|
||
Глава первая. Российская цивилизацияРОССИЙСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАК УНИКАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН Если мы изучаем вопрос возможности построения "демократии западного типа" на российской земле, то первое, о чем мы должны помнить, это то, что "одни и те же", кажущиеся совершенно очевидными, основополагающие принципы, формулируются и понимаются различными цивилизациями абсолютно по-разному. Возьмем, к примеру, язык. Для европейцев основой языка является алфавит, а китайцы вместо алфавита используют иероглифы. Чтобы передать значение слова "сюрприз", китаец нарисует голову лошади, которая высовывается из окна. Однако при переводе китайского текста на русский язык сами по себе семь букв, которые передают слово "сюрприз", никакой картинки в себе не несут. Таким образом, перевод теряет очень много из подтекста, существующего в китайском оригинале. Для изучения китайского языка необходимо выучить не тридцать две буквы, а десять тысяч сложных иероглифов, и нам кажется, что это очень неудобно, но при этом мы совершенно не замечаем преимущества иероглифов как средства, с помощью которого можно передавать и сталкивать между собой не только смысловые, но и визуальные образы. Существует и другое различие. Чтобы обозначить слово "сюрприз", русским необходимо одну за другой написать семь букв. Этот метод написания слов указывает на тенденцию европейской культуры размышлять и действовать последовательно, как бы раскладывая сложные явления на составляющие их элементы - "буквы". Китайцам же необходимо создать комбинацию определенных форм и символов, которые затем должны быть восприняты и поняты как один иероглиф. В результате китайцы выработали умение смотреть на вещи одновременно с разных сторон, комбинировать несколько различных ингредиентов в одно, удивительно гармоничное, целое. Выбранная ими система письма оказала значительное влияние на многие аспекты развития китайской цивилизации, впрямую не связанные с письменностью. Например, китайскую кухню или китайскую медицину иностранцу невозможно понять без учета концепции "различные элементы создают единое целое", то есть концепции иероглифа. Точно так же российская цивилизация строится на некоторых фундаментальных принципах, которые кардинально отличаются от западных, отличаются так, что совершенно неочевидно возможно ли и стоит ли строить в России демократию западного типа. Многие западные исследователи, пытающиеся понять российскую цивилизацию, находят в словаре современного русского языка такие слова, как "демократия" или "закон" и делают допущение, что эти слова в России имеют тот же смысл, что и на Западе. Мы увидим, что такой подход является абсолютно ложным, а попытка построить "западное общество" в России по западным рецептам, не адаптированным к российской действительности не случайно оказалась малоуспешной. Рассмотрим концепцию частной собственности, настолько же базовую для развития западного общества, как алфавит для развития западной системы письма. Западные законы, западные обычаи, западная мораль основаны на концепции частной собственности. Однако в России эта концепция отсутствовала, и все аспекты социальной жизни, вся логика развития российского общества определялись именно отсутствием этой концепции. Как следствие, многие базовые аспекты российского общества сформировались в нечто совершенно отличное от их западных "эквивалентов". Это дает нам основание утверждать, что русская культура не просто отлична от западной (в том смысле, как английская культура отлична от французской): русская культура отличается от западной настолько фундаментально, что мы можем утверждать о существовании совершенно отдельной российской цивилизации. Уникальность российской цивилизации долго не замечали потому, что все концепции западной цивилизации существуют и в цивилизации российской, хотя и в совершенно измененном виде. Поясню это на примере: в Тайланде существует вкусный тропический фрукт рамбутан. В России такой фрукт не растет, и поэтому в словаре Даля слова "рамбутан" нет. Но когда англичанин пытается найти в словаре русского языка эквивалент английскому слову "law" (закон), он действительно находит русское слово "закон" и делает допущение, что под этим словом русские понимают то же самое, что англичане понимают под словом "law". Однако в России не проще найти то, что англичанин понимает под словом "law", чем в Китае найти алфавит, а в Тайланде - белого медведя. Если взяться изучать китайский язык, притворяясь, что иероглифы - это просто буквы, то, конечно, далеко не уйдешь: иероглифы должны быть выучены как иероглифы, со всеми присущими им характеристиками. Точно так же законы, которые существует в России, должны быть изучены сами по себе, как некая особая данность, а не как странная интерпретация западной версии законов. Россию надо изучать как отдельный самодостаточный феномен, а не в сравнении с какой-то другой цивилизацией. Людей, живущих в России и любящих ее, многое в своей стране пугает и отвращает, даже вызывает чувство обреченности. Они спрашивают друг друга: "Когда же Россия станет нормальной страной, когда прекратятся бесправие, зависть, нищета простого народа, хамство и безнаказанность властей, презрение к человеческой жизни?" Все это не кажется россиянам нормальным, они видят Россию без этого, не считают хамство или нищету неотъемлемой, вечной частью Российской цивилизации. Но если люди хотят изменить Россию, это совсем не значит, что они хотят ее отменить, совсем не значит, что они видят в ней только негативное. У России есть душа и история, а не только набор недостатков, и поэтому самые жесткие критики недостатков России совсем не отвергают Россию как таковую: наоборот, в недостатке патриотизма следовало бы обвинить тех, кто притворяется, что черных пятен на лице России нет. В России есть много того, что дорого ее народу и без чего этот народ не хотел бы жить. С этой точки зрения Россия является нормальной страной, как является нормальной страной и Афганистан, хотя там и не носят галстуки. ВЛАДЕНИЕ СОБСТВЕННОСТЬЮ В РОССИИ Главная отличительная черта российской цивилизации - это отсутствие концепции частной собственности, что ведет за собой отсутствие закона в его западном понимании. В России собственность как бы висит в воздухе, напоминая туго натянутый тент, к которому со всех сторон тянутся руки людей, так или иначе претендующих на нее. Права на собственность у всех под вопросом - множество рук пытаются перетянуть собственность на свою сторону, поэтому владение частной собственностью в России может быть только временным. Кроме того, к этому владению всегда "приставлены" условия, так что владеют собственностью в России не только временно, но и условно. Что в первую очередь должен делать владелец, заполучивший собственность в России? Защитить ее от других претендентов, спрятать или представить ее в виде, непривлекательном для них: "быстро отпить свой компот", как делали все, когда я учился в первом классе. Но и этого мало: для того, чтобы обладать собственностью без риска для жизни, надо вступить в союз с сильными мира сего, что означает частичную передачу собственности. Вот собственность уже и не твоя. Если у владельца еще остались силы, он старается как можно быстрее выжать из собственности все, что можно. Причем рачительно, с любовью относиться к этой собственности нет смысла: она же только условно твоя. На Западе, если человек приобрел участок земли, он может посадить сад, спокойно ожидая, пока деревья принесут плоды. В России те, кто получили участок земли, должны в первую очередь построить вокруг этого участка забор, затем подкупить чиновников и только потом, если какие-то силы и средства остались, посадить картошку и круглосуточно ее охранять. А после того как урожай снят, хозяину придется оправдываться перед теми, чей урожай оказался хуже. Тут он станет объектом зависти наименее успешных (или просто более прозорливых, учитывающих, что дело происходит в России, соседей), которые не рискнули взвалить на себя ношу созидательного труда, но зато сохранили очень много энергии для тех действий, на которые их может побудить зависть. Что же касается сада, который дает первые плоды только через несколько лет, в России практически ни у кого нет времени и сил терпеть так долго: ведь сад необходимо все время охранять. "ВЛАДЕНИЕ БЕЗ ОБЛАДАНИЯ" И ПРИЧИНА ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ЭКСПАНСИИ Приобретая частную собственность, русские не могут по-настоящему использовать ее, но в то же время страна дает им возможность схватить кусок, которым владеет кто-то другой, и, дико озираясь, просто подержать его в зубах. Не это ли причина того, что Россия имеет такую большую территорию и эта территория находится в таком плохом состоянии? Схватили больше всех, а окультурили мало. Глядя на русскую землю, кажется, что люди пришли недавно и считают, что скоро им придется уйти. Если в Германии в поле, используемом под посевы, когда-нибудь находился булыжник, то сейчас его там нет. Лет восемьсот тому назад немцы его подобрали и использовали на постройку каменного дома. В России булыжник до сих пор лежит посередине поля, будто русские пришли на это поле только что или не собираются его обрабатывать. И конечно, дом стоит деревянный, сделанный на скорую руку и уже пошатнувшийся. Немецкий каменный дом построен на века, но вечность интересует и россиян: на плохо пригнанных досках забора (а забор есть обязательно, чтобы соседи не крали редиску) криво нацарапано "Здесь был Вася". Если мы посмотрим на улицу старого немецкого или старого российского города, мы увидим, что в немецкую улицу вложено в десять раз больше труда. Мандельштам (хотя и по другому поводу) сказал: "Мы живем, под собою не чуя страны". Эта фраза как нельзя лучше отражает реальную ситуацию: жители России не верят в то, что они владеют этой собственностью, и поэтому не могут по-хозяйски обладать ею. Помните песню: "Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей"? По документам проходит как хозяин, а в действительности хозяином не является. А еще бывает и так: по документам не проходит как хозяин, а в действительности управляет, но только до прихода налоговой. Это качество сбалансировано другим уникальным свойством: русская культура нематериалистична по своей природе, она изменчива и текуча, эмоциональна и ориентирована на духовную, а не на материальную составляющую человеческой жизни. Можно даже сказать, что русская культура "специально" избегает материального. Западная цивилизация базируется на частной собственности, которая укоренена в земле, и на законе, базирующемся на юридическом