Часть пятая. ОБЩЕСТВЕННОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО БЕЗ РЫНКА

XXV. ИДЕАЛЬНАЯ КОНСТРУКЦИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА

1. Историческое происхождение социалистической идеи

Когда социальные философы XVIII в. закладывали основы праксиологии и экономической науки, они сталкивались с почти повсеместно разделяемым и неоспариваемым противопоставлением ограниченных эгоистичных индивидов и государства представителя интересов всего общества. Однако в то время процесс обожествления, который в конце концов возвел людей, управляющих общественным аппаратом сдерживания и принуждения, в ранг богов, не был еще завершен. Говоря о государстве, люди имели в виду не квазитеологическое понятие всемогущего и всеведущего божества, совершенное воплощение всех добродетелей, а конкретные государства, действующие на политической сцене. Это были многочисленные суверенные образования, территориальные размеры которых были результатом кровавых войн, дипломатических интриг и династических браков и наследования. Это были государи, чьи частные владения и доходы во многих странах еще не были отделены от казначейства государства, олигархические республики такие, как Венеция и некоторые швейцарские кантоны, в которых конечная цель ведения государственных дел состояла в обогащении правящей аристократии. Интересы этих правителей находились в оппозиции интересам их эгоистичных подданных, приверженных исключительно делу собственного счастья, с одной стороны, и тех иностранных государств, которые стремились к грабежам и территориальному расширению, с другой стороны. В этом антагонизме авторы книг по управлению государством принимали сторону правительства собственной страны. Они вполне искренне считали, что правители были защитниками интересов всего общества, находившихся в непримиримом конфликте с интересами индивидов. Сдерживая эгоизм своих подданных, государства способствовали росту благосостоянию общества в целом в противоположность мелочным заботам индивидов.

Либеральная философия отбросила эти понятия. С ее точки зрения в свободном рыночном обществе не существует никаких конфликтов правильно понимаемых интересов. Интересы граждан не противоречат интересам общества, интересы каждой страны не противоречат интересам всех остальных стран.

Однако, иллюстрируя этот тезис, либеральные философы добавили существенный элемент в понятие богоподобного государства. В своих исследованиях они заменили образ реального государства своей эпохи образом идеального государства. Они сконструировали неопределенный образ государства, единственная цель которого сделать своих граждан более счастливыми. Этот идеал определенно не имел соответствия в Европе ancien r??й??gime*. В этой Европе были немецкие князьки, продававшие своих подданных как скот для сражений в войнах между другими странами; были короли, готовые воспользоваться любой возможностью наброситься на более слабых соседей; был ужасный опыт расчленения Польши; была Франция, которой последовательно управляли два самых распутных человека столетия герцог Орлеанский и Людовик XV; и была Испания, которой правил невоспитанный любовник изменявшей супругу королевы. Однако либеральные философы изучали только идеальное государство, не имевшее ничего общего с этими государствами продажных судов и аристократии. Государство в их сочинениях управлялось совершенным сверхчеловеческим существом, королем, единственной целью которого было содействие благосостоянию своих подданных. Отталкиваясь от своего предположения, они ставили вопрос о том, не будут ли действия отдельных граждан, если их освободить от всякого авторитарного контроля, развиваться по пути, который не одобрил бы хороший и мудрый король? Либеральный философ отвечает на этот вопрос отрицательно. Действительно, признает он, предприниматели эгоистичны и преследуют свою собственную выгоду. Однако в рыночной экономике они могут заработать прибыль, только удовлетворяя наилучшим образом наиболее насущные нужды потребителей. Цели предпринимателей не отличаются от целей совершенного короля, поскольку этот великодушный король также не стремится ни к чему иному, кроме как использовать средства производства таким образом, чтобы достичь максимального удовлетворения потребителей.

Очевидно, что это рассуждение вводит в трактовку проблемы ценностные суждения и политические пристрастия. Этот отечески настроенный правитель служит всего лишь прикрытием для самого экономиста, который с помощью этого трюка возводит свои личные субъективные оценки в ранг всеобщих критериев абсолютных вечных ценностей. Автор отождествляет себя с совершенным королем и называет цели, которые он сам бы выбрал, если бы был облечен королевской властью, благосостояние, общественное благо, народнохозяйственная эффективность в противоположность целям, которые преследуют эгоистичные индивиды. Он так наивен, что не понимает: этот гипотетический глава государства представляет собой всего лишь наделенные самостоятельным бытием его собственные субъективные оценки, и блаженно полагает, что открыл бесспорный критерий добра и зла. Переодетое в великодушного отечески настроенного деспота собственное Я автора лелеется как глас абсолютного нравственного закона.

Существенной характеристикой идеальной конструкции этого идеального королевского режима является тот факт, что все его граждане безусловно подчиняются авторитарному управлению. Король издает приказы, и все повинуются. Это не рыночная экономика. Частной собственности на средства производства больше не существует. Терминология рыночной экономики сохраняется, но фактически больше не существует ни частной собственности на средства производства, ни реальных сделок купли-продажи, ни рыночных цен. Производство направляется не поведением потребителей, выражаемым через рынок, а авторитарными декретами. Власть определяет для каждого его место в системе общественного разделения труда, определяет, что должно быть произведено, а также как и что каждому индивиду позволено потребить. Это то, что в наши дни правильно будет назвать немецкой разновидностью социалистического управления[Cм. с. 671672.].

Затем экономисты сравнивают эту гипотетическую систему, которая, на их взгляд, воплощает сам нравственный закон, с рыночной экономикой. Самое лучшее, что они могут сказать о рыночной экономике, это то, что она не приводит к положению вещей, отличному от того, которое возникает в результате господства совершенного деспота. Они одобряют рыночную экономику только потому, что ее действие, как они его представляют, к конечном итоге достигает тех же результатов, к которым стремился бы и совершенный король. Таким образом, простое отождествление того, что с нравственной точки зрения хорошо и экономически целесообразно, с планами тоталитарного диктатора, характерное для всех поборников планирования и социализма, не оспаривалось многими старыми либералами. Можно даже утверждать, что именно они породили эту путаницу, когда на место порочных и безнравственных деспотов и политиков реального мира они поставили идеальный образ совершенного государства. Разумеется, для либеральных мыслителей это совершенное государство было просто вспомогательным инструментом размышлений, моделью, с которой они сравнивали действие рыночной экономики. Но ничего удивительного не было в том, что в конце концов люди подняли вопрос о том, почему бы не перевести это идеальное государство из царства мысли в царство реальности.

Все старые социальные реформаторы хотели осуществить хорошее общество путем конфискации частной собственности и ее последующего перераспределения; доля каждого человека должна равняться долям всех остальных, а постоянная бдительность властей должна обеспечивать сохранение этой эгалитарной системы. Эти планы стали неосуществимыми, когда появились крупные предприятия в производстве, горнодобыче и на транспорте. Не могло возникнуть и вопроса о том, чтобы расщепить крупные предприятия и распределить его фрагменты в равных долях. Традиционные программы перераспределения были вытеснены идеей социализации[Однако даже сегодня в Соединенных Штатах есть люди, желающие раздробить на части крупномасштабное производство и избавиться от корпоративного бизнеса.]. Средства производства были бы экспроприированы, но никакого перераспределения не последовало бы. Государство само должно управлять всеми заводами и фермами.

