, датированной октябрём 1795 г., они констатируют, что "спрос на золото, повидимому, не очень скоро прекратится" и что "это возбудило сильную тревогу на собрании директоров", и затем замечают: "То обстоятельство, что нынешняя цена золота составляет от 4 ф. ст. 3 шилл. до 4 ф. ст. 4 шилл. <трудно решить, на чем основано это утверждение, так как согласно отчету, представленному недавно в парламент, они покупали, повидимому, в течение 1795 г. золотые слитки не дороже 3 ф. ст. 17 шилл. 6 пенс.> за унцию и наши гинеи покупаются за 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., ясно показывает, на чём основаны наши опасения; необходимо только указать на эти факты канцлеру казначейства". Следует отметить, что в бюллетене Уайттенголла цена золота ни разу не отмечалась в течение всего года выше его монетной цены. В декабре оно котируется в нём по 3 ф. ст. 17 шилл. 4 пенса.]>.

Но так как в настоящее время все препятствия против излишних выпусков Английского банка устранены парламентским актом, запрещающим оплату банкнот наличностью, то директора банка уже не связаны больше "опасениями за безопасность своего учреждения" и могут не ограничивать количество своих банкнот суммой, при которой они сохраняли бы ту же стоимость, что и стоимость монеты, ими представляемой. Соответственно этому мы находим, что золотые слитки поднялись в цене с 3 ф. ст. 17 шилл. 7 3/4 пенс., средней цены их до 1797 г., до 4 ф. ст. 10 шилл., а в последнее время даже до 4 ф. ст. 13 шилл. за унцию.

Итак, мы можем с полным основанием сделать вывод, что разница в относительной стоимости, или, другими словами, падение действительной стоимости банкнот, было вызвано слишком обильным количеством их, которое было выпущено банком в обращение. Та самая причина, которая вызвала разницу в 15-20% в стоимости банкнот в сравнении с золотыми слитками, может привести к возрастанию этой разницы до 50%. Для обесценения, которое может произойти от постоянного увеличения количества бумажных денег, нет никаких пределов. Стимул, который излишние средства обращения дают вывозу монеты, приобрёл новую силу, но не может, как прежде, устранить себя сам. Мы имеем в обращении только такие бумажные деньги, которые необходимо ограничиваются пределами нашей страны. Всякое возрастание их количества снижает их стоимость ниже стоимости золотых и серебряных слитков и ниже стоимости денежного обращения других стран.

Результат получается такой же точно, к какому привело бы обрезывание нашей монеты.

Если бы от каждой гинеи была отделена 1/5, то рыночная цена золотых слитков поднялась бы на 1/5 выше монетной цены. Вес 44 1/2 гинеи (число гиней, которое весит один фунт и потому называется монетной ценой) уже не составлял бы больше один фунт; следовательно, только количество их, большее на 1/5, или около 56 ф. ст., было бы ценою фунта золота, а разность между рыночной и монетной ценой, между 56 ф. ст. и 46 ф. ст. 14 шилл. 6 пенс., была бы мерой обесценения.

Если бы такая неполновесная монета продолжала называться гинеей и если бы стоимость золотых слитков и всех других товаров измерялась в неполновесной монете, то гинея, только что выпущенная из Монетного двора, считалась бы стоящей 1 ф. ст. 5 шилл., и такая сумма была бы дана за нее торговцем-спекулянтом, но при этом произошло бы не увеличение стоимости новой гинеи, а падение стоимости неполновесных гиней. Это стало бы сейчас же очевидно, если бы было издано распоряжение, позволяющее обращение неполновесных гиней только по установленному весу и по монетной цене в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. Это означало бы, что новые и тяжёлые гинеи стали бы стандартной мерой стоимости вместо обрезанных и неполновесных гиней. Последние обращались бы тогда по их настоящей стоимости и назывались бы 17- или 18-шиллинговыми монетами. Точно так же если бы можно было издать теперь постановление, преследующее ту же цель, то банкноты не перестали бы обращаться, но стоили бы не больше, чем стоимость золотого слитка, который можно было бы на них купить. Тогда нельзя было бы сказать, что стоимость гинеи составляет 1 ф. ст. 5 шилл., но банкнота в 1 ф. ст. обращалась бы только по стоимости в 16 или 17 шилл. В настоящее время золотая монета есть только товар, а банкноты - стандартная мера стоимости, но в случае издания такого постановления золотые монеты были бы этой мерой, а банкноты сделались бы рыночным товаром.

"Именно постоянство наших общих вексельных курсов, - говорит г-н Торнтон, - или, другими словами, совпадение монетной цены со слитковой ценой золота, является, повидимому, настоящим доказательством, что обращающиеся банкноты не испытали обесценения".

Когда стимул к вывозу золота налицо, то, пока Английский банк не платит наличными и золото поэтому не может быть получено по его монетной цене, незначительное количество его, которое может быть получено, будет собираться для вывоза и банкноты будут продаваться за золото только с вычетом, пропорциональным их излишку. Говоря, однако, что золото продаётся по высокой цене, мы ошибаемся: не золото, а бумажные деньги изменили свою стоимость. Если мы сравним унцию золота, или 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., с товарами, то окажется, что она находится к ним в таком же отношении, как и прежде, а если этого нет, то это объясняется возросшим обложением или какой-либо другой из тех причин, которые постоянно влияют на их стоимость. Но если мы сопоставим сумму в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. в банкнотах, являющуюся заместителем унции золота, с товарами, то мы обнаружим обесценение банкнот. На любом рынке мира я вынужден расстаться с 4 ф. ст. 10 шилл. в банкнотах, чтобы купить то же самое количество товаров, которое я могу получить за золото, содержащееся в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. монеты.

Часто утверждали, что гинея в Гамбурге стоит 26 или 28 шилл., но мы очень сильно обманулись бы, если бы сделали на этом основании вывод, что гинея может быть продана в Гамбурге за такое же количество серебра, какое содержится в 26 или 28 шилл. До изменения в относительной стоимости золота и серебра гинея не могла бы быть продана в Гамбурге за столько серебра, сколько содержится в 21 полновесном шиллинге; по нынешней же рыночной цене гинея продаётся за такую сумму серебряной монеты, которая, будучи ввезена и передана в наш Монетный двор для чеканки, дала бы в нашей стандартной серебряной монете 21 шилл. 5 пенс. <Относительная стоимость золота и серебра на континенте почти такая же, как в Лондоне.>

И всё же несомненно, что то же самое количество серебра покупает в Гамбурге вексель, по которому в Лондоне уплачивается в банкнотах 26 или 28 шилл. Можно ли привести более удовлетворительное доказательство обесценения наших денег?

Говорят, что если бы законопроект, ограничивающий размен, не вошёл в силу, то все гинеи уплыли бы из страны <при этом имеют, очевидно, в виду, что из страны ушли бы все гинеи, находящиеся в Английском банке: ведь такого искушения, как 15% , вполне достаточно, чтобы вывезти из страны все те гинеи, которые могут быть извлечены из обращения>.

Это, без сомнения, верно, но если бы Английский банк стал уменьшать количество своих банкнот до тех пор, пока стоимость их не возросла на 15%, запрещение размена могло бы быть отменено без всякого опасения, так как не было бы никакого искушения вывозить звонкую монету. Но как бы долго ни откладывалась такая мера, как бы велико ни было обесценение банкнот, Английский банк сможет восстановить платежи наличными лишь при условии, что он сведёт количество своих банкнот, находящихся в обращении, до этих пределов.

Все писатели по вопросам политической экономии признают, что закон представляет бесполезный барьер против вывоза гиней; его так легко обойти, что сомнительно, чтобы он удержал в Англии хотя бы на одну гинею больше, чем их осталось бы там без этого закона. Г-н Локк, сэр Джемс Стюарт, д-р А. Смит, лорд Ливерпуль и г-н Торнтон - все сходятся на этот счёт. Последний замечает, что существующее "британское законодательство бесспорно способствует ослаблению и ограничению вывоза гиней, хотя и не может действительно помешать ему: вывоз поощряется неблагоприятным торговым балансом, и изданные законы могут разве что слегка сократить его, когда прибыль от вывоза становится очень большой". К тому же, после того как каждая гинея, которая при настоящем положении вещей может быть получена спекулянтом, будет переплавлена и вывезена, последний будет колебаться открыто покупать гинеи за банкноты с премией, потому что, хотя такая спекуляция принесёт ему значительную прибыль, он навлечёт на себя таким путём подозрение. За ним смогут следить и помешать ему осуществить свою цель. Так как наказание, установленное законом, сурово, а искушение для осведомителей велико, то для таких операций необходима тайна. Если можно получать гинеи путём одной лишь отсылки банкнот в Английский банк, то закон легко обойти, но если необходимо собирать их открыто, извлекая их при этом из широких кругов обращения, состоящего почти целиком из бумажных денег, то выгода, получаемая при этом, должна быть очень значительна, чтобы кто-нибудь решился пойти на риск быть пойманным с поличным.

Если мы примем во внимание, что в течение настоящего царствования было отчеканено гиней на сумму около 60 млн. ф. ст., то мы можем составить себе некоторое представление о размерах, которые должен был принять вывоз золота. Но отмените закон против вывоза гинеи, разрешите открыто вывозить их из страны, и что может помешать продаже унции стандартного золота в гинеях за такую же хорошую цену в банкнотах, за какую продаётся унция португальской золотой монеты или унция стандартного золота в слитке, раз известно, что гинея равняется им по своей пробе? И если унция стандартного золота в гинеях будет продаваться на рынке по 4 ф. ст. 10 шилл., т. е. по теперешней цене стандартного золота в слитках или по его недавней цене 4 ф. ст. 13 шилл., то какой торговец будет продавать свои товары по одной и той же цене безразлично за золото или банкноты? Если бы цена сюртука составляла 3 ф. ст. 17 шилл. 1/2 пенс., или одну унцию золота, и если бы в то же время унция золота продавалась за 4 ф. ст. 13 шилл. в банкнотах, то можно ли себе представить, чтобы портному было безразлично, заплатят ли ему золотом или банкнотами?

Только потому, что за гинею можно купить не больше, чем за билет в 1 ф. ст. и 1 шилл., многие колеблются признать, что банкноты подверглись обесценению. То же мнение защищает и "Edinburgh Review", но если моя аргументация правильна, то я доказал, что подобные возражения не имеют основания.

Г-н Торнтон сказал нам, что неблагоприятный торговый баланс объясняет неблагоприятный вексельный курс, но мы уже видели, что влияние неблагоприятного торгового баланса, - если это выражение точно, - на вексельный курс ограничено и не превышает, вероятно, 4 или 5%. Это не может объяснить обесценение в 15 или 20%. Далее г-н Торнтон говорит, и я вполне согласен с ним, что "можно установить как общую истину, что вывоз и ввоз какого-либо государства, естественно, стремятся прийти в какой-то мере в соответствие друг с другом, в силу чего его торговый баланс не может быть в течение очень долгого времени либо очень благоприятным, либо очень неблагоприятным". Так вот, низкий вексельный курс далеко не является временным и существовал ещё до того, как г-н Торнтон писал это в 1802 г.; с тех пор этот курс падал всё ниже, и в данное время он на 15-20% против нас. Следовательно, в согласии с собственными принципами г-н Торнтон должен приписать это падение какой-нибудь более постоянной причине, чем неблагоприятный торговый баланс; я не сомневаюсь в том, что, каково бы ни было его прежнее мнение, он теперь согласится, что это падение вексельного курса может быть объяснено только обесценением средств обращения.