прецеденте. Поэтому мы можем назвать западную цивилизацию твердой. Немец знает, как все должно быть, потому что он может до всего дотронуться или найти в своем своде законов. Русские не имеют этой возможности и не хотят ее иметь. Они предпочитают вместо законов каждый раз оценивать ситуацию заново и делать это не умом, а сердцем, эмоционально. Поэтому русскую цивилизацию можно назвать мягкой. В России не установилась собственность на землю потому что земли было много, больше чем достаточно на всех, а на необъятный ресурс собственность не устанавливают. Зато установилось рабство, так как эту землю надо было кому-то обрабатывать. Подсечно-огневой способ земледелия означал переход с места не место по мере истощения земли, что означало временный характер как обрабатываемой земли, так и жилища, то есть, русские пустили корни, привязали себя к определенному месту, которое они захотели бы объявить своим, намного позднее западных европейцев. В России дома были деревянные, а не каменные как в Западной Европе. Деревянные дома часто горели, и надо было отстраиваться на новом месте. Так у русского человека было столько своего, сколько в случае пожара можно было схватить в охапку. В древней Руси князю принадлежало все, а жителям - ничего, то есть, тем, чем они "владели", они "владели" по милости князя и до того момента пока эта милость не проходила. До сих пор отношения с властью первичны, а владения - вторичны. По контрасту, на Западе с древних времен существовал принцип незыблемого владения землей и она передавалась по наследству. Князь и король не мог отнять землю даже у бедного крестьянина. Владения упорядочиваются законами: "Эта земля - моя", но отношения не могут упорядочиваются законами: невозможно с уверенностью заявить "Вася всегда будет моим друганом". Поэтому в России с прокурором надо не УК цитировать, а в баню ходить. Давайте посмотрим на карту мира и сравним территорию России с территорией Голландии. Голландия - очень маленькая страна, с большой плотностью населения. Как же в такой стране относятся к закону? Если люди живут так близко друг от друга, они все должны выполнять правила, которые сделают их совместное проживание возможным. Если голландский хулиган бросает банановую кожуру на тротуар, то он как бы говорит: "Мне наплевать на ваш порядок, на ваши законы и правила, мне нужна свобода!" Но он знает, что эта кожура будет сразу же подобрана, выброшена в мусорное ведро и никто на ней не поскользнется. Каждый человек в Голландии должен подчиняться правилам, и с этой точки зрения он не свободен, но общество в целом живет свободно. Свободы выбрасывать мусор там, где вы хотите, нет, но в результате есть чистота, дающая свободу от мусора. И свобода от мусора создает людям намного больше возможностей, которые они ценят (свобода гулять, не глядя под ноги, свобода от падений и ушибов, хорошее настроение от сознания, что твои сограждане относятся к тебе уважительно), чем свобода мусорить где попало. Территория России громадна, а плотность населения всегда была низкой. Люди жили настолько далеко друг от друга, что их поведение как бы не влияло на других. Поэтому идея подчинения какому-то общему закону в России не привилась. Российский закон - это попытка ответить на вопрос: "Кто ты, откуда пришел и что ты хочешь?", то есть "Какой закон ты несешь с собой издали, оттуда, откуда ты пришел?", "Где, господин посол, Ваши верительные грамоты?" Российский закон персонален, и его выполнение базируется на том, кто ты есть. Между прочим, к этому, возможно, имеет отношение и обычай называть людей по имени-отчеству. Идет по улице Виктор Иванов - так ему можно и по морде дать. А вот Виктора Петровича Иванова бить не надо: Петр Сергеевич Иванов живет в деревне долго, знает участкового и сможет защитить сына. Сам по себе Виктор Иванов ценности в глазах закона не представляет: важно только, за какие социальные нити он может потянуть. Вот отчество и защищает его. Эта защита, конечно, менее эффективна, чем возможность сказать: "Я знаю самого Всеволода Евгеньевича, вместе в третьем классе учились!", но тут каждый защищается как может. На Западе закон защищает всех одинаково, но создан для защиты бесправных, не могущих защитить себя самостоятельно. На Западе закон важнее человека, и человек безусловно будет принесен ему в жертву: вспомните импичмент Клинтона. В России мало сказать, что человек важнее закона: в России каков человек, таков ему и закон - вспомните импичмент Ельцина. Американский президент мог потерять власть из-за того, что он сделал то, что простой американец делает без всяких последствий: ведь как к человеку, избранному народом на ответственную работу, к нему применяется и намного более строгий стандарт поведения. То есть американский президент не просто обязан неукоснительно выполнять все законы страны, но с него еще и строже спрашивают. Российский же президент может единолично развязать войну или подвергнуть обстрелу здание парламента, и ни у кого не возникает вопроса о легитимности такого поведения: президенту можно нарушать любые законы, потому что он президент. Представим себе картину того, что невозможно в Голландии и возможно в России: человек скачет по бескрайней степи, и на десятки километров никого вокруг нет. Каков здесь может быть закон? Если человек один во всей земле, он вполне может представить себя богом и сказать: "Я могу все!" Читателю это покажется преувеличением, но мы увидим, что ключ к пониманию логики российских законов лежит в допущении, что подсознательно каждый человек в России считает себя богом и как к богу относится к нему и закон. Что же вы сделаете в качестве бога, в качестве совершенно независимой личности? У вас есть полная свобода, и вы не подчиняетесь никаким законам. В городе вы можете свободно бросить банановую кожуру прямо на тротуар: "Мне закон не писан!" (Заметим это хорошее, чисто русское выражение.) "Даже если я живу на свалке, которую я сам и помог создать, мне наплевать!" Но другие ведь тоже боги? Конечно. Если бы они были людьми, мне было бы страшно бросать на тротуар банановую кожуру, на которой совершенно незнакомый человек может поскользнуться и сломать ногу. Но я-то знаю, что прохожий будет не человеком, а богом. Во-первых, беда его не коснется, его спасет божественная сила (она называется "авось" - еще одно выражение, которого нет в западных языках). Если уж он решил поскользнуться на этой кожуре и сломать ногу, это его выбор. Может быть, перелом будет воспринят им как шутка? Оторвет он сломанную ногу, помашет ей, да и приставит на место. Если ему больно и он испытывает страдания, это будет лишь испытанием его божественной натуры. Конечно, если бы он был простым человеком, например голландцем, то упасть на улице и сломать ногу было бы для него ужасно. Но по нашим тротуарам ходят не голландские люди, а русские боги. Вот я и бросаю кожуру на тротуар без всяких угрызений совести. Если голландский хулиган бросает кожуру, окружающие смотрят на него с осуждением и подбирают ее. В России же для того, чтобы люди выполняли самые элементарные правила, кажется, что нужно учредить ужасные кары, но и тогда люди будут подчиняться этим правилам не более трех секунд. Закон напрямую связан с определенной территорией: не зря, если человек преступает закон, на него надевают наручники, сажают за решетку, не давая возможности территориально перемещаться. Закон - это не абстракция, а действующая на данной территории реальность. Без географической привязки закона просто не может быть. Такую привязку дают либо кандалы да тюрьма (вот почему на Руси так долго сохранялось крепостное право), либо частная собственность на жилье и землю. Между этими двумя реалиями русскому народу и выбирать, если он хочет жить по закону. Правда, можно и совсем без законов жить, но если ты не чувствуешь себя богом, это страшно. В Голландии, с ее маленькой территорией, кандалы совсем не обязательны: куда бы ты ни пошел, везде существуют одни и те же законы. Совсем не так обстоит дело в России. Здесь, если тебе не нравится закон данной местности, ты можешь уехать за тысячу километров в любом направлении. Ты все равно будешь находиться в России, но народ и обычаи будут уже другие и законы, которые тебе не нравились, не будут действовать. Вот там ты снова и предъявишь свои верительные грамоты. Кто окружает Голландию? Французы, немцы, англичане. От ситуации, сложившейся в Европе, им некуда было уйти (разве что через океан, в Америку или Индонезию). Место зарождения российских племен и российской государственности - перекресток совершенно разных стран и культур. С запада - Польша и Германия, с востока - татары, с юга - турки, с севера - сибирские народы. Не случайно русский первым полетел в космос. В России никогда не удавалось создать хорошие законы потому, что они писались не для себя, не для земли, которую создатели закона ощущали как свою незыблемую собственность. Законы были плохие, но их никто и не выполнял, так как никто не чувствовал себя привязанным к тому месту, где этот закон действовал. Закон плох да не исполняется, а от этого уже веет духом свободы. А был бы каким-то чудом закон хорош, выполнять его все равно бы не стали: не для богов законы писаны. Вот и вводит правительство за невыполнение законов наказания самые жестокие: на то и правительство, чтобы законы писать, а богам не страшна жестокость. И получается: и законы плохи, и наказания жестокие, а с другой стороны, законов как бы и нет, так что жить можно. Если ты имеешь дом и землю, ты привязан к этой территории. А если ты привязан к этой территории, то хочешь, чтобы существовали законы, которые ты готов выполнять и которые позволят тебе управлять своей собственностью, наслаждаться жизнью, жить спокойно. Если на какой-то территории нет владельца, правила человеческого общения могут быть абсолютно произвольными, сколь угодно нелогичными и нечестными. Главное правило в этом случае: "Не нравится - уходи". И действительно, в России уход, бегство были основным методом социального протеста. Голландским крестьянам бежать было некуда: они либо имели землю, либо хотели ее иметь, и они требовали прав, которые бы соответствовали их статусу собственника. У российских же крестьян был только Юрьев день, Сибирь или эмиграция. Ну а если единственным спасением было бегство, то, конечно, люди были очень заинтересованы в увеличении территории, куда можно убежать, при этом оставаясь в своей языковой среде, в границах своей державы. Вот почему русское государство так интенсивно расширялось и народ расселился на такой громадной территории. По той же самой причине русские смогли колонизировать и территорию, весьма слабо пригодную для