1. Предмет истории
История имеет дело с человеческой
деятельностью, т.е. с действиями, выполняемыми
индивидами и группами индивидов. Она описывает
обстоятельства, в которых живут люди, и способ,
которым они реагируют на эти обстоятельства. Ее
объектом являются ценностные суждения и цели, к
которым стремятся люди, руководимые этими
суждениями, средства, к которым прибегают люди,
чтобы достичь преследуемые цели, и результаты их
действий. История изучает сознательную реакцию
человека на состояние окружающей его обстановки,
как природной среды, так и социального окружения,
определенных действиями предшествующих
поколений и его современников.
Каждый индивид рождается в определенной
социальной и природной среде. Индивид не
является просто человеком вообще, которого
история может рассматривать абстрактно. В каждый
момент своей жизни индивид является продуктом
всего опыта, накопленного его предками, плюс того
опыта, который он накопил сам. Реальный человек
живет как член своей семьи, своей расы, своего
народа и своей эпохи; как гражданин своей страны;
как член определенной социальной группы; как
представитель определенной профессии. Он
вдохновляется определенными религиозными,
философскими, метафизическими и политическими
идеями, которые он иногда расширяет или
видоизменяет своим собственным мышлением.
Его действия направляются идеологиями, которые
он усвоил в своей среде. Однако эти идеологии не
являются неизменными. Они представляют собой
продукты человеческого разума и изменяются,
когда новые мысли добавляются к старому
ассортименту идей или заменяют собой
отброшенные идеи. В поисках источника
происхождения новых идей история не может идти
дальше установления того, что они были
произведены мышлением какого-то человека.
Конечными данными истории, за пределы которых не
может выйти никакое историческое исследование,
являются человеческие идеи и действия. Историк
может проследить возникновение идеи до другой,
ранее разработанной идеи. Он может описать
внешние условия, реакцией на которые были эти
действия. Но он никогда не сможет сказать о новых
идеях и новых способах поведения больше того, что
они возникли в определенной точке пространства и
времени в мозгу человека и были восприняты
другими людьми.
Делались попытки объяснить рождение идей из
"естественных" факторов. Идеи описывались
как необходимый продукт географического
окружения, физической структуры среды обитания
людей. Эта доктрина явно противоречит имеющимся
фактам. Многие идеи появляются на свет как
реакция на раздражения физической среды
обитания человека. Но содержание этих идей не
определяется внешней средой. На одно и то же
внешнее окружение разные индивиды и группы
индивидов реагируют по-разному.
Разнообразие идей и действий пытались
объяснить биологическими факторами. Человек как
биологический вид подразделяется на расовые
группы, имеющие четко различимые наследуемые
биологические признаки. Исторический опыт не
мешает предположить, что члены определенной
расовой группы лучше приспособлены для
понимания здравых идей, чем члены других рас.
Однако необходимо объяснить, почему у людей
одной расы возникают различные идеи? Почему
братья отличаются друг от друга?
Тем более сомнительно, является ли культурная
отсталость указанием на необратимую
неполноценность расовой группы. Эволюционный
процесс, превративший звероподобных предков
человека в современных людей, длился многие
сотни тысяч лет. По сравнению с этим периодом тот
факт, что некоторые расы еще не достигли
культурного уровня, который другие расы прошли
несколько тысяч лет назад, не кажется имеющим
большое значение. Физическое и умственное
развитие некоторых индивидов протекает
медленнее, чем в среднем, однако впоследствии они
далеко превосходят большинство нормально
развивающихся людей. Нет ничего невозможного в
том, что то же самое явление характерно и для
целых рас.
За пределами человеческих идей и целей, к
которым стремятся люди, побуждаемые этими
идеями, для истории не существует ничего. Если
историк ссылается на смысл какого-либо факта, то
он всегда ссылается либо на толкование, которое
действующие люди дают ситуации, в которой им
приходится жить и действовать, а также
результатам предпринимаемых действий, либо на
интерпретацию, которую результатам этих
действий дают другие люди. Конечные причины, на
которые ссылается история, всегда являются
целями, к которым стремятся индивиды и группы
индивидов. История не признает в ходе событий
никакого иного значения и смысла, кроме того,
который приписывают им действующие люди, судящие
с точки зрения своих собственных человеческих
дел.