Нельзя дальше, думается мне, оспаривать, что банкноты подвергались обесценению. Пока цена золотых слитков составляет 4 ф. ст. 10 шилл. за унцию или, другими словами, пока любой человек соглашается отдать за 1 унцию золота то, что считается обязательством уплатить почти за 1 1/6 унции золота, нельзя утверждать, что 4 ф. ст. 10 шилл. в банкнотах и 4 ф. ст. 10 шилл. в золоте представляют одну и ту же стоимость.

Из унции золота чеканится 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс.; обладая этой суммой, я, следовательно, имею унцию золота и не буду давать за неё 4 ф. ст. 10 шилл. в золотой монете или в таких банкнотах, которые я могу немедленно обменять на 4 ф. ст. 10 шилл.

Было бы вопреки здравому смыслу полагать, что рыночная стоимость унции золота может выразиться в этой сумме, если, конечно, цена не определяется в обесцененном мериле.

Если бы цена золота измерялась в серебре, то цена эта могла бы действительно возрасти до 4, 5 или 10 ф. ст. за унцию, и этот факт был бы доказательством не обесценения бумажных денег, а изменения в относительной стоимости золота и серебра. Однако я, думается мне, доказал, что серебро не является стандартной мерой стоимости и потому не может быть мерилом, которым измеряется стоимость золота. Но если бы серебро и было таковым, то, поскольку унция золота стоит на рынке 15 1/2 унций серебра, а 15 1/2 унций серебра равняются по весу ровно 80 шилл. и перечеканиваются именно в 80 шилл., унция золота не может быть продана больше чем за 4 ф. ст.

Таким образом, те, кто утверждает, что серебро есть мера стоимости, окажутся не в состоянии доказать, что увеличение спроса на золото в любом размере, каковы бы ни были его причины, может поднять его цену выше 4 ф. ст. за унцию. Всё, что превышает эту цену, должно быть названо в согласии с их собственными принципами обесценением стоимости банкнот, а из этого следует, что если бы банкноты были представителями серебряной монеты, то унция золота, продающаяся теперь за 4 ф. ст. 10 шилл., продавалась бы за количество банкнот, представляющих 17 1/2 унций серебра, в то время как на слитковом рынке она могла бы быть обменена только за 15 1/2 унций. Иначе говоря, 15 1/2 унций серебра в слитках были бы равны по своей стоимости обязательству Английского банка уплатить предъявителю 17 1/2 унций.

Рыночная цена серебра, оцениваемого в банкнотах, составляет в настоящее время 5 шилл. 9 1/2 пенс. за унцию, тогда как монетная цена его равняется только 5 шилл. 2 пенс., из чего следует, что стандартное серебро в 100 ф. ст. стоит больше, чем 112 ф. ст. в банкнотах.

Но банкноты, скажут нам, пожалуй, являются представителями нашей неполноценной серебряной монеты, а не нашего стандартного серебра. Это неверно, потому что закон, который я уже цитировал, объявляет серебро законным платёжным средством только для сумм, не превышающих 25 ф. ст., исключая платежи по весу. Если бы банк настаивал на уплате держателю банкноты в 1 тыс. ф. ст. серебряной монетой, он был бы обязан дать ему или стандартное серебро полного веса, или же неполновесное серебро равной стоимости, за исключением лишь 25 ф. ст., которые банк мог бы выплатить неполновесной монетой. Но 1 тыс. ф. ст., составленная, таким образом, из 975 ф. ст. полновесных денег и 25 ф. ст. неполновесных, стоит больше, чем 1 112 ф. ст. по теперешней рыночной стоимости серебряных слитков.

Говорят, что количество банкнот возросло не в большей пропорции, чем этого требовало увеличение нашей торговли, а потому не может быть чрезмерным. Это утверждение было бы трудно доказать, но если бы оно было верно, то, опираясь на него, можно было бы развить только ошибочную аргументацию. Во-первых, повседневный прогресс, который мы совершаем в искусстве экономного потребления средств обращения благодаря усовершенствованию банковских методов, сделал бы чрезмерным то самое количество банкнот, которое было необходимо для того же уровня торговли в прежнее время. Во-вторых, существует постоянное соперничество между Английским банком и провинциальными банками, стремящимися внедрить в оборот свои банкноты в ущерб банкнотам своих соперников, в каждом округе, где учреждены провинциальные банки, а так как число их более чем удвоилось в точение очень немногих лет, то не вероятно ли, что их деятельность увенчалась успехом и им удалось вытеснить своими банкнотами множество банкнот Английского банка?

Если бы это произошло, то в настоящее время оказалось бы чрезмерным то же самое количество банкнот Английского банка, которое в прежнее время при менее развитой торговле было едва достаточно, чтобы держать денежное обращение нашей страны на одном уровне с денежным обращением других стран. Нельзя поэтому сделать правильное заключение, исходя из нынешнего количества находящихся в обращении банкнот; я не сомневаюсь, однако, в том, что если бы факты были исследованы, то мы нашли бы, что увеличение количества банкнот и высокая цена золота обычно сопровождали друг друга.

Обычно сомневаются в том, что лишние 2 или 3 млн. банкнот (прибавленные, как предполагают, Английским банком к обращению сверх той суммы, какую оно может легко вынести) могли иметь те последствия, какие им приписывают. Но следует вспомнить, что Английский банк регулирует количество средств обращения всех провинциальных банков, а если Английский банк увеличивает свою эмиссию на 3 млн., то это даёт, вероятно, возможность провинциальным банкам увеличить общее обращение Англии больше чем на 3 млн.

Деньги отдельной страны распределяются между различными её областями на основании тех же правил, на основании которых деньги всего мира распределяются между различными нациями, из которых он состоит. Каждый округ будет удерживать в своём обращении часть денег страны, пропорциональную требованиям его торговли, а следовательно, и доле его платежей, в общей торговле всей страны; никакое увеличение количества обращающихся денег не может также иметь места в каком-либо округе, не распространяя своё действие повсюду или не вызывая пропорционального возрастания их количества во всяком другом округе. Именно это обстоятельство поддерживает всегда стоимость провинциальной банкноты на том же уровне, что и стоимость банкнот Английского банка. Если бы в Лондоне, где обращаются только банкноты Английского банка, к количеству их, находящемуся в обращении, был прибавлен 1 млн., то или средства обращения стали бы здесь дешевле, чем в другом месте, или товары стали бы дороже; поэтому из провинции стали бы посылать товары на лондонский рынок, чтобы продать их там по высоким ценам, или, что более вероятно, провинциальные банки использовали бы относительный недостаток средств обращения в провинции и увеличили бы число своих банкнот в той же самой пропорции, в которой это сделал Английский банк, а это означало бы общее, а не частичное воздействие на цены.

Таким же манером, если бы количество банкнот Английского банка уменьшилось на 1 млн., увеличилась бы сравнительная стоимость средств обращения в Лондоне, а цены товаров уменьшились бы. Банкнота Английского банка стоила бы тогда больше, чем провинциальная банкнота, потому что на неё был бы предъявлен спрос с целью купить товары на дешёвом рынке; так как провинциальные банки обязаны выдавать банкноты Английского банка по требованию в обмен на свои собственные, то к ним предъявляли бы спрос на банкноты Английского банка, и это длилось бы до тех пор, пока количество провинциальных банкнот не было бы сведено к той же самой доле, какую оно составляло прежде по отношению к лондонским банкнотам, что вызвало бы в результате соответствующее падение цен всех товаров, на которые банкноты обменивались.

Провинциальные банки могут увеличить количество своих банкнот лишь в том случае, когда необходимо восполнить относительный недостаток средств обращения в провинции, вызванный возросшей эмиссией Английского банка <они могли бы в некоторых случаях замещать банкноты Английского банка, но это соображение не имеет отношения к вопросу, который мы теперь исследуем>. Если бы они попытались сделать это, то же самое препятствие, которое заставляло Английский банк извлечь часть своих банкнот из обращения, когда он оплачивал их наличными по требованию, вынудило бы провинциальные банки идти по тому же пути. Благодаря возросшему количеству их банкноты потеряли бы в стоимости по сравнению с банкнотами Английского банка, точно так же как банкноты Английского банка потеряли бы в стоимости в сравнении с гинеями, которые они представляют. Они, следовательно, обменивались бы на банкноты Английского банка до тех пор, пока не сравнялись бы с ними в стоимости.

Английский банк является великим регулятором провинциального бумажно-денежного обращения. Когда он увеличивает или уменьшает количество своих банкнот, провинциальные банки следуют за ним, но ни при каких условиях не могут они увеличить общее обращение, если только Английский банк не увеличит предварительно количество своих банкнот.

Утверждают, что не цена золотых или серебряных слитков, а норма процента является критерием для суждения об изобилии бумажных денег, так как если бы последние имелись в слишком обильном количестве, то процент упал бы, а если бы в недостаточном, то повысился бы. По моему мнению, можно доказать с полной очевидностью, что норма процента регулируется не изобилием или недостатком денег, а изобилием или недостатком той части капитала, которая не состоит из денег.

"...Деньги, - замечает д-р А. Смит, - это великое колесо обращения, это великое орудие обмена и торговли, хотя и составляют, наравне с другими орудиями производства, часть, и притом весьма ценную часть, капитала, не входят какою бы то ни было частью в доход общества, которому они принадлежат. И хотя монеты, из которых они состоят, в течение своего годового обращения доставляют каждому человеку следуемый ему доход, сами они в этот доход не входят" <Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. I, стр. 243. - Прим. ред.>.

"При определении количества производительного труда, которое может занимать оборотный капитал общества, мы всегда должны принимать во внимание только те его части, которые состоят из предметов продовольствия, материалов и готовых изделий: остальную часть, состоящую из денег и служащую только для обращения первых трёх частей, всегда следует вычитать из него. Для того чтобы привести в движение промышленную деятельность, необходимы три вещи: материалы для переработки, инструменты и орудия производства, при помощи которых работают, и заработная плата, или вознаграждение, ради которой выполняется работа. Деньги не представляют собою ни материала для работы, ни орудий, при помощи которых работают; и хотя заработная плата рабочего выплачивается ему обычно деньгами, его реальный доход, как и доход остальных людей, состоит не в деньгах, а в стоимости этих денег, не в металлических монетах, а в том, что можно получить за них" <Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. I, стр. 247. - Прим. ред.>.

И в других частях своего сочинения Смит доказывает, что открытие копей в Америке, которое в такой большой степени увеличило количество денег, не уменьшило процента за пользование ими, ибо норма процента регулируется прибылью, получаемой при использовании капитала, а не числом или качеством металлических монет, которые употребляются при обращении продуктов этого капитала.

Юм придерживался того же мнения. Стоимость средств обращения каждой страны находится в известном отношении к стоимости приводимых ими в обращение товаров. В одних странах это отношение гораздо больше, чем в других, а в некоторых случаях оно изменяется в той же самой стране. Оно зависит от быстроты обращения, от степени доверия и объёма кредита в деловом мире и больше всего от разумной работы банков. В Англии было принято так много способов экономии в пользовании средствами обращения, что стоимость их в сравнении со стоимостью товаров, которые они приводят в обращение, сведена, вероятно (в период доверия <я желал бы, чтобы в дальнейшем для читателя было ясно, что я предполагаю одну и ту же степень доверия и кредита существующей всегда>), к самой небольшой доле, какая только возможна практически. Размеры этой доли определяют различно.