проживания. В Сибирь уходили те, кто бежал от произвола государства, а государство ссылало в Сибирь тех, кто отказывался жить по его законам. Сибирь была слишком большой и слишком пустой, чтобы там был закон. Не зря говорится: "Закон - тайга". Если мы посмотрим на европейские страны, то центр их заселения обычно наиболее развит. В России это наблюдается в значительно меньшей степени. Древнейшие города Новгород, Псков, Воронеж находятся на том же уровне развития, что и Набережные Челны, и недалеко ушли от любой деревни. Такое впечатление, что русские боялись долго оставаться на одной территории и поэтому их города остались так же не обустроены, как в провинции. Смешно было бы увидеть в центре Парижа деревянный дом, в то в время как в русских городах с тысячелетней историей сохраняются целые улицы деревянных домов. На Западе человек привязан к определенному месту тем, что у него есть земля и дом. От них он никуда не убежит, даже если ему плохо. А в России крестьянина на месте ничего не держит, потому что у него ничего нет, а то, что есть, - не сохранить, так как нет закона, который охранял бы его частную собственность. Значит, российский крестьянин убежать может. Постой, а кто же будет урожай убирать? Выход был один: закабалить крестьянина, обратить в рабство, чтобы силой держать его на земле. Мы видим, что вопрос владения землей определяет все: есть у людей земля - создаются законы, есть законы - появляются права, есть земля, законы и права - появится достаток, а с достатком - независимость, и человек укоренится на земле. Если же земли нет, не может быть и справедливого закона: сами себе безземельные закон не напишут - не их это место, а не свой закон люди не будут исполнять. Значит, исполнять чуждый для них закон людей надо заставить. А закон, который будет базироваться лишь на силе, а не на желании людей его исполнять, может быть и абсурдным и глупым. Значит, для того, чтобы закон исполнялся, он должен быть еще и суров. Земли нет, закон глуп и жесток - бежать хочется. Бежать хочется? Надо тебя последнего лишить, чтобы ты не мог купить обувь, да и обратить тебя в рабство. Но рабы на земле работают плохо. Вот земля и стоит пустая, не принося дохода никому. И люди, что живут на ней, бесправны и несчастны. Мы живем между оседлыми немцами, которые живут в одном доме по триста лет и монголами, у которых вообще нет дома, вот и получилось что мы оседлые но без собственности, и именно в этом вся самобытность русской культуры, и близкая дружба, и бесшабашность, и беззаветная храбрость, и зависть, беззаконие и бесправие, и даже великая литература. В России идут "демократические" реформы. Пишутся законы, происходят парламентские дебаты. Однако не понимает никто, что закон - это то, что написали сами для себя землевладельцы, потому что им на этой земле жить, потому что землю с собой не утащишь. А пока земля не приватизирована, пока не живут люди в собственных домах, никакой закон своим не станет. Какой бы умник его ни писал, этот закон будет абсурден, глуп и жесток. Чужд он будет народу и принесет ему только несчастье. Не поняли "демократы", что такое демократия. А коммунисты, видно, хорошо знают, что демократия есть строй свободных землепашцев; вот и не дают они народу землю. Еще раз. Если у тебя нет частной собственности, это значит, что тебя на этой территории ничего не держит. А значит, и закон, существующий на этой территории, не для тебя. И ты уже не воспринимаешь этот закон как нечто постоянное и абсолютное. Тебе предъявляют этот закон, а ты говоришь: "Ко мне этот закон не относится". Один начальник ГАИ решил провести кампанию по соблюдению правил уличного движения. На выходные он отменил все отпуска в ГАИ, расставил всех сотрудников на трассах и приказал им нещадно штрафовать нарушителей. Кампания продолжалась неделю, но как только она закончилась, ему позвонили из городского госпиталя. Врачи были в ужасе: число жертв дорожно-транспортных происшествий вдруг резко возросло. Это были те, кто решили, что теперь в городе всегда будут выполняться элементарные правила уличного движения. Но ведь кампания-то закончилась, гаишники ушли, и все сразу же принялись за старое. Вот вам типичное российское понимание закона: закон - явление временное и прямого отношения к нам не имеет. Гаишник отвернулся - мы едем как хотим. А в Германии? Да там, если принят закон, что при переходе улицы надо приплясывать на одной ноге, так его тысячу лет не отменишь. Все будут называть это "нашей старой традицией". Только, конечно, глупый закон свободные люди сами для себя не напишут. Как можно объяснить тот факт, что во Франции вино до сих пор давят ногами? Ведь давно есть самые точные и стерильные прессы. Но французы говорят: "Это давняя традиция нашей деревни, и мы дорожим ею, даже если она уже не совсем рациональна". Стоит ли говорить в том, как выполняются те вполне рациональные установления, которые они не тысячу лет назад, а вчера, на деревенском совете, приняли? А в России даже и установления, чудом оказавшиеся вполне рациональными, оспариваются и не выполняются. "Чудом" потому, что принимал эти установления чужак, не тот, кому по этому закону жить. А не выполняются потому, что местный житель на собрание не придет: безземельный он и бесправный, не его это закон, вот и оставьте его в покое. Не понравится закон - нарушу, а нельзя будет нарушить - убегу. Для любого француза закон и есть закон, потому что сам этот француз его и писал. А не сам, так избранные им и строго подотчетные ему представители. Поэтому полицейские ему и честь отдают, и он не должен носить с собой паспорт. А у нас милиционеры сразу паспорт требуют, так как знают: "Если идет куда, значит, наверняка - потенциальный нарушитель". А как насчет уважения? Начнут бить тебя милиционеры, а ты докажешь им, что знаешь самого Василия Петровича, вот тогда будет тебе уважение. Бывали случаи, милиционеры даже извинялись. К чему все это говорится? Не к тому, что в России такой странный обычай, а к тому, что в развитии общества есть логика, и у не связанных между собой на первый взгляд явлений есть глубокие социальные причины. И причины эти надо вскрыть и осознать. Фундаментом для установления демократических законов, да и просто любых исполняемых законов, на территории России может служить только частная собственность на землю и жилище. Только она может привязать человека к определенной территории, а без привязки к определенной территории законы, существующие на этой территории, человек выполнять не будет. Вернемся к российским законам, т.е. законам, написанным для богов. Реально в России существует только один закон: "Если ты бог, то ты можешь в беседе с другими богами узнать, что нужно делать и что может позволить тебе главное божество, а если ты дьявол, то с тобой можно сделать все что угодно и ничто тебя не защитит". Конечно, закон в России есть, но закон
виртуальный, притворский. Законам не
подчиняются преступники, но не исполняет
его и милиция, обычные граждане, бизнесмены,
судьи, официальные лица, бюрократы,
правительство, а уж чтобы высшие
государственные чиновники подчинялись
закону - об этом и речь не идет. (У высших
государственных чиновников есть законы, и
очень строгие, но свои, сильно отличающиеся
от общегосударственных.) Итак, законы в России существуют, чтобы
было проще разделять людей по рангам. Так
как частной собственности, законов,
защищающих права собственника, а
следовательно - и прав человека в России не
существует, то в России все граждане, от
бомжа до президента, абсолютно бесправны, а
законы носят карательный характер. Но
карательный не в одинаковой степени для
всех, а избирательно, в соответствии с
рангом. Где одному кара, там другому -
привилегия, но лишь в виде отсутствия кары.
Закон ничего не разрешает, но если ты что-то
из себя представляешь, то можешь его
нарушить, а потом отмазаться. Как раньше:
везде в мире мясо было в магазинах, а у нас
для кого не было, а кому - по спецпропускам
или по знакомству. Законы в России служат также для того, чтобы отделить богов от черни. Чернь - это те, кто даже законам вынужден подчиняться (на Западе подчинение законам - это признак цивилизованности, высокого, а не низкого социального положения и, как следствие, предмет гордости). В России возможно абсолютно все, любое действие. Здесь существует несколько типов официальных разрешений нарушать, и мигалка - самое безобидное из них. Чем более высокое положение во власти ты занимаешь, тем меньшее количество законов относятся к тебе. Так, те, кто без кавычек должны быть слугами народа, превращаются в оккупантов, собирающих дань. А мы-то считали, что иго Орды давно свергнуто. Выполняя закон, ты испытываешь чувство стыда. Окружающие начинают думать, что ты чего-то испугался, так как никому не приходит в голову, что тут может быть еще какой-то мотив, кроме страха наказания. Так как гражданственность и уважение к другим в России не могут служить мотивом следования закону, я для себя придумал иной мотив - рассеянность. Если на перекрестке окружающие идут на красный свет, я ожидаю зеленого с самым рассеянным или мечтательным выражением лица, призванным сказать: "Я и сам люблю перебегать на красный, но вот что-то вспомнил, задумался". В России любят так написать свод законов, чтобы радость от их нарушения или восторг от своей исключительности мог испытать каждый, даже самый бесправный член общества. С какой гордостью русский таксист говорит: "В такси можно не пристегиваться!" Да такую привилегию таксист ни на что не променяет! А привилегия эта типично русская: лететь при аварии мордой в стекло. Поэтому когда говорят, что российские законы противоречат друг другу, не имеют смысла, что все их в совокупности невозможно исполнять (и они, наконец, просто нечестные), это означает, что люди не понимают принципа, на котором российские законы основаны: даже самому забитому бедолаге здесь дается возможность хоть какой-нибудь захудалый закончик нарушить, чтобы он себя человеком чувствовал. Человеком? Да нет же, богом! А что будет, если все-таки найдется чиновник, предлагающий принять логичный и исполнимый закон? Другие посмотрят на него с удивлением. "Ты что, собираешься исполнять этот закон? Законы же не для нас, а для букашек, у которых нет власти. Видно, чувствуешь, что скоро потеряешь власть. А почему? Не иначе, много берешь и не делишься!" Чем глупее закон, тем очевиднее, что власть предержащим дано негласное позволение его нарушить, а подзаконную чернь глупый и неисполнимый закон задавит лучше закона реалистичного, да и сумма взяток возрастет. Для тех, кому все позволено, нарушение закона становится манифестацией своего превосходства, такое нарушение