1. Предсказание в естественных науках
В естественных науках существует два способа
предсказания будущих событий: обобщающее
предсказание и статистическое предсказание.
Первое говорит: из а следует b. Второе
говорит: в х% всех случаев из а следует b;
в (100-х)% всех случаев из а следует не-b.
Ни одно из этих предсказаний не может быть
названо аподиктическим [54]. Оба основываются на
опыте. Опыт необходимо является опытом прошлых
событий. Для предсказания будущих событий к нему
можно прибегнуть только при помощи допущения,
что в стечении и последовательности природных
явлений существует неизменное единообразие.
Опираясь на это априорное допущение,
естественные науки переходят к синтетической
индукции, выводящей из регулярности, наблюдаемой
в прошлом, такую же регулярность в будущих
событиях.
Синтетическая индукция является
эпистемологической основой естественных наук.
Тот факт, что различные механизмы и устройства,
сконструированные в соответствии с теоремами
естественных наук, управляются и работают
ожидаемым образом, обеспечивает практическое
подтверждение как соответствующих теорем, так и
индуктивного метода. Однако это подтверждение
также касается только прошлого. Оно не исключает
возможность того, что однажды силы, до сих пор нам
неизвестные, могут внести хаос в наше знание и
технологические навыки. Философ должен признать,
что не существует способа, с помощью которого
смертный человек может получить определенное
знание о будущем. Но у действующего человека нет
причин придавать какое-либо значение логической
и эпистемологической ненадежности естественных
наук. Они являются единственным имеющимся в его
распоряжении умственным инструментом, который
можно использовать в безостановочой борьбе за
жизнь. Они доказали свою практическую ценность.
Поскольку у человека нет другого пути к знанию, у
него не остается другой альтернативы. Если он
желает выжить и сделать свою жизнь более сносной,
он должен признать естественные науки в качестве
проводника к технологическим и терапевтическим
успехам. Он должен вести себя как если бы
предсказания естественных наук были истиной,
пусть не вечной, непоколебимой истиной, но по
крайней мере остающейся истиной на тот период
времени, на который человек может планировать
свои действия.
Уверенность, с которой естественные науки
объявляют добытые сведения, не основывается
исключительно на этом как если бы. Она
выводится также из интерсубъективости и
объективности опыта, т.е. сырья естественных наук
и отправного пункта их рассуждений. Способность
восприятия внешних объектов характеризуется
тем, что все, кто способен их воспринимать, легко
приходят к согласию относительно природы этого
восприятия. Не существует расхождений по поводу
считывания показаний, которые не могут привести
к окончательному решению. Ученые могут спорить
по поводу теорий. Споры относительно того, что
называется чистыми фактами, никогда не бывают
продолжительными. Невозможны никакие дебаты о
том, является ли данное вещество медью или
железом или весит ли оно два фунта или пять.
Нелепо не признавать важности
эпистемологических дискуссий по поводу
индукции, истины и математического вычисления
вероятности. Однако эти философские изыскания не
помогают нам в анализе эпистемологических
проблем наук о человеческой деятельности. Все,
что эпистемология наук о человеческой
деятельности должна помнить о естественных
науках, это то, что их теоремы, несмотря на то, что
они выведены из опыта, т.е. из того, что случилось
в прошлом, успешно применяются для планирования
будущих действий.
2. История и предсказание
С точки зрения логики процедуры, применяемые в
самых сложных исследованиях в области
естественных событий, не отличаются от
повседневных занятий любого человека. Логика
науки не отличается от логики, используемой
любым индивидом в размышлениях, предшествующих
его действиям, или в оценке их результатов
впоследствии. Существует только одно a priori,
только одна логика, понятная человеческому
разуму. Следовательно, существует только один
корпус знаний естественной науки, который может
выдержать критическое исследование имеющегося
опыта посредством логического анализа.