Никакое увеличение или уменьшение количества средств обращения, состоят ли они из золотых, серебряных или бумажных денег, не может увеличить или уменьшить их стоимость выше или ниже этой доли. Если рудники перестают доставлять количество, необходимое для годичного потребления драгоценных металлов, то стоимость денег повышается и меньшее их количество будет употребляться в качестве средств обращения. Уменьшение их количества будет пропорционально увеличению их стоимости. Таким же образом, если бы были открыты новые рудники, стоимость драгоценных металлов была бы снижена и большее количество их употреблялось бы для обращения, так что в каждом из этих случаев отношение стоимости денег к стоимости товаров, которые они приводят в обращение, оставалось бы неизменным.

Если бы в то время, когда Английский банк оплачивал свои банкноты наличными по требованию, руководители его захотели увеличить количество банкнот, они оказали бы незначительное постоянное воздействие на стоимость средств обращения, потому что почти такое же количество монеты было бы извлечено из обращения и вывезено.

Если бы Английский банк был освобождён от оплаты своих банкнот звонкой монетой и вся монета была бы вывезена, то всякий излишек его банкнот обесценил бы стоимость средств обращения пропорционально этому излишку. Если бы 20 млн. ф. ст. составляли сумму средств обращения в Англии до приостановки размена и к ним было бы прибавлено 4 млн., то 24 млн. имели бы не большую стоимость, чем имели прежние 20, при условии, что не изменилось бы количество товаров и что не было соответствующего вывоза монеты. Если бы Английскому банку удалось увеличить последовательно добавочную сумму до 50 или 100 млн. ф. ст., то возросшее количество денег было бы поглощено обращением Англии, но во всяком случае обесценилось бы до стоимости 20 млн.

Я не оспариваю, что при выпуске Английским банком на рынок большой добавочной суммы банкнот и отдачи их в ссуду этот выпуск на известное время повлиял бы на норму процента. Те же самые результаты последовали бы в случае открытия клада из золотых и серебряных монет. Если бы количество их было велико, то собственник клада не был бы в состоянии ссудить металлические деньги, а Английский банк - банкноты по 4% и, вероятно, даже и выше 3%, но раз это было бы сделано, то ни банкноты, ни металлические деньги не остались бы без употребления в руках заёмщиков. Они были бы отправлены на все рынки и всюду приводили бы к повышению цен товаров до тех пор, пока они не были бы поглощены обращением в целом. Только в течение промежутка между моментом эмиссии и моментом её воздействия на пены могли бы мы заметить изобилие денег; процент держался бы в течение этого времени ниже своего естественного уровня, но, как только добавочная сумма банкнот или денег была бы поглощена всеобщим обращением, норма процента снова повысилась бы и спрос на новые займы снова стал бы таким же настойчивым, как и до дополнительных эмиссий.

Обращение никогда не может быть переполненным. Если бы оно состояло из золота и серебра, то всякое увеличение их количества распространилось бы по всему миру. Если бы оно состояло из бумажных денег, то увеличение их количества распространилось бы только в стране, в которой они выпущены в обращение. Их влияние на цены было бы только местным и номинальным, так как иностранные покупатели получали бы компенсацию при помощи вексельных курсов.

Предполагать, что какое бы то ни было увеличение эмиссий Английского банка может иметь последствием постоянное понижение нормы процента и удовлетворение спроса всех заёмщиков, так что для новых займов уже не будет приложения, или что производительный золотой или серебряный рудник может иметь такое же действие, значит приписывать средству обращения такую силу, которой оно никогда не может иметь. Если бы это было возможно, то банки действительно стали бы весьма могучими механизмами. Создавая бумажные деньги и ссужая их по 3 или 2%, т. е. ниже существующей рыночной нормы процента, банк уменьшил бы промышленную прибыль в том же отношении. И если бы Английский банк был достаточно патриотичен, чтобы ссужать свои банкноты из процента не более высокого, чем необходимо для оплаты расходов по содержанию банка, то прибыль понизилась бы ещё более. Ни один народ не мог бы конкурировать с нами иначе, как при помощи подобных же средств, и мы завладели бы торговлей всего мира. К каким только абсурдам не привела бы нас такая теория. Прибыль может быть понижена только в результате конкуренции капиталов, не состоящих из средств обращения. Так как увеличение количества банкнот не прибавляет ничего к этому роду капитала, так как оно не увеличивает ни количество пригодных к вывозу товаров, ни количество наших машин или сырых материалов, то оно не может ни прибавить что-либо к нашей прибыли, ни понизить процент <я признал уже, что Английский банк, поскольку он даёт нам возможность превратить нашу монету в "сырые материалы, продовольствие и т. д.", оказывает услугу нации, так как увеличивает этим путём количество производительного капитала, но я говорю здесь об излишке его банкнот, о том количестве, которое прибавляется к нашему обращению, не вызывая соответствующего вывоза монеты, и которое поэтому снижает стоимость банкнот ниже стоимости металла, содержащегося в монете, которую представляют банкноты>.

Когда кто-либо занимает деньги с целью начать какое-нибудь производство, он занимает их как средство, при помощи которого он может приобрести "сырые материалы, продовольствие и т. д.", необходимые для ведения этого производства. И раз он может получить необходимое количество материалов и т. п., для него не имеет большого значения, будет ли он вынужден занять 1 тыс. или 10 тыс. монет. Если он займёт 10 тыс., то номинальная стоимость продукта его производства будет в 10 раз больше того, что стоил бы этот продукт, если бы для производства его достаточно было 1 тыс. Капитал, действительно употребляемый в стране, необходимо ограничивается потребным количеством "сырых материалов, продовольствия и т. д." и может быть одинаково производительным, даже если бы торговля велась всецело путём непосредственного обмена, хотя в данном случае это было бы достигнуто не с одинаковой лёгкостью. Последовательные владельцы средств обращения имеют право распоряжения этим капиталом, но как бы ни было обильно количество денег или банкнот, если бы даже оно могло повысить номинальные цены товаров, если бы оно могло распределить производительный капитал в совершенно иных пропорциях, если бы Английский банк, увеличивая количество своих банкнот, мог дать А возможность вести часть дела, находившегося прежде в распоряжении В и С, - всё это ничуть не увеличило бы реальный доход и богатство страны. В и С могут потерпеть убытки, а А и банк могут получить барыш, но они выиграют ровно столько, сколько потеряют В и С. В данном случае произойдёт насильственное и несправедливое перемещение собственности, но общество от этого ничего не выиграет.

Вот почему я держусь мнения, что высокая цена фондов не вызывается обесценением нашего денежного обращения. Цена их должна регулироваться общей нормой процента, уплачиваемого за деньги. Если до обесценения я платил за землю 30-кратный доход с неё и 25-кратный за аннуитет в государственных бумагах, то после обесценения я могу дать более значительную сумму на покупку земли, не платя, однако, за неё дохода за большее число лет: ведь продукт земли будет тоже продаваться в результате обесценения за более значительную номинальную стоимость; но так как аннуитет в государственных бумагах будет выплачиваться обесцененными деньгами, то у меня нет никакого основания платить за него после обесценения более значительную номинальную стоимость, чем до обесценения.

Если бы гинеи потеряли половину своей настоящей стоимости благодаря обрезыванию, то стоимость каждого товара, так же как и земли, повысилась бы вдвое в сравнении с их настоящей номинальной стоимостью; но так как процент с государственных бумаг уплачивался бы в неполновесных гинеях, то они не испытали бы на этом основании никакого повышения.

Средство, которое я предлагаю против всех зол нашего денежного обращения, состоит в том, что Английский банк должен постепенно уменьшать количество своих банкнот в обращении до тех пор, пока ему не удастся уравнять стоимость остатка (банкнот) со стоимостью монеты, которую они представляют, или другими словами, пока цены золотых и серебряных слитков не сравняются с их монетной ценой. Я хорошо знаю, что полное банкротство бумажно-денежных кредитных обязательств сопровождалось бы самыми гибельными последствиями для промышленности и торговли и что даже их внезапное ограничение причинило бы столько разорения и нищеты, что было бы в высшей степени нецелесообразно обращаться к такому средству восстановить истинную и справедливую стоимость нашего денежного обращения.

Если бы Английский банк имел в своём распоряжении больше гиней, чем он имеет банкнот в обращении, то он не мог бы, не нанося большого ущерба стране, оплачивать свои банкноты звонкой монетой, в то время как цена золотых слитков продолжала бы значительно превышать их монетную цену и иностранные вексельные курсы были бы для нас неблагоприятны. Излишек нашего денежного обращения был бы обменен в банке на гинеи, вывезен и таким образом внезапно извлечён из обращения. Следовательно, прежде чем банк сможет без риска платить наличными за банкноты, следует постепенно извлечь излишек их из обращения. Если это будет сделано постепенно, то будет ощущаться лишь незначительное неудобство, так что если бы этот принцип был открыто признан, то в дальнейшем надо было бы решить, следует ли его осуществить в течение одного года или пяти лет. Я вполне убеждён, что мы сможем вернуть наше денежное обращение к его надлежащему состоянию только с помощью этого предварительного шага. Иначе мы рискуем окончательным крахом нашего бумажно-денежного кредита.

Если бы директора Английского банка удерживали количество своих банкнот в разумных пределах, если бы они действовали согласно тому принципу, который, по собственному их признанию, регулировал их эмиссии тогда, когда они обязаны были оплачивать банкноты звонкой монетой, а именно ограничивали бы число своих банкнот такой суммой, которая не допускала бы превышения рыночной цены золота над монетной, мы не подвергались бы теперь всем бедствиям обесцененного и постоянно изменяющегося денежного обращения.

Хотя Английский банк извлекает значительные выгоды из настоящей системы, хотя цена его основного капитала почти удвоилась с 1797 г. и дивиденд его пропорционально возрос, я готов допустить вместе с г-ном Торнтоном, что в качестве владельцев денег директора его терпят, как и другие люди, потери от обесценения денежного обращения и что эти потери гораздо более серьёзны для них, чем все выгоды, которые они могут получить от обесценения в качестве собственников банковского капитала. Я поэтому оправдываю их от обвинения, что они действуют под влиянием корыстных мотивов, но их ошибки - если это ошибки - не менее гибельны для общества по своим последствиям.

Чрезвычайные полномочия, которыми они облечены, дают им возможность регулировать по своему произволу цену, по которой те, кто обладает особым родом собственности, называемой деньгами, могут располагать ими. Директора банка переложили на этих держателей денег все тягости максимума. Сегодня им угодно, чтобы 4 ф. ст. 10 шилл. шли за 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., завтра они могут низвести к той же самой стоимости 4 ф. ст. 15 шилл., а в следующем году 10 ф. ст. будут, может быть, стоить не больше. Насколько, однако, непрочною является собственность, состоящая из денег или аннуитетов, выплачиваемых в деньгах! Какую гарантию имеет государственный кредитор, что проценты по государственному долгу, которые выплачиваются теперь в деньгах, обесцененных на 15%, не будут выплачиваться в дальнейшем в деньгах, потерявших 50%? Для частных кредиторов ущерб не менее серьёзен. Долг, заключённый в 1797 г., может быть оплачен теперь суммой, составляющей 85% его величины, и кто может сказать, что обесценение не будет продолжаться дальше?

Следующие замечания д-ра Смита на эту тему столь важны, что я не могу не рекомендовать их серьёзному вниманию всех мыслящих людей.