2. Предмет философии истории
Философия истории смотрит на историю
человечества с другой точки зрения. Она
предполагает, что Бог или природа или какая-либо
иная сверхчеловеческая сущность
провиденциально направляет ход событий к
определенной цели, отличной от целей, к которым
стремится действующий человек. В
последовательности событий есть скрытый смысл,
вытесняющий намерения людей. Путь провидения
-- не является путем смертных людей. Близорукий
индивид заблуждается, считая, что он делает выбор
и действует в соответствии со своими
собственными интересами. На самом же деле, он, не
зная об этом, должен действовать так, чтобы в
конечном итоге осуществился провиденциальный
план. Исторический процесс имеет определенную
цель, установленную провидением безотносительно
к человеческой воле. Он представляет собой
движение к предопределенной цели. Задача
философии истории -- оценить каждую фазу истории
с точки зрения этой цели.
Если историк говорит о прогрессе или регрессе,
то он имеет в виду одну из целей, к которым
сознательно стремятся люди в своих действиях. В
соответствии с этой терминологией прогресс
означает достижение состояния дел, которое
действующие люди считали или считают более
удовлетворительным, чем предыдущие состояния. В
терминологии философии истории прогресс
означает движение вперед по пути, ведущему к
конечной цели, установленной провидением.
Любая разновидность философии истории должна
ответить на два вопроса. Первый: в чем состоит
конечная цель, и каким путем она достигается.
Второй: какими средствами люди побуждаются или
вынуждаются следовать этим курсом? Система
является завершенной только в том случае, если
даны ответы на оба эти вопроса.
Отвечая на первый вопрос, философ ссылается на
интуицию. Чтобы подкрепить свою догадку, он может
цитировать мнения более старых авторов, т.е.
интуитивные умозрения других людей. Конечным
источником знания философа неизменно является
догадка -- силой его интуиции -- о замыслах
провидения, до тех пор скрытых для непосвященных.
В ответ на возражения по поводу правильности его
догадки, философ может дать только один ответ:
внутренний голос мне говорит, что я прав, а вы
ошибаетесь.
Большинство философий истории не только
указывают конечную цель исторической эволюции,
но также показывают путь, который должно пройти
человечество, чтобы достигнуть этой цели. Они
перечисляют и описывают последовательные
состояния или этапы, промежуточные остановки на
пути от самого начала до конечной цели. Системы
Гегеля, Конта и Маркса принадлежат к этому
классу. Другие приписывают некоторым нациям или
расам определенную миссию, возложенную на них
планами провидения. Такова, например, роль немцев
в системе Фихте и роль нордической расы и арийцев
в построениях современных расистов.
В соответствии с ответами, даваемыми на второй
вопрос, можно выделить два класса философий
истории.
Первая группа утверждает, что провидение
избирает некоторых смертных людей в качестве
особых инструментов для выполнения своего плана.
Харизматический лидер наделяется
сверхчеловеческими силами. Он является
уполномоченным представителем провидения,
обязанность которого направлять невежественную
чернь по правильному пути. Он может быть
наследственным королем или простолюдином,
который стихийно захватил власть и которого
слепая и злобная толпа из-за своей зависти и
ненависти называет узурпатором. Для
харизматического лидера значение имеет только
одно: добросовестное выполнение своей миссии, не
важно, какие средства он вынужден будет
применять. Он выше всех законов и нравственных
заповедей. Все, что он делает, всегда правильно, а
все, что делают его оппоненты, -- всегда
неправильно. Такова была доктрина Ленина,
который в этом пункте отклонился от доктрины
Маркса <о доктрине Маркса см. выше. Гл.
7,
раздел 3 и далее>.
Ясно, что философ не приписывает обязанности
харизматического лидерства любому человеку,
который претендует на это. Он проводит различие
между законным лидером и злокозненным
самозванцем, между богопосланным пророком и
рожденным в аду искусителем. Законными лидерами
он называет только тех героев и провидцев,
которые заставляют людей идти к цели,
установленной провидением. Так как относительно
этой цели философии расходятся, то они
расходятся также и при отделении законных
лидеров от воплощений дьявола. Они расходятся в
своих суждениях о Цезаре и Бруте, Иннокентии III и
Фридрихе II, Карле I и Кромвеле, Бурбонах и
Наполеонах.