Так как существует только один способ
логического мышления, то существует только одна
праксиология (и, коли на то пошло, только одна
математика), действительная для всех. Как не
существует человеческого мышления, которое не
может разграничить А и не-А, так и не
существует человеческой деятельности, которая
не сможет разграничить средства и цели. Это
разграничение подразумевает, что человек дает
оценку, т.е. что он предпочитает А по
сравнению с В.
Для естественных наук пределом знания является
установление конечной данности, т.е. факта,
который не может быть сведен к другому факту, из
которого он возникает как необходимое следствие.
Для наук о человеческой деятельности конечной
данностью являются ценностные суждения
действующих субъектов и порождающие эти
ценностные суждения идеи.
Именно этот факт не позволяет использовать
методы естественных наук для решения проблем
человеческой деятельности. Наблюдая природу,
человек обнаруживает неумолимую регулярность в
реакции объектов на раздражения. Он
классифицирует предметы в соответствии со
схемой их реакции. Конкретное вещество, например
медь, представляет собой нечто, что реагирует
точно так же, как реагируют другие образцы того
же класса. Так как схема этой реакции известна, то
инженер знает, какой реакции в будущем следует
ожидать от меди. Это предвидение, несмотря на
эпистемологические оговорки, упомянутые в
предыдущем параграфе, считается аподиктическим.
Вся наша наука и философия, вся наша цивилизация
мгновенно будут поставлены под сомнение, если бы
хоть в одном случае хоть на мгновение схемы этих
реакций изменились.
Отличительной особенностью наук о
человеческой деятельности является то, что
такого предвидения не существует в отношении
ценностных суждений индивидов, целей, к которым
они хотят стремиться под воздействием этих
ценностных суждений, средств, к помощи которых
они желают прибегнуть, чтобы достичь
преследуемых целей, и результатов их действий,
поскольку они не определяются полностью силами,
знание о которых предоставляется естественными
науками. Нам кое-что известно об этих вещах, но
наше знание их и о них категориально
отличается от типа знания, которое сообщается
нам экспериментальными естественными науками о
природных событиях. Мы могли бы назвать это
историческим знанием, если бы термин не
подвергался неправильному толкованию,
предполагающему, что историческое знание служит
преимущественно для разъяснения прошлых
событий. Однако самую важную сферу его
использования следует видеть в предвосхищении
будущих событий и планировании деятельности,
которое всегда нацелено на оказание влияние на
будущие состояния.
Пусть что-то произошло в области внутренней
политики какой-либо страны. Как будет
реагировать сенатор X, выдающийся деятель
зеленой партии? Многие информированные люди
могут иметь свое мнение по поводу ожидаемой
реакции сенатора. Возможно, одно из этих мнений
окажется правильным. Однако может случиться, что
все они оказались не правы, и никто из них не смог
спрогнозировать реакцию сенатора. Затем точно
такая же дилемма возникает в связи с оценкой
последствий, к которым приведет реакция
сенатора. Вторую дилемму нельзя разрешить так же
легко, как первую, как только станут известны
действия сенатора. Историки столетиями могут
спорить по поводу последствий, вызванных
конкретными действиями.
Традиционная эпистемология, занимавшаяся
исключительно логическими проблемами
естественных наук и даже не ведавшая о сфере
действия праксиологии, пыталась изучать эти
проблемы с точки зрения своей узколобой,
догматической ортодоксии. Она клеймила все
науки, которые не являлись экспериментальными
естественными науками, как отсталые и
приверженные устаревшему философскому и
метафизическому, т.е. по их терминологии -- глупому, методу. Она путала вероятность, как этот
термин использовался в разговорных выражениях,
относящихся к истории и повседневной
практической деятельности, с вероятностью,
используемой в математических вычислениях
вероятности. В конечном итоге, на свет появилась
социология. Она обещала заменить истинной наукой
вздорную и пустую болтовню историков, разработав
апостериорную науку о "социальных законах",
выводимых из исторического опыта.