"Изменение объявленной стоимости монеты в сторону повышения служило наиболее употребительным средством, при помощи которого фактическому государственному банкротству придавался вид уплаты долгов. Если, например, монета в 6 пенсов объявлялась актом парламента или королевским указом стоящей столько, сколько шиллинг, а двадцать шестипенсовых монет - сколько фунт стерлингов, то лицо, которое заняло, при прежнем обозначении монеты, 20 шилл., или около 4 унций серебра, заплатит при новом обозначении свой долг двадцатью шестипенсовыми монетами, или немного менее, чем 2 унциями. Национальный долг в размере около 128 млн., почти равный капиталу консолидированного и неконсолидированного долга Великобритании, можно было бы таким путём погасить уплатой 64 млн. нашими теперешними деньгами. Но на самом деле это была бы фиктивная уплата, и кредиторы государства были бы фактически ограблены в размере 10 шилл. с каждого фунта, должного им. При этом бедствие распространилось бы дальше круга кредиторов государства - такую же потерю понесли бы и кредиторы каждого частного лица - и последнее не сопровождалось бы никакой выгодой, но в большинстве случаев было бы связано с добавочными значительными потерями для кредиторов государства. Конечно, если бы эти последние в общем были должны значительные суммы другим людям, то они могли бы в некоторой мере компенсировать свои потери, платя своим кредиторам той же монетой, какою заплатило им государство; но в большинстве стран большая часть кредиторов государства принадлежит к числу богатых людей, которые выступают больше в роли кредиторов, чем должников, по отношению к остальным своим согражданам. Таким образом, фиктивная уплата такого рода, вместо того чтобы уменьшить, в большинстве случаев только увеличивает потери кредиторов государства и, не принося никакой выгоды обществу, распространяет бедствие на значительное число других невинных людей. Она вызывает общее и чрезвычайно опасное перемещение состояний частных людей, обогащая в большинстве случаев ленивого и расточительного должника за счёт трудолюбивого и бережливого кредитора и перенося значительную часть национального капитала из рук тех, кто скорее всего увеличит его, в руки тех, кто, вероятно, расстроит и уничтожит его. Когда государство оказывается в необходимости, как это бывает и с отдельным частным лицом, объявить себя банкротом, то честное, открытое и признанное банкротство всегда является мерой, которая наименее позорит должника и меньше всего причиняет вреда кредитору. О репутации государства, несомненно, очень мало заботятся, когда в целях избежания позора действительного банкротства прибегают к мошеннической уловке этого рода, столь легко разгадываемой и в то же самое время столь гибельной" <Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. II, стр. 436-437. - Прим. ред.>.

Эти замечания д-ра Смита по поводу неполновесной монеты одинаково применимы и к обесцененным бумажным деньгам. Он перечислил только немногие из бедственных последствий, которыми сопровождается порча средств обращения, но он достаточно предостерёг нас от попыток прибегать к таким опасным экспериментам. Мы постоянно будем иметь причину сокрушаться, если наша великая страна, имея перед своими глазами все последствия принудительного бумажно-денежного обращения в Америке и во Франции, сохранит систему, чреватую столь многими бедствиями. Будем же надеяться, что она окажется более мудрой. Говорят, правда, что положение в Англии иное, так как Английский банк независим от правительства. Если бы это и было верно, то бедствия чрезмерно обильного обращения давали бы себя чувствовать не менее сильно; но можно спросить, является ли независимым от правительства банк, который ссужает своему правительству суммы, на много миллионов превышающие его капитал и сбережения?

Когда в 1797 г. постановление о приостановке размена банкнот сделалось необходимым, натиск на Английский банк был вызван, по моему мнению, только политической паникой, а не чрезмерным или недостаточным количеством (как предполагали некоторые) его банкнот в обращении <в этот период цена золота держалась постоянно ниже его монетной цены>.

Такова опасность, которой Английский банк подвергается по самой своей природе во всякое время. Никакое благоразумие со стороны его директоров не могло бы, вероятно, отвратить её, но если бы займы банка правительству были более ограничены, если бы то же самое количество банкнот было выпущено в обращение с помощью дисконта их, то банк был бы, по всей вероятности, в состоянии продолжать свои платежи до тех пор, пока паника не улеглась бы. Во всяком случае, поскольку должники банка были бы обязаны уплатить свои долги в течение 60 дней - максимальный срок, на который выдаются дисконтируемые банком векселя, - директора могли бы за это время в случае необходимости выкупить все банкноты, находившиеся в обращении. Только благодаря слишком тесной связи между банком и правительством ограничение размена сделалось необходимостью; той же самой причине мы обязаны тем, что это ограничение длится до сих пор.

Во избежание дурных последствий, которые могут сопровождать упорное сохранение этой системы, мы должны всё время настаивать на отмене закона об ограничении размена.

Единственная законная гарантия, которой может обладать общество против неосторожности банка, заключается в обязательстве последнего оплачивать банкноты звонкой монетой по предъявлению, а это в свою очередь может быть достигнуто только путём уменьшения количества банкнот, находящихся в обращении, до тех пор, пока номинальная цена золота не понизится до его монетной цены.

Этим я закончу. Я буду считать себя счастливым, если мои слабые усилия привлекут общественное внимание к должному рассмотрению состояния нашего денежного обращения. Я хорошо знаю, что ничего не прибавил к тому запасу сведений, которым просвещали общество многие выдающиеся писатели по этому важному вопросу. У меня не было таких претензий. Моя цель заключалась в том, чтобы внести дух спокойного и беспристрастного анализа в обсуждение вопроса, имеющего огромную важность для государства; пренебрежение им может сопровождаться такими последствиями, которые будет оплакивать каждый друг своей страны.

Приложение

Замечания по поводу некоторых мест статьи в "Edinburgh Review", рассматривающей обесценение бумажных денег, а также предложения относительно обеспечения обществу средства обращения столь же неизменного, как золото, при весьма умеренной затрате этого металла.

Так как публика потребовала нового издания настоящего памфлета, то я пользуюсь случаем, чтобы рассмотреть замечания, которые сотрудник "Edinburgh Review" сделал мне честь высказать в последнем номере этого журнала и которые относятся к некоторым местам моей работы. Меня побуждает это сделать убеждение, что дискуссия по каждому пункту, связанному с этим важным вопросом, ускорит принятие мер против существующих злоупотреблений и создаст тенденцию к обеспечению нас от опасности повторения их в будущем.

Автор статьи об обесценении денег замечает: "Крупной ошибкой в работе г-на Рикардо является его односторонний взгляд на причины, влияющие на вексельный курс. Он приписывает благоприятный или неблагоприятный вексельный курс исключительно избыточному или недостаточному денежному обращению и оставляет без внимания изменяющиеся желания и потребности различных народов как первоначальную причину временного перевеса ввоза над вывозом или вывоза над ввозом". Затем он комментирует место, в котором я утверждаю, что плохой урожай не вызовет вывоза денег, если только деньги не были относительно дёшевы в вывозящей стране. Заканчивая свои замечания, автор высказывает своё твёрдое убеждение в том, что вывоз денег в предполагаемом случае плохого урожая "вызывается не их дешевизной. Вывоз денег не является, как старается нас убедить г-н Рикардо, причиной неблагоприятного баланса, а его следствием. Он не только спасительное средство против избыточного денежного обращения, но порождается как раз причиной, упоминаемой г-ном Торнтоном, - нежеланием нации-кредитора получить большое добавочное количество товаров, ненужных для немедленного потребления, если её не соблазняет чрезмерная дешевизна их, а также желанием получить золото в слитках - эти деньги торгового мира, не поддаваясь такому соблазну. Не подлежит никакому сомнению, что, как констатировал г-н Рикардо, ни одна нация не уплатит свой долг драгоценными металлами, если она может сделать это дешевле товарами; но цены товаров подвержены сильному понижению в случае переполнения рынка, тогда как драгоценные металлы, принятые по всемирному соглашению людей за всеобщее средство обмена и орудие торговли, могут погасить долг самых больших размеров по его номинальной оценке согласно количеству золота, содержащегося в средствах обращения рассматриваемых стран; и какова бы ни была разница в количествах денег и товаров, которые имеют место после начала этих сделок, нельзя ни на минуту усомниться в том, что причину её следует искать в потребностях и желаниях одной из двух наций, а не в первоначальной избыточности или дефицитности средств обращения в каждой из них".

Критик соглашается со мной, что "ни одна нация не уплатит свой долг драгоценными металлами, если она может сделать это дешевле товарами, но цены товаров, - прибавляет он, - подвержены сильному понижению в случае переполнения рынка". Конечно, он подразумевает при этом внешний рынок, но в таком случае его слова выражают то самое мнение, которое он старается опровергнуть, а именно: когда товары не могут быть вывозимы так выгодно, как деньги, то будут вывозиться деньги, что является только другим способом сказать, что деньги никогда не будут вывозиться, если в сравнении с другими странами они не являются избыточными по отношению к товарам. Но непосредственно вслед за этим он настаивает на том, что вывоз "драгоценных металлов есть результат торгового баланса <мы говорим о торговом балансе, абстрагируясь от платёжного баланса. Торговый баланс может быть благоприятен, в то время как платёжный баланс неблагоприятен. Только платёжный баланс влияет на вексельный курс> и порождается причинами, которые могут существовать независимо от излишка или недостатка в средствах обращения". Эти взгляды, кажется мне, прямо противоречат друг другу. Если, однако, драгоценные металлы могут быть вывозимы из страны в обмен на товары, несмотря на то, что они в вывозящей стране так же дороги, как в ввозящей, то каковы будут последствия такого непредусмотрительного вывоза?

"Сравнительный недостаток в одной стране и излишек в другой, - говорит критик на стр. 343, - не преминут оказать быстрое действие, изменяя направление платёжного баланса и восстанавливая то равновесие драгоценных металлов, которое было на время нарушено естественным неравенством нужд и потребностей стран, ведущих между собой торговлю". Было бы очень хорошо, если бы критик сказал, когда именно начнётся эта реакция; ведь на первый взгляд кажется, что тот же самый закон, который допускает вывоз монеты из страны, в то время когда она не дешевле, чем в стране, ввозящей её, может также допустить вывоз её в такой момент, когда она дороже. Все торговые спекуляции управляются личным интересом, и раз таковой может быть установлен точно и несомненно, то, допустив другое правило поведения, мы не будем знать, где остановиться. Критик должен был бы поэтому объяснить нам, почему ввозящая страна не могла бы лишиться целиком своей монеты и слитков при продолжении спроса на ввозимый товар. Что может при таких обстоятельствах помешать вывозу средств обращения? Критик говорит: потому что "страна с уменьшенным количеством золота была бы, очевидно, скоро ограничена в своей способности платить драгоценными металлами". Почему скоро? Разве не было им допущено, что "излишек и недостаток средств обращения являются лишь относительными терминами и что обращение страны никогда не может быть чрезмерным" (а следовательно, никогда не может быть и недостаточным) "иначе, как по отношению к другим странам"? Разве из всех этих допущений не следует, что если торговый баланс может стать неблагоприятным для страны, хотя бы обращение её и не было относительно чрезмерным, то не существует всё же никакого препятствия для вывоза её монеты до тех пор, пока в стране остаётся хоть сколько-нибудь денег. Ведь (вследствие возрастания их стоимости) меньшее количество их будет сразу служить так же хорошо для совершения требуемых платежей, как до этого служила большая сумма? Ряд плохих урожаев может согласно этому принципу лишить страну её денег, каково бы ни было их количество и хотя бы они состояли исключительно из драгоценных металлов. То соображение, что уменьшение их стоимости в ввозящей стране и увеличение её в вывозящей вернут деньги в их старый канал, не отвечает на возражение. Когда именно это произойдёт? И в обмен на что именно будут они возвращены? Ответ очевиден - на товары. Итак, окончательный результат всего этого вывоза и ввоза денег сводится к тому, что одна страна ввезла бы один товар в обмен за другой и что монеты и слитки вернулись бы в обеих странах к своему естественному уровню. Можно ли оспаривать, что в стране, где капитал имеется в изобилии, где применяется всяческая экономия в торговле и где конкуренция доведена до крайних пределов, такие результаты не были бы предусмотрены и расходы и хлопоты, сопровождающие эти бесполезные операции, не были бы предотвращены? Можно ли допустить, что деньги посылаются за границу только для того, чтобы сделать их дорогими в одной стране и дешёвыми в другой и этим путём обеспечить их возвращение к нам?