Однако их разногласия идут намного дальше.
Между кандидатами на высший пост существует
соперничество, причиной которого является
исключительно личное честолюбие. Никакие
идеологические убеждения не разделяли Цезаря и
Помпея, Ланкастерскую и Йоркскую династии,
Троцкого и Сталина.
Причина их антагонизма была в том, что они
стремились занять один и тот же пост, который,
разумеется, мог получить только один человек.
Здесь философ должен сделать выбор из разных
претендентов. Присвоив себе власть говорить от
имени провидения, философ благословляет одних
претендентов и осуждает его соперников.
Вторая группа предлагает другое решение
проблемы. Они считают, что провидение прибегает к
хитрости. Разум каждого человека оно наделило
определенными импульсами, действие которых
неизбежно приведет к осуществлению его плана.
Индивид думает, что он идет своим собственным
путем и стремится к своим собственным целям. Но
невольно он вносит свой вклад в реализацию цели,
которую желает достичь провидение. Таков был
метод Канта <Кант И. Идея всеобщей
истории во всемирно-гражданском плане // Соч. в
6-ти тт. Т. 6. С. 5--23>. Затем его
переформулировал Гегель и позже восприняли
многие гегельянцы, в числе которых был Маркс.
Именно Гегель отчеканил фразу "хитрость
разума" (List der Vernunft) <Гегель Г.
Философия истории. -- СПб.: Наука, 1993. С. 84>.
Спорить с доктринами, выведенными из интуиции,
бесполезно. Любая система философии истории
является произвольной догадкой, которую нельзя
ни доказать, ни опровергнуть. В нашем
распоряжении нет средств, чтобы одобрить либо
отвергнуть доктрину, предложенную внутренним
голосом.
3. Разница между точкой зрения истории и
точкой зрения философии истории
До XVIII в. большинство трактатов,
рассматривающих человеческую историю в целом, а
не просто конкретный исторический опыт,
интерпретировали историю с точки зрения
определенной философии истории. Эта философия
редко явно определялась и конкретизировалась. Ее
догматы принимались как не требующие
доказательств и при комментировании событий
подразумевались неявно. Только в эпоху
Просвещения некоторые выдающиеся философы
отказались от традиционных методов философии
истории и прекратили размышлять о скрытой цели
провидения, направляющего ход событий. Они
провозгласили новую социальную философию,
абсолютно отличную от того, что называлось
философией истории. Они смотрели на события с
точки зрения целей, к которым стремятся
действующие люди, а не с точки зрения планов,
предписанных Богом или природой.
Значимость этого радикального изменения
идеологической перспективы лучше всего
иллюстрирует ссылка на точку зрения Адама Смита.
Но прежде чем проанализировать идеи Смита,
обратимся к Мандевилю.
Прежние этические системы были едины в
осуждении эгоизма. Они находили простительным
эгоизм крестьян и часто пытались оправдывать,
или даже прославлять, страсть королей к
возвеличиванию, но были непреклонны в осуждении
стремления других людей к благополучию и
богатству. Ссылаясь на Нагорную проповедь [31], они
превозносили самоотречение и безразличие к
сокровищам, как к преходящему и развращающему, и
клеймили эгоизм как предосудительный порок.
Бернар де Мандевиль в своей "Басне о пчелах"
сделал попытку подвергнуть сомнению эту
доктрину. Он заметил, что эгоизм и стремление к
материальному благополучию, обычно третируемые
как пороки, в действительности представляют
собой побудительные мотивы, действие которых
создает благосостояние, процветание и
цивилизацию.
Эту идею воспринял Адам Смит. В своем
исследовании он не преследовал цель разработать
философию истории в соответствии с
традиционными образцами. Он не претендовал на то,
что разгадал цели, которые провидение
устанавливает человечеству и стремится
реализовать, направляя его действия. Смит
воздерживается от предсказаний по поводу судеб
человечества и неотвратимой цели исторических
изменений. Он просто хотел определить и
проанализировать факторы, определявшие развитие
человека от стесненных условий прежних эпох до
более удовлетворительных условий эпохи, в
которой он жил. Именно с этой точки зрения он
акцентировал тот факт, что "при внимательном
исследовании в каждой частичке природы можно
найти доказательства заботливости Творца" и
"мы можем удивляться его мудрости и благости в
самих заблуждениях и слабостях человека".
