Глава 11. Вызов сциентизма

1. Позитивизм и бихевиоризм

Царство естественных наук и науки о человеческой деятельности отличаются друг от друга категориальными системами, посредством которых они интерпретируют явления и создают теории. Естественные науки не знают ничего о конечных причинах [50]; научные изыскания и теоретизирование целиком и полностью направляется категорией причинности. Область наук о человеческой деятельности является сферой замысла и сознательного преследования целей; она телеологична.

Обе категории использовались первобытными людьми и до сегодняшнего дня используются каждым человеком в повседневном мышлении и деятельности. Простейшие навыки и приемы подразумевают знание, собранное элементарными исследованиями причинности. Там, где люди не знали, как искать связь причины и следствия, они искали телеологическое объяснение. Они изобрели богов и дьяволов, целеустремленным действиям которых приписали определенные явления. Один бог метал громы и молнии. Другой бог, сердясь на некоторые действия людей, убивал нарушителей стрелами. Злой глаз ведьм делал женщин бесплодными, а коров лишал молока. Такие взгляды порождали определенные методы действий. Поведение, приятное божеству, приношение жертв и молитвы считались подходящими средствами смягчить гнев божества, для нейтрализации колдовства использовались магические обряды. Постепенно люди узнали, что метеорологические явления, болезни и распространение эпидемий представляют собой природные феномены, а эффективную защиту обеспечивают громоотводы и антисептические средства, тогда как магические обряды бесполезны. Только в нынешнюю эпоху естественные науки в своих областях заменили финализм причинными, или каузальными исследованиями.

Удивительные достижения экспериментальных естественных наук способствовали появлению материалистической метафизической доктрины -- позитивизма. Позитивизм категорически отрицает, что какая-либо область исследования открыта для телеологических исследований. Экспериментальные методы естественных наук являются единственно подходящими методами для исследования любого рода. Только они научны, а традиционные методы наук о человеческой деятельности являются метафизическими, т.е. по терминологии позитивизма, суеверными и ложными. Позитивизм учит, что задача науки состоит исключительно в описании и интерпретации чувственного опыта. Он отвергает как интроспекцию психологии, так и все исторические дисциплины. Особенно фанатичен он в осуждении экономической науки. Огюст Конт, который ни в коей мере не является основателем позитивизма, а просто изобрел его название, предложил в качестве замены традиционных методов изучения человеческой деятельности новую отрасль науки -- социологию. Социология должна быть социальной физикой, построенной в соответствии с эпистемологическим образцом механики Ньютона. Этот план был настолько поверхностным и непрактичным, что не предпринималось никаких серьезных попыток его осуществить. Вместо этого, первое поколение последователей Конта обратилось к тому, что, как они считали, является биологическим и органическим объяснением общественных явлений. Они свободно изъяснялись метафорическим языком и вполне серьезно обсуждали такую проблему, как, что в социальном "теле" следует классифицировать как "межклеточное вещество". Когда абсурдность биологизма и органицизма стала очевидной, социологи полностью отказались от честолюбивых претензий Конта. Об открытии апостериорных законов общественных изменений речи больше не ведется. Под маркой социологии выходят различные исторические, этнографические и психологические исследования. Многие из этих исследований отличались дилетантизмом и путаностью; некоторые стали признанным вкладом в различные области исторических исследований. С другой стороны, не представляли никакой ценности произведения тех, кто называл социологией свои произвольные метафизические излияния о скрытом смысле и конце исторического процесса, прежде проходившие по ведомству философии истории. Так Эмиль Дюркгейм и его школа под видом обращения к групповому мышлению возродили старый призрак романтизма и немецкой школы юриспруденции, Volksgeist.

Несмотря на очевидный провал метафизической программы, возникло неопозитивистское движение. Оно упрямо повторяло все ошибки Конта. Этих авторов вдохновляли те же мотивы, что и Конта. Ими двигала ненависть к рыночной экономике и ее политическим следствиям: представительному правительству, свободе мыслей, слова и печати. Они жаждали тоталитаризма, диктатуры и жестокой тирании; само собой разумеется, конечно, что они сами или их ближайшие друзья получат в свое распоряжение высшие должности и власть заставить замолчать оппонентов. Конт бесстыдно отстаивал подавление всех доктрин, которые ему не нравились. Самым бесцеремонным поборником неопозитивистской программы в отношении наук о человеческой деятельности был Отто Нейрат, который в 1919 г. был одним из знаменитых вождей недолго просуществовавшего Советского режима в Баварии, а затем сотрудничавший в Москве с бюрократией большевиков <Neurath O. Foundations of the Social Sciences // International Encyclopedia of Unified Science. V. 2. No. I>. Зная, что они не в силах выдвинуть никаких состоятельных аргументов против критики их планов экономистами, эти страстные коммунисты пытаются дискредитировать экономическую науку огульно, на эпистемологической основе.

