27 август 2020
Либертариум Либертариум

Уважаемые коллеги!

Одной из ключевых идей, лежащих в основе конституционного строя современной России, является признание человека, его прав и свобод, высшей ценностью. Эта исходная идея диктует и принципиально новый подход к определению правового статуса человека, определению границ того, что позволено государству и обществу по отношению к человеку, и пониманию того, какая территория является суверенной и неприкосновенной территорией частной жизни.

Нельзя, с моей точки зрения, говорить, что это "чистое поле", что в российском законодательстве ничего на эту тему нет. К настоящему времени сформировался достаточно объемный массив норм, регулирующих вопросы защиты информации о частной жизни.

Основу данного института составляют конституционные положения. Статья 23 Конституции Российской Федерации гарантирует каждому "право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, тайну переписки, телефонных переговоров, телеграфных и иных сообщений". Статья 24 Конституции Российской Федерации устанавливает, что "сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются". Это нормы прямого действия. И права граждан на неприкосновенность частной жизни могут быть защищены сегодня на основе норм Конституции.

В ряде законодательных актов эти положения нашли свою конкретизацию. Например, статья 11 Федерального закона "Об информации, информатизации и защите информации" относит к категории конфиденциальной информации персональные данные. Основами законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан предусмотрена обязанность сохранения врачебной тайны. Семейный кодекс Российской Федерации гарантирует охрану тайны усыновления. То есть в целом ряде актов законодательства России сегодня закреплены различные аспекты частной жизни и законодательно подкреплена ее неприкосновенность.

Перечисленные законодательные положения защищены нормами Уголовного Кодекса Российской Федерации, установившего ответственность за нарушение неприкосновенности частной жизни (статья 137); нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (статья 138); разглашение тайны усыновления (статья 155), а также статьей 150 Гражданского кодекса Российской Федерации, предусматривающей возможность защиты таких личных неимущественных прав как неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна. То есть некоторая правовая база для защиты неприкосновенности частной жизни существует уже сегодня. И эту правовую базу можно и нужно использовать, на нее необходимо опираться.

Однако известно, что любое право, любая свобода -- это обоюдоострое оружие. Любое право может быть использовано и как средство защиты своей свободы, и как средство покушения на чужую свободу. Данная идея также нашла отражение в действующей Конституции России, предусмотревшей возможность ограничения прав и свобод человека (я цитирую Конституцию) "в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства". Это статья 55 Конституции.

Где проходит граница между неприкосновенностью частной жизни и обоснованными, необходимыми ее ограничениями? Вот, с моей точки зрения, нерв этой проблемы. Совершенно очевидно, что этот вопрос не может быть решен раз и навсегда. В современных условиях появляются новые обстоятельства, новые формы человеческого общения, которые, с одной стороны, создают возможность для нарушения права человека на частную жизнь, а с другой стороны, открывают возможность использованию этой свободы для вторжения в область, затрагивающую интересы других лиц.

У великолепного американского художника, Рокуэлла Кента, который неоднократно гостил в вашем городе и оставил о нем прекрасные воспоминания, есть очень хороший рисунок под названием "Вечная бдительность -- залог свободы". Я бы сказал, что непрекращающаяся дискуссия вокруг вопросов правомерного и неправомерного ограничения прав и свобод -- хотелось бы пожелать, чтобы она велась в режиме взаимопонимания, а не в режиме взаимных обвинений -- залог сохранения свободы и права на неприкосновенность личной жизни, одно из необходимых условий того, что проблемы, возникающие в этой области, будут осознаваться обществом и решаться более или менее рационально.

Я хотел бы привлечь ваше внимание к некоторым новым проблемам, которые появляются в этой области. Три дня назад в газете "Время" была опубликована статья Михаила Ланцмана под названием "Сетевой компромат. Виртуальные провокаторы упражняются в мастерстве". Позвольте вас ознакомить с основными положениями этой статьи.