Богатые, стараясь "удовлетворить свои пустые и
ненасытные желания" "невидимой рукой
направляются" по такому пути, что они "без
всякого преднамеренного желания, и вовсе того не
подозревая, служат общественным интересам и
умножению человеческого рода" <Смит А.
Теория нравственных чувств. -- М.: Республика, 1997.
С 119, 185>. Веря в существование Бога, Смит не
мог не находить в нем и его провиденциальной
заботе причины всего земного, точно так же, как
позже католик Бастиа говорил о персте Божьем <Bastiat.
Harmonies economiques 2d ed. -- Paris. 1851. P. 334>. Но ссылаясь
на Бога никто из них не предполагал делать
каких-либо утверждений о тех целях, которые Бог
желает реализовать в ходе исторического
развития. Цели, исследовавшиеся в их работах,
были целями, к которым стремились действующие
люди, а не провидение. Упоминаемая ими
предустановленная гармония не оказывала влияния
на их эпистемологические принципы и способ
аргументации. Это было всего лишь средством
примирить чисто светские и земные процедуры,
применяемые ими в научной работе, и свои
религиозные убеждения. Они позаимствовали этот
прием у верующих астрономов, физиков и биологов,
прибегавших к нему, не отклоняясь в своих
исследованиях от эмпирических методов
естественных наук.
Причиной, заставившей Адама Смита искать
такого примирения было то, что он -- как и
Мандевиль до него -- не сумел освободиться от
норм и терминологии традиционной этики,
осуждавшей как порочное желание человека
улучшить материальные условия своего
существования. Соответственно, он столкнулся с
парадоксом. Как может быть так, что действия,
обыкновенно порицаемые как порочные, приводят к
результатам, которые обычно хвалят как
благотворные. То, что имеет своим результатом
благо, не может отвергаться как нравственно
порочное. Порочны только те действия, которые
приводят к порочным результатам. Но
утилитаристская точка зрения не стала
доминирующей. Общественное мнение все еще
цепляется за домандевилианские идеи. Оно с
неодобрением относится к успеху бизнесмена в
обеспечении потребителей товарами, которые
больше соответствуют их желаниям. Оно косо
смотрит на богатство, приобретенное в торговле и
промышленности, и находит его простительным
только в том случае, если владелец компенсирует
его, делая взносы в благотворительные
организации.
Историкам и экономистам, придерживающимся
агностических, атеистических [32] и
антитеистических воззрений, нет нужды
обращаться к невидимой руке Смита и Бастиа.
Христианские историки и экономисты, отвергающие
капитализм как несправедливую систему, считают
богохульным описывать эгоизм как средство,
избранное провидением для достижения своих
целей. Таким образом, теологические взгляды
Смита и Бастиа для нашей эпохи не имеют никакого
смысла. Но вполне возможно, что христианские
церкви и секты однажды обнаружат, что
религиозную свободу можно осуществить только в
рыночной экономике, и прекратят поддерживать
антикапиталистические тенденции. Тогда они либо
перестанут осуждать эгоизм, либо вернутся к
решению, предложенному этими выдающимися
мыслителями.
Столь же важным, как осознание сути различий
между философией истории и новой, чисто мирской
социальной философией, развиваемой с XVIII в.,
является понимание разницы между доктриной
этапов, подразумеваемой почти в каждой философии
истории, и попытками историков разделить
тотальность исторических событий на различные
периоды и эпохи.
В контексте философии истории различные стадии
и этапы, как уже отмечалось, являются
промежуточными остановками на пути к конечной
стадии, которая полностью осуществит план
провидения. Для многих христианских философий
истории образец был задан четырьмя царствами
Книги Даниила. Современные философии истории
заимствовали у пророка Даниила понятие конечной
стадии дел человеческих, "владычества вечного,
которое не прейдет" <Дан 7:14>. Как бы
Гегель, Конт и Маркс ни расходились с пророком
Даниилом и друг с другом, все они признают это
понятие, являющееся существенным элементом
любой философии истории. Они объявляют либо что
конечная стадия уже достигнута (Гегель), либо что
человечество еще только вступает в нее (Конт),
либо что ее наступление ожидается со дня на день
(Маркс).