Двумя основными разновидностями неопозитивистской атаки на экономическую науку являются панфизикализм и бихевиоризм. Обе они претендуют на то, чтобы заменить -- как они заявляют ненаучную -- телеологическую трактовку чисто причинной трактовкой человеческой деятельности.

Панфизикализм учит, что процедуры физики являются единственно научным методом всех отраслей науки. Он отрицает наличие существенных различий между естественными науками и науками о человеческой деятельности. Это отрицание лежит в основе лозунга панфизикалистов о "единой науке". Чувственный опыт, сообщающий человеку информацию о физических явлениях, также обеспечивает ему информацию о поведении окружающих его людей. Изучение способов, которым другие люди реагируют на различные раздражители, в сущности не отличается от изучения способов реакции других объектов. Язык физики является универсальным языком всех без исключения отраслей знания. Все, что нельзя выразить на языке физики, является метафизической бессмыслицей. Вера, что роль человека во Вселенной отличается от роли других объектов, -- проявление высокомерной претенциозности человека. В глазах ученого все предметы равны. Все разговоры о сознательности, волеизъявлении и преследования целей бессодержательны. Человек суть просто один из элементов Космоса. Прикладная наука социальной физики, социальная инженерия сможет обращаться с человеком точно так же, как технология обращается с медью и водородом.

Панфизикалист может признать только одно существенное различие между человеком и объектами физики. Камни и атомы не размышляют ни о своей собственной природе, свойствах и поведении, ни о природе, свойствах и поведении человека. Они не являются инженерами ни себя, ни человека. Человек отличается от них по меньшей мере настолько, насколько он является физиком и инженером. Трудно понять, как можно изучать деятельность инженера, не отдавая себе отчета в том, что он выбирает между различными возможными линиями поведения и стремится достичь определенных целей. Почему он строит мост, а не паром? Почему он строит один мост грузоподъемностью десять тонн, а другой — грузоподъемностью двадцать тонн? Почему он стремится строить мосты так, чтобы они в один прекрасный день не рухнули? Или может быть это случайность, что мосты не рушатся? Если из трактовки человеческой деятельности исключить понятие сознательного преследования определенных целей, то его необходимо заменить (действительно метафизической) идеей, что некая сверхчеловеческая сила ведет людей, независимо от их воли, к предопределенной цели: что мостостроителем движет предопределенный план Духа (Geist) или материальных производительных сил, который смертный человек вынужден выполнять.

Заявление о том, что человек реагирует на раздражители и приспосабливается к условиям внешней среды, не является удовлетворительным ответом. На раздражение, предлагаемое Ла-Маншем, одни люди реагируют тем, что остаются дома; другие пересекают его на гребных шлюпках, парусниках, пароходах, а в наше время -- просто вплавь. Одни перелетают через него на самолетах; другие разрабатывают проекты прокладки под ним туннеля. Бесполезно приписывать различие реакций различиям сопутствующих обстоятельств, таких, как технологическое знание и предложение труда и капитальных благ. Эти обстоятельства также имеют человеческое происхождение и могут быть объяснены только при помощи телеологических методов.

Подход бихевиоризма в некоторых отношениях отличается от подхода панфизикализма, но напоминает последний безнадежными попытками изучать человеческую деятельность без обращения к сознательности и преследованию целей. В основе его рассуждений лежит понятие "приспособление". Подобно всем остальным существам, человек приспосабливается к условиям среды. Но бихевиоризм не может объяснить, почему разные люди по-разному приспосабливаются к одним и тем же условиям. Почему одни люди спасаются бегством, когда на них нападают, а другие сопротивляются? Почему народы Западной Европы приспособились к редкости всего того, от чего зависит человеческое благополучие, совершенно иначе, чем народы Востока?