Такое умаление методов истории поставила в
оппозицию сначала Дильтея, затем Виндельбанда,
Риккерта, Макса Вебера, Кроче, Коллингвуда. Их
интерпретации были во многих случаях
неудовлетворительными. Они были введены в
заблуждение многими фундаментальными ошибками
историзма. Все они, за исключением Коллингвуда,
совершенно не сумели осознать уникальный
эпистемологический характер экономической
науки. Их ссылки на психологию весьма туманны.
Более того, первые четверо были несвободны от
шовинистических предрассудков, побуждавших в
век пангерманизма даже самых выдающихся
немецких мыслителей к принижению учений того,
что они называли западной философией. Тем не
менее им блестяще удалось прояснить
эпистемологические особенности изучения
истории. Они навсегда разрушили престиж
эпистемологических доктрин, обвинявших историю
в том, что она является историей, а не
"социальной физикой". Они
продемонстрировали тщетность поисков
апостериорных законов исторических изменений
или исторического становления, которые сделали
бы возможным предсказание будущей истории
наподобие того, как физик предсказывает будущее
поведение меди. С их помощью история обрела
самосознание.
3. Специфическое понимание истории
Праксиология, априорная наука о человеческой
деятельности, и, более конкретно, ее самый
разработанный раздел -- экономическая наука,
обеспечивает в своей области законченную
интерпретацию зафиксированных прошлых событий и
совершенное предвидение результатов, которые
следует ожидать от будущих действий
определенного рода. Ни интерпретация, ни
предвидение ничего не говорят о действительном
содержании и качестве ценностных суждений
действующих индивидов. И то, и другое
предполагает, что индивиды формулируют оценки и
действуют. Для наук о человеческой деятельности
эти характеристики являются конечной данностью,
тем, что называется исторической
индивидуальностью.
Однако между конечной данностью естественных
наук и наук о человеческой деятельности
существует большая разница. Конечная данность
природы -- временна, т.е. до тех пор, пока
кому-нибудь не удастся представить ее в виде
необходимого следствия какой-либо другой
конечной данности -- конечным пунктом
человеческой рефлексии. Это есть то, что оно есть,
вот и все, что человек может сказать об этом.
Иначе обстоит дело с конечной данностью
человеческой деятельности -- ценностными
суждениями индивидов и вызываемыми ими
действиями. Они не представляют собой конечную
данность, так как их нельзя представить в виде
необходимых следствий чего-либо еще. В отличие от
конечной данности естественных наук они не
являются конечным пунктом человеческой
рефлексии. Они являются отправным пунктом
особого способа рефлексии -- специфического
понимания исторических наук о человеческой
деятельности.
Если экспериментатор установил в лаборатории
факт, который, по крайней мере пока, нельзя свести
к другому факту, производным от которого его
можно представить, то об этой проблеме больше
ничего нельзя сказать. Но если мы сталкиваемся с
ценностным суждением и вызываемым им действием,
то можем попытаться понять, каким образом они
возникли в уме действующего субъекта.
Специфический метод понимания человеческой
деятельности, как он применяется каждым во всех
межчеловеческих отношениях и действиях,
представляет собой умственную процедуру,
которую нельзя смешивать ни с какими логическими
схемами, используемыми естественными науками и
каждым человеком в чисто технологической и
терапевтической деятельности.
Специфическое понимание направлено на
познание действий других людей. Оно
ретроспективно задается вопросами: что он делал,
к чему он стремился? Что он имел в виду, выбирая
эту конкретную цель? Каков результат его
деятельности? Либо оно задает аналогичные
вопросы по поводу будущего: какие цели он
выберет? Что он сделает, чтобы их достигнуть?
Каковы будут результаты его деятельности?
В реальной жизни все эти вопросы редко задаются
изолированно. В большинстве случаев они связаны
с другими вопросами, относящимися либо к
праксиологии, либо к естественным наукам.