Особенно достойно замечания, что предрассудок, который рассматривает монету и слитки как вещи, существенно отличающиеся во всех их операциях от других товаров, укоренился весьма глубоко; так, писатели, прекрасно знакомые с общими истинами политической экономии, сначала приглашают своих читателей рассматривать деньги и слитки только как товары, тоже подчиняющиеся "общему началу предложения и спроса, бесспорно составляющими основание, на котором построена вся надстройка политической экономии", а потом сами забывают эти указания и рассуждают о деньгах и законах, регулирующих их вывоз и ввоз, так, как будто эти законы совершенно отличны от законов, которыми регулируются вывоз и ввоз других товаров. Если бы наш критик говорил о кофе или о сахаре, он отрицал бы возможность вывоза этих товаров из Англии на континент, если только они не дороже там, чем здесь. Тщетно доказывали бы мы ему, что наш урожай был плох и что мы нуждаемся в хлебе. Он настойчиво и уверенно доказывал бы, что как бы ни была у нас велика нужда в хлебе, для Англии не было бы возможно посылать, а для Франции (к примеру) получать кофе или сахар в обмен на хлеб до тех пор, пока кофе или сахар стоят в Англии больше денег, чем во Франции. Как, сказал бы он, вы считаете возможным для нас посылать ящик кофе во Францию, чтобы продать его там за 100 ф. ст., когда он стоит здесь 105 ф. ст. и когда, посылая 100 ф. ст. из этих 105 ф. ст., мы могли бы одинаково уплатить долг за ввозимую к нам пшеницу? А я говорю ему: считаете ли вы возможным, чтобы мы согласились посылать или Франция согласилась получать (если сделка ведётся за её счёт) 100 ф. ст. в деньгах, когда 95 ф. ст., вложенные в кофе и вывезенные нами, будут стоить по прибытии во Францию столько же, сколько 100 ф. ст.? Но во Франции в кофе не нуждаются, рынок там переполнен им, - пусть так, но деньги там нужны ещё меньше, и доказательством служит то, что кофе на сумму в 100 ф. ст. будет продан за сумму большую, чем 100 ф. ст. Единственное доказательство относительной дешевизны денег в двух местах, которым мы располагаем, состоит в сопоставлении их с товарами. Товары измеряют стоимость денег таким же образом, как деньги измеряют стоимость товаров. Если поэтому за товары можно получить больше денег в Англии, чем во Франции, мы можем сказать с уверенностью, что деньги дешевле в Англии и что они вывозятся, чтобы найти свой уровень, а не отступить от него. Если после сравнения относительной стоимости кофе, сахара, слоновой кости, индиго и всех других экспортных товаров на двух рынках я настаиваю на посылке денег, то какое другое доказательство ещё нужно, что в настоящее время деньги являются на английском рынке наиболее дешёвым из всех этих товаров по сравнению со всеми иностранными рынками и что, следовательно, вывоз их наиболее прибылен? Какое ещё нужно свидетельство относительного изобилия и дешевизны денег в Англии сравнительно с Францией, чем то, что во Франции за них можно купить больше хлеба, больше индиго, больше кофе, больше сахара, больше всяких экспортных товаров, чем в Англии?

Мне могут, правда, сказать, что предположение моего критика заключается не в том, что кофе, сахар, индиго, слоновая кость и т. д. дешевле, чем деньги, но что эти товары и деньги одинаково дёшевы в обеих странах, т. е. что 100 ф. ст., посланные в виде денег или вложенные в кофе, сахар, индиго, слоновую кость и т. д., будут иметь во Франции одинаковую стоимость. Если бы стоимость всех этих товаров была взвешена с такой точностью, то что побудило бы экспортёра послать один товар предпочтительно перед другими в обмен на хлеб, по отношению к которому все они дешевле в Англии? Если он посылает деньги и таким путём нарушает естественный уровень, то критик говорит нам, что в силу увеличения количества денег во Франции и уменьшения их количества в Англии они станут во Франции дешевле, чем в Англии, и их будут вновь ввозить в обмен на товары до тех пор, пока не восстановится этот уровень. Но разве тот же результат не получился бы при вывозе кофе или какого-нибудь другого товара, стоимость которого по отношению к деньгам одинакова в обеих странах? Разве равновесие между предложением и спросом не было бы нарушено и разве уменьшенная стоимость кофе и т. д. вследствие увеличения его количества во Франции и возросшая стоимость его в Англии вследствие уменьшения его количества не вызвали бы его обратный ввоз в Англию? Некоторые из таких товаров могли бы быть вывезены без значительного неудобства, связанного с повышением их цены; но деньги, которые приводят в обращение все другие товары и увеличение или уменьшение количества которых даже в небольшом отношении повышает или понижает цены в чрезвычайной степени, не могут вывозиться без самых серьёзных последствий. Тут сказывается, следовательно, ошибочный принцип нашего критика. Согласно моей системе не представляло бы, напротив, никакой трудности определить способ производить возмещения так, чтобы сохранить относительное количество и относительную стоимость средств обращения двух стран даже в таком крайне невероятном случае, как одинаковая стоимость всех товаров, включая деньги и исключая только хлеб.

Если бы средства обращения Англии состояли целиком из драгоценных металлов и составляли 1/50 стоимости товаров, которые они приводят в обращение, то всё количество денег, которое при предположенных условиях было бы вывезено в обмен на хлеб, составило бы 1/50 стоимости этого хлеба, на остальную сумму мы вывезли бы товары, и, таким образом, отношения между деньгами и товарами сохранились бы одинаково в обеих странах. Англия вследствие плохого урожая попала бы в положение страны, которая лишилась части своих товаров, а потому нуждается в уменьшенном количестве средств обращения. Денежное обращение, которое прежде соответствовало её платежам, стало бы теперь избыточным, и деньги сделались бы более дешёвыми пропорционально 1/50 её уменьшенного производства; вывоз этой суммы восстановил бы, следовательно, стоимость её денег до стоимости их в других странах. Итак, мы вполне доказали, повидимому, что плохой урожай влияет на вексельный курс только тем, что делает количество обращающихся денег, находившееся до тех пор на надлежащем уровне, чрезмерным. На таком примере полностью подтверждается, следовательно, принцип, согласно которому причины неблагоприятного вексельного курса всегда могут быть прослежены до относительно чрезмерного обращения.

Если мы можем предположить, что после неблагоприятного урожая, когда представляется случай для необычайно большого ввоза хлеба в Англию, другая нация обладает этим товаром в чрезмерном изобилии, "но не имеет нужды в каком бы то ни было товаре", то мы должны будем, конечно, заключить, что такая нация не будет вывозить свой хлеб в обмен на товары, но она не вывезет его также и за деньги: ведь деньги это такой товар, в котором никакая страна не нуждается абсолютно, а лишь относительно, как признаёт определённо и сам критик. Такой случай, однако, невозможен, потому что нация, имеющая в своём распоряжении все товары, необходимые для потребления и для удовольствия всех её жителей, которые имеют на что купить их, не оставит хлеб, превышающий её возможное потребление, гнить в амбарах. Пока желание накоплять не погасло в груди человека, он будет стремиться реализовать излишек своей продукции над своим потреблением в форме капитала, а это он может сделать, только занимая лично или давая другим с помощью ссуд возможность занимать добавочное число рабочих: доход может быть превращён в капитал только посредством труда. Если доход его состоит из хлеба, он будет расположен обменивать его на топливо, мясо, масло, сыр и другие товары, на которые обычно затрачивается заработная плата, или, что то же самое, он продаст свой хлеб за деньги, уплатит заработную плату своим рабочим деньгами и создаст, таким образом, спрос на те товары, которые могут быть получены из других стран в обмен на излишний хлеб. Таким путём будут воспроизведены товары, имеющие большую стоимость, которые он сможет употребить таким же образом, умножая собственное богатство и увеличивая богатство и ресурсы своей страны.

Нет большего заблуждения, чем предположение, что может существовать такая нация, которая не нуждалась бы в каких-нибудь товарах. Она может обладать в избытке одним или многими товарами, для которых не находит рынка у себя дома. Она может иметь больше сахара, кофе, сала, чем она может потребить или которыми она может распорядиться, но ни одна страна никогда не имела всеобщего перепроизводства всех товаров. Это, очевидно, невозможно. Если страна обладает всеми предметами, необходимыми для поддержания жизни и для комфорта человека, и если соответствующие доли тех и других соответствуют обычной практике потребления, то, несмотря на изобилие, они всегда найдут рынок сбыта; из этого следует, что раз страна обладает товаром, на который нет спроса дома, она будет стремиться обменять его на другие товары в той пропорции, в которой они потребляются.

Ни одна страна не производит хлеб или какой-либо другой товар с целью реализовать его стоимость в деньгах - случай, предполагаемый или заключающийся в случае, предположенном в статье критика, так как деньги являются наиболее невыгодным объектом, которому может быть посвящён труд человека. Деньги представляют как раз тот товар, который, пока он не обменён снова, никогда не прибавляет ничего к богатству страны; ясно, следовательно, что увеличение их количества так же мало является добровольным актом со стороны какой-либо страны, как и со стороны отдельного индивида. Деньги навязываются им только вследствие их относительно меньшей стоимости в тех странах, с которыми данная страна или данный индивид находятся в сношениях.

Пока страна употребляет в качестве денег драгоценные металлы и не имеет собственных рудников, вполне мыслимо, что она может в значительной степени увеличить количество продуктов своей земли и труда, ничего не прибавляя к богатству, ибо страны, владеющие рудниками, могут добыть в то же самое время такое огромное количество драгоценных металлов, что вынудят промышленную страну увеличить своё денежное обращение на сумму, равную по стоимости всему приросту её производства. Но при таких условиях добавочное количество денег плюс количество их, находившееся раньше в обращении, не будет иметь большей стоимости, чем первоначальное количество средств обращения. Таким образом, наша промышленная нация станет данницей тех стран, которые владеют рудниками, и будет вести торговлю, в которой она ничего не выигрывает, а всё теряет.