Бихевиоризм предлагает изучать человеческое поведение методами, разработанными психологией животных и детской психологией. Он пытается исследовать рефлексы и инстинкты, автоматизм и бессознательные реакции. Но это не говорит нам ничего о рефлексах, построивших храмы, железные дороги и крепости, об инстинктах, породивших философию, стихи и системы права, об автоматизме, приводящем к росту и упадку империй, о бессознательных реакциях, расщепляющих атом. Бихевиоризм стремится наблюдать человеческое поведение извне и изучать его просто как реакцию на определенную ситуацию. Он скрупулезно избегает всяких ссылок на смысл и намерения. Однако невозможно описать ситуацию, не анализируя смысл, усматриваемый в ней данным человеком. При уклонении от изучения этого смысла, игнорируется существенный фактор, в решающей степени определяющий способ реагирования. Реакция является не автоматической, а напротив, целиком зависит от интерпретации и ценностных суждений индивида, который стремится вызвать, насколько возможно, ситуацию, которую он предпочитает больше, чем то положение дел, которое сложится, если он не вмешается. Попробуйте представить себе бихевиориста, описывающего ситуацию, которая создается предложением продать что-либо, без ссылок на смысл, который приписывает ей каждая сторона!

По сути, бихевиоризм ставит вне закона изучение человеческой деятельности и заменяет ее психологией. Бихевиористам никогда не удавалось прояснить разницу между физиологией и бихевиоризмом. Уотсон заявлял, что физиология уделяет "особое внимание функционированию частей животных  ... , с другой стороны, бихевиоризм, будучи чрезвычайно заинтересованным в исследовании всех аспектов функционирования этих частей, прежде всего интересуется как будет вести себя животное в целом" <Watson J. Behaviorism. -- N. Y.: W.W. Norton, 1930. P. 11>. Однако такие физиологические феномены, как сопротивление тела инфекции или рост и старение индивида определенно не могут быть названы поведением частей. С другой стороны, если кто-то хочет назвать такой жест, как движение руки (чтобы либо ударить, либо приласкать) поведением человеческого животного как единого целого, то идея может быть только в том, что этот жест нельзя вменить никакой отдельной части существа. Но чем еще может быть то, чему он должен быть вменен, если не смыслом и намерением действующего субъекта или тем, не имеющим названия явлением, которое порождает этот смысл и намерение? Бихевиоризм утверждает, что он желает предсказывать человеческое поведение. Но невозможно предсказать реакцию человека, к которому другой человек обращается со словами: "Ты, предатель!", не обращаясь к смыслу, который говорящий вкладывает в этот эпитет.

Обе разновидности позитивизма отказываются признавать тот факт, что люди преднамеренно стремятся к определенным целям. На их взгляд, все события можно интерпретировать в терминах стимул -- реакция, и для поиска конечных целей не остается места. В ответ на этот косный догматизм, необходимо подчеркнуть, что отказ от финализма при изучении явлений вне сферы человеческой деятельности предписывается науке только несовершенством человеческого разума. Естественные науки должны воздерживаться от поиска конечных причин, потому что они неспособны обнаружить никаких конечных причин, а не потому, что они могут доказать отсутствие действия конечных причин. Знание о взаимной связи всех явлений и о регулярности в их взаимосвязи и последовательности, а также о том, что каузальные исследования работают и увеличивают человеческое знание, не исключают допущения, что во Вселенной действуют конечные причины. Естественные науки не интересуются конечными причинами и поглощены исключительно каузальными исследованиями потому, что их метод работает. Механизмы, сконструированные в соответствии с научными теориями, работают так, как предсказывают эти теории, и тем самым обеспечивают прагматическое подтверждение их правильности. С другой стороны, магические приемы не оправдывают ожиданий и не удостоверяют магическую картину мира.

Очевидно также, что невозможно путем логического рассуждения удовлетворительно доказать, что alter ego <другое я (лат.). -- Прим. перев.> является существом, которое намеренно стремится к достижению целей. Но то же самое прагматическое доказательство, которое можно выдвинуть в пользу исключительного использования каузальных исследований в области природы, можно выдвинуть в пользу исключительного использования телеологических методов в области человеческой деятельности. Они работают, тогда как идея изучения людей как если бы они были камнями или мышами, не работает. Они работают не только при поиске знаний и теорий, но и в повседневной практике.

К этой точке зрения позитивист приходит тайком. Он отказывает другим людям в способности выбирать цели и средства достижения этих целей, но в то же время сам он претендует на способность сознательно делать выбор между различными методами проведения научных исследований. Он меняет позицию, как только подходит к проблемам инженерии, технологической или "социальной". Он разрабатывает планы, которые не могут быть интерпретированы иначе, чем просто автоматические реакции на раздражители. Он хочет лишить всех окружающих его людей права действовать, чтобы оставить эту привилегию исключительно одному себе. Фактически, он является диктатором.