Категориальные разграничения, которые вынуждена
проводить праксиология, представляют собой
инструменты наших мысленных операций. Реальные
события являются сложными явлениями и могут быть
схвачены нашим разумом только в том случае, если
каждый из множества имеющихся инструментов
будет применяться только в тех целях, для которых
предназначен.
Основная эпистемологическая проблема
специфического понимания заключается в
следующем: каким образом человек может получать
какое-либо знание о будущих ценностных суждениях
и действиях других людей? Традиционный метод
трактовки этой проблемы, обычно называемой
проблемой alter ego или Fremdverstehen <понимание
чужого (нем.). -- Прим. перев.>, нельзя
признать удовлетворительным. Он концентрирует
внимание на понимании смысла поведения других
людей в "настоящем", или точнее, в прошлом. Но
задача, с которой действующий субъект, т.е. каждый
из нас, сталкивается во всех отношениях с
окружающими, касается не прошлого. Первая задача
действующего субъекта -- знать будущую реакцию
других людей. Знание об их прошлых ценностных
суждениях и действиях представляет собой пусть и
необходимое, но всего лишь средство достижения
этой цели.
Очевидно, что знание, обеспечивающее человеку
возможность до некоторой степени предвосхищать
будущее отношение людей, не является априорным
знанием. Априорная дисциплина о человеческой
деятельности -- праксиология -- не занимается
изучением действительного содержания
ценностных суждений; она имеет дело только с тем
фактом, что люди формулируют оценки и затем
действуют в соответствии со своими оценками. Все,
что нам известно о действительном содержании
ценностных суждений может быть выведено только
из опыта. Мы располагаем опытом только прошлых
ценностных суждений и действий других людей;
кроме того, мы располагаем опытом наших
собственных ценностных суждений и действий.
Последний обычно называется интроспекцией. В
одной из ранних глав был предложен термин
тимология для той отрасли знания, которая имеет
дело с человеческими ценностными суждениями и
идеями, чтобы отделить ее от экспериментальной
психологии.
Вильгельм Дильтей особо подчеркивал роль,
которую тимология -- разумеется, он говорил
психология -- играет в Geistwissenschaften <науки о
духе (нем.). -- Прим. перев.> -- науках,
изучающих мысли, идеи и ценностные суждения, и их
действия во внешнем мире <См.: Dilthey. Einleitung in
die Geistwissenschaften. -- Leipzig. 1883; См. также: Hodges H.A. The
Philosophy of Wilhelm Dilthey. -- London, 1952. P. 170>. В нашу задачу не
входит прослеживание идей Дильтея в идеях более
ранних авторов. Нет никаких сомнений в том, что он
многим обязан своим предшественникам, особенно
Давиду Юму. Однако исследование этих влияний
следует оставить тем, кто занимается историей
философии. Его главный вклад заключается в том,
что он показал, в каком отношении тот вид
психологии, к которому он обращался,
эпистемологически и методологически отличается
от естественных наук, а в связи с этим и от
экспериментальной психологии.
4. Тимологический опыт
Тимологическим опытом является то, что мы знаем
о человеческих ценностных суждениях,
определяемых ими действиях и реакциях, которые
эти действия вызывают в других людях. Как уже
упоминалось, этот опыт приобретается либо в
результате интроспекции, либо в результате
взаимодействия с другими людьми, благодаря
нашему участию в разнообразных межчеловеческих
отношениях. Как и любой опыт, тимологический опыт
также неизбежно является опытом о вещах, которые
случились в прошлом. По причинам, достаточно
ясным из предыдущих параграфов, ему недопустимо
приписывать смысл, который естественные науки
приписывают результатам экспериментирования.
То, что мы узнаем из тимологического опыта,
никогда не имеет значимости того, что в
естественных науках называется
экспериментально установленным фактом. Это
всегда остается историческим фактом. Тимология
является исторической дисциплиной.