Я вовсе не расположен отрицать, что вексельные курсы находятся в состоянии постоянных колебаний по отношению ко всем странам, но, как правило, эти колебания не достигают таких пределов, при которых становится более выгодным делать переводы при помощи слитков, чем посредством покупки векселей. Пока это так, нельзя оспаривать, что ввоз балансируется вывозом. Изменяющийся спрос всех стран может быть удовлетворён, а вексельные курсы их будут одинаково уклоняться в какой-то степени от паритета, если денежное обращение одной из них чрезмерно или недостаточно в сравнении с остальными. Предположим, что Англия посылает товары в Голландию и не находит там товаров, которые пригодны для английского рынка, или, что то же самое, предположим, что мы можем купить эти товары дешевле во Франции. В этом случае мы ограничиваем свою операцию продажей товаров в Голландии и покупкой других товаров во Франции. Денежное обращение Англии не нарушается какой-либо из этих сделок, так как мы платим Франции векселем на Голландию, и в данном случае не будет ни излишка ввоза, ни излишка вывоза. Однако вексельный курс может быть для нас благоприятен по отношению к Голландии и неблагоприятен по отношению к Франции и будет таковым, если счета не будут балансированы ввозом во Францию товаров из Голландии или из какой-нибудь страны, задолжавшей Голландии. Если такого ввоза не будет, то неблагоприятный вексельный курс может образоваться только благодаря относительному избытку средств обращения в Голландии в сравнении с количеством их во Франции, и для обеих стран будет более удобно, чтобы оплата векселей производилась путём пересылки слитков. Если баланс установится при помощи пересылки товаров, то вексельный курс между всеми тремя странами будет на уровне паритета. Если он установится при помощи слитков, то вексельный курс между Голландией и Англией будет настолько выше паритета, насколько вексельный курс между Францией и Англией будет ниже паритета, разница же будет равняться расходам по пересылке слитков из Голландии во Францию. Результат был бы тот же, если бы в такой сделке приняла участие любая нация мира. Если бы Англия купила товары у Франции и продала их Голландии, то Франция могла бы купить на такую же сумму товаров у Италии, Италия могла бы это сделать по отношению к России, Россия - по отношению к Германии, а Германия могла бы закупить в Голландии товары на ту же сумму за вычетом лишь 100 тыс. ф. ст. Германии могла бы быть нужна такая сумма в слитках либо для пополнения недостатка средств обращения, либо для производства металлической посуды. Все эти разнообразные сделки могли бы быть выполнены посредством векселей, за исключением 100 тыс. ф. ст., которые были бы уплачены Голландией из имеющегося у неё излишка монеты или слитков или собраны Голландией в монетах различных стран Европы. Вопреки заявлению критика никто не утверждает, что "плохой урожай или необходимость уплаты субсидии какой-либо стране немедленно и неизменно сопровождались бы необычным спросом на муслины, металлические изделия и колониальные продукты": ведь те же результаты получались бы и при условии, что страна, платящая субсидию или страдающая от плохого урожая, принуждена была бы ввозить меньше других товаров, чем она привыкла делать прежде.

Наш критик замечает (стр. 345): "Ошибка того же рода, как та, на которую мы здесь указали, проникла и в другие части памфлета г-на Рикардо и в особенности отличает начало его рассуждений. Он, повидимому, думает, что если драгоценные металлы были однажды распределены между различными странами земли соответственно их относительному богатству и торговле, то, поскольку каждая из них одинаково нуждается в том количестве этих металлов, которое она действительно использует, ни одна не будет подвергаться искушению ввозить их или вывозить до тех пор, пока не будет открыт либо новый рудник, либо новый банк или пока не наступит какое-нибудь резкое изменение в их относительном благосостоянии". И затем (стр. 361): "Мы уже обратили внимание на ошибку (допущенную, однако, главным образом г-ном Рикардо и от которой "Доклад о слитках" совершенно свободен), состоящую в том, что г-н Рикардо отрицает существование торгового или платёжного баланса, не связанного с каким-нибудь первоначальным излишком или недостатком средств обращения". "Но имеется и другое положение, на котором сходятся все исследователи и с которым мы тем не менее не можем согласиться, склоняясь скорее к взглядам меркантилистов на этот предмет. Хотя эти исследователи признают, что слитки иногда перемещаются из одной страны в другую в силу причин, связанных с вексельным курсом, они всё же представляют дело так, как будто сделки такого рода играют совершенно незначительную роль. Г-н Гэскиссон замечает, что "операции по торговле слитками имеют своим почти единственным источником новые партии металла, которые ежегодно доставляются из рудников Нового Света; эти операции ограничиваются главным образом распределением новых партий металла между различными частями Европы. Если бы доставка их совершенно прекратилась, то сделки с золотом и серебром как предметами внешней торговли были бы очень незначительны и весьма кратковременны"".

"Г-н Рикардо в своём ответе г-ну Бозанкету ссылается на это место с особенным одобрением". Так вот, я не в состоянии выяснить, чем это мнение г-на Гэскиссона отличается от высказанного мною прежде и комментированного нашим критиком.

Оба положения в сущности совершенно одинаковы и должны или устоять, или пасть вместе. Если "мы признаём, что слитки иногда перемещаются из одной страны в другую в силу причин, связанных с вексельным курсом", то мы не признаём, что это будет происходить до тех пор, пока вексельный курс упадёт до пределов, при которых вывоз слитков сделается прибыльным; я держусь того мнения, что если бы он упал так сильно, то лишь в результате дешевизны и избыточности средств обращения, которое имело бы своим почти единственным источником новые партии металла, ежегодно доставляемые из рудников Нового Света. Таким образом, положение, по которому критик расходится со мной, не другое, а то же самое.

Если "хорошо известно, что большинство государств имеет в своих обычных торговых сношениях почти постоянно благоприятный вексельный курс с некоторыми странами и почти постоянно неблагоприятный с другими", то какой другой причине можно приписать это, кроме той, которая была упомянута г-ном Гэскиссоном? "Новым партиям металла, которые ежегодно доставляются (и почти по тому же самому назначению) из рудников Нового Света". Д-р Смит, повидимому, не отдавал себе достаточного отчёта в том могущественном и единообразном воздействии, которое этот поток слитков оказывал на вексельный курс; он был склонен сильно переоценивать употребление слитков при ведении различных окольных отраслей внешней торговли, к которым страна считает необходимым прибегать. В ранних и примитивных торговых сделках между нациями, как и в ранних и примитивных сделках между индивидами, люди мало экономят как деньги, так и слитки; только под влиянием цивилизации и культуры бумажные деньги начинают выполнять при обмене между различными государствами те самые функции, которые они с такой выгодой выполняют при обмене между отдельными лицами в одной и той же стране. Мне кажется. что критик недостаточно осведомлён о тех размерах, в которых осуществляется принцип экономии драгоценных металлов при обмене между нациями. Он, повидимому, не признаёт даже всей силы этого принципа и в пределах одной нации: из одного абзаца на стр. 346 читатели могут сделать вывод, что, по мнению нашего критика, между отдельными областями одной и той же страны происходит частое перемещение средств обращения. Он сообщает нам, что "в употреблении всегда имеется и будет иметься известное количество драгоценных металлов, долженствующее выполнять те же функции при обмене между разными нациями, связанными друг с другом узами торговли, какие деньги одной страны выполняют по отношению к отдалённым друг от друга областям". Какие же функции выполняют деньги данной страны по отношению к отдалённым друг от друга областям?

Я глубоко убеждён, что во всём многообразии торговых сделок, которые совершаются между отдалёнными друг от друга областями нашего королевства, деньги принимают очень незначительное участие, так как ввоз почти всегда балансируется вывозом <часть продукта отдельных областей вывозится без всякой компенсации, потому что составляет доход абсентеистов (землевладельцев, живущих постоянно вне пределов данной провинции), но это соображение не может иметь никакого влияния на вопрос о средствах обращения>; доказательством этому служит тот факт, что местные средства обращения отдельных областей (а они не имеют никаких других) редко имеют хождение на каком-либо значительном расстоянии от того места, где они выпущены.

Мне кажется, что критик соблазнился ошибочной доктриной купцов, согласно которой деньги могут вывозиться в обмен на товары, хотя бы они и не были дешевле в вывозящей стране. Ведь иначе он никак не мог бы объяснить повышение вексельного курса, которое в некоторых случаях сопровождало увеличение количества банкнот, как это констатировал в докладе, представленном Комитету о слитках, г-н Пирс, бывший прежде заместителем управляющего, а теперь ставший управляющим Английским банком. Критик говорит: "С этой точки зрения, конечно, не легко объяснить улучшение вексельного курса при явно возрастающем выпуске банкнот: явление, имевшее место довольно часто; на этом особенно настаивал заместитель управляющего Английским банком, как на доказательстве, что наш вексельный курс не находится ни в какой связи с состоянием нашего обращения".

Однако эти обстоятельства не являются абсолютно несовместимыми между собою. Г-н Пирс подобно критику "Edinburgh Review", повидимому, совершенно не понял принципа, выдвинутого защитниками отмены билля о запрещении платежей звонкой монетой. Сторонники отмены вовсе не утверждают, как это им приписывают, что увеличение количества банкнот будет постоянно понижать вексельный курс; по их мнению, такой результат получится только в случае избыточного денежного обращения. Остаётся, следовательно, рассмотреть, всегда ли увеличение количества банкнот необходимо сопровождается непрерывным ростом количества находящихся в обращении денег; ведь если я покажу отчётливо, что это не так, то объяснить повышение вексельного курса увеличением количества банкнот будет отнюдь не трудно.

Каждый охотно допустит, что, пока в обращении находится большое количество монеты, всякое возрастание количества банкнот, хотя бы на короткое время, понизит стоимость всего денежного обращения, как бумажного, так и золотого. Такое понижение не будет, однако, постоянным, потому что избыток и дешевизна средств обращения понизят вексельный курс и вызовут вывоз части монеты; последний прекратится, как только остаток средств обращения приобретёт вновь свою прежнюю стоимость и восстановится паритет вексельного курса. Увеличение количества мелких банкнот приведёт, таким образом, в конечном результате к замене одних средств обращения другими, металлического обращения бумажно-денежным, но не будет иметь такого действия, какое имеет подлинное и непрерывное увеличение количества денег, находящихся в обращении <что увеличение количества банкнот ниже 5 ф. ст. должно скорее рассматриваться как замена вывезенной монеты, чем как действительное увеличение средств обращения, это нередко и справедливо утверждают люди, возражающие против аргументации Комитета о слитках; но когда те же самые джентльмены желают установить свою любимую теорию, согласно которой между количеством средств обращения и нормой вексельного курса нет никакой связи, они не забывают призвать на помощь те самые мелкие банкноты, которые они прежде отвергали>. Но мы, однако, имеем в своём распоряжении критерий, с помощью которого мы можем определить относительное количество денег, находившихся в обращении в различные периоды независимо от банкнот; хотя мы и не можем положиться безусловно на этот критерий, он всё же будет достаточно точным для решения обсуждаемого нами теперь вопроса. Этим критерием служит количество банкнот в 5 ф. ст. и выше, находящееся в обращении и сохраняющее всегда, как мы имеем основание считать, некоторую довольно правильную пропорцию ко всей массе средств обращения. Так, если с 1797 г. банкноты этой категории увеличились с 12 до 16 млн., мы можем сделать вывод, что вся масса средств обращения выросла на 1/3, если области, в которых обращаются банкноты, не расширились и не сократились. Банкноты ниже 5 ф. ст. будут выпускаться по мере того, как металлические деньги извлекаются из обращения, и количество их будет увеличиваться дальше, если увеличится также количество банкнот высшего наименования.