Как утверждает бихевиорист, человека можно представить как "собранную органическую машину, готовую к работе" <Watson. P. 269>. Он игнорирует тот факт, что если машина работает так, как ее заставляют работать инженер или оператор, то человек действует спонтанно, то так, то иначе. "При рождении человеческие младенцы, независимо от их наследственности, одинаковы как "форды"" <Kallen Н.М. Behaviorism // Encyclopedia of the Social Sciences. V. 2. P. 498>. Отталкиваясь от этого очевидного подлога, бихевиорист предлагает управлять "человеческим 'фордом'" точно так же, как водитель управляет автомобилем. Он ведет себя так, как если бы род людской находился в его собственности, а он был призван управлять им и формировать его в соответствии с его собственными проектами. Ибо сам он -- находящийся над законом ниспосланный богом правитель человечества. <Карл Манхейм разработал всеобъемлющий план производства "наилучших" человеческих типов путем "обдуманной" реорганизации различных групп социальных факторов. "Мы", то есть Карл Манхейм и его друзья, будем определять, что требуется для "максимального блага общества и душевного покоя индивида". Затем "мы" переделаем человечество. Ибо нашей "профессией" является "планомерное руководство жизнью людей". (Manheim С. Man and Society in the Age of Reconstruction. -- London: Routledge and Kegan Paul, 1940. P 222.) Самое замечательное состоит в том, что в 30--40-х годах эти идеи назывались демократическими, либеральными и прогрессивными. Йозеф Геббельс был более скромным, чем Манхейм, ибо хотел переделать только немецкий народ, а не все человечество. Но его подход к этой проблеме в сущности не отличается от подхода Манхейма. В письме от 12 апреля 1933 г. Вильгельму Фуртвенглеру он ссылался на "нас", на кого "была возложена ответственная задача из сырья масс сформировать прочную и хорошо выстроенную структуру нации (denen die verantwortungsvolle Aufgabe anvertraut ist, aus dem rohen Stoff der Masse das feste und gestalthafte Gebilde des Volkes zu formen)." (Geissmar B. Musik im Schaften der Politik. -- Zurich: Atlantis Verlag, 1945. P. 97--99.) К сожалению, ни Манхейм, ни Геббельс не сказали нам, кто возложил на них задачу реконструкции и воссоздания человечества>

До тех пор, пока позитивизм не объяснит философию и теории, а также планы и политику, из них выводимую, на языке своей схемы стимул--реакция, он будет оставаться внутренне противоречивым.

2. Коллективистская догма

Современная коллективистская философия является вульгарным ответвлением старой доктрины концептуального реализма. Она отгородилась от общего философского противоборства реализма и номинализма и едва ли обращает внимание на продолжающийся конфликт этих двух школ. Это политическая доктрина и используемая ей терминология по внешнему виду отличается от терминологии, используемой как в схоластических спорах об универсалиях, так и от терминологии современного неореализма. Но ядро ее учений не отличается от ядра учений средневековых реалистов. Она приписывает универсалиям объективное реальное существование, стоящее выше существования индивида, иногда даже решительно отрицает автономное существование индивидов, единственно реальное существование.

Отличие коллективизма от концептуального реализма философов заключается не в способе подхода, а в подразумеваемых политических тенденциях. Коллективизм трансформирует эпистемологическую доктрину в этические требования. Он говорит людям, что они должны делать. Он проводит границу между подлинными коллективными сущностями, которым люди должны быть лояльны, и ложными псевдосущностями, на которых они вообще не должны обращать внимание. Единой коллективистской идеологии не существует. Каждая из многочисленных коллективистских доктрин расхваливает какую-то свою коллективистскую сущность и просит всех разумных людей подчиниться именно ей. Каждая секта поклоняется своему идолу и нетерпима ко всем соперничающим идолам. Каждая предполагает полное подчинение индивида, каждая тоталитарна.

Спецификой различных коллективистских доктрин легко пренебречь, потому что все они, как правило, начинают с противопоставления общества вообще и индивидов. В этой антитезе есть только один коллектив, охватывающий всех индивидов. Поэтому не может возникнуть никакого конфликта между множеством коллективных образований. Однако по ходу анализа всеобъемлющий образ уникального великого общества незаметно подменяется особым коллективом.

Давайте исследуем концепцию общества вообще.

Люди сотрудничают друг с другом. Обществом называется совокупность межчеловеческих взаимоотношений, порождаемая этим сотрудничеством. Общество само по себе не является сущностью. Оно суть аспект человеческой деятельности. Общество не существует и не живет вне поведения людей. Оно представляет собой ориентацию человеческой деятельности. Общество не мыслит и не действует. Индивиды, по ходу мышления и деятельности, создают комплекс отношений и фактов, которые называются общественными отношениями и фактами.