"Российский Интернет, -- пишет Михаил Ланцман, -- постепенно превращается в виртуальную бочку для слива компромата. 19 февраля в Глобальной сети появился сайт под названием "Коготь-2", где был опубликован пакет компрометирующих материалов на председателя совета директоров Красноярского алюминиевого завода Анатолия Быкова. Сайт своим названием отсылал к недолговечному "Когтю" номер один. В конце ноября неизвестный выложил на популярный московский сервер целое собрание агентурных досье, материалов слежки и прослушивания ряда видных российских политиков, бизнесменов и чиновников. Коллекция вошла в историю под названием "Коготь", сайт просуществовал в публичном доступе менее суток и исчез так же внезапно, как и появился.

Авторы "Когтя-2" не ограничиваются связями господина Быкова с местным преступным миром. Приводятся данные о его тесных контактах с мэром Москвы Юрием Лужковым и высокопоставленными сотрудниками федеральных силовых ведомств. Именно московские покровители Анатолия Быкова, считают анонимные сочинители, позволяют ему легко уходить от уголовного преследования. Авторы сайта "Коготь-2" делают далеко идущий вывод: "Сегодня в Красноярском крае сложился альянс местного коррумпированного чиновничества и теневого бизнеса, за которым стоит международная организованная преступность".

Однако скандал в Интернете разгорелся не по поводу собственно содержания скандальных материалов. Анонимные авторы "Когтя-2" среди источников информации назвали агентство "Слуховое окно". Агентство "Слуховое окно", тоже анонимное, разместившее свой сервер в Интернете в конце прошлого года, занималось распространением в Сети различных политических слухов (в конце прошлой недели "Слуховое окно" из Интернета исчезло). Связь с анонимным "Когтем-2" анонимные хозяева "Слухового окна" сочли оскорблением своего достоинства и посчитали нужным отмежеваться. По их версии, за спиной "Когтя-2" стоят экономические конкуренты Анатолия Быкова, связанные с лидерами правоцентристских партий Сергеем Кириенко и Борисом Немцовым. Непосредственным координатором проекта "Коготь-2" является, по мнению "Слухового окна", Глеб Павловский, сочинивший несколько лет назад нашумевший сценарий "Версия " 1" о попытке политического переворота.

Господин Павловский, возглавляющий Фонд эффективной политики, в комментарии сетевого "Русского журнала" (издателем которого он является), обвинил создателей политических слухов в элементарном непрофессионализме и предсказал им незавидное будущее. Дилетанты из "Слухового окна", согласно профессиональному взгляду господина Павловского, кончат тем, что "будут сочинять листовки для захудалых одномандатников".

Заявление Глеба Павловского на самом деле определило жанр будущих виртуальных столкновений. В отличие от реального политического пространства, где компромат как-никак будоражит общественное мнение и влияет на решения политиков, компромат в Интернете дает пока лишь пищу для размышлений -- кто же его истинные авторы. Но в любом случае, интернетовские эксперты были правы, когда после появления в ноябре прошлого года первого "Когтя" констатировали начало эры сетевых провокаций."

Несмотря на легкий тон статьи, речь идет о достаточно серьезных вещах. Вот новая проблема, которая возникла буквально на наших глазах, -- использование Интернета для откровенных политических провокаций, для распространения слухов или, скажем так, фактических данных, нарушающих неприкосновенность частной жизни.

Подобные действия -- результат существующей правовой неурегулированности сетевого пространства, общения в сетевом пространстве. Пока ситуация носит локальный характер, но в будущем она может вырасти в очень серьезную политическую проблему. Так как источник информации остается анонимным и даже привлечь его к суду за распространение таких данных сегодня невозможно.

Вторая проблема, которая тоже появилась буквально недавно, связана с опубликованием и распространением, в том числе и по каналам Интернет, судебной практики. На прошлой неделе в Государственной Думе состоялся Экспертный совет по кодификации и систематизации законодательства, где обсуждалась проблема публикации судебной практики. Участниками было признано, что опубликование судебной практики -- чрезвычайно важное направление демократизации российского общества. Оно укрепляет и делает реальным общественный контроль за деятельностью суда, который сегодня фактически бесконтролен. Сегодня принцип гласности судопроизводства означает, что приговор суда или судебное решение читаются перед весьма ограниченным кругом присутствующих, а затем подшиваются к делу. И доступ к нему практически невозможен. Естественно, что открытие судебной практики, публикация судебных решений, позволяет осуществить общественный контроль за деятельностью суда, что чрезвычайно важно в нынешних условиях, и позволяет людям понимать, вообще говоря, куда идет судебная практика и как решаются дела на основании действующего законодательства.