Этот вывод стал неизбежным, как только люди начали приписывать государству не только нравственное, но и интеллектуальное совершенство. Либеральные философы описывали свое воображаемое государство как бескорыстное образование, приверженное исключительно максимально возможному повышению благосостояния своих подданных. Они обнаружили, что в рамках рыночного общества эгоистичность граждан должна привести к тем же результатам, к которым стремится бескорыстное государство. Именно этот факт и оправдывает, на их взгляд, сохранение рыночной экономики. Но все изменилось, как только люди стали приписывать государству не только наилучшие намерения, но и всеведение. В таком случае нельзя не сделать вывод о том, что непогрешимое государство будет в состоянии управлять производственной деятельностью лучше, чем ошибающиеся индивиды. Оно избежало бы всех тех ошибок, которые часто расстраивают деятельность предпринимателей и капиталистов. Ошибочные инвестиции и разбазаривание дефицитных факторов производства были бы исключены, а благосостояние многократно увеличилось. Противопоставленная планированию всеведущего государства анархия производства кажется расточительной. Тогда социалистический способ производства представляется единственно разумной системой, а рыночная экономика кажется воплощением неразумности. В глазах рационалистических сторонников социализма рыночная экономика является просто-напросто непостижимым заблуждением человечества. В глазах тех, кто находится под влиянием историзма, рыночная экономика является общественным порядком низшей ступени человеческой эволюции, который неизбежно будет устранен в процессе поступательного развития более адекватной системой социализма. Оба подхода сходятся во мнении, что простой здравый смысл требует перехода к социализму.

То, что наивный ум называет разумностью, представляет собой не более чем абсолютизацию его собственных субъективных оценок. Индивид просто отождествляет продукт собственного рассуждения с сомнительным понятием абсолютного разума. Ни один социалистический автор никогда не задумывался о том, что абстрактное образование, которое он хочет наделить неограниченной властью называется ли оно человечеством, обществом, нацией, государством или правительством, может предпринять такие действия, которые сам бы он не одобрил. Социалист защищает социализм, потому что он полностью убежден, что верховный диктатор социалистического сообщества будет разумным с его конкретного социалиста точки зрения, что он будет преследовать те же цели, которые он конкретный социалист полностью одобряет, и что верховный диктатор будет стараться достичь этих целей, выбирая методы, которые он конкретный социалист сам бы выбрал. Каждый социалист называет подлинно социалистической системой только такую систему, в которой эти условия полностью выполняются. Все остальное, что прикрывается именем социализма, представляет собой ложные системы, не имеющие ничего общего с истинным социализмом. Любой социалист является замаскированным диктатором. Горе всем несогласным! Они лишаются права на жизнь и должны быть ликвидированы.

Рыночная экономика делает возможным общественное сотрудничество людей, несмотря на то, что они расходятся в своих субъективных оценках. В планах социалистов не оставлено места для несогласных. Их принцип Gleichschaltung*, полное единообразие, проводимое в жизнь полицией.

Люди часто называют социализм религией. На самом деле это религия самообожествления. Государство и Правительство, о которых говорят проповедники планирования, Народ националистов, Общество марксистов и Человечество контовского позитивизма это названия Бога новой религии. Однако все эти идолы представляют собой просто иное название собственной воли конкретного реформатора. Приписывая этим идолам все свойства, которые теологи приписывают Богу, напыщенное эго прославляет само себя. Оно является бесконечно добрым, всеведущим, всемогущим, вечным. Эго единственное совершенное существо в этом несовершенном мире.

Экономическая наука не предназначена для исследования слепой веры и фанатизма. Верующие защищены от любой критики. По их мнению, критика это возмутительный, богохульный мятеж порочных людей против неувядаемого величия их идола. Экономисты имеют дело только с социалистическими планами, а не с психологическими факторами, побуждающими людей поддерживать государственничество.

2. Социалистическая доктрина

Карл Маркс не был автором социализма. Идеал социализма был полностью разработан к тому времени, когда Маркс воспринял социалистическое кредо. К праксиологической концепции социалистической системы, разработанной его предшественниками, ничего нельзя было добавить, и Маркс ничего и не добавил. Не опроверг Маркс и возражения против осуществимости, желательности и полезности социализма, выдвинутые как более ранними авторами, так и его современниками. Он никогда даже не пытался сделать это, полностью осознавая, что ему не удастся добиться в этом успеха. Все, что он сделал в борьбе с критиками социализма, это выдвинул доктрину полилогизма.

Однако услуги, которые Маркс оказал социалистической пропаганде, не ограничивались изобретением полилогизма. Гораздо более важной была его доктрина неизбежности социализма. Маркс жил в эпоху, когда почти всеми разделялась доктрина эволюционного совершенствования мира мелиоризм. Невидимая рука Провидения ведет людей, независимо от их воли, от низших и менее совершенных этапов к высшим и более совершенным. В ходе человеческой истории присутствует неизбежная тенденция к прогрессу и совершенствованию. Каждый последующий этап человеческой истории благодаря тому, что это более поздний этап, является более высокой и лучшей ступенью. В жизни людей нет ничего постоянного, за исключением неистребимого стремления к прогрессу. Гегель, скончавшийся за несколько лет до того, как на сцене появился Маркс, представил эту доктрину в своей захватывающей философии истории, а Ницше, появившийся на сцене, когда с нее сошел Маркс, сделал ее фокусом своих не менее увлекательных работ. Эта доктрина была мифом двух последних столетий.

Маркс соединил социалистическое кредо и доктрину мелиоризма. Наступление социализма неизбежно, и это само по себе доказывает, что социализм является более высоким и более совершенным состоянием человеческих дел, чем преходящее состояние капитализма. Бессмысленно обсуждать аргументы за и против социализма. Социализм обязательно наступит с неумолимостью закона природы[Cм.: Маркс К. Капитал. Т. 1//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 773.]. Только идиоты могут быть столь глупы, чтобы задаваться вопросом, является ли то, что обязательно придет, более полезным, чем то, что ему предшествует. Лишь продажные апологеты несправедливых притязаний эксплуататоров могут нагло искать недостатки в социализме.

Если присваивать эпитет марксист всем, кто разделяет эту доктрину, то мы должны называть марксистами подавляющее большинство наших современников. Эти люди согласны, что приход социализма является и абсолютно неизбежным, и крайне желательным. Волна будущего несет человечество к социализму. Разумеется, они расходятся друг с другом в том, на кого возложить обязанности капитана социалистического государственного корабля. На эту должность есть много кандидатов.

Маркс пытался доказать свое пророчество двояким образом. Прежде всего методом гегелевской диалектики. Капиталистическая частная собственность является первым отрицанием индивидуальной частной собственности и должна породить свое собственное отрицание, а именно установление общественной собственности на средства производства[Там же.]. Для огромного множества последователей Гегеля, наводнивших Германию во времена Маркса, все было проще простого.

Второй метод состоял в демонстрации неудовлетворительности условий, созданных капитализмом. Марксова критика капиталистического способа производства абсолютно неуместна. Даже самые ортодоксальные марксисты не осмелились всерьез поддержать ее центральный тезис, заключающийся в том, что капитализм приводит к прогрессирующему обнищанию наемных рабочих. Но если ради поддержания дискуссии принять все нелепости марксистского анализа капитализма, все равно ничего невозможно извлечь для обоснования двух его тезисов: что социализм обязательно наступит и что он не только лучше, чем капитализм, но и представляет собой самую совершенную систему, осуществление которой наконец обеспечит человеку вечное блаженство в его земной жизни. Все изощренные силлогизмы увесистых томов, опубликованных Марксом, Энгельсом и сотнями марксистов, не способны скрыть того факта, что единственным и исходным источником пророчества Маркса является не внушающее доверия вдохновение, благодаря которому он претендует на то, что он разгадал планы таинственных сил, определяющих ход истории. Подобно Гегелю, Маркс был пророком, передающим людям откровение, сообщенное ему внутренним голосом.