Этот вопрос запутан арифметической метафорой. Спрашиваетcя, является ли общество суммой индивидов или оно больше этого, и тем самым является сущностью, обладающей независимой реальностью? Вопрос не имеет смысла. Общество не является ни суммой индивидов, ни чем-то большим или меньшим. Здесь арифметические концепции неприменимы.

Другая путаница возникает из не менее бессодержательного вопроса о том, предшествует ли общество -- логически или по времени -- индивидам или нет. Эволюция общества и эволюция цивилизации были не двумя самостоятельными процессами, а одним и тем же процессом. Биологический выход некоторых видов приматов за границу простого животного существования и их превращение в первобытных людей уже подразумевали развитие первых рудиментов общественного сотрудничества. Человек разумный появился на сцене земных событий не в качестве одинокого собирателя пищи, не в качестве члена стаи стадных животных, а как существо, сознательно сотрудничавшее с другими подобными существами. Только в сотрудничестве со своими собратьями он мог развить язык, незаменимый инструмент мышления. Мы даже не можем представить себе разумное существо, живущее в совершенной изоляции и не сотрудничающее по меньшей мере с членами своей семьи, клана или племени. Человек необходимо является общественным животным. Определенное сотрудничество -- существенное свойство его природы. Но знание этого не оправдывает изучения общественных отношений как если бы они были чем-то еще, кроме отношений, или изучения общества как если бы оно было независимой сущностью вне и над действиями отдельных людей.

Наконец, существует неверное понимание, вызванное организмической метафорой. Мы можем сравнивать общество с биологическим организмом. Tertium comparationis <третий член сравнения, основание для сравнения (лат.). -- Прим. перев.> является тот факт, что между разными частями биологического тела существует разделение труда и сотрудничество, подобно сотрудничеству между разными членами общества. Но биологическая эволюция, результатом которой стало возникновение структурно-функциональных систем тел растений и животных, -- чисто физиологический процесс, в котором невозможно обнаружить никаких следов сознательной активности со стороны клеток. С другой стороны, человеческое общество -- это интеллектуальный и духовный феномен. В сотрудничестве с окружающими людьми индивиды не лишаются своей индивидуальности. Они сохраняют возможность действовать асоциально, и часто ею пользуются. Каждой клетке определено свое неизменное место в структуре тела. В отличие от этого, индивиды стихийно выбирают способ, которым они интегрируются в общественное сотрудничество. Человек имеет идеи и преследует избранные цели, тогда как клетки и органы тела лишены такой автономности.

Гештальтпсихология [51] яростно отвергает психологическую теорию ассоционизма. Она высмеивает концепцию "мозаики чувств", которую никто никогда не наблюдал" и учит, что "анализ, если он желает показать универсум во всей его полноте, должен останавливаться на целостностях, какими бы ни были их размеры, обладающих функциональной реальностью" <Koffka K. Gestalt // Encyclopedia of the Social Sciences. V. 6. P. 644>. К гештальтпсихологии можно относиться по-разному, однако, очевидно, она не имеет никакого отношения к проблемам общества. Очевидно, что никто еще не наблюдал общество как целое. Все, что можно наблюдать, является действиями индивидов. Интерпретируя различные аспекты действий индивидов, теоретики разрабатывают концепцию общества. Не может идти и речи о понимании "свойств частей из свойств целого" <Ibid. P. 635>. У общества нет никаких свойств, которые нельзя было бы обнаружить в поведении его членов.

Противопоставляя общество и индивида и отрицая "подлинную" реальность последнего, коллективистские доктрины смотрят на индивида просто как на непокорного бунтовщика. Этот преступный негодяй имеет наглость отдавать предпочтение своим мелочным эгоистичным интересам, а не возвышенным интересам великого божественного общества. Разумеется, коллективист приписывает эту возвышенность только законному социальному идолу, а не идолу самозванцев, не имеющих законных прав.