Если я прав в этом пункте, т. е. в том, что увеличение количества наших средств обращения связано с увеличением количества банкнот в 5 ф. ст. и выше и никоим образом не может быть объяснено увеличение количества однофунтовых или двухфунтовых банкнот, которые заняли место вывезенных или спрятанных гиней, то я должен целиком отвергнуть расчёты г-на Пирса, ибо последний исходит из предположения, что каждое увеличение количества банкнот этой категории представляет увеличение средств обращения на ту же сумму. Если мы примем во внимание, что в 1797 г. в обращении не было банкнот в 1 и 2 ф. ст., но что их место было целиком заполнено гинеями и что, начиная с этого периода, таких банкнот было выпущено не меньше чем на 7 млн. ф. ст., - отчасти для того, чтобы занять место вывезенных и спрятанных гиней, отчасти чтобы сохранить пропорцию между средствами обращения для крупных и для мелких платежей, - то мы увидим, к каким ошибкам может привести такое рассуждение. Я не могу придавать записке г-на Пирса, о которой идёт речь, никакого значения, поскольку она выступает против мнения, которое я позволил себе высказать, а именно, что неблагоприятный торговый баланс, а следовательно, и низкий вексельный курс могут во всех случаях быть прослежены до относительно избыточного и дешёвого обращения <мы не думаем отрицать, что внезапное нашествие неприятеля или какое-либо потрясение, делающее владение собственностью в данной стране непрочным, может составить исключение из этого правила, но вексельный курс будет в общем неблагоприятен для стран, находящихся в таких условиях>. Но если бы рассуждение г-на Пирса не было столь же неверным, как неверны его факты, то это нисколько не гарантировало бы верности заключений, которые он из них сделал.

Г-н Пирс констатирует, что количество банкнот возросло с января 1808 г. до рождества 1809 г. с 17 1/2 до 18 млн., или на 500 тыс. ф. ст., тогда как вексельный курс на Гамбург упал в течение этого же периода с 34 шилл. 9 гротов до 28 шилл. 6 гротов; следовательно, увеличение количества банкнот составляло меньше чем 3%, а падение вексельного курса - больше чем 18%.

Но откуда получил г-н Пирс информацию, согласно которой только 18 млн. ф. ст. в банкнотах находилось в обращении к рождеству 1809 г.? Просмотрев все отчёты, которые мне удалось найти относительно количества банкнот в обращении в конце 1809 г., я могу только сделать вывод, что утверждение г-на Пирса неправильно. Г-н Мэшет в своих таблицах даёт четыре годичные сводки о числе банкнот. В последней, за 1809 г., он констатирует, что количество банкнот в обращении составляло 19 742 998 ф. ст.

Согласно приложению к "Докладу о слитках" и отчётам, недавно представленным в палату общин, количество банкнот, находившихся в обращении, повидимому, составляло:

		ф. ст.
12 декабря 1809 г.	. . . . . . . . . . . .	19 727 520
1 января 1810 »	. . . . . . . . . . . .	20 669 320
7 » 1810 »	. . . . . . . . . . . .	19 528 030

В течение многих месяцев до декабря оно не было ниже. Когда я впервые обнаружил эту неточность, я думал, что г-н Пирс мог пропустить в обеих оценках соло-векселя Английского банка, хотя в декабре 1809 г. сумма их не превышала 880 880 ф. ст.; но, заглянув в отчёт о числе банкнот в обращении, включающий и соло-векселя Английского банка в январе 1808 г., я нашёл, что г-н Пирс показал их в большей сумме, чем я мог где бы то ни было найти: действительно, его оценка превышает цифру, приведённую в отчёте Английского банка на 1 января 1808 г., почти на 900 тыс. ф. ст., а это значит, что с 1 января 1808 г. до 12 декабря 1809 г. общая сумма банкнот возросла с 16619240 до 19727520 ф. ст. - разница больше чем в 3 млн. ф. ст. вместо 500 тыс., о которых говорил г-н Пирс, и в 2 млн., если справка г-на Пирса верна для какого-нибудь момента в январе 1808 г.

Кроме того, утверждение г-на Пирса, что с января 1803 г. до конца 1807 г. общая сумма банкнот возросла с 16 1/2 до 18 млн. ф. ст., - увеличение на 1 1/2 млн. ф. ст. - преувеличивает, по-моему, на полмиллиона действительную цифру. Увеличение количества банкнот в 5 ф. ст. и выше, включая соло-вексель банка, не превысило в течение этого периода 150 тыс. ф. ст. Важно подчеркнуть все эти ошибки для того, чтобы те, кто, несмотря на мои аргументы, соглашается в принципе с г-ном Пирсом, увидели бы, что факты не оправдывают в данном случае выводы, которые этот джентльмен извлёк из них; в действительности все расчёты, основанные на каких-либо отдельных данных о сумме банкнот за день или неделю при более высокой или более низкой общей средней, взятой для некоторого более раннего или более позднего периода, мало пригодны для опровержения теории, которая имеет за собой много других доказательств своей истинности. Таковой я считаю теорию, согласно которой неограниченное увеличение денежного обращения, в основе которого не лежит какой-либо определённый стандарт стоимости, может и должно производить постоянное понижение вексельного курса сравнительно со страной, денежное обращение которой имеет в своей основе такой стандарт.

Определив, таким образом, подлинную значимость записки г-на Пирса, я прошу читателя обратить внимание на таблицу, которую я составил на основе данных, приведённых в "Докладе о слитках" и в документах, которые были представлены с того времени палате общин. Я приглашаю читателя сравнить количество обращающихся в стране более крупных банкнот с изменениями в вексельном курсе; я уверен, что он не найдёт никакого затруднения в согласовании принципа, защищаемого мною, с действительными рассматриваемыми нами фактами, в особенности, если он примет во внимание, что результат увеличения массы средств обращения проявляется полностью не сразу: для получения полного эффекта требуется известный период. Надо также помнить, что повышение или понижение цены серебра в сравнении с ценой золота изменяет относительную стоимость денег в Англии и в Гамбурге и, следовательно, делает денежное обращение той или другой страны относительно избыточным и дешёвым и что тот же самый результат вызывается, как я уже констатировал, богатым или скудным урожаем в нашей стране или в тех странах, с которыми мы ведём торговлю, или, наконец, каким-нибудь другим увеличением или уменьшением их действительного богатства; такие увеличения или уменьшения изменяют отношение между товарами и деньгами, а тем самым и стоимость средств обращения. При наличии таких поправок я опасаюсь лишь одного: могут найти, что возражения г-на Пирса следует отвергнуть, не прибегая, однако, к признанию несостоятельности его принципа. Допустить его значило бы установить меркантилистскую теорию вексельного курса и взять на себя ответственность за столь значительный отлив средств обращения, что ему можно было бы противодействовать только накоплением нашей монеты в Английском банке и освобождением директоров его от обязательства уплачивать банкноты звонкой монетой.

Данные, представленные г-ном Пирсом Комитету о слитках <в записке г-на Пирса я опустил всё, что относится к количеству находящихся в обращении банкнот до отмены платежей наличными, ибо, пока публика могла получать звонкую монету в обмен на свои банкноты, вексельный курс мог снижаться под влиянием банковских эмиссий лишь на очень короткое время>
	Общая сумма банкнот (в млн. ф. ст.)	Вексельный курс на Гамбург (в шилл. и грот.)
27 февраля 1797 г.	8 1/2	35	6
Постепенный рост в 1797 и 1798 гг. до	13	38	0
Март 1799 г.	13 1/2	37	7
После этого периода - крупное торговое расстройство, ввоз больших количеств хлеба, тяжёлые субсидии. В связи с этим - понижение вексельного курса на Гамбург, который 2 января 1801 г.упал до	-	29	8
Между концом 1799 г. и концом 1802 г. выпущено увеличенное количество банкнот в 1 и 2 ф. ст., повысившее общую сумму всех банкнот	от 13 1/2 до 16 1/2	Колебания вексельного курса от 33 шилл. 3 грот. до 29 шилл. 8 грот.
С января 1803 г. до конца 1807 г.	от 16 1/2 до 18	Колебания вексельного курса от 32 шилл. 10 грот. до 35 шилл. 10 грот.
С января 1808 г. до рождества 1809 г.	от 17 1/2 до 18	Падение вексельного курса от 34 шилл. 9 грот. до 28 шилл. 6 грот.

Вексельные курсы на Гамбург взяты из "Бюллетеня Ллойда".

Среднее количество банкнот с 1797 до 1809 г. включительно взято в следующей таблице из доклада Комитета о слитках. Вексельные курсы извлечены из таблицы, представленной Монетным двором парламенту. Английский банк представил парламенту три отчёта о количестве его банкнот, находившихся в обращении в 1810 г.: первый - за 7 и 12-е число каждого месяца, второй - понедельно с 19 января до 28 декабря 1810 г. и третий - также понедельно с 3 марта до 29 декабря 1810 г. Средняя сумма банкнот Английского банка составляет (ф. ст.):

	банкнот выше 5 ф.ст., включая соло-векселя	банкнот ниже 5 ф. ст.
согласно первому отчету	15 706 226	6 560 674
согласно второму отчету	16 192 110	6 758 895
согласно третьему отчету	16 358 230	6 614 721

И т о г о	48 256 566	19 934 290
Общая средняя	16 085 522	6 644 763

В годы, отмеченные звёздочкой <см. таблицу ниже. - Прим. ред.>, стоимость серебра в сравнении с золотом превышала монетную оценку; в особенности это имело место в 1801 г., когда можно было купить унцию золота за количество серебра меньше 14 унций. Монетная оценка давала отношение 1 : 15,07; нынешняя рыночная цена - почти 1 : 16.

Средняя сумма банкнот Английского банка,
находившихся в обращении в каждом из указанных годов

Годы	Банкноты в 5 ф.ст. и выше, включая соло-векселя банка	Банкноты ниже 5 ф.ст.	Итого банкнот	Высший вексельный курс на Гамбург	Низший вексельный курс на Гамбург
Годы	(ф. ст.)			Высший вексельный курс на Гамбург	Низший вексельный курс на Гамбург
1798	11 527 250	1 807 502	13 334 752	38,2 янв.	37,4 дек.
*1799	12 408 522	1 653 805	14 062 327	37,7 »	31,6 окт.
*1800	13 598 666	2 243 266	15 841 932	32,5 май	31-- февр.
*1801	13 454 367	2 715 182	16 169 594	31,8 окт.	29,8 янв.
*1802	13 917 977	3 136 477	17 054 454	34-- дек.	32-- февр.
1803	12 983 477	3 864 045	16 847 522	35-- »	34-- янв.
1804	12 621 348	4 723 672	17 345 020	36-- июнь	34,8 февр.
*1805	12 697 352	4 544 580	17241 932	35,8 март	32,9 ноябрь
*1806	12 844 170	4 291 230	17 135 400	34,8 дек.	33,3 янв.
*1807	13 221 988	4 183 013	17 405 001	34,10 март	34,2 сент.
*1808	13 402 160	4 132 420	17 534 580	35,3 июль	32,4 дек.
1809	14 133 615	4 868 275	19 001 890	31,3 янв.	28,6 ноябрь
1810	16 085 522	6 644 763	22 730 285	31,2 июнь	28,6 дек.
1811	--	--	--	26,6 янв.	24-- март

В текущем 1811 г. Английский банк представил отчёт о сумме своих банкнот за первые 18 дней этого года. Средняя сумма банкнот в 5 ф. ст. и выше, находившихся в обращении в эти 18 дней, включая соло-векселя банка,

составляла	16 286 950 ф. ст.
а банкнот ниже 5 ф. ст.	7 260 575 » »

В с е г о . . . . . . . . .	23 547 525 ф. ст.