не страшно, а радостно. Поэтому закон, с одной стороны, такой нелепый, а с другой - кары за его невыполнение такие жестокие: ведь выполнять его или не выполнять - вопрос для насекомых, а не для богов. А что касается жестоких кар, так насекомого и ногой раздавишь - не заметишь. Каждый закон есть линия, а линия делит плоскость на две части: над ней и под ней. Возьмем закон об ограничении скорости до 60 км в час. На Западе этот закон означал бы, что ехать быстрее 60 км в час может только скорая помощь. В России же этот закон означает две вещи: обычные люди за его нарушение платят штраф, а другие могут ездить со скоростью 150 км в час, и им еще честь отдают. Слуги народа у нас самые торопливые, зато сколько они успевают сделать для людей! Посмотрим, как работает гаишник. Есть совершенно понятные правила дорожного движения, но водители нарушают их по следующим причинам: потому что они плохие водители, потому что нарушение закона позволяет им считать, что они лучше, чем они есть на самом деле, и наконец, потому что они бессмертные боги и свято надеются на "авось". Гаишник же останавливает не нарушителей, а тех, кого он хочет остановить. Он внимательно смотрит на номера, боясь остановить какого-то важного человека (и нарушая этим основополагающий принцип равенства всех перед законом), а остановив "простого гражданина", может обыскать его или даже избить. Затем гаишник, пользуясь властью и авторитетом государства, вымогает взятку (лишая страну дорожного сбора и обрекая население на лишние жертвы из-за плохих дорог) и отдает часть этой взятки генералу (коррумпируя верховную власть и создавая предпосылки для введения новых законов, единственная цель которых - взяткособирательство). Здесь мы видим еще два свойства российских законов. Первое. Пост чиновника до сих пор должен называться "кормление", то есть наш гаишник - это прямой правопреемник татарского хана. В той географической точке, где чиновник поставлен, он имеет возможность интерпретировать закон как ему в голову взбредет. Перед начальством он отвечает только за создание атмосферы подконтрольности и страха для всех и необоснованных привилегий для избранных. Кстати, о подконтрольности: она здесь мнимая, так как глаз на затылке у гаишника нет. Это такая же иллюзия, как и то, что "при Сталине был порядок". Порядок и контроль власти над ситуацией возможен только там, где каждый гражданин сознает правильность и выгодность закона для него самого и посему его исполняет. Второе. Мы видим, что такой чиновник не наблюдает за действиями водителя, а создает возможность или даже полную неизбежность нарушения. Установка знаков, которые абсолютно невозможно не нарушить, или установка запрещающих знаков в кустах - вот следующий шаг русского закона. Многие россияне, наверное, не отдают себе в этом отчета, но между законом и волчьим капканом все-таки есть разница: законы создаются не для того, чтобы ловить и грабить, а для того, чтобы уменьшить трения между людьми, дать им возможность сосуществовать с наименьшим количеством конфликтов при наибольшем уровне свободы каждого. Человек должен быть окружен законом, поддержан и защищен им. Он должен координировать с законом свою повседневную деятельность, чтобы делать все, что ему хочется, не мешая при этом другим. Но для этого человек должен сам участвовать в написании и защите этих законов. Так что на сегодняшний день нет в русском языке эквивалента английскому слову "law". Для большинства закон недоступен, а меньшинство использует закон как червя: либо давит его ногой, либо наживляет на рыболовный крючок, чтобы поймать очередного несчастного, которого закон поможет ограбить или обратить в рабство. Смысл происшедшей на Западе великой
революции состоит в том, что там поняли:
население состоит не из богов и червей, а из
людей; каждый человек, имеет абсолютную и
уникальную ценность и посему должен быть
защищен законом и наделен правами, которые
дадут ему возможность достичь
максимального развития. В России к
пониманию того, что страна населена людьми,
еще не пришли. На Западе человек нашел в себе силы объявить о своей слабости и сказать: "Да, я всего лишь человек и нуждаюсь в защите, которую могут предоставить мне законы. Только в этом случае я могу функционировать нормально". Он объявил и о своей силе, сказав: "В обмен на права, предоставленные мне обществом, в обмен на защиту моей личности, обеспеченную мне обществом, я возьму на себя обязанности - прежде всего перед самим собой, а потом и перед обществом". Российское же общество продолжает объявлять себя состоящим из богов, а боги либо не нуждаются ни в какой защите, либо становятся беззащитными до такой степени, что их можно уничтожать миллионами. Русские просто не нашли в себе силы объявить себя людьми и взять на себя всю вытекающую из этого ответственность, и это реакция объяснимая, потому что общество отказывается считать кого бы то ни было человеком и гражданином. В Евангелии говорится о том, как Бог прислал на Землю Сына своего в образе Человека. Мог прислать в образе горы, дракона, огня - а прислал в образе Человека. Для Бога Человек является достойным такой великой задачи. А для русских не то что обыкновенный человек, хотя именно о нем, о самом обыкновенном человеке, здесь и речь, - для русских и Сахаров не достоин слова, и Высоцкий не достоин концерта, и Пушкин не достоин свободы. Россияне, побывавшие на Западе, любят рассказывать, что немцы и французы не являются "теплыми" людьми. Они готовы тебе улыбнуться, посидеть с тобой в баре, но не пригласят тебя домой и не поделятся с тобой последней рубахой. Россиянин возвращается из Франции домой убежденный, что люди в России намного теплее, добрее и участливее. И это действительно так. Но то же самое доброе участливое российское общество недавно истребило десятки миллионов своих сограждан. Есть ли в этом какое-либо противоречие? Абсолютно никакого противоречия здесь нет. На Западе каждый человек считается обладающим своим частным пространством, и в это пространство не принято залезать никому. В России у человека нет никакого частного пространства, потому что он не считается личностью, обладающей собственностью на то место, где он находится, поэтому с ним легко разделить последнюю рубашку и так же легко уничтожить его. В России действительно принято снимать с себя последнюю рубашку, но пациент российской больницы, солдат российской армии или старик, живущий на свою ничтожную пенсию, видят и оборотную сторону этой медали: если ты "безрубашечник", если ты никто, к тебе применимы и безразличие, и жестокость. Вот почему на Западе люди не делятся последней рубахой: она символ того, что у человека что-то есть, а раз так, то с ним надо считаться. Вот почему там, где русская доброта, там и русская жестокость. А на Западе есть и дистанция между людьми, и уважение к каждому человеку, королю в своем замке, владельцу своей рубашки. Если бы в России могли определить человека как уважаемую, необходимую, но в то же время нуждающуюся в поддержке ячейку общества, ту жестокость, с которой мы сталкиваемся каждый день, было бы трудно объяснить. Но в России жестокость направлена не на человека. Человека как такового российская жизнь еще не открыла, еще не осознала для себя. Русские - добрый народ, и то, что кажется жестокостью, есть просто стиль отношений между богами. А бога никакая дедовщина, никакое хамство обслуживающего персонала больницы не могут затронуть. На самом деле, для бога это как комплимент: "Мы бьем тебя, и это означает, что мы знаем, что тебе не больно, потому что ты бог". Ну, а если больно, то ты, братец, дьявол, и тогда любая жестокость по отношению к тебе полностью оправдана. Вот бабушка говорит: "Во время ленинградской блокады люди жили 900 дней на 200 г хлеба в день, и зимой температура была 30 градусов ниже нуля, и все время бомбили, а ты еще требуешь, чтобы продавщица к тебе вежливо относилась? Совести у тебя нет!" То есть она установила очень высокий стандарт отношений, который только боги могут выдержать. С одной стороны, блокаду Ленинграда никто, кроме русских, и не выдержал бы, а с другой - никакое правительство не отнеслось бы так плохо к своим гражданам, как сталинское правительство к блокадникам. Ведь пути доставки продуктов и других необходимых вещей в блокадный Ленинград существовали. Высшие партийные руководители города не нуждались ни в чем ни дня. Так вот, бабушка: бог и выдержать может все, и не нуждается ни в чем, а человеку и такая мелочь, как вежливое отношение продавщицы, необходима. Нам остается только выбрать, кто мы на самом деле: боги или все-таки люди? Следующая характеристика, отличающая Россию от западного общества, - это концепция власти. На Западе считается, что власть дается законом. Президент получает власть потому, что он юридически корректно избран на пост, который позволяет ему осуществлять соответствующие полномочия. Что такое "соответствующие полномочия"? Это строго определенный перечень прав, в том числе и право приказывать другим людям, а вместе с ними не менее строго определенный круг обязанностей. В американской армии сержант может послать рядового на смерть, но не может приказать ему чистить пол зубной щеткой. Американский президент может объявить войну, но не может соврать насчет своих интимных отношений простому районному судье. В России же президент своим указом может взять себе столько власти, сколько захочет, и действовать как хочет. И на гаишника нет никакой управы, и на простого гражданина тоже нет. Нет лимита власти - нет у подвластных ей граждан прав, нет и отчетности перед ними. Подвластные страдают, но пытаются такой власти противодействовать, чтобы сохранить себя, ибо это для них не власть, а ярмо. Отказываются подвластные подчиняться - власть становиться все более и более жестокой, неподотчетной и бессмысленной, все более отдаляется от народа. Татаро-монголы правили Россией ничуть не хуже русских, потому что не было в России (как нет и до сих пор) концепции власти, то есть специфических прав, полученных в обмен на обещание выполнить строго определенную задачу. Гаишник может остановить тебя без всякой причины, здесь его права ничем не ограничены. Но теперь-то я нахожусь под защитой закона, не так ли? Не так. Я виноват автоматически и должен нарушать закон теперь уже не понарошку (я имею в виду то несуществующее нарушение, которое предписывает мне гаишник), а на самом деле, давая гаишнику вымогаемую им взятку. А что если я честный и добропорядочный гражданин, и не нарушал, и взяток не даю? Вот тут-то на меня и обрушатся "законы", да так, что в следующий раз взяточка у меня будет готова даже до того, как товарищ капитан соизволит