Когда коллективист восхваляет государство, то он имеет в виду не любое государство, а только тот режим, который он одобряет, независимо от того, существует это законное государство или должно быть создано. Для чешских ирредентистов в старой Австрии и ирландских ирредентистов в Соединенном Королевстве [52] государства, правительства которых находились в Вене и Лондоне были узурпаторами; их законное государство еще не существовало Особенно замечательна терминология марксистов. Маркс был настроен резко враждебно по отношению к государству Гогенцоллернов. Чтобы ясно обозначить, что государство, которое он хотел видеть всемогущим и тоталитарным, не было государством, правители которого находились в Берлине, он называл будущее государство его программы не государством, а обществом. Новшество было чисто терминологическим. Маркс стремился уничтожить все области инициативной деятельности индивида путем передачи контроля всей экономической активности общественному аппарату сдерживания и принуждения, обычно называемому государством или правительством. На этот трюк попались многие. И по сей день находятся простаки, которые полагают, что существует разница между государственным социализмом и другими типами социализма.

Смешение концепций общества и государства породили Гегель и Шеллинг. Обычно выделяются две школы гегельянства: правогегельянство и левое гегельянство. Разница между ними только в отношении авторов к Королевству Пруссия и к доктринам Прусской церкви. Политическое кредо и тех, и других в сущности одно и то же. Оба крыла отстаивают всемогущество правительства. Именно левый гегельянец Фердинанд Лассаль яснее всего выразил фундаментальный тезис гегельянства: "Государство -- это Бог" <Mayer G. Lassalleana // Archiv fur Geschichte der Sozialismus. Bd. I. S. 196>. Сам Гегель был немного осмотрительнее. Он всего лишь заявлял, что "государство -- это шествие Бога в мире" и что в процессе изучения государства следует созерцать "Идею Бога как действительное на земле" <Гегель Г. Философия права. -- М.: Мысль, 1990. С. 284>.

Философы-коллективисты не понимают, что государство создается действиями индивидов. Законодатели, навязывающие законы силой оружия, и те, кто подчиняется диктату законов и полиции, составляют государство своим поведением. Только в этом смысле государство реально. Вне этих действий отдельных людей не существует никакого государства.

3. Концепция социальных наук

Коллективистская философия отрицает существование индивидов и действий индивидов. Индивид суть простой фантом, не имеющий реальности, иллюзорный образ, изобретенный псевдофилософией апологетов капитализма. Соответственно, коллективизм отвергает концепцию науки о человеческой деятельности. По его мнению, единственную законную трактовку тех проблем, которые не изучаются традиционными естественными науками, обеспечивают социальные науки.

Предполагается, что социальные науки изучают групповую деятельность. Индивид их интересует только как член группы <Seligman E.R.A. What Are the Social Sciences? // Encyclopedia of the Social Sciences. V. 1. P. 3>. Но это определение подразумевает, что существуют действия, в которых индивид ведет себя не как член группы, и которые поэтому не интересуют социальные науки. Если это так, то становится очевидным, что социальные науки изучают только произвольно выбранные области единой сферы человеческой деятельности.

Действуя, человек неизбежно выбирает между различными способами действий. Ограничивая свой анализ только одним классом действий, социальные науки заранее отказываются от всяких попыток исследовать идеи, определяющие выбор индивидами определенного способа поведения. Они не смогут изучать ценностные суждения, которые в каждой реальной ситуации заставляют человека предпочитать поведение члена группы иному поведению. Точно также они не смогут изучать ценностные суждения, побуждающие человека действовать как члена группы А, а не как члена любой группы не-А.

Человек не является членом только одной группы, и он не появляется на сцене человеческих событий исключительно в роли члена одной определенной группы. Говоря об общественных группах, следует помнить, что члены одной группы одновременно являются членами других групп. Конфликт между группами не является конфликтом между четко интегрированными стадами людей. Это конфликт между различными заботами в умах индивидов.

Членство в группе создается тем, как человек действует в конкретной ситуации. Следовательно, оно не является чем-то жестким и неизменным. От случая к случаю членство может меняться. Один и тот же человек в течение одного дня может выполнять действия, каждое из которых квалифицирует его как члена разных групп. Он может сделать пожертвования в благотворительный фонд своей конфессии и отдать свой голос за кандидата, противоречащего этому вероисповеданию по некоторым существенным вопросам. В одном случае он может действовать как член профсоюза, в другом -- как член религиозного сообщества, в третьем -- как член политической партии, в четвертом -- как член лингвистической или расовой группы. Либо он может действовать как человек, работающий, чтобы получить больший доход, отправить сына в колледж, купать дом, автомобиль, холодильник. На самом деле, он всегда действует как индивид, всегда преследует собственные цели. Присоединяясь к группе и действуя как ее член, он в не меньшей степени стремится к выполнению своих собственных желаний, чем действуя без всяких ссылок на группу. Он может влиться в религиозную общину в поисках спасения своей души или обретения спокойствия духа. Он может вступить в профсоюз, так как считает, что это поможет получать более высокую зарплату или избежать физического насилия со стороны членов профсоюза. Он может присоединиться к политической партии, потому что ожидает, что осуществление ее программы сделает условия жизни его самого и его семьи более удовлетворительными.