Ввиду того, что мы не располагаем более
совершенным инструментом, мы должны прибегать к
помощи тимологии, если мы хотим предвидеть
будущее отношение и действия других людей. Из
нашего общего тимологического опыта,
приобретенного либо непосредственно из
наблюдения за окружающими нас людьми или ведения
с ними дел, либо косвенно благодаря чтению и
молве, а также из особого опыта, приобретенного в
предыдущих контактах с данными индивидами или
группами, мы пытаемся сформировать мнение об их
будущем поведении. Легко увидеть, в чем состоит
фундаментальная разница между этим типом
предвидения и предвидением инженера,
составляющего план возведения моста.
Тимология говорит только о том, что человеком
движут различные врожденные инстинкты,
различные страсти и различные идеи.
Прогнозирующий человек оставляет в стороне те
факторы, которые очевидно не играют никакой роли
в рассматриваемом конкретном случае. Затем он
делает выбор из оставшихся.
Обычно подобные прогнозы квалифицируются как
более или менее вероятные и противопоставляются
предсказаниям естественных наук, которые
когда-то были названы определенными и все еще
считаются определенными и точными людьми, не
знакомыми с проблемами логики и эпистемологии.
Не касаясь этих проблем мы должны подчеркнуть,
что вероятность прогнозов относительно будущей
человеческой деятельности имеет мало общего с
категорией вероятности, имеющей дело с
математическим вычислением вероятности. Первая
представляет собой вероятность события, а не
вероятность класса <см. выше. Гл. 5, раздел
6>. Чтобы предотвратить путаницу,
целесообразно относиться к вероятности события
как к правдоподобию.
В специфическом понимании будущих событий
можно установить, как правило, правдоподобие
двух типов. Первый касается перечисления
факторов, которые, возможно, могут участвовать
или уже приняли участие в производстве
рассматриваемого результата. Второй касается
определения веса каждого из этих факторов в
производстве результата. Как легко видеть,
намного легче выявить действующие факторы, чем
определить их силу. Однако точность или
неточность прогноза зависит от точности или
неточности последней оценки. Ненадежность
предсказаний зависит главным образом от
запутанности второй проблемы. Этот вопрос
вызывает затруднения не только при составлении
прогнозов будущих событий. Не меньшие
затруднения он вызывает и у историков при
ретроспективном рассмотрении событий.
Государственному деятелю, политику, генералу
или предпринимателю недостаточно знать все
факторы, которые возможно могут способствовать
будущему событию. Для правильного предвидения
они также должны правильно предвидеть так
сказать количество вклада каждого фактора и
момент, в который этот фактор начинает
действовать. А позднее с этой же трудностью
столкнутся историки, анализируя и объясняя это
событие ретроспективно.
5. Реальные типы и идеальные типы
Естественные науки классифицируют предметы
внешнего мира в соответствии с их реакцией на
раздражители. Так как медь суть нечто, что
реагирует определенным образом, то наименование
"медь" не применимо к веществу, которое
реагирует иначе. Устанавливая факт, что вещество
является медью, мы можем предсказывать его
будущее поведение. То, что является медью, не
может быть железом или кислородом.
В своей деятельности -- как в повседневном
поведении, так и в технологии и терапевтике, а
также в истории -- люди используют "реальные
типы", т.е. концепции классов, группирующих
людей и институты в соответствии с четко
определенными свойствами. Такая классификация
может основываться на концепциях праксиологии
или экономической науки, юриспруденции и
естественных наук. Например, она может
обращаться к итальянцам либо как к жителям
определенной области, либо как к людям,
обладающим особыми правовыми характеристиками,
а именно итальянским гражданством, либо как к
определенной лингвистической группе. Этот тип
классификации не зависит от специфического
понимания. Он указывает на нечто, являющееся
общим для всех членов класса. Все итальянцы в
географическом смысле этого термина испытывают
влияние геологических и метеорологических
событий, затрагивающих их страну. Правовые акты,
касающиеся граждан Италии, затрагивают всех
итальянцев. Все итальянцы в лингвистическом
смысле этого термина в состоянии понимать друг
друга. Ничего, кроме этого не подразумевается,
когда человека называют итальянцем в одном из
этих трех значений этого слова.