Выдающимся фактом истории социализма между 1848 и 1920 гг. было то, что важнейшая проблема, касающаяся его функционирования, даже не затрагивалась. Марксистское табу клеймило все попытки исследовать экономические проблемы социалистического сообщества как ненаучные. Никто не осмелился переступить через этот запрет. И противниками, и сторонниками социализма по умолчанию предполагалось, что социализм представляет собой осуществимую систему экономической организации человечества. Огромная литература о социализме имела дело только с мнимыми недостатками капитализма и с общим культурным значением социализма. Она никогда не изучала экономическую теорию социализма как таковую.

Кредо социализма покоится на трех догматах:

Первый: общество это всемогущее и всеведущее существо, свободное от человеческих недостатков и слабостей.

Второй: приход социализма неизбежен.

Третий: история представляет собой непрерывный процесс развития от менее совершенных условий к более совершенным условиям, приход социализма желателен.

Для праксиологии и экономической науки единственная проблема, которая должна обсуждаться в связи с социализмом, заключается в следующем: может ли социалистическая система функционировать как система разделения труда?

3. Праксиологический характер социализма

Существенной характеристикой социализма является то, что действует только одна воля. Не играет роли, чья это воля. Руководитель может быть наследным королем или диктатором, правящим благодаря своей харизме, он может быть фюрером или советом фюреров, назначенных путем голосования людей. Только одна воля выбирает, решает, руководит, действует, приказывает. Все остальные просто повинуются распоряжениям и инструкциям. Организация и спланированный порядок заменяют анархию производства и инициативу множества людей. Общественное сотрудничество в условиях разделения труда обеспечивается системой гегемонических связей, в которых руководитель требует беспрекословного повиновения от своих подданных.

Называя руководителя обществом (как марксисты), государством (с заглавной буквы), правительством или властью, люди забывают, что руководителем всегда является человеческое существо, а не абстрактное понятие или мифическое коллективное образование. Можно признать, что руководитель или совет руководителей это люди выдающихся способностей, мудрые и полные добрых намерений. Но ничем, кроме как идиотизмом, нельзя назвать предположение о том, что они всеведущи и непогрешимы.

В праксиологическом анализе проблемы социализма мы не касаемся нравственных и этических качеств руководителя. Не обсуждаем мы и его субъективные оценки и выбор им конечных целей. Мы исследуем лишь вопрос о том, может ли какой-либо смертный человек, имеющий логическую структуру человеческого разума, соответствовать задачам, возложенным на руководителя социалистического общества.

Мы предполагаем, что в распоряжении этого руководителя находится все технологическое знание его времени. Более того, он имеет полный список всех материальных факторов производства, имеющихся в наличии, и реестр всей наличной рабочей силы. В этом отношении толпа экспертов и специалистов, собранных в его канцелярии, обеспечивает его совершенной информацией и правильно отвечает на все вопросы, которые он может им задать. Их многотомные отчеты огромными грудами лежат на его рабочем столе. Вот теперь он может действовать. Из бесконечного разнообразия проектов он должен выбрать такие, чтобы ни одна потребность, которую он считает более насущной, не осталась неудовлетворенной из-за того, что факторы производства, необходимые для ее удовлетворения, использованы для удовлетворения потребностей, которые он считает менее насущными.

Важно уяснить, что эта проблема не имеет ничего общего с оценкой конечных целей. Она относится только к средствам, путем использования которых достигаются избранные конечные цели. Мы предполагаем, что руководитель уже сформулировал свои оценки конечных целей. Мы не подвергаем сомнению его решение. Не поднимаем мы также вопроса о том, одобряют ли люди, его подчиненные, решения своего руководителя. Мы можем предположить ради поддержания дискуссии, что непостижимая сила заставляет всех соглашаться и друг с другом, и с руководителем в оценке конечных целей.

Наша проблема является ключевой и решающей проблемой социализма, чисто экономической проблемой, и как таковая относится просто к средствам, а не к конечным целям.

XXVI. НЕВОЗМОЖНОСТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАСЧЕТА ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ

1. Проблема

Руководитель хочет построить дом. Существует много способов, как это сделать. С точки зрения руководителя каждый из них обладает определенными преимуществами и недостатками относительно использования будущего здания, а также определяет различный срок службы здания; каждый из них требует своего расхода строительных материалов и труда и различных периодов производства. Какой способ должен выбрать руководитель? Он не может свести к общему знаменателю различные статьи материальных и трудовых затрат. Поэтому руководитель не может их сравнить. Он не может присвоить ни времени ожидания (период производства), ни продолжительности срока службы определенного численного выражения. Короче, он не может, сравнивая издержки и выгоды, прибегнуть к помощи действий арифметики. Планы его архитекторов содержат огромное количество натуральных показателей; они относятся к физическим и химическим качествам материалов и физической производительности машин, механизмов и процедур. Но все это не соотнесено друг с другом. Не существует способа установления какой-либо связи между ними.

Представим положение руководителя, столкнувшегося с каким-либо проектом. Ему нужно знать, увеличит ли осуществление данного проекта благосостояние, т.е. добавит ли что-нибудь к имеющемуся богатству, не нанося ущерба удовлетворению потребностей, которые он считает более настоятельными. Но ни один из докладов, которые он получает, не дает ему ключа к решению этой проблемы.

Мы можем ради поддержания дискуссии поначалу пренебречь дилеммами, связанными с набором потребительских благ, которые должны быть произведены. Мы можем предположить, что эта проблема урегулирована. Но существует сбивающее с толку огромное множество благ производственного назначения и бесконечное разнообразие процедур, которые можно использовать для производства конкретных потребительских благ. Необходимо определить наиболее выгодное местоположение каждой отрасли и оптимальный размер каждого завода и каждой единицы оборудования. Нужно определить, какой вид механической энергии следует использовать в каждом из них и какую из множества формул производства этой энергии следует применить. Все эти проблемы ежедневно возникают в тысячах и тысячах случаев. В каждом случае свои особые обстоятельства, которые требуют индивидуального решения, соответствующего этим особым данным. Количество элементов, которые должно учитывать решение руководителя, гораздо больше, чем будет указано в простом технологическом описании наличных товаров производственного назначения на языке физики и химии. Должно быть учтено расположение каждого из них, так же как и срок службы капитальных вложений, сделанных в прошлом для их использования. Руководитель имеет дело не просто с углем как таковым, а с многими тысячами карьеров, уже работающих в разных местах, и с возможностью заложения новых карьеров, с многообразными методами добычи руды в каждом из них, с различными свойствами угля в каждом месторождении, с различными способами использования угля в процессе производства тепла, энергии и огромного количества производных. Можно смело сказать, что современное состояние технологического знания позволяет сделать практически все из всего. Наши предки, например, знали только ограниченное количество способов использования дерева. Дерево можно использовать для производства бумаги, различных текстильных волокон, пищи, лекарств и множества других синтетических продуктов.

Сегодня используются два метода обеспечения крупного города чистой водой. Воду транспортируют на большие расстояния по акведукам (метод, используемый с глубокой древности) либо химически очищают воду, имеющуюся по соседству с городом. Почему воду не синтезируют на фабриках? При современных технологиях все связанные с этим технологические проблемы легко решаемы. Средний человек по своей умственной инерции готов подвергнуть осмеянию подобные проекты за абсолютную глупость. Однако единственная причина, по которой сегодня но, возможно, не завтра на повестке дня не стоит вопроса о синтезе питьевой воды, заключается в том, что экономический расчет в деньгах показывает, что этот метод дороже, чем другие. Исключите экономический расчет, и в вашем распоряжении не останется способа осуществления рационального выбора между различными альтернативными вариантами.