Исторические эпохи, выделяемые историками,
имеют иной характер. Историки не претендуют на
какое-либо знание относительно будущего. Они
имеют дело только с прошлым. Их периодизации
имеют целью классификацию исторических явлений,
предсказания будущих событий. Желание многих
историков втиснуть историю в целом или ее
специальные области -- такие, как экономическая
или социальная история или история войн -- в
искусственные подразделы имело серьезные
недостатки. Оно было скорее помехой, чем помощью
в изучении истории. Часто оно побуждалось
политической предвзятостью. Современные
историки дружно не обращают особого внимания на
подобные периодизации. Но для нас важно
установить тот факт, что эпистемологический
характер периодизации истории историками
отличается от выделения стадий философией
истории.
4. Философия истории и идея Бога
Три самые популярные додарвиновские <марксистская
система философии истории и диалектический
материализм были завершены в Предисловии к
работе "К критике политической экономии",
датированном январем 1859 г. "Происхождение
видов" Дарвина появилась в том же году. Маркс
прочитал ее в начале декабря 1860 г. и заявил в
письмах Энгельсу [33] и Лассалю, что несмотря на
недостатки, она обеспечивает биологическое
основание ("естественно-историческую основу
или "naturwissenschaftlische Unterlage") его теории
классовой борьбы. (Marx К. Chronik seines lebens in Einzeldaten.
-- Moscow: Marx-Engels-Lenin Institute, 1934. P. 206, 207)> философии
истории XIX в. -- философии истории Гегеля, Конта и
Маркса -- были адаптацией идей прогресса эпохи
Просвещения. А доктрина человеческого прогресса
была адаптацией христианской философии
спасения.
Христианская история различает три этапа
человеческой истории: благословенность эпохи,
предшествовавшей падению человека, эпоха земной
греховности и, наконец, грядущее царствие
небесное. Сам по себе человек не способен
искупить первородный грех и спастись. Но Бог
своей милостью ведет его к вечной жизни. Несмотря
на все разочарования и напасти, случающиеся с
человеком во время его земных скитаний,
существует надежда на блаженное будущее.
Эпоха Просвещения изменила эту схему, чтобы
привести ее в соответствие с научными
воззрениями. Бог наделил человека разумом,
который ведет его по пути к совершенству. В
далеком прошлом суеверия и злокозненные интриги
тиранов и жрецов сдерживали использование этого
самого драгоценного дара, которым наделен
человек. Но разум, наконец, разорвал оковы, и была
провозглашена новая эпоха. Впредь каждое
поколение будет превосходить своих
предшественников в мудрости, добродетели и
успехах в улучшении земных условий. Движение к
совершенству будет продолжаться вечно.
Раскрепощенный и занявший должное место разум
никогда не будет возращен в неподобающее
положение, отводимое ему в веке обскурантизма.
Все "реакционные" усилия мракобесов
обречены на провал. Тенденция к прогрессу
неодолима.
Понятие прогресса имело конкретное,
недвусмысленное значение только в доктринах
экономистов. Все люди стремятся к выживанию и к
улучшению материальных условий своего
существования. Они хотят жить и повышать свой
уровень жизни. Пользуясь термином
"прогресс", экономист воздерживается от
выражения ценностных суждений. Он оценивает
положение вещей с точки зрения действующих
людей. Он называет более хорошим или более плохим
то, что представляется таковым на их взгляд.
Таким образом, капитализм означает прогресс, так
как ведет к прогрессивному улучшению
материальных условий жизни постоянно
увеличивающегося населения. Он предоставляет
людям определенные удовольствия, которых они не
получали прежде и которые удовлетворяют их
стремления.