Изучать "деятельность индивида как члена группы" <Seligman, loc. cit.>, исключая всякую иную активность индивида, бесполезно. Групповая деятельность представляет собой, по сути и с необходимостью, деятельность индивидов, образующих группы, чтобы достичь своих целей. Общественных явлений, не ведущих своего происхождения от деятельности различных индивидов, не существует. Группа создается определенной целью, которую преследуют индивиды, и верой этих индивидов в то, что сотрудничество в этой группе является подходящим средством достижения искомой цели. Группа -- продукт человеческих желаний и представлений о средствах осуществления этих желаний. Ее корни -- в ценностных суждениях индивидов и в разделяемых индивидами мнениях относительно результатов, которые следует ожидать от определенных средств.

Чтобы адекватно и всесторонне изучать общественные группы, начинать необходимо с действий индивидов. Ни одну разновидность групповой деятельности нельзя понять без анализа идеологии, которая формирует эту группу и заставляет ее жить и работать. Идея изучения групповой активности без изучения всех аспектов человеческой деятельности абсурдна. Не существует области, отличной от области наук о человеческой деятельности, которую можно было бы исследовать в рамках так называемых социальных наук.

Те, кто предлагал заменить науки о человеческой деятельности социальными науками, разумеется, руководствовались определенной политической программой. Они считали, что предназначение социальных наук -- разрушить социальную философию индивидуализма. Поборники социальных наук изобрели и популяризовали терминологию, характеризующую рыночную экономику, где каждый индивид стремится реализовать свой план, как бесплановую и потому хаотичную систему и зарезервировали термин "план" для замыслов органа, который, при поддержке полицейской силы правительства, или совпадая с ней, не позволяет ни одному гражданину реализовывать собственные планы и замыслы. Вряд ли можно переоценить роль, которую комплекс идей, порожденный этой терминологией, играет в формировании политических убеждений наших современников.

4. Природа массовых явлений

Некоторые считают, что предмет социальных наук -- изучение массовых явлений. Не проявляя особого интереса к изучению индивидуальных особенностей, они надеются, что изучение поведения общественных совокупностей даст информацию подлинно научного характера. Главный недостаток традиционных методов исторического исследования они видят в том, что эти методы направлены на изучение индивидов, и высоко ценят статистику именно потому, что, как они полагают, статистика наблюдает и регистрирует поведение социальных групп.

В действительности, статистика регистрирует индивидуальные особенности членов произвольно выбранных групп. Каковы бы ни были принципы, побуждающие ученого выделять какую-либо группу, регистрируемые характеристики относятся прежде всего к индивидам, составляющим группу, и только косвенно -- к группе.  Единицей наблюдения являются индивидуальные члены группы. Статистическая информация относится к поведению индивидов, формирующих группы.

Современная статистика пытается обнаружить неизменные связи между статистически установленными величинами путем измерения их корреляции. В области наук о человеческой деятельности этот метод абсурден. Это со всей очевидностью доказывается тем, что многие численно высокие коэффициенты корреляции не являются выражением какой-либо связи между двумя группами фактов <Cohen M.R. and Nagel E. An Introduction to Logic and Scientific Method. -- N. Y.: Brace. 1934. P. 317>.

Общественные и массовые явления не являются чем-то, что находится вне и над индивидуальными явлениями. Они не являются причиной индивидуального явления. Они порождаются либо сотрудничеством индивидов, либо параллельным действиями. Последние могут быть либо независимыми, либо подражательными. То же самое действительно по отношению к асоциальным действиям. Преднамеренное лишение жизни одного человека другим как таковое представляет собой просто человеческое действие и не имело бы никакого иного смысла в гипотетическом (и неосуществимом) состоянии, в котором не существовало бы сотрудничества между людьми. Оно становится преступлением, убийством при таком положении дел, когда общественное сотрудничество препятствует человекоубийству, за исключением случаев, строго определенных законами этого общества.

То, что обычно называется массовыми явлениями, представляет собой частое повторение и повторяемость определенного индивидуального явления. Утверждение: на Западе хлеб является предметом массового потребления, означает: на Западе подавляющее большинство людей едят хлеб ежедневно. Они едят хлеб не потому, что он является предметом массового потребления. Хлеб является предметом массового потребления, потому что практически каждый из нас ест хлеб каждый день. С этой точки зрения можно оценить попытку Габриэля Тарде изобразить подражание и повторение фундаментальными факторами социальной эволюции <Tarde G. Les lois de l'imitation. 3rd ed. -- Paris, 1900>.