Правда, социалисты возражают, что экономический расчет не является непогрешимым. Они говорят, что иногда капиталисты совершают ошибки в своих расчетах. Разумеется, такое случается и всегда будет случаться, так как любое человеческое действие направлено в будущее, а будущее всегда неясно. Самые тщательно разработанные планы срываются, если не оправдываются ожидания, касающиеся будущего. Однако это совсем другая проблема. Сегодня мы делаем расчеты с точки зрения нашего текущего знания и текущих прогнозов условий будущего. Мы не рассматриваем вопрос о способности руководителя предвосхищать обстоятельства будущего. Мы имеем в виду только то, что руководитель не может производить вычисления, какими бы ни были его текущие субъективные оценки и представления о будущем. Если он сегодня инвестирует в консервную промышленность, может случиться, что изменения потребительских вкусов или гигиенических представлений о полезности консервированной пищи однажды могут превратить его вложения в ошибочные инвестиции. Но как сегодня он может выяснить, каким образом строить и оборудовать консервный завод самым экономичным способом?

Некоторые из железных дорог, построенных на рубеже веков, не были бы построены, если бы в то время люди ожидали такого прогресса автотранспорта и авиации. Но те, кто в то время строил железные дороги, знали, какой из множества альтернативных вариантов осуществления своих планов предпочесть с точки зрения собственных стоимостных оценок и ожиданий, а также рыночных цен того времени, отражавших оценки потребителей. Именно понимания этого не хватает нашему руководителю. Он подобен мореплавателю в открытом море, не знакомому с методами навигации, или средневековому ученому, которому поручили техническую эксплуатацию двигателя локомотива.

Мы предположили, что руководитель уже определился относительно постройки конкретного завода или здания. Однако, чтобы принять подобное решение, он уже нуждается в экономическом расчете. Если должна быть построена гидроэлектростанция, то необходимо знать, будет ли это самым экономичным способом производства требующейся электроэнергии. Как можно узнать об этом, если отсутствует возможность рассчитать затраты и результаты?

Мы можем предположить, что в начальный период своего существования социалистический режим может до некоторой степени положиться на опыт предшествующей эпохи капитализма. Но что делать дальше, когда обстоятельства будут изменяться все сильнее и сильнее? Какую пользу руководителю в 1949 г. могут принести цены 1900 г.? И какую пользу может извлечь руководитель в 1980 г. из знания цен 1949 г.?

Парадокс планирования состоит в том, что оно не может состояться из-за отсутствия экономического расчета. То, что называется плановой экономикой, вообще не является экономикой. Это просто система блуждания в потемках. Здесь не стоит вопроса о рациональном выборе средств для максимально возможного достижения преследуемых целей. То, что называется осознанным планированием, представляет собой как раз устранение осознанной целенаправленной деятельности.

2. Прошлые неудачные попытки понять проблему

На протяжении более чем 100 лет замена свободного предпринимательства социалистическим планированием была основным политическим вопросом. Тысячи и тысячи книг были опубликованы за и против коммунистических планов. Ни один предмет не подвергался такому страстному обсуждению в частных кружках, в прессе, на собраниях, на заседаниях научных обществ, во время избирательных компаний и в парламентах. За дело социализма велись войны и были пролиты реки крови. И на протяжении всех этих лет самый главный вопрос так и не был поднят.

Надо признать, что некоторые выдающиеся экономисты Герман Генрих Госсен, Альберт Шеффле, Вильфредо Парето, Николас Дж. Пирсон, Энрико Бароне касались этой проблемы. Но за исключением Пирсона они не проникли в суть проблемы и никому из них не удалось осознать ее изначальную важность. Не сделали они также попыток соединить ее с теорией человеческой деятельности. Именно эти неудачи помешали людям обратить внимание на их наблюдения. Они были проигнорированы и вскоре преданы забвению.

Было бы серьезной ошибкой обвинять историческую школу и институционализм в пренебрежении самой жизненно важной проблемой человечества. Эти два направления мысли фанатически третировали экономическую теорию, мрачную науку, в интересах своей интервенционистской или социалистической пропаганды. Однако им не удалось полностью подавить экономические исследования. Загадка не в том, почему хулители экономической науки не сумели осознать эту проблему, а в том, почему экономисты допустили тот же промах.

Винить в этом следует две фундаментальные ошибки математической экономической теории. Экономисты математического направления почти исключительно сосредоточены на исследовании того, что они называют экономическим равновесием и статическим состоянием. Использование идеальной конструкции равномерно функционирующей экономики является, как уже отмечалось[См. с. 233237.], необходимым мыслительным инструментом экономического рассуждения. Но считать этот вспомогательный инструмент чем-то большим, чем идеальная конструкция, не видеть того, что она не только не имеет соответствия в реальной действительности, но даже не может быть продумана до своих конечных логических следствий, является фатальной ошибкой. Экономист математического направления, ослепленный предубеждением, что экономическая наука должна строиться по образцу ньютоновской механики и быть доступной для изучения с помощью математических методов, абсолютно неверно истолковывает предмет своих исследований. Теперь он имеет дело не с человеческой деятельностью, а с бездушным механизмом, приводящимся в действие непостижимыми силами, не доступными для дальнейшего анализа. В идеальной конструкции равномерно функционирующей экономики, разумеется, нет места для предпринимательской функции. Таким образом, экономист-математик не включает предпринимателя в свое учение. Он не испытывает необходимости в этом инициаторе и возмутителе спокойствия, никогда не прекращающееся вмешательство которого мешает идеальной системе достигнуть состояния совершенного равновесия и статических условий. Он ненавидит предпринимателя как возмущающий элемент. Цены факторов производства в представлении экономиста-математика определяются пересечением двух кривых, а не человеческой деятельностью.

Более того, рисуя милые его сердцу кривые издержек и цен, экономист-математик не может видеть, что сведение издержек и цен к однородным величинам подразумевает использование общего средства обмена. Таким образом, он создает иллюзию, что исчисление издержек и цен возможно даже в отсутствие общего знаменателя меновых отношений факторов производства.

В результате в работах экономистов математического направления родилась идеальная конструкция социалистического сообщества как осуществимая система сотрудничества на основе разделения труда, как готовая альтернатива экономической системе, основанной на частном управлении средствами производства. Руководитель социалистического сообщества будет в состоянии распределить множество факторов производства рационально, т.е. на основе расчетов. Люди могут иметь одновременно и социалистическую кооперацию на основе разделения труда, и рациональное использование факторов производства. Они вольны принять социализм на вооружение, не отказываясь от экономии в процессе выбора средств. Социализм не требует отказа от рациональности в использовании факторов производства. Он представляет собой разновидность рациональной общественной деятельности.

Очевидное подтверждение этих ошибок виделось в опыте социалистических государств Советской России и нацистской Германии. Люди не отдавали себе отчета в том, что изолированных социалистических систем не существует. Они функционировали в окружении, где еще действовала система цен. Они могли воспользоваться экономическим расчетом на основе цен, установленных за рубежом. Без помощи этих цен их действия были бы бесцельны и беспорядочны. Они имели возможность производить вычисления, вести учет и разрабатывать свои планы, о которых так много говорили, только потому, что они могли ориентироваться на эти цены.