Поэтому практически все участники Экспертного совета выступили в поддержку публикаций судебной практики, в поддержку того, чтобы разрабатывать базы данных, пользовательские интерфейсы, решать эту проблему на государственном уровне, обязав судебные органы в том или ином объеме выставлять свои решения в открытую сеть, где с ними можно было бы познакомиться.

Но опять же возникает вопрос: а что, если лицо, в отношении которого вынесено это решение, допустим, истец, категорически против этого возражает? Ведь в судебном решении содержится масса личной подчас конфиденциальной информации: домашние адреса, сведения о имущественном положении, факты и обстоятельства личной жизни, фамилии и адреса свидетелей и т.д.. Вряд ли правильно, чтобы эти данные получили широкое распространение. Поэтому перед выставлением судебных решений в открытую сеть для всеобщего ознакомления, они должны проходить какой-то "фильтр" и часть данных персонального характера из этих решений должна изыматься. В противном случае, наряду с широким ознакомлением с судебными решениями, мы получим тяжелейшие, ранящие людей вторжения в личную жизнь. Это две стороны проблемы, которые надо решать вместе. Решение их по отдельности либо нарушит государственные интересы, либо нарушит интересы личности.

Мы живем в эпоху больших перемен. На наших глазах появляются новые территории экономического общения, появляются новые формы межличностных коммуникаций. И где по этим территориям проходит граница неприкосновенности личной жизни пока не всегда понятно -- на этих новых территориях граница пока не проведена. Смысл сегодняшней дискуссии на эту тему я вижу в том, чтобы лучше понять, где проходит эта граница.


ПЕТРОСЯН М. Е.: Есть ли вопросы к докладчику? Нет пока?
Тогда позвольте мне задать вопрос.

Владимир Борисович, вы говорили о публикации через Интернет судебной практики, но ведь, во-первых, у нас судебное производство гласное. Таким образом, оно доступно неопределенному кругу лиц и степень его публичности определяется пределами зала судебного заседания. Это, во-первых.

Во-вторых, всегда был такой вестник, я не помню точно, как это называется, Бюллетень Верховного суда, где тоже помещались конкретные дела (какие-то более или менее ведущие). Я не уверена, что мы можем рассматривать, скажем, публикацию в "Судебной практике" как все-таки вторжение. Дело в том, что это просто открытый источник по идее и, насколько я знаю, в большинстве стран так называемые судебные протоколы и судебные отчеты тоже открыты. Я позволю себе выразить некоторое несогласие с вами по этому поводу.

ИСАКОВ В. Б.: Да, действительно, в законе (и в Уголовно-процессуальном кодексе, и в Гражданском процессуальном кодексе) закреплен принцип гласности судопроизводства. Но в своем реальном выражении эта гласность заключается в том, что судебное решение произносится перед двумя-тремя скучающими пенсионерами.

ПЕТРОСЯН М. Е.: Не всегда.

ИСАКОВ В. Б.: Ну, не всегда, конечно. Ситуации бывают разные, но во многих случаях дело обстоит именно так. Более того, суд не заинтересован сегодня в настоящей гласности, потому что она тут же выявит отсутствие определенной линии, позволяет понять, что по аналогичным вопросам принимаются подчас противоположные решения. Когда судебные решения публикуются в каком-то объеме, это сразу становится очевидным.

Мне в свое время пришлось изучить практику Верховного Суда России по делам о продлении себе полномочий представительными органами власти. Такого рода решения несколько лет назад были очень популярными (Московская городская дума, Московская областная дума были избраны на два года, но продлили себе полномочия до четырех лет).

Реплика из зала: Петербургская тоже.

ИСАКОВ В. Б.: К сожалению. Такие решения были приняты более чем в сорока регионах России. Причем Московская дума приняла решение тайным голосованием, чтобы у граждан не возникало к депутатам лишних вопросов.