объяснить мне, в чем я в очередной раз "виноват". Итак, если жертва отказывается подчиняться грубой силе, ее принуждает к этому закон! Я кричал: "Беззаконие, грабеж!", а гаишник только улыбнулся: "Беззаконие? Ну, так на тебе закон". "Ой, не надо, не надо закона, лучше уж беззаконие, грабеж!" Да поздно. Ну ладно, в следующий раз я буду знать, что кроме рэкета и права сильного в России не узаконено ничего. Ну а взятку я компенсирую небольшим воровством на своем рабочем месте: не одни гаишники могут в России жить. Для тех, кто не может понять, что в этой истории неправильно, объясняю: роль гаишника состоит в том, чтобы обеспечивать безопасность на дорогах, роль закона состоит в том, чтобы рациональный человек выбирал честное, доброжелательное поведение, в том, чтобы в обществе существовала цепная реакция добрососедства, а не насилия и грабежа, чтобы защищать и поощрять честного гражданина, а не в том, чтобы быть оружием в руках грабителя. Так как единственная функция закона в России - помочь сильному обидеть слабого, то даже сильный не может выжить в одиночестве. Вот почему в России человек представляется "Я - от Виктора Петровича", в то время как на Западе закон дает человеку силу представиться "Я - Питер Джонсон". Ах, ты от Виктора Петровича, ну проходи, проходи. Впустили, а все равно грустно: о какой же личности может идти речь, если все твое бытие определяется тем, кто тебя заметил и временно наделил некой значимостью? Так почему же в России нет нормального закона? Потому что человеку не дана та частная территория (как в прямом, так и в переносном смысле), на которой этот человек царит и является обладателем прав и полноправным субъектом закона. А нет этого, так нет и метода бескровного выяснения отношений между двумя обладателями прав. Поэтому закон в России сводится исключительно к вопросам личных отношений, а мораль базируется на лояльности гражданина. Есть еще один аспект российской жизни, который позволяет нам говорить о том, что эта страна населена богами, - так называемое сверхчеловеческое усилие. Если в Голландии ты хочешь вспахать свое поле, то можешь сразу и начинать: ведь, по всей вероятности, поле у тебя малюсенькое. В России же поле может быть размером во всю Голландию и его просто так не вспашешь. К такому подвигу надо подготовиться, и русские подходят к этому всерьез: либо мечтают, как это поле окажется вспаханным, либо ставят на стол водку в ожидании, пока появятся сверхчеловеческие силы, необходимые для того, чтобы начать пахать. Иногда русские собирают свои силы в кулак и вспахивают это поле, но чаще дело водочкой и мечтой и оканчивается. Ландшафт России испещрен последствиями такого подхода: это либо гигантский пустырь, либо громадный проект, чаще всего незаконченный. Здесь никогда не умели довольствоваться малым и делать то, что может быть сделано. Богам громадное подавай, но как дойдет до дела, оказывается, что в большинстве случаев все-таки русские - не боги. Зато в Великой Отечественной войне наверно все-таки боги. В этом стремлении к величию, в этом презрении к тому, что ростом с человека, есть страх и комплекс неполноценности, и порожден этот страх отсутствием в российском обществе писанных для человека законов. Здесь человеком не прожить, и надо все время заявлять о своей силе. Для построения того, что адекватно реальной задаче, ни сил, ни уверенности в себе нам не хватает, потому что в нашем стремлении жить по-человечески мы не находим поддержки закона. Многие русские спиваются, а средняя продолжительность жизни мужчин в России - самая низкая в Европе. Не происходит ли это потому, что они ставят перед собой задачу достичь величия, а это требует больше сил, чем у них есть, и порождает неразрешимый конфликт? Западные мужчины имеют достаточно внутренней силы чтобы смириться с тем, кем они являются на самом деле, и быть самими собой, вместо того чтобы пытаться прыгнуть выше головы. Постановка сверхчеловеческой, недостижимой задачи есть проявление трусости перед той задачей, которую возможно решить. Если собой быть недостаточно, если нужно стать гигантом, которым на самом деле стать невозможно, следующий шаг - принять решение ничего не делать. Тогда можно сказать: "Я просто еще готовлюсь, дело-то вон какое сложное". Любой человек может объявить себя чемпионом мира по бегу, если он к беговой дорожке еще не подошел. Население России испытывает один из самых больших уровней стресса в современном мире. Мы уверены, что у нас есть крылья, вот только их не дают развернуть. На Западе человек считает совершенно нормальным жить без крыльев и представляться окружающему миру в качестве просто человека, со всеми его слабостями и нуждами. В XX веке в России не было изобретено практически ничего из того, что упрощало бы каждодневную жизнь, а на Западе были разработаны и внедрены десятки тысяч таких изобретений. Но в космос первыми полетели все-таки русские. Еще одна характеристика бога - это то, что бог живет вечно. Он не умирает, у него всегда есть завтра. И этот аспект тоже отражен в российской жизни. Мы уже говорили, что в России поле может обрабатываться тысячу лет, и все равно там будет торчать булыжник. Если показать такое поле немцу, он будет страшно удивлен: "Как могло случиться, что за тысячу лет культивации люди не нашли время выкопать булыжник и убрать его? Ведь раньше он мешал конному плугу, а теперь мешает тракторам!" Мы уже говорили, что одна из причин в том, что русские не могут поверить, что поле действительно принадлежит им. Но есть и другое объяснение, которое мы можем предложить: возможно, прошло еще мало времени. Для немца, проживающего одну человеческую жизнь, не убрать булыжник в течение своей жизни и передать поле с булыжником сыну является чем-то постыдным. Русский же человек живет вечно, и у него всегда есть "завтра", так что можно отложить уборку камня еще лет на двести. Сменились десятки поколений, а булыжник и ныне там. Немец, у которого есть поле, считает себя крестьянином, и поле является его лицом, его визитной карточкой. Русский же, даже если у него есть поле, никогда крестьянином себя не считает: он кто угодно - поэт, мыслитель, танцор, пьяница, бабник, но только не крестьянин. Русский человек полагает себя многосторонней натурой, и не считает, что его нужно судить по тому, что являлось главным делом его жизни. Это очень важная мысль и ее стоит развить. Русский писатель Василий Розанов однажды сказал: "Хороши делают чемоданы англичане, а у русских хороши народные пословицы". Действительно, почему англичане делают такие хорошие чемоданы? Потому что англичанин, делающий чемодан, считает себя ремесленником - чемоданщиком и по хорошо выполненному чемодану предлагает другим судить себя. Русский, делающий чемодан, отнюдь не считает себя чемоданщиком. Наоборот, он говорит: "Посмотрите, как поэта заставили сидеть согнувшись в три погибели и делать чемодан! Вот я сейчас вам покажу, как из меня чемоданщика делать. Сделаю я вам сейчас чемодан, который полностью отразит ту боль, которую я испытал, оказавшись, против воли своей, в чемоданном производстве, и тот позор, который должно испытать общество, заставившее меня заниматься чемоданами. Я поэт, претят мне эти чемоданы: я только о поэзии и думаю, и даже если стихи не пишу, писал бы их, если б только меня чемоданы делать не заставили. Ну ладно, я на самом деле грамоту не знаю, но по крайней мере мои чемоданы плохи и меня не назовешь презренным чемоданщиком. Вот если бы сделать чемодан, в который можно весь Кремль упаковать, тогда, пожалуйста, и я бы такой распрекрасный чемодан вам сделал, а чемодан, в который баба будет одежду складывать, - это уж увольте!" С практической точки зрения это означает, что в России работа должна быть менее структурированной, более творческой, чтобы в процессе работы люди могли каким-то образом выразить свою индивидуальность. Следующее свойство бога - способность создать за шесть дней весь мир, а потом, на день седьмой, отдохнуть себе спокойно. Возьмем западного человека. Вот он распахал участок, посадил яблоневое дерево, окучил землю. Вот ухаживает за деревом и поливает его. Полгода ожидает урожай. Наконец собрал яблоки. Такое поведение отражает конкретный подход к проблеме отсутствия яблок. России такой подход чужд. Русские предпочитают проводить время на лежанке, мечтая о том, как возник бы на этом месте целый сад и как можно было бы собрать очень много яблок да всех ими накормить. Мысль о том, чтобы встать с лежанки ради одного дерева и производить в течение долгого времени последовательные действия по его выращиванию, кажется русскому совершенно дикой. Для тысячи деревьев одновременно он бы встал, но так как посадить и окучить их будет трудно, нужно поднабраться силенок, отдыхая на лежанке. Как не вспомнить русскую сказку про чудо-богатыря, который 33 года на печи лежал, а дракон пришел - он как взял дубину, убил дракона и героем стал. Мы видим эту сказку, свершающуюся вокруг нас каждый день, и интерпретировать ее очень просто: на лежанке 33 года богатырь действительно лежал, а потом так напился, что и дракона увидел и почудилось ему, что он дубину взял. А немец дракона убивать не хочет. Он на лежанке не лежал: он уже и яблоньку посадил, и палочку себе вытесал, и может теперь этой палочкой от яблоньки козла отогнать. А русский 33 года лежит: готовится взять дубину стопудовую. Так как яблоньки у него нет - не посадил, - то козла ему отгонять не надо. А была бы тысяча деревьев, был бы и дракон, нужна была бы и дубина стопудовая. Но тысячи деревьев пока нет, вот и дракона нет, не нужна и дубина - лежи себе на лежанке: хорошо! В России то, что реально происходит, совершенно не принимается во внимание, важна лишь цель. Вот, например, решили построить общество, основанное на братстве. В процессе строительства убили половину своих братьев и сестер. Но это ничего, ведь строили-то общество, основанное на братстве, значит все было правильно. А то, что не построилось оно, так у России всегда проблемы с исполнением: это только с мечтой нет проблем. Опять как у бога: вон что он понастроил, а задумал-то ведь, наверное, хорошо. Ну, а раз идея хорошая была, почему бы не дать коммунистам еще один шанс: ведь половина братьев и сестер до сих пор неубитая ходит, пусть во второй раз и строят общество, основанное на братстве. Те же, кто фокусирует внимание на самом процессе, пытаясь обсуждать, почему все-таки половина населения оказалась уничтожена, чужды русскому человеку. Его интересует, почему идеал не воплотился, почему братство не создалось. Видно, надо было еще полежать на лежанке и подумать. Сам же процесс строительства и его эксцессы интересны лишь немецкому историку. Русскому, как