С другой стороны, отличительной особенностью
"идеального типа" является то, что он
подразумевает некоторые утверждения, касающиеся
оценок и деятельности. Если идеальный тип
относится к людям, то это подразумевает, что в
некоторых отношениях эти люди оценивают события
и действуют одинаково или похожим образом.
Идеальные типы создаются и используются на
основе определенного способа понимания хода
событий -- либо с целью предсказания будущего,
либо с целью анализа прошлого. Если изучая выборы
в Америке исследователь обращается к
избирателям-итальянцам, то это значит, что
существуют избиратели итальянского
происхождения, на голосование которых в
определенной степени влияет их итальянское
происхождение. Вряд ли можно отрицать, что такая
группа избирателей существует; однако
существуют значительные расхождения по числу
граждан, включаемых в эту группу, и степени, до
которой их голосование определяется итальянским
мировоззрением. Именно неопределенность власти
этого мировоззрения, невозможность выяснения и
измерения его действия на умы индивидуальных
членов группы характеризует идеальный тип как
таковой и отличает его от реального типа.
Идеальный тип -- это концептуальный инструмент
понимания и приносимая им польза целиком и
полностью зависит от пригодности конкретного
способа понимания.
Идеальные типы не следует смешивать с типами,
относящимися к моральному "долгу" или
политическому "долгу", которые мы можем
назвать "должными типами" ["ought types"].
Марксисты утверждают, что все пролетарии
необходимо ведут себя определенным образом, а
нацисты делали аналогичные заявления
относительно всех немцев. Однако ни одна из этих
партий не может отрицать, что ее декларации как
утверждения о том, что есть, несостоятельны, так
как существуют пролетарии и немцы, отклоняющиеся
от образа действий, которые эти партии называют
соответственно пролетарским и немецким. В
действительности, то, что они имели в виду, делая
свои заявления, является моральным
обязательством. Они подразумевали следующее:
каждый пролетарий должен делать то, что
партийная программа и ее законные толкователи
объявляют пролетарским; каждый немец должен
действовать в соответствии с представлением
националистической партии о подлинно немецком.
Те пролетарии или немцы, чье поведение не
соответствует этим правилам, клеймятся как
предатели. Должный тип принадлежит к
терминологии этики и политики, а не к
терминологии эпистемологии наук о человеческой
деятельности.
Кроме того, необходимо отделить идеальные типы
от организаций, имеющих такое же название. При
изучении французской истории XIX в. мы часто
сталкиваемся со ссылками на иезуитов и масонов
[55]. Эти термины могут относиться к действиям
организаций, обозначаемых этими именами,
например, "орден иезуитов открыл новую
школу" или "масонская ложа сделала денежное
пожертвование в помощь людям, пострадавшим от
пожара". Или они могут относиться к идеальным
типам, указывая на то, что члены этих организаций
и их друзья в определенных отношениях действуют
под влиянием определенной иезуитской или
масонской идеологии. Существует разница между
заявлением, что политическое движение
организовано, направляется и финансируется
организацией или ложей как таковой, и
высказыванием, что оно вдохновляется идеологией,
типичными и выдающимися представителями которой
считаются эти организации или ложи. Первое
утверждение не имеет никакого отношения к
специфическому пониманию. Оно касается фактов и
может быть подтверждено и опровергнуто путем
изучения письменных и устных свидетельств.
Второе утверждение имеет отношение к пониманию.