3. Недавние предложения вариантов социалистического экономического расчета

Трактаты социалистов обсуждают все, что угодно, за исключением основной и единственной в своем роде проблемы социализма, а именно проблемы экономического расчета. И лишь с недавних пор социалистические авторы больше не могут оставлять без внимания этот коренной вопрос. Они начали подозревать, что марксистского метода поношения буржуазной экономической науки недостаточно для воплощения социалистической утопии. Они попытались заменить лживую гегелевскую метафизику марксистской доктрины теорией социализма. Они занялись разработкой проекта социалистического экономического расчета. Не было бы никакой нужды разбирать их ложные предложения, если бы не то обстоятельство, что такое исследование дает хорошую возможность оттенить фундаментальные черты как рыночного общества, так и идеальной конструкции нерыночного общества.

Разнообразные предлагаемые проекты можно классифицировать следующим образом:

1. Расчеты в деньгах следует заменить расчетами в натуральных показателях. Этот метод абсолютно бесполезен. Нельзя складывать или вычитать числа различной природы (разнородные количества)[Вряд ли стоило бы даже упоминать об этом предложении, если бы оно не исходило из деятельного и навязчивого кружка логических позитивистов, пылко рекламирующих свою программу единой науки. См. работы главного организатора этой группы Отто Нейрата, который в 1919 г. стоял во главе бюро социализации недолго прожившей Баварской советской республики, в особенности его: Durch die Kriegswirtschaft zur Naturalwirtschaft. M??ь??nich, 1919. P. 216 ff. См. также: Landauer C. Planwirtschaft und Verkehrschaft. M??ь??nich and Leipzig, 1931. P. 222.].

2. Отталкиваясь от трудовой теории стоимости, в качестве единицы вычислений рекомендуется трудо-час. Это предложение не учитывает первичные факторы производства, а также игнорирует различное качество работы, достигаемое в различных трудо-часах одними и теми же и разными людьми.

3. Единицей будет количество полезности. Однако действующий человек не измеряет полезность. Он упорядочивает ее на шкале ранжирования. Рыночные цены выражают не эквивалентность, а расхождение оценок двух участников обмена. Недопустимо игнорировать фундаментальную теорему современной экономической науки, а именно то, что ценность, присваиваемая одной единице запаса n  1 единиц, больше, чем ценность, присваиваемая одной единице запаса, состоящего из n единиц.

4. Расчеты становятся возможны, если организовать искусственный квазирынок. Этот проект будет обсуждаться в параграфе 5 этой главы.

5. Расчеты возможны с помощью дифференциальных уравнений математической каталлактики. Этот проект обсуждается в параграфе 6 этой главы.

6. Расчеты станут излишними, если действовать методом проб и ошибок. Эта идея обсуждается в параграфе 4 этой главы.

4. Метод проб и ошибок

Предприниматели и капиталисты заранее не имеют полной уверенности в том, являются ли их планы наиболее подходящим решением о распределении факторов производства между различными отраслями промышленности. Только позднее, после совершения события опыт показывает, правы или неправы они были в своих инициативах и инвестициях. Применяемый ими метод это метод проб и ошибок. Почему, спрашивают некоторые социалисты, социалистический руководитель не может прибегнуть к такому же методу?

Метод проб и ошибок применим во всех случаях, когда правильность решения можно определить по безошибочным признакам, не зависящим от самого метода проб и ошибок. Если человек теряет свой кошелек, то он может искать его в различных местах. Если он его находит, то он опознает его как свою собственность; успех примененного здесь метода проб и ошибок не подлежит сомнению: человек решил свою проблему. Когда Эрлих искал лекарство от сифилиса, он испробовал сотни медикаментов, пока не нашел то, что искал средство, убивавшее спирохету, не причиняя вреда организму человека. Признаком правильного выбора медикамента номер 606 было то, что он обладал обоими этими качествами, что можно было узнать из лабораторных экспериментов и клинического опыта.

Иное дело, когда единственный признак правильного решения это то, что оно было достигнуто с помощью метода, считающегося подходящим для решения проблемы. Правильность результата умножения двух сомножителей определяется как результат правильного применения процесса, предписываемого арифметикой. Можно пытаться угадать правильный результат методом проб и ошибок. Но здесь метод проб и ошибок никак не заменит действий арифметики. Он будет совершенно бесполезен, если арифметическое действие не обеспечит критерий, отличающий правильное от неправильного.

Если называть предпринимательскую деятельность применением метода проб и ошибок, то не следует забывать, что правильное решение легко опознается как таковое. Оно заключается в появлении избытка доходов над расходами. Прибыль говорит предпринимателю о том, что потребители одобряют его инициативу; убыток свидетельствует об обратном.

Проблема социалистического экономического расчета именно в этом: при отсутствии рыночных цен на факторы производства расчет прибыли и убытков невозможен.

Мы можем предположить, что в социалистическом сообществе существует рынок потребительских товаров и что на этом рынке определяются денежные цены потребительских товаров. Мы можем предположить, что руководитель периодически выделяет каждому определенную сумму денег и продает потребительские товары тем, кто предлагает самые высокие цены. Либо мы также можем предположить, что каждый член общества наделяется различными потребительскими товарами в натуре и что существует возможность обменять эти товары на другие на рынке, где сделки опосредуются общим средством обмена, разновидностью денег. Но отличительной характеристикой социалистической системы является то, что товары производственного назначения контролируются одним органом, от имени которого действует руководитель, что они не покупаются и не продаются и что на них нет никаких цен. Таким образом, не может идти речи о том, чтобы сравнивать затраты и результаты с помощью действий арифметики.

Мы не утверждаем, что капиталистический метод экономического расчета гарантирует абсолютно лучшее решение о распределении факторов производства. Для смертного человека подобное абсолютно совершенное решение любой проблемы недостижимо. Рынок, не подорванный вмешательством сдерживания и принуждения, может привести лишь к наилучшему решению, доступному человеческому разуму при данном состоянии технологического знания и умственных способностей самых проницательных людей своего времени. Как только какой-либо человек обнаруживает расхождение между реальным состоянием производства и более приемлемым[Более приемлемый означает, разумеется, более удовлетворительный с точки зрения потребителей, делающих покупки на рынке.] осуществимым состоянием, мотив извлечения прибыли заставляет его делать все, что в его силах, чтобы реализовать свои планы. Продажа его продукции покажет, прав или не прав он оказался в своих прогнозах. Рынок ежедневно испытывает предпринимателей и устраняет тех, кто не способен выдержать это испытание. Он имеет свойство поручать руководство производством тем людям, которые добились успеха в удовлетворении самых насущных нужд потребителей. Именно в этом важном отношении можно назвать рыночную экономику системой проб и ошибок.

5. Квазирынок

Отличительными чертами социализма являются единство и неделимость воли, руководящей всей производственной деятельностью в общественной системе в целом. Когда социалисты заявляют, что порядок и организация придут на смену анархии производства, сознательная деятельность на смену якобы бесплановости капитализма, подлинное сотрудничество на смену конкуренции, производство ради потребления на смену производства ради прибыли, они всегда имеют в виду замену бесконечного множества планов отдельных потребителей и тех, кто обслуживает желания потребителей, предпринимателей и капиталистов, на исключительную и монопольную власть одного органа. Суть социализма в полном исключении рынка и каталлактической конкуренции. Социалистическая система это система без рынка и рыночных цен на факторы производства и без конкуренции. Она означает неограниченную централизацию и сосредоточение руководства всеми делами в руках одного органа. В составлении единого плана, направляющего всю экономическую деятельность, граждане сотрудничают (если вообще сотрудничают) только в момент избрания руководителя или совета руководителей. В остальном они являются лишь подчиненными, обязанными беспрекословно повиноваться приказам, издаваемым руководителем, и подданными, о благополучии которых заботится руководитель. Все преимущества, приписываемые социалистами социализму, и все блага, ожидаемые от его осуществления, изображаются как неизбежный результат этого абсолютного объединения и централизации.