"Если бы, - говорит наш критик, - значительная доля находящихся в обращении денег была взята у праздных людей и у тех, кто живёт на постоянные доходы <Курсив Рикардо. - Прим. ред.>, и передана фермерам, фабрикантам и купцам, то соотношение между капиталом и доходом было бы в значительной степени изменено к выгоде капитала, и в течение короткого времени продукт страны значительно увеличился бы". Верно несомненно, что "не объём" денежного обращения увеличивает национальное богатство, а "иное распределение денег". Если бы поэтому можно было считать несомненным, что изобилие, а следовательно, и обесценение средств обращения уменьшат потребительную способность праздных и непроизводительных классов и увеличат численность трудолюбивых и производительных, то в результате, несомненно, увеличилось бы и национальное богатство, ибо то, что прежде расходовалось в качестве дохода, теперь реализовалось бы в форме капитала. Но вопрос состоит в том, произведёт ли излишек средств обращения именно такое действие? Не будет ли 1 тыс. ф. ст., сбережённая денежным капиталистом из его дохода и отданная в ссуду фермеру, так же производительна, как если бы она была сбережена самим фермером? Наш критик замечает, что "при каждом новом выпуске банкнот не только возрастает количество средств обращения, но изменяется и распределение всей их массы. Значительная часть попадает в руки тех, кто потребляет и производит, а меньшая - в руки тех, кто только потребляет". Но разве это действительно неизбежно? Автор считает, повидимому, доказанным, что люди, имеющие определённый доход, должны потреблять его целиком и что ни одна часть его не может сберегаться и ежегодно прибавляться к капиталу. Но это весьма далеко от истинного положения вещей, и я спросил бы: разве денежные капиталисты, сберегая половину своего дохода и помещая его в фонды, т. е. освобождая, таким образом, капитал, который в конечном счёте будет использован теми, кто потребляет и производит, не дадут такого же стимула росту национального богатства, какой дало бы обесценение их доходов на 50% путём выпуска банкнот и лишения их всякой возможности сберегать; это имело бы место, несмотря на то, что банк ссужал бы промышленнику сумму банкнот, равную по стоимости уменьшенному доходу денежного капиталиста. Различие, и единственное различие, состоит, мне кажется, в том, что в одном случае процент по денежной ссуде уплачивался бы действительному собственнику имущества, а в другом он был бы в конечном счёте уплачен в форме увеличенных дивидендов или премий собственникам Английского банка, которые получили бы возможность присвоить его себе вопреки справедливости. Если бы кредитор банка употребил свои деньги для менее прибыльных операций, чем человек, использовавший сбережения денежных капиталистов, то для страны от этого получился бы чистый убыток. Таким образом, поскольку обесценение средств обращения рассматривается как стимул к производству, оно может дать и положительный результат и отрицательный.

Я не вижу никакого основания, в силу которого такое обесценение должно уменьшить численность праздного и увеличить численность производительного класса общества, а что оно принесёт вред - это во всяком случае несомненно, ибо оно должно сопровождаться такой степенью несправедливости по отношению к отдельным лицам, что одно лишь осознание её вызовет порицание и негодование всех тех, кто не остаётся равнодушным к справедливости.

С взглядами, изложенными в остальной части статьи, я от души согласен и не сомневаюсь, что старания автора её будут в самой сильной степени способствовать опровержению массы ошибок и предрассудков, прочно укоренившихся в общественном мнении по этому столь важному вопросу.

Согласно предложению Комитета о слитках Английский банк должен в течение двух лет возобновить платежи металлом по своим банкнотам; но против такой меры нередко возражают, что в случае принятия её банк будет испытывать значительные трудности в получении необходимого для этой цели количества слитков. Нельзя отрицать, что Английский банк должен благоразумно собрать большой металлический запас, могущий удовлетворить все предъявленные требования, для того чтобы закон об отмене платежей наличными мог быть отменён. Комитет о слитках установил, что средняя сумма банкнот, находившихся в обращении, включая соло-векселя Английского банка, составляла в 1809 г. 19 млн. ф. ст. В течение того же самого периода средняя цена золота равнялась 4 ф. ст. 10 шилл., превосходя, таким образом, его монетную цену почти на 17%, а это является доказательством обесценения денег почти на 15%. Следовательно, уменьшение числа обращавшихся в 1809 г. банкнот на 15% должно было бы в согласии с принципами комитета поднять их до паритета и уменьшить рыночную цену золота до 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс.; но до того, как такое уменьшение имело бы место, прекращение действия закона об отмене платежей наличными создало бы непосредственную опасность как для Английского банка, так и для публики. Но, говорят защитники Английского банка, допустим (на самом деле мы этого, конечно, не делаем), что ваши принципы правильны, допустим, что после такого уменьшения количества банкнот стоимость остатка их поднимется настолько, что требовать у банка монету в обмен на банкноты не представит ни для кого никакого интереса, так как вывоз слитков не будет приносить никакой прибыли. Какую гарантию имел бы тогда Английский банк против порождённой капризом или злой волей всеобщей практики отказа от пользования мелкими банкнотами и требований гиней в обмен на них? Английский банк должен был бы тогда не только уменьшить обращение своих банкнот на 15% от общей суммы выпусков в 19 млн., не только запастись слитками на 4 млн. ф. ст., т. е. на всю сумму остающихся в обращении банкнот в 1 и 2 ф. ст., но и обеспечить себя также средствами для удовлетворения возможных требований оплаты мелких банкнот всех провинциальных банков королевства - и всё это в течение короткого периода - в два года. Следует признать, что, могут ли или не могут осуществиться подобные опасения, банку всё равно пришлось бы сделать некоторый запас на самый худший случай, и, хотя такое положение создалось бы в результате его собственной опрометчивости, было бы желательно по возможности спасти его от её последствий. Если такие же выгоды для публики и такую же гарантию против обесценения денег можно получить с помощью более мягких мероприятий, то нужно надеяться, что все стороны, пришедшие к принципиальному соглашению, соединят свои усилия, чтобы осуществить их. Пусть парламент потребует от Английского банка, чтобы он оплачивал (по требованию) все банкноты выше 20 ф. ст. и только их по собственному выбору - золотыми монетами, золотыми стандартными слитками или иностранною монетою (принимая во внимание разницы в пробе) по английской монетной стоимости золота, т.е. по 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. за унцию, с тем чтобы эти платежи были возобновлены в срок, указанный Комитетом о слитках.

Привилегия оплаты банкнот вышеуказанными способами может быть продолжена банку на три или четыре года по возобновлении платежей, а если это будет найдено выгодным, то эта мера может быть объявлена постоянной. При такой системе уровень обесценения денег никогда не упал бы ниже их стандартной цены, так как унция золота и 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. всегда сохраняли бы одинаковую стоимость. При помощи таких постановлений мы действительно могли бы предупредить извлечение из обращения всей суммы мелких банкнот, необходимых для мелких платежей, так как, не обладая такими банкнотами по крайней мере на 20 ф. ст., никто не мог бы обменять их в банке, и даже в этом случае он получал бы за них не монету, а слитки. Правда, за эти слитки можно было бы получить гинеи на Монетном дворе, но не раньше, чем по истечении нескольких недель или месяцев, причём потеря процентов за это время рассматривалась бы как действительный расход - расход, на который никто не согласился бы, пока за мелкие банкноты можно было бы купить столько же товаров, сколько и за гинеи, которые они представляют. Другая выгода, связанная с осуществлением этого плана, заключалась бы в предупреждении бесполезной затраты труда, так бесполезно расходовавшегося при системе, господствовавшей до 1797 г., на чеканку гиней, тогда как последние при каждом случае неблагоприятного вексельного курса, какими бы причинами он ни вызывался, отправлялись в тигель и, несмотря на все запрещения, вывозились в форме слитков. Все стороны признают, что такие запрещения были недействительными и что, какие бы препятствия ни ставились вывозу монеты, они весьма легко обходились.

Неблагоприятный вексельный курс может быть в конце концов исправлен только путём вывоза товаров (через посредство слитков) или же путём уменьшения размеров бумажно-денежного обращения. Таким образом, лёгкость, с которой слитки могут быть получены в банке, не может служить возражением против выдвигаемого плана, поскольку такая же степень лёгкости существовала на деле до 1797 г. и должна существовать при системе платежей банком. Такое возражение не следует вообще выдвигать: ведь теперь никто из тех, кто уделил достаточно внимания проблемам денежного обращения, не сомневается больше не только в том, что закон против вывоза металла в форме ли монеты или в какой либо другой совершенно недействителен, но что он также неполитичен и несправедлив; будучи невыгоден только для нас, он выгоден для всего остального мира.

Предложенный здесь план объединяет, по моему мнению, выгоды всех банковских систем, принятых до сих пор в Европе. В некоторых его чертах он представляет аналогию с депозитными банками Амстердама и Гамбурга. Через посредство этих учреждений всегда можно купить у банка слитки по установленной неизменной цене. То же самое предлагается для Английского банка. Но в сундуках иностранных депозитных банков действительно сохраняется столько слитков, сколько в их книгах записано кредитов на деньги банка; соответственно этому налицо оказывается большой бездействующий капитал, равный всей сумме торгового обращения. Напротив, в нашем банке будет в наличии сумма банковских денег под названием банкнот в таком размере, в каком этого требуют нужды торговли. В то же время в сундуках банка бездействующий капитал будет храниться лишь в размерах того фонда, который банк будет считать необходимым держать в слитках, чтобы удовлетворять могущий возникнуть на них спрос. Кроме того, следует всегда помнить, что, сокращая выпуск банкнот, банк будет в состоянии уменьшать по своему желанию такой спрос. В подражание Гамбургскому банку, который покупает серебро по установленной цене, для Английского банка необходимо будет установить цену очень немногим ниже монетной цены, по которой он во всякое время покупал бы за свои банкноты золотые слитки, какие ему могут предложить.

Совершенство банковской системы заключается в том, что она даёт возможность стране осуществлять своё денежное обращение посредством бумажных денег (всегда сохраняющих свою стандартную стоимость) с возможно меньшим количеством монеты или слитков. Именно к этому и приведёт наш план. И при серебряной монете мы имели бы при денежном обращении, основанном на верных принципах, наиболее экономную и наиболее устойчивую денежную систему в мире. Изменения в цене слитков, каков бы ни был спрос на них на континенте или каково бы ни было количество их, поставляемое рудниками Америки, были бы ограничены пределами цен, по которым Английский банк покупает слитки, и монетной ценой, по которой он продаёт их. Количество обращающихся денег было бы приспособлено к нуждам торговли с наибольшей точностью, и если бы Английский банк был временно настолько неосторожен, что переполнял бы обращение, то сила противодействия, которой обладала бы публика, очень скоро напомнила бы ему о его ошибке. Что касается провинциальных банков, то они, как и теперь, должны были бы оплачивать свои банкноты по требованию банкнотами Английского банка. Это было бы достаточной гарантией против возможности для этих банков чересчур увеличивать бумажно-денежное обращение.

Не было бы никакого искушения переплавлять монету, и следовательно, труд, который так бесполезно затрачивался одними на перечеканку того, что другие считали выгодным переплавлять в слитки, был бы полностью сбережён. Деньги не подвергались бы ни порче, ни разрушению и обладали бы столь же неизменной стоимостью, как само золото, - великая цель, которую поставили себе голландцы и которую они осуществили при помощи системы, очень похожей на ту, которая здесь рекомендуется.

Высокая цена слитков - доказательство обесценивания банкнот (Лондон 1811)

Оглавление

Введение

Высокая цена слитков - доказательство обесценивания банкнот

Приложение