Поборники социальных наук критикуют историков за то, что последние концентрируют свое внимание на действиях индивидов и игнорируют поведение народа, подавляющего большинства, масс. Это ложная критика. Историк, изучающий распространение христианской веры и различных церквей и вероисповеданий, события, результатом которых стало появление интегрированных языковых групп, европейскую колонизацию западного полушария, подъем современного капитализма, определенно не пренебрегает поведением масс. Однако основная задача истории -- указать на связь действий индивида с ходом событий. Разные индивиды оказывают разное влияние на исторические изменения. Есть пионеры, придумывающие новые идеи и разрабатывающие новые способы мышления и деятельности; есть лидеры, ведущие людей по пути, по которому люди желают идти; и есть безликие массы, следующие за лидером. История христианства не может обойти молчанием таких людей, как апостол Павел, Лютер и Кальвин. История Англии XVII в. не может не анализировать роль Кромвеля, Мильтона и Вильгельма III Оранского. Приписывание идей, порождающих исторические изменения, душе масс является метафизическим .предрассудком. Интеллектуальные новации, справедливо рассматривавшиеся Огюстом Контом и Баклом основной темой истории, не являются достижением масс. Олицетворением массовых движений являются не безликие люди толпы, а личности. Нам не известны имена людей, совершавших великие подвиги на заре цивилизации. Но мы убеждены, что технологические и институциональные нововведения того времени также были не внезапными вспышками вдохновения, озарявшего массы, а работой немногих индивидов, далеко превосходивших окружающих их людей,

Не существует ни души масс, ни разума масс, только идеи и действия, разделяемые и выполняемые большинством, одобряющим мнение пионеров и лидеров и подражающих их поведению. Сборища и толпы также действуют только под руководством главарей и вожаков. Рядовые люди, из которых состоят массы, отличаются недостатком инициативы. Они не пассивны, они тоже действуют, но действуют только по науськиванию подстрекателей.

Упор социологов на массовые явления и обожествление ими простых людей идет от мифа, что все люди биологически равны. Утверждается, что причинами всех различий между людьми являются постнатальные обстоятельства. Если бы все люди пользовались выгодами хорошего образования, то подобные различия никогда бы не появились. Сторонники этой доктрины затрудняются объяснить различия между выпускниками одной и той же школы и тот факт, что многие самоучки далеко превосходят докторов, магистров и бакалавров самых знаменитых университетов. Они не понимают, что университеты могут сообщить своим студентам только знание преподавателей. Обучение растит последователей, подражателей и рутинеров, а не пионеров новых идей и творческих гениев. Школы являются не колыбелью прогресса и улучшений, а оранжереей традиций и неизменных способов мышления. Отличительной чертой творческого разума является то, что он отвергает часть того, чему он научился или, по меньшей мере, добавляет к этому нечто новое. Сведение подвигов пионера к знаниям, полученным им от учителей, чрезвычайно искажает эти достижения. Каким бы эффективным ни было школьное обучение, оно приводило бы только к застою, ортодоксальности и косному педантизму, если не существовало бы незаурядных людей, прорывающихся за пределы мудрости своих наставников.

Вряд ли можно заблуждаться более глубоко относительно смысла истории и эволюции цивилизации, нежели сконцентрировав свое внимание на массовых явлениях и игнорируя отдельных людей и их подвиги. Ни одно массовое явление не может быть адекватно истолковано без анализа идей, которые лежат в его основе. А мистический разум масс не является источником ни одной новой идеи.

[50] Конечные причины -- понятие философии Аристотеля. По Аристотелю, одна из четырех причин вещи, а также любого движения и изменения -- это конечная причина, или цель, по направлению к которой устремлено движение. [вернуться]

[51] Гештальтпсихология -- одна из крупнейших школ психологии первой половины XX в., выдвинувшая в качестве центрального тезис о необходимости проведения принципа целостности при анализе сложных психологических явлений. [вернуться]

[52] Чешские ирредентисты в старой Австрии, ирландские ирредентисты -- сторонники отделения соответственно Чехии от Австро-Венгрии и Северной Ирландии от Великобритании. (Ирредентизм -- националистическое движение в Италии в конце XIX -- начале XX вв. под лозунгом присоединения к итальянскому королевству соседних земель.) [вернуться]