То, что интеллектуальные лидеры социализма сейчас занимаются разработкой проектов социалистической системы, в которой сохраняются рынок, рыночные цены на факторы производства и каталлактическая конкуренция, представляет собой не что иное, как полное признание правильности и неопровержимости анализа экономистов и уничтожающей критики социалистических планов. Необыкновенно быстрый триумф наглядного доказательства того, что в социалистической системе невозможен никакой экономический расчет, не имеет прецедентов в истории экономической мысли. Социалисты не могут не признать своего окончательного сокрушительного поражения. Они больше не заявляют, что социализм несравненно лучше капитализма, так как устраняет рынки, рыночные цены и конкуренцию. Напротив, сейчас социалисты стремятся оправдать социализм, указывая на то, что эти институты можно сохранить и при социализме. Они разрабатывают планы социализма, в котором присутствуют цены и конкуренция[Разумеется, это относится только к тем социалистам или коммунистам, которые подобно профессорам Г.Д. Дикинсону и Оскару Ланге знакомы с экономической мыслью. Множество тупых интеллектуалов не отказываются от своей суеверной веры в социализм. Суеверия умирают тяжело.].

То, что предлагают неосоциалисты, крайне парадоксально. Они хотят упразднить частное управление средствами производства, рыночный обмен, рыночные цены и конкуренцию. Но в то же самое время неосоциалисты хотят организовать социалистическую утопию таким образом, чтобы люди могли вести себя, как если бы все эти вещи существовали. Они хотят, чтобы люди играли в рынок, как дети играют в войну, железную дорогу или школу. Неосоциалисты не осознают, насколько такая детская игра отличается от реальности, которую она пытается имитировать.

Как говорят неосоциалисты, старые социалисты (т.е. все социалисты до 1920 г.) допускали серьезную ошибку, полагая, что социализм неизбежно требует упразднения рынка и рыночного обмена, и более того, что этот факт отражает суть и отличительное свойство социалистической экономики. Эта идея, как они неохотно признают, абсурдна, а ее реализация приведет к хаосу. Но к счастью, говорят они, существует лучшая модель социализма. Можно обучить управляющих различных производственных единиц руководить делами своих предприятий так же, как они это делали при капитализме. Управляющий корпорацией действует в рыночном обществе не на свой страх и риск, а от имени корпорации, т.е. акционеров. При социализме он будет продолжать работать с такой же внимательностью и осторожностью. Единственная разница будет состоять в том, что плоды его усилий будут обогащать общество в целом, а не акционеров. В остальном он будет делать то же самое, что и раньше: покупать и продавать, нанимать рабочих и платить им зарплату, стараться получить прибыль. Переход от управленческой системы зрелого социализма к управленческой системе планового социалистического сообщества будет происходить плавно. Ничего не изменится, за исключением собственности на вложенный капитал. Общество заменит акционеров, и впредь дивиденды будет присваивать народ. Вот и все.

Главная ошибка этого и всех аналогичных предложений состоит в том, что они смотрят на экономическую проблему с точки зрения подчиненного клерка, мысль которого не простирается дальше второстепенных задач. Они считают структуру промышленного производства и распределение капитала между различными отраслями и производственными единицами жесткой и не учитывают необходимость изменения структуры с целью приведения ее в соответствие с изменившимися обстоятельствами. Они имеют в виду мир, в котором не происходит никаких изменений, а экономическая история достигла своей последней ступени. Они не могут понять, что работа должностных лиц корпорации заключается просто в лояльном выполнении задач, поставленных перед ними их хозяевами акционерами, и что, исполняя полученные приказы, они вынуждены приспосабливаться к структуре рыночных цен, которые в конечном счете определяются факторами, не связанными с управленческими действиями. Действия управляющих, покупка и продажа представляют собой лишь малую долю совокупных рыночных действий. Рынок капиталистического общества выполняет также работу, в результате которой капитальные блага распределяются по различным отраслям промышленности. Предприниматели и капиталисты основывают корпорации и другие фирмы, увеличивают или уменьшают их размеры, разъединяют или соединяют их с другими предприятиями; они покупают и продают акции и облигации уже существующих или новых корпораций; короче говоря, они выполняют все те действия, совокупность которых носит название рынка денег и капитала. Именно эти финансовые сделки промоутеров и спекулянтов указывают производству те направления, в которых оно удовлетворяет самые насущные потребности потребителей наилучшим образом. Именно эти сделки и образуют рынок как таковой. Если их устранить, то не сохранится ни одна часть рынка. То, что останется, будет представлять собой фрагмент, который не сможет существовать сам по себе и функционировать в качестве рынка.

Роль, которую лояльный корпоративный менеджер играет в руководстве предприятием, намного скромнее, чем предполагают авторы этих планов. Ему принадлежит только управленческая функция, вспомогательная помощь, оказываемая им капиталистам и предпринимателям, которая касается только второстепенных задач. Она не может служить заменой предпринимательской функции[Cм. с. 287291.]. Спекулянты, промоутеры, инвесторы и кредиторы, определяя структуру рынка фондовых и товарных бирж, а также денежного рынка, очерчивают область, в пределах которой определенные второстепенные задачи можно доверить решать управляющим. Занимаясь этими задачами, управляющий должен приспосабливать свои действия к структуре рынка, созданного силами, находящимися далеко за пределами управленческих функций.

Наша проблема не относится к управленческой деятельности; она касается распределения капитала между различными отраслями промышленности. Вопрос звучит следующим образом: в каких отраслях производство следует увеличить, а в каких уменьшить; в каких отраслях следует изменить цели производства; какие новые отрасли производства следует создать? В этой связи бесполезно ссылаться на честного корпоративного управляющего и его испытанную эффективность. Тот, кто смешивает предпринимательство и управление, закрывает глаза на экономическую проблему. В трудовых конфликтах сторонами являются не администрация и труд, предпринимательство (или капитал) и работники, получающие либо оклад, либо заработную плату. Капиталистическая система является не управленческой, а предпринимательской системой. Утверждение о том, что распределение факторов производства по различным направлениям не входит в ведение корпоративных управляющих, не умаляет их заслуг.

Никто еще не предположил, что социалистическое сообщество может пригласить промоутеров и спекулянтов, чтобы те продолжили свои спекуляции, а затем отдали свои прибыли в общий котел. Те, кто предлагает квазирынок для социалистической системы, не собираются сохранять фондовые и товарные биржи, торговлю фьючерсами, а также банкиров и кредиторов в качестве квазиинститутов. В спекуляции и инвестиции играть невозможно. Спекулянты и инвесторы ставят на карту собственное богатство и судьбу. Это заставляет их нести ответственность перед потребителями, основными хозяевами капиталистической экономики. Если их освободить от этой ответственности, то это изменит саму их природу. Они больше не будут являться бизнесменами, а будут всего лишь группой людей,  которым руководитель  поручил свою основную  задачу, верховное руководство ведением дел. Тогда они а не номинальный руководитель становятся истинными руководителями и должны решать ту же проблему, которую не смог решить номинальный руководитель: проблему расчета.

