|
||
Свободная миграция и «общественная собственность»Для либерала свобода миграции заканчивается там же, где и свобода слова. 03.03.2007, Вадим Новиков
Каждый человек имеет право свободно передвигаться и высказываться на принадлежащей лично ему территории и свободно использовать для этого принадлежащее ему имущество. При этом, очевидно, не должно существовать установленного законом права свободного перемещения по чужим квартирам или свободного высказывания при помощи чужих письменных принадлежностей или радиоканалов – для этого требуется согласие их собственников. Таким образом, для потенциального мигранта принцип состоит в последовательном различении своего и чужого, невзирая на то, идет ли речь о личной собственности, собственности корпорации или о так называемой «общественной собственности» (улицах, дорогах). Право нахождения на чужой территории не является естественным и неотчуждаемым правом человека, оно может приобретаться и теряться в зависимости от решения собственников. Однако каким принципом руководствоваться, если ты сам и есть собственник территории – владелец квартиры или комнаты в комуналке, хозяин клуба или магазина, гражданин страны? Сложность в том, что поиски этого принципа ведут за пределы либеральной идеологии – либерализм не является учением о том, как «правильно» распоряжаться своим имуществом. Даже в самом простом случае – случае с единственным владельцем квартиры – едва ли мы могли бы сказать что-то более конкретное, чем то, что как полный запрет на вход посторонних, так и разрешение свободного входа для каждого являются крайностями и, следовательно, нужны какие-то критерии, которые позволяли бы допускать одних и отказывать другим. Все знают, что обычно определяющим критерием в этом деле является вкус – нравится или не нравится конкретный человек – и уважают право других следоваться своему вкусу. Возьмем теперь коммунальную квартиру. Если бы мы попытались представить, что требуют нормы добрососедства применительно к приглашению гостей, то, скорее всего, решили бы, что каждый хозяин комнаты волен приглашать любого человека в соответствии со своим вкусом, но взамен должен нести перед соседями ответственность за приглашенных и их возможные проступки – чинить поломанное, чаще мыть полы в прихожей и т.д. Именно отсутствие при таком подходе необходимости разбираться с приглашенными и дает соседям возможность не подходить к ним избирательно. Совсем другое дело – клуб. Именно избирательность делает клуб ценным, собирая для общения людей со сходными взглядами на жизнь, интересами, стилем одежды и т.д. Аналогично, ценность женской раздевалки связана с тем, что в ней нет места мужчинам; ценность использования АТС-1 определяется тем, что с обычного телефона на «вертушку» не позвонить. Понятно, что как и соседи в коммунальной квартире, создатели клуба могут договориться об очень разных правилах допуска на свою территорию в зависимости от того, в чем специфика данного клуба. Что же касается магазина, то, как правило, вход на его территорию свободен для каждого прохожего. Причина в том, что магазин в отличие от перечисленного ранее является не «местом для жизни», а «местом для ведения дел», где массовость посещения является одним из факторов успеха дела. Сложность вопроса о миграции в масштабах страны состоит в том, что у людей есть очень разные представления о природе национального государства и, при этом, встает вопрос о принятии единого для всех решения. Для кого-то государство это «общий дом нации» или клуб и тогда «чужим здесь не место»; для кого-то – коммунальная квартира, где каждый должен быть волен приглашать кого угодно пока улаживает вопросы с соседями; для кого-то – большой рынок, где новые люди – это новые работники и новые покупатели, хотя, конечно же, и новые конкуренты. Ни одно из этих решений не более и не менее либерально, чем любое другое – вопрос о том, как именно распряжаться общей собственностью лежит за пределами либерализма: это предмет договора, а не идеологии. Так, высказанное в статье Г.-Г. Хоппе «Свободная торговля и ограниченная иммиграция» предположение о том, что подобный договор был бы схож с нормами жизни в рассмотренной ранее коммунальной квартире, имеет столько же права на жизнь, как и предположение Л. Мизеса, что при проведении последовательной либеральной политики, например, в Австралии не было бы трудностей «от того, что в некоторых частях континента большинство составляют японцы, а в других частях – англичане». Однако каким бы мы ни представили этот общественный договор между частными собственниками, которые решили объединиться в государство, он не имеет отношения к фактически существующим государствам – они возникли иным, не столь добровольным, образом. Аналогично, ссылка на то, что люди в принципе могли бы разрешить избиение друг друга (как это принято в боксе), не имеет отношения к тому, как должны вести себя люди в отсутствие подобного договора. Последнее определяется тем, какое закрепление прав за индивидом мы считаем нормальным, а какое – заслуживающим того, чтобы оговоривать его отдельно. Применительно к проблеме миграции право индивида свободно приглашать к себе гостей выглядит намного более убедительным кандидатом на «норму», чем «регламентация посещений». Причем, с учетом открытых по всей стране дверей магазинов, приглашением потенциально обладают не только владельцы формального приглашения на конкретное лицо, но и любой въезжающий в страну. Таким образом, либерализм в принципе совместим даже с абсолютной закрытостью страны для иммигрантов. Тем не менее, есть основания полагать, что что на уровне крупных и разнородных образований, какими являтся большинство государств, следующей духу либерализм нормой является, наоборот, абсолютная открытость для миграции в сочетании с признанием безусловного права граждан отказывать в доступе в принадлежащие им помещения любым лицам, не исключая, разумеется, и мигрантов. |
Московский Либертариум, 1994-2020 |