Но для большинства живших в XVIII в. поборников
мелиоризма [34] это "низкое,
материалистическое" содержание, вкладываемое
экономистами в идею прогресса, было
омерзительным. Они лелеяли мечты о земном рае. Их
представления о существовании человека в этом
рае были скорее отрицательными, чем
утвердительными. Они рисовали состояние дел,
свободное от всего того, что они, оглядываясь
вокруг, находили неудовлетворительным: нет
тиранов, нет угнетения или преследований, нет
войн, нет бедности, нет преступлений; свобода,
равенство, братство; все люди счастливы,
объединились мирно и сотрудничают в братской
любви. Так как они предполагали, что природа
щедра, а все люди будут доброжелательными и
разумными, то они не могли видеть иных причин для
существования всего, что они клеймили как зло,
помимо внутренних недостатков социальной и
политической организации человечества. Все, что
необходимо, -- это конституционная реформа,
которая заменит плохие законы -- хорошими. Все,
кто сопротивлялся этой реформе, продиктованной
разумом, считались безнадежно порочными
индивидами, врагами общего блага, которых
хорошие люди будут вынуждены физически
уничтожать.
Основным недостатком этой доктрины было
непонимание либеральной программы,
разработанной экономистами и реализованной
предвестниками капиталистического свободного
предпринимательства. Последователи Жана Жака
Руссо, восторгавшиеся природой и блаженством
человека в естественном состоянии, не учитывали
того, что средства к существованию недостаточны
и что естественным состоянием человека является
крайняя нужда и незащищенность. Усилия деловых
людей, направленные на устранение, насколько это
возможно, нужды и бедности, они поносили как
алчность и хищный эгоизм. Являясь свидетелями
зарождения новых способов экономического
управления, которым предназначалось обеспечить
беспрецедентное повышение уровня жизни для
беспрецедентно увеличившегося населения, они
предавались мечтам о возвращении к природе или к
мнимой целомудренной простоте
раннереспубликанского Рима. Пока производители
занимались совершенствованием методов
производства и производили все больше все более
качественных товаров для массового потребления,
последователи Руссо разглагольствовали о
разуме, добродетели и свободе. Бесполезно
говорить просто о чистом прогрессе. Сначала
необходимо определить цель, которую
предполагается достигать. Только тогда
допустимо называть прогрессом продвижение по
пути, которая ведет к этой цели. В этом
направлении философы эпохи Просвещения не
сделали абсолютно ничего. О характеристиках
цели, которую они имели в виду, они не сказали
ничего определенного. Они лишь превозносили эту
недостаточно описанную цель как состояние
совершенства и осуществление всего, что является
хорошим. Однако неясно, что обозначают эпитеты
совершенный и хороший.
В противовес пессимизму античных и современных
авторов, описывавших человеческую историю как
прогрессирующее ухудшение совершенного
состояния мифического золотого века прошлого,
эпоха Просвещения высказала оптимистический
взгляд. Как уже указывалось выше, философы этой
эпохи черпали свою веру в неизбежность движения
к совершенству из доверия, которое они питали к
разуму человека. Силой своего разума человек
узнает из опыта все больше и больше. Каждое новое
поколение наследует сокровища мудрости от своих
предков и что-то к ним добавляет. Таким образом,
потомки неизбежно превосходят своих предков.
Проповедникам этой идеи не приходило на ум, что
человек не является непогрешимым и что разум
может ошибаться в выборе как конечной цели, к
которой необходимо стремиться, так и средств, к
которым необходимо прибегнуть для ее достижения.
Их теистическая вера подразумевала веру в
благость всемогущего провидения, которое будет
направлять человечество по правильному пути. Их
философия исключила Воплощение и все остальные
христианские догматы, кроме одного: спасения.
Великолепие Бога проявляет себя в том, что
деятельность его творения необходимо подчинена
поступательному совершенствованию.
Философия истории Гегеля ассимилировала эти
идеи. Миром правит Разум (Vernunft) и это знание
равносильно пониманию, что миром правит
провидение. Задача философии истории -- проникнуть в планы провидения <Гегель Г.
Философия истории. -- СПб.: Наука. 1993. С. 64, 66--67>.
Оптимизм Гегеля в оценке направления
исторических событий и будущего человечества
основывался на его твердой вере в бесконечное
добро Бога. Бог суть истинное добро. "Знание
философии заключается в том, что никакая сила не
превосходит мощи добра, т.е. Бога, и не может
помешать Богу осуществлять себя, что Бог прав в
конечном итоге, что человеческая история не что
иное, как план провидения. Бог правит миром;
содержание его правления, осуществление его
плана есть всемирная история" <там же. см. Гл. 7, раздел 3>.