Сознавая, что подобная идея будет попросту бессмысленна, защитники программы квазирынка туманно предлагают другой выход. Руководитель должен действовать как банк, выдающий имеющиеся у него средства в кредит тому, кто предлагает самую высокую цену. Эта идея столь же бесплодна.  Все, кто может претендовать на эти средства, в соответствии с социалистическими порядками в обществе не имеют собственности, принадлежащей им лично. Предлагая свою цену, они не сдерживаются никакой финансовой опасностью, угрожающей им лично, если они предложат слишком высокий процент за заемные средства. Они даже не облегчают груз ответственности, возложенной на руководителя. Небезопасность средств, даваемых им взаймы, не ограничивается хотя бы частичной гарантией, которую в кредитных сделках при капитализме обеспечивает собственное состояние заемщика. Все риски ложатся на общество единственного владельца всех имеющихся ресурсов. Если бы руководитель без колебаний выделял средства тем, кто предлагает самую высокую цену, то он просто стимулировал бы безрассудство, беззаботность и чрезмерный оптимизм. Он отрекся бы от власти в пользу наименее порядочных мечтателей и ловкачей. Он должен оставить за собой решение о том, как следует использовать средства общества. Но тогда мы возвращаемся  к тому, с чего начали:  руководитель, направляя производственную деятельность, не пользуется разделением умственного труда, который при капитализме обеспечивает практический метод для экономического расчета[Cм.: Мизес Л. Социализм. С. 9396; Hayek. Individualism and Economic Order. Chicago, 1948. P. 119208; Hoff T.J.B. Economic Calculation in the Socialist Society. London, 1949. P. 129 ff.].

Использование средств производства может контролироваться либо частными владельцами, либо общественным аппаратом сдерживания и принуждения. В первом случае существуют рынок, рыночные цены на факторы производства, и экономический расчет возможен. Во втором случае все это отсутствует. Бесполезно тешить себя надеждой, что органы коллективной экономики будут вездесущи и всеведущи[Cм.: Dickinson H.D. Economic of Socialism.Oxford, 1939. P. 191.]. В рамках праксиологии мы имеем дело с действиями не вездесущего и всеведущего божества, а людей, наделенных лишь человеческим разумом. Этот разум не может планировать без экономического расчета.

Социалистическая система с рынком и рыночными ценами внутренне противоречива как понятие треугольного квадрата. Производство направляется либо преследующими прибыль бизнесменами, либо решениями руководителя, наделенного верховной и исключительной властью. Производятся либо вещи, от продажи которых предприниматели ожидают максимальной прибыли, либо вещи, которые желает произвести руководитель. Вопрос стоит так: кто должен быть хозяином потребитель или руководитель? Кому должно принадлежать право окончательного решения о том, должен ли конкретный запас факторов производства использоваться для производства потребительского товара а или потребительского товара b? Этот вопрос не допускает уклончивого ответа. Ответ должен быть прямым и недвусмысленным[Анализ программы корпоративного государства см. с. 766770.].

6. Дифференциальные уравнения математической экономической теории

Чтобы по достоинству оценить идею, что дифференциальные уравнения математической экономической теории можно использовать в социалистическом экономическом расчете, мы должны вспомнить, что в действительности означают эти уравнения.

Разрабатывая идеальную конструкцию равномерно функционирующей экономики, мы предположили, что все факторы производства используются таким образом, что каждый из них оказывает наиболее высоко оцениваемые услуги из тех, что он фактически может оказать. Никакое дальнейшее изменение направлений использования любого из этих факторов не может улучшить состояние удовлетворения потребностей в существующих условиях. Эта ситуация, в которой невозможно прибегнуть ни к какому изменению размещения факторов производства, описывается системой дифференциальных уравнений. Однако эти уравнения не дают никакой информации о человеческих действиях, посредством которых достигается гипотетическое состояние равновесия. Они говорят только о следующем: если в состоянии статического равновесия m единиц а используются для производства р, а n единиц а для производства q, то никакие дальнейшие изменения пропорций использования имеющихся в нашем распоряжении единиц а не смогут привести к приращению удовлетворения потребностей. (Даже если мы предположим, что а совершенно делимо и будем считать единицу а бесконечно малой величиной, будет серьезной ошибкой утверждать, что предельная полезность а одинакова в обоих вариантах использования.)

Состояние равновесия идеальная конструкция в чистом виде. В изменяющемся мире ее невозможно реализовать. Она отличается от сегодняшнего состояния так же, как и от любого другого осуществимого положения дел.

В рыночной экономике именно предпринимательская деятельность постоянно перетасовывает меновые отношения и распределение факторов производства. Предприимчивый человек обнаруживает расхождение между ценами на комплиментарные факторы производства и ожидаемыми им будущими ценами на продукцию и пытается воспользоваться этой разницей для своей выгоды. Разумеется, будущая цена, которую он имеет в виду, не является гипотетической равновесной ценой. Ни один действующий субъект не имеет никакого отношения к равновесию и равновесным ценам; эти понятия чужды реальной жизни и деятельности; они являются вспомогательными инструментами праксиологического рассуждения, у которого нет других интеллектуальных способов постижения безостановочной неугомонности деятельности, кроме как противопоставить ее понятию абсолютного покоя. Для рассуждения теоретика каждое изменение является шагом вперед по дороге, которая при условии, что не появляется новых исходных данных, в конечном счете ведет к состоянию равновесия. Ни теоретики, ни капиталисты и предприниматели, ни потребители не в состоянии на основании знания существующего положения дел сформировать мнение о величине равновесной цены. Но в этом мнении нет никакой необходимости. К переменам и нововведениям человека побуждает не призрак равновесных цен, а ожидание определенных значений цен на ограниченное количество изделий на дату планируемой продажи. Начиная реализацию определенного проекта, предприниматель имеет в виду только первый шаг преобразований, которые приведут к состоянию равновесия, при условии, что не произойдет никаких других изменений в начальных данных, кроме тех, которые стимулируются его проектом.

Но для применения уравнений, описывающих состояние равновесия, требуется знание о последовательности расположения ценностей потребительских товаров в состоянии равновесия. Эта градация является одним из элементов этих уравнений, которые предполагаются известными. Однако руководителю известны только его текущие оценки, а не его шкала ценности в гипотетическом состоянии равновесия. Предположим, что он полагает, что относительно его текущих оценок распределение факторов производства является неудовлетворительным и желает их изменить. Но он ничего не знает о том, каковы будут его оценки в тот момент, когда равновесие будет достигнуто. Эти оценки будут отражать обстоятельства, сложившиеся в результате успешных изменений в производстве, провозглашенных им самим.

Обозначим сегодняшний день через D¹, а день, когда установится равновесие, через Dⁿ. Согласно этому мы назовем следующие величины, соответствующие этим двум дням: шкала ценности благ первого порядка V¹ и Vⁿ, совокупное предложение[Предложение это совокупный запас, в котором все наличное предложение конкретизировано по классам и количествам. Каждый класс охватывает только такие статьи, которые имеют в каком-либо отношении (например, в том числе относительно их место- расположения) одинаковую важность для удовлетворения потребности.] первичных факторов производства О¹ и Оⁿ, совокупное предложение всех произведенных факторов производства P¹ и Pⁿ, сумму О¹ + Р¹ как М¹, а сумму Оⁿ + Рⁿ как Мⁿ. Наконец, обозначим состояние технологического знания через Т¹ и Тⁿ. Для решения уравнения требуется знание Vⁿ, Оⁿ + Рⁿ = Мⁿ и Тⁿ. Но сегодня мы знаем только V¹, О¹ + Р¹ = М¹ и Т¹.