Такие решения были обжалованы и дошли до Верховного Суда. И когда по моей просьбе мне предоставили где-то десяток таких решений, я поразился: примерно в шести случаях суд признал продление полномочий незаконным, примерно в четырех случаях -- согласился с этим. Причем, с моей точки зрения, никаких серьезных аргументов для такой "чересполосицы" не было. И поэтому сегодня судьи, в том числе и в Верховном Суде России, вряд ли заинтересованы в том, чтобы подобные ситуации выходили наружу и становились достоянием гласности.

Я согласен с Маргаритой Ефремовной, что судебную практику в определенном объеме публикуют, но, во-первых, только ту, которую они считают нужной. Во-вторых, в виде очень сжатых "выжимок", которые подчас не содержат ни правовой аргументации, ни фактических оснований, которые позволяют понять, почему принято то или другое решение.

В моем выступлении речь идет о публикации судебной практики, во-первых, в значительно большем объеме; во-вторых, не как права, а как обязанности суда; и, в-третьих, не в виде дайджестов, а в виде текстов решений. Вот это, с моей точки зрения, пока еще новая территория демократии, в полной мере еще не освоенная. И здесь может возникнуть масса проблем, в том числе и те, о которых я рассказал.

ПЕТРОСЯН М. Е.: Да, Владимир Борисович, я вовсе не хочу сказать, что не нужно публиковать эту практику, напротив, ее надо публиковать, но я считаю, что это нельзя считать вторжением в частную жизнь. Только это я имею в виду.

ИСАКОВ В. Б.: Я с пониманием отношусь к вашей точке зрения, но здесь могут возникнуть проблемы, о которых я рассказал: вправе ли суд передать решение о публикации, если все участники, допустим, по гражданскому делу (по семейному делу, по бракоразводному процессу) категорически против этого возражают?

ПЕТРОСЯН М. Е.: Но они могут попросить закрыть заседание.

ИСАКОВ В. Б.: Ну, извините, для закрытия заседания должны быть законные основания.

Реплика из зала: Решение-то открытое.

ИСАКОВ В. Б.: Да, к тому же решение в любом случае провозглашается открыто.

БОРИСЕНКОВ А. И. (начальник отдела по защите информации Отделения пенсионного фонда России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области): Как чиновник я хотел бы тоже поддержать Владимира Борисовича и обратиться к Маргарите Ефремовне, что вот мне было бы спокойнее, выдавая справки для судов (сегодня есть такая практика -- даем мы такие данные, в том числе для судебных исполнителей, по судебным исполнительным листам).

Конечно, мне бы было спокойнее, если бы все-таки в законе было четко отрегулировано, каким образом информация, которая у меня считается конфиденциальной, в каком порядке суд ее потом делает неконфиденциальной? Хотя бы в плане того, чтобы не было претензий, поскольку источник официален, он проходит по материалам суда.

ИСАКОВ В. Б.: Конечно, здесь есть проблема.

БОРИСЕНКОВ А. И.: Спасибо.

ПЕТРОСЯН М. Е.: Я только хочу сказать, что речь идет о публикации решений, а не всего дела.

ИСАКОВ В. Б.: Этот вопрос мы тоже обсуждали на Экспертном совете и пришли к выводу, что в ряде случаев может быть опубликовано не только решение, но и все дело. Например, по ситуациям, имеющим прецедентное значение, я бы считал вполне оправданным опубликование всего судебного досье, чтобы можно было понять и оценить логику суда.

Сегодня стенограмму судебного заседания вы нигде не получите, даже в Конституционном Суде. Это весьма закрытый документ, с которым далеко не каждый может познакомиться и тем более получить на руки. А между тем это очень интересный документ, позволяющий понять ход судебного процесса. Там выражена позиция судей, их аргументация. Одновременно там видны и натяжки, шитые белыми нитками аргументы. Поэтому судьи отнюдь не стремятся свои стенограммы распространять, потому что тем самым раскрывают "кухню" принятия решения, делают ее достоянием гласности и создают большее поле для критики.

С моей точки зрения, общество сегодня крайне заинтересовано в том, чтобы освоить эту территорию демократии, открыть ее для гласности, но открыть таким образом, чтобы не были затронуты интересы личности и прежде всего -- право каждого на частную жизнь.

ПЕТРОСЯН М. Е.: Кто-нибудь еще хочет задать вопрос докладчику? Нет.
Господин Секей, следующий доклад ваш.

[email protected] Московский Либертариум, 1994-2020