В философии Конта, так же как и в философии
Маркса, места Богу и его бесконечному добру не
нашлось. В системе Гегеля разговоры о
необходимом прогрессе человечества от менее
удовлетворительных к более удовлетворительным
условиям имеют смысл. Бог решил, что каждое более
позднее состояние дел человеческих должно быть
более высоким и лучшим этапом. От всемогущего и
бесконечно доброго Господа нельзя было ожидать
никакого иного решения. Но атеисты Конт и Маркс
не должны были просто предполагать, что ход
времени с необходимостью суть движение ко все
более лучшему состоянию, и в конце концов ведет к
совершенному состоянию. Они должны были
доказать, что прогресс и совершенствование
неизбежны и возвращение к неудовлетворительному
состоянию невозможно. Но они никогда не пытались
это доказать.
Если бы кто-либо был готов согласиться с
произвольным предсказанием Маркса о том, что
общество "с неумолимостью законов природы"
движется к социализму, все равно будет
необходимо исследовать вопрос о том, можно ли
считать социализм работающей системой
экономической организации общества и не
означает ли он скорее разрыв общественных
связей, возвращение к первобытному варварству,
нищете и всеобщему голоду.
Цель философии истории Маркса -- заставить
замолчать критические голоса экономистов,
указав, что социализм будет следующей и
последней стадией экономического процесса и поэтому
более высокой и лучшей стадией, чем предыдущие;
что, более того, он будет последним состоянием
человеческого совершенства, конечной целью
человеческой истории. Но этот вывод не вытекает
из схемы философии истории, не включающей в себя
Бога. Идея неодолимой тенденции к спасению и
установлению совершенного состояния вечного
блаженства представляет собой в высшем смысле
теологическую идею. В рамках атеистической
системы это суть просто произвольное
предположение, лишенное всякого смысла. Без Бога
нет теологии. Атеистическая система философии
истории не должна основывать свой оптимизм на
уверенности в бесконечную благость Всемогущего
Господа.
5. Активистский детерминизм и фаталистический
детерминизм
Любая философия истории является примером
упоминавшейся выше <см. выше. Гл.
5, раздел 4>
распространенной идеи о том, что будущие события
заранее записаны в великой книге судеб.
Философам дано особое разрешение читать
страницы этой книги и открывать ее содержание
непосвященным.
Разновидность детерминизма, присущего
философии истории, следует отличать от того
детерминизма, который направляет действия
человека и поиск знания. Последний тип -- мы можем
назвать его активистским детерминизмом -- является результатом прозрения, что любое
изменение является результатом причины и что
существует регулярность во взаимной связи
причины и следствия. Какими бы
неудовлетворительными ни были усилия философии
по прояснению проблемы причинности,
человеческий разум не способен представить
беспричинное изменение. Человек не может не
предполагать, что любое изменение вызвано
предшествующим изменением и станет причиной
дальнейшего изменения. Несмотря на все сомнения,
высказанные философами, человеческое поведение
целиком и полностью и во всех областях жизни
-- деятельности, философии и науке -- направляется
категорией причинности. Урок активистского
детерминизма заключается в следующем: если вы
желаете достичь определенной цели, вы должны
прибегнуть к определенному средству; другого
способа добиться успеха не существует.
Однако в контексте философии истории
детерминизм означает: это случится как бы вы не
старались этого избежать. Если активистский
детерминизм является призывом к действию и
крайнему напряжению физических и умственных
способностей человека, то этот тип детерминизма
— назовем его фаталистическим детерминизмом
-- парализует волю и порождает пассивность и
летаргию. Как уже отмечалось <см. выше. Гл.
5,
раздел 4и далее> , он настолько
противоречит врожденному импульсу активности,
что никогда не мог действительно владеть
человеческим разумом и отвратить человека от
энергичной деятельности.
Описывая историю будущего, философ истории, как
правило, ограничивается описанием событий
крупного масштаба и конечным результатом
исторического прогресса. Он полагает, что это
ограничение отличает его гадание на кофейной
гуще от предсказаний обычных гадалок, которые
вдаются в детали и маловажные мелкие
подробности. На его взгляд, эти второстепенные
события являются случайными и непредсказуемыми.
Его они не волнуют. Его внимание направлено
исключительно на великую судьбу целого, а не на
мелочи, которые, как он полагает, не имеют
значения.