Родион Раскольников доказал, главное теорию проверить. Во время выборов 1996 года Зюганов набрал практически половину голосов избирателей. Безусловно, это не было бы возможным ни в какой другой стране, учитывая, что история коммунистической партии широко обсуждалась и стала известна абсолютно всем. Но партии Зюганова не надо извиняться за десятки миллионов трупов: это же просто издержки процесса. Надо просто сказать: "Эх, такой идеал пропадает грандиозный! В первый раз, как у нас водится, немножко неправильно строили, давайте попробуем во второй". И половина населения принимает этот аргумент именно потому, что привыкла яблони сажать, лежа на лежанке. Это отношение к реальности позволяет увидеть еще одну особенность нашей цивилизации: русские могут спокойно жить в совершенно беспорядочном материальном окружении. Вот, например, одна женщина объясняет, как добраться до ее квартиры: "Когда войдешь в лифт, нажми на кнопку, на которой написано 18". Сколько, вы думаете, этажей в ее доме? Как минимум, восемнадцать? Неправильный ответ. Она живет на пятом этаже 9-этажного дома: просто в ЖЭКе не нашлось кнопки с этим номером. Стоит ли говорить, что это единственная страна в мире, в которой пятый этаж указывается кнопкой "18"? Это происходит потому, что в России процесс не имеет значения, важна только цель: "Добрался же?" - говорит эта женщина, открывая входную дверь. А почему добрался? Потому что есть у русского человека то божественное знание, которое помогает ему объективную реальность (в данном случае, номер 18) просто игнорировать. В других странах отношение к окружающей реальности намного более серьезное, и жители восприняли бы эту кнопку как издевательство. Почему? Потому что они считают себя людьми без божественного знания, и номер на кнопке лифта воспринимают буквально. Автор "Зияющих высот" Александр Зиновьев который прошел Великую Отечественную войну летчиком-штурмовиком, когда-то написал о пистолете Макарова, что из этого пистолета с десяти метров в кошку не попадешь. Однако если летчику надо застрелиться, этот пистолет никогда не откажет. Кроме того, он так солидно сделан, что им можно при случае и гвоздь забить. Так что пистолет Макарова - это типично российское изделие. Оно универсально (то, что богу понравится), но по своему основному назначению не применимо. Такое отношение к реальности хорошо видно по тому, как русские составляют договоры. На Западе договор заключается между "сторонами", в нем перечисляются все обязанности сторон, а также предусматриваются все конфликтные ситуации. Для подписания и исполнения контракта "сторонам" совершенно не обязательно быть в дружеских отношениях, но после его исполнения они не становятся врагами. Русский контракт стремится ответить на вопрос: "Друг ты мне, Вася, или не друг?" Идея дружбы здесь важнее реальности бизнеса, и нарушение договора рассматривается как подлое предательство, которое можно искупить только кровью. В результате один из партнеров оказывается на кладбище, а другой (хотя и значительно реже) - в тюрьме. Преступления в России часто совершаются из чувства доброты. Если тебе хамят, то для того, чтобы ты лучше понял и в следующий раз лучше знал. Бьют и убивают тебя из чувства жалости. А деньги отнимают - это тебе наука. Тем более, что каждый считает себя не человеком, а богом и посему должен быть готов стерпеть любое издевательство. Разница между Россией и Западом состоит в том, как люди формулируют свои желания. На Западе начинают с того, что достаточно хорошо, а потом стараются это еще улучшить. Сначала человек строит хороший дом, потом, учтя свои ошибки и приобретя опыт, - следующий дом, получше. Привлекательность такого подхода в том, что никто сразу не пытается достичь идеала, построить что-то божественное. Человек признает, что он лимитирован в своих возможностях. Но он создан для чего-то великого, как же сделать так, чтобы его стремления были достойны его высокой миссии? На Западе люди с самого начала планируют свои поступки под человеческий размер, и, несмотря на то, что в этих поступках нет ничего героического, довольствуются достигнутым и спокойно готовятся сделать следующий шаг. Западный человек задумал сделать себе простой уютный домик - построил его и живет. Теперь следующий шаг: пристроить к своему дому крыльцо. Русские же начинают с абсолюта, с самого большого из того, что может подсказать их воображение. Вместо того чтобы построить нормальный дом, они мечтают о громадном дворце. Но нужно где-то спать. Поэтому они строят времянку и поселяются в ней. Русский человек продолжает мечтать о дворце и никак не улучшает свою времянку. Казалось бы, западный человек поселился в своем домике постоянно, но на самом деле - временно, потому что его жилище постоянно совершенствуется, превращаясь в большой солидный дом. Русский человек думал, что он поселился во времянке ненадолго, до постройки дворца, но времянка становится его постоянным жильем. И это не все. Какой бы дом у западного человека ни был - либо первый уютный домик, построенный с самого начала, либо с крыльцом, а то и с башенкой, который у него сегодня, - у него нет конфликта со своим жильем. Поэтому западный дом так чисто прибран. У русского же, мечтающего жить во дворце, но живущего во времянке, психологический конфликт со своим жильем громадный, и этот конфликт выражается в том, что он загаживает свое жилье, показывая себе и всему миру, что это жилье для него временное и что он оказался в нем случайно. Все мы сталкивались с вандализмом в подъездах наших домов и вокруг них. Это и выжженные кнопки лифта, и написанные на лестничной площадке неприличные слова, и грязь и неустроенность во дворах. Это происходит потому, что психологически русский человек не позволяет себе поверить в то, что это и есть его дом. Как может бог, личность, достойная дворца и нарушающая все возможные законы, жить в таком неприглядном месте? Это временно, это просто шутка, игра, в которую я играю. Не может русский человек и поверить, что вокруг него расстилается его страна - Россия. Таков у нас и закон. Ведь что такое закон - это просто чистота нашего подъезда. Мы делим подъезд с соседями, и подъезд это общая часть нашей квартиры, место встреч с другими. Точно такую же функцию, как и подъезд несет на себе закон. Так вот, мы отделяемся от нашей лестничной клетки бронированными дверями, зажимаем нос от царящего там запаха, пишем там на стенах матерные слова. А на Западе на лестницах ковровые дорожки. Мы строили Дворец Советов с самой большой статуей Ленина наверху, построили лишь котлован (бассейн "Москва"), но храм Христа Спасителя взорвать все-таки успели. Зато сегодня в Москве очередь на получение муниципального жилья реально составляет сорок пять лет. Итак, Россия - это цивилизация времянок, цивилизация людей, ориентированных на величие. Что такое величие и какое место величие занимает в человеческой цивилизации? Чем человек отличается от обезьяны? Он исследует окружающий мир, устанавливает причинно-следственные связи и может ответить на ряд вопросов: "Так это или не так, правильно это или неправильно, так должно быть или нет?" Из этого поиска правильности и порядка в мире рождается некое эстетическое, а не просто логическое восприятие порядка, которое можно назвать чувством красоты. Красота - это эстетическое удовлетворение от того, что все устроено правильно. Даже больше, красота - это когда все оказалось еще более правильным, чем человек рассчитывал. Вот он взглянул на закат солнца, и закат был еще более красочным, чем человек ожидал. Тогда он может сказать: "Закат солнца сегодня был красивым". Первый шаг - это понимание красоты. Следующий шаг. Человек начинает думать: "Ну, а как же сделать так, чтобы в моей жизни было больше красоты, как мне стать достойным красоты?" Очевидно, надо что-то делать с собой. Воспринимать красоту невозможно без внутренней чистоты, внутренней гармонии. Если человек очистился, то есть подготовил себя к восприятию красоты, можно сказать, что он честный, или что у него есть честь. Имея честь, человек постоянно готов к восприятию чего-то лучшего, более достойного, более высокого - готов к восприятию красоты. Честь - это внутренняя чистота, заработанное достоинство. Слова "честь" и "честность" - однокоренные, но слово "чистота" созвучно им, наверное, не случайно. Так как красота всегда превосходит наши ожидания, расширяет наши горизонты, она позволяет человеку расти: ведь благодаря открытости красоте стандарты того, что хорошо и что правильно, все время становятся выше. Так человек достигает величия. Величие - это готовность и адекватность высочайшему стандарту добра и красоты. Итак, эволюция проходит через три этапа: Красота, Честь, Величие. Русский человек подсознательно следует этой логике, и это самая привлекательная черта русской цивилизации. Однако трудности, которые встречаются на этом пути, человек часто преодолеть не в состоянии. Среди русских мы видим много людей сломленных, не желающих жить нормальной "буржуазной" жизнью, но и не могущих добиться величия. Вот почему в русской жизни, в русской цивилизации есть место не только подвигу, но и страданию и самоуничтожению. Западная же цивилизация сознательно сужает амплитуду того, чего человеку "следует" достичь, хотя (и это очень важно) при этом и не ставит никаких специальных ограничений. На Западе было и есть много великих людей, но не потому, что общество зовет их быть великими, а просто потому, что это общество старается не мешать им быть теми, кем они хотят быть. И уж конечно, никто открыто не стремится обрезать им крылья, что является отличительной чертой русской цивилизации. Русская цивилизация думает о величии больше западной, и потому быстрее идентифицирует и уничтожает человеческий потенциал. Западная цивилизация многих выскочек прозевала, а некоторых и разрешила и даже испытывает благодарность к ним. Они любить умеют не только мертвых. Прогресс цивилизации зависит не от морального или независтливого соседа, а от того, насколько выскочка может проскочить без разрешения. А для этого ему надо есть свой хлеб, потому что как только он придет хлеб просить, его сразу на место и поставят. Итак, человек может стремиться достичь величия сам, и это приводит к двойственным результатам: "либо пан, либо пропал". Совсем иное дело, когда величия пытается достичь целая цивилизация. В России была создана самая большая империя, произошла самая кровавая революция. Но коллективное стремление к величию противоположно индивидуальному стремлению к величию по своим результатам. Стремление к красоте перерождается в примитивную крестьянскую "справедливость", в недостижимый и губительный идеал "равенства". Стремление к чести перерастает в коллективную попойку, когда вопрос "Ты меня уважаешь?" заканчивается мордобоем. А величие переходит в виртуальную реальность социалистического государства: в магазинах нет хлеба, но гражданин летит в космос. Тем не менее стремление к величию, достижение этого величия сразу, как его достигает Бог, а не человек, является привлекательной чертой российской цивилизации. Мы видим, что на Западе желание достичь красоты перешло в русло буржуазного уюта, честь опустилась до требования быть законопослушным гражданином, а вопрос о величии просто снят с повестки дня. Теперь западное государство не ожидает, чтобы гражданин помог женщине, которую насилуют. Его законопослушность ограничивается звонком в полицию. А между тем честь - это все-таки нечто большее, чем примитивная буржуазная самодостаточность, и величия невозможно достичь упорной работой. Чтобы достичь величия, нужно перепрыгнуть через самого себя. Однако история России показала, что на сумасшедшем стремлении к абсолюту невозможно построить человеческую цивилизацию. Лучше вообще не отдавать детей в музыкальную школу, чем учить их на Моцарта. Россия должна стать буржуазной европейской страной, и с этой точки зрения распад СССР был счастьем для России. Необходимо приобрести нормальный масштаб, прекратить увиливать от конкретных дел, прикрываясь огромностью задач. Если какая-то задача слишком велика, ее надо уменьшить до выполнимых размеров, а затем выполнить. Россия должна перестать быть страной невыполнимых планов и превратиться страну одной, десяти, а потом и ста небольших, но решенных задач. РУССКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ТЕХНОЛОГИИ Русская экономика и русский национальный характер могут быть описаны в нескольких словах: желания всегда непомерно большие, экономика базируется на зависти, закон и персональные отношения интерпретируются в любую сторону и являются неформальными и мягкими. Еще одно важное ключевое слово для описания русской культуры - технология. Что это такое? Технология - это строго описанный метод поведения или действий, направленных на достижение какой-то цели. Но технология бывает и социальная. Например, существует юридический принцип "виновность определяет только суд". Теперь рассмотрим следующую цитату из ведущей столичной газеты: "Сегодня была изнасилована несовершеннолетняя К. В связи с этим преступлением был задержан некто З. Подонку 20 лет". Так вот, до суда, З. - это всего лишь "задержанный" или "подозреваемый". Интересно, какой процент моих читателей сейчас подумал: "Да как он смеет защищать тех, кто несовершеннолетних насилует?" Ну что ж, тогда еще раз: я защищаю технологию судопроизводства, а подозреваемых защищаю от суда Линча. Уникальность российской цивилизации состоит в том, что российское общество абсолютно отрицает технологию. Если английский или американский закон базируется на прецеденте, который строго соблюдается в каждом подходящем случае, то российский закон даже в совершенно одинаковых случаях умудряется прийти к совершенно разным решениям. Это поразительное качество российской цивилизации хорошо описано в рассказе Николая Лескова "Левша". Напомню его содержание. Как-то раз англичане подарили русскому царю механическую блоху. Блоха, которую можно было рассмотреть только в микроскоп, пускалась в пляс и посему представляла собой великолепный образец инженерно-механического мастерства. Как только царь увидел блоху, он тотчас же решил найти русского мастера, который бы превзошел англичан и доказал, что русские умельцы еще лучше. После долгих поисков мастер был наконец найден. В Англии такой мастер жил бы в Лондоне и ходил бы в шелках и дорогом кафтане, но в России он жил в захудалой деревеньке и ходил в рваном армяке. (Это к нашей теме впрямую не относится, но мы-то знаем, в чем причина. Если ты настоящий мастер в России, тебе приходится скрываться от завистников, и как только ты заработаешь на дорогой кафтан, завистники придут и сожгут твой дом. Поэтому логично, что мастер Левша жил там, где он жил, и носил то, что носил, - иначе его бы уже в живых не было. А этот мастер, видно, и совсем великим был, у него даже имени не было: из-за глубокой конспирации звался он просто Левша, эдакий Бродский в ссылке или переводчица современных таджикских стихов Ахматова.) Ну хорошо, отдал царский курьер Левше блоху и спрашивает: "А что ты с ней сделаешь?" Левша и отвечает: "Тут подумать надо, я с ней чего-нибудь да сделаю". Это "чего-нибудь" очень хорошо раскрывает подход Левши к работе. Слава Богу, что этого разговора английский мастер не слышал, а то с ним бы инфаркт случился еще до того, как Левша к блохе прикоснулся: блоха-то безусловно имела пять томов технической документации и потребовала десять лет расчетов. Царский курьер предлагает Левше микроскоп, но Левша с презрением его отвергает: "Зачем мне этот ваш мелкоскоп, у меня глаз и так пристрелямши". Даже тут он показывает, с каким презрением относится к технологии, в том числе и к технологии общепринятого языка. Естественно, когда Левша возвращает блоху царю, она уже больше не пляшет. Когда же царь, в ярости, дает Левше здоровенного пинка (что тоже очень принято в России), выясняется, что Левша подковал блоху и на каждой подковке еще и имя свое написал. Вес подковок не был принят в расчет, и тонкая английская машинка больше не работает. Что же Левша сделал с блохой? С одной стороны, подковав ее без микроскопа и написав свое имя на каждой подковке, он достиг практически невозможного. Надо быть сверхчеловеком, богом, чтобы обладать такой ловкостью рук и зоркостью, и в этом Левша намного превзошел англичан, чья ловкость и зоркость - человеческие. С другой стороны, Левша не принял во внимание тонкие расчеты англичан, и блоха теперь не пляшет. Итак, Левша испортил блоху, и это тоже следует отметить как результат презрения Левши к технологии. Мы видим божественный "подвиг", выражающийся в том, что блоха была подкована без всяких инструментов и приспособлений. Мы также видим полное презрение к кропотливому, постепенному, муравьиному труду, который пошел на изготовление танцующей блохи: блоха испорчена одним взмахом божественной лапы Левши. История с Левшой типична, и поэтому неудивительно, что такие истории происходят и сейчас. Например, однажды я видел установленный на московском заводе швейцарский сверхточный токарный станок, который был полностью компьютеризирован и на котором можно было работать только в белом халате, строго контролируя наличие пыли в помещении. Однако из-за того, что станок был компьютеризирован, он также мог выдавать информацию о том, сколько времени на нем работали, а сколько уходило на перекуры и треп. Поэтому не прошло и недели, как на станок уронили большую кувалду. Так что теперь детали обтачиваются на станке, сделанном в 1903 году. В России ценят и уважают мастерство, которое понимается не так, как, например, в Японии. В Японии мастерство передается из поколения в поколение как наследство, и человек считает себя носителем или рабом этого мастерства. Он как бы имеет обязательство перед той традицией, которая была передана ему и которую он передаст дальше. В России же самое важное - это не сбывающаяся и не могущая сбыться мечта, и поэтому умение что-то делать не должно перекрывать эту мечту, ведь тогда мечта покажется слишком мелкой, а человек - недостойным человеческого звания. К простому трудяге, не поднимающему головы от своей работы, в России относятся с жалостью, хотя именно этот тип человека кажется достойным глубокого уважения в Японии или Германии. В России говорят: "Нужно быть хорошим человеком, а все остальное придет". Что же это такое - "быть хорошим человеком", если "все остальное" еще не пришло? Надо иметь невыполнимую мечту, все остальное - неважно. Если попытаться представить российскую
иерархию ценностей, на первом месте будет
находиться великая невыполнимая мечта,
потом дружба, мастерство и лишь потом
деньги. А вот долг, обязательность,
добросовестный умелый труд в список
необходимых качеств практически не входят;
более того, обладателю этих качеств еще
придется доказывать окружающим, что он
достоин с ними выпить. И последнее. Когда пол подметен веточками, а мусор собран в фуражку, пол чистым не бывает. Поэтому русская смекалка всегда находится в конфликте с качеством выполнения работы. РУССКОЕ И ПРОТЕСТАНТСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К РАБОТЕ Протестанты уверены, что душа человека развивается лишь в процессе созидательной работы, то есть путь к духовному совершенству лежит через упорный, добросовестный, производительный труд. Грубо говоря, яблоко, хранящее тепло рук крестьянина, есть проявление его души, которую он развил, приблизил к Богу трудом, затраченным на выращивание этого яблока. Конечно, духовное развитие проявляется не только в вещах, а и в отношении к людям, в словах и действиях. Но что лучше выражает отношение к людям, чем продукт твоего труда? В Японии сделан следующий шаг по этому пути: там самурайский меч, выкованный кузнецом, важнее этого кузнеца, то есть кузнец выражает себя через меч. На Западе все время стараются усовершенствовать произведенный продукт, так как он - зеркало души, результат духовного развития. Поэтому появляются вещи все лучше и лучше, все более облегчающие жизнь человека и приятные в эстетическом отношении. От них веет теплом и красотой, они продуманы и сделаны не просто технически компетентно, а с любовью и добротой. Больше появляется вещей не просто хорошо выполняющих свою функцию - они вызывают восхищение, они красивы. Русские уверены, что к духовному совершенству приводят не достижения и созидательный труд, а страдания, преодоление испытаний и трудностей. Какая-то логика в таком подходе безусловно есть. Если ты альпинист, то, безусловно, не захочешь, чтобы на вершину горы тебя доставил вертолет. Иисус Христос позволил простым смертным себя распять. Если западный святой - это прежде всего человек добрый, русский святой - это мученик. Русские считают смешным, что можно душу развить, работая над какой-то финтифлюшкой. Если на Западе и дизайнер стульев может быть возвеличен и боготворим, у нас даже Мересьев не святой, потому что он все-таки выжил. С точки зрения русских, если вещи, которыми человек владеет, облегчают ему жизнь и навевают благодушие, то когда же он будет страдать, какие же он будет преодолевать препятствия, как же он будет усовершенствовать свою душу? Поэтому в России на каждую попытку улучшить благосостояние человека и предоставить ему больше комфорта смотрят с презрением, если не с открытой враждебностью. Конечно, при таком подходе в России роль труда