Для того чтобы сформулировать суждение по поводу
его адекватности или неадекватности, необходимо
подвергнуть анализу доктрины и их влияние на
действия и события. Методологически существует
фундаментальная разница между анализом влияния
идеологии марксистского социализма на
умонастроения и поведение наших современников и
изучением действий различных коммунистических и
социалистических правительств, партий и
подпольных организаций. <Существуют
различия между коммунистической партией, или
коммунистической партией как организованной
группой людей, с одной стороны, и
коммунистической (марксистской) идеологией, с
другой. Имея дело с современной историей и
политикой, люди часто не осознают того, что
многие люди, не являющиеся членами партийной
организации, -- имеющими партбилет или платящими
взносы -- могут находиться либо полностью, либо в
определенном отношении, под влиянием партийной
идеологии. Это привело к серьезной ошибке при
оценке силы идей коммунизма, а также идей нацизма
в Германии или фашизма в Италии. Кроме того,
необходимо знать, что идеология иногда может
также оказывать влияние на умы тех, кто считает,
что они никак ею не затронуты, или тех, кто даже
считает себя ее смертельными врагами и страстно
с ней сражается. В Германии нацизм добился успеха
благодаря тому, что подавляющее большинство
немцев, даже те, кто голосовал бюллетенями
марксистских партий, католической партии Центра
и различных "буржуазных" партий, были
подвержены идеям радикального агрессивного
национализма, тогда как сами нацисты
придерживались основных принципов
социалистической программы. Великобритания не
стала бы социалистической, если бы консерваторы,
не говоря уже о "либералах", не разделяли бы
фактически социалистические идеи>
Польза, которую определенный идеальный тип
приносит действующему человеку в его попытках
предвидеть будущие события и историку в его
анализе прошлого, зависит от специфического
понимания, которое привело к его созданию. Для
того чтобы поставить под сомнение полезность
идеального типа для объяснения определенной
проблемы, необходимо подвергнуть критике
подразумеваемый им способ объяснения.
В условиях Латинской Америки может быть
полезен идеальный тип "генерал".
Существовало определенное идеологическое
течение, которое в определенных отношениях
устанавливало роль многих -- но не всех -- армейских лидеров, занявших важное место в
политике. Во Франции также имели распространение
идеи, которые в общих чертах описывали положение
генералов в политике и роль таких людей, как
Кавеньяк, Мак-Магон, Буланже, Петен и де Голль. Но
в Соединенных Штатах использование идеального
типа политического генерала или генерала в
политике не будет иметь никакого смысла. В
Америке не существует идеологии, которая
рассматривала бы вооруженные силы в качестве
отдельного образования, обособленного и
противостоящего "гражданскому" населению.
Соответственно, в армии не существует
политического esprit de corps <честь мундира,
кастовый дух (фр.). -- Прим. перев.>, а ее
лидеры не пользуются авторитарным престижем
среди "гражданских". Генерал, ставший
президентом, перестает не только юридически, но
также и политически быть членом армии.
Историк прошлого и историк будущего как
действующий человек, обращаясь к идеальным типам
никогда не должен забывать, что существует
фундаментальная разница между реакциями
объектов естественных наук и реакцией людей.
Именно это различие люди желают подчеркнуть,
противопоставляя разум и материю или свободу
воли и индивидуальность. Идеальные типы являются
средством упрощения сбивающего с толку
разнообразия и сложности человеческих дел.
Применяя их, всегда следует отдавать себе отчет в
недостатках любого упрощения. Многообразие и
изменчивость человеческой жизни и деятельности
не может быть схвачено концепциями и
дефинициями. Всегда остаются какие-то не
получившие или даже не имеющие ответа вопросы,
какие-то проблемы, решение которых превышает
возможности даже величайших умов.
[54] Аподиктический
-- философский
термин, обозначающий высшую степень логической
достоверности знания. Достоверность
аподиктических суждений вытекает из
доказательного обоснования, восходящего к
истинным положениям. [вернуться]
[55] Иезуиты -- члены католического
монашеского ордена "Общество Иисуса",
основанного в 1534 г. в Париже Игнатием Лойолой; масоны
-- участники религиозно-этического движения
-- масонства, возникшего в начале XVIII в. в
Великобритании, и распространившегося во многих
странах. [вернуться]