Однако исторический процесс представляет
собой продукт всех этих мелких изменений, идущих
сплошной чередой. Тот, кто претендует на знание
конечной цели, неизбежно должен знать также и их.
Он должен либо охватывать их одним взглядом
вместе со всех их последствиями, либо знать
принцип, с необходимостью направляющий их
результаты к предопределенной цели. Поэтому
высокомерие, с которым автор, разрабатывающий
систему философии истории, взирает на мелких
хиромантов и прорицателей, вряд ли отличается от
надменности, которую в докапиталистические
времена оптовые торговцы демонстрировали в
отношении лавочников и коробейников. В сущности,
то, что они продают, является столь же
сомнительной мудростью.
Активистский детерминизм вполне совместим с
-- правильно понимаемой -- идеей свободы воли. В
действительности, именно он представляет собой
корректное изложение этого очень часто
неправильно интерпретируемого понятия.
Поскольку во Вселенной существует регулярность
во взаимной связи и последовательности явлений,
и поскольку человек способен овладевать
знаниями о некоторых из этих регулярностей,
постольку в узких пределах появляется
возможность для человеческих действий.
Свободная воля означает, что человек может
преследовать определенные цели, потому что он
знаком с некоторыми из законов, определяющих ход
событий в мире. Существует область, в пределах
которой человек может выбирать между
альтернативами. Он не подчинен неизбежно и
безнадежно действию слепого рока, подобно другим
животным. В пределах узких границ он может
отклонять события от направления, в котором они
бы развивались, если были бы оставлены в покое.
Человек суть действующее существо. В этом его
превосходство над мышами и микробами, растениями
и камнями. В этом смысле он применяет термин
-- возможно неуместный и вводящий в заблуждение
-- "свободная воля".
Эмоциональная притягательность знания об этой
свободе и порождаемая ею идея моральной
ответственности являются такой же реальностью,
как и все, что обычно включается в это понятие.
Сравнивая себя с другими существами, человек
видит свое величие и превосходство в своей воле.
Эта воля непреклонна и не должна поддаваться
никакому насилию и принуждению, потому что
человек способен выбирать между жизнью и
смертью, и предпочитать смерть, если жизнь можно
сохранить только ценой подчинения невыносимым
условиям. Только человек может умереть во имя
общего дела. Именно это имел в виду Данте: "Che
volonta, se non vuol, non s'ammorza" <Dante, Paradiso, IV, 76:
"The will does not die if does not will." Данте.
Божественная комедия, Рай, Песнь IV, 76 "Затем что
волю силой не задуть". Пер. М. Лозинского>.
Одним из фундаментальных условий
существования и деятельности человека является
то, что он не знает, что случится в будущем.
Толкователь философии истории, присваивающий
себе всеведение Бога, заявляет, что внутренний
голос открыл ему знание о будущих событиях.
[31] Нагорная проповедь
-- проповедь Иисуса Христа о «блаженствах»,
выражающая сущность новозаветного закона в его
отличии от ветхозаветного; произнесена на горе
Курн-Хаттин. Содержание Нагорной проповеди
изложено в Евангелии: Мф 5--7 и Лук 6:17--49. [вернуться]
[32] Агностицизм -- философское
учение, согласно которому не может быть
окончательно решен вопрос об истинности
познания окружающей человека действительности.
Агностицизм отрицает абсолютную истину и
ограничивает роль науки познанием явлений,
доступных органам чувств, считая невозможным
познание сущности предметов и закономерностей
развития действительности. Соответственно,
поскольку для человека невозможно познание
сверхчувственного, то невозможно и Богопознание.
Термин "агностицизм" введен английским
естествоиспытателем Гексли в 1869 г., который
противопоставлял агностицизм религиозному
убеждению в существовании Бога. Наиболее видными
сторонниками агностицизма были Юм и Кант. В
настоящее время агностицизм стал широко
распространенным учением, оказывает влияние на
естественные и общественные науки; атеизм
-- воззрение, отвергающее религию, т.е. веру в
сверхъестественное (в существование бога, духов,
оккультных сил, загробного мира и бессмертия
души). [вернуться]
[33] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 30. С. 102 [вернуться]
[34] Мелиоризм -- учение об
усовершенствовании мира. [вернуться]