совершенно иная, нежели на Западе. Протестанты считают, что наличие материального благополучия само по себе есть благословение Божье: ведь это результат того, что человек тяжело и успешно работал. Человек, достигший материального благосостояния, не будет завистником и разрушителем. Он сможет помогать другим и передавать им опыт, достигнутый в результате многих лет успешного труда. Он станет достойным членом общества, требующим для себя прав и имеющим возможность их защитить. В России духовным считался человек, не имеющий ничего. Мы уже отмечали, что русская земля выглядит так, как будто на ней никто не живет, а только бродят из конца в конец какие-то странники. В России считается, что только отсутствие собственности дает человеку свободу. Дескать, человек не привязан ни к чему и может думать только о Боге. И опять к человеку применяется такой стандарт, который правильно было бы применить к Богу. Человеку надо есть и одеваться, и голодный человек будет думать не о Боге, а о куске хлеба. Где же ему хлеб вырастить? Ведь у него нет ни земли, ни плуга. Так что будет он думать, где ему этот хлеб украсть. Вот тебе и мысли о Боге. Какую же все-таки свободу дает бедность? Отсутствие ручки не дает свободы писать; наоборот, отсутствие ручки лишает возможности писать. Единственную свободу, которую действительно дает бедность, так это свободу убежать, свободу опять оставить землю без хозяина. У русского общества действительно есть свойство, благодаря которому материальный достаток создает опасность для свободы: увидев твой достаток, завистники тебя не только свободы - жизни захотят лишить, а без вещей убегать быстрее. Считается, что бедный свят, потому что он один не порождает в соседях зависти. А на Западе сказали: "Ничего себе, хороши соседи! Давайте лучше сделаем так, чтобы в каждой семье было изобилие, и таким образом уничтожим зависть раз и навсегда". На Западе считают, что материальные блага не только не лишают свободы, но обеспечивают и охраняют ее. Тем более, что в западном обществе окружающие не будут лишать человека, обладающего некими материальными благами, свободы и жизни из-за того, что он ими обладает. Поэтому эти блага дадут ему больше возможностей и свободы. Утверждения о том, что обладание материальными благами отдаляет человека от Бога и поэтому аморально, о том, что только отсутствие имущества может дать свободу, являются идеальной идеологической подоплекой для зависти и нежелания работать. Что может быть более морально, чем лентяйничать, если человек просто не хочет материальных благ? И как можно приблизить соседа к Богу быстрее, как можно быть к нему добрей, чем просто спалить его дом: много добра ведь он не спасет и пойдет себе, босой и свободный, в поисках духовности. Ну хорошо, работает человек. Но ему же зарплату платят, значит, не страдает он, шкурничает. Это плохо. А ну как он работает бесплатно? Вот интересно ему работать, он и работает - абсолютно бесплатно. Это вообще гедонист какой-то: ему видите ли, нравится работать и он ищет удовольствий. Не близок к Богу такой человек. А кто же близок? Тот, кто через работу одни страдания имеет и посему, согласно русской теории, растет духовно. Бесплатно делает то, что в тягость ему, что он ненавидит. А кто это такой, чтобы и работал, и воротило его от этой работы, и денег бы не платили? А это и раб, и крепостной, и каторжник, и зек, и колхозник, и не получающий в "демократической" России годами зарплату шахтер, и тот, кто заработал, да налоговая наехала. Одним словом, и сегодня государство о нашей духовности очень заботится. С момента введения христианства на Руси ни на день не прерывалась традиция рабства. Но это и хорошо: рабы в России не хуже Симеона Столпника свою плоть истязали, а значит и были (хоть и насильно) устремлены к тому, что в России считают духовностью. На Западе с готовностью восприняли призыв Христа любить ближнего своего как самого себя. Люди научились любить и уважать себя (прежде всего надо научиться любить и уважать себя!), а потом с уважением и пониманием относиться к своему ближнему. В России любовь к ближнему проявляется как-то подпольно, как грех или производственный брак: ведь себя надо не любить, а подвергать страданиям, а ближнего так же не любить, как самого себя. За весь XX век нас любил только Сталин, крепко любил, а в ответ мы любили его. Лишь недавно мы поняли, что нас любил еще и Гитлер: изрядно дал он нам пострадать. Вот Русское Национальное Единство, патриоты русские наши, и любят Гитлера, так приблизившего нас к Богу. Немцы считают хорошо сделанные изделия признаком духовного подвижничества. Действительно, если вещь была сделано с любовью, пользование ею передает любовь, вложенную в нее создателем, и тем самым позволяет другим людям приблизиться к Богу. В России же такая вещь является восстанием против Бога: ведь эта вещь упростит жизнь человека, навеет на него благодушие. А как же "Христос терпел и нам велел"? Поэтому немецкий "Мерседес" тебя везет, а под русскими "Жигулями" ты сам лежишь с гаечными ключами, весь в масле. Более того, если вещь доделана до конца, доведена до ума, завершена, это становится грехом. Вот человек трудился, страдал, приносил себя в жертву ради своего духовного развития. А тут вдруг - завершена" Значит, труд, а вместе с ним и страдание, завершены, духовный подвиг как бы отринут. Не хочу я больше страдать - ведь теперь у меня есть эта финтифлюшка. Подобное чувство выражено у Пушкина: Миг вожделенный настал: окончен мой труд
многолетний. Настоящий русский продукт должен быть каким-то образом незакончен и нести на себе очевидные следы страдания его создателя. Поэтому русские так любят громадные и неструктурированные проекты: они никогда не могут быть закончены и никогда безболезненно не проходят. Возьмем, например, такую низкотехнологичную вещь, как забор. Русский покосившийся дырявый забор показывает, что за ним живет человек высокодуховный. Во-первых, в таком заборе всегда есть дырочки, глядя в которые завистливые соседи могут убедиться, что во дворе нет ничего, кроме двух полуголодных куриц. Сравним его с немецким высоким, сплошным и свежеокрашенным забором. Почему же таких заборов в России почти нет, а те, что есть, вызывают ярость прохожих? Ведь никто не сомневается, что русские могут сделать забор ничуть не хуже. Единственное объяснение, которое я вижу: не заборщик я презренный, и от соседей мне скрывать нечего, а уж как я страдал, забор свой строя! То же можно сказать про дороги. Если дорога ровная и прямая, можно без приключений куда-то доехать, и тебе уже не захочется петь: "Эх, дороги, пыль да туман, холода, тревоги, да степной бурьян". Как перевести на немецкий язык выражение "Эх, дороги"? "Спасибо тебе, дорога, за то, что ты так хорошо испытала мое терпение и умение переносить трудности"? В Германии такую песню не поймут. В России важен не результат труда, а процесс. Процесс сопряжен со страданием, а результат, то есть создание продукта, означает конец этого процесса, конец страдания и богоискательства, конец самого будущего. Вон немец за своим забором телевизор смотрит и пиво пьет. С российской точки зрения, немцу что за второй бутылкой пойти, что повеситься - все должно быть едино, так как у него нет будущего. Ну еще один день поработает, ну станет Германия еще богаче, чище, красивей - кому это надо? А наш дядя Ваня, мимо своего полуразвалившегося забора проходя, думает с нежностью: "Надо бы подновить забор, уж двадцать лет стоит разваленный"" И когда Ваня открывает бутылку водки, его глаза устремлены в будущее: у него есть планы на забор, его подновить надо. Какое заметное, даже революционное изменение это будет! Все сбегутся смотреть на забор! Но важно не починить раз и навсегда, а подновить, а то мечтать не о чем будет. А вы могли бы объяснить немцу, что значит "подновить", то есть "начать, но ни в коем случае не доделать до конца"? В протестантской этике абсолютно идеально сделанный продукт есть как бы воплощенная молитва. Человек показывает Богу совершенное творение и говорит: "Ну вот, взгляни на то, что я создал, я достиг предела своих возможностей". Если Христос сойдет на землю, то немец, выйдя из своего блестящего "Мерседеса" (заработанного честным упорным трудом), покажет его Богу как венец своей трудовой деятельности. Русский же вылезет из-под своих полуразобранных "Жигулей" и, вытирая руки о фартук, скажет: "Видишь, страдаю, как Ты приказал. В трудах добываю хлеб свой и материальное ставлю ниже духовного. Кто ж это ржавое корыто, на котором мне приходится ездить, поставит выше духовного?" Примеров этому очень много. Возьмем хотя бы знаменитое полотно "Явление Христа народу" Иванова, хранящееся в Третьяковской галерее. Во-первых, это огромный холст. Во-вторых, на этом холсте есть ошибка: не того цвета тень от плаща. Перед нами истинно русская картина: и по масштабам, и по недоделанности, и по сюжету. Другой пример - это совершенно идеально исполненные пасхальные яйца, сделанные в России Карлом Фаберже. В России в тот момент были все необходимые технологии и возможности для их производства, но создал их Карл Фаберже, человек все-таки не русский. Отметим, до какой степени русским проектом было строительство коммунизма. Мне возразят: "Как же так, ведь коммунизм стали строить сразу?" А это одно и то же. Или сто лет планировать, или делать сразу, без всякого плана. К необъятному заданию иначе не подойдешь. Итак, труд научил немца производить все что угодно, а русского - терпеть все что угодно. С точки зрения бизнеса, эти различия могут быть использованы следующим образом. Теоретическая проблема любой сложности может быть успешно разрешена русским ученым. Рационализаторское решение тоже может быть с успехом найдено. Для русских необходимо живое отношение к работе, наличие нестандартных ситуаций и какой-то интересной цели. Тупая работа (скажем, на конвейере) здесь не очень подходит. Русский рабочий всегда хочет каким-то образом оставить свою метку на изделии, а при массовом производстве это означает брак. В русской культуре страдание является ценностью, целью, мы его хотим и щедро даем друг другу. И тут между нами и Западом существует непроходимая пропасть непонимания. В апреле 1945-го американцы и англичане знали, что Берлин превращен в крепость. Поэтому они его не брали. Мы тоже знали, что Берлин превращен в крепость. Поэтому мы его брали без подготовки, к празднику 1-го Мая, ценой жизни сотен тысяч солдат, погибших за день до Победы. Взяли - и отдали половину Берлина западным союзникам. Сталин торопился вести солдат под немецкие пулеметы: после капитуляции, дать нам страдание немцы уже не могли. |
Московский Либертариум, 1994-2020 |