Недопустимо предполагать, что значения этих величин для D¹ равны значениям для Dⁿ, потому что состояния равновесия нельзя будет достигнуть, если произойдут дальнейшие изменения начальных данных. Отсутствие дальнейших изменений в начальных данных, что является необходимым условием для установления равновесия, касается только таких изменений, которые могут помешать приведению обстоятельств в соответствие с действием тех элементов, которые уже действуют сегодня. Система не может достигнуть состояния равновесия, если новые элементы, проникающие извне, отклоняют ее от тех траекторий, которые ведут ее к установлению равновесия<$FРазумеется, мы можем допустить, что T¹ равняется Тⁿ, если мы готовы предположить, что технологическое знание достигло своей конечной стадии.>. Однако пока равновесие еще не достигнуто, система находится в постоянном движении, которое вносит изменения в исходные данные. Движение к установлению равновесия, не прерываемое возникновением каких-либо изменений в исходных данных, приходящих извне, само по себе представляет собой последовательное изменение исходных данных.

Пусть Р¹ является набором величин, которые не соответствуют сегодняшним оценкам. Он является результатом действий, которые направлялись прошлыми оценками и располагали технологическими знаниями и информацией о наличных ресурсах первичных факторов производства, отличающихся от настоящего состояния. Одной из причин того, почему система не находится в равновесии, является как раз тот факт, что Р¹ не приведено в соответствие с условиями сегодняшнего дня. С одной стороны, существуют заводы, инструменты и запасы других факторов производства, которые не существовали бы в условиях равновесия, а с другой стороны, для того, чтобы установилось равновесие, необходимо произвести другие заводы, инструменты и запасы. Равновесие возникнет только тогда, когда эти возмущающие части Р¹, насколько их еще можно использовать, будут изношены и заменены тем, что соответствует состоянию остальных синхронных данных, а именно V, O и T. Действующему субъекту необходимо знать не положение дел в условиях равновесия, а информацию о самых подходящих методах преобразования путем последовательных шагов P¹ в Pⁿ. Относительно этой задачи уравнения бесполезны.

С этими проблемами нельзя справиться, просто устранив P и положившись только на О. В самом деле, способ использования первичных факторов производства однозначно определяет количество и качество произведенных факторов производства, промежуточных продуктов. Но информация, которую можно получить таким путем, относится только к условиям равновесия. Она ничего не сообщает нам о методах и процедурах, которые следует использовать для достижения равновесия. Сегодня мы сталкиваемся с запасом Р¹, который отличается от состояния равновесия. Мы должны принимать во внимание реальное состояние, т.е. P¹, а не гипотетические условия Рⁿ.

Гипотетическое состояние равновесия появится, когда все методы производства будут приведены в соответствие с оценками действующих субъектов и с состоянием технологического знания. Тогда можно будет работать в самом подходящем месте с помощью самых подходящих технологий. Сегодняшняя экономика совсем иная. Она работает с другими средствами, которые не соответствуют равновесному состоянию и которые нельзя учесть в системе уравнений, описывающих это состояние в математических символах. Знание обстоятельств, которые будут существовать в условиях равновесия, бесполезно для руководителя, которому приходится действовать в существующих обстоятельствах. Все, что он должен узнать, это как наиболее экономичным образом распорядиться средствами, имеющимися у него сегодня, которые являются наследием эпохи, характеризовавшейся другими оценками, другим технологическим знанием и другой информацией о проблемах месторасположения. Он должен знать, какой следующий шаг ему совершить. Здесь уравнения ничем не могут помочь.

Предположим, что изолированной страной, экономические условия которой соответствуют условиям Центральной Европы в середине XIX в., правит диктатор, хорошо знакомый с американской технологией наших дней. У этого руководителя в целом сложилось представление о том, к каким целям он должен вести экономику страны, вверенной его попечению. Несмотря на это даже исчерпывающее знание условий сегодняшней Америки не принесет ему никакой пользы для решения проблемы последовательного, шаг за шагом преобразования, самым подходящим и целесообразным путем, данной экономической системы в целевую систему.

Даже если ради поддержания дискуссии мы предположим, что вдохновение свыше позволит руководителю без помощи экономического расчета решить все проблемы, связанные с наиболее выгодной организацией всех видов производственной деятельности, и что точный образ конечной цели, к достижению которой он должен стремиться, имеется в его голове, все равно остаются важные проблемы, которые нельзя решить без экономического расчета, поскольку задача руководителя не начинать с самого начала цивилизации и не открывать экономическую историю на голом месте. Элементы, с помощью которых он должен действовать, это не только естественные ресурсы, не тронутые прежде. Это и капитальные блага, произведенные в прошлом и не адаптируемые или не полностью адаптируемые для использования в новых проектах. Именно в этих предметах материальной культуры, произведенных в обстоятельствах, которые характеризовались оценками, технологическим знанием и многими другими вещами, отличающимися от характеристик дня сегодняшнего, воплощено наше богатство. Их структура, качество, количество и расположение имеют первостепенную важность при выборе всех последующих экономических действий. Некоторые из них могут быть абсолютно непригодны для любого вида дальнейшего использования; они должны оставаться неиспользуемыми мощностями. Но большая их часть должна использоваться, если только мы не хотим начать все заново с крайней нищеты и лишений первобытного человека и хотим выжить в период, отделяющий нас от того дня, когда перестройка производственного аппарата в соответствии с новыми планами будет завершена. Руководитель не может просто возвести новое здание, не заботясь о своих подданных на протяжении периода ожидания. Он должен постараться максимально использовать каждую часть уже имеющихся капитальных благ.

Не только технократы, но и социалисты всех оттенков постоянно повторяют, что реализация их честолюбивых планов обеспечивается огромным богатством, накопленным до этого. И в то же время они игнорируют тот факт, что это богатство в значительной степени состоит из капитальных благ, произведенных в прошлом и более или менее устаревших с точки зрения наших сегодняшних оценок и технологического знания. По их представлениям, единственная цель производства состоит в том, чтобы преобразовать производственный аппарат таким образом, чтобы сделать жизнь более изобильной для последующих поколений. Современники для них являются просто потерянным поколением, людьми, основная цель которых должна состоять в том, чтобы трудиться ради будущего. Однако реальные люди совсем другие. Они хотят не только создавать лучший мир, в котором будут жить их внуки, но и сами наслаждаться жизнью. Они хотят наиболее эффективным способом использовать те капитальные блага, которые имеются сейчас. Они стремятся к лучшему будущему, но хотят достичь этой цели самым экономичным образом. Осуществление этого желания не может обойтись без экономического расчета.

Считать, что состояние равновесия можно вычислить посредством математических действий на основе знания условий неравновесного состояния, было бы серьезной ошибкой. Не менее ошибочно было бы считать, что такое знание условий гипотетического состояния равновесия может принести какую-либо пользу человеку в его поиске наилучшего из возможных решений проблем, с которыми он сталкивается в своем каждодневном выборе и деятельности. Поэтому нет необходимости специально подчеркивать, что вымышленные цифры уравнений, которые каждый должен решать каждый день заново, чтобы на практике использовать этот метод, лишают смысла всю эту затею, даже если она и была разумной заменой экономическому расчету рынка[По поводу этой алгебраической проблемы см.: Pareto. Manuel d'??й??conomie politique. 2nd ed. Paris, 1927. P. 233 f.; Hayek. Collectivist Economic Planning. London, 1935. P. 207214. Поэтому создание электронных вычислительных машин не оказывает никакого влияния на